Force of Intent - Castaneda 12

Карлос Кастанэда - "ОТДЕЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ"

Предисловие

7
Десять лет назад мне посчастливилось встретить индейца Яки с севера-запада Мексики. Я звал его "Дон Хуан". На испанском слово - Дон - используется, чтобы показать уважение. Я познакомился с Дон Хуаном при самых благоприятных обстоятельствах. Я сидел со своим другом Бил в автобусном депо приграничного города в Аризоне, мы были очень спокойны. В конце дня летняя жара казалась невыносимой. Вдруг он нагнулся и постучал меня по плечу.
"Там человек, о котором я тебе говорил," сказал я тихим голосом. Он незаметно кивнул в сторону входа. Только что вошёл старик.
"Что ты говорил мне о нём?" спросил я.
"Он - индеец, кто знает о peyote. Помнишь?"
Я вспомнил, что Бил и я однажды весь день ездили, искали дом эксценричного мексиканского индейца, кто жил в том районе. Мы не нашли дом этого человека и у меня осталось чувство, что индейцы, которых мы спрашивали направление, нарочно указывали нам не туда. Бил сказал мне, что мужчина был "yerbero", человек, который собирает и продаёт медицинские травы, и что он много знал о наркотическом кактусе - peyote. Он также сказал, что мне стоит его встретить. Бил был моим гидом на юго-западе, пока я собирал информацию и образцы медицинских трав, используемых индейцами той местности. Бил встал и пошёл поприветствовать человека. Индеец был среднего роста, его волосы были белыми и короткими, и немного наростали его уши, подчёркивая округлость его головы. Его кожа была очень тёмной и глубокие морщины на лице выдавали его возраст, хотя его тело казалось сильным и здоровым.
8-9
Какой-то момент я наблюдал за ним. Он двигался такой лёгкостью, которую я не мог ожидать от старика. Бил посигналил мне присоединиться к ним.
"Он - хороший парень," сказал Бил мне. "Хотя я не могу его понять. Его испанский - странный, полон сельских выражений, полагаю."
Старик посмотрел на Била и улыбнулся. И Бил, кто знает только несколько слов по-испански, произнёс абсурдную фразу на том языке. Он посмотрел на меня, как-
будто спрашивая, есть ли какой-то смысл в его словах, но я не знал, что он имел ввиду; тогда он застенчиво улыбнулся и отошёл. Старик посмотрел на меня и начал смеяться. Я объяснил ему, что мой друг иногда забывает, что он не говорит по-испански.
"Я думаю, что он также забыл нас представить друг другу," сказал я и назвал своё имя.
"А я - Хуан Матус, в вашем распоряжении," ответил он. Мы пожали руки и помолчали немного. Я нарушил молчание и рассказал ему о моей поездке, что я ищу любую информацию по растениям, в особенности - peyote. Я говорил как одержимый долгое время, и хотя я почти на знал, о чём говорил, я всё-таки сказал, что много знаю о peyote. Я подумал, что если я блесну перед ним своими знаниями, ему будет интересно поговорить со мной. Но он ничего не сказал, хотя терпеливо слушал. Потом он медленно кивнул и уставился на меня. Его глаза казалось, светились своим собственным светом. Я избегал его взгляда и чувствовал себя смущённым. Я был уверен, что в тот момент он знал, что я нёс чепуху.
"Приходи ко мне домой как-нибудь," наконец сказал он, отводя свои глаза от меня. "Наверно, мы сможем поговорить там без напряжения." Я не знал, что ещё добавить, чувствуя себя в неловком положении. Через некоторое время Бил вернулся в комнату. Он увидел мою неловкость и не сказал ни слова. Мы трое сохраняли гробовое молчание. Потом старик встал, его автобус подошёл, он попрощался.
"Всё не так хорошо прошло, не так ли?" спросил Бил.
"Нет."
"Ты спросил его о растениях?"
"Да, спрашивал, но я думаю, что всё испортил."
"Я говорил тебе, что он - эксцентрик. Местные индейцы его знают, однако они никогда не упоминают его имени. И это - что-то."
"Хотя он сказал, что я могу зайти к нему домой."
"Он тебе морочил голову. Думаю, что ты можешь пойти к нему домой, но что это значит? Он никогда ничего тебе не скажет. Если ты когда-нибудь спросишь его что-нибудь, он не одобрит, как-будто ты - идиот, болтаешь всякую ересь."
Бил убедительно добавил, что он встречал таких людей раньше, людей, которые создают впечатление, что много знают. По его мнению, с такими людьми, сказал он, не стоит связываться. Рано или поздно можно получить ту же информацию от кого-то ещё, кто не притворялся неприступным. Он сказал, что у него не было ни терпения, ни времени для старых чудаков, что возможно старик только представил себя, как разбирающегося в травах, когда на самом деле он знал так же мало, как и любой другой. Бил продолжал говорить, но я не слушал: мой ум продолжал удивляться на старого индейца. Он знал, что я старался произвести впечатление.
Я вспомнил его глаза: они реально горели.

Через пару месяцев я вернулся, чтобы его увидеть, не столько как студент антропологии, заинтересованный медицинскими травами, а как человек неуёмного, необъяснимого любопытства. Как он посмотрел на меня, было чрезвычайным событием в моей жизни. Мне хотелось знать, что таил этот взгляд, это стало почти одержимостью для меня. Я думал об этом, и чем больше, тем более необычным мне это казалось. Дон Хуан и я стали друзьями, и целый год я много раз посетил его. Я нашёл его манеру очень ободряющей и его чувство юмора - великолепным; но прежде всего, я чувствовал молчаливое постоянство в его действиях, постоянство, которое просто изумляло меня. Я чувствовал странное удовольствие от его компании и, в то же время, я испытывал странное неудобство. Просто его присуствие заставило меня полностью пересмотреть мои модели поведения. Наверно меня воспитали, как и всех, быть готовым принимать человека слабым и, в сущности, постоянно ошибающимся созданием. Что впечатляло меня в Дон Хуане, был тот факт, что он не выглядел слабым и беспомощным, и просто быть рядом с ним вызывало неудачное сравнение между его стилем поведения и моим.
10-11
Наверно одно из самых впечатляющих заявлений он мне выдал в то время, было его озабоченность с нашей внутренней разницей. Как-то, до одного из моих визитов, я чувствовал себя таким несчастным из-за курса моего жизненного пути и из-за ряда личных конфликтов, которые у меня были. Когда я прибыл к нему домой, у меня было плохое настроение и я нервничал. Мы говорили о моём интересе к знаниям; но, как обычно, мы были на разной волне. Я ссылался на академические знания, которые абстрактно поднимаются над испытаниями, тогда как он говорил непосредственно о знаниях мира.
"Ты что-нибудь знаешь о мире вокруг тебя?" спросил он.
"Я знаю много вещей," ответил я.
"Я имею ввиду: ты когда-нибудь чувствуешь мир вокруг себя?"
"Я настолько чувствую мир вокруг себя, насколько могу."
"Этого недостаточно. Ты должен чувствовать всё, иначе мир теряет свой смысл." Я начал классический спор, что мне не нужно получать электрический шок, чтобы знать, что такое электричество. "У тебя это выглядит глупым," сказал он. "Как я смотрю на это: ты хочешь придерживаться своих взглядов, несмотря на то, что они ничего тебе не приносят; ты хочешь оставаться неизменным, даже в ущерб своего благополучия."
"Я не понимаю, о чём ты говоришь."
"Я говорю о том, что ты - неполный, в тебе нет покоя." Это заявление меня раздражало, я чувствовал себя оскорблённым. Я подумал, что он явно не имел права критиковать мои действия или мою личность. "Ты - по уши в проблемах," ответил он. "Почему?"
"Я просто человек, Дон Хуан," брюзгливо ответил я. Я сделал это заявление с тем же настроем, как мой отец бывало говорил. Когда бы он не произносил - он только человек - он намекал, что был слабым и беспомощным, и его слова, как и мои, были полны чувства беспредельного отчаяния. Дон Хуан уставился на меня, как в тот день, когда мы впервые встретились.
"Ты думаешь о себе слишком много," сказал он и улыбнулся. "И это даёт тебе странную усталость, которая заставляет тебя закрыть мир вокруг себя и не отступать от своих возражений. Поэтому то, что у тебя остаётся, это - проблемы. Я тоже только человек, но я это не имею ввиду, как ты имеешь ввиду."
"Как ты имеешь это ввиду?"
"Я победил свои проблемы в борьбе. Плохо, что моя жизнь такая короткая, что я не могу ухватиться за все вещи, за которые хотелось бы. Но это не суть; просто жалко." Мне понравился тон его заявления. В нём не было отчаяния или жалости к себе.
В 1961, годом позже нашей первой встречи, Дон Хуан доверился мне и сказал, что обладает секретными знаниями медицинских трав, что он - "brujo". Испанское слово "brujo" может быть представлено в английском как Колдун, лекарь, знахарь. С того момента наши отношения изменились; я стал его учеником и следующие
4 года он отважился учить меня тайнам Колдовства. Я написал об этой учёбе в книге "Учения Дон Хуана": Яки - путь Знания. Наш разговор состоялся на испанском, и, благодаря прекрасному знанию Дон Хуаном этого языка, я получил детальные объяснения замысловатости его системы верований. Я относился к этой сложной и хорошо распланированной части Знаний, как к Колдовству, и к нему, как к Колдуну, потому что те категории он сам использовал в обычных разговорах. Однако в ситуациях более серьёзных разъяснений, он мог использовать термин "знание", чтобы распределить по категориям колдовство и "человек знания" или "тот, кто знает" и Колдуна. Чтобы научить и подкрепить свои Знания, Дон Хуан использовал три хорошо известных наркотических растения: peyote, Lophophora williamasii, jimson weed, Datura inoxia; и вид грибов, принадлежащих - genus Psylocebe. Через отдельное проглатывание каждого из этих наркотиков, он вызывал во мне, как в своём ученике, некоторые необычные состояния или изменённое сознание, которое я называл "состояния необычной реальности".

12-13
Я использовал слово "реальность", потому что это было главное верование в системе верований Дон Хуана, что состояния сознания, полученные приёмом любого из этих трёх растений, не были галлюцинациями, а конкретными, хотя и неординарными сторонами реальности Ежедневной жизни. Дон Хуан рассматривал эти состояния неординарной реальности не как к "как-будто" они были реальны, а как к реальным. Классифицировать эти растения, как наркотики, а состояния, которые они создают, как неординарная реальность, это конечно, мой собственный механизм. Дон Хуан рассматривал и объяснял растения как транспорт, который поведёт мужчину к определённым беспристрастным силам или "могуществу" и к состояниям, которые они производят, вроде "встреч", которые Колдунам приходиться иметь с тем "могуществом", чтобы приобрести контроль над ним. Он называл peyote "Mescalito" и объяснял его, как прекрасный учитель и защитник мужчин. "Mescalito" учил "как правильно жить". Рeyote обычно проглатывался на собраниях Колдунов, называемых "mitotes", где участники собирались специально для урока - "как правильно жить". Дон Хуан считал jimson weed и грибы - силой другого рода. Он называл их "allies" (союзники) и говорил, что они были способны быть манипулированными; Колдун реально добывал свою силу, манипулируя союзника. Из обоих он предпочитал грибы. Он утверждал, что сила, содержащаяся в грибых, была его личным союзником, и он называл его "smoke" или "little smoke". Процедура Дон Хуана - использовать грибы, заключалась в том, чтобы дать им высохнуть в мелкую пудру внутри маленького сосуда. Он хранил сосуд запечатанным - год и затем смешивал тонкую пудру с пятью другими сухими растениями и изготавливал смесь для курения в трубке. Чтобы стать Человеком Знаний, придёться "встретиться" с союзником как можно больше раз; нужно ознакомиться с ним. Это верование конечно состояло в том, что приходилось курить эту наркотическую смесь довольно часто. Процесс "курения" состоял в проглатывании тонкой грибной пудры, которая не сжигалась, и вдыхать дым других пяти растений, которые составляли смесь. Дон Хуан объяснял глубокий эффект, который имели грибы на одну из способностей восприятия, как "союзник убирает тело человека". Метод обучения Дон Хуана требовал экстра-
ординарного усилия со стороны обучаемого. Собственно говоря, необходимая степень участия была настолько непосильной, что под конец 1965 мне пришлось отстраниться от обучения, тренировок. Сейчас я могу сказать, с перспективой в пять лет, которые прошли, что в какой-то момент Учения Дон Хуана начали создавать серьёзную угрозу моей "идее мира". Я начал терять уверенность, которую все мы имеем, что реальность Повседневной Жизни - это то, что мы можем принимать как должное. Во время моего отсуствия, я был убеждён, что моё решение было окончательным; я больше никогда не хотел видеть Дон Хуана. Однако, в апреле 1968 года, ранняя копия моей книги была доступной мне и я был вынужден показать её ему. Я посетил его. Наша связь - учитель-ученик была мистически возобновлена и я могу сказать, что по этому случаю, я начал второй цикл обучения, очень отличающийся от первого. Мой страх не был таким глубоким, как в прошлом. Тотальный настрой Учений Дон Хуана был более расслабляющим. Он смеялся и много смешил меня. Похоже, с его стороны было явное намерение сократить до минимума всю серьёзность Учений. Он паясничал во время самых решающих моментов этого второго цикла, и таким образом, помогло мне преодолеть испытания, которые могли легко стать навязчивыми. Его убеждением было то, что лёгкое, но ответственное расположение духа было необходимо, чтобы выдержать удары и необычность Знаний, которым он меня учил.
"Причина, почему ты испугался и бросил, в том, что ты чувствовал себя чертовски важным," произнёс он, объясняя моё долгое отсуствие. "Чувство важности делает человека тяжёлым, неуклюжим, показным и тщеславным. Чтобы быть человеком Знаний, нужно быть лёгким и гибким."
Во втором цикле моей учёбы особым интересом у Дон Хуана было - научить меня "ВИДЕТЬ". Вероятно, в его системе Знаний была возможность сделать разницу между "смотреть" и "ВИДЕТЬ", КАК ДВА РАЗНЫХ СПОСОБА ВОСПРИНИМАТЬ. "Смотреть" имелось ввиду обычныч способом, которым мы привыкли воспринимать мир.

14-15
Тогда как "ВИДЕТЬ" заключал в себе очень сложный процесс, с помощью которого человек Знаний воспринимает "сущность" вещей в мире. Чтобы представить множество элементов в сложной аражировке этого учебного процесса в читаемой форме, я сжал длинные секции вопросов и ответов, и, таким образом,
я отредактировал мои первые записи. Однако, это моё мнение, что в этот момент моя презентация никак не может уменьшить значение учений Дон Хуана. Целью редактирования было заставить мои записи течь, как протекает разговор, так, чтобы они имели воздействие, которого я хотел; точнее, я хотел с помощью репортажа передать читателю драму и прямоту ситуации. Каждую секцию, которую я назвал частью, была сессией с Дон Хуаном. Как правило, он всегда резко заканчивал наши сессии; таким образом, драматический тон в конце каждой части - это - не мой собственный литературный приём, это был приём, соответствующий устной, словесной традиции Дон Хуана. Он казался механизмом, который помогал мне удерживать эмоциональное содержание и важность уроков. Однако, нужны определённые объяснения, чтобы сделать мой репортаж убедительным, так как его понимание зависит от разъяснения ряда ключевых понятий, которые я хочу подчеркнуть. Этот выбор ударения гармоничный с моим интересом в социальных науках. Совершенно возможно, что другой человек с другими целями и ожиданиями, выделит понятия, совершенно отличающиеся от тех, которые я сам выбрал. Во время второго цикла учёбы, Дон Хуан подчеркнул, что использование курительной смеси было необходимым приготовлением к "ВИДЕНИЮ". Поэтому мне пришлось использовать это как можно чаще.
"Только курение может дать тебе необходимую скорость поймать проблеск - мимолётное впечатление-картину того, быстро исчезающего, мира," сказал он.
С помощью наркотической смеси, он вызывал во мне серию состояний необычной реальности. Главная черта таких состояний, в отношении того, что Дон Хуан, казалось, делал, было условие "отсуствие применения". То, что я воспринимал в тех состояниях изменённого сознания, было непостижимым и невозможным описать с помщью нашего повседневного способа понимать мир...Дон Хуан использовал это условие неприменяемости состояний неординарной реальности, чтобы представить серию новых единиц значения. Единицами значения были все отдельные элементы, относящиеся к знаниям, которым Дон Хуан пытался меня учить. Я называл их единицы значений, потому что они были базовым, простейшим скоплением в слитную массу воспринимаемой информации и их интерпретации, на которых более сложное значение было сконструировано. Примером такой единицы является состояние, в котором понимался физиологический эффект наркотической смеси. Она производила онемение и потерю моторного контроля, который означал в системе Дон Хуана, как действие, производимое дымом, которым, в этом случае, был союзник, чтобы "убрать физическое тело практиканта". Единицы значения были сгрупированы вместе особым путём, и каждый созданный блок формировал то, что я называл "осмысленная интерпретация". Неудивительно, что существует бесконечное число возможных смысловых интерпретаций, относящихся к Колдовству, которые Колдун должен научиться создавать. В нашей повседневной жизни мы перед лицом бесконечного числа чувствительных интерпретаций, относящихся к Колдовству. Простой пример...структура, называемая "комнатой"...комната - смысловая интерпретация , потому что она требует в тот момент, когда мы её создаём, мы осознаём все элементы, которые входят в её композцию. Система осмысленной интерпретации это, другими словами, процесс, с помощью которого практикант осознаёт все единицы значения, необходимые сделать логические заключения, предсказания, отбор и т.д., о всех ситуациях, относящихся к его действию. Под практикантом я имею ввиду участника, кто имеет достаточные знаний всех, или почти всех единиц значения, включёных в его систему осмысленной интерпретации. Дон Хуан был практиком; он был Колдуном, кто знал все шаги своего Колдовства.
16-17
Как практик, он пытался сделать его систему осмысленной интерпретации, понятной мне. Такое понимание, в этом случае, было равно процессу перестроеной социализации, в котором изучались новые методы интерпретировать воспринимаемую информацию. Я был "незнакомец", тот, у кого не хватало способности делать умные и подходящие интерпретации единиц значения, относящиеся к Колдовству. Заданием Дон Хуана, как практика, делающего его систему понятной мне, было разрушить особую уверенность, которую я разделял со всеми остальными, уверенность, что наши, имеющие смысл, взгляды на мир были окончательными.
С использованием наркотических растений и с хорошо управляемыми контактами между чужеродной системой и мной, ему удалось указать мне, что мои взгляды на мир не могут быть окончательными, потому что это - только интерпретация. Для американского индейца, возможно тысячи лет, смутный феноменон, который мы называем Колдовством, был серьёзной, настоящей практикой, сравнимой с нашей наукой. Наша трудность, в понимании этого, несомненно исходит из чужеродных единиц значения, с которыми Колдовство имеет дело. Дон Хуан однажды сказал мне, что человек Знаний имеет склонности, предпочтения.
Я попросил его объяснить это.
"Моя склонность это - ВИДЕТЬ," сказал он.
"Что ты этим хочешь сказать?"
"Я люблю ВИДЕТЬ, так как только с помощью ВИДЕНИЯ человек Знаний может знать." сказал он.
"Какие вещи ты ВИДИШЬ?"
"Всё."
"Но я тоже всё вижу, но я не человек Знаний."
"Нет, ты не ВИДИШЬ."
"Я думаю, я вижу."
"Говорю тебе: ты не ВИДИШЬ."
"Почему ты так говоришь, Дон Хуан?"
"Ты только смотришь на поверхность вещей."
"Ты имеешь ввиду, что каждый человек Знаний реально ВИДИТ сквозь всё, на что смотрит?"
"Нет. Это не то что я имею ввиду. Я сказал, что человек Знаний имеет свои склонности; мои - это - просто ВИДЕТЬ и ЗНАТЬ; у других - другие вещи."
"Какие другие вещи, например?"
"Возьмём к примеру Sacateca, он - человек Знаний и его склонность танцевать. Он танцует и УЗНАЁТ."
"Склонность человека Знаний - это то, что он делает, чтобы ЗНАТЬ?"
"Да, это - правильно."
"Но как может танец помогать Sacateca ЗНАТЬ?"
"Можно сказать, что Sacateca танцует со всем, что имеет."
"Он танцует, как я танцую? Я имею ввиду обычные танцы?"
"Скажем, что он танцует, как я ВИЖУ, а не как ты можешь танцевать."
"Он тоже ВИДИТ, как ты ВИДИШЬ?"
"Да, но он также танцует."
"Как Sacateca танцует?"
"Это трудно объяснить. Это - странная манера танцевать как он, когда он хочет ЗНАТЬ. И всё, что я могу об этом сказать, это то, что пока ты не поймёшь приёмы человека, кто ЗНАЕТ, невозможно говорить о ТАНЦЕ и о ВИДЕНИИ."
"Ты видел его танцующим?"
"Да. Однако, это - невозможно для каждого, кто смотрит на его танец, ВИДЕТЬ, что это его странный способ ЗНАТЬ."
Я знал Sacateca, или по крайней мере, я знал, кем он был. Мы встречались и однажды я купил ему пива. Он был очень вежливый и сказал мне, что я могу придти к нему домой в любое время. Я долгое время вынашивал идею посетить его, но не говорил Дон Хуану.
В мае 1962 года, днём, я подъехал к дому Sacateca; он дал мне детали, как попасть туда, и у меня не было проблем найти дом. Он был на углу и обнесён забором. Ворота были закрыты. Я обошёл его, чтобы видеть, смогу ли я попасть внутрь дома. Он казался покинутым.
"Дон Элиас," громко позвал я. Куры испугались и разбежались с кудахтаньем. Небольшая собака подошла к забору и я думал она залает на меня; вместо этого, она просто села, смотря на меня. Я позвал опять и куры снова закудахтали.

18-19
Старая женщина вышла из дома, я попросил её позвать Дон Элиас.
"Его здесь нет," сказала она.
"Где я мог бы его найти?"
"Он - в полях."
"Где в полях?"
"Я не знаю. Приходи в конце дня, он будет здесь около пяти."
"Вы жена Элиас?"
"Да. Я его жена," сказала она и улыбнулась. Я пытался распросить её о Sacateca, но она извинилась и сказала, что не говорит хорошо по испански. Я сел в машину и уехал. Вернулся назад около шести, подъехал к двери и крикнул имя Sacateca, в этот раз он сам вышел из дома. Я включил свой магнитофон, свисающий с моего плеча, который выглядел как камера в своём коричневом футляре. Он похоже, узнал меня.
"О, это ты, как Хуан?" сказал он, улыбаясь.
"Он - прекрасно. Но как ты, Дон Элиас?"
"Он не ответил и казался нервозным. Внешне он держал себя под контролем, но я чувствовал, что он был страшно расстроен."
"Это Хуан послал тебя сюда по какому-то делу?"
"Нет. Я сам пришёл сюда."
"С какой стати?" Его вопрос казалось, открыл, очень даже настоящее удивление.
"Я просто хотел поговорить с тобой," сказал я, надеясь выглядеть беспечным. "Дон Хуан рассказал мне невероятные вещи о тебе, мне стало любопытно и я хотел задать тебе несколько вопросов." Sacateca стоял передо мной. Его тело было худощавым, гибким и крепким. На нём были штаны и рубашка защитного цвета.
Его глаза были наполовину закрыты; он казался, спящим или наверно пьян. Его рот был немного открыт, а нижняя губа висела. Я заметил, что он глубоко дышал
и похоже, почти храпел. Мне в голову пришла мысль, что Sacateca несомненно был не в своём уме. Но эта мысль казалась не очень подходящей, так как только несколько минут назад, когда он вышел из дома, он был живым, проворным и осознавал моё присуствие.
"О чём ты хочешь говорить?" наконец он сказал. Его голос был уставшим; выглядело так, как-будто его слова тащились одно за другим. Я чувствовал себя очень неудобно. Чувствовалось так, как-будто его усталость была заразительной и тащила меня за собой.
"Ни о чём особенно," ответил я. "Я просто пришёл поболтать с тобой по дружески. Ты однажды пригласил меня придти к тебе."
"Но это не то же самое сейчас."
"Почему не то же самое?"
"Разве ты не говоришь с Дон Хуаном?"
"Да, разговариваю."
"Тогда что ты хочешь от меня?"
"Я думал, может быть я смогу задать тебе несколько вопросов?"
"Спроси Дон Хуана, разве он не учит тебя?"
"Да, учит, но всё же, мне хотелось бы спросить тебя о том, что он учит меня, и иметь твоё мнение. Так я смогу знать, что делать."
"Почему ты хочешь так делать? Разве ты не веришь Дон Хуану?"
"Я верю."
"Тогда почему ты не попросишь его сказать тебе то, что ты хочешь знать?"
"Я спрашиваю и он говорит мне. Но если ты тоже можешь сказать мне о том, чему меня учит Дон Хуан, то может я лучше всё пойму."
"Хуан может сказать тебе всё, он один может это сделать, разве ты это не понимаешь?"
"Понимаю, но я люблю разговаривать с людьми как ты, Дон Элиас. Нельзя найти человека Знаний каждый день."
"Хуан - человек Знаний."
"Я это знаю."
"Тогда почему ты разговариваешь со мной?"
"Я уже сказал, я пришёл, чтобы быть друзьями."
"Нет, не для этого.Что-то не то с тобой в этот раз."
Я хотел объяснить себе и всё, что я мог делать, это невнятно бормотать. Sacateca ничего не сказал, он казалось, внимательно слушал. Его глаза снова наполовину закрылись, но я чувствовал, что он уставился на меня.
20-21
Он кивал почти незаметно, затем его веки открылись и я увидел его глаза. Он казалось смотрел мимо меня. Он беспечно постучал по полу кончиком своей правой ноги, сзади своей левой пятки. Его ноги были слегка согнуты аркой, руки болтались по сторонам. Потом он поднял правую руку, его рука была открыта, ладонь повёрнута перпендикулярно земле; пальцы были вытянуты и указывали на меня. Он дал своей руке изогнуться пару раз, прежде чем он поднёс её на мой уровень.
На мгновенье он удержал её в этом положении, потом сказал мне несколько слов. Его голос был очень чистым, и всё же слова тянулись. Через момент он уронил свою руку на сторону и остался неподвижным, приняв странное положение. Он стоял, опираясь на подошву левой ноги. Его правая нога скрестилась сзади пятки левой ноги и он ритмично и мягко постукивал по полу кончиком правой ноги, я чувствовал открытое негодование, форма беспокойства. Мои мысли казались несвязными, бессмысленными и не имющими оношение к тому, что происходило. Я заметил своё неудобство и попробовал отогнать свои мысли назад в ситуацию настоящего, но я не смог, несмотря на огромные усилия. Было ощущение, что какая-то сила удерживала меня от фокуксирования или обдумывания подходящих мыслей. Sacateca не сказал ни слова и я не знал, что ещё сказать или сделать. Совершенно механически, я повернулся и ушёл. Позднее, я почувствовал желание рассказать Дон Хуану о моей встрече с Sacateca. Дон Хуан закатился смехом.
"Что реально произошло там?"
"Sacateca танцевал! Он ВИДЕЛ тебя, затем он танцевал," сказал Дон Хуан.
"Что он сделал со мной? Я очень замёрз и у меня кружилась голова."
"Наверно ты ему не понравился и он остановил тебя, бросив слово в тебя."
"Как он смог это сделать?" воскликнул я поражённый.
"Очень просто: он остановил тебя своей волей."
"Что ты сказал?"
"Он остановил тебя своей волей!"
Объяснение не удовлетворяло. Его заявление звучало как абра-кадабра для меня. Я пытался попробовать его дальше, но он так и не смог объяснить событие, чтобы меня это удовлетворило. Явно то событие или любое событие, которое случается внутри этой чужеродной системы осмысленной интерпретации, может быть объяснено или понято только терминами единиц значения, подходящими этой системе. Поэтому эта работа - репортаж и должен быть прочитан как репортаж.

Часть 1 - Предварительная подготовка к ВИДЕНИЮ

25
2 апреля 1968. Дон Хуан на момент посмотрел на меня и совсем, похоже, не удивился увидеть меня, хотя прошло больше 2х лет с тех пор, как я последний раз посещал его. Он положил свою руку на моё плечо, мягко улыбнулся и сказал, что я выгляжу по другому, что я стал толстым и мягким. Я привёз ему копию моей книги. Без всяких церемоний, я вытащил её из моего портфеля и передал её ему.
"Это книга о тебе, Дон Хуан," сказал я. Он взял её и полистал, как-будто это была колода карт. Ему понравился зелёный цвет на обложке и высота книги.
Он попробовал ладонями обложку, перевернул книгу пару раз и потом отдал мне её обратно. Я почувствовал огромный прилив гордости.
"Я хочу, чтобы ты оставил её себе," сказал я. Он покачал головой и молча рассмеялся.
"Лучше не надо," сказал он и потом добавил с улыбкой. "Ты ведь знаешь, что мы делаем с бумагой в Мексике." Я замеялся и подумал, что его щепотка иронии была восхитительна. Мы сидели на скамейке в парке маленького городка в горном районе Центральной Мексики. У меня не было никакой возможности дать ему знать о моём намерении навестить его, но я был уверен, что я его найду и я нашёл. Я ждал совсем недолго в том городе, прежде чем Дон Хуан спустился с гор и
я нашёл его на рынке у прилавка одного из его друзей.

26-27
Дон Хуан сказал мне по деловому, что я появился как раз вовремя, чтобы отвезти его обратно в Сонору, мы сидели и ждали своего друга, индейца Mazatec, с кем он жил. Мы ждали его 3 часа и разговаривали о разных, не таких важных, вещах, и к концу дня, как раз перед тем как пришёл его друг, я рассказал ему о некоторых событиях, которые я увидел за несколько дней до этого. Во время моей поездки увидеть его, сломалась моя машина на окраинах города и мне пришлось остаться на 3 дня в городе, пока её не отремонтируют в гараже. Был мотель через дорогу от гаража, но окраины городов всегда действовали депрессивно на меня, поэтому я нашёл комнату в современном восьми-этажном отеле в центре города.

Мальчик-слуга сказал мне, что в отеле есть ресторан, и когда я спустился вниз поесть, то нашёл столы в стороне от прохода. Аранжировка была довольно привлекательна на углу улицы под низкими кирпичными модерными арками. Наружи было прохладно и были свободные столы, и всё же я предпочёл сидеть внутри, в духоте. Войдя, я заметил, что группа ребят-чистильщиков обуви сидела на краю тротуара перед рестораном, и я был уверен, что они будут к нему приставать, если я займу один из столиков снаружи. Там, где я сидел, я мог видеть группу ребят через стеклянное окно. Пара молодых мужчин заняла стол и ребята сразу же окружили их, предлагая почистить их туфли. Молодые люди отказались и я удивился увидеть, что ребята не настаивали и ушли назад сесть на край тротуара.

Через некоторое время трое мужчин в деловых костюмах встали и ушли, ребята побежали к их столу и начали доедать остатки; через несколько секунд тарелки были чистыми. То же самое произошло с остатками на всех других столах. Я заметил, что дети соблюдали порядок; если они проливали воду, то вытирали её своей тряпкой для туфлей. Я также заметил тщательность их хищных процедур. Они даже съедали ледяные кубики, оставленные в стаканах с водой и дольки лимона из чая с кожурой и всем остальным. Они абсолютно ничего не оставляли. За время, пока я оставался в отеле, я выяснил, что между хозяином ресторана и
детьми было согласие: детям разрешалось находиться в ресторане, чтобы заработать немного денег от клиентов, и им также разрешалось съедать остатки, при условии, что они не будут надоедать посетителям и ничего не разобьют. Их было одиннадцать ребят возрастом от 5 до 12; однако самый старший держал дистанцию от остальной группы. Они нарочно исключили его из группы, дразня его песенкой, что у него уже были волосы на половом органе и он был слишком старым среди них. После 3х дней наблюдения как они действовали как хищники из-за ничтожных остатков, я стал подавленным и оставил тот город, чувствуя, что для тех детей нет надежды, чей мир был уже сформирован их борьбой за крошки изо дня в день.
"Ты жалеешь их?"
"Естественно," сказал я.
"Почему?"
"Потому что я волнуюсь за благополучие моих товарищей-мужчин. Те дети и их мир - уродливы и дёшевы."
"Подожди! Подожди! Как ты можешь говорить, что их мир уродливый и дешёвый?" сказал Дон Хуан, передразнивая моё заявление.
"Ты думаешь, что ты лучше, не так ли?" сказал я, он спросил меня почему; и я сказал ему, что по сравнению с миром тех детей, мой мир был несравненно более разнообразным и богатый опытом и возможностями к собственному удовлетворению и развитию. Смех Дон Хуана был искренним и дружественным. Он сказал, что я не был осторожным с тем, что несу, что я понятия не имел о богатстве и возможностей мира тех детей. Я подумал, что Дон Хуан был просто упрям. Я реально думал, что он придерживается противоположного мнения просто, чтобы разозлить меня. Я искренне верил, что те дети не имели ни малейшего шанса для интеллектуального развития. Я отспаривал свою точку зрения ещё какое-то время и затем Дон Хуан спросил меня напрямую.
"Разве ты однажды не сказал мне, что по твоему мнению, самое большое достижение человека было стать человеком Знаний?"
28-29
Я сказал это и повторил это опять, что по-моему, стать человеком Знаний было одним из величайших интеллектуальных достижений.
"Ты думаешь, что твой очень богатый мир когда-нибудь поможет тебе стать человеком Знаний?" спросил меня Дон Хуан с привкусом сарказма. Я не ответил и тогда он повторил свой вопрос другими словами, вещь, которую я всегда делал с ним, когда я думал, что он не понимает. "Другими словами," сказал он, широко улыбаясь, явно понимая, что я вижу его игру, "может твоя свобода и возможности помочь тебе стать человеком Знаний?"
"Нет!" с эмоцией высказался я.
"Тогда как ты можешь жалеть тех детей?" сказал он серьёзно. "Любой из них может стать человеком Знаний. Всех людей Знания, которых я знаю, были детьми как те, которых ты видел, съедающих остатки и облизывающих столы." Спор с Дон Хуаном оставил во мне неприятное ощущение. Я больше не чувствовал жалости к тем непривилегированным детям, потому что они не имели достаточно еды, а потому что в моём представлении их мир уже проклял их быть интеллектуально неподходящими. И всё-таки, по мнению Дон Хуана, любой из них может достигнуть то, что я верил, было вершиной человеческого интеллектуального достижения,
цель - стать человеком Знаний. Моя причина - жалеть их - была неподходящей. Дон Хуан аккуратно прижал меня к стенке.
"Наверно ты прав," сказал я. "Но как можно избежать искреннее желание помочь нашим мужчинам?"
"Как, ты думаешь, можно помочь им?"
"Облегчив их груз. Самое малое, что можно сделать для наших мужчин, это - попробовать изменить их. Ты сам занимаешься этим, не так ли?"
"Нет, я это не делаю. Я не знаю, что менять или почему менять что-то в моих друзьях-мужчинах."
"А как насчёт меня, Дон Хуан? Разве ты не учишь меня, чтобы я мог поменяться?"
""Нет. Я не стараюсь поменять тебя. Это может случиться, что однажды ты можешь стать человеком Знаний - это невозможно знать - но это не изменит тебя. Когда-нибудь возможно ты сможешь увидеть людей в другом виде и тогда ты поймёшь, что невозможно в них ничего поменять."
"Какой это другой способ ВИДЕТЬ людей, Дон Хуан?"
"Мужчины выглядят по другому, когда ты ВИДИШЬ. Маленький Дымок (наркотичекие травы) поможет тебе ВИДЕТЬ людей в виде Волокон Солнечного Света."
"Волокна Света?"
"Да. Волокна - как белая паутина. Очень тонкие нити, которые циркулируют от головы к пупку. Таким образом человек выглядит как Яйцо белых, циркулирующих Волокон. Его руки и ноги похожи на светящиеся белые, жёсткие волосы, разбросанные в разных направлениях."
"Это все так выглядят?"
"Все. Кроме этого, каждый человек связан со всем остальным, хотя и не через его руки, а через связку длинных Волокон, которые отходят от центра его живота.
Те Волокна присоединяют человека к его окружающему миру; они сохраняют его баланс; они дают ему стабильность. Поэтому, если ты сможешь ВИДЕТЬ когда-
нибудь человека как Светящееся Яйцо, неважно нищий он или король. И невозможно ничего поменять или скорее: что можно поменять в том Светящемся Яйце?
Что?"

30-31
Мой визит к Дон Хуану начал новый цикл. Проблем не было, чтобы снова попасть в мою старую струю и получать удовольствие от его чувства драмы, его юмора
и его терпения со мной. Я явно чувствовал, что мне придёться навещать его чаще. Не видеть Дон Хуана, и в самом деле было великой потерей для меня; помимо этого, мне хотелось обсудить с ним, особо интересную для меня, вещь. После того, как я закончил книгу о его учениях, я начал пересматривать те записи, которые я не использовал. Я много выбросил, потому что моей целью были состояния неординарной реальности. Просматривая мои старые записи, я пришёл к заключению, что опытный Колдун может вызвать в своём ученике особую серию восприятий, манипулируя "социальные настроения"...по моему, нужен был лидер, чтобы внести необходимое восприятие. И как особый случай, я взял к примеру случай с колдовскими peyote (наркотическое растение)-встречами.
Я участвовал в дебатах на тех встречах, где Колдуны достигали соглашения о природе действительности, без всякого видимого обменя словами или знаками.
И моим заключением было, что очень продуманный код применялся участниками, чтобы прибыть к такому соглашению. Я сформировал сложную систему, объясняющую код и процедуры так, чтобы по возвращению к Дон Хуану, спросить его личное мнение и совет насчёт моей работы.
21 мая 1968
Ничего особенного не случилось во время моей поездки к Дон Хуану. В пустыне было очень жарко и совсем не комфортно. Жара уменьшилась в конце дня и вначале вечера уже был прохладный бриз, когда я прибыл к нему домой. Я не был очень уставшим, мы сели в его комнате поговорить. Я чувствовал себя комфортно и отдохнувшим, поэтому мы говорили часами. Это не было разговором, который я хотел бы записать; я реально не пытался быть глубокомысленным или стараться придавать всему огромное значение; мы говорили о погоде, об урожае, о его внуке, об индейцах Яки и о мексиканском правительстве. Я сказал Дон Хуану о том, как мне нравилось чарующее ощущение разговора в темноте. Он сказал, что моё заявление сочеталось с моей болтливой натурой; что мне легче болтать в темноте, потому что болтать было единственной вещью, которую я мог делать в тот момент, пока сидел. Я спорил, что это было больше, чем просто болтать, что я получал удовольствие. Я сказал, что мне нравилась теплота темноты вокруг нас. Он спросил меня, что я делал дома, когда темнело. Я сказал, что
я неизменно включал свет или выходил на освещённую улицу, пока не приходило время ложиться спать.
"Оо!" сказал он, не веря. "Я подумал, что ты научился использовать темноту."
"Для чего её можно использовать?" спросил я. Он сказал, что темнота - он назвал её - "темнотой дня" - была лучшим временем, чтобы ВИДЕТЬ. Он как-то странно подчеркнул слово ВИДЕТЬ. Мне хотелось знать, что он этим имел ввиду, но он сказал, что было слишком поздно говорить об этом в тот момент.
22 мая 1968
Как только я утром проснулся, и без всяких церемоний сказал Дон Хуану, что я разработал систему, чтобы объяснить то, что произошло на peyote-встрече (mitote),
я взял свои записи и прочёл ему то, что написал. Он терпеливо слушал, пока я пытался объяснить свой план. Я верил в то, что был необходим невидимый лидер, чтобы подсказывать участникам, чтобы они могли придти к подходящему согласию. Я указал, что люди посещают mitote, ища присуствие Mescalito и его уроков о том, как правильно жить; и что те участники никогда не обмениваются между собой ни словом, ни жестом.
32-33
Однако они согласны в отношении присуствия Mescalito и его особого урока. По крайней мере, это было то, что они явно делали на встречах-mitotes, которые
я посетил; они согласились, что Mescalito являлся им индивидуально и давал им урок. На моём личном опыте я нашёл, что форма индивидуального визита Mescalito и его последующий урок были поразительно однородны, однако различались содержанием от человека к человеку. Я не мог объяснить эту однородность, кроме как результат, еле уловимой и сложной, системы сигналов. Это взяло мне почти 2 часа прочесть и объяснить Дон Хуану систему, которую
я сконструировал. Я закончил говорить, умоляя его сказать мне своими словами, какими точно были процедуры для достижения согласования. Когда я закончил,
он нахмурился. Я подумал, что он должено быть нашёл моё объяснение вызывающим; он, похоже, был в глубоком раздумье. После значительного молчания,
я спросил его, что он думал о моей идее. Мой вопрос заставил его сменить нахмуренное выражение на улыбку и затем на громоподобный хохот. Я тоже старался засмеяться и нервозно спросил, что было смешного.
"Ты - не в своём уме!" воскликнул он. "Почему кто-то должен беспокоиться о подсказках, сигналах в такое важное время как mitote? Ты думаешь, что кто-нибудь когда-нибудь играет с Mescalito?" на момент я подумал, что ему моя идея не ясна, он реально не ответил на мой вопрос. "Зачем нужно кому-то намекать, подсказывать?" упрямо спрашивал Дон Хуан. "Ты был на встречах-mitotes. Следовательно ты знаешь, что никто не говорил тебе как чувствовать или что делать, никто кроме самого Mescalito." Я настаивал, что такое объяснение не было возможным и умолял его снова сказать мне, как согласованность была достигнута.
"Я знаю, почему ты пришёл," сказал Дон Хуан мистическим тоном. "Я не могу помочь тебе в твоём стремлении, потому что системы сигналов не существует."
"Но как могут все те люди быть согласны в присуствии Mescalito?"
"Они согласны, потому что они ВИДЯТ," с драматизмом высказался Дон Хуан, и затем, как бы невзначай, добавил, "Почему бы тебе не посетить mitote ещё раз и не убедиться самому?" Я почувствовал ловушку и ничего не сказал, но отложил мои записи в сторону. Он не настаивал и немного позже он попросил меня, отвезти его к дому одного из его друзей. Мы провели большую часть дня там. Во время разговора его друг Джон спросил меня, во что вылился мой интерес в peyote. Джон снабдил peyote для моего первого испытания почти 8 лет назад. Я не знал, что ему ответить. Дон Хуан пришёл мне на помощь и сказал Джону, что со мной всё хорошо. На обратном пути к дому Дон Хуана, я чувствовал себя обязанным прокомментировать на вопрос Джона и сказал, среди всего прочего, что у меня больше нет желания изучать peyote, потому что для этого требуется храбрость, которой у меня не было; и что я это реально имел ввиду, когда сказал, что бросаю. Дон Хуан улыбнулся и ничего не сказал, а я продолжал говорить, пока мы не вошли в дом. Мы сели на чистое место перед дверью. Был тёплый, ясный день и достаточно ветерка в конце дня, чтобы сделать его приятным. "Почему ты выступаешь так упорно?" вдруг спросил Дон Хуан. "Сколько лет ты говорил, что ты больше не хочешь учиться?"
"Три."
"Почему ты к этому так эмоционально настроен?"
"Я чувствую, что тебя предаю, Дон Хуан. Я думаю, вот почему я постоянно об этом говорю."
"Ты меня не предаёшь."
"Я подвёл тебя и сбежал. Я чувствую поражение."
"Делай, что ты можешь. Помимо этого, ты ещё не поражён. То, чему мне приходиться учить тебя, очень сложно. Я, например, нашёл это наверно даже труднее, чем ты."
"Но ты продолжал это, Дон Хуан. В моём случае - по другому. Я бросил и я пришёл увидеть тебя, не потому что я хочу учиться, а только потому что я хотел попросить тебя, разобраться в моей работе." Дон Хуан посмотрел на меня и затем отвернулся.

34-35
"Ты должен позволить Дымку снова вести тебя," сказал он убеждённо.
"Нет, Дон Хуан, я больше не могу использовать твой Дымок. Я думаю, что истощил себя."
"Ты ещё не начинал."
"Я очень боюсь."
"Значит, ты боишься. Нет ничего нового в страхе. Не думай о нём, думай о Чуде ВИДЕНИЯ !"
"Я искренне хотел бы думать о тех чудесах, но я не могу. Когда я думаю о твоём Дымке, я чувствую как Темнота надвигается на меня. Это как-будто, больше нет людей на Земле, некому обратиться. Твой Дымок показал мне настоящее одиночество, Дон Хуан."
"Это - неправда, возьми меня к примеру. Дымок - мой союзник и я не чувствую такое одиночество."
"Ты - другой; ты преодолел свой страх."
Дон Хуан мягко похлопал меня по плечу. "Ты не боишься," сказал он тихо. Его голос выдал странное обвинение.
"Я лгу насчёт моего страха, Дон Хуан?"
"Меня не интересует ложь," сказал он серьёзно. "Меня интересует кое-что ещё. Причина, почему ты не хочешь учиться, не в том, что ты боишься. Это - что-то ещё."
Я неистово убеждал его, сказать мне, что это было. Я умолял его, но он ничего не сказал; он только покачал головой, как бы не веря, что я не знаю. Я сказал ему, что наверно, это была вялость, которая не давала мне учиться. Он хотел знать значение слова "инерция". Я прочёл ему из моего словаря: "склонность вещества оставаться без действия. Если на отдыхе или если двигается, то продолжать двигаться в том же направлении, если не влияет какая-нибудь внешняя сила."
"Если не влияет какая-нибудь внешняя сила," повторил он. "Это, пожалуй, самое лучшее выражение ты нашёл. Я уже говорил тебе: только безумный возьмётся за такую задачу, как - стать человеком Знаний по собственному желанию. Трезвый на голову, человек должен быть обманут, чтобы этим заниматься."
"Я уверен, что масса людей с удовольствием возьмёт на себя это задание," сказал я.
"Да, но те не считаются. Они обычно ломаются. Они как сосуды, которые выглядят красиво с внешней стороны и всё же они протекают, как только ты надавишь на них или нальёшь в них воды. Однажды мне пришлось заманить тебя учиться, точно также как мой учитель заманил меня. Иначе ты бы не изучил так много. Наверно наступило время манипулировать тебя снова."
Манипуляция, на которую он ссылался, была одним из самых критических факторов моей учёбы. Она происходила годы до этого, однако в моей памяти она была такой же живой, как-будто это только что случилось. С помощью очень искусных манипуляций Дон Хуан однажды заставил меня войти в прямую и ужасающую конфронтацию с женщиной, известную как Колдунья. Стычка повлекла за собой глубокую враждебность с её стороны. Дон Хуан использовал мой страх женщин, как толчок к продолжению моей учёбы, требуя, чтобы я больше вникал в Колдовство, чтобы защитить себя от её колдовских нападок. Конечный результат его манипуляций был настолько убедительным, что я искренне почувствовал, что другого выхода у меня нет, как изучить как можно больше, если я хочу остаться в живых.
"Если ты планируешь снова напугать меня той женщиной, я просто назад не вернусь," сказал я.

Смех Дон Хуана был очень весёлым. "Не волнуйся," сказал он доверительно. "Трюки со страхом на тебе больше не работают. Ты больше не боишься. Но если нужно, ты можешь быть одурачен, где бы ты не был; тебе для этого не обязательно здесь быть." Он заложил руки за голову и лёг спать. Я работал над записями ещё пару часов, пока он не проснулся; стало почти темно. Заметив, что я писал, он сел прямо и улыбнувшись, спросил меня, выписал ли я свою проблему.
23 мая 1968
Мы разговаривали об Оксаке. Я рассказал Дон Хуану, как однажды я прибыл в этот город в день, когда был открыт рынок.

36-37
День, когда группы индейцев из всего района прибывают в город продать продукты и всякого рода безделушки. Я писал, что мне особенно был интересен человек, кто продавал медицинские травы. Он носил деревянный ранец, в котором он держал несколько небольших банок с сухими, измельчёнными растениями. Он стоял посреди улицы, держа одну банку и крича очень странную песенку. Я слушал его долгое время. Формат песенки состоял в перечислении длинного списка болезней человека, для которых, как он утверждал, у него имеется лекарство; приём, приминяемый им, чтобы придать ритм своей песенке, была пауза после произношения группы из 4х. Дон Хуан сказал, что этот человек тоже продавал травы на рынке в Оксаке, когда Дон Хуан был ещё молод. Он сказал, что всё ещё помнит его тон продавца и он прокричал его мне. Он сказал, что вместе с его другом Vicente он делал смеси медицинских трав.

"Те смеси действительно были прекрасными," сказал Дон Хуан. "Мой друг Vicente бывало изготавливал невероятные экстракты из растений."
Я сказал Дон Хуану, что однажды, во время моей поездки в Мексику, я встретил его друга Vicente. Дон Хуан, похоже, был удивлён и хотел знать больше об этом.
Я ехал через Durango в тот момент и вспомнил, что Дон Хуан однажды сказал мне, что я должен навестить его друга, кто там живёт. Я поискал и нашёл его, разговаривал с ним какое-то время. Перед моим отъездом, он дал мне мешок с растениями и серию инструкций для посадки одного из растений. По пути
я остановился в городе Aguas Calientes и убедился в том, чтобы вокруг не было людей. По краней мере 10 минут я наблюдал за дорогой и окружающий район.
Крогом не было никаких домов, скота, пасущегося вдоль дороги. Я остановился на вершине небольшого холма, откуда я мог видеть дорогу впереди и сзади себя.
Она была пустынна в обоих направлениях далеко вдали, насколько я мог видеть. Я ждал несколько минут, чтобы соорентироваться и вспомнить инструкции Дон
Vicente. Я взял одно из растений, вошёл в поле кактусов на восточной стороне дороги и посадил его, как инструктировал меня Дон Vicente. У меня с собой была бутылка минеральной воды, которой я намеревался полить растение. Я пытался открыть её небольшим железным ломом, который я использовал, чтобы копать,
но бутылка взорвалась, кусочек стекла порезал мою верхнюю губу и пошла кровь. Я пошёл назад к моей машине достать другую бутылку минеральной воды.
Пока я вытаскивал её из багажника, мужчина, ехавший в VW station wagon, остановился и спросил меня, нужна ли помощь. Я сказал, что всё в порядке и он уехал.
Я вернулся, чтобы полить растение и затем начал возвращаться к своей машине. На расстоянии наверно 30 метров я услышал голоса. Я поспешил вниз по склону на дорогу и нашёл 3х мексиканцев у машины, 2х мужчин и одну женщину. Один из мужчин сидел на переднем бампере. Ему было около сорока, среднего роста с чёрной кудрявой шевелюрой. Он нёс связку на спине, одет в старые штаны и заношенную розоватую рубашку. Его туфли были развязаны и наверно слишком большими для его ног; туфли казались свободными и неудобными. Он сильно потел. Другой мужчина стоял 6 метров от машины. Он был тоньше и ниже другого мужчины, волосы были прямыми и расчёсаны назад. Он нёс меньше связку и был старше, наверно около 50. Его одежда была в лучшем состоянии: на нём был тёмносиний жакет, светлосиние штаны и чёрные туфли. Он совсем не потел и казался безразличным, незаинтересованным. Женщина тоже была около 40, толстая и с очень тёмной кожей. На ней были чёрные Capris, белый свитер и чёрные узкомысые туфли. Связку она не несла, а держала портативный транзисторный радиоприёмник. Она казалась очень усталой и её лицо было покрыто капельками пота. Когда я к ним приблизился, мужчина помоложе и женщина смело заговорили со мной. Их нужно было подвести. Я сказал им, что у меня не было места в машине и показал им, загруженное до отказа, заднее сиденье, где реально места не было.

38-39
Мужчина предложил: если я буду ехать медленно, они могут поехать, усевшись на заднем бампере или на металл над передними колёсами. Я подумал, что идея была абсурдная, безумная. Однако была такая спешка в их просьбе, что я сильно опечалился и плохо себя почувствовал. Я дал им немного денег на автобус. Мужик помоложе взял деньгии поблагодарил меня, но мужик постарше презрительно повернулся спиной.
"Я хочу, чтобы нас подвезли, деньги мне неинтересны." Затем он повернулся ко мне. "Можешь дать нам еды и воды?" спросил он. У меня реально ничего не было, чтобы им дать. Они постояли, глядя на меня какой-то момент и потом начали уходить. Я залез в машину и постарался завести мотор. Жара была страшная и мотор не заводился. Мужик помоложе остановился, когда услышал, как глохнет мотор, вернулся и встал сзади машины, готовый подтолкнуть её. Я почувствовал огромное раздражение: я реально отчаянно пыхтел. Мотор, наконец, завёлся и я умчался.
После того, как я закончил рассказывать, Дон Хуан оставался в глубоком раздумье долгое время.
"Почему ты раньше мне об этом не сказал?" сказал он, не смотря на меня. Я не знал, что сказать, пожал плечами и сказал ему, что никогда не думал - это было важным. "Это чертовски важно!" ответил он. "Vicente - первокласный Колдун. Он дал тебе что-то посадить, потому что у него были свои соображения; и если ты встретил 3х человек, кто, похоже, появились ниоткуда сразу после того, как ты посадил растение, значит на то тоже была причина; но только такой дурак, как ты, отбросит этот случай и будет думать, что это неважно." Он хотел точно знать, что произошло, когда я посетил Vicente. Я сказал ему, что ехал через город и проезжал мимо рынка; тогда мне пришла идея поискать Дон Vicente.

Я пошёл на рынок в секцию медицинских трав. Там были 3 прилавка в ряд, но они были заняты тремя толстыми женщинами. Я прошёл к концу секции и нашёл ещё прилавок за углом. Там я увидел худого, седого мужчину с тонкими костями. В этот момент он продавал птичью клетку женщине. Я подождал, пока он не останется один и затем спросил его, знает ли он Vicente Medrano. Он посмотрел на меня, не отвечая. "Что ты хочешь от этого Vicente Medrano?" наконец сказал он. Я сказал ему, что пришёл навестить его от его друга, и дал ему имя Дон Хуана. Старик на мгновенье посмотрел на меня и затем сказал, что он был Vicente Medrano, и что он был к моим услугам. Он попросил меня сесть. Он казался довольным, очень отдохнувшим и откровенно дружелюбным. Я рассказал ему о моей дружбе с Дон Хуаном, я сразу почувствовал симпатию между нами. Он сказал мне, что знал Дон Хуана с тех пор, когда им было по 20 лет. У Дон Vicente были только слова похвалы для Дон Хуана. К концу нашего разговора он сказал волнующим тоном:"Хуан - настоящий Человек Знаний. Я, сам, касался только слегка силы растений. Мне всегда были интересны их лечебные свойства; я даже коллекционировал книги по ботанике, которые я только недавно продал." На момент он помолчал и потёр свой подбородок пару раз. Казалось, от искал подходящее слово.
"Ты можешь сказать, что я только человек лирических Знаний," сказал он. "Я - не как Хуан, мой брат-индеец." Дон Vicente снова на момент помолчал. Его глаза были прозрачными и уставились в пол слева от меня. Потом он повернулся ко мне и сказал почти шёпотом, "Оо! Как высоко взлетел мой индейский брат!"
Дон Vicente встал. Похоже, наш разговор окончился. Если бы кто-нибудь ещё сделал заявление о брате-индейце, я бы принял это за дешёвую избитую фразу.
Но тон Дон Vicente был таким искренним и его глаза были такими чистыми, что он покорил меня образом своего брата-индейца, взлетевшего так высоко.
И я верил, что он верил в то, что говорил. "Лирические Знания, мой глаз!" воскликнул Дон Хуан, после того, как я пересказал ему всю историю. "Vicente - brujo. Почему ты пошёл его увидеть?"
40-41
Я напомнил ему, что он сам попросил меня навестить Дон Vicente, "Это - абсурд!" с драматизмом воскликнул он. "Я сказал тебе - когда-нибудь, когда ты узнаешь, как ВИДЕТЬ, тебе следует навестить моего друга Vicente; вот, что я сказал. Вероятно ты не слушал." Я спорил, что не мог найти вреда во встрече с Дон Vicente, что я был очарован его манерами и его добротой. Дон Хуан покачал головой из стороны в сторону и наполовину-шутливым тоном выразил своё удивление, как
он называл - моя "невероятная удача". Он сказал, что мой визит к Дон Vicente был подобен тому, как войти в клетку со львом, с веточкой в руке. Дон Хуан казался раздражённым, однако я не видел причины для этого. Дон Vicente был прекрасный человек. Он казался таким хрупким; его странно призрачные глаза делало его почти эфирным. Я спросил Дон Хуана, как может такой прекрасный человек быть опасным.
"Ты - проклятый глупец", сказал он и на момент строго посмотрел. "Он, сам, не принесёт тебе никакого вреда. Но Знания - Сила, и как только человек отправляется в дорогу Знаний, он больше не отвечает за то, что может случиться с теми, кто входит в контакт с ним. Ты должен был встретить его, когда ты узнал бы больше о том, как себя защитить не от него, а от силы, которой он овладел, которая, между прочим, не его или чья-то ещё. Услыхав, что ты - мой друг, Vicente предположил, что ты знаешь, как защитить себя, и тогда он сделал тебе подарок. Ты ему вероятно понравился и он должно быть дал тебе огромный подарок, а ты его выбросил.
Какая жалость!"

24 мая 1968
Я приставал к Дон Хуану весь день, чтобы рассказать мне о подарке Vicente. Всякими путями я указывал ему, что он должен видеть нашу разницу; я сказал, что то, что было саморазумеющееся для него, может быть совершенно непонятным для меня.
"Сколько растений он тебе дал?" наконец сказал он, я сказал 4, но я реально не мог вспомнить. Затем Дон Хуан захотел знать точно, что произошло после того, как я распрощался с Дон Vicente и до того, как я остановился на обочине дороги. Но это я также не мог вспомнить.
"Количество растений - важно и также последовательность событий," сказал он. "Как я могу тебе сказать, какой был его подарок, если ты не помнишь, что случилось?" Я безуспешно старался представить последоваельность событий. "Если ты вспомнишь всё, что случилось," сказал он, "Я мог бы, по крайней мере, сказать тебе, как ты выбросил свой подарок." Дон Хуан казался очень расстроенным. Он с нетерпением убеждал меня вспомнить, но моя память почти всецело отсуствовала.
"Что ты думаешь, я неправильно сделал, Дон Хуан?" спросил я, только чтобы продолжить разговор.
"Всё."
"Но я ведь точно следовал инструкциям Vicente."
"Ну и что? Разве ты не понимаешь, что следовать его инструкциям не имело смысла?"
"Почему?"
"Потому что те инструкции были рассчитаны на того, кто может ВИДЕТЬ, не для идиота, кто чудом спас свою жизнь. Ты пошёл увидеть Vicente', не подготовившись. Ты ему понравился и он дал тебе подарок и этот подарок мог легко стоить тебе твоей жизни."
"Но почему он дал мне что-то такое серьёзное? Если он Колдун, он должно быть знал, что я ничего не знаю."
"Нет, он не мог это ВИДЕТЬ. Ты выглядешь так, как-будто ты знаешь, но ты реально многого не знаешь." Я был искренне убеждён, что никогда не представлял себя в ложном свете, по крайней мере не нарочно.
"Я не имел это ввиду," сказал он. "Если бы ты притворялся, Vicente мог бы ВИДЕТЬ сквозь тебя. Это что-то намного хуже, чем притворяться. Когда я ВИЖУ тебя, для меня ты выглядишь, как-будто ты знаешь очень много, однако, я лично знаю, что это не так."
"Что я, ты ВИДИШЬ, знаю, Дон Хуан"
"Секреты Силы, конечно; Знания brujo. Поэтому, когда Vicente ВИДЕЛ тебя, он сделал тебе подарок и ты отнёсся к нему, как собака относится к еде, когда полный живот. Собака писиет на еду, когда больше есть не хочет, чтобы другие псы её не ели.
42-43
Ты сделал это с подарком. А сейчас, мы никогда не узнаем, что реально произошло. Ты много потерял, какая неудача! Какое-то время он молчал; потом вскинул плечи и улыбнулся. "Бесполезно жаловаться," добавил он, "и всё же, так трудно не жаловаться. Подарки Силы случаются так редко в жизни; они уникальны и ценны. Возьми меня, к примеру, никто никогда не сделал для меня такой подарок. Насколько я знаю, существует не так много людей, кто когда-либо имел такой подарок. Выбросить что-то такое уникальное, это - стыд."
"Я вижу, что ты имеешь ввиду, Дон Хуан," сказал я. "Что я могу сделать, чтобы вернуть этот подарок?" Он засмеялся и несколько раз повторил,
"Спасти подарок. Звучит неплохо,"сказал он. "мне это наравится. Однако, ничего нельзя сделать, чтобы спасти твой подарок."
25 мая 1968
Дон Хуан потратил почти весь день, показывая мне, как соорудить ловушку для небольших животных. Мы нарезали и очищали ветки почти всё утро. У меня скопилось много вопросов. Мне приходилось говорить с ним, пока мы работали, но он пошутил, сказав: из нас двоих, только я могу двигать свои руки и рот в одно и то же время. Наконец, мы сели отдохнуть и я выдал вопрос. "Что такое ВИДЕТЬ, Дон Хуан?"
"Тебе нужно научиться ВИДЕТЬ, чтобы узнать это. Я не могу сказать тебе."
"Это секрет, который мне не нужно знать?"
"Нет. Это как раз то, что я не могу описать."
"Почему?"
"Для тебя это не будет иметь смысла."
"Попробуй, Дон Хуан. Может всё-таки это будет иметь для меня смысл."
"Нет. Ты должен сделать это сам. Как только ты научишься, ты сможешь по другому ВИДЕТЬ каждую вещь в мире."
"Тогда, Дон Хуан, ты больше не видишь мир в обычном состоянии."
"Я вижу обоими способами. Когда я хочу смотреть на мир, я вижу его как ты. Когда я хочу ВИДЕТЬ его, я смотрю на него по другому и воспринимаю его по другому."
"Вещи выглядят одинаково, каждый раз когда ты на них смотришь?"
"Вещи не меняются. Ты меняешь свою манеру смотреть, вот и всё."
"Дон Хуан, я имею ввиду: если ты например, видишь то же самое дерево, оно остаётся тем же самым, каждый раз когда ты его видишь?"
"Не. Оно меняется и всё же оно то же самое."
"Но если то же самое дерево меняется, каждый раз когда ты видишь его, твоё ВИДЕНИЕ может быть просто иллюзией."
Он засмеялся и не отвечал какое-то время, похоже, он обдумывал и наконец, сказал. "Когда бы ты не смотрел на вещи, ты не ВИДИШЬ их, ты просто смотришь на них, я полагаю, чтобы быть уверенным, что что-то там есть. Так как ВИДЕНИЕ тебя не интересует, вещи выглядят одинаково, каждый раз ты смотришь на них. С другой стороны, когда ты научишься ВИДЕТЬ, вещь - никогда одна и та же, каждый раз когда ты ВИДИШЬ её, и всё же она та же самая. Я сказал тебе, например, что человек выглядит как Яйцо. Каждый раз, когда я ВИЖУ Яйцо, и всё же, это не то же самое Яйцо."
"Но ты не сможешь ничего узнать, так как ничего не остаётся тем же самым; тогда в чём приемущество научиться ВИДЕТЬ?"
"Ты сможешь рассмотреть вещи по частям. Ты сможешь ВИДЕТЬ их настоящую сущность."
"Разве я не вижу вещи, какие они на самом деле?"
"Нет. Твои глаза привыкли только смотреть. Возьмём, к примеру, 3х мексиканцев, которых ты встретил. Ты описал их в деталях, даже сказал мне какие на них были одежды. И это только доказало мне, что ты их совсем не ВИДЕЛ. Если бы ты был способен их ВИДЕТЬ, ты бы тут же знал, что они не были людьми."
"Они не были людьми? Тогда кто они были?"
"Они не были людьми, вот и всё."
"Но это невозможно. Они были точно такие как ты и я."
"Нет, они не были. Я в этом уверен." Я спросил его, были ли они привидениями, духами или душами умерших людей. Его ответ был: он не знает что называется привидения, духи и души. Я перевёл ему слово ghosts из словаря Webster.
44-45
"Предполагаемый внетелесный дух мёртвого человека, появляющийся живым, как бледная тень привидения." Он сказал, они наверно могут называться spirits, хотя определение, которое я прочёл, не вполне соответствовало действительности.
"Они, в каком-то смысле, охраники?" спросил я.
"Нет. Они ничего не охраняют."
"Они - смотрители? Они наблюдают за нами?"
"Они - Энергия, ни хорошая, ни плохая, просто Энергия, которой brujo (человек Знаний) учится управлять (разговор идёт о Неорганических Существах! ЛМ)."
"Они - союзники, Дон Хуан?"
"Да, это - союзники человека Знаний."
Это было впервые за 8 лет нашей дружбы, чтобы Дон Хуан подошёл близко к определению "союзник". Я должно быть просил его сделать это много раз.
И он обычно игнорировал мой вопрос, сказав, что я знаю, что такое союзник, и было глупо говорить о том, что я уже знал. Прямое заявление Дон Хуана о природе союзника, было новизной и я был принуждён прощупать его.
"Ты сказал мне, что союзники были в растениях, в jimson weed и в грибах." сказал я.
"Я никогда тебе этого не говорил," ответил он очень убедительно. "Ты всё время торопишься со своими выводами."
"Но я это зафиксировал в своих записях, Дон Хуан."
"Ты можешь писать, что хочешь, но не говори мне, что я это сказал." Я напомнил ему, что он сначала рассказал мне, что союзником его учителя был jimson weed, а его собственный союзник был Маленький Дымок; и что он позже пояснил это, сказав, что союзник находился в каждом растении. "Нет. Это - неправильно," ответил он, нахмурившись. "Мой союзник - Маленький Дымок, но это не означает, что мой союзник в наркотической смеси для курения, или в грибах, или в моей трубке. Они все должны быть сложены вместе, чтобы я попал к союзнику, и только по своим собственным соображениям я называю союзника - Маленький Дымок."
Дон Хуан сказал, что 3 человека, которых я видел, и кого он назвал "те, кто не люди" - на самом деле были союзниками Vicente. Я напомнил ему, что он утверждал, что разница между союзником и Mescalito была в том, что союзник - невидим, тогда как Mescalito можно легко увидеть. Затем мы вступили в долгую дискуссию.
Он сказал, что утверждал идею, что союзника нельзя видеть, потому что союзник принимает любую форму. Когда я указал, что он также однажды сказал, что и Mescalito принимает любую форму, Дон Хуан прекратил весь разговор, сказав, что ВИДЕНИЕ, на которое он ссылался, не было как обычное "смотреть на вещи", и что моя запутанность исходила из моего упрямства болтать. Часами позже Дон Хуан сам снова вернулся к теме союзников. Я почувствовал, что он каким-то образом был раздражён моими вопросами, поэтому я не давил на него больше. Потом он показал мне, как делать ловушку для зайцев; мне пришлось держать длинную пелку и сгибать её как можно дальше так, чтобы он мог привязать пружину вокруг концов. Шест был достаточно тонким, но всё же требовал значительной силы, чтобы согнуть его. Моя голова и руки дрожали от напряжения и я почти обессилел, когда он наконец привязал пружину. Мы сели и начали разговор. Он сказал: ему было ясно, что я ничего не мог понять, пока я об этом не говорил, и что он не был против моих вопросов и собирался мне рассказать о союзниках.
"Союзник находится не в наркотическом дыме," сказал Дон Хуан. "Дым только берёт тебя туда, где находится союзник, и когда ты становишься один с союзником, тебе уже никогда не нужно курить наркотические травы. С того момента ты можешь призвать своего союзника по желанию и заставить его сделать всё, что тебе нужно. Союзники - не хорошие, ни плохие, а используются Колдунами там, где они подходят. Мне нравится Маленький Дымок (один из моих союзников), потому что он много от меня не требует. Он постоянный и справедливый."
"Как союзник выглядит для тебя, Дон Хуан? Тех троих людей, которых я видел, например, кто выглядел, как обычные люди для меня; как они выглядят для тебя?"
46-47
"Они будут похожи на обычных людей."
"Тогда, как ты можешь отличить их от настоящих людей?"
"Настоящие люди выглядят как Светящиеся Яйца, когда ты ВИДИШЬ их. Не-люди всегда выглядят как люди (для глаза Колдуна). Это я имел ввиду, когда сказал, что ты не можешь ВИДЕТЬ союзника. Союзники принимают разные формы. Они могут выглядеть как собаки, койоты, птицы или что-то ещё, даже как перекати-
поле. Разница только в том, что когда ты ВИДИШЬ их, они выглядят точно тем, чем они притворяются быть. Также как люди напоминают Яйца...союзники могут быть видны в той форме, которую они выбрали для глаз человека. Эта форма прекрасна, чтобы обмануть наши глаза. Ни собаку, ни ворону никогда не обманешь."
"Почему они хотят нас обманывать?"
"Я думаю: мы все клоуны. Мы дурим самих себя. Союзники просто копируют внешность того, что вокруг, и потом мы принимаем их за то, чем они не являются.
Это - не их вина, что мы натренировали наши глаза только смотреть на вещи, а не ВИДЕТЬ их."
"Мне неясна их функция: что союзники делают в мире, Дон Хуан?"
"Это всё равно что спросить меня, что люди делают в мире. Я реально не знаю. Мы здесь, вот и всё. И союзники здесь, как и мы; может быть они были здесь до нас...мы, люди не всегда здесь были." ...Я спросил его, откуда он знает, что мы не всегда здесь были. "Очень просто. Мы, люди, знаем очень мало о нашем мире. Койот знает больше, чем мы, наш мир койота почти никогда не обманет наш мир (в отличие от нас, ЛМ)."
"Тогда почему же мы можем поймать и убить их?" спросил я. "Если они не одурачены внешностью, тогда почему они так легко умирают?"
Дон Хуан уставился на меня до тех пор, пока я не смутился. "Мы можем отравить, поймать или убить койота," сказал он. "Мы делаем это любым способом, койот - лёгкая добыча для нас, потому что он незнаком с махинациями человека. Однако, если койот выживает, будь спокоен, что мы никогда уже его снова не поймаем.
Хороший охотник знает это и никогда не поставит капканы дважды на том же самом месте, потому что если койот умирает в капкане, каждый койот может видеть его медленную смерть, и поэтому они будут избегать капканы или даже весь район, где их ставят. С другой стороны, мы никогда не видим смерть, которая происходит на месте, где один из наших парней умирает; мы можем подозревать это, но мы это никогда не видим."

47
"Может койот видеть союзника?
"Конечно."
"Как койот видит союзника?"
"Я должен быть койотом, чтобы это знать. Тем не менее, я могу сказать тебе, что вороне союзник видится как остроконечная шляпа. Круглая и широкая внизу, переходя в длинный конус (как шляпа ведьмы). Некоторые из союзников блестят, но большинство - тусклые и выглядят очень тяжёлыми. Они напоминают насквозь мокрый кусок материи, с которого капает. Их формы не очень располагают."

"Как они выглядят, когда ты их ВИДИШЬ, Дон Хуан?"
"Я уже сказал тебе: они выглядят тем, чем стараются притворяться. Они могут приобрести любую форму или размер, который им подходит. Они могут принять форму гальки или горы."
"Они разговаривают, издают какие-то звуки или смеются?"
"В компании мужчин, они ведут себя как мужчины. В компании животных они ведут себя как животные. Животные обычно боятся их; однако, если животные привыкли видеть союзников, то союзники оставляют их в покое. Мы сами делаем что-то похожее. Среди нас множество Неорганических Существ, но мы их не беспокоим, потому что не видим, так как наши глаза могут только смотреть на вещи."
"Ты имеешь ввиду, что некоторые люди на улицах, на самом деле - не люди?" спросил я, ошеломлённый его заявлением.
"Некоторые из них - нет," сказал он убеждённо. Его заявление казалось абсурдным, и всё же я не мог серьёзно полагать, что Дон Хуан говорит такое просто для красного словца. Я сказал ему: звучит как научная фантастика о людях с другой планеты. Он сказал, что ему всё равно, как это звучит, но есть люди на улицах городов, кто - не люди. "Почему ты должен думать, что каждый человек в двигающейся толпе - человек?" спросил он совершенно серьёзно.
48-49
Я реально не мог объяснить почему, кроме как: я привык верить этому как влиянию простой веры с моей стороны. Он продолжал говорить: как он любил наблюдать многолюдные места и как он иногда ВИДЕЛ группу настоящих мужчин, кто выглядел как СВЕТЯЩИЕСЯ ЯЙЦА, и среди этой группы он замечал одного, кто не выглядел как Яйцо, а имел форму человека (союзник).
"Смотреть на это - доставляет огромное удовольствие," сказал он, смеясь, "или, по крайней мере, для меня. Я люблю сидеть в парках и в автобусных депо и набдюдать. Иногда я замечаю союзника сразу; но иногда вижу только настоящих людей. Однажды я ВИДЕЛ двух союзников, сидящих рядом в автобусе.
Это - единственный раз в жизни я ВИДЕЛ двоих вместе."
"Видеть двоих вместе - имеет особое значение для тебя?"
"Естественно. Всё, что они делают, имеет значение. Из их действий Колдун иногда может извлечь для себя силу. Даже когда Колдун не имеет своего собственного союзника, но может ВИДЕТЬ, он может справиться с силой, наблюдая за действиями союзников. Мой учитель научил меня это делать, и годами, до того как иметь своего собственного союзника, я наблюдал за союзниками в толпе людей и каждый раз я одного видел, и это чему-то меня учило. Ты нашёл 3 союзника вместе.
Какой изумительный урок ты потерял."
Он ничего больше не сказал до тех пор, пока мы не построили капкан для зайца. Затем он повернулся ко мне и вдруг сказал, как-будто он только что вспомнил другой важный фактор: если находишь 2 союзника, то они всегда одного типа. Двух союзников, которых он ВИДЕЛ, были двое мужчин; и так как я видел двух мужчин и одну женщину, он заключил, что мой случай был более необычным. Я спросил его, притворяются ли союзники детьми - одного рода или обоих родов - разных национальностей - семьёй из мужа, жены и ребёнка, и наконец, я его спросил, ВИДЕЛ ли он, чтобы союзник вёл машину или автобус. Он не ответил вообще , улыбнулся и дал мне выговориться. Когда он услышал мой последний вопрос, он разразился смехом и сказал, что мне нужно быть внимательнее с вопросами, что было бы лучше спросить, ВИДЕЛ ли он когда-нибудь как союзник водит транспортное средство. "Ты забыл ещё мотоцикл," сказал он с озорным огоньком в глазах. Я подумал, что его высмеивание моего вопроса было забавным и весёлым, и я засмеялся вместе с ним. Потом он объяснил, что союзники не могли самостоятельно вести или действовать на что-то напрямую, но могли действовать через настоящего человека (к примеру, влиять на водителя или на политика).
Дон Хуан сказал, что контакт с союзником был опасен, потому что союзник был способен вызвать худшее в человеке. Он вспомнил, что его учёба была долгой и трудной, потому что нужно было сократить до минимума всё, в чём не было необходимости в жизни, чтобы выдержать удар такой встречи. И добавил, что его учитель (Нагуал Джулиан), когда впервые имел контакт с союзником, поджёг себя и получил такие шрамы, как-будто его разорвал горный лев. В случае с Дон Хуаном, союзник толкнул его в кучу горящего дерева и он обжёг колено и лопатку, но шрамы со временем исчезли, когда он слился с союзником.
50-51
10 июня 1968, я начал длинное путешествие с Дон Хуаном, чтобы учавствовать в mitote (встрече). Я месяцами ждал этой возможности, и всё же я не совсем был уверен, что хотел ехать. Я подумал, что моя неуверенность была из-за страха, что на встрече-peyote мне придётся глотать peyote, и у меня не было никакого желания делать это. Я часто выражал эти чувства Дон Хуану. Сначала он терпеливо смеялся, пока наконец, твёрдо не заявил, что не хочет больше слышать ничего о моём страхе. Насколько я знаю, mitote было идеальной платформой для меня проверить схему, которую я разработал. Я ведь так и не бросил идею, что нужен был тайный лидер на таких встречах, чтобы гарантировать согласие среди участников. И всё же, у меня было чувство, что Дон Хуан отбросил мою идею по своим собственным соображениям, так как он считал более эффективным объяснить всё то, что произошло на встрече терминами ВИДЕНИЯ. Я подумал, что мой интерес, найти подходящее объяснение моими собственными словами, не было согласовано с тем, что он сам хотел, чтобы я сделал; поэтому ему пришлось откинуть моё рассуждение, так как он привык всё делать с тем, что не утверждалось его системой. Как раз перед тем, как начать это путешествие, Дон Хуан облегчил мои опасения, об употреблении peyote, сказав мне, что я иду на встречу, чтобы только наблюдать. Я был вдохновлён. В тот момент я был почти уверен,
что собираюсь обнаружить скрытую процедуру, с помощью которой участники приходят к соглашению. Был конец дня, когда мы отправились; Солнце было почти на горизонте; я чувствовал его на своей шее и жалел, что не имел покрытие на заднем окне моей машины. С вершины холма я мог видеть внизу огромную долину; дорога извивалась как чёрная лента, плоско наложенная на земле, вверху и внизу бесчисленных холмов.

Я провожал её глазами какой-то момент, прежде чем мы начали спускаться; она шла на юг, пока не исчезала вдали, за цепью невысоких гор. Дон Хуан сидел тихо, смотря прямо вперёд. Мы молчали долгое время: было жарко в машине. Я открыл все окна, но это не помогало, так как был очень жаркий день. Я был очень раздражёным и беспокойным, и начал жаловаться на жару. Дон Хуан нахмурился и глянул на меня насмешливо.
"В это время года жарко во всей Мексике, ничего не сделаешь," сказал он.

Я не смотрел на него, но знал, что он глядит на меня. Машина повысила скорость, спускаясь вниз по склону. Я едва заметил надпись на дороге - вмятина. Когда
я уже увидел углубление, то скорость была слишком быстрой и, несмотря на тормоз, мы всё-таки почувствовали удар и подпрыгнули вверх и вниз на сиденьях.
Я значительно уменьшил скорость; мы ехали через район, где скот свободно пасся на обочинах дороги, район, где труп коровы или лошади, сбитой машиной, были обычной сценой. В какой-то момент мне пришлось полностью остановиться и дать нескольким лошадям пересечь дорогу. Я становился ещё более беспокойным и раздражительным. Я сказал Дон Хуану: это - жара и я с детства не любил жару, потому что каждое лето я чувствовал, что едва мог дышать.
"Ты больше не ребёнок," ответил он.
"Жара всё ещё душит меня."
"Ну а голод бывало душил меня, когда я был ребёнком," тихо сказал он. "Быть очень голодным было единственное, что я знал ребёнком, и я раздувался до того, что уже не мог дышать. Но это было, когда я был ребёнком. Я не могу задыхаться сейчас, я также не могу раздуваться как жаба, когда голоден."
Я не знал, что сказать, и чувствовал, что влезаю в бесполезную ситуацию и вскоре мне придёться отстаивать то, что мне было совершенно безразлично.
Жара была не так уж плоха.
52-53
Что беспокоило меня - это предстоящая езда более тысячи миль до пункта назначения. Я чувствовал раздражение при мысли того, что ввязался.
"Давай остановимся и что-нибудь поедим," предложил я. "Может быть не будет так жарко, когда сядет Солнце."
Дон Хуан посмотрел на меня, улыбнувшись, и сказал, что чистых городов не будет ещё долгое расстояние, и как он понял, моим правилом было: не есть со стендов на дороге. "Разве ты больше не боишься поноса?" спросил он. Я знал его сарказм, и всё же, у него на лице сохранялось пытливое, и в то же время, серьёзное выражение лица. "По тому, как ты ведёшь себя, можно подумать, что диария прячется там, ожидая твоего выхода из машины, чтобы на тебя наброситься. Ты - в ужасном положении; даже если ты избежишь жары, диария в конце концов достигнет тебя." Тон Дон Хуана был таким серьёзным, что я начал смеяться. Затем мы молча ехали долгое время. Когда мы прибыли на стоянку для грузовиков под названием - Los Vidrios— Glass, было уже почти темно. Дон Хуан крикнул из машины, "Что у вас есть поесть сегодня?"

"Свинина," крикнула женщина изнутри.
"Я надеюсь это ради тебя свинью сегодня сбили на дороге," сказал мне Дон Хуан и засмеялся. Мы выбрались из машины. Дорога была окружена с обоих сторон цепью небольших гор, которые похоже, были окаменевшей лавой прошлого вулканического извержения. В темноте чёрные, неровные вершины силуэтами отпечатывались на небе как огромные угрожающие стены стеклянных опилок. Пока мы ели, я сказал Дон Хуану, что я вижу причину, почему место называется - Стекло, что для меня название было явно подходящим: по форме гор, напоминающие стеклянные опилки. Дон Хуан ответил убедительным тоном, что место называется Los Vidrios, потому что грузовик со стеклом перевернулся на этом месте и куски стекла лежали вокруг дороги годами. Я чувствовал, что он был элигантен, и попросил его сказать мне, была ли это настоящая причина. "Почему бы тебе не спросить кого-то здесь?" посоветовал он. Я спросил мужчину, сидящего за столом рядом с нами. Он с извинением признался, что не знал. Я пошёл на кухню и спросил женщин там, знали ли они, но все они сказали, что не знают и что место просто назывется Стекло.

"Я думаю, что прав," сказал Дон Хуан тихим голосом. "Мексиканцы не склонны замечать вещи вокруг себя. Уверен: они не видят стеклянные горы, но они точно могут оставлять горы стеклянных осколков лежать вокруг годами." Мы оба рассмеялись над этим сравнением. После окончания еды, Дон Хуан спросил меня, как
я себя чувствовал. Я сказал - хорошо, но я реально чувствовал какую-то тошноту. Дон Хуан бросил на меня взгляд непоколебимости и, похоже, обнаружил моё ощущение неудобства. "Когда ты решаешь приехать в Мексику, тебе следует отложить все свои ничтожные страхи подальше," сурово проговорил он.
"Твоё решение прибыть должно победить их в борьбе. Ты приехал потому, что ты хотел приехать. Это - стиль воина. Я тебе говорил много раз: самый эффективный способ жить это - жить как воин. Волноваться и думать надо до того, как принять решение, но как только решение принято, будь на своём пути, свободным от мыслей и волнений; миллион других решений ещё ожидает тебя. Это - путь воина."
"Думаю, я это делаю, Дон Хуан, по крайней мере, какое-то время. Хотя очень трудно постоянно напоминать себе об этом."
"Воин думает о своей смерти, когда ситуация становится неясной."
"Это даже труднее, Дон Хуан. Для большинства людей смерть неясна и очень далеко. Мы никогда о ней не думаем."

"Почему нет?"
"А почему мы должны?"
"Очень просто, потому что идея смерти - единственная вещь, которая делает сильным наш дух." К тому времени когда мы покинули Los Vidrios стало так темно, что неровный силуэт гор появился в темноте неба. Мы ехали молча больше часа.
54-55
Я устал, было так как-будто я не хотел разговаривать, потому что не о чем было говорить. Движение было минимальным: несколько машин проскочили в противоположном направлении. Казалось, как-будто мы были единственные, кто ехал на юг. Я подумал, что это - странно, и продолжал смотреть в зеркало назад, чтобы видеть, были ли машины, идущие сзади, но их не было. Через некоторое время я это бросил и начал снова толковать о перспективах нашей поездки. Затем я заметил, что мои фары казались уж очень яркими по сравнению с темнотой вокруг нас, и я снова посмотрел в зеркало. Сначала я увидел яркое свечение и потом две точки света, которые казалось выскочили из земли. Это были фары машины на вершине холма вдали, сзади нас. Некоторое время они оставались видимыми, потом они исчезли в темноте, как бы сняты, через секунду они появились на вершине другого холма и потом снова исчезли. Я следил в зеркале за их появлением и исчезновением долгое время. В какой-то момент до меня дошло, что машина догоняла нас, она явно приближалась: свет от фар был больше и ярче. Я нарочно прибавил газку и у меня появилось ощущение тошноты. Дон Хуан похоже заметил мою озабоченность или может он только заметил, что я увеличил скорость. Сначала он на меня посмотрел, потом он повернулся кругом и посмотрел на далёкие фары. Он спросил меня, не случилось ли что-нибудь со мной. Я ответил, что
часами не видел никаких машин сзади нас, и что вдруг, я заметил фары машины. Он тихо усмехнулся и спросил меня, действительно ли я думаю, что это была машина. Я сказал ему, что это должна была быть машина, и он сказал, что моя озабоченность показала ему, что я должно быть чувствую, что то, что сзади нас, было больше, чем обычная машина. Я настаивал: это была просто другая машина на дороге или грузовик.
"Чем ещё это может быть?" громко сказал я. Прощупывание Дон Хуана взвинтило меня. Он повернулся и посмотрел прямо на меня, затем медленно кивнул, как бы соизмеряя то, что собирался сказать.

"Те огни - на голове смерти," сказал он тихо. "Смерть одевает их как шляпу и затем выстреливает галопом. То - огни Смерти, она галопом догоняет нас, становясь ближе и ближе." Холод пробежал по моей спине. Через некоторое время я снова глянул в зеркало, но огней больше не было. Я сказал Дон Хуану, что машина должно быть остановилась или свернула с дороги. Он не посмотрел назад; он просто вытянул свои руки и зевнул. "Нет, смерть никогда не останавливается, иногда она выключает свои огни, вот и всё," сказал он.

Мы прибыли на северо-восток Мексики13 июня. Две старые индейские женщины, похожие друг на друга, наверно сёстры, и 4 девушки собрались в дверях небольшого глинянного дома. Была хижина за домом и покосившийся амбар, который имел только часть крыши и одну стену. Женщины наверно ждали нас; они должно быть заметили мою машину из-за пыли, которая поднялась на грунтовой дороге, после того как мы съехали с асфальтированного шоссе пару миль отсюда. Дом был в глубокой долине, и из двери шоссе выглядело как длинный шрам высоко на стороне зелёных холмов. Дон Хуан вылез из машины и поговорил с момент со старыми женщинами. Они указали на несколько деревянных стульев перед дверью. Дон Хуан посигналил мне подойти и сесть. Одна из старых женщин села с нами; остальные вошли внутрь дома. Две девушки остались у двери, с любопытствос рассматривая меня. Я помахал им; они захихикали и побежали внутрь. Через несколько минут подошли два молодых человека и поприветствовали Дон Хуана. Со мной они не разговаривали, даже не посмотрели на меня.
Они быстро поговорили с Дон Хуаном; затем он встал и все мы, включая женщин, пошли в другой дом, наверно полмили отсюда. Там мы встретились с другой группой людей. Дон Хуан вошёл внутрь, но мне велел оставаться у двери. Я посмотрел внутрь и увидел старого индейца, возрастом как Дон Хуан, сидящего на деревянном стуле. Ещё не совсем стемнело.

56-57
Группа молодых индейцев, мужчин и женщин, спокойно стояли вокруг старого грузовика, припаркованного перед домом. Я поговорил с ними на испанском, но они нарочно избегали отвечать мне; женщины посмеивались каждый раз, когда я что-то говорил, а мужчины вежливо улыбались и отводили глаза. Было такое чувство, что они меня не понимали, и всё же я был уверен, что все они говорили по испански, потому что я слышал как они говорили между собой. Через некоторое время Дон Хуан и другой старик вышли и залезли в грузовик, сев рядом с шофёром. Это, похоже, был сигнал для всех: залезть в кузов грузовика. Перил с боков не было и, когда грузовик тронулся, мы все схватились за длинную верёвку, которая была привязана к нескольким крючкам. Грузовик медленно двигался по грунтовой дороге. В какой-то момент, на очень сильном склоне он остановился, все спрыгнули вниз и пошли за ним; затем 2 молодых человека снова запрыгнули на платформу и сели на край, не касаясь верёвки. Две женщины рассмеялись и воодушивляли их сохранять своё неустойчивое положение. Дон Хуан и старик, к кому обращались как к Дону Silvio, шли вместе. Их, похоже, не беспокоило преувеличенное эмоциональное поведение молодых людей. Когда дорога выровнялась, все опять влезли на грузовик. Мы ехали около часа. Пол платформы был ужасно твёрдым и неудобным, поэтому я встал и ухватился за крышу кабины, так ехал, пока мы не остановились перед группой сараев. Там было больше людей; к тому времени совсем стемнело и я мог различить только нескольких из них в тусклом, желтоватом свете керосиновой лампы, которая висела у открытой двери.

Все слезли с грузовика и смешивались с людьми в домах. Дон Хуан снова велел мне оставаться снаружи. Я прислонился к передней части грузовика и через пару минут ко мне присоединились 3 молодых человека. Одного
я встретил 4 года назад, на предыдущей встрече-mitote. Он обнял меня, обхватив мои руки. "Ты - в порядке," прошептал он мне на испанском. Мы оставались очень спокойными у грузовика.

Была тёплая, ветренная ночь. Я мог слышать тихое журчание ручья неподалёку. Мой друг спросил меня шёпотом, есть ли у меня сигареты. Я послал пачку по кругу. При свете сигарет я взглянул на часы: было 9. Вскоре после этого, группа людей вышла из дома, и 3 молодых человека ушли. Дон Хуан подошёл ко мне и сказал, что он всем объяснил моё присуствие ко всеобщему удовлетворению, и что я приглашён придти и подавать воду на встрече-mitote. Он сказал, что сразу же уходит. Группа 10и женщин и 11и мужчин покинула дом. Мужчина во главе встречи был довольно сильным и крепким; годами где-то 55. Они звали его "Mocho", прозвище, означающее "короткую стрижку". Он двигался быстрыми, твёрдыми шагами, нёс керосиновую лампу и махал ею из стороны в сторону, пока шёл. Сначала я подумал, что он двигал лампу наугад, но потом я выяснил, что он махал лампой, чтобы пометить препятствие или трудный проезд на дороге. Мы шли больше часа. Женщины болтали и тихо смеялись время от времени. Дон Хуан и другой старик были впереди процессии; я был в самом конце её. Я сосредоточил свои глаза внизу, на дороге, стараясь видеть, где я шёл. Прошло 4 года с тех пор как Дон Хуан и я были на холмах ночью, и я потерял большую часть физической храбрости. Я постоянно спотыкался и невольно подкидывал небольшие камни. Мои колени не имели никакой гибкости; дорога, казалось, шла прямо на меня, когда я натолкнулся на высокое место, или оно, похоже, уступало мне, когда я наталкивался на низкое место. Я был самый шумный участник и это сделало меня невольным клоуном. Кто-то в группе говорил "Woo", каждый раз, когда я спотыкался и все хохотали. В какой-то момент я подкинул один из камней, который попал в женщине в пятку и она громко сказала, к всеобщему веселью, "Дайте свечку этому бедному парню!" Но финальным посмешищем было, когда я споткнулся и мне пришлось ухватиться за мужчину впереди меня. Он чуть не потерял баланс, удерживая мой вес на себе, и издал такой преувеличенный вопль, что вызвал всеобщий смех. Смеялись так сильно и так долго, что всем пришлось остановиться не надолго. В какой момент, мужчина, который вёл нас, вскинул свою лампу вверх и вниз. Похоже это был знак, что мы прибыли к месту назначения. Недалеко виднелся тёмный силуэт низкого дома справа от меня.

58-59
Все разбрелись в разных направлениях. Я искал Дон Хуана, было трудно найти его в темноте. Я с шумом спотыкался какое-то время, прежде чем заметил, что он сидел на камне. Он снова сказал мне, что моей обязанностью было разносить воду для мужчин, кто собирался участвовать. Он обучил меня раньше этой процедуре. Я помнил каждую деталь, но он настаивал освежить мою память и показал мне снова, как это делать. После этого мы пошли в заднюю часть дома, где собрались все мужчины. Они разожгли костёр.

Там была поляна, покрытая соломенными матрасами недалеко от костра. Mocho, мужчина, кто вёл нас, сел первым на матрас; я заметил, что у него не было верхней части края уха, что послужило причиной его прозвищу. Дон Silvio сидел справа от него и Дон Хуан слева. Mocho сидел лицом к костру. Молоой человек вышел вперёди него и положил плоскую корзину с peyote buttons перед ним; ззатем молодой человек сел между Mocho и Дон Silvio. Другой мужчина нёс две небольшие корзины и поставил их рядом с peyote buttons и затем сел между Mocho и Дон Хуаном. Потом другие два молодых человека встали по бокам Дон Silvio и Дон Хуана, закрыв круг семерых. Женщины оставались внутри дома. Два молодых парня отвечали за поддержание костра всю ночь, один подросток и я сохраняли воду, которая должна была быть дана семи участникам после их ночного ритуала. Мальчик и я сели у валуна. Костёр и сосуд с водой были напротив друг друга и на одинаковом расстоянии от круга участников. Mocho, лидер, запел песню про peyote; его глаза были закрыты; его тело подпрыгивало вверх и вниз. Это была очень длинная песня, языка я не понял. Затем все они, один за другим пели их песни peyote. Не похоже было, чтобы они следовали какому-то, заранее установленному и написанному, порядку. Они наверно пели, когда они хотели этого. Затем Mocho подержал корзину с peyote buttons, взял две из них, и положил их обратно и снова в центр круга; Дон Silvio был следующим и потом Дон Хуан. Четверо молодых людей, кто казалось, были отдельным звеном, каждый взяли по две наркотические peyote buttons, следуя направлению против часовой стрелки. Каждый из семи участников пел и ел две peyote buttons, 4 последовательных раза.
Затем они передали две другие корзины, в которых были сухие фрукты и мясо. Они повторили этот цикл в разное время в течение ночи, однако я не мог видеть никакого тайной последовательности в их индивидуальных движениях. Они не разговаривали друг с другом; скорее они были сами по себе. Я не видел никого из них, ни одного раза, обращающих внимания на то, что другие мужчины делали. До рассвета они встали, подросток и я дали им воды. После этого я походил, чтобы соорентироваться. Дом был как сарай с одной комнатой, низкая глинянная конструкция с соломенной крышей. Окружающий мир был гнетущим. Дом располагался в неприветливой долине со смешанной растительностью. Кусты и кактусы росли вместе, но деревьев вообще не было. Желания не было пройтись вокруг дома.
Женщины уходили в течение утра. Мужчины молча двигались по району, поблизости дома. Около полудня мы все снова сели в том же порядке, в каком сидели ночью до этого. Корзина с кусками сухого мяса, нарезанного в таком же размере, как и peyote button, была послана по кругу. Некоторые мужчины пели свои песни о peyote. После часа они все встали ушли в разных направлениях. Женщины оставили горшок с кашей для смотрителей огня и воды. Я немного её поел и затем спал оставшуюся часть дня. Когда стемнело, молодые люди, ответственные за костёр, разожгли ещё один, и процесс, принятия peyote buttons, начался опять в том же самом порядке, как и прошлой ночью, закончившись на рассвете. В течение ночи я с трудом наблюдал и записывал каждое движение, сделанное каждым из семи участников, надеясь обнаружить малейшую форму явной системы вербального и не вербального общения между ними. Однако, в их действиях ничего не было, чтобы обнажало секретную систему. Ранним вечером цикл принятия peyote был возобновлён.
60-61
К утру я знал, что полностью провалился найти улики, которые бы указали на тайного лидера, или открыли бы любую форму тайного общения среди них, или какие-то признаки их системы соглашения. Остальную часть дня я сидел один и пытался привести в порядок свои записи. Когда мужчины собрались снова четвёртую ночь, Я каким-то образом знал, что это была последняя встреча. Никто ничего не говорил мне об этом, и всё же, я знал, что они рассеются на следующий день. Я снова сел у воды и все остальные вернулись в своё место в том же порядке, который уже был принят. Поведение семи мужчин в круге было копией того, что что я обозревал в течение 3х предыдущих ночей. Я был поглощён их движениями, также как и до этого. Я хотел записывать всё, что они делали, каждый момент, каждое высказавание, каждый жест. В какой-то момент я услышал вроде сигналов в моём ухе. Это был обычное жужжание в ухе и я на это не обратил внимания. Гудки становились громче, и всё же они были в диапазоне моих обычных ощущений. Я помнил разделять своё внимание между наблюдением за мужчинами и слушанием гудков в своём ухе. Затем, в какой-то момент лица мужчин показались ярче, как-будто был включён свет. Но это был не совсем как электрический свет или лампа, или отражение костра на их лицах. Это было скорее радужное розовое свечение, очень незначительное, и всё же заметное там, где я был. Гудение похоже увеличивалось. Я посмотрел на спящего мальчика, который был со мной, но он заснул. Розовое свечение стало более заметным к тому времени. Я посмотрел на Дон Хуана, его глаза были закрыты, а также глаза Дон Silvio и Mocho. Я не мог видеть глаз других 4х молодых мужчин, потому что двое из них нагнулись вперёд, а другие двое спинами были повёрнуты ко мне. Я ещё больше погрузился в наблюдение. И всё же я полностью не осознал, что я реально слышу сигналы и вижу розовое свечение, кружащееся над мужчинами. Через секунду я понял, что едва заметный розовый свет были постоянными, наступил момент интенсивного удивления и затем мысль пришла на ум, мысль, которая не имела ничего общего со сценой, которую я видел, или с целью моего приезда сюда. Я вспомнил, как моя мать однажды сказала мне, когда я был ребёнком. Мысль была неподходящей и отвлекала, я старался отбросить её и снова заняться моими прилежными наблюдениями, но я не мог этого сделать. Мысль снова и снова появлялась; она была сильнее и более настойчивой, затем я чётко услыхал голос моей матери, зовущей меня, услышал шуршание её домашних туфлей и затем, её смех. Я обернулся, ища её, и подумал, что меня собираются какими-то галлюцинациями или миражами транспортировать во времени, и я собираюсь её увидеть, но я увидел только мальчика, спящего рядом. Увидев его, я вздрогнул и на короткий момент испытал лёгкость и трезвость. Я снова посмотрел на группу мужчин: они совсем не поменяли своих позиций. Однако свечение исчезло и также гудение в ушах. Я чувствовал облегчение и подумал, что галлюцинации, прослушивания голоса моей матери, были закончены. Её голос был таким ясным и живым. Я говорил себе снова и снова, что на мгновенье голос почти завладел мной. Я едва заметил, что Дон Хуан смотрит на меня, но это было неважно. Воспоминание голоса моей матери, зовущей меня, это завораживало. Я отчаянно старался думать о чём-то ещё. И затем я услышал снова её голос так чётко, как-
будто она была сзади. Она звала моё имя. Я быстро повернулся, но всё, что я видел, был тёмный силуэт сарая и кусты сзади него. Услышать своё имя, создало
во мне глубочайшее умственное мучение. Я невольно взвыл, почувствовал холод и одиночество, и начал всхлиповать. В тот момент у меня было чувство, что мне нужен кто-то, чтобы обо мне позаботился. Я повернул голову, чтобы посмотреть на Дон Хуана; он уставился на меня. Мне не хотелось его видеть, поэтому
я закрыл глаза. И тут я увидел свою мать. Это не было мыслью о матери так, как я обычно о ней думаю. Это было чистое ВИДЕНИЕ её, стоящей рядом со мной.
Я чувствовал отчаяние, весь трясся и хотел убежать. ВИДЕНИЕ моей матери было слишком неподходящим, слишком удручающим тому, что я преследовал в этой встрече-peyote. Вероятно не было сознательного пути избежать это. Может быть я мог открыть свои глаза, если я реально хотел, чтобы ВИДЕНИЕ исчезло, но вместо этого, я осмотрел его в деталях. Мой осмотр был больше, чем просто смотреть.
62-63
Это было настойчивое обследование и заключение. Очень странное ощущение окружило меня и я, вдруг, почувствовал ужасающую тяжесть любви моей матери.
Когда я услышал моё имя, я был разорван на части; память о моей матери заполнила меня меланхолией и мучением, но когда я осмотрел её, то знал, что я никогда не любил её. Это было шоком. Мысли и образы лавиной обрушивались на меня. Тем временем, ВИДЕНИЕ моей матери должно быть исчезло; это больше не было важным. Мне также больше не было интересно то, что делали индейцы, собственно говоря, я забыл про mitote. Я был поглощён серией экстраординарных мыслей: они были больше, чем мысли; это были полные комплекты чувств, эмоциональные и бесспорные сведения о природе моих отношений с моей матерью.
В определённый момент эти экстраординарные мысли прекратились. Я заметил, что они потеряли свою текучесть и их качество быть полными комплектами чувств. Я начал думать о других вещах. Мой ум блуждал: я думал о других членах моей семьи, но у меня не было образов, сопровождающих мои мысли. Затем
я посмотрел на Дон Хуана. Он стоял, остальные мужчины тоже стояли и потом они все пошли к воде. Я двинулся в сторону и подтолкнул мальчика, кто всё ещё спал. Я рассказал Дон Хуану всю последовательность моего невероятного ВИДЕНИЯ почти также быстро, как он влезал в мою машину. Он хохотал с огромным удовольствием и сказал, что моё ВИДЕНИЕ было знаком-омэн таким же важным, как и мой опыт с Mescalito. Я помнил, что Дон Хуан интерпретировал мои реакции, когда я впервые попробовал peyote, как важный знак; собственно говоря, он решил научить меня своим знаниям из-за этого. Дон Хуан сказал, что в течение последней ночи встречи-mitote, Mescalito кружил надо мной настолько открыто, что все были вынуждены повернуться ко мне, и это было причиной почему он уставился на меня, когда я посмотрел на него. Я хотел слышать его интерпретацию моего ВИДЕНИЯ, но он не хотел говорить об этом. Он сказал, что то, что
я испытал, было ерундой по сравнению с омэн. Дон Хуан продолжал говорить о свечении Mescalito надо мной и как все это видели. "Это было реально что-то," сказал он. "Я не никак мог ожидать лучше знака-омэн."
Дон Хуан и я были явно на разной волне. Он был озабочен важностью событий, которые он называл как омэн, а я был поглощён деталями ВИДЕНИЯ, которое
я видел. "Мне не интересны знаки," сказал я. "Мне хочется знать, что произошло со мной." Он нахмурился, как-будто он огорчился, и оставался неподвижным и очень спокойным какое-то время. Потом посмотрел на меня, его тон был властным. Он сказал, что единственным важным событием было, что Mescalito был очень мягок со мной, осветил меня своим светом и преподал мне урок без всяких усилий с моей стороны, чем просто быть там.
64-65
4 сентября 1968 - я поехал в Сонору посетить Дон Хуана. Следуя требованию, которое он сделал в мой предыдущий визит к нему, по пути я остановился в Hermosillo, купить ему не коммерческую tequila, называемую bacanora. Его просьба казалась очень странной для меня в тот момент, так как я знал, что он не любил пить, но я купил 4 бутылки и положил их в ящик вместе с другими вещами, которые я привёз для него.

"Ну и ну, ты привёз 4 бутылки!" воскликнул он, смеясь, когда открыл ящик. "Я просил только одну. Думаю, ты полагал, что bacanora была для меня, но это для моего внука Lucio, и ты должен дать её ему, как твой личный подарок."
Я встретил внука Дон Хуана два года назад; тогда ему было 28 лет. Он был очень высокий и всегда был одет хорошо и экстравагантно, согласно своему заработку и по сравнению с его сверстниками. Тогда как большинство индейцев Яки носило khakis и Levis, соломенные шляпы и самодельные сандали-guaraches, одеждой Lucio был дорогой чёрный кожанный пиджак, отделанный складками с бусами из черепахи, техасская ковбойская шляпа и пара сапог, которые были вручную украшены и с его именем на них. Lucio был доволен получить бутылки алкоголя и тут же взял их внутрь своего дома, наверно спрятать их. Дон Хуан сделал
обычный комментарий, что никто не должен копить алкоголь и пить наедине. Lucio сказал, что он не прячет, а отложил до вечера, когда пригласит друзей выпить с ним. В тот вечер около семи, я вернулся к Lucio, было темно. Я еле разобрал силуэты двух людей, стоящих под небольшим деревом; это был Lucio с одним из его друзей, кто ждали меня и провели меня в дом с фонарём. Домом Lucio была шаткая, деревянная, двухкомнатная конструкция с глинянным полом, длиной около семи метров, поддерживаемая относительно тонкими деревянными брёвнами. И как все дома Яки, дом имел соломенную крышу и приличную террасу-ramada, в своём роде навес над всей передней частью дома. Крыша террасы-ramada не бывает соломенной, а всегда из ветвей, свободно составленных, чтобы дать достаточно тени и всё же позволить прохладному ветру свободно циркулировать. Войдя в дом, я включил свой магнитофон, который держал в своём портфеле.
Lucio представил меня представил меня своим друзьям. Было 8 мужчин внутри дома, включая Дон Хуана. Они свободно сидели вокруг центра комнаты под ярким светом газолиновой лампы, свисающей с потолка. Дон Хуан сидел на ящике, я сел лицом к нему на конец 2х-метровой скамьи, сделанной из толстого бревна и врытой в пол. Дон Хуан положил свою шляпу на пол рядом с ним. Свет лампы делал более сверкающими белизной его короткие белые волосы. Я посмотрел на его лицо: свет также увеличил его глубокие морщины на шее и на лбу, свет делал его старее и темнее. Я смотрел на других мужчин: в зеленовато-белом свете все они выглядели уставшими и старыми. Lucio обратился ко всей группе на испанском и сказал громким голосом, что мы собираемся выпить одну бутылку bacanora, которую я привёз для него из Hermosillo. Он пошёл в другую комнату, принёс бутылку, открыл её и передал её мне вместе с маленькой оловянной чашкой. Я налил немного в чашку и выпил. Вacanora казалась более ароматной и густой, чем обычная tequila, а также сильнее: я раскашлялся. Я передал бутылку и и все наливали себе немного, кроме Дон Хуана. Он просто взял бутылку и поставил её перед Lucio, кто был в конце цепочки. Все дали прекрасную оценку приятному вкусу этой бутылки.

66-67
Они все согласились, что алкоголь должно быть прибыл с высоких гор Chihuahua. Бутылка пошла по второму кругу. Мужчины облизывали свои губы, повторяли свои похвалы и занялись приятной живой дискуссией о заметной разнице между tequila, сделанной в Guadalajara и той, что сделана на высоте Chihuahua.
В течение второго раунда Дон Хуан опять не пил, а себе я налил несколько капель, хотя остальные наполняли чашку до краёв. Бутылка пошла по третьему кругу и была закончена.
"Достань другие бутылки, Lucio," сказал Дон Хуан. Lucio казалось колебался, Дон Хуан вполне непринуждённо объяснил другим, что я привёз бутылки для Lucio.
Benigno, молодой человек такого же возраста как Lucio, посмотрел на портфель, который я поставил незаметно сзади себя, и спросил, был ли я продавцом tequila.
Дон Хуан ответил, что я не был, и что в действительности я приехал в Сонору увидеться с Дон Хуаном.
"Карлос изучает всё о Mescalito, и я учу его,"сказал Дон Хуан. Они все посмотрели на меня и вежливо улыбнулись. Bajea, дровосек, маленький, худой мужчина с резкими чертами лица, пристально посмотрел на меня и затем сказал, что хозяин магазина обвинил меня в том, что я был шпионом из американской компании, которая планировала начать добычу на земле индейцев Яки. Они все отреагировали так, как-будто их раздражали такие обвинения. Помимо этого, они все ненавидели хозяина магазина, кто был мексиканец или Yori, как называют их индейцы. Lucio пошёл в другую комнату и принёс другую бутылку bacanora, открыл её, налил себе побольше и послал бутылку по кругу. Разговор перешёл к теме о возможности американской компании приехать в Сонору и их эффект на Яки. Бутылка обратно вернулась к Lucio, он поднял её и посмотрел на содержание, чтобы знать сколько в ней осталось.
"Скажи ему не беспокоиться, и что ты привезёшь ему больше в следующий раз, когда приедешь," прошептал мне Дон Хуан. Я наклонился к Lucio и заверил его, что в мой следующий визит я привезу ему, по крайней мере, полдюжины бутылок. В какой-то момент разговор затих. Дон Хуан повернулся ко мне и громко сказал,
"Почему бы тебе не рассказать ребятам здесь о твоей встрече с Mescalito? Я думаю, что это было бы намного интереснее, чем эта бесполезная болтовня о том, что может случиться, если американская компания приедет в Сонору."

"Дедушка, Mescalito - это peyote?" спросил с любопытством Lucio.
"Некоторые люди это так называют," сухо сказал Дон Хуан. "Я предпочитаю называть это Mescalito."
"Эта чертовская вещь делает сумасшедшим," сказал Genaro, высокий, сильный мужчина среднего возраста.
"Я думаю, это глупо говорить, что Mescalito делает безумным," тихо сказал Дон Хуан. "Если бы так было, Карлос был бы в смирительной рубашке в этот момент, вместо того, чтобы быть здесь и разговаривать с тобой. Он это взял и посмотри на него: он - в порядке."
Bajea улыбнулся и застенчиво ответил, "Кто знает?" и все расхохотались.
"Тогда посмотри на меня," сказал Дон Хуан. "Я знаю Mescalito почти всю свою жизнь и он никогда меня не обидел." Мужчины не смеялись, но было видно, что они не принимали его всерьёз. "С другой стороны," продолжал Дон Хуан, "это - правда, что Mescalito делает людей сумасшедшими, как ты сказал, но это только, когда они приходят к нему, не зная, что они делают."
Esquere, старик, кто похоже был одного возраста с Дон Хуаном, тихо усмехнулся, покачивая головой из стороны в сторону. "Дон Хуан, что ты имеешь ввиду под - не зная?" спросил он. "Когда я видел тебя последний раз, ты говорил то же самое."
"Люди реально сходят с ума, когда они берут peyote," продолжал Genaro-Дженаро. "Я видел как индейцы Huichol его ели. Они ели себя как ненормальные. Они пукали и писили везде, выплёвывая пену. Можно получить эпилепсию, употребляя эту проклятую вещь. Это однажды мне сказал мистер Salas - правительственный инженер. И знаете, эпилепсия - это на всю жизнь."
"Это хуже, чем быть животным," торжественно произнёс Bajea.
"Ты видел только то, что хотел увидеть в индейцах Huichol, Genaro-Дженаро," сказал Дон Хуан.
68-69
"Скажу тебе, ты никогда не беспокоился узнать от них, что такое быть знакомым с Mescalito. Mescalito никогда не делал никого эпилептиком, насколько я знаю. Правительственный инженер - мексиканец - Yori и я сомневаюсь, что Yori знает что-то об этом. Надеюсь, ты не думаешь, что все те тысячи людей, кто знаком с Mescalito, ненормальные, не так ли?"
"Они должно быть не в своём уме или недалеко от этого, чтобы делать такие вещи," ответил Genaro-Дженаро.
"Но если бы все те тысячи людей были не в своёи уме в одно время, то кто бы делал их работу за них? Как бы им удалось выжить?" спросил Дон Хуан.
"Macario, кто приехал с "другой стороны" - США - сказал мне, что тот, кто это принимает там, отмечен на всю жизнь," сказал Esquere.
"Macario врёт, если так говорит, сказал Дон Хуан. "Я уверен: он не знает, о чём говорит."
"Он действительно много врёт," сказал Benigno.
"Кто этот Macario?" спросил я.
"Это - индеец Яки, кто здесь живёт," сказал Lucio. "Он сказал, что он из Аризоны, и что он был в Европе во время войны. Он рассказывет всякие небылицы."
"Он говорит, что был полковником!" сказал Benigno. Все рассмеялись и разговор переключился на невероятные истории Macario, но Дон Хуан снова вернулся к теме Mescalito.
"Все вы знаете, что Macario - врун, тогда как вы можете ему верить, когда он говорит о Mescalito?"
"Дедушка, ты имеешь ввиду peyote?" спросил Lucio, как-будто он реально не мог понять слово Mescalito.
"Проклятье! Да!" тон Дон Хуана был резким и лаконичным. Lucio невольно съёжился и, на момент, я почувствовал, что они все боялись. Потом Дон Хуан широко улыбнулся и продолжил мягким тоном. "Ребята, разве вы не видите, что Macario не знает, о чём говорит? Разве вы не видите: чтобы говорить о Mescalito, нужно о нём знать?"
"Опять то же самое," сказал Esquere. "Что это за знание? Ты хуже, чем Macario. По крайней мере, он говорит то, что у него на уме, знает он это или нет. Годами
я слышал, как ты говорил: нам нужно знать. Что нам нужно нужно знать?"
"Дон Хуан говорит: в peyote есть дух," сказал Benigno.
"Я видел peyote в поле, но я никогда не видел духов-spirits или что-то в этом роде," добавил Bajea.
"Mescalito похож на spirit, наверно," объяснил Дон Хуан. "Но кто он, станет ясно, только когда о нём узнаешь. Esquere жалуется, что я это говорил годами. Ну да, говорил. Но не моя вина, что вы не понимаете. Bajea говорит, что тот, кто принимает его, становится как животное. Ну а я этого не вижу, для меня те, кто думают, что они выше животных, живут хуже, чем животные. Посмотрите на моего внука: он работает без отдыха, я бы сказал, что он живёт, чтобы работать как мул. и всё, что он делает, и что животные не делают, это - напивается."
Все расхохотались, Виктор, очень молоденький паренёк, кто казался всё ещё юношей, смеялся тонким голосом, вибрацией выше всех. Eligio-Элиджио, молодой фермер, до сих пор не проронил ни слова. Он сидел на полу справа от меня, навалившись спиной на мешки с химическим удобрением, которые были сложены в кучу внутри дома, чтобы не намокли от дождя. Он был один из друзей детства Lucio, выглядел сильным, хоть и ниже Lucio, но более мускулистым и хорошо сложенным. Eligio-Элиджио видно заинтересовали слова Дон Хуана. Bajea пытался вставить свой коммент, но Элиджио его перебил.
"Каким образом peyote всё это меняет?" спросил он. "Мне кажется, что мужчина рождён, чтобы работать всю жизнь, как мул."
"Mescalito всё меняет," сказал Дон Хуан, "и всё же, нам приходиться работать, как и всем остальным: как ослы. Я сказал, внутри Mescalito есть дух, потому что
он - что-то похожее на spirit, который вносит перемены в мужчин. Дух, который мы можем видеть и трогать, дух, который меняет нас, иногда даже против нашей воли."
"Peyote делает тебя безумным," сказал Genaro-Дженаро, "и тогда, конечно, ты поверишь, что поменялся. Правда?"
"Как он может поменять нас?" настаивал Элиджио.
"Он учит нас, как правильно жить," сказал Дон Хуан. "Он помогает и защищает тех, кто его знают. Жизнь, которую вы все ведёте, не жизнь вообще. вы не знаете счастья, которое которое приходит, если делаешь вещи по своей воле. Вы не имеете защитника!"
70-71
"Что ты имеешь ввиду?" спросил Дженаро со злостью. "У нас конечно есть наш лорд Иесус и наша девственница-мать, и маленькая девственница Guadalupe. Разве не они наши защитники?"
"Отличная команда защитников!" язвительно передразнил Дон Хуан. "Они научили тебя, как лучше жить?"
"Это потому что люди их не слушают," протестовал Дженаро, "и они только обращают внимание на дьявола."
"Если бы они были настоящие защитники, они бы заставили тебя слушать," сказал Дон Хуан. "Если Mescalito становится твоим защитником, тебе придёться слушать, хочешь ты этого или нет, потому что ты можешь его видеть и ты должен обращать внимание на то, что он говорит. Он заставит тебя приблизиться к нему с уважением. Не тем путём, каким вы, мужики, привыкли прибл"
"Хуан, что ты имеешь ввиду?" спросил Esquere.
"Я имею ввиду, что для вас, придти к своим защитникам, означает, что одному из вас придёться играть на скрипке, а танцору придёться одеть свою маску и украшения на ноги, стучать и танцевать, пока остальные пьют. Ты, Benigno, ты когда-то был танцором, расскажи нам об этом."
"Я это бросил после 3х лет, это - трудная работа," ответил Benigno.
"Спроси Lucio," язвительно сказал Esquere. "Он это бросил через неделю!"
Все рассмеялись кроме Дон Хуана. Lucio улыбнулся, видимо смущённый, и залпом выпил bacanora огромными глотками.
"Это - не трудно, это - идиотизм," сказал Дон Хуан. "Спроси Валенсио, танцора, нравится ему танцевать. Ему не нравится! Он просто к этому привык, вот и всё.
Я годами видел, как он танцевал, и каждый раз я видел те же движения, плохо исполненные. Он не гордится своим искусством, кроме тогда, когда говорит об этом. Любви к этому у него нет, поэтому год за годом, он повторяет те же самые движения. То, что было неправильным в его танце, зафиксировалось, и он этого больше не видит."
"Его так научили танцевать," сказал Элиджио. "Я тоже был танцором в городе Torim. Я знаю, что ты должен танцевать так, как тебя учат."
"В любом случае, Валенсио - не самый лучший танцор," сказал Esquere. "Есть другие, как насчёт Sacateca?"
"Sacateca - человек Знаний, он - не того же класса как вы, мужики," твёрдо сказал Дон Хуан. "Он танцует, потому что это - черта его натуры. Всё, что я хотел сказать, это что вы, кто не танцоры, не получаете удовольствия от этого. Может быть, если танцы хорошо исполнены, кому-то из вас это доставит удовольствие. Хотя немногие из вас знают много о танцах; поэтому вам остаются мизерные кусочки радости. Вот поэтому вы все - алкаши, посмотрите на моего внука!"
"Дед, прекрати!" запротестовал Lucio.
"Он не ленивый и не дурак," продолжал Дон Хуан, "но что он ещё делает помимо выпивки?"
"Он покупает кожанные пиджаки!" воскликнул Дженаро и пронёсся всеобщий рёв хохота. Lucio хлебнул ещё bacanora.
"И как peyote изменит всё это?" спросил Элиджио.
"Если Lucio будет искать защитника," сказал Дон Хуан, "его жизнь поменяется. Я точно не знаю как, но я уверен, что она будет другой."
"Он перестанет пить, это то, что вы имеете ввиду?" настаивал Элиджио.
"Наверно бросит пить, но ему нужно что-то ещё, кроме tequila, чтобы сделать его жизнь удовлетворительной. И это что-то может быть дано его защитником."
"Тогда peyote должен быть хорош по вкусу," сказал Элиджио.
"Я этого не говорил," ответил Дон Хуан.
"Какого чёрта, как получить удовольствие, если он на вкус неприятный?" сказал Элиджио.
"Это заставляет человека получать больше удовольствия от жизни," посоветовал Дон Хуан.
"Но если это неприятно на вкус, как может это заставить нас получать больше удовольствия от жизни?" настаивал Элиджио. "Это не имеет смысла."
"Конечно это имеет смысл," с убеждением сказал Дженаро. "Peyote делает тебя ненормальным и, естественно, ты думаешь, что имеешь отличное время своей жизни, неважно, что ты делаешь." Все опять хором рассмеялись. "Это не имеет смысла," невозмутимо продолжал Дон Хуан, "если ты думаешь, как мало мы знаем и как много там увидеть. Алкоголь, вот что делает людей ненормальными и затуманивает образы. Mescalito, с другой стороны, делает всё более чётким.
72-73
Он заставляет тебя так хорошо ВИДЕТЬ. Так прекрасно !" Lucio и Benigno посмотрели друг на лруга и улыбнулись, как-будто они уже слышали эту историю раньше.
Дженаро и Esquere становились более нетерпеливыми и начали разговаривать в то же самое время. Смех Виктора покрыл все другие голоса. Элиджио, похоже, был единственный, кому было интересно.
"Как peyote делает всё это?" спросил он.
"В первую очередь," объяснял Дон Хуан, "ты должен хотеть познакомиться с ним, и я думаю, это самая важная вещь. Затем ты должен быть предложен ему, и
ты должен встретиться с ним много раз, прежде чем ты можешь сказать, что ты его знаешь."
"И что произойдёт потом?" спросил Элиджио.
Дженаро грубо прервал. "Ты кладёшь член на крышу, а задницу на землю." Мужики расхохотались.
"То, что случится потом, всецело зависит от тебя," продолжил Дон Хуан, не теряя самообладания. "Ты должен придти к нему без страха и, понемногу, он будет учить тебя, как жить лучшей жизнью." Наступила длинная пауза. Мужчины казались усталыми. Бутылка была пустой. Lucio, с явным нежеланием, открыл другую.
"Рeyote тоже защитник Карлоса?" шутливо спросил Элиджио.
"Я этого не знаю, он взял его всего лишь 3 раза, так что попроси его рассказать тебе об этом," ответил Дон Хуан. Они все повернулись с любопытством ко мне.
Элиджио спросил, "Ты действительно брал его?"
"Да брал." Похоже Дон Хуан этот раунд с присуствующими. Или им было интересно услышать о моих испытаниях, или они были слишком вежливыми, чтобы смеяться мне в лицо.
"Разве это не причинило боль твоему рту?" спросил Lucio.
"Да, peyote также ужасен на вкус."
"Тогда почему ты его принял?" спросил Benigno. Я начал объяснять им сложными терминами, что для человека Запада, знания Дон Хуана о peyote, была одна из самых поразительных вещей, какую только можно найти. И всё, что он сказал об этом, было правдой, и что каждый из нас может подтвердить эту правду.
Я заметил, что все они улыбались, как-будто они прятали своё презрение. Я страшно смутился и сознавал свою неуклюжесть в передаче того, что у меня реально было на уме. Я говорил ещё, но уже потерял стимул и только повторял то, что сказал Дон Хуан. Дон Хуан пришёл мне на помощь и спросил заверительным тоном,
"Ты ведь не искал защитника, когда впервые пришёл к Mescalito, не так ли?"
Я сказал им, что я не знал, что Mescalito мог быть защитником, и что меня двигало только любопытство и огромное желание его узнать. Дон Хуан подтвердил, что мои намерения были безупречны, и сказал, что в силу этого, Mescalito имел благотворный эффект на меня.
"Но ведь он заставил тебя пукать и писить везде, не так ли?" настаивал Дженаро. Я согласился с ним, что это, собственно говоря, повлияло на меня в этом роде.
Они все непрерывно хохотали. Я почувствовал, что они стали ещё более презрительными ко мне. Они, похоже, в этом не были заинтересованы, кроме Элиджио, кто уставился на меня. "Что ты видел?" спросил он. Дон Хуан советовал мне всё вспомнить для них или почти все детали моего опыта, бросающиеся в глаза.
Поэтому я описал последовательность и форму того, что я воспринял.
Когда я закончил, Lucio сделал комментарий. "Если peyote такой непредсказуемый, я рад, что никогда его не брал."
"Это как раз то, что я сказал: это делает тебя безумным." сказал Дженаро Bajea.
"Но Карлос - не сумасшедший. Как ты это объяснишь?" спросил Дон Хуан Дженаро.
"Откуда мы знаем, что он не сумасшедший?" ответил Дженаро и все разразились смехом, включая Дон Хуана.
"Ты боялся?" спросил Benigno.
"Конечно боялся."
74-75
"Тогда почему ты это сделал?" спросил Элиджио.
"Он сказал, что он хотел знать," ответил Lucio за меня. "Я думаю, Карлос собирается быть, как мой дедушка. Оба говорят, что они хотели знать, но никто не знает, что, чёрт возьми, они хотят знать."
"Невозможно объяснить такое знание," сказал Дон Хуан Элиджио, "потому что это разное для каждого человека. Единственная вещь, которая общая для всех нас, это то, что Mescalito открывает свои секреты лично каждому человеку. Чувствуя как Дженаро настроен, я бы не рекоммендовал ему встретить Mescalito. Однако, несмотря на мои слова или мои чувства, Mescalito может иметь полностью благотворный эффект на него. Но только он может это выяснить, и это - знание, которое я имел ввиду." Дон Хуан встал. "Время - идти домой, Lucio - пьян, а Виктор заснул," добавил он.

Двумя днями позже, 6 сентября, Lucio, Benigno и Элиджио пришли к дому, где я остановился, чтобы идти на охоту со мной. Они молчали какое-то время, так как
я продолжал писать свои заметки. Затем Benigno вежливо засмеялся, как предупреждение, что он собирается сказать что-то важное. После предварительного стыдящего молчания, он снова засмеялся и сказал, "Lucio, вот здесь, говорит, что хочет принять peyote."
"Неужели?" спросил я.
"Да. Я не буду возражать."
Смех Benigno был отрывистым. "Lucio сказал, что он примет peyote, если ты купишь ему мотоцикл." Lucio и Benigno друг на друга и разразились смехом.
"Сколько стоит мотоцикл в США?" спросил Lucio.
"Ты возможно можешь взять его за 100 долларов," сказал я.
"Там это не так много, не так ли? Ты легко мог бы достать его для него?" спросил Benigno.
"Нууу, позволь мне спросить твоего дедушку сначала," сказал я Lucio.
"Нет, нет," запротестовал он. "Не говори ему об этом. Он всё испортит: он странный. И кроме этого, он - слишком старый и слабый на ум, он не знает, что делает."
"Он когда-то был настоящим Колдуном," добавил Benigno. "Я имею ввиду - настоящий. Мои родители говорят: он был лучшим. Но он стал принимать peyote и стал никто. А сейчас он слишком стар."
"И он повторяет снова и снова те же самые глупые истории о peyote," сказал Lucio.
"Этот peyote настоящий мусор," сказал Benigno. "Знаешь, мы его попробовали однажды. Lucio получил целый мешок от своего деда. Однажды ночью, когда мы собирались в город, мы пожевали его. Чёрт возьми! Я разрезал свой рот в клочья. У него был адский вкус !"
"Ты проглотил его?" спросил я.
"Мы выплюнули его," сказал Lucio, "и выбросили проклятый мешок." Они оба думали, что случай был очень смешным. Тем временем, Элиджио не сказал ни слова. Он, как обычно, ушёл в себя и даже не смеялся.
"А ты, Элиджио, хочешь попробовать?" спросил я.
"Нет, не я, даже за мотоцикл." Lucio и Benigno нашли это очень смешным и снова загоготали.
"Так или иначе, должен признать, что Дон Хуан поражает меня." продолжал Элиджио.
"Мой дед слишком старый, чтобы что-нибудь знать," сказал Lucio с глубоким убеждением."
"Да, он слишком стар," эхом произнёс Benigno. Я подумал, что мнение двух молодых людей о Дон Хуане было незрелым и безоснованным. Я почувствовал своей обязанностью защитить его характер, и сказал им: как я могу судить, Дон Хуан был тогда таким же, каким был в прошлом - великим Колдуном, может быть даже самым великим из всех. Я сказал, что я чувствовал: было что-то в нём, что-то реально экстраординарное. Я убедил их вспомнить, что ему больше 70 лет и всё же он был сильнее и энергичнее всех нас, вместе взятых. Я вызвал молодых парней доказать это самим себе, стараясь сделать что-нибудь плохое Дон Хуану.
"Ты просто не можешь сделать ничего плохого моему деду," с гордостью объявил Lucio. "Он - brujo."
Я напомнил им, что это они сказали: он был слишком стар и слаб умом, и что слабый умом человек не знает, что происходит вокруг него.
76-77
Я добавил, что каждый раз поражался работоспособности Дон Хуана.
"Никто не может обвести вокруг пальца brujo-человека Знаний, даже если он стар," авторитетно выразился Benigno. "Хотя группой они могут, когда он заснул.
Как раз это и случилось с человеком по имени Cevicas. Люди устали от его злого колдовства и убили его."
Я попросил их дать мне все детали этого случая, но они сказали, что это произошло до их времени или когда они были очень маленькими. Элиджио добавил, что люди тайно верят, что Cevicas был глупцом и что никто не может причинить вред настоящему Колдуну. Я собирался спросить их и дальше их мнения о Колдунах.
Они похоже, не имели большого интереса в этой теме; кроме этого, им хотелось скорее идти и попробовать ружьё, которое я привёз. Некоторое время они молчали, пока мы шли к густому кустарнику. Затем Элиджио, кто был впереди нас, повернулся и сказал мне,
"Может быть, это мы - сумасшедшие. Может быть Дон Хуан прав. Посмотри как мы живём."
Lucio и Benigno запротестовали, а я старался их успокоить. Я был согласен с Элиджио и сказал им, что я сам чувствовал, что было что-то неправильно в том, как как я жил. Benigno сказал, что это не дело, жаловаться на мою жизнь, что у меня были деньги и машина. Я ответил, что с таким же успехом, я могу сказать, что они сами были в лучшем положении, потому что каждый из них имел кусок земли. Они в унисон ответили, что владелец их земли был федеральный банк. А я сказал им, что тоже не владел моей машиной, что банк в Калифорнии владел ей, и что моя жизнь просто была другой, но не лучше, чем ихняя. К тому времени мы были уже в густом кустарнике. Мы не нашли ни одного оленя или дикого кабана, но мы добыли 3 зайца. По возвращении, мы остановились в доме Lucio и он объявил, что его жена собирается приготовить блюдо из зайцев. Benigno пошёл в магазин купить бутылку tequila и несколько содовой. Когда мы возвратились, Дон Хуан был с ним.
"Ты видел как мой дед покупал пиво в магазине?" рассмеявшись спросил Lucio.
"Меня не пригласили на эту встречу," сказал Дон Хуан. "Я просто заглянул спросить Карлоса, уезжает ли он в Hermosillo." Я сказал ему, что планировал уехать на следующий день, и, пока мы разговаривали, Benigno распределял бутылки. Элиджио отдал свою Дон Хуану и, так как среди индейцев Яки считается смертельно невежливым отказаться, даже из вежливости, Дон Хуан спокойно её взял. Я отдал свою Элиджио и он был обязан взять её. Поэтому Benigno, в свою очередь, дал мне свою бутылку. Но Lucio, кто явно наблюдал всю процедуру хороших манер Яки, уже закончил пить свою содовую воду. Он повернулся к Benigno, у кого было жалкое выражение лица, и сказал, смеясь, "Они оставили тебя без бутылки." Дон Хуан сказал, что он никогда не пил содовую и вставил свою бутылку содовой в руки Benigno. Мы молча сидели под навесом, Элиджио казалось нервничал: он перебирал край своей шляпы.
"Я думал о том, что ты сказал прошлой ночью," сказал он Дон Хуану. "Как peyote может изменить нашу жизнь? Как?"
Дон Хуан не ответил, посмотрев пристально на Элиджио на момент и затем начал петь на языке Яки. Это не было настоящей песней, а скорее пересказ. Мы долго хранили молчание. Потом я попросил Дон Хуана перевести для меня слова Яки песни.
"Это только предназначается для Яки," ответил он деловито. Я почувствовал себя отвергнутым: я был уверен, что он сказал что-то огромной важности.
"Элиджио - индеец," наконец сказал Дон Хуан мне, "и как индеец, Элиджио ничего не имеет. Мы - индейцы, ничего не имеем. Всё, что ты видишь вокруг, принадлежит Yoris-мексиканцам. У Яки есть только их гнев и то, что им свободно предлагает земля."
Никто не проронил ни звука довольно долгое время, потом Дон Хуан встал, сказал досвиданья и ушёл. Мы смотрели на него, пока он не исчез за поворотом дороги. Казалось, что мы все нервничали. Lucio рассеянно сказал нам, что его дед не остался, потому что ненавидел жаркое из зайцев. Элиджио похоже мыслями ушёл в себя. Benigno повернулся ко мне и громко сказал, "Я думаю, Лорд накажет тебя и Дон Хуана за то, что вы делаете." Lucio начал смеяться и Benigno присоединился к нему. "Ты паясничаешь, Benigno," трезво высказался Элиджио. "То, что ты только что сказал, не стоит и проклятья."
78-79
15 сентября 1968, в ночь на субботу. Дон Хуан сидел перед Элиджио в центре рамады в доме Lucio. Дон Хуан положил свой мешок peyote между ними и запел, слегка качаясь телом туда-сюда. Lucio, Benigno и я сидели 5-6 шагов сзади Элиджио, спинами к стене. Сначала было довольно темно. Мы сидели внутри дома под газалиновой лампой, ожидая Дон Хуана. Он позвал нас в рамаду, когда прибыл, и сказал нам, где сесть. Через некоторое время мои глаза привыкли к темноте.
Я чётко мог всех видеть. Я заметил, что в Элиджио, похоже, вселился ужас. Всё его тело тряслось: зубы безконтрольно стучали, он конвульсировал спазмотическим дёрганием головы и спины. Дон Хуан разговаривал с ним, успокаивая его не бояться, доверять защитнику и ни о чём больше не думать.
Он непринуждённо взял кусочек peyote и предложил его Элиджио, и велел ему очень медленно жевать. Элиджио взвыл как щенок и съёжился, его дыхание участилось и было похоже на громкое шипение. Он снял свою шляпу и вытер лоб, закрыл руками своё лицо. Я подумал, что он заплакал. Это был очень долгий и напряжённый момент прежде, чем он восстановил контроль над собой. Он сел прямо и, всё ещё закрывая своё лицо одной рукой, взял peyote и начал жевать его.
Я почувствовал мрачное предчувствие. До этого я не представлял, что я наверно был таким же напуганным, как и Элиджио. В моём рту появилась сухость, похожая на ту, что появляется от peyote. Элиджио жевал семя peyote долгое время. Моё напряжение увеличивалось и я невольно начал ныть, так как моё дыхание ускорилось. Дон Хуан начал громче монотонно петь, потом он предложил другое семя peyоte Элиджио и, после того как Элиджио закончил его, он предложил ему сухой фрукт и сказал ему жевать его очень медленно. Элиджио постоянно вставал и уходил в кусты. В какой-то момент он попросил воды. Дон Хуан велел ему не не пить её, а только прополоскать рот. Элиджио прожевал ещё два семя и Дон Хуан дал ему сухого мяса. К тому времени, когда он прожевал своё десятое семя,
я чуть не заболел от беспокойства. Вдруг Элиджио упал вперёд и его лоб ударился об землю. Он перевернулся на свою левую сторону и дёрнулся в конвульсии.
Я посмотрел на свои часы: было 20 минут после 11. Элиджио метался, изгибался и стонал больше часа, пока лежал на полу. Дон Хуан сохранял то же самое положение перед ним. Его песни о peyote были почти бормотанием. Benigno, кто сидел справа от меня, выглядел невнимательным; Lucio, рядом с ним, превернулся набок и захрапел. Тело Элиджио сплющилось в искривлённое положение. Он лежал на правом боку, передом ко мне, с руками между ногами. Его тело сделало мощный прыжок он повернулся на спину со слегка согнутыми ногами. Его левая рука взмахивала вперёд и вверх очень свободным, элегантным движением. Его правая рука повторяла то же движение, и затем обе руки - по очереди махали, медленное движение, напоминающее играющего на арфе. Движение
становилось более и более энергичным. Его руки заметно вибрировали и поднимались вверх и вниз как поршень. В то же самое время его руки вертелись в запястьях и его пальцы дрожали мелкой дрожью. Это была прекрасная, завораживающая, гармоничная картина. Я подумал, что его ритм и контроль мускулов были несравненны. Затем Элиджио медленно поднялся, как-будто он вытягивался против обволакивающей силы. Его тело трепетало. Он присел на корточки и затем толкнул себя вверх в стоячее положение. Его руки, тело и голова дрожали, как-будто переменный электрический ток проходил через них. Казалось, как-
будто сила, вне его контроля, направляет или двигает его вверх. Дон Хуана монотонное бормотание стало очень громким. Lucjo и Benigno проснулись и какое-то время смотрели на сцену без всякого интереса и потом пошли спать опять. Элиджио, похоже, двигался всё вверх и вверх. Он вероятно, взбирался. Он сложил ладони чашкой и, казалось, хватался за предметы вне моего обозрения. Он толкнул себя вверх и остановился перехватить дыхание.
80-81
Я хотел видеть его глаза и двинулся поближе, но Дон Хуан бросил на меня свирепый взгляд и я свернулся к моему месту. Затем Элиджио подпрыгнул. Это был последний внушительный прыжок. Он вероятно достиг своей цели. Он пыхтел и всхлиповал, энергично действуя. Он, похоже, лез и держался за край, но что-то держало его. Его хватка была неуверенной, он зашатался и начал падать. Его тело изогнулось аркой назад и билось в конвульсиях с головы до пят красивыми, координированными волнами. Волна прошла через него наверно 100 раз, прежде чем его тело рухнуло как безжизненный холщёвый мешок. Через некотрое время, он вытянул руки перед собой, как бы защищая своё лицо. Его ноги вытянулись назад, пока он лежал на груди; они были изогнуты аркой несколько см над землёй, придавая телу вид скольжения или полёта с невероятной скоростью. Его голова откинулась аркой, как только возможно назад, его руки закрыли глаза, закрывая их. Я ощущал ветер, свистящий вокруг него. Я вдохнул и невольно издал громкий, пронзительный крик. Lucio и Benigno проснулись и с любопытством посмотрели на Элиджио.
"Если ты обещаешь купить мне мотоцикл, я сейчас же начну жевать эту хрень," громко сказал Lucio. Я посмотрел на Дон Хуана: он сделал повелительно запрещающий жест головой. "Сукин сын!" пробормотал Lucio и опять пошёл на боковую. Элиджио встал и начал ходить. Он сделал пару шагов ко мне и остановился. Я мог видеть его улыбающимся блаженной улыбкой. Он пытался свистеть, чёткого звука не было, однако, это имело гармонию. Это была мелодия, у неё были только два такта, которые он повторял снова и снова. Через неготорое время свист стал более отчётливым и затем он перешёл в ясную мелодию. Элиджио бормотал неразборчиво слова, которые, похоже, были слова мелодии. Он повторял их часами. Очень простая песня, монотонная, повторяющаяся и, всё же, странно прекрасная. Элиджио, казалось, смотрел на что-то, пока пел. В какой-то момент он приблизился очень близко ко мне. Я увидел его глаза в полутемноте: они были остекленевшие и зафиксированными. Он улыбался и посмеивался. Он пошёл, сел и снова пошёл со сторами и вздыхая. Вдруг что-то, похоже, толкнуло его сзади. Его тело изогнулось аркой в середине, как бы сдвинутое прямой силой. В одно мгновение Элиджио балансировал на мысках ног, делая почти полный круг, дотрагиваясь руками до земли. Он снова мягко упал на спину на землю и вытянулся во всю длину, приобретя странную несгибаемость.
Он плакал и стонал какое-то время и потом начал храпеть. Дон Хуан накрыл его мешковиной.
Было 5:35 утра. Lucio и Benigno заснули плечом к плечу спинами к стене. Дон Хуан и я спокойно сидели очень долгое время. Он казался усталым, я прервал молчание и спросил его об Элиджио. Он ответил, что встреча Элиджио с Mescalito была исключительно успешной; Mescalito научил его песне в первую их встречу, и это было на самом деле - экстраординарно. Я спросил его, почему он не разрешил Lucio принять несколько семян за мотоцикл. Он сказал, что Mescalito убил бы Lucio, если бы он приблизился к нему на таких условиях. Дон Хуан признался, что всё тщательно приготовил, чтобы убедить своего внука; он рассчитывал на мою дружбу с Lucio, как главный конёк его стратегии. Он сказал, что Lucio всегда был его постоянной тревогой, и что когда-то они жили вместе и были очень близки, но Lucio смертельно заболел, когда ему было 7 лет, и сын Дон Хуана - заклятый католик - дал клятву Мадонне Guadalupe: если его сын останется в живых, то Lucio присоединится к святому обществу танцоров. Lucio выздоровел и его заставили выполнить это обещание. Он вытерпел неделю учеником и затем решил нарушить обещание. Он думал, что он умрёт из-за этого, приготовил себя и целый день ждал, что Смерть придёт за ним.

Все смеялись над мальчиком и этот случай никогда не был забыт. Дон Хуан долго не разговаривал, он казался поглощённым своими мыслями.
"Мой план был для Lucio," сказал он, "а я нашёл Элиджио вместо него. Я знал, что это было бесполезно, но когда мы любим кого-то, то всегда настаиваем, как-будто это возможно - переделать людей. Lucio был храбрым, когда был маленьким и потом терял это качество всю дорогу."
82-83
"Ты можешь Колдовством помочь ему, Дон Хуан?"
"Колдовством? Для чего?"
"Чтобы он поменялся и вернул свою храбрость."
"Ты не возвращаешь храбрость Колдовством. Храбрость - это что-то личное. Колдовство превращает людей в безвредных или больных или глупых. Ты не заколдовываешь людей, чтобы сделать из них воинов. Чтобы быть воином, ты должен быть кристально чистым, как Элиджио. Так ты будешь иметь человека Знаний!"

Элиджио мирно храпел под холщёвыми мешками. Уже был рассвет и небо - безупречно синим, облаков не было видно.
"Я бы всё отдал, чтобы узнать о путешествии Элиджио. Ты не возражаешь, если я попрошу его рассказать мне?"
"Ни при каких обстоятельствах ты не должен его просить об этом!"
"Почему нельзя? Ведь я же рассказал тебе о своих встречах с Mescalito." сказал я.
"Это - другое. Это - не твоя склонность, держать всё при себе. Элиджио - индеец, его путешествие - это всё, что у него есть. Я бы хотел, чтобы это был Lucio."
"Разве ты ничего не можешь, Дон Хуан?" спросил я.
"Нет. К сожалению, невозможно сделать кости для медузы. Это было моей собственной глупостью." Вышло Солнце и его свет туманил мои уставшие глаза.
"Дон Хуан, ты говорил мне много раз, что Колдун не может совершать глупости. Я никогда не думал, что ты её совершишь." Дон Хуан пристально посмотрел на меня, встал, посмотрел на Элиджио и потом на Lucio. Он надел свою шляпу и прижал её верх. "Нам разрешается умно настаивать, даже хотя мы знаем, что то, что мы делаем, бесполезно," добавил он, улыбаясь, "Но мы должны сначала убедиться, что наши усилия - бесполезны, и всё-таки мы должны продолжать, как-будто
мы этого не знали. Это - КОНТРОЛИРУЕМАЯ ГЛУПОСТЬ КОЛДУНОВ."
Я вернулся в дом Дон Хуана 3 октября 1968, с единственной целью: распросить его событиях, касающиеся посвящения Элиджио. У меня образовался бесконечный поток вопросов, пока я перечитывал свои записи того, что тогда произошло. Мне нужны были очень точные, подробные объяснения. Поэтому
я составил лист вопросов заранее, тщательно выбирая подходящие слова. И я начал, спросив Дон Хуана, "Я ВИДЕЛ той ночью, Дон Хуан?"
"Ты почти ВИДЕЛ."
"Ты ВИДЕЛ, что я ВИДЕЛ движения Элиджио?"
"Да. Я ВИДЕЛ, что Mescalito разрешал тебе ВИДЕТЬ часть урока Элиджио, иначе ты бы не смотрел на человека, сидящего там, или может лежащего там. Во время последнего собрания-mitote ты не заметил, что мужчины что-то делали, не так ли?"
Во время последнего mitote, я не замечал, чтобы кто-то из мужчин выполнял необычные движения. Я сказал ему, что могу твёрдо утверждать, что всё, что
я написал в блокноте, было то, что некоторые из них вставали и шли в кусты более часто, чем другие.
"Но ты видел почти весь урок Элиджио," продолжал Дон Хуан. "Подумай об этом. А сейчас ты понимаешь, насколько Mescalito добр с тобой? Mescalito никогда не был ни с кем таким мягким, насколько я знаю. Ни с кем. И всё же ты не осознаёшь его доброты. Как ты только можешь: повернуться спиной к нему так грубо? Или наверно, мне следует сказать: что ты ожидаешь, повёртываясь спиной к Mescalito?" Я чувствовал, что Дон Хуан снова загоняет меня в угол. Я не мог ответить на его вопрос. Я всегда думал, что бросил учёбу, чтобы спасти себя, однако, я понятия не имел, от чего я спасал себя или для чего.
84-85
Я хотел быстро сменить направление нашего разговора, и поэтому я решил не продолжать с, заранее написанными, вопросами, и спросил самое важное,
"Интересно, мог бы ты рассказать мне больше о твоей КОНТРОЛИРУЕМОЙ ГЛУПОСТИ," сказал я.
"Что ты хочешь знать об этом?"
"Пожалуйста, Дон Хуан скажи мне, что точно Контролируемая Глупость," сказал я. Дон Хуан громко рассмеялся и хлопнул себя по боку.
"Это - Контролируемая Глупость!" сказал он, засмеялся и снова хлопнул бок.
"Что ты имеешь ввиду...?"
"Ты меня осчастливил, что наконец, спросил меня о моей Контролируемой Глупости после стольких лет, и всё же, это не имело бы для меня никакого значения, если бы никогда не спросил. И всё же я выбрал: чувствовать себя счастливым, как-будто меня заботило, что ты спросишь, как-будто это имеет значение, что меня это интересует. Это и есть - Контролируемая Глупость!" Мы оба громко рассмеялись и я обнял его. Я нашёл его объяснение приятным, хотя не совсем понял его. Мы сидели как обычно - перед дверью его дома. Был полдень. Перед Дон Хуаном лежала куча семян и он вытаскивал из них мусор. Я предложил помочь ему, но
он отказался, сказав, что семена были подарком для одного из его друзей в Центральной Мексике и что у меня было недостаточно силы, чтобы трогать их.
"С кем ты проделывешь Контролируемую Глупость, Дон Хуан?" спросил я после долгого молчания. Он усмехнулся.
"Со всеми!" воскликнул он, улыбаясь.
"Тогда, когда ты выбираешь момент использовать этот приём?"
"Каждый раз когда я действую." Я чувствовал, что мне нужно сделать recapitulation в этот момент, и спросил его, значила ли Контролируемая Глупость, что его действия не были искренними, а только действия актёра. "Мои действия - искренние," сказал он, "но они только действия актёра."
"Тогда всё, что ты делаешь, должно быть Контролируемой Глупостью!" сказал я, реально удивлённый.
"Да всё," ответил он.
"Но это неправда," запротестовал я, "чтобы каждое твоё действие было Контролируемая Глупость."
"Почему нет?" ответил он с таинственным выражением лица.
"Это будет означать, что ничего не имеет значение для тебя и что тебя реально никто и ничто не беспокоит. Возьми меня, например, ты имеешь ввиду, что тебя не беспокоит, стану ли я человеком Знаний или нет, не беспокоит буду я жить или умру или наделаю чего-нибудь?"
"Правильно! Не волнует. Ты как Lucio или кто-нибудь ещё в моей жизни - моя Контролируемая Глупость."
Я испытал странное чувство пустоты. Очевидно, в мире не было никакой причины, почему Дон Хуану нужно заботиться обо мне, но с другой стороны, я был почти
уверен, что он персонально заботился обо мне лично; я подумал, что не может быть иначе, так как он всегда уделял мне полное внимание в любой момент нашей встречи. Потом я пришёл к выводу, что возможно Дон Хуан просто так говорил, потому что был раздражён мной. Как ни говори, но я бросил учёбу у него.
"У меня такое чувство, что мы не говорим о тех же самых вещах," сказал я. "Мне не следовало бы использовать себя как пример. Что я хотел сказать: что-то должно быть в мире, о чём ты заботишься, и это не Контролируемая Глупость. Я не думаю, что это возможно продолжать жить, если ничто реально не имеет значения для нас."
"Это относится к тебе, вещи имеют значение для тебя," сказал он. "Ты спросил меня о моей Контролируемой Глупости и я сказал тебе, что всё, что я делаю для себя и моих друзей, это - Контролируемая Глупость, потому что ничего не имеет значение."
"Дон Хуан, мне хочется знать, если ничто не имеет значения для тебя, как ты можешь продолжать жить?" Он засмеялся и после паузы, во время которой он, казалось ,размышлял ответить ему или нет, он встал и пошёл в заднюю часть дома. Я следовал за ним. "Дон Хуан, подожди." сказал я. "Я действительно хочу знать; ты должен мне объяснить, что ты имеешь ввиду."
86-87
"Наверно это невозможно объяснить," ответил он. "Определённые вещи в твоей жизни имеют значение для тебя, потому что они важные; твои действия явно важны для тебя, но для меня никакая вещь больше не важна, и также мои действия или любые действия моих друзей. Я продолжаю жить, потому что у меня есть Воля. Потому что я закалял свою Волю всю свою жизнь, пока она не стала аккуратной и полноценной. И сейчас это неважно для меня, что ничто не имеет значение."
Он сел на корточки и провёл пальцами по каким-то травам, которые он положил высушить на Солнце на большой кусок мешковины. Я был поражён: никогда бы не предположил то направление, которое принял мой вопрос. После долгой паузы я подумал о хорошей стороне. Я сказал ему, что по моему, некоторые действия мужчин были чрезвычайной важности. Я указал, что ядерная война была определённо самым драматическим примером такого действия. Я сказал, что для меня, разрушать жизнь на Земле, было актом потрясающего, чудовищного преступления.
"Ты веришь в это, потому что думаешь. Ты думаешь о жизни," сказал Дон Хуан с огоньком в глазах. "Ты не ВИДИШЬ."
"Думаешь, я буду чувствовать по другому, если смогу ВИДЕТЬ?" спросил я.
"Как-только мужчина способен ВИДЕТЬ, он находит себя в мире в одиночестве, ни с чем, кроме Контролируемой Глупости," загадочно сказал Дон Хуан.
Он остановился на момент и посмотрел на меня, как-будто он хотел оценить эффект своих слов. "Твои действия, также как и действия твоих друзей, в общем, кажутся важными тебе, потому что ты научился думать, что они важные." Он использовал слово "научился" с такой странной, необычной интонацией, что это заставило меня спросить, что он этим хотел сказать. Он прекратил трогать свои растения и посмотрел на меня. "Мы учимся думать обо всём," сказал он,
"и затем мы тренируем наши глаза смотреть, когда мы думаем об этих вещах, на которые смотрим. Мы смотрим на себя, уже думая, что мы - важны! И поэтому мы должны чувствовать себя важными! Но потом, когда человек уже способен ВИДЕТЬ, до него доходит, что он уже не может думать о вещах, на которые смотрит, и, если он не может думать о том, на что смотрит, всё становится неважным."
Дон Хуан должно быть заметил мой изумлённый взгляд и повторил свои слова 3 раза, как бы заставить меня понять их. То, что он сказал сначала звучало для меня как абра-кадабра, но после обдумывания, его слова звучали больше как искусное заявление о какой-то стороне восприятия. Я старался придумать хороший вопрос, который заставит его разъяснить свою точку зрения, но ничего не придумал. Я вдруг почувствовал страшную усталость и не смог ясно сформулировать свои мысли. Дон Хуан похоже заметил мою усталость и мягко похлопал меня.

"Почисти эти растения вот тут," сказал он, "и затем нарежь их осторожно в этот сосуд." Он дал мне большую банку из-под кофе и ушёл. Он вернулся в свой дом часами позже, к концу дня. Я закончил нарезать его растения и у меня было много времени, чтобы делать записи. Я хотел сразу задать ему несколько вопросов, но он был не в духе отвечать мне. Он сказал, что проголодался и ему сначала нужно заняться едой. Он растопил свою печь и поставил на неё горшок с костями, мясом и бульоном. Посмотрел на пакет с продуктами, который я привёз и взял кое-какие овощи, нарезал их маленькими кубиками и бросил в горшок. Потом лёг на свой матрас, скинул сандали и велел мне сесть ближе к печи, чтобы я мог подбрасывать дрова в печь.

Было почти темно; там, где я сидел, я мог видеть небо на западе. Края некоторых плотных формаций облаков были окрашены бледно-жёлтым, тогда как центр облаков оставался почти чёрным. Я уже собрался прокомментировать: какими красивыми были облака, но он заговорил первым.
"Пушистые края и плотное ядро," отметил он, указывая на облака. Его заявление было до такой степени подходящим, что заставило меня подпрыгнуть.
"Я как раз собирался сказать тебе об облаках," сказал я.
"Тогда я обогнал тебя," отпарировал он и улыбнулся с детским задором. Я спросил его, был ли он в настроении ответить на несколько моих вопросов.
"Что ты хотел бы знать?" ответил он.
"То, что ты днём сказал мне о Контролируемой Глупости, сильно меня обеспокоило, я реально не могу понять, что ты имеешь ввиду," сказал я.
88-89
"Конечно ты не можешь это понять," сказал он. "Ты пытаешься думать об этом, и то, что я сказал не подходит твоим мыслям."
"Я старался думать об этом," сказал я, "потому что это единственный путь, которым я лично могу что-то понять. Например, Дон Хуан, ты имеешь ввиду, что как только человек осваивает ВИДЕНИЕ, всё во всём мире - бесполезно?"
"Я не говорил - бесполезно. Я сказал - неважным. Всё - равно и поэтому не важно. Например, у меня нет права сказать, что мои действия более важные, чем твои, или что одна вещь более необходима, чем другая, поэтому все вещи - равны, и будучи равными, они - не важны." Я спросил его, были ли его заявления объявлением того, что он называл ВИДЕНИЕМ, в сущности был "лучше способ", чем просто "смотреть на вещи". Он сказал, что глаза человека могут выполнять обе функции, но не один из них лучше, чем другой; однако, тренировать глаза только смотреть, было по его мнению, принудительной потерей. "Например, нам нужно смотреть глазами, чтобы смеяться," сказал он, "потому что только когда мы смотрим на вещи, можем мы уловить смешную сторону мира. С другой стороны, когда наши глаза ВИДЯТ, всё становится таким одинаковым, что это совсем не смешно."
"Дон Хуан, ты имеешь ввиду, что человек, который ВИДИТ, даже не может смеяться?" Он молчал какое-то время.
"Наверно, есть такие мужчины Знаний, кто никогда не смеётся," сказал он. "Хотя я таких не знаю. Тех, кого я знаю ,что ВИДЯТ и также смотрят, так они смеются."

"Может человек Знаний также плакать?"
"Я так полагаю. Наши глаза смотрят, поэтому мы можем смеяться, плакать, печалиться или быть счастливыми. Я лично, не люблю печаль, поэтому когда вижу то, что обычно опечалит меня, я просто отвожу глаза и ВИЖУ это, вместо того, чтобы смотреть на это. Но когда я встречаю что-то смешное, я смотрю и смеюсь."
"Но тогда, Дон Хуан, твой смех - настоящий, а не Контролируемая Глупость." Дон Хуан на момент уставился на меня.
"Я говорю с тобой, потому что ты меня смешишь," сказал он. "Ты напоминаешь мне крыс пустыни с пушистым хвостом, которые пойманы, когда всовывают свои хвосты в дыры, стараясь напугать других крыс, чтобы забрать их еду. Ты пойман своими собственными вопросами. Берегись! Иногда те крысы отрывают начисто свои хвосты, стараясь освободиться." Я нашёл его сравнение смешным и расхохотался. Дон Хуан однажды показал мне небольших грызунов с пушистыми хвостами, кто был похож на толстых белок; образ одной из тех пухлых крыс, отрывающих свой хвост был печальным и, в то же время, невероятно смешным.
"Мой смех также, как и всё, что я делаю, реально, но это также и Контролируемая Глупость, потому что это бесполезно; это ничего не меняет и всё же, я это делаю," сказал он.
"Но как я понимаю, Дон Хуан, твой смех не бесполезен. Он делает тебя счастливее."
"Нет! Я счастлив, потому что выбираю смотреть на вещи, которые делают меня счастливее, тогда мои глаза ловят смешную сторону и я смеюсь. Я говорил это тебе много раз. Нужно всегда выбирать дорогу сердцем, чтобы быть в лучшем положении, наверно поэтому ты сможешь всегда смеяться."

Я понял это как то, что плач хуже смеха, или, по крайней мере, может быть, как акт, ослабляющий нас. Он придерживался того, что не было существенной разницы, и что оба акта были неважны; всё же, сказал он, что предпочитает смех, потому что смех ощущался его телом лучше, чем плач. В эту минуту я предположил, что если иметь предпочтение, то нет ничего одинакого; и если он предпочитал смеяться, а не плакать, первое было более важным. Он упрямо настаивал на своём, что его предпочтение не означало, что они не равны, а я настаивал на том, что наш спор мог быть логически подтянут к тому что, если вещи, предположительно, были такими равными, почему бы не выбирать также и смерть?
"Многие Мужчины Знаний так делают. В какой-то день они могут просто исчезнуть. Люди могут подумать, что на них напали и убили, из-за их дел," сказал он.
90-91
"Они предпочитают умереть, потому что им всё равно. С другой стороны, я выбираю жить и смеяться, не потому что это имеет значение, а потому что выбор - это склонность моей натуры. Причина, почему я говорю: я выбираю, потому что я ВИЖУ, но это не то, чтобы я выбирал жить; моя Воля заставляет меня продолжать жить, несмотря на то, что я могу УВИДЕТЬ. Сейчас ты меня не понимаешь из-за своей привычки думать, когда смотришь, и думать, о своём думание."
Это заявление очень заинтриговало меня, я попросил его объяснить, что он этим хотел сказать. Он повторил те же слова несколько раз, как бы давая себе время составить это разными терминами, и затем представил свою точку зрения, сказав, что под "думанием" он подразумевал постоянную идею, которую мы имеем обо всём в нашем мире. Он сказал, что ВИДЕНИЕ начисто разбивает эту привычку, и до тех пор, пока я не научусь ВИДЕТЬ, я не смогу понять, что он реально имел ввиду.
"Но если всё - неважно, Дон Хуан, почему имеет значение, чтобы я научился ВИДЕТЬ?"
"Однажды я сказал тебе, что наша участь, как мужчин, это - учить для хорошего или для плохого," сказал он. "Я научился ВИДЕТЬ и скажу тебе, что ничего реально не имеет значения; сейчас твоя очередь, и может быть, ты когда-нибудь научишься ВИДЕТЬ и тогда ты будешь знать, значут вещи чего-либо или нет. Для меня, ничего не имеет значения, но возможно для тебя всё будет иметь значение. Сейчас тебе уже следует знать, что человек Знаний живёт, действуя, а не просто обдумывает действие, или думает о том, что он будет думать, когда закончит действие. Человек Знаний выбирает путь сердцем и следует ему; и потом он смотрит, радуется и смеётся, а затем он ВИДИТ и ЗНАЕТ. Он знает, что его жизнь скоро закончится; он знает, что он, также как и другие, никуда не собирается; он знает, потому что он ВИДИТ, что нет ничего важнее, чем что-то ещё. Другими словами, человек Знаний не имеет чести, достоинства, семьи, имени, страны, а только жизнь, чтобы её прожить, и при таких обстоятельствах, единственной нитью, связывающей его с людьми, становится его Контролируемая Глупость. Таким образом человек Знаний стремится, прилагает усилия, потеет и пыхтит, и если посмотреть на него, он просто как любой обычный человек, кроме как Глупость его жизни - под контролем. Ничего нет более важного, чем что-то ещё. Человек Знаний выбирает любое действие и действует, как-будто это имеет для него какое-то значение. Его Контролируемая Глупость заставляет его говорить, что то, что он делает, имеет значение и заставляет его действовать, как-будто это имеет значение. И всё же он знает, что нет. Поэтому когда он выполняет свои действия, он покидает миролюбиво, и были его действия хорошими или плохими, сработали или нет, никоим образом не часть его забот. С другой стороны, Человек Знаний может выбрать оставаться совершенно пассивным и никогда не действовать или вести себя, как-будто быть безучастным - реально имеет для него значение. Он будет совершенно прав и в этом тоже, потому что это будет также его Контролируемая Глупость."
Я в этот момент делал очень сложное усилие объяснить Дон Хуану, что мне интересно было знать, что мотивирует человеком Знаний, чтобы действовать этим особым путём, несмотря на тот факт, что он знал: ништо не имеет значения. Он тихо усмехнулся прежде, чем ответить.
"Ты думаешь о своих действиях," сказал он. "Поэтому тебе приходиться верить, что твои действия также важны, как ты полагаешь они важны. Когда в реальности, ништо то, что кто-то делает, важно. НИШТО! Но тогда, если ништо не имеет значения, как ты спросил меня, как я могу продолжать жить? Было бы проще умереть! Это то, что ты говоришь и в это веришь, потому что ты думаешь о жизни, как ты сейчас думаешь: на что похоже ВИДЕНИЕ? Ты хотел, чтобы я тебе это описал и ты стал думать об этом, также как ты делаешь со всем остальным. Однако, в случае с ВИДЕНИЕМ, думать - это вообще не проблема, поэтому я не могу тебе сказать, что это такое - ВИДЕТЬ. Сейчас ты хочешь, чтобы я описал причины для моей Контролируемой Глупости и я только могу сказать тебе, что Контролируемая Глупость очень похожа на ВИДЕНИЕ. Это то, о чём ты не можешь думать." Он зевнул и лёг на спину, потянул свои ноги и руки. Его кости захрустели. "Ты слишком долго отсуствовал и слишком много думаешь," сказал он, встал и пошёл в густые кусты сбоку дома. Я подбросил дров в огонь, чтобы горшок кипел. Собирался зажечь керосиновую лампу, но полу-темнота была такой успокаивающей. Огонь из печи давал достаточно света, чтобы писать, и также создавал красноватое свечение вокруг меня. Я положил свои записи на землю и лёг, чувствовал усталость.

92-93
Из всего разговора с Дон Хуаном, единственной мучительной вещью в моей голове было, что он не беспокоился обо мне; это невероятно тревожило меня.
За годы я полностью доверился ему. Если бы я этого не сделал, то был бы парализован страхом от перспективы изучения его Знаний; вещь, на которой я основывал своё доверие, была идея, что он заботился обо мне лично. В действительности, я всегда боялся его, но держал свой страх под контролем, потому что верил ему. Когда он убрал эту базу, у меня не осталось ничего, на что падать, и я чувствовал себя беспомощным. Очень странное опасение овладело мной.
Я сильно разволновался и начал ходить из угла в угол перед печью. Отсуствие Дон Хуана взяло много времени и я нетерпеливо ждал его. Он позже вернулся, снова сел перед огнём и я выдал ему свои страхи, что я беспокоился, потому что был неспособен поменять направление в общем потоке. Я объяснил ему, что вместе с доверием, которое я нему имел, я также научился уважать и считать его стиль жизни несравненно более рациональным или, по крайней мере, более функциональной, чем моя. Я добавил, что его слова создали во мне жуткий конфликт, потому что они влекли за собой то, что мне придёться изменить свои чувства. Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, я рассказал Дон Хуану историю одного старика моей культуры, очень богатого, консервативного адвоката, кто прожил свою жизнь, убеждённым что знает правду. В начале 30х годов, с прибытием Нового Порядка, он нашёл себя эмоционально вовлечённым в политическую драму того времени. Он был абсолютно уверен в том, что перемены принесут стране вред. Из-за преданности своему образу жизни и своим убеждениям, что он был прав, он поклялся бороться с тем, что он считал политическим злом. Но веяние нового времени было слишком сильным, оно преодолело его. Десять лет он боролся на политической арене и в мире своей личной жизни. Потом Вторая Мировая Война превратила все его усилия в полное поражение.
Его политическое и идеологическое падение повлекло горькое разочарование: он ушёл от всего на 25 лет. Когда я его встретил, ему было 84 года, он вернулся в свой родной город и провёл последние годы в доме престарелых. Мне казалось невероятным, что он жил так долго, принимая во внимание его экстравгантный образ жизни, в горести и в жалости к себе. Каким-то образом он нашёл мою компанию приятной и мы бывало много говорили. Последний раз, когда я его видел, он заключил наш разговор следующим. "У меня было время обернуться и просмотреть всю мою жизнь. Вопросы моего времени - сегодня только история; и даже неинтересная. Наверно я напрасно истратил годы моей жизни, гоняясь за тем, что никогда не существовало. Недавно у меня появилось чувство, что я верил во что-то абсурдное. Оно не стоило моих усилий, думаю, я это знаю. Однако я не могу вернуть 40 лет, которые потерял."

Я сказал Дон Хуану, что мой конфликт образовался от моих сомнений, в который меня бросили его слова о Контролируемой Глупости.
"Если ничего реально не имеет значение," сказал я, "став человеком Знаний, можно обнаружить себя волей-неволей таким же пустым, как и мой друг не в лучшем положении."
"Это не так," отрезал Дон Хуан. "Твой друг одинок, потому что он умрёт не ВИДЯ. В своей жизни он просто постарел и сейчас у него должно быть больше жалости к себе, чем когда-либо. Он чувствует, что напрасно истратил 40 лет, потому что гнался за победами, а нашёл только поражения. Он никогда не узнает, что быть победителем и быть побеждённым - это то же самое. Так что сейчас ты боишься меня, потому что я сказал тебе, что ты равен всему остальному. Ты ведёшь себя как ребёнок. Наша участь, как мужчин, это - научиться и нужно относиться к Знаниям так, как-будто идёшь на войну; я это говорил тебе много раз. Нужно идти за Знаниями или идти на войну со страхом, с уважением, осознавая, что собираешься на войну, и с абсолютной уверенностью в себе. Вложи доверие в себя, а не в меня. Итак, ты боишься пустоты в жизни твоего друга. Но не существует пустоты в жизни человека Знаний, скажу я тебе. Всё наполнено до краёв." Дон Хуан встал и вытянул свои руки, как бы ощупывая вещи в воздухе. "Всё наполнено до краёв," повторил он, "и всё - одинаково, всё - равно. Я - не как твой друг, кто просто постарел. Когда я говорю тебе, что ништо не имеет значения, я не имею это ввиду так, как он. Для него, его борьба не стоила его усилий, потому что он был побеждён. Для меня - нет победы, и нет поражения или пустоты. Всё заполнено до краёв и всё - одинаково, и моя борьба стоила моих усилий.
94-95
Чтобы стать человеком Знаний, нужно быть воином, а не всхлипывающим ребёнком. Нужно бороться не сдаваясь, не жалуясь, не отступая до тех пор, пока не УВИДИШЬ и только тогда поймёшь, что ништо не имеет значения."

Дон Хуан помешал горшок деревянной ложкой: еда была готова. Он взял горшок с огня и поставил его на глинянный прямоугольный блок, который он пристроил к стене и который он использовал как полку или стол. Ногой он подтолкнул два небольших ящика, которые служили как удобные кресла, особенно если сесть спиной к поддерживающим балкам стены. Он посигналил мне сесть и затем налил миску супа. Он улыбнулся: глаза сверкали, как-будто ему реально доставляло удовольствие моё присуствие. Он мягко пододвинул миску ко мне. Была такая теплота и доброта в его жесте, что это казалось призывом к восстановлению моего доверия к нему. Я чувствовал себя идиотом; старался сломать свой настрой, ища свою ложку, но не мог её найти. Суп был слишком горячим, чтобы пить его прямо из миски, и пока он остывал, я спросил Дон Хуана, значила ли Контролируемая Глупость, что человеку Знаний больше не мог никто нравиться. Он прекратил есть и рассмеялся. "У тебя в голове одна забота: нравятся ли тебе люди и нравишься ли ты им," сказал он. "Человеку Знаний нравится, вот и всё. Ему нравится что-либо или кто-либо по желанию, но он использует свою Контролируемую Глупость, чтобы не вникать во всё это. Противоположное тому, что сейчас делаешь ты. Любить людей и быть любимым людьми - это не всё, что можно сделать, будучи мужчиной." Он на момент уставился на меня, наклонив голову в сторону.
"Подумай об этом," сказал он.
"Ещё одну вещь я хотел спросить тебя, Дон Хуан. Ты сказал, что нам нужно смотреть нашими глазами, чтобы смеяться, но я думаю, что мы смеёмся, потому что мы думаем. Возьмём слепого человека, он тоже смеётся."
"Нет," ответил он. "Слепые люди не смеются. Их тела немного дёргаются волной смеха. Они никогда не видели смешной стороны мира и им приходиться воображать это. Их смех - не оглушающий." Мы больше не говорили. Я ощутил чувство счастья и благоденствия. Мы ели в молчании; потом Дон Хуан начал смеяться. Я использовал сухую веточку, чтобы толкать овощи в свой рот. Потом я спросил Дон Хуана, не возражает ли он поговорить ещё о ВИДЕНИИ. Он немного поколебался, потом улыбнулся и сказал, что я опять углубился в свою обычную рутину: много болтать и мало делать. "Если ты хочешь ВИДЕТЬ, ты должен дать Дымку вести тебя," настойчиво сказал он. "Я об этом больше говорить не буду." Я помог ему почиститьнекоторые сухие травы. Мы работали долгое время в полном молчании. Когда я насильно нахожусь в длительном молчании, я всегда чувствую тревогу и страх, особенно в присуствии Дон Хуана. В какой-то момент я снова поднял этот вопрос в принудительной форме, в настойчивом, почти враждебном взрыве.
"Как человек Знаний использует Контролируемую Глупость, когда доходит до смерти человека, которого он любит?" спросил я. Дон Хуан удивился такому вопросу и посмотрел на меня изучающе. "Возьмём к примеру, твоего внука Lucio," сказал я. "Будут ли твои действия Контролируемой Глупостью в момент его смерти?"
"Возьмём лучше пример: моего сына Eulalio," спокойно ответил Дон Хуан. "Его раздавила груда камней, когда он работал на строительством Пан-Американской скоростной магистрали. Мои действия по отношению к нему, в тот момент его смерти, были Контролируемой Глупостью. Когда я пришёл к месту взрыва, он был почти мёртв, но его тело было таким сильным, что оно продолжало двигаться и вскидывать ноги. Я стоял перед ним и сказал парням дорожной команды, его больше не двигать; они послушались меня и встали там, окружая моего сына, смотря на его изуродованноё тело. Я тоже стоял там, но я не смотрел на него.
Я отвёл свои глаза, таким образом я мог ВИДЕТЬ, как его личная жизнь угасает, бесконтрольно расширяясь за пределы его ограничений, как туман кристаллов, потому что это как жизнь и смерть смешиваются и расширяются. Это - то, что я сделал в момент смерти моего сына. Это всё, что только можно сделать, и это - Контролируемая Глупость.
96-97
Если бы я посмотрел на него, я бы наблюдал, как он становится неподвижным и я бы почувствовал плач внутри себя, потому что никогда больше я не увижу его прекрасную фигуру, шагающую по Земле. Вместо этого, я увидел его смерть, и не было ни печали, никакого чувства. Его смерть была равна всему остальному."
Дон Хуан на момент замолчал, он казался печальным, но затем улыбнулся и постучал по моей голове. "Так что ты можешь сказать, что когда подойдёт время смерти человека, которого я люблю, моя Контролируемая Глупость - это - отвести мои глаза."
Я подумал о людях, которых я сам любил, и угнетающая волна жалости к себе охватила меня. "Дон Хуан, тебе повезло, ты можешь отвести глаза, тогда как
я могу только взглянуть," сказал я. Он посчитал моё высказывание смешным и засмеялся. "Повезло, держи карман шире! Это - трудная работа!" сказал он и мы оба рассмеялись. После долгого молчания, я начал его снова нащупывать, наверно, чтобы только рассеять свою печаль.
"Дон Хуан, если я тебя правильно понимаю," начал я, "единственные действия в жизни человека Знаний, которые не Контролируемая Глупость, те, которые он исполняет со своим союзником или с Mescalito. Не так ли?"
"Правильно," подтвердил он, усмехнувшись. "Мой союзник и Mescalito не наравне с нами, с людьми. Моя Контролируемая Глупость применяется только к себе и к действиям, исполняемых мною, когда я в компании моих парней."
"Однако, это логическая возможность," сказал я, "думать, что человек Знаний может также рассматривать свои действия со своим союзником или с Mescalito, как Контролируемая Глупость, так?" На момент он уставился на меня и сказал,
"Ты снова думаешь, человек Знаний не думает, поэтому он не может встретить такую возможность. Возьми меня, к примеру. Я говорю, что моя Контролируемая Глупость применяется к действиям, которые я выполняю, когда я в компании моих друзей-мужчин; я это говорю, потому что я могу ВИДЕТЬ моих друзей. Однако,
я не могу ВИДЕТЬ насквозь моего союзника и такое делает это непонятным для меня, поэтому, как я мог бы контролировать свою глупость, если я не вижу это насквозь? С моим союзником или с Mescalito я только мужчина, кто знает как ВИДЕТЬ и приходит в удивление от того, что он ВИДИТ; человек, кто знает, что он никогда не поймёт всё, что его окружает. Возьми свой случай, например. Мне неважно, будешь ли ты человеком Знаний или нет; однако, в этом заинтересован Mescalito. Очевидно, ему не всё равно, иначе он бы не предпринял столько шагов, чтобы показать своё внимание тебе; я могу заметить его внимание и действовать в этом направлении, и всё же его причины мне непонятны."

98-99
Как раз, когда мы залезали в мою машину, чтобы начать нашу поездку в Центральную Мексику 5 остября 1968 года, Дон Хуан остановил меня.
"Я говорил тебе до этого," сказал он серьёзно, "что не нужно раскрывать имя и местоположение Колдуна. Я думаю, ты понял, что тебе никогда не следует раскрывать моё имя или место, где находится моё тело. Сейчас, я собираюсь попросить тебя сделать то же самое с моим другом, которого ты будешь называть Дженаро. Мы едем к нему домой; мы проведём там некоторое время." Я заверил Дон Хуана, что я никогда не предовал его доверие. "Я это знаю," сказал он, не меняя своё серьёзное выражение лица. "И всё же, меня беспокоит, что ты становишься безмозглым." Я запротестовал и Дон Хуан сказал: его цель была только напомнить мне, что каждый раз, когда человек беспечен в делах Колдовства, то он играет с надвигающейся и бессмысленной смертью, которую можно было бы избежать, если быть вдумчивым и осознавать. "Мы не будем больше затрагивать эту тему," сказал он. "Как только мы покинем мой дом, мы не будем упоминать Дженаро, и мы не будем о нём думать. Я хочу, чтобы ты сейчас привёл свои мысли в порядок. Когда ты его встретишь, ты должен быть ясным и не иметь сомнений в голове."
"Какие сомнения ты имеешь ввиду, Дон Хуан?"
"Любые сомнения, приходящие в голову. Когда ты его встретишь, ты должен быть кристально-чистым. Он будет ВИДЕТЬ тебя насквозь!" Его странные предупреждения вызвали во мне тревогу. Я упомянул, что может быть мне совсем не следует встречать его друга, а только проехать вблизи дома его друга и оставить его там. "То, что я сказал тебе, было только предупреждение," ответил он. "Ты уже встретил одного Колдуна, Vicente, и он чуть не убил тебя. Берегись в этот раз!"
Когда мы прибыли в Центральную Мексику, нам взяло 2 дня, чтобы дойти от того места, где я оставил машину, к дому его друга: маленькая хижина, пристроенная к боку горы. Друг Дон Хуана стоял в дверях, как-будто он нас ждал. Я сразу его узнал, я уже был с ним знаком, хотя и очень коротко, когда я привёз свою книгу Дон Хуану. Я реально не смотрел на него в тот раз, кроме как бросить быстрый взгляд, поэтому у меня осталось чувство, что он был таким же старым, как и Дон Хуан.
Однако, стоя в дверях своей хижины, я заметил, что он был явно моложе. Он был наверно чуть больше 60, ростом меньше Дон Хуана и худее, очень тёмный, гибкий, выносливый и крепкий. Седеющие волосы были толстыми и немного длинны: они спускались на его уши и лоб. Его лицо было закалённым, нос сильно выдавался и делал его похожим на хищную птицу с маленькими тёмными глазами. Он сначала поговорил с Дон Хуаном. Дон Хуан утвердительно кивал они быстро поговорили. Они не говорили на испанском, поэтому я ничего не понял. Потом Дон Дженаро повернулся ко мне.

"Добро пожаловать в мою скромную маленькую хижину," сказал он по испански извиняющим тоном. Его словами была вежливая формула, которую я слышал раньше в разных сельских районах Мексики. И всё же, когда он сказал эти слова, то радостно засмеялся, без всякой на то, видимой причины, и я знал, что он проделывает свою Контролируемую Глупость. Его совершенно не волновало, что его дом был хижиной. Дон Дженаро мне очень понравился. В следующие два дня мы отправились в горы, собирать растения. Дон Хуан, Дон Дженаро и я уходили до рассвета каждый день. Два старика пошли вместе в какую-то особую, но неизвестную часть гор, оставив меня одного в районе леса.

Там у меня появилось исключительное чувство. Я не заметил, как проходило время, и я также не тревожился, оставаясь один; экстраординарный опыт, который я приобрёл за оба дня, была сверхестественная способность в деликатном задании находить специфические растения, которые Дон Хуан доверил мне собрать.
100-101
Мы вернулись в хижину в конце дня и оба дня я был таким уставшим, что сразу же засыпал. Однако третий день был другим. Мы трое работали вместе и Дон Хуан попросил Дон Дженаро учить меня, как выбирать определённые растения. Мы вернулись около полудня и два старика сидели часами перед хижиной в полном молчании, как-будто они были в состоянии транса. И всё же, они не спали. Я обошёл их вокруг пару раз; Дон Хуан глазами следил за моими движениями, и также Дон Дженаро.
"Ты должен разговаривать с растениями, прежде чем срывть их," посоветовал Дон Хуан. Он непринуждённо бросил свои слова и повторил их 3 раза, как бы привлечь моё внимание. Никто не сказал ни слова, пока он не заговорил. "Чтобы ВИДЕТЬ растения, ты должен говорить с ними лично," продолжал он.
"Ты должен узнать их индивидуально; тогда растения смогут рассказать тебе всё, что ты захочешь узнать о них."
Был конец дня. Дон Хуан сидел на плоском валуне, лицом к западным горам; Дон Дженаро рядом с ним на соломенном коврике, лицом на север. В первый же день Дон Хуан сказал мне, что те были их "позиции" и, что я должен сидеть на земле, в любом месте, напротив них обоих. Он добавил, что когда мы сидим в таком положении, мне следует держать лицо на юго-восток и кидать на них только короткие взгляды.
"Да, вот так нужно обращаться с растениями, не так ли?" сказал Дон Хуан и повернулся к Дон Дженаро, кто жестом согласился. Я сказал ему, что причина, что я не следовал его инструкциям и не разговаривал с растениями, была потому что я чувствую себя дураком, разговаривая с растениями.
"Ты так и не понял, что Колдун - не шутит," сказал он серьёзно. "Когда Колдун пытается ВИДЕТЬ, он пытается накопить силу."
Дон Дженаро уставился на меня. Я делал записи и это, похоже, сбило его с толку. Он мне улыбнулся, покачал головой и сказал что-то Дон Хуану. Дон Хуан вздёрнул плечами. Видеть меня пишущим должно быть было очень странным для Дон Дженаро. Дон Хуан, я полагаю, привык, что я делаю записи , и тот факт, что
я писал, когда он говорил, больше не было странным для него; он мог продолжать говорить, не показывая, что замечает мои действия. Однако, Дон Дженаро продолжал смеяться и мне пришлось прекратить писать, чтобы не прерывать настрой разговора. Дон Хуан снова подтвердил, что действия Колдуна не должны быть поняты как шутки, потому что Колдун играет со смертью на каждом шагу своего пути. Затем он начал рассказывать Дон Дженаро историю, как одной ночью
я смотрел на огни смерти, преследующие меня во время одной из наших поездок.

История оказалась очень смешной; Дон Дженаро катался по земле, хохоча. Дон Хуан извинился передо мной и сказал, что его друг был склонен к взрывам смеха.
Я взглянул на Дон Дженаро, кто, я думал, всё ещё катается по земле, и увидел, как он выполнял самое необычное действие. Он стоял на голове без помощи рук, скрестив ноги, как-будто он сидел. Вид был настолько невероятным, что я невольно подпрыгнул. Когда я понял, что он делает что-то из ряда вон выходящее,
почти невозможное, с точки зрения механики тела, тогда он вернулся в нормальное сидячее положение.

Однако Дон Хуан похоже осознавал в чём дело и праздновал выступление Дженаро оглушительным хохотом. Дон Дженаро казалось заметил моё смущение;
он ударил в ладоши пару раз и снова покатался по земле; вероятно, он хотел, чтобы я следил за ним. То, что сначала появилось катающимся на земле, в реальности был Дженаро, наклонном сидячем положении и головой дотрагивающимся до земли. Он, похоже, принял эту бессмысленную позу, поймав момент и наклоняясь несколько раз, пока инерция не привела его тело в вертикальное положение, так что на мгновенье, он "встал на голову". Когда их смех стих, Дон Хуан продолжил говорить: его тон был очень серьёзным. Я сменил положение своего тела, чтобы было удобно и чтобы уделить ему всё своё внимание. Он совсем не улыбался, как обычно, особенно когда я старался нарочно обращать внимание на то, что он говорил. Дон Дженаро продолжал смотреть на меня, как бы ожидая, что я снова начну писать, но я больше не писал.
102-103
Слова Дон Хуана были выговором за то, что я не разговариваю с растениями, которые я собирал, как он всегда советовал мне делать. Он сказал, что растения, которых я убил, могут также убить меня, и что он был уверен, что они, рано или поздно, сделают тебя больным. Он добавил, что если я заболею из-за этого,
однако, я избавлюсь и поверю, что только слегка подхватил грипп. Они оба повеселились на момент, затем Дон Хуан снова стал серьёзным и сказал, что если я не буду думать о своей смерти, вся моя жизнь только превратится в личный хаос. Он вылядел очень сурово.
"Что ещё может человек иметь, кроме его жизни и смерти?" сказал он мне. В этот момент я почувствовал, что необходимо писать и я снова начал. Дон Дженаро смотрел на меня и улыбался, потом он немного откинул голову назад и раздул свои ноздри. Он вероятно имел прекрасный контроль мускулов, двигающих его ноздри, потому что они открылись наверно в два раза больше своего обычного размера. Что было особенно комичным в его клоунаде, не столько его жесты, сколько его реакция к ним. После того, как он увеличил свои ноздри, он свалился, смеясь, вниз и снова придал своему телу то же самое, странное, сидячее на голове, положение. Дон Хуан хохотал, пока слёзы не покатились по его щекам. Я чувствовал себя немного смущённым и нервозно смеялся. "Дженаро не любит писать," сказал Дон Хуан, объясняя. Я отложил свои записи, но Дон Дженаро заверил меня, что было нормально - писать, и он реально не возражал. Я снова собрал свои записи и начал писать. Он повторил те же самые забавные движения и у обоих снова была та же самая реакция. Дон Хуан посмотрел на меня, всё ещё смеясь, и сказал, что его друг копировал меня; что моя склонность - открывать ноздри, когда я писал, и что Дон Дженаро думал, что стараясь стать Колдуном, делая записи, было также абсурдно, как сидеть на голове, и поэтому он сделал абсурдную позу, положив вес своего тела в сидячем положении, на свою голову.
"Может ты думаешь, что это - не смешно," сказал Дон Хуан, "но только Дженаро может выработать свой способ - сидеть на голове, и только ты можешь думать научиться Колдовству посредством записей." Последовал следующий взрыв смеха и Дон Дженаро повторил своё невероятное движение. Мне он нравился: в его движениях было столько грации и прямоты.
"Я извиняюсь, Дон Дженаро," сказал я, указывая на блокнот.
"Всё в порядкке," ответил он и снова усмехнулся. Я уже не мог писать. Они продолжали разговаривать ещё долгое время о том, как растения реально могут убить и как Колдуны используют эти свойства растений. Они оба уставились на меня, пока говорили, как-будто они ждали, что я начну писать.
"Карлос, как лошадь, которая не любит быть осёдланной," сказал Дон Хуан. "Тебе нужно быть очень медленным с ним. Сейчас ты напугал его и он не будет писать." Дон Дженаро расширил ноздри и притворно попросил, нахмурившись и прикусывая губы, "Давай, Карлитос, пиши! Пиши пока твои пальцы не отвалятся."
Дон Хуан встал, потянул руки и выгнул спину. Несмотря на свой старческий возраст, его тело казалось могучим, сильным. Он пошёл в кусты в стороне от дома и
я остался наедине с Дон Дженаро. Он посмотрел на меня и я отвёл глаза, потому что с ним я чувствовал себя смущённым.
"Не говори мне, что ты даже не собираешься смотреть на меня?" сказал он с самой забавной интонацией. Он раздул ноздри и заставил из трепетать; потом он встал и повторил движения Дон Хуана, выгибая свою спину и вытягивая руки, но с искривлённым, в самую нелепую позу, телом; это реально был неописуемый жест, который соединял в себе изысканное чувство пантомимы и чувство абсурда. Это очаровало меня. Это была такая классная карикатура Дон Хуана. Дон Хуан вернулся в этот момент и захватил этот жест и также его значение. Он сел, усмехнувшись. "В каком направлении ветер?" Дон Дженаро спросил непосредственно. Дон Хуан головой указал на запад. "Я лучше пойду туда, куда дует ветер," сказал Дон Дженаро с серьёзным видом.
104-105
Потом он повернулся и погрозил мне пальцем. "А ты не обращай никакого внимания, если услышишь странный шум," сказал он. "Когда Дженаро какает, горы - сотрясаются." Он прыгнул в кусты и вскоре я услышал очень странный шум: глубокий, неземной грохот. Я не знал, как это понимать, и вопросительно посмотрел на Дон Хуана, но он согнулся от смеха. Я не помнил, что вдохновило Дон Дженаро рассказать мне об устройстве "другого мира", как он это называл. Он сказал, что мастер-колдун был орлом, или скорее, он мог превратиться в орла. С другой стороны, злой колдун был "tecolote", совой. Дон Дженаро сказал, что злой колдун был дитём ночи, и для такого мужчины самыми полезными животными были горные львы или другие дикие коты или ночные птицы, особенно совы. Он сказал, что "brujos liricos" - лирические колдуны, означающие колдунов-дилетантов (любителей), предпочитающих других животных: ворон, например. Дон Хуан засмеялся;
он молча слушал. Дон Дженаро повернулся к нему и сказал, "Это - правда, ты это знаешь Хуан." Потом он сказал, что мастер-колдун мог взять своего ученика в путешествие с ним и действительно пройти через 10 слоёв в другой мир. Мастер, если он был орлом, может начать с самого нижнего слоя и затем проходить через каждый последующий слой, пока не достигнет вершины. Злые колдуны и колдуны-любители могли, в самом лучшем случае, пройти только через три слоя.
Дон Дженаро дал описание тех шагов, сказав, "Ты начинаешь с самого низа и потом твой учитель берёт тебя с собой в свой Полёт, вскоре - Бум! Ты проходишь через первый слой. Затем, немного позже, Бум! Ты проходишь через второй; и Бум! Ты проходишь через третий..." Дон Дженаро взял меня через 10 Бумов к последнему слою мира. Когда он закончил говорить, Дон Хуан посмотрел на меня и понимающе улыбнулся.
"Болтать - не склонность Дженаро," пояснил он, "но если тебя интересует: получить урок, то он поучит тебя равновесию вещей."
Дон Дженаро утвердительно закивал; он сморщился и наполовину прикрыл веки. Я подумал, что его жест был приятным. Дон Дженаро встал и также Дон Хуан.
"Прекрасно," сказал Дон Дженаро. "Давай пойдём тогда. Мы можем пойти и подождать Нестора и Паблито. Сейчас они уже закончили работать. По четвергам они заканчивают раньше."
Они оба залезли в мою машину; Дон Хуан сел впереди. Я ничего их не спрашивал, а просто включил мотор. Дон Хуан направлял меня к месту, как он сказал, дому Нестора. Дон Дженаро пошёл в дом и через некоторое время, вышел оттуда с Нестором и Паблито, двумя молодыми людьми - его учениками. Они все влезли в мою машину и Дон Хуан велел мне взять дорогу к Западным горам. Мы оставили мою машину на стороне грунтовой дороги и пошли вдоль берега реки, которая была наверно, 5-6 метров шириной, пошли к водопаду, который виднелся оттуда, где я припарковал. Был конец дня. Окружающая природа была довольно впечатляющей. Прямо над нами было огромное, тёмное, синеватое облако, которое было похоже на плывущую крышу (НЛО); оно имело хорошо различимые края и по форме напоминало полукруг. К западу, на высоких горах Центральных Кордильер, казалось, дождь спускался по склонам, похоже было на белую занавесь, падающую на зелёные пики. К востоку была длинная, глубокая долина; над долиной были только разрозненные облака и там светило Солнце. Контраст между двумя районами был бесподобен.

Мы остановились в нижней части водопада; он был наверно, 30 м высотой; раздавался страшный грохот. Дон Дженаро пристегнул ремень вокруг своего пояса.
У него на нём висело, по крайней мере, 7 вещей. Они выглядели как небольшие сосуды. Он снял свою шляпу и она повисла сзади на шнуре вокруг шеи, надел на голову шерстяную, разноцветную повязку из шерстяного кошелька. Жёлтый цвет на ней выделялся больше всего. Он вложил в неё 3 орлиных пера в не симметричных местах.
106-107
Одно перо было над задним изгибом его правого уха, другое - несколько см к переду и третье - над левым виском. Потом он снял свои сандали, привязал их к штанам, поясом пристегнул пончо-накидку. Пояс был сделан из кожанных лент. Дон Дженаро пошёл к водопаду. Дон Хуан сбалансировал круглый камень и сел на него. Другие два молодых человека сделали то же самое с камнями и сели слева от него. Дон Хуан указал на место справа от него, велел принести камень и сесть на него. "Мы должны составить линию здесь," сказал он, показывая мне, как трое сидели в ряд.

К тому времени Дон Дженаро достиг самой нижней части водопада и начал взбираться по тропе на его правой стороне. Там, где мы сидели, тропа выглядела очень отвесной. Там было много кустов, за которые он цеплялся. В какой-то момент, он, казалось, потерял равновесие и почти соскользнул вниз, как-будто земля была скользкой. Вскоре повторилось то же самое и в моей голове появилась мысль, наверно, Дон Дженаро был уже слишком стар, чтобы лазить по горам. Я видел, как он соскальзывал и спотыкался несколько раз, прежде чем достиг места, где тропа заканчивалась. Я почувствовал беспокойство, когда он начал взбираться на скалы, и не мог понять, что он собирается делать.

"Что он делает?" спросил я шёпотом Дон Хуана.
Дон Хуан не взглянул на меня, "Не видишь? Он взбирается." Дон Хуан смотрел прямо на Дон Дженаро: его взгляд был зафиксирован, веки полузакрыты, и сидел очень прямо на краю камня, руки между ногами. Я немного наклонился, чтобы видеть двух молодых людей, но Дон Хуан, повелительным жестом руки заставил меня сесть обратно в линию и я тут же вернулся. Я только мимолётно видел молодых людей. Они казались такими же внимательными, как и он. Дон Хуан сделал другой жест рукой и указал в направлении водопада. Я снова посмотрел. Дон Дженаро забрался довольно высоко по скалистой стене. Когда я посмотрел, он был на краю, медленно взбираясь, чтобы окружить огромный валун. Его руки были распахнуты, как-будто он обнимал валун. Он медленно продвигался вправо и, вдруг, он потерял свою опору. У меня невольно перехватило дыхание. На момент, всё его тело висело в воздухе. Я был уверен, что он упадёт, но он не упал.
Его правая рука за что-то схватила и очень проворно его ступни снова вернулись назад на край. Но прежде чем продолжать, он повернулся к нам и посмотрел.
Это был только взгляд. Однако, было такое традиционное изображение движения поворота его головы, что я начал удивляться. Затем я вспомнил, что он сделал такую же вещь: повёртывался, чтобы взглянуть на нас, каждый раз когда соскальзывал. Я подумал, что Дон Дженаро должно быть смущался своей неуклюжести и поворачивался посмотреть, наблюдали ли мы. Он залез выше к вершине, затем ещё раз потерял равновесие и опасно повис на выступающем утёсе. В этот раз он поддерживался левой рукой. Когда он восстановил свой баланс, он повернулся и снова посмотрел на нас. Он поскользнулся ещё пару раз, прежде чем достигнуть вершины. Оттуда, где мы сидели, вершина водопада казалось шириной была 20-25 футов. Какой-то момент Дон Дженаро стоял без движения. Я хотел спросить Дон Хуана, что Дон Дженаро собрался делать там наверху, но Дон Хуан был настолько поглощён наблюдением, что я не посмел мешать ему. Вдруг Дон Дженаро
прыгнул в воду. Это было совершенно неожиданное действие и я почувствовал вакуум на дне желудка. Это был великолепный, мастерский прыжок. На секунду
у меня появилось ясное ощущение, что я видел серию, наложенных друг на друга, образов его тела, создающих эллиптический полёт в середину потока. Когда моё удивление уменьшилось, я заметил, что он приземлился на камень на краю водопада, камень едва видный там, где я сидел. Он оставался, стоящим там, долгое время. Похоже, он боролся с силой течения воды. Дважды он повисал над обрывом и я не мог определить, за что он держится.

108-109
Он восстановил свой баланс и присел на корточки на валуне. Затем он снова прыгнул, как тигр. Я едва мог различить следующий камень, куда он спрыгнул;
он был как небольшой конус на самом краю водопада. Он оставался там без движения почти 10 минут, его неподвижность для меня была такой впечатляющей, что я дрожал. Мне хотелось встать и пройтись вокруг. Дон Хуан заметил мою нервозность и повелительно велел мне соблюдать спокойствие. Неподвижность Дон Дженара вовлекла меня в экстраординарный и таинственный ужас. Я почувствовал, что если он останется там ещё, я потеряю контроль над собой. Вдруг он опять прыгнул, в этот раз он покрыл всё расстояние до другого берега водопада. Он приземлился как кошка: на свои ноги и руки. Какой-то момент, он оставался на корточках, потом он встал и посмотрел через водопад на другую сторону, а потом на нас, оставаясь там намертво и всё ещё смотря на нас. Его ладони были сложены по бокам, как-будто он держался за невидимые перила. Было что-то реально изящное в его позе; его тело казалось таким хрупким, таким лёгким.
Я подумал, что Дон Дженаро, с его повязкой на голове и перьями, с его тёмным пончо и босыми ногами был самым красивым человеком, какого я когда-либо видел. Он неожиданно выбросил свои руки вверх, поднял голову и быстро проделал своим телом, своего рода, боковое сальто-мортале влево. Камень, на котором он стоял, был круглым, и когда он прыгнул, то исчез позади него. Огромные капли дождя начали падать в тот момент. Дон Хуан встал и также оба молодых человека. Их движения были такими резкими, что это смутило меня. Проявление большого искусства Дон Дженара послужило проявлением состояния глубочайшего эмоционального восхищения. Я чувствовал, что он был невероятно искусным артистом, и мне хотелось сразу увидеть его, и аплодировать ему.
Я напрягся, чтобы посмотреть на левую сторону водопада, чтобы видеть, спускается ли он вниз, но он не спускался. Я настаивал на том, чтобы знать, что с ним случилось. Дон Хуан ничего не ответил.

"Нам лучше поторопиться отсюда," сказал он. "Это настоящий ливень. Нам нужно отвезти Нестора и Паблито к ним домой и затем, нам нужно начать возвращаться назад."
"Я даже не попрощался с Дон Дженаро," жаловался я.
"Он уже попрощался с тобой," грубо ответил Дон Хуан, уставившись на меня на момент, потом смягчился и улыбнулся. "Он тоже пожелал тебе всего хорошего," сказал он. "С тобой он был счастлив."
"Но разве мы не собираемся обождать его?"
"Нет!" резко ответил Дон Хуан, "Пусть он будет там, где он сейчас. Может быть он - орёл, летящий в другой мир или может быть он умер там. Сейчас это не имеет значение."

23 октября 1968. Дон Хуан невзначай упоминул, что собирается проделать другую поездку в Центральную Мексику в ближайшем будущем.
"Ты собираешься навестить Дон Дженара?" спросил я.
"Может быть," ответил он, не глядя на меня.
"С ним всё в порядке, не так ли, Дон Хуан? Я имею ввиду, что ничего плохого с ним не случилось там, на вершине водопада?"
"Ничего с ним не случилось, он - сильный." Мы поговорили о его запланированной поездке какое-то время и затем я сказал, что получил огромное удовольствие в компании Дон Хуана, и от его шуток. Он засмеялся и сказал, что Дон Дженаро был настоящим ребёнком. Затянулась долгая пауза; я напрягал свой ум, чтобы найти момент спросить об его уроке. Дон Хуан посмотрел на меня и сказал озорным тоном, "Ты сгораешь от желания спросить меня об уроке Дженаро, не так ли?"
От смущенья я засмеялся. Я был захвачен всем тем, что произошло на водопаде. Я вспоминал и повторял все детали, которые приходили на память, и моим заключением было: я стал свидетелем невероятного достижения физической храбрости. Я думал, что Дон Дженаро был, вне всякого сомнения, непревзойдённым мастером равновесия; каждое движение, которое он исполнил, было высоко ритуальным и, нет нужды говорить, должно быть имело какое-то сложное символическое значение.
"Да," сказал я. "Признаюсь, я умираю, так хочу знать, в чём состоял его урок."
"Позволь мне сказать тебе что-то," сказал Дон Хуан. "Это была напрасная трата времени для тебя. Этот урок предназначался для тех, кто ВИДИТ. Паблито и Нестор поняли его сущность, хоть они и не ВИДЯТ хорошо.
110-111
Но ты, ты пошёл туда взглянуть. Я говорил Дженаро, что ты очень странный закупореный глупец и что, может быть, этот урок освободит тебя от пробки, этого не
случилось. Хотя это не имеет значения: ВИДЕНИЕ ДОБИТЬСЯ ОЧЕНЬ ТРУДНО! Я не хотел, чтобы ты разговаривал с Дженаро после этого, поэтому нам пришлось уйти. Ничего. И всё же было бы ещё хуже остаться. Дженаро сильно рисковал, чтобы показать тебе что-то необыкновенное. Жаль, что ты не мог это ВИДЕТЬ."
"Может, Дон Хуан, ты мне скажешь, что это был за урок, я смогу понять, что я реально видел."
Дон Хуан согнулся вдвое от хохота. "Твоя самая лучшая черта это - задавать вопросы," ответил он. Он наверно собирался снова оставить эту тему. Мы сидели как обычно: перед его домом; вдруг он встал и пошёл внутрь. Я пошёл за ним и настоял на том, чтобы описать ему то, что я видел. Я правдиво следовал цепочке событий, как я это помнил. Дон Хуан продолжал улыбаться, пока я разглагольствовал. Когда я закончил, он тряхнул головой. "ВИДЕТЬ - очень трудно," сказал он. Я умолял его объяснить своё заявление. "ВИДЕТЬ - об этом не говорят," ответил он окончательно. Он явно не собирался больше со мной говорить, так что
я уехал сделать кое-какие дела для него. Когда я вернулся было уже темно; мы поели и после этого мы вышли к рамаде. Как только сели, Дон Хуан начал говорить об уроке Дон Дженаро. Он не дал мне времени подготовиться. У меня с собой был блокнот, но было слишком темно чтобы писать и я не хотел менять течение его разговора, если пойду в дом за керосиновой лампой. Он сказал, что Дон Дженаро, будучи мастером баланса, мог исполнять очень сложные, трудные движения.
Сидеть на своей голове - было одно из таких движений, и этим он пытался показать мне, что невозможно - ВИДЕТЬ, пока я записывал. Действие - сесть на голову без помощи рук - было, в лучшем случае, ненормальным поступком, который длился только секунду. По мнению Дженаро, писать о ВИДЕНИИ, это всё равно, принимая во внимание, что это - неустойчивый манёвр, такой же странный и ненужный, как сидеть на голове. Дон Хуан уставился на меня в темноте и очень драматизированным тоном сказал, что пока Дон Дженаро поясничал, сидеть на голове, я был очень близок к ВИДЕНИЮ. Дон Дженаро заметил это и повторял свои манёвры снова и снова, но безуспешно, потому что я сразу же потерял нить. Дон Хуан сказал, что после этого Дон Дженаро, двигаемый личной симпатией ко мне, попробовал, с риском для себя, приблизить меня обратно к ВИДЕНИЮ. После скрпулёзного обдумывания, он решил показать мне верх равновесия, пересекая водопад. Он чувствовал, что водопад был как край, на котором я стоял, и был уверен, что я тоже мог бы его пересечь. Дон Хуан затем объяснил поступок Дон Дженаро. Он сказал, что он мне уже говорил, что люди являются, для тех, кто ВИДИТ, Светящиеся Существа, состоящие из что-то вроде Волокон Света, которые крутятся с переда - на спину и сохраняют форму яйца. Он также сказал мне, что самая удивительная часть Существ, похожих на яйца, был ряд длинных Волокон, которые выходили из района вокруг пупка; Дон Хуан сказал, что те Волокна были огромной важности в жизни человека. Те Волокна и были секретом равновесия Дон Дженаро и его урок не имел ничего общего с акробатическими прыжками через водопад. Его показ баланса был то, как он использовал те, похожие на щупальцы, Волокна.
Дон Хуан закончил обсуждать эту тему также неожиданно, как и начал её, и начал говорить о чём-то, не имеющим к этому отношения. Я загнал Дон Хуана в угол и сказал ему: я интуитивно чувствовал, что я больше никогда не получу другого урока в равновесии, и что ему приходиться объяснять мне все, имеющие отношение, детали, которые, иначе, я никогда сам не обнаружу. Дон Хуан сказал, что я был прав, зная, что Дон Дженаро никогда не даст мне другой урок.
"Что ещё ты хочешь знать?" спросил он.
112-113
"Для чего нужны эти Волокна, похожие на шупальцы, Дон Хуан?"
"Это - щупальцы, которые выходят из области пупка человека, и которые видны любому Колдуну, кто ВИДИТ. Колдуны действуют по отношению к людям, согласно тому, как они ВИДЯТ их щупальцы. У слабых людей очень короткие, почти невидимые Волокна-щупальцы; у людей посильнее щупальцы - длинные и сверкающие. Например, щупальцы Дженаро - настолько яркие, что они кажутся толстыми. По этим Волокнам можно определить - здоров ли человек или болен, злой или добрый или вероломный. По щупальцам также можно определить, может ли человек ВИДЕТЬ. И вот здесь - проблема, сбивающая с толку. Когда Дженаро УВИДЕЛ тебя, он знал, точно также как мой друг Vicente, что ты можешь ВИДЕТЬ; когда я ВИЖУ тебя, я ВИЖУ, что ты можешь ВИДЕТЬ и всё же сам я знаю, что
ты не можешь. Это ставит в тупик! Дженаро не мог в это поверить. Я сказал ему, что ты был странным глупцом. Я думаю, что он сам хотел это ВИДЕТЬ, и поэтому взял тебя на водопад."
"Почему ты думаешь, я создаю впечатление, что могу ВИДЕТЬ?"
Дон Хуан мне не ответил и оставался молчаливым долгое время. Мне не хотелось спрашивать его о чём-то ещё. Наконец он сказал, что знает почему, но не знает как это объяснить. "Ты думаешь, что всё в мире просто, чтобы понять," сказал он, "потому что всё, что ты делаешь, это - рутина, которая проста для понимания.
На водопаде, когда ты смотрел, как Дженаро двигался по воде, ты думал, что он - мастер-акробат, потому что сальто было всё, что приходило тебе на ум.
И это - всё, чему ты будешь верить - он сделал. Однако, Дженаро никогда не прыгал через тот поток воды. Если бы он прыгнул, он бы погиб. Дженаро держал себя в равновесии на своих великолепных, сверкающих Волокнах-щупальцах. Он сделал их достаточно длинными, так чтобы он мог, скажем так, скатиться по ним через водопад. Он продемонстрировал настоящий приём - как сделать те щупальцы - длинными, и как с точностью двигать их. Паблито ВИДЕЛ почти все движения Дженаро. С другой стороны, Нестор ВИДЕЛ только самые очевидные манёвры. Он пропустил самые деликатные детали. А ты, ты вообще ничего не ВИДЕЛ."
"Дон Хуан, наверно, если бы ты сказал мне заранее - что искать..."
Он перебил меня, сказав, что дать мне инструкции - только затруднило бы ситуацию для Дженаро. Если бы я знал то, что произойдёт, мои Волокна-щупальцы разволновались бы и помешали бы щупальцам Дженаро. "Если бы ты мог ВИДЕТЬ," сказал он, "тебе было бы понятно с первого шага, который Дженаро сделал, что он не соскальзывал, когда шёл по краю водопада. Он освобождал свои щупальцы. Дважды он заставил их обернуться вокруг валунов и полагался полностью на валун, как муха. Когда он добрался до верх и был готов пересечь воду, он сфокусировал щупальцы на небольшом камне посреди потока, и, когда они были там закреплены, он позволил Волокнам тянуть его. Дженаро никогда не прыгал, поэтому он смог приземлиться на скользкой поверхности маленьких камней на краю воды. Его Волокна всё время были аккуратно привязаны за каждый камень, который он использовал. Он не оставался очень долго на первом валуне, потому что свои остальные Волокна он привязал к другому камню, даже меньше размером, в месте, где скорость потока воды была самой большой. Его щупальцы снова подтащили его и он на них упал. Это была наиболее эффектная вещь, которую он сделал. Поверхность была слишком маленькой для мужчины, чтобы держаться за неё; и поток воды выбросил бы его тело с обрыва, если бы некоторые его Волокна всё ещё не фокусировались на первом камне. Он долго оставался в том втором положении, потому что ему снова пришлось вытащить свои щупальцы и послать их на другую сторону водопада. Когда он их закрепил, ему пришлось освободить Волокна, сфокусированные на первом камне. Это было очень нелегко. Наверно, только Дженаро мог это сделать. Он чуть не потерял свою хватку; или может быть он только разыгрывал нас, мы точно никогда не будем знать. Я лично, реально думаю, он почти потерял свою хватку. Я знаю это, потому что он потерял гибкость и выдал великолепный луч Света через воду. Я чувствую, что один только луч мог вывести его. Когда он попал на другую сторону, он встал и позволил своим Волокнам светиться как скопление огней. Это была одна вещь, которую он сделал только для тебя. Если бы ты только был способен ВИДЕТЬ, ты бы увидел это. Дженаро стоял там и смотрел на тебя, и затем он понял, что ты не ВИДЕЛ."

ЧАСТЬ ВТОРАЯ - ЗАДАНИЕ: ВИДЕТЬ

117
Дон Хуана дома не было, когда я прибыл к нему в середине дня 8 ноября 1968 года. Я понятия не имел, где его искать, так что я сел и ждал. По непонятной причине, я знал, что он скоро появится. Через короткое время Дон Хуан вошёл в дом и кивнул мне. Мы обменялись приветствиями. Он казался уставшим, зевнул пару раз и лёг на матрас. Идея - ВИДЕТЬ - дошла у меня до фанатизма и я решился снова использовать его наркотическую курительную смесь. Для меня это было тяжёлое решение, поэтому я всё ещё хотел поспорить на эту тему.
"Я хочу научиться ВИДЕТЬ, Дон Хуан," сказал я напрямик. "Но я реально не хочу ничего принимать, мне не хочется курить твою смесь. Ты думаешь у меня есть другой выход, научиться ВИДЕТЬ без этой смеси?" Он встал, на момент уставился на меня и снова лёг.
"Нет! Тебе придёться использовать это курево."
"Но ты сказал, что я почти ВИДЕЛ с Дон Дженаро."
"Я имел ввиду, что что-то светилось в тебе, как-будто ты реально осознавал все действия Дженаро, но ты просто смотрел. В тебе явно есть то, что только похоже на ВИДЕНИЕ, но не само ВИДЕНИЕ. Ты заблокирован и только Дымок способен разблокировать тебя."
"Почему нужно курить? Почему нельзя просто научиться самому ВИДЕТЬ? У меня сильное желание, разве этого недостаточно?"
"Нет, недостаточно. ВИДЕТЬ - не так просто и только Дымок может дать тебе скорость, которая тебе нужна, чтобы поймать мимолётное видение того промелькающего мира. Иначе, ты просто будешь смотреть."
"Что ты имеешь ввиду под - промелькающий мир?"
"Мир, который ты УВИДИШЬ, не такой, какой ты думаешь наш мир."
118-119
"Это скорее, ускользающий мир, который двигается и меняется. Возможно кто-то сам научится ментально схватывать тот ускользающий мир, но от этого никакой пользы, потому что тело распадается от стресса. С другой стороны, с Дымком никто не страдает от изнурения. Дымок даёт тебе необходимую скорость схватить ускользающее движение мира и, в то же время, Дымок сохраняет тело и его силу нетронутой."
"Хорошо!" сказал я с показным драматизмом. "Я больше не хочу ходить вокруг да около, я буду курить." Он посмеялся над моей выходкой.
"Перестань," сказал он. "Ты всё время повисаешь на не той вещи. Сейчас ты думаешь, что просто решив позволить Дымок вести тебя, даст тебе возможность ВИДЕТЬ. Тут намного больше. В любом всегда намного больше." На момент он стал серьёзным. "С тобой я был очень осторожен, и мои действия были сознательными, потому что желание Mescalito, чтобы ты понял мои знания. Но я знаю, что у меня не будет времени учить тебя всему, что я хочу. У меня только осталось время собрать тебя в путь-дорогу и верить, что ты будешь искать знания, как делал это я. Должен признаться, что ты более ленив и упрям, чем я. Хотя у тебя другие взгляды и направления, которые примет твоя жизнь, это то, что я не могу предсказать." Его осторожный, неторопливый тон голоса, что-то в его поведении, вызвало во мне старое чувство: смесь страха, одиночества и ожидания. "Скоро мы узнаем, где ты стоишь," сказал он загадочно и ничего больше не добавил. Через некоторое время он вышел из дома. Я последовал за ним и встал перед ним, не зная сесть мне или идти выгружать из машины кое-какие пакеты, которые я привёз для него.
"Это будет опасно?" спросил я, только чтобы сказать что-нибудь.
"Всё - опасно," сказал он, не имея намерения сказать мне что-то ещё. Он собрал несколько небольших свёртков, которые были свалены в углу, и сложил их в авоську. Я не предлагал помочь, зная что если бы он хотел моей помощи, то попросил бы меня. Потом он лёг на свой соломенный матрас и велел мне расслабиться и хорошо отдохнуть. Я лёг на свой матрас и попробовал заснуть, но я не был уставшим. Прошлой ночью я остановился в мотеле и спал до 12 дня, зная, что у меня осталось только 3 часа дороги к дому Дон Хуана.

Он тоже не спал, и хотя его глаза были закрыты, я заметил почти незаметное ритмическое движение его головы. Мысль промелькнула в голове, что он, наверно, бормотал самому себе. "Давай поедим что-нибудь," внезапно сказал Дон Хуан и его голос заставил меня вспрыгнуть. "Тебе потребуется вся твоя энергия.
Ты должен быть в хорошей форме." Он приготовил суп, но я не был голоден.
На следующий день, 9 ноября 1968 года, Дон Хуан позволил мне съесть только небольшую порцию еды и велел мне отдыхать. Я лежал всё утро, но не мог отдохнуть. Я понятия не имел, что у Дон Хуана было в голове, и что ещё хуже: я не был уверен в том, что у меня самого было на уме. Мы сели под его навесом около 3х дня и я был очень голоден. Несколько раз предлагал поесть, но он отказывался.
"Ты не приготавливал свою смесь 3 года," вдруг сказал он. "Тебе придёться курить мою смесь, скажем, что я собрал её для тебя. Тебе будет нужно её только немного. Я только один раз наполню трубку. Ты её всю выкуришь и потом отдохнёшь. Затем придёт Хранитель другого мира. Тебе ничего не нужно делать, только наблюдать за ним. Наблюдай как он двигается; наблюдай за всем, что он делает. Твоя жизнь может зависеть от того, как хорошо ты наблюдаешь."
Дон Хуан выдал свои инструкции настолько неожиданно, что я не знал, что сказать и даже что думать. Я несвязно бормотал какой-то момент, так и не смог организовать свои мысли. Наконец, я спросил его первое, что пришло мне в голову. "Кто этот Хранитель?"
Дон Хуан наотрез отказался завязывать разговор, но я был дюже нервовый, чтобы остановить разговор и отчаянно настаивал, чтобы он рассказал мне об этом Хранителе.
"Ты увидишь его," сказал он невозмутимо. "Он охраняет другой мир."
"Какой мир? Мир Мёртвых?"
120-121
"Это не Мир Мёртвых или мир ещё чего-нибудь. Это просто другой мир. Нет смысла говорить тебе об этом. Сам увидишь." После этого Дон Хуан пошёл внутрь дома, а я последовал за ним в его комнату.
"Подожди, подожди Дон Хуан. Что ты собираешься делать?" Он не ответил, только вытащил свою трубку из связки и сел на соломенный коврик в центре комнаты, пристально наблюдая за мной. Похоже он ожидал моего согласия.
"Ты - глупец," тихо сказал он. "Ты не боишься, ты только говоришь, что боишься." Он медленно покачивал головой из стороны в сторону, потом взял небольшой мешочек с курительной смесью и ею наполнил трубку.
"Я боюсь, Дон Хуан. Я реально боюсь."
"Нет, это не страх." Я отчаянно старался выиграть время и начал длинную дискуссию о природе моих чувств. Я искренне верил, что боюсь, но он указал на то, что я не пыхтел и моё сердце не билось быстрее, чем обычно. Какре-то время я обдумывал то, что он сказал. Он был неправ: у меня было много физических изменений, обычно относящихся к страху. Я был в отчаянии: ощущение надвигающейся беды пропитало всё вокруг меня. Разболелся желудок и я был уверен, что побледнел. Мои руки сильно потели и всё же, я реально думал, что не боюсь. Чувства страха, с которым я был знаком всю свою жизнь, у меня не было. Страха, который всегда был особенностью моего характера, тут не было. Я говорил, пока ходил по комнате туда-сюда перед Дон Хуаном, кто всё ещё сидел на коврике, держа свою трубку и вопросительно смотря на меня. Рассмотрев ситуацию, я пришёл к заключению: вместо моего обычного страха, я чувствовал глубокое ощущуние неприятного, неудобного даже при мысли, смущения, создаваемого принятием наркотических растений (частый бег в туалет). Дон Хуан на момент уставился на меня, потом, прищурившись, через меня, как бы пытаясь обнаружить что-то на расстоянии. Я продолжал ходить по комнате туда-сюда перед ним, пока он с силой не велел мне сесть и успокоиться. Мы спокойно сидели несколько минут.
"Ты не хочешь терять ясность ума, не так ли?" внезапно спросил он.
"Это правда, Дон Хуан," он засмеялся с явным удовольствием.
"Ясность - второй враг человека Знаний - кружится над тобой. Ты не боишься," сказал он заверительно, "но сейчас тебе не нравиться потерять свою ясность, и так как ты - глупец, ты называешь это страхом." Он усмехнулся. "Достань мне несколько углей," приказал он. Его голос был добрым и убедительным. Я встал и машинально пошёл в заднюю часть дома, собрал там несколько небольших горящих углей из огня, положил их наверх небольшого каменного постамента и вернулся в комнату. "Иди сюда на веранду," громко позвал снаружи Дон Хуан. Он положил соломенный коврик на место, где я обычно сидел. Я положил угли рядом с ним и он подул на них, чтобы вызвать огонь. Я собрался сесть, но он остановил меня и велел мне сесть на правый край коврика. Затем он положил кусок угля в трубку и передал её мне. Я её взял. Я поражался молчаливой силе, которой Дон Хуан руководил мною. Я и не мог думать что-то говорить: споры закончились. Я был убеждён, что не боялся, просто не хотел терять ясность ума.

"Втягивай, втягивай," мягко велел он мне. "Только одну трубку в этот раз." Я втягивал трубку и слушал потрескивание смеси, подхваченой огнём. Почувствовал мгновенный налёт льда во рту и в носу. Втянул ещё раз и налёт распространился по всей груди. Когда я затянул в последний раз, я почувствовал, что все внутренности моего тела были обложены налётом странного холодного тепла. Дон Хуан взял у меня трубку и постучал ею по ладони, чтобы выбить из неё остатки. Затем, как он обычно делал, намочил слюной свой палец и втёр его в трубку. Моё тело ничего не чувствовало, но я мог двигаться. Поменял положение, чтобы сидеть было удобнее.
122-123
"Что произойдёт дальше?" спросил я с некоторыми голосовыми трудностями. Дон Хуан очень осторожно положил свою трубку внутрь чехла и скатал его в длинный кусок материи. Потом прямо сел лицом ко мне. У меня кружилась голова и мои глаза невольно закрылись. Дон Хуан сильно потряс меня и велел мне не спать. Он сказал, что я очень хорошо знал: если я засну, то умру. Это подстегнуло меня. И я подумал, может Дон Хуан просто это говорит, чтобы я не заснул, но с другой стороны, я также подумал, что он может быть прав. Я открыл глаза как можно шире и это рассмешило Дон Хуана. Он сказал, что мне придёться немного подождать и глаза держать открытыми всё время, и что в определённый момент я смогу ВИДЕТЬ хранителя другого мира. Я почувствовал очень раздражающую жару во всём теле; попробовал поменять положение, но не смог больше двигаться. Я хотел поговорить с Дон Хуаном, слова, казалось были так глубоко во мне, что я не мог их высказать. Затем я свалился на левую сторону и обнаружил себя смотрящим с пола на Дон Хуана. Он нагнулся и шёпотом велел мне не смотреть на него, а зафиксировать взгляд на точку на моём коврике, который был прямо передо мной. Он сказал, что мне придёться смотреть одним левым глазом, и что рано или поздно я увижу Хранителя. Я сфокусировался на точке, которую он указал, но ничего там не видел. Однако в определённый момент я заметил кусающее насекомое, летающее перед моими глазами. Оно очутилось на коврике и я следил за его движениями. Оно подошло ко мне очень близко, так близко, что моё визуальное восприятие затуманилось. И затем, внезапно, я почувствовал, что я как бы встал: это было очень странное ощущение, которое заслуживало его обдумать, но для этого времени не было. У меня было тотальное ощущение, что я смотрел прямо с моего обычного уровня глаз, и то, что я увидел, потрясло меня до глубины души. По другому не описать ту эмоциональную встряску, которую я испытал. Прямо там, лицом ко мне, на коротком расстоянии было гигантское животное. Настоящий монстр! Никогда, даже в самых диких фантазиях не встречал я ничего подобного. Я смотрел на него в полном замешательстве. Первое, что
я реально заметил, был его размер. Я подумал, что он был почти 100 футов высотой (33 метра). Он казался стоящим прямо, хотя я не мог понять, как оно стояло.

Следующее я заметил, что оно имело короткие широкие крылья. В этот момент я осознал, что настаивал на осмотре животного, как-будто это было обычным делом для меня; имеется ввиду осмотреть его. Однако, я не мог реально посмотреть на него, как я обычно на что-то смотрю, скорее я замечаю вещи в нём, как-будто картина становилась более ясной, когда добавлялись ещё части. Тело животного было покрыто пучками чёрных волос. Оно имело длинную морду и слюни стекали вниз; глаза круглые, навыкате, как два огромных белых шара. Затем оно стало бить своими крыльями. Это не было хлопание крыльев птиц, своего рода мерцание, вибрационное вздрагивание. Оно набрало скорость и начало передо мной кружить; оно не летало, а его скорее заносило - скольжение юзом с ошеломляющей скоростью и проворством в нескольких см над землёй. На момент, я нашёл себя полностью поглощённым наблюдением его движений. Подумал, что его движения были уродливыми и всё же, его скорость и лёгкость были классными. Оно покружилось передо мной дважды, вибрируя своими крыльями, и то, что вытекало из его рта, разлеталось во все стороны. Потом оно повернулось и юзом поскользило прочь с невероятной скоростью, пока не исчезло вдали.
Я пристально смотрел в том же направлении, так как ничего больше я делать не мог. У меня было невероятно странное ощущение моей неспособности связно организовать свои мысли. Я не мог двинуться прочь: я как бы прилип к месту. Затем я увидел вдали что-то вроде облака; мгновением позже гигантское животное снова кружилось передо мной на полной скорости. Его крылья подвигались ближе и ближе к моим глазам, пока не ударили меня. Я почувствовал, что его крылья реально ударили какую-то мою часть там. Я заорал во всю глотку от абсолютно невероятной боли.
124-125
Следующее, что я понял: я сидел на моём коврике и Дон Хуан растирал мой лоб. Он втирал листья в мои руки и ноги, потом он повёл меня к оросительному каналу сзади его дома, снял с меня одежды и полностью погрузил меня в воду, вытащил, и снова, и снова погружал меня в неё. Пока я лежал на мелком дне канала, Дон Хуан вытягивал мою левую ногу время от времени и мягко постукивал по подошве. Через некоторое время я почувствовал щекотку. Он это заметил и сказал, что со мной всё было хорошо. Я одел свою одежду и мы пошли в его дом. Я снова сел на свой соломенный коврик, попробовал говорить, но чувствовал, что не могу сконцентрироваться на том, что хотел сказать, хотя мои мысли были очень ясными. Я был поражён тем, как много нужно концентрации, чтобы говорить. Я также заметил: чтобы что-нибудь сказать, мне приходилось не смотреть на вещи. Я был под впечатлением, что я запутался на очень глубоком уровне, и когда хотел говорить, то мне приходилось всплывать на поверхность как пловцу подводного плавания; мне приходилось подниматься, как бы вытянутым моими же словами. Дважды я дошёл до того, чтобы прочистить своё горло, как я это делал раньше. Тогда я мог сказать всё, что хотел, но я не говорил. Я предпочитал хранить странное молчание, при котором я мог просто смотреть. У меня было чувство, что до меня стало доходить то, что Дон Хуан называл ВИДЕТЬ и это осчастливило меня. Потом Дон Хуан дал мне супа и тортил, и велел мне съесть. Я мог есть без проблем и без потери того, что я думал было моей "Силой ВИДЕНИЯ".
Я фокусировал свой взгляд на всём вокруг себя. Я был убеждён, что я мог ВИДЕТЬ всё, и всё же мир выглядел тем же самым, насколько я мог судить.
Я старался "ВИДЕТЬ", пока не стало совсем темно. В итоге я устал, лёг и тут же заснул. Проснулся когда Дон Хуан покрывал меня одеялом. Болела голова и меня тошнило. Позже почувствовал себя лучше и крепко заснул до утра. Утром снова стал самим собой и нетерпеливо спросил Дон Хуана, "Что со мной произошло?"
Дон Хуан застенчиво рассмеялся. "Тебе пошёл искать Хранителя и конечно ты его нашёл," сказал он.
"Но что это было, Дон Хуан?"
"Хранитель, охранник, часовой другого мира," деловито высказался Дон Хуан. Я собирался сообщить ему детали зловещего и уродливого чудовища, но он отклонил мою попытку, сказав, что моё испытание ничего особенного не представляло, что любой мужик это сделать. Я сказал ему, что Хранитель был настоящим шоком для меня, что я реально ещё не мог об этом думать. Дон Хуан засмеялся и высмеял то, что он называл, склонность моей натуры к чрезмерному драматизму.
"Это чудовище, или что-то в этом роде, причинило мне боль," сказал я. "Это было таким же реальным как ты и я."
"Конечно это было реальным и причинило тебе боль, не так ли?" Вспоминая своё испытание, я становился более взволнованным. Дон Хуан велел мне успокоиться, потом спросил меня, был ли я реально напуган им; он подчеркнул слово "реально".
"Я оцепенел, никогда в своей жизни я не испытывал такой жуткий страх." ответил я.
"Да ладно!" сказал он, смеясь. "Не так уж ты и боялся."
"Клянусь тебе," сказал я с искренней страстью, "так что, если бы я мог двигаться, я сбежал бы в истерике." Он нашёл моё заявление очень смешным и закатился громовым хохотом. "Какой смысл был заставить меня увидеть такого монстра, Дон Хуан?"
Он стал серьёзным и уставился на меня. "Это был Хранитель," сказал он. "Если ты хочешь ВИДЕТЬ, ты должен преодолеть Хранителя."
"Но как мне его преодолеть, Дон Хуан? Он наверно 30 метров высоты." Дон Хуан досмеялся до такой степени, что слёзы потекли по его щекам. "Ты не даёшь мне сказать то, что я видел, чтобы не было недопонимания?" сказал я.
"Если это осчастливит тебя, тогда давай." Я пересказал всё, что мог вспомнить, но это не поменяло его настроение. "И всё же, в этом ничего нового," ответил он.
"Но каким образом ты ожидаешь, чтобы я преодолел такого монстра? Чем?"
126-127
Какое-то время он молчал, потом повернулся ко мне и сказал, "Ты не боялся, реально. Тебе причинили боль, но ты не боялся." Он откинулся на какие-то свёртки и положил руки за голову. Я подумал, что он больше не хочет говорить. "Ты знаешь," внезапно сказал он, смотря на крышу своей террасы, "каждый человек может видеть Хранителя и он, для некоторых из нас, иногда чудовищный монстр - высокий как небо. Тебе повезло: для тебя он высотой был только 30 метров. И всё же его секрет такой простой." Он на момент остановился и начал напевать мексиканскую песню. "Хранитель другого мира - комар, мошка," медленно сказал он, как бы оценивая эффект свои слов.
"Прошу прощенья!"

"Хранитель другого мира - комар, мошка," повторил он. "То, что ты встретил вчера, был комар; и этот маленький комар будет отгонять тебя, пока ты его не преодолеешь." Какое-то время я не хотел верить тому, что говорил Дон Хуан, но вспоминая последовательность моего видения, мне пришлось признать, что в какой-то момент я смотрел на комара, и через мгновение появился своего рода мираж, и я смотрел на чудовище.
"Но как комар мог причинить мне боль, Дон Хуан?" спросил я, реально изумлённый.
"Это не был комар, кто причинил тебе боль," сказал он, "это был Хранитель другого мира. Возможно когда-нибудь у тебя будет достаточно храбрости преодолеть его. Но не сейчас. Сейчас это - 30тиметровый, обливающий слюной, монстр. Но нет смысла говорить об этом. Это не подвиг - стоять перед ним, поэтому если ты хочешь больше знать о нём, снова найди Хранителя."

Двумя днями позже, 11 ноября я снова выкурил смесь Дон Хуана. Я попросил Дон Хуана разрешить мне курить ещё раз, чтобы найти Хранителя. Моя просьба не была внезапным порывом: я это долго обдумывал. Хранитель мне был невероятно любопытен, несмотря на страх и на возможность потерять мою ясность.
Процедура была та же самая: Дон Хуан наполнил трубку смесью и, когда я её выкурил, он её почистил и отложил. Эффект был значительно медленнее; когда у
меня закружилась голова, Дон Хуан подошёл ко мне и, держа в руках мою голову, помог мне лечь на левую сторону. Он велел мне вытянуть ноги и расслабиться,
а затем помог мне положить мою правую руку впереди тела, на уровне моей груди. Он повернул мою руку так, чтобы ладонь прижималась к коврику, и чтобы мой вес покоился на ней. Я ничего не делал, чтобы помочь или помешать ему, потому что я не знал, что он делает. Он сел передо мной и сказал, чтобы я выбросил всё из головы, и что Хранитель собирается придти, и что у меня самое лучшее место, чтобы его увидеть. Он мимоходом сказал, что Хранитель может дать сильную боль, но есть способ избежать её. Он сказал, что за 2 дня до этого, он велел мне сесть, когда он понял, что боли с меня достаточно. Он указал на мою правую руку
и сказал, что он нарочно положил её в той позиции, чтобы я использовал её как рычаг, чтобы толкать себя, когда мне было нужно. К тому времени, когда он дал мне этот совет, моё тело совсем онемело. Я хотел, чтобы он обратил внимание на тот факт, что мне будет невозможно толкать себя вверх, потому что я потерял контроль своих мускулов. Я пытался вслух сказать слова, но не мог. Он похоже предупреждал меня, однако, и объяснил, что весь трюк - в ВОЛЕ. Он убедил меня вспомнить время, годы до этого, когда я впервые курил грибы. В тот момент я упал на землю и снова прыгнул на ноги, благодаря действию, которое он называл, моей ВОЛЕЙ; я "подумал чтобы встать." Он сказал: это был единственный возможный способ встать. Что, он говорил, было бесполезно для меня, потому что я не помнил то, что я реально делал годы тому назад. На меня нашло подавляющее отчаяние и я закрыл глаза.
128-129
Дон Хуан схватил меня за волосы, сильно тряхнул мою голову и велел мне не закрывать глаза. Я не только открыл свои глаза, но и сделал что-то, из ряда вон выходящее. Я реально сказал, "Я не знаю, как я встал в этот раз." Я был изумлён. Было что-то монотонное в ритме моего голоса, но это всё-таки был мой голос.
И всё же, я и вправду верил, что что я не мог это сказать, потому что минутой до этого я не мог говорить вообще. Я посмотрел на Дон Хуана: он повернул голову в одну сторону и засмеялся.
"Я этого не говорил," сказал я и снова обалдел от моего голоса. Я чувствовал себя на подъёме: говорить при таких условиях, становилось ободряющим процессом. Я хотел попросить Дон Хуана объяснить мою манеру разговора, но нашёл, что снова не смог произнести ни единого слова. Я ожесточённо боролся, чтобы выразить свои мысли, но всё было бесполезно. Я бросил и в этот момент, почти невольно, я сказал, "Кто говорит, кто говорит?" Этот вопрос так заставил Дон Хуана смеяться. Вероятно, для меня было возможно говорить простые вещи, если я точно знал, что хотел сказать. "Я говорю, я говорю?" спросил я. Дон Хуан сказал мне: если я не прекращу поясничать, то он собирался уйти, лечь на террасе и и оставить меня одного поясничать. "Это не клоунада," сказал я очень серьёзно. Мои мысли были очень ясными, однако моё тело онемело, я его не чувствовал. Я не был задохнувшимся, как было однажды в прошлом в похожих условиях. Я чувствовал себя комфортно, потому что ничего не ощущал; контроля у меня не было над желаниями, и всё же я мог говорить. Мысль пришла в голову: если я мог говорить, то я наверно, мог и встать, как сказал Дон Хуан. "Встать," сказал я на английском и, не успел я моргнуть глазом, как уже стоял. Дон Хуан, не веря, покачал головой и вышел из дома. "Дон Хуан!" Три раза прокричал я и он вернулся. "Положи меня," сказал я.
"Сам себя положи," сказал он. "Ты кажется, неплохо справляешься."
Я сказал, "Вниз," и вдруг я потерял вид комнаты, я не мог ничего видеть. Секундой позже, комната и Дон Хуан снова вернулись в моё поле зрения. Я подумал, что должно быть лёг лицом к земле, а он схватил меня за волосы и поднял мою голову. "Спасибо," сказал я очень медленно.
"Не стоит," ответил он, передразнивая меня и последовал ещё один взрыв смеха. Потом он взял какие-то листья и начал их втирать в мои руки и ноги.
"Что ты делаешь?" спросил я.
"Растираю тебя," ответил он, имитируя мою монотонную речь. Его тело вздрагивало от смеха, глаза были блестящими и дружелюбными. Мне он нравился.
Я чувствовал, что Дон Хуан был справедливым, смешным и сочувствовашим. Я не мог с ним смеяться, но хотел бы. Другое чувство радостного настроя захватило меня и я рассмеялся; это был такой ужасный звук, что Дон Хуан растерялся на момент.
"Я лучше отведу тебя в канаву," сказал он, "или ты убьёшь себя клоунадой." Он поставил меня на ноги и заставил меня пройтись вокруг комнаты. Понемногу, я начал чувствовать свои ноги и наконец, всё своё тело. Мои уши распухли от странного давления. Это было как ощущение заснувшей ноги или руки. Я чувствовал огромный вес сзади моей шеи и под кожей верхушки моей головы. Дон Хуан торопил меня к оросительному каналу сзади его дома; он окунул меня во всей одежде. Холодная вода намного сократила давление и боль, пока она совсем не исчезла. Я поменял одежды в доме, сел и снова почувствовал ту же самую отчуждённость, то же самое желание остаться в спокойствии. Однако в этот момент я заметил, что это не было ясность ума или сила фокусироваться; скорее это была своего рода меланхолия и физическая усталость. Наконец я заснул.

130-131
12 ноября 1968. Этим утром Дон Хуан и я пошли в ближайшие холмы собирать растения. Мы прошли около 6 миль по ужасно трудной поверхности. Я очень устал.
Мы сели отдохнуть по моей инициативе и он начал разговор, сказав, что он был доволен моим прогрессом.
"Сейчас я знаю: это был я, кто говорил," сказал я, "но в тот момент, я мог поклясться, что это был кто-то ещё."
"Конечно это был ты," сказал он.
"Как так получилось, что я не мог узнать самого себя?"
"Вот что делает Дымок. Можно разговаривать и этого не заметить; или можно сдвинуться на 1000км и тоже этого не заметить. Это тоже как можно пройти через вещи. Дымок убирает тело человек становится свободным как ветер; даже лучше, чем ветер, ветер может быть остановлен скалой/стеной/горой. Дымок освобождает как воздух, наверно даже свободнее, водух может быт заперт в склепе и стать затхлым, но с помощью Дымка нельзя быть остановленным или заключённым." Слова Дон Хуана вызвали смесь сомнения и вершины счастья. Я почувствовал подавляющую неловкость и ощущение неопределённой вины.
"Тогда можно реально делать все эти вещи, Дон Хуан?"
"А как ты думаешь? Ты скорее будешь думать, что ты сумасшедший, не так ли?" отрезал он.
"Отлично. Тебе легко рассуждать и принимать все те вещи. А для меня это невозможно."
"Мне тоже нелегко и у меня не больше привилегий, чем у тебя. Те вещи одинаково трудно принять как для тебя, так и для меня или кого-то другого."
"Но тебе это всё так хорошо знакомо, Дон Хуан."
"Да, но это мне дорого стоило. Пришлось столько бороться, что тебе и не снилось, больше чем тебе когда-либо придётся. У тебя выработался непроигрышный путь: заставить всё работать на тебя. Ты понятия не имеешь, сколько мне пришлось поработать над тем, что ты сделал вчера. Что-то помогает тебе каждый см твоего пути. Другого объяснения нет той манере, в которой ты узнаёшь всё о Силе. До этого, ты делал это с Мescalito, сейчас ты сделал это с Дымком. Тебе следует концентрироваться на том факте, что у тебя огромный талант, а другие проблемы оставь в стороне."
"Для тебя всё звучит легко, но это не так: внутри - я разорван на части."
"Ты будешь в полном порядке достаточно быстро. Одна вещь: ты не следишь за своим телом. Ты слишком толстый. Я не хотел говорить тебе об этом раньше. Нужно всегда позволять другим делать то, что им приходиться делать. Ты годы отсуствовал. Хотя я сказал тебе, что ты вернёшься, и ты вернулся. То же самое случилось со мной. Я бросил всё на 5 с половиной лет."
"Почему ты бросил, Дон Хуан?"
"По той же причине, что и ты: мне это не нравилось."
"Тогда почему ты вернулся?"
"По той же причине, что и ты сам: другого пути для жизни - нет!"
Это заявление возымело на меня огромное действие, так как я сам думал, что наверно, другого пути в жизни - нет! Я никогда и ни с кем этой мыслью не делился, и всё же Дон Хуан это чётко сформулировал. После долгого молчания, я спросил его, "А что я сделал вчера, Дон Хуан?"
"Ты встал, когда этого пожелал."
"Но я не знаю, как я это сделал."
"Это берёт настройку, чтобы усовершенствовать этот метод. Однако, важно то, что ты знаешь, как это делать."
"Но я не знаю, в этом и суть, я реально не знаю."
"Конечно ты знаешь."
"Дон Хуан, уверяю тебя, клянусь тебе..." он не дал мне закончить; встал и ушёл. Позднее мы снова заговорили о Хранителе другого мира.
"Если я поверю, что то, что я испытал, реально," сказал я, "тогда Хранитель - огромное существо, которое может причинить невероятную физическую боль.
132-133
И если я поверю, что можно реально путешествовать на огромные расстояния с помощью ВОЛИ, тогда будет логически заключить, что я могу также с помощью ВОЛИ заставить монстра исчезнуть. Это - правильно?"
"Не совсем," сказал он. "Ты не можешь Волей заставить Хранителя исчезнуть. Хотя твоя Воля может остановить его причинить тебе вред. Естественно, если ты когда-нибудь этого добьёшься: дорога тебе будет открыта. Ты реально сможешь следовать за Хранителем и он с этим ничего не сможет поделать, даже крутиться возле тебя как сумасшедший."
"Как мне этого добиться?"
"Ты уже знаешь как, всё, что тебе сейчас нужно, это - практика." Я сказал ему, что у нас недопонимание, которое происходит из-за разницы в восприятии мира.
Я сказал, что для меня, что-то знать, означало, что мне нужно полностью осознавать то, что я делаю, и что я могу повторить то, что я знал моей Волей. Но в этом случае, я не осознавал то, что я сделал под влиянием Дымка, а также, я не мог повторить это, даже если бы моя жизнь зависила от этого. Дон Хуан пристально посмотрел на меня. Похоже, он получал удовольствие от моих слов. Он снял шляпу и почесал виски, как он делал, когда хотел притвориться изумлённым.
"Ты точно умеешь говорить и ничего не сказать, не правда ли?" рассмеялся он. "Я сказал тебе, что тебе нужен несгибаемый Интэнт (цель), чтобы стать человеком Знаний. Но вместо этого, у тебя несгибаемый Интэнт (цель) запутать себя загадками. Ты настаиваешь на том, чтобы всё было объяснено, как-будто весь мир состоит из вещей, которые можно объяснить. А сейчас ты не знаешь как иметь дело с Хранителем и с проблемой двигать себя, используя свою Волю. До тебя когда-нибудь дойдёт, что только немного вещей в этом мире могут быть объяснены твоим путём? Когда я говорю, что Хранитель реально блокирует твой проход и может реально расправиться с тобой, я знаю, что говорю. Когда я говорю, что можно двигаться с помощью своей Воли, я также знаю, что говорю. Я хотел научить тебя понемногу как двигаться, но потом я понял, что ты уже знаешь, как это делать, даже если говоришь, что не знаешь."
"Ноя действительно не знаю как," запротестовал я.
"Ты знаешь, глупец," твёрдо сказал он и затем улыбнулся. "Это напоминает мне то время, когда кто-то поставил того парня Julio на комбайн; он знал как ею управлять, хотя никогда этого не делал."
"Я знаю, что ты имеешь ввиду, Дон Хуан; однако, я всё ещё чувствую, что не смогу снова это сделать, потому что не уверен в том, что делал."
"Липовый Колдун старается объяснить всё в мире объяснениями, в которых он не уверен," сказал он, "и таким образом, всё становится колдовством. Но тогда ты - не лучше, ты тоже хочешь объяснить всё по своему, но также не уверен в своих объяснениях."

134-135
18 января 1969, суббота.
Дон Хуан внезапно спросил меня, планировал ли я уехать домой на выходные. Я сказал, что намереваюсь уехать в понедельник утром. Мы сидели под навесом около полудня, отдыхая после долгой прогулки в близлежащих холмах. Дон Хуан встал и пошёл в дом. Через несколько минут он позвал меня внутрь. Он сидел в середине своей комнаты и положил мой соломенный коврик перед собой. Он указал мне сесть и, не говоря ни слова, он развернул свою трубку из чехла, заполнил её курительной смесью и зажёг её. Он даже принёс в свою комнату глинянный поднос, наполненный небольшими угольками. Он даже не спросил мен, хочу ли
я курить. Он просто передал мне трубку и велел курить. Я не колебался. Дон Хуан наверно правельно оценил мой настрой; моё пожирающее любопытство, в отношении Хранителя, было явным для него. Меня не нужно было уговаривать и я с удовольствием выкурил всю трубку. Полученная реакция была идентичная тем, что были у меня до этого. Дон Хуан действовал в очень похожей манере. Однако в этот раз вместо того, чтобы помочь мне сделать это, он только велел мне поставить правую руку на коврик и лечь на левую сторону. Он посоветовал мне сжать её в кулак, если это даст мне лучше рычаг. Я сжал в кулак мою правую руку, потому что нашёл, что это было легче, чем повёртывать ладонь к полу, когда лежишь всем весом на ней. Я не был сонным; чувствовал сильную теплоту какое-то время, пока не потерял все ощущения. Дон Хуан лёг на бок лицом ко мне; его правая рука покоилась на локте и голова упиралась в неё, как в подушку. Всё было совершенно спокойно, даже моё тело, которое к тому времени потеряло всякие ощущения. Я чувствовал сябя довольным.
"Прекрасно," сказал я, но Дон Хуан поспешно встал.
"Не смей начинать с чепухи," убедительно ответил он. "Не разговаривай. Так ты напрасно тратишь свою энергию и тогда Хранитель раздавит тебя также, как ты можешь раздавить комара." Он должно быть думал, что его сравние было смешным, потому что он начал смеяться, но тут же остановился. "Не болтай, пожалуйста не болтай," серьёзно сказал он.
"Я и не собирался ничего говорить," ответил я, и я реально не хотел этого говорить. Дон Хуан встал: я видел как он удалялся в заднюю часть своего дома.
Секундой позже я заметил, что комар уселся на моём коврике, и это заполнило меня своего рода беспокойством, которое я никогда не испытывал до этого.
Это было смесью приподнятого настроя, страха и мучения. Я полностью осознавал, что что-то мистическое вот-вот откроется передо мной; комар, который
охранял другой мир. Это была абсурдная мысль; мне хотелось громко смеяться, но затем я понял, что мой приподнятый настрой отвлекал меня и я могу пропустить переходный период, мне хотелось прояснить. В моей предыдущей попытке ВИДЕТЬ Хранителя я посмотрел на комара моим левым глазом, и потом
я почувствовал, что встал и посмотрел на него обоими глазами, но я не осознавал, как этот переход произошёл. Я увидел комара, крутящегося на коврике перед моим лицом и понял, что я смотрел на него обоими глазами. Комар подошёл очень близко; в какой-то момент, я больше не мог видеть его обоими глазами и перевёл зрение на левый глаз, который был на уровне земли. В тот момент как я поменял фокус, я также почувствовал, что я полностью вытянул своё тело в вертикальное положение и я смотрю на чудовищно огромное животное. Оно было сверкающе чёрным. Его перёд покрывали чёрные, длинные, коварные волосы, которые выглядели как пики, выходящие из трещин скользкой, блестящей чешуи. Волосы были распределены в пучки.
136-137
Его тело было массивным, толстым и круглым. Его крылья были широкими и короткими, по сравнению с длиной его тела. У него было два глаза навыкате и длинная морда. В этот раз оно было больше на крокодила. Оно, похоже, имело длинные уши или наверно рога, и из него лилась слюна. Я напрягся, чтобы зафиксировать свой взгляд на нём, и затем полностью осознал, что не мог на него смотреть также, как я обычно смотрю на вещи. У меня были странные мысли; смотря на тело Хранителя, я почувствовал, что каждая часть его тела была независимо живой также, как глаза человека - живые. Тогда я понял в первый раз в своей жизни, что глаза были единственной частью человека, которые могли мне показать: был он жив или нет. С другой стороны, у Хранителя был "миллион глаз". И я подумал: это было поразительной находкой. До этого случая, я размышлял о похожем, что могло описать "искажения", которые представлял комар, как гигантское животное. И я подумал, что хорошим сравнением было бы "как-будто смотришь на насекомое через увеличительное стекло микроскопа". Но это было не так. Вероятно, смотреть на Хранителя, было намного сложнее, чем смотреть на увеличенное насекомое. Хранител начал вертеться передо мной. В какой-то момент он остановился и я почувствовал, что он на меня смотрит. Тогда я заметил, что он не издаёт звуков: танец Хранителя был безвучным. Самое ошеломляющее было в его внешности: его глаза навыкате, его жуткая пасть, его слюни, его коварные волосы и прежде всего, его невероятный размер. Я очень близко наблюдал как он двигал свои крылья, как он заставлял их безвучно вибрировать. Я следил, как он подпрыгивал над землёй как огромный конькобежец. Посмотрев на это кошмарное существо передо мной, я реально почувствовал приподнятое настроение. Я действительно подумал, что обнаружил секрет как с ним справиться. Я думал, что Хранитель был только движущейся картиной на немом экране; он не мог причинить мне вреда; он только выглядел ужасным. Хранитель стоял неподвижно лицом ко мне; вдруг он захлопал своими крыльями и повернулся. Его спина выглядела как сверкающая цветная броня; её блеск ослеплял, но цвет был тошнотворным; этот цвет мне нравился. Хранитель оставался какое-то время, повёрнутым ко мне, спиной, затем, взмахивая своими крыльями, снова исчез из вида. Передо мной стояла очень странная проблема. Я честно верил, что я его покорил тем, что понимал: он представлял только картину гнева. Моя убеждённость наверно основывалась на настаивании Дон Хуана, что я знал больше, чем хотел это признать. В любом случае, я чувствовал, что преодолел Хранителя и дорога была открыта. И всё же я не знал, что делать дальше. Дон Хуан не сказал мне, что делать в таком случае. Я попробовал обернуться и посмотреть сзади себя, но я не был способен двигаться. Однако я мог видеть очень хорошо перед глазами по большей части 180 градусов диапазона. И что
я видел было: облачный, бледно-жёлтый горизонт; он казался газообразным. Своего рода лимонный цвет одинаково покрывал всё, что я мог видеть. Казалось, что я был на равнине, заполненой парами серы. Вдруг Хранитель снова появился в точке горизонта. Он сделал широкий круг до того, как остановиться передо мной; его пасть была широко открыта, как огромная пещера; в ней не было зубов. Секунду он вибрировал своими крыльями и затем накинулся на меня.
Он реально накинулся на меня как бык, и своими гигантскими крыльями он прошёлся по моим глазам. Я закричал от боли и затем взлетел вверх, или скорее,
почувствовал, что вытолкнул себя вверх и поднялся выше Хранителя, выше жёлтого плато, в другой мир, мир людей, и обнаружил себя стоящим в середине комнаты Дон Хуана.

19 января 1969.
"Я реально думал, что овладел Хранителем," сказал я Дон Хуану.
"Ты шутишь," сказал он. Дон Хуан не сказал ни слова мне с предыдущего дня и я не возражал. Я был поглощён в своего рода, воспоминание, и снова я почувствовал, что если я внимательно смотрел, то смогу ВИДЕТЬ. Но я ничего не видел такого, чтобы чем-то отличалось. Однако, я так отдохнул, не разговаривая. Дон Хуан попросил меня пересказать последовательность моего испытания, и что особенно интересовало его, был цвет, который я видел на спине
Хранителя. Дон Хуан вздохнул и похоже, был очень озабочен. "Тебе повезло, что цвет был на спине Хранителя," серьёзно сказал он.
138-139
"Если бы цвет был на передней части его тела, или ещё хуже, на его голове, ты бы сейчас был мёртв. Ты не пытайся увидеть Хранителя опять. Это не твой темперамент: пересечь ту равнину; однако я был убеждён, что сможешь пройти через это. Но давай больше об этом не говорить. Это был только один из вариантов дорог." Я обнаружил непривычную тяжесть в его тоне.
"Что произойдёт со мной, если я попробую снова увидеть Хранителя?"
"Хранитель унесёт тебя прочь," ответил он, "он подхватит тебя своей пастью, понесёт тебя на ту равнину и оставит тебя там навсегда. Ясно, что Хранитель знал, что это не твой темперамент и предупредил тебя держаться в стороне."
"Откуда ты думаешь Хранитель узнал это?" Дон Хуан бросил на меня долгий пронизывающий взгляд. Он попробовал что-то сказать, но передумал, как бы не найдя подходящих слов. "Я всегда попадаюсь на твои вопросы," сказал он, улыбаясь. "Ты ведь не думал, когда меня это спросил, не так ли?"
Я запротестовал и подтвердил, что меня удивило то, что Хранитель знал мой темперамент. У Дон Хуана появился странный блеск в глазах, когда он сказал,
"И ты даже ничего не упомянул Хранителю о своём темпераменте, не так ли?" Его тон был настолько комично-серьёзным, что мы оба расхохотались. Однако через некоторое время он сказал, что Хранитель, будучи часовым, охраной того мира, знал много секретов, которые brujo - человек Знаний имел право знать.
"Это - один путь как brujo учится ВИДЕТЬ," сказал он. "Но это не будет твоей областью, поэтому нет смысла говорить об этом."
"Курение - это единственный путь видеть Хранителя?" спросил я.
"Нет. Ты также можешь ВИДЕТЬ его без этого. Существует много людей, кто может это делать. Я предпочитаю курение, потому что это более эффективно и менее опасно для людей. Если ты попробуешь увидеть Хранителя без помощи Дымка, есть вероятность, что ты можешь не успеть сойти с его пути. В твоём случае, например, это очевидно, что Хранитель предупредил тебя, когда повернулся к тебе спиной, чтобы ты посмотрел на цвет своего врага. Затем он удалился, но когда вернулся, ты всё ещё был там, поэтому он набросился на тебя. И всё же, ты был подготовлен и отскочил. Дымок дал тебе защиту, в которой ты нуждался; если бы ты пошёл в тот мир без его помощи, ты бы не смог освободиться от хватки Хранителя."
"Почему не смог бы?"
"Твои движения были бы слишком медленными. Чтобы выжить в том мире, тебе нужно быть таким же быстрым, как молния. Это было моей ошибкой - оставить комнату, но я не хотел, чтобы ты ещё говорил. Ты - пустомеля, поэтому ты говоришь даже против своего желания. Если бы я был там с тобой, я бы вытянул тебя за голову. Но ты сам выпрыгнул, что было даже лучше; и всё же, я скорее не буду так рисковать: Хранитель - не тот, с кем можно глупить."
140-141
3 месяца Дон Хуан систематически избегал разговоров о Хранителе. Я посетил его 4 раза за эти месяцы; и каждый раз он занимал меня делами для него, и когда
я выполнял его дела, он просто посылал меня обратно домой, в Лос Анжелес. 24 апреля 1969 года, 4й раз я был у него дома и, наконец, припёр его к стенке, после того как мы съели обед и расположились сидеть рядом с его глиняной печью. Я сказал ему, что он делал что-то неправильно со мной; я был готов изучить и всё же он не хотел, чтобы я был рядом. Мне стоило столько борьбы чтобы преодолеть своё отвращение к использованию наркотических грибов и я чувствовал, как он сам выразился, что я не могу терять время. Дон Хуан терпеливо слушал мои жалобы.
"Ты слишком слабый. Ты торопишься, когда должен ждать, и наоборот: ты ждёшь, когда должен торопиться. Ты слишком много думаешь. Сейчас ты думаешь, что нельзя напрасно терять время. Совсем недавно ты думал, что больше не хочешь курить. Твоя жизнь чертовски разболтанная; ты недостаточно упорный, чтобы встречаться с Дымком. Я несу ответственность за тебя и я не хочу, чтобы ты погиб как проклятый глупец."
Мне стало стыдно. "Что я могу сделать, Дон Хуан? Мне не терпится."
"Живи как воин! Я уже говорил тебе: воин несёт ответственность за свои поступки; даже за самые тривиальные, маловажные его действия. Ты действуешь под влиянием своих мыслей и это - неправильно. Ты подвёл Хранителя из-за своих мыслей."
"Как я подвёл, Дон Хуан?"
"Ты думаешь обо всём. Ты думал о Хранителе и потому ты не смог его одолеть. Сначала научись жить как воин. Я думаю, ты это очень хорошо понимаешь."
Я хотел что-то вставить в свою защиту, но он жестом руки остановил меня. "Твоя жизнь очень напряжённая," продолжал он. "По правде говоря, твоя жизнь напряжёнее, чем жизнь Паблито или Нестора - учеников Дженаро, и всё же, они ВИДЯТ, а ты - нет. Твоя жизнь напряжёнее, чем жизнь Элиджио, а он наверно будет ВИДЕТЬ раньше, чем ты. Это удивляет меня. Даже Дженаро не может это понять. Ты честно выполнял всё, что я говорил тебе делать. Всё, чему мой учитель
научил меня в первой стадии обучения, я передал тебе. Правило правильное: шаги нельзя менять. Ты сделал всё, что нужно сделать, и всё-таки, ты не ВИДИШЬ;
но тем, кто ВИДИТ, как Дженаро, ты выглядишь как-будто ты ВИДИШЬ. Полагаясь на это, я обманулся. Ты всегда поворачиваешься и начинаешь вести себя как дурак, который не ВИДИТ, что конечно верно для тебя." Слова Дон Хуана глубоко расстроили меня. Не знаю почему, но я чуть не заревел. Я начал говорить о своём детстве и волна жалости к себе охватила меня. Дон Хуан на момент уставился на меня и затем отвёл глаза в сторону. Это был пронизывающий взгляд.
Я почувствовал, что он реально схватил меня своими глазами. Было ощущение двух пальцев мягко сжимающих меня и я почувствовал странное волнение, чесотку, приятное отчаяние в районе моего солнечного сплетения (моих щупальцев). Я стал осознавать свою область живота, чувствовал его жар. Я уже не мог больше говорить связно и бормотал, а затем и вовсе замолчал.
"Наверно это обещание," сказал Дон Хуан после долгого молчания.
"Я извиняюсь."
"Обещание, которое ты сделал давно."
"Какое обещание?"
"Может ты можешь сказать мне какое?"
"Я не могу."
"Однажды ты обещал что-то очень важное. И я подумал, что может быть твоё обещание удерживало тебя от ВИДЕНИЯ."
"Ты не знаешь, о чём толкуешь."
"Я говорю о, сделанном тобой, обещании! Ты должен это вспомнить."
142-143
"Если ты знаешь, что это было за обещание, почему ты мне не напомнишь, Дон Хуан?"
"Нет. Пользы не будет сказать тебе."
"Было это обещание себе самому?" На момент я подумал, что он ссылается на моё решение: бросить учёбу.
"Нет. Это то, что произошло давно," сказал он. Я засмеялся, потому что был уверен: Дон Хуан разыгрывает меня. Я почувствовал озорство. Настроение приподнялось от идеи, что я могу надуть Дон Хуана, кто, я был уверен, знал также мало, как и я об этом, так называемом, обещании. Я был уверен, что он плутает в темноте и пытается импровизировать. Идея - сыграть с ним шутку - доставляла мне удовольствие.
"Было это обещание моему деду?"
"Нет," сказал он и его глаза засияли. "А также ты ничего не обещал своей маленькой бабушке." Абсурдная интонация, которую он придал слову "бабушка", заставила меня засмеяться. Я подумал, что Дон Хуан замышляет ловушку для меня, но я не возражал играть в игру доконца. Я начал называть всех возможных кандидатов, кому я мог пообещать что-то важное. Он ответил нет на каждое. Затем он перевёл разговор на моё детство.
"Почему твоё детство было печальным?" спросил он серьёзно. Я сказал ему, что моё детство не было таким уж печальным, а может немного трудным. "Все так чувствуют," сказал он, снова посмотрев на меня. "Я тоже был очень несчастен и боялся, когда я был ребёнком. Быть индейцем - очень тяжело. Но память того времени больше не имеет никакого значения для меня...было очень трудно. Я перестал думать о трудностях моей жизни даже до того, как научился ВИДЕТЬ."
"Я тоже не думаю о моём детстве," сказал я.
"Тогда почему это печалит тебя? Почему тебе хочется плакать?"
"Я не знаю, может быть, когда я думаю о себе, как о ребёнке, я жалею себя и всех людей. Я чувствую себя беспомощным и печальным."
Он пристально посмотрел на меня и снова мой живот зарегистрировал странное ощущение двух мягких пальцев сжимающих мой живот. Я отвёл свои глаза и снова посмотрел на него: он смотрел вдаль мимо меня; его глаза были туманны, не в фокусе. "Это было обещание в твоём детстве," сказал он после молчания.
"Что я обещал?"
Он не ответил, его глаза были закрыты. Я невольно улыбнулся; я знал, что он нащупывал свой путь в темноте; однако, я потерял свой стимул: подшутить над ним. "Я был очень худым ребёнком," продолжал он, "и я всегда жил в страхе."
"И я тоже," сказал я.
"Что я помню больше всего - это: ужас и печаль, которые свалились на меня, когда мексиканские солдаты убили мою мать," тихо сказал он, как-будто воспоминания всё ещё ранили его. "Она была бедной и скромной индианкой. Наверно так лучше, что её жизнь закончилась тогда. Я хотел, чтобы меня тоже убили вместе с ней, потому что я был её ребёнком. Но солдаты подобрали меня и избили. Когда я схватился за тело моей матери, они ударили кнутом мои пальцы и сломали их. Боли я не чувствовал, но больше не мог ничего схватить, затем они оттащили меня прочь." Он перестал говорить, его глаза всё ещё были закрыты, и я мог едва заметить лёгкое вздрагивание его губ. Глубочайшая печаль начала окутывать меня. Образы моего детства начали наполнять меня.
"Сколько тебе было лет, Дон Хуан?" спросил я, просто убрать печаль во мне.
"Может быть семь. Это было время великой войны индейцев Яки. Мексиканские солдаты захватили нас неожиданно, пока моя мать готовила пищу. Она была беспомощной женщиной. Они убили её вообще без всякой причины. Это не меняет ничего, что она так погибла, и всё же, для меня изменилось всё. Я не могу сказать себе почему, хотя это так. Я думал, что они убили и моего отца, но нет. Он был ранен. Позже они загнали нас в вагон как скот и закрыли дверь. Они много дней держали нас там в темноте, как животных. Они не давали нам умереть, бросая в вагон немного пищи время от времени.
144-145
"Мой отец умер от ран в том вагоне. Он был в бреду от боли и лихорадки, и успел сказать мне, что я должен выжить. Он продолжал говорить мне это до последнего вздоха. Люди позаботились обо мне; они дали мне еды. Старая женщина-знахарка вылечила мои сломанные пальцы. И, как ты видишь, я выжил:
жизнь была не плохой и не хорошей, но она была трудной, а для ребёнка, жизнь может оказаться самим кошмаром."
Мы очень долго не разговаривали, наверно час прошёл в полном молчании. У меня были очень противоречивые чувства. Каким-то образом я был отвергнут и всё же я не мог сказать почему. Меня мучили угрызения совести. До этого разговора мне хотелось посмеяться над Дон Хуаном, но он неожиданно всё поменял своим прямым рассказом. Он был простым и кратким, и вызвало станнное чувство во мне. Идея ребёнка, испытывающего боль, всегда была болезненным предметом для меня. В одно мгновенье моё чувство сострадания к Дон Хуану сменилось отвращением к себе. Я реально всё записывал, как-будто жизнь Дон Хуана был клинический случай. Я уже собрался разорвать свои записи, как Дон Хуан пальцем потыкал мне в колено, чтобы привлечь внимание. Он сказал, что он ВИДЕЛ огонь свирепости вокруг меня и подумал, может я собираюсь избить его. Его смех был приятной передышкой. Он сказал, что я был склонен к приступам жестого, бесконтрольного поведения, но по природе, я не был плохим, и большей частью, жестокость была по отношению к себе.
"Ты прав, Дон Хуан," сказал я.
"Конечно," ответил он, смеясь. Он уговорил меня поговорить о моём детстве. Я начал рассказывать ему о своих годах страха и одиночества, и занялся описанием тем, что я думал, было моей ошеломляющей борьбой за выживание и сохранения моего духа. Он засмеялся над моим высказыванием "сохранения моего духа".
Говорил я долго, а он слушал с серьёзным выражением лица. Потом, в какой-то момент, его глаза снова меня "сжали" и я перестал говорить. После секундной паузы, он сказал, что никто никогда не оскорблял меня, и это было причиной, почему я не был плохим человеком.
"Ты ещё не был побеждён," сказал он. Он повторил это 4-5 раз, так что я должен был его спросить, что он имел ввиду. Он объяснил, что быть побеждённым, означало неизбежное положение в жизни. Мужчины - победители или побеждённые, в результате они становятся судьи или подсудимые. Эти два условия преобладают до тех пор, пока человек не ВИДИТ; ВИДЕНИЕ рассеивает иллюзию победы или поражения или страдания. Он добавил, что я должен научиться ВИДЕТЬ, пока я - победитель, чтобы избежать когда-либо иметь воспоминание быть оскорблённым. Он засмеялся и бросил свою шляпу на землю.
"Если твоя жизнь - такое уж поражение, наступи на мою шляпу," вызвал он меня шутливо. Я искренне отспаривал свою точку зрения. Дон Хуан стал серьёзным.
Он сильно прищурил глаза до узких щелей и сказал, что я думал моя жизнь была поражением по другим причинам, чем поражение. Затем в очень быстрой и совершенно неожиданной манере он взял мою голову руками, положив руки на мои виски. Его глаза ожесточились, когда он смотрел в мои. Испугавшись, я сделал глубокий вдох ртом невольно. Он отпустил мою голову и откинулся на стену, всё ещё глядя на меня. Он выполнял свои движения с такой скоростью, что к тому времени, когда он отдыхал, удобно облокотившись на стену, я всё ещё был посреди моего глубокого вдоха. У меня кружилась голова, меня тошнило.
"Я вижу как плачет маленький мальчик," сказал Дон Хуан после паузы. Он повторил это несколько раз, как-будто я не понял. У меня было ощущение, что он говорит обо мне, как маленький мальчик плачет, так что реально на это не обратил внимания. "Эй!" сказал он, требуя моего полного внимания. "Я вижу как плачет маленький мальчик," я спросил его, был ли этот мальчик я. Он сказал нет. Тогда я спросил его, было ли это видением моей жизни или просто воспоминание его собственной жизни. Он не ответил. "Я вижу маленький мальчик," продолжил он говорить. "И он плачет и плачет."
"Это мальчик, которого я знаю?" спросил я.
146-147
"Да."
"Он мой маленький мальчик?"
"Нет."
"Он плачет сейчас?"
"He's crying now," убеждённо сказал он. Я подумал, что у Дон Хуана ВИДЕНИЕ того, кого я знаю, кто был маленьким мальчиком и кто в этот момент плакал. Я пересказал имена всех детей, которых знал, но он сказал, что те дети не имели никакого отношения к моему обещанию, и ребёнок, кто плакал, имел в этом очень важное значение. Заявления Дон Хуана казалось не соответствовали окружающему миру. Он сказал, что я обещал что-то кому-то в детстве, и что ребёнок, который плакал в тот самый момент, был важен для моего обещания. Я сказал, что то, что он говорит, не имеет смысла. Он спокойно ответил, что он ВИДЕЛ, как малыш плакал в тот момент, и что малыш был ранен. Я серьёзно пытался привести в какой-то порядок все его заявления, но я не мог отнести их к чему-то мне знакомому.
"Я сдаюсь," ответил я, "потому что я не могу вспомнить, что дал важное обещание кому-то, особенно ребёнку." Он снова прищурил глаза и сказал, что именно этот ребёнок, кто плакал в этот момент, был другом моего детства. "Он был ребёнком во время моего детства и всё ещё плачет сейчас?" спросил я.
"Он - ребёнок плачущий сейчас," настаивал он.
"Ты понимаешь, что ты говоришь, Дон Хуан?"
"Понимаю."
"Это не имеет смысла: как он может быть ребёнком сейчас, если он был ребёнком, когда я сам был ребёнком?"
"Он - ребёнок и он сейчас плачет," упрямо продолжал он.
"Объясни мне это Дон Хуан."
"Нет. Ты должен объяснить это мне." Как бы я не старался, я не мог понять к чему он клонит.
"Он плачет! Он плачет!" Дон Хуан продолжал говорить гипнотезирующим тоном. "И он обнимает тебя сейчас, он ранен! Он ранен! И он смотрит на тебя.
Ты чувствуешь его глаза? Он встаёт на колени и обнимает тебя, он младше тебя. Он подбежал к тебе, но его рука сломана. Ты чувствуешь его руку? У этого маленького мальчика нос похож на кнопку. Да, это - нос-кнопка!" Мои уши начали гудеть и я потерял ощущение своего присуствия в доме Дон Хуана. Слова "нос-
кнопка" тут же перенесли меня в сцену моего детства. Я знал мальчика нос-кнопкой! Дон Хуан пробился в одно из самых непонятных мест моей жизни. Тогда
я вспомнил, о котором он говорил. Я почувствовал вдохновение, отчаяние, восхищение Дон Хуаном и его превосходным манёвром. Откуда он знал о мальчике моего детства - нос-кнопке? Я стал таким взволнованным воспоминаниями, которые Дон Хуан вызвал во мне такое, что моя сила воспоминания вернула меня в то время, когда мне было 8 лет. Моя мать умерла за 2 года до этого, и я провёл свои самые ужасные годы жизни, циркулируя между сёстрами моей матери, кто служили как сурогатные матери и прилежно заботились обо мне пару месяцев в году. Каждая из моих тёток имела большую семью и неважно насколько осторожными и оберегающими, по отношению ко мне, были мои тётки, мне пришлось бороться с 22 двоюродными братьями-кузенами. Временами их жестокость реально не имела границ. Тогда я чувствовал, что окружён врагами, и в последующие невыносимые годы я объявил отчаянную грязную войну. Наконец, с чьей-то помощью, о которой не догадываюсь до сегодняшнего дня, я преуспел, подчинив всех моих кузенов. Я и в самом деле был победителем! У меня больше не было соперников, с которыми можно было считаться. Однако, я этого не знал, я также не знал, как остановить эту войну, которая логически была продолжена на школьном дворе. Классные комнаты сельских школ, куда я ходил, были смешаны, первый и третий классы были отделены только расстоянием между партами. Это там я встретил маленького мальчика с плоским носом, кого дразнили прозвищем "нос-кнопка". Он был первоклассником. Временами я бывало подшучивал над ним, не желая того. Но я ему похоже, нравился, несмотря на то, что я над ним делал. Он бывало следовал за мной кругом и даже хранил секрет моих опасных шуток, которые изумляли директора. И всё-же я дразнил его. Однажды я нарочно скинул, стоящую тяжёлую чёрную доску, и она упала на него.
148-149
Парта, за которой он сидел, взяла на себя часть удара, но всё же удар сломал его ключицу и он упал. Я помог ему встать и увидел боль и страх в его глазах, когда он посмотрел на меня и прижался ко мне. Шок - видеть его боль, со сломанной рукой, было слишком для меня. Годами я свирепо боролся с моими кузенами и
я выиграл; я победил моих врагов своей силой; я прекрасно себя чувствовал до того момента, когда образ "нос-кнопка", плачущего маленького мальчика, разрушил мои победы. Прямо там я бросил борьбу. Насколько я был способен, я решил снова не выигрывать. Я думал, что его руку отрежут и я обещал, что если маленький мальчик выздоровеет, я никогда снова не буду победителем. Я бросил свои победы ради него. Так я понимал это тогда. Дон Хуан открыл больную рану в моей жизни, у меня кружилась голова, я был ошеломлён. Поток абсолютной печали нахлынул на меня и я покорился ему. Я чувствовал вес моих действий на себе. Воспоминание того маленького "нос-кнопкой" мальчика, чьё имя было Joaquin, возбудило во мне такие реальные муки, что я расплакался. Я сказал Дон Хуану о своей печали к этому мальчику, у кого никогда ничего не было, не было даже денег, чтобы пойти к доктору, и чья рука никогда не срослась правильно. И всё, что мне пришлось отдать ему это: мои детские победы. Я чувствовал такой стыд.
"Будь спокоен, ты - смешная птица," важно сказал Дон Хуан. "Ты дал достаточно. Твои победы были сильными и они - твои. А сейчас ты должен изменить своё обещание."
"Как я его изменю? Что, я просто так скажу?"
"Такое обещание не может быть изменено, просто сказав так. Наверно, очень скоро ты сможешь узнать, что делать с изменением его. Затем, может быть, ты даже сможешь ВИДЕТЬ."
"Дон Хуан, можешь ты дать мне какие-то намёки?"
"Ты должен терпеливо ждать, зная, что ты ждёшь, и зная чего ты ждёшь. Это - путь воина. И если всё дело в выполнении твоего обещания, тогда ты должен осознавать, что ты его выполняешь. Потом придёт время, когда твоё ожидание закончится и тебе больше не придёться выполнять своё обещание. Ты ничего не можешь сделать в жизни этого маленького мальчика. Только он может анулировать это действие."
"Но как он может?"
"Научившись сокращать свои желания до нуля. До тех пор пока он думает, что он - жертва, его жизнь будет адом. И до тех пор пока ты думаешь то же самое, твоё обещание будет в силе. Что делает нас несчастными это - желания. И всё же, если мы научимся отбрасывать наши желания до нуля, самая маленькая вещь, которую мы получим, будет настоящим подарком. Будь спокоен - ты сделал хороший подарок Joaquin. Быть бедным или хотеть - это только мысль; и также ненавидеть, или быть голодным или испытывать боль."
"Я реально не могу в это поверить, Дон Хуан. Как голод и боль могут быть только мыслями?"
"Они для меня только мысли сейчас. Это всё, что я знаю. Я добился этого достижения. Сила, добиться этого, это - всё, что у нас есть, чтобы противостоять силам в наших жизнях; без этой силы, мы - пыль на ветру!"
"Я не сомневаюсь, что ты этого достиг, Дон Хуан, но как может простой человек, как я или малыш-Joaquin добиться этого?"
"Это зависит от нас, как отдельных индивидуалов, сопротивляться силам в наших жизнях. Я говорил тебе это множество раз: только воин выдержит. Воин знает, что он ждёт и чего ждёт; и пока он ждёт, он ничего не хочет и поэтому, какую бы мизерную вещь он не получил, это больше, чем он может взять. Если ему нужно поесть, он найдёт способ, потому что он не голоден; если что-то болит в его теле, он находит путь остановить это, потому что у него нет боли. Быть голодным или страдать от боли значит, что человек отбросил себя и больше не воин; и чужие силы его голода и боли разрушат его."
Я хотел продолжать отспаривать свою точку зрения, но остановился, потому что понял, что споря, я создавал барьер, чтобы защитить себя от разрушительной энергии непревзойдённого манёвра Дон Хуана, который затронул меня так глубоко и с такой силой. Откуда он знал? Я подумал, что, наверно, я рассказал ему историю малыша-Joaquin во время одного из моих глубоких состояний неординарной реальности. Я не помнил, чтобы говорил ему, но то, что я не помнил при таких условиях, было понятно. "Как ты узнал о моём обещании, Дон Хуан?"
"Я ВИДЕЛ это."
150-151
"Ты ВИДЕЛ это, когда я принял Mescalito, или когда я курил твою смесь?"
"Я ВИДЕЛ это сейчас, сегодня."
"Ты ВИДЕЛ всё?"
"Ну вот - снова опять - двадцать пять. Я сказал тебе: не смысла говорить, на что похоже ВИДЕНИЕ. Это ничего." Я больше не настаивал на этом. Я был убеждён эмоционально. "Я тоже поклялся однажды," вдруг сказал Дон Хуан. Звук его голоса заставил меня вздрогнуть. "Я обещал моему отцу, что я буду жить, чтобы убить его убийц. Годами я нёс с собой это обещание. Сейчас обещание поменялось и мне больше неинтересно кого-то убивать. Ненависти к мексиканцам у меня больше нет и вообще ни к кому. Я понял, что неисчислимые пути, которыми путешествуют в чьей-то жизни, все одинаковы. Угнетатели и угнетённые встречаются в конце, и только одна вещь преобладает, что вся жизнь была слишком коротка для обоих. Сегодня я чувствую печаль, не потому что мои мать и отец так умерли; я печален, потому что они были индейцами. Они жили как индейцы и умерли как индейцы, и никогда не знали, что они, прежде всего, были людьми."

Я вернулся назад увидеть Дон Хуана 30 мая 1969 года, напрямик сказал ему, что хотел бы опять попробовать ВИДЕНИЕ. Он покачал головой и засмеялся,
я почувствовал желание протестовать. Он велел мне быть терпеливым, и что время ещё не подошло, но я упорно настаивал, я был готов. Не похоже, что его раздражало моё беспокойное нытьё. Тем не менее, он старался сменить тему. На этом я не остановился и попросил его посоветовать мне: что делать, чтобы преодолеть моё нетерпение.
"Ты должен действовать как воин," ответил он.
"Но как?"
"Нужно учиться действовать как воин - действуя, а не болтая."
"Ты говорил, что воин думает о своей смерти. Я делаю это всё время; этого явно недостаточно." Похоже у него произошёл срыв нетерпеливости и он сделал звук удара своими губами. Я сказал ему, что не хотел разозлить его, и если я ему не нужен здесь в доме, то я был готов вернуться в Лос Анжелес. Дон Хуан мягко похлопал меня по спине и сказал, что никогда не сердился на меня; он просто предположил, что я знал, что значит быть воином."
"Что я должен сделать, чтобы жить как воин?" спросил я. Он снял свою шляпу и почесал виски, пристально посмотрел на меня и улыбнулся.
"Ты любишь когда тебе всё говорят по слогам, не так ли?"
"Мой разум так работает."
"Он может так и не работать."
152-153
"Я не знаю как поменяться. Вот почему я прошу тебя, сказать мне точно, что делать, чтобы жить как воин? Если я это узнаю, то смогу найти путь адаптировать себя для этого."
Он должно быть подумал, что моё заявление несерьёзно; смеясь, похлопал меня по спине. У меня было ощущение, что он собирается попросить меня уехать любую минуту, поэтому я быстро сел на мой соломенный коврик лицом к нему и начал задавать ему больше вопросов. Мне хотелось знать, почему я должен ждать. Он объяснил, что если я попробую ВИДЕТЬ абы как, до того как "залечить свои раны", которые получил сражаясь со Смотрителем, есть шанс, что я снова встречу Смотрителя, даже если я его не искал. Он заверил меня, что ни один мужчина в этом положении не сможет выдержать такую встречу.
"Ты должен полностью забыть Смотрителя, прежде чем ты снова пустишься в поиски ВИДЕНИЯ," сказал он.
"Как можно забыть Смотрителя?"
"Воин должен использовать свою Волю и терпение, чтобы забыть. Собственно, у воина только его Воля и терпение, и с ними он строит всё, что хочет."
"Но я - не воин."
"Ты начал изучать методы Колдунов. У тебя больше нет времени для сожалений и отступлений. У тебя осталось время только жить как воин и отрабатывать терпение и Волю, хочешь ты этого или нет."
"Как воин их разрабатывает?" Дон Хуан думал долгое время, прежде чем ответить.
"Я думаю, что нет возможности, говорить об этом," наконец ответил он. "Особенно о Воле. Воля - это что-то особое, она происходит таинственно. Нет реального пути, чтобы объяснить, как её используют, кроме того, что результаты использования Воли - ошеломляющие! Наверно первое, что следует сделать, это - знать, что Волю можно развить, воин знает это и продолжает ждать этого. Твоя ошибка это - не знать, что ты ждёшь своей Воли. Мой учитель сказал мне, что воин знает почему он ждёт и чего. В твоём случае, ты знаешь, чего ты ждёшь. Ты годами был здесь со мной, и всё же ты не знал, чего ты ждёшь. Это - очень трудно, если вообще возможно, для обычного человека знать, чего он ждёт. Однако, у воина нет проблем; он знает, что он ждёт своей Воли."
"Что такое Воля? Это - решимость, как решимость твоего внука Lucio иметь мотоцикл?"
"Нет," тихо сказал Дон Хуан и усмехнулся. "Это - не Воля. Lucio только потакает своим прихотям. Воля - это что-то совсем иное, что-то очень ясное и могучее, и что может направлять наши действия. Воля - это то, что мужчина использует, например, чтобы выиграть борьбу, которую он, по его расчётам, должен проиграть."
"Тогда Воля - это то, что мы называем храбростью," сказал я.
"Нет. Храбрость - это что-то ещё. Храбрые мужчины - зависимые люди, благородные мужчины, годами окружённые людьми, кто бегают вокруг них, льстя им; и всё же у очень немногих храбрых мужчин есть Воля. Обычно это бесстрашные мужчины, кто склонен к выполнению отважных, имеющих смысл, действий; большую часть времени храбрый мужчина также грозный и его боятся. С другой стороны, Воля имеет дело с невероятными подвигами, которые на поддаются нашему разуму."
"Воля - это контроль, который мы можем иметь над собой?" спросил я.
"Ты можешь сказать, что это, своего рода, контроль."
"Ты думаешь, я могу испытывать свою Волю, например, отказывая себе в определённых вещах?"
"Как, например, задавать вопросы?" вставил он. Он сказал это с таким озорством, что мне пришлось остановить свои записи и посмотреть на него. И мы оба рассмеялись. "Нет. Отказывать себе - это потакание своим прихотям и я ничего такого не рекоммендую. Это и причина, почему я позволил тебе задавать все вопросы, которые ты хотел. Если бы я велел тебе прекратить задавать вопросы, ты бы мог деформировать свою Волю, стараясь это сделать. Потакание в отказе - ещё намного хуже; это заставляет нас думать, что мы добиваемся великих вещей, когда, в сущности, мы только фиксируемся на себе. Прекратить задавать вопросы - это - не та Воля, о которой я говорю. Воля - это Могущество. И так как это - Могущество, оно должно контролироваться и настраиваться, и это берёт время. Я это знаю и я с тобой терпелив. Когда я был в твоём возрасте, я, так же как и ты, действовал в порыве, не раздумывая. Однако я изменился. Наша Воля действует, несмотря на наше потакание своим прихотям. Например, твоя Воля уже открывает понемногу твою брешь."

154-155
"О какой бреши ты говоришь?"
"Есть Щель в нас; как мягкое место на голове ребёнка, которое с возрастом закрывается. Эта Щель открывается, когда человек развивает свою Волю."
"Где эта Щель?"
"На месте твоих Светящихся Волокон," сказал он, указывая на живот.
"Как оно выглядит? Для чего оно?"
"Это - Отверстие. Оно даёт пространство для Воли выстрелить как стрела."
"Воля - это предмет? Или похожа на предмет?"
"Нет. Я это просто сказал, чтобы ты понял. Как Колдун называет Волю: Воля - это Могущество внутри нас. Воля - это не мысль, не предмет, не желание.
Не задавать вопросов - это не Воля, потому что это занятие требует обдумывание и желание. Воля - это то, что может заставить тебя иметь успех, когда твои мысли говорят тебе об обратном: что ты проиграл. Воля - это то, что делает тебя неуязвимым. Воля - это то, что посылает Колдуна сквозь стену, сквозь пространство, на Луну, если он хочет."
Ничего больше я не хотел спрашивать. Я устал от какого-то напряжения, и боялся, что Дон Хуан попросит меня уехать, и это меня раздражало.
"Пошли на холмы," вдруг сказал он и встал. По пути он снова начал говорить о Воле и рассмеялся над моей досадой, что я не смогу записывать.
Он описал Волю как Силу, которая была реальной связью между людьми и Миром. Он был очень осторожным утверждать, что Мир был то - что мы воспринимаем в любой манере, какую выбираем для восприятия. Дон Хуан утверждал, что "восприятие мира" влечёт за собой или вызывает процесс схватывания того, что представляет себя нам. Это определённое "восприятие" делается нашими чувствами и нашей Волей. Я спросил его, была ли Воля шестым чувством. Он сказал, что Воля скорее отношение между нами и воспринимаемым миром. Я предложил остановиться, чтобы я мог записать. Он засмеялся и продолжил идти.
Он не заставил меня уехать в тот вечер, и на следующий день, после завтрака, он сам поднял тему Воли.
"Что ты сам называешь Волей, это - сильный характер. А Колдун называет Волю - Силой, которая выходит изнутри и прикрепляет себя к Миру вокруг. Воля выходит из живота, прямо здесь, где находятся наши Белые Светящиеся Волокна-Щупальцы." Он потёр свой пупок, чтобы указать место. "Я бы сказал, что Воля выходит отсюда, потому что можно почувствовать, как выходит Воля."
"Почему ты называешь это - Волей?"
"Я никак её не называю. Мой учитель называл это - Волей, и другие Мужчины Знаний называют это - Волей."
"Вчера ты сказал, что можно воспринимать Мир своими чувствами,. также как и Волей. Как такое возможно?"
"Обычный человек может "схватить" вещи Мира только своими руками, глазами, ушами, но Колдун может "схватить" вещи Мира также своим носом, языком или своей Волей, особенно своей Волей. Я реально не могу описать, как это происходит, но ты сам, например, не можешь описать мне, как ты слышишь. Я тоже способен слышать, так что мы можем говорить о том, что мы слышим, но не как мы слышим. Колдун использует свою Волю воспринимать Мир. Однако, это восприятие не такое как слушать. Когда мы смотрим на мир или когда мы слушем его, у нас создаётся впечатление, что мир - вон там, и что он - реален.
Но когда мы воспринимаем мир нашей Волей, то мы знаем, что мир - не вон там или не настолько реален, как мы думаем."
"Воля - это то же самое как ВИДЕТЬ?"
"Нет. Воля - это Сила, Могущество. ВИДЕНИЕ - это не Сила, а скорее способ пройти сквозь вещей. Колдун может иметь очень сильную Волю и всё же, он может
НЕ ВИДЕТЬ; что означает: только Человек Знаний воспринимает мир своими чувствами, своей Волей и также своим ВИДЕНИЕМ."
Я сказал ему, что больше, чем когда-либо, запутался в том, как использовать мою Волю, чтобы забыть Хранителя. Это заявление и мой настрой замешательства, похоже нравились ему. "Я говорил тебе: когда ты разговариваешь, ты только больше запутываешься," сказал он и засмеялся. "Но, по крайней мере, ты знаешь, что ты ждёшь своей Воли. Ты всё ещё не знаешь, что это такое или как это может случиться с тобой. Поэтому следи внимательно за всем, что ты делаешь. Та самая вещь, которая может помочь тебе развить свою Волю, находится среди всех незначительных вещей, которые ты выполняешь."
156-157
Дон Хуан отсуствовал всё утро; он вернулся во второй половине дня с охапкой сухих растений. Он посигналил мне головой, помочь ему, и мы работали часами в молном молчании, разбирая растения. Когда мы закончили, мы сели отдохнуть и он мне улыбнулся благожелательно. Я сказал ему в очень серьёзной манере, что я читал свои записи и всё ещё не понял, что включает в себе понятие - быть воином или что значит идея Воли.
"Воля - это не идея," сказал он. Это в первый раз он заговорил со мной за весь день. После долгой паузы, он продолжил. "Мы - разные - ты и я. Наши характеры не похожи. Твоя натура более вспыльчивая, горячая, чем моя. Когда я был в твоём возрасте, я не был яростным, но злым; ты - наоборот. Мой учитель и бенефактор Нагуал Джулиан был такой; он бы тебе абсолютно подошёл как учитель. Он был великим Колдуном, но он не ВИДЕЛ; не так, как я и Дженаро ВИДИМ. Я понимаю мир и живу, руководствуясь своим ВИДЕНИЕМ. С другой стороны, моему учителю пришлось жить как воину. Если человек ВИДИТ, ему нет нужды жить как воину, или как что-то ещё, потому что он ВИДИТ вещи такими, какие они есть на самом деле, и направлять свою жизнь согласно этому. Но, рассматривая твой характер,
я бы сказал, что можешь никогда не научиться ВИДЕТЬ. В таком случае, тебе придёться жить всю свою жизнь как воин. Мой учитель сказал, что когда человек вступает на путь Колдовства, он постепенно осознаёт, что его обычная жизнь была навсегда оставлена за бортом. Знание этого, и в самом деле, пугающе;
потому что средства и способы обычного мира больше не барьер для него; и что он должен адаптироваться к новой жизни, если хочет выжить. Первое, что ему необходимо сделать в настоящее время, это - захотеть стать воином, что очень важный шаг и решение. Пугающая природа Знаний не оставляет другого выхода, кроме как - стать воином. К тому времени, когда Знания становятся делом пугающим, человек также осознаёт, что Смерть - незаменимый партнёр, который сидит рядом с ним на коврике. Каждая частица Знаний, которая становится Силой, имеет Смерть, как центральную Силу. Смерть одалживает окончательное прикосновение, и то, что тронуто Смертью, и в самом деле, становится Силой. Человек, который следует пути Колдовства, сталкивается с приближающимся концом для себя на каждом повороте пути, и неизбежно становится реально осознанным в своей неминуемой Смерти. Без осознанности Смерти, он был бы просто обычным человеком, поглощённым обычными занятиями. У него бы отсуствовали необходимые концентрация и сила, которые трансформируют чьё-то обычное времяпровождение на Земле, в магическую Силу. Таким образом, чтобы стать воином, человек должен быть, в первую очередь, и это - правильно, остро осознавать свою собственную Смерть. Но быть только озабоченным Смертью, заставит любого из нас фокусироваться на себе, и это ослабило было бы человека. Поэтому, следующий шаг, чтобы стать воином, это - ОТРЕШЁННОСТЬ, БЕСПРИСТРАСТНОСТЬ. Тогда идея неминуемой Смерти, вместо зависимости, становится равнодушием."

Дон Хуан прекратил разговор и посмотрел на меня. Похоже он ждал комментария. "Ты понял?" спросил он. Я понял, что он сказал, но я лично не видел, как кто-то мог дойти до ощущения ОТРЕШЁННОСТИ. Я сказал, что с точки зрения моей личной учёбы, я уже испытал моменты, когда Знания становились такими пугающими.
Я также мог откровенно сказать, что я больше не находил поддержку в обычных привычках моей ежедневной жизни. И я хотел, даже больше, чем хотел, жить как воин.
"Сейчас ты должен стать беспристрастным, отрешённым," сказал он.
"От чего?"
"Отстрани себя от всего."
"Это - невозможно, я не хочу быть отшельником."
"Быть отшельником - это - потакание своим прихотям, и я не это имел ввиду. Отшельник - не отрешённый, потому что он по своей воле заставляет себя стать отшельником. Только идея Смерти заставляет человека полностью отстранить себя, так что о больше не способен привязать себя к чему-то. Только идея Смерти заставляет человека настолько отстраниться, чтобы он не мог себе ни в чём отказывать.
158-159
Однако, такого рода человек не жаждет, не умоляет, потому что он приобрёл молчаливую страсть к жизни и ко всем вещам в жизни. Он знает, что Смерть за ним ходит по пятам и не даст ему времени ни к чему не привязаться, поэтому он пробует всё из всего, но не жаждая. Отрешённый человек, кто знает, что у него нет возможности огородить себя от Смерти, имеет только одну вещь, чтобы защитить себя: Силу его решений. Ему придёться стать хозяином своих выборов, так сказать. Он должен полностью понимать, что его выбор - его ответственность, и как только он добьётся этого, не остаётся больше времени для сожалений или обоюдных обвинений. Его решения - окончательные, потому что его Смерть не даст ему время привязаться к чему-то. И таким образом, с сознанием своей Смерти, со своей ОТРЕШЁННОСТЬЮ и с Силой своих решений, воин стратегически планирует свою жизнь. Знание своей Смерти ведёт его, делает его Отрешённым и безмолвно страстным; сила его окончательных решений делает его способным выбирать без сожалений, и то, что он выбирает, всегда стратегически самое лучшее. Так он выполняет всё, что ему нужно со смаком и страстной эффективностью. Когда человек ведёт себя в подобной манере, можно по праву сказать:
он - воин и обрёл терпение!"
Дон Хуан спросил меня, есть ли у меня что-нибудь сказать и я заметил, что задание, которое он описал, возьмёт всю жизнь. Он ответил, что я слишком много протестовал перед ним, и он знал, что я веду себя, или по крайней мере, пытался вести себя, как воин в моей повседневной жизни.
"У тебя довольно мощные когти," сказал он смеясь. "Показывай мне их время от времени. Это - хорошая практика." Я сделал жест когтей и зарычал, а
он засмеялся. Потом прочистил горло и продолжил говорить. "Когда воин приобретает терпение, он - на пути к Воле. Он знает, как ждать. Его Смерть сидит с ним на коврике: они - друзья. Его Смерть советует ему таинственными путями как выбирать, как стратегически жить. И воин ждёт! Я бы не сказал, что воин учится не спеша, потому что он знает: он ждёт своей Воли; и в какой-то день ему удаётся достигнуть чего-то, обычно совершенно невозможного. Он может даже не заметить своё эхстра-ординарное достижение. Но если он продолжит выполнять невероятные действия или невероятные вещи продолжат случаться с ним, он начнёт осознавать, что какая-то Сила выходит. Сила, которая выходит из его тела по мере прогресса на пути к Знаниям. Сначала, это - как чесотка на животе, или тёплое место, которое нельзя успокоить; потом, это переходит в боль, в сильнейшее недомогание. Иногда боль настолько сильные, что у воина месяцами спазмы, и чем серьёзнее конвульсии, тем лучше для него. Чистейшая Сила всегда предвещает огромную боль.
Когда конвульсии прекращаются, воин замечает, что у него появилось странное ощущение вещей. Он замечает, что он реально может дотронуться до всего, что хочет, с чувством, исходящим из его тела из точки прямо над пупком или прямо под своим пупком. То чувство - Воля, и когда способен схватить её, можно с уверенностью сказать, что воин - Колдун, и что он приобрёл Волю."
Дон Хуан прекратил разговор и, похоже, ожидал моих замечаний или вопросов. Мне нечего было сказать. Я был глубоко потрясён идеей, что Колдуну приходиться испытывать боль и спазмы, но мне было стыдно спросить его, придёться ли мне тоже проходить через всё это. Наконец, после долгого молчания, я спросил его, а он усмехнулся, как бы ожидая моего вопроса. Он сказал, что боль не была абсолютно необходимой; он, например, в этом случае её не имел и Воля просто появилась у него. "Однажды я был в горах, и я наткнулся на пуму, женского рода; она была большая и голодная. Я побежал и она - за мной, я залез на скалу, а
она уже стояла в нескольких шагах, готовая наброситься. Я бросил в неё камнями. Она зарычала и начала нападать на меня. Вот тогда моя Воля полностью вышла наружу и ею я остановил пуму, до того как она прыгнула на меня. Я ласкал пуму своей Волей, я реально тёр её груди моей Волей. Она смотрела на меня сонными глазами и легла, а я помчался как поджаренный, прежде чем она очнётся от этого."

Дон Хуан сделал такой комический жест, держа свою шляпу и показывая человека, бегущего спасти свою жизнь. Я сказал ему, что мне противно с нетерпением ожидать только пум или спазм, если я хочу Волю.
160-161
"Мой учитель был Колдуном огромной Силы," продолжал он. "Он был воином насквозь. Его Воля, и в самом деле, была его самым прекрасным достижением.
Но человек может идти ещё дальше, чем это: человек может научиться ВИДЕТЬ. Научившись ВИДЕТЬ, ему уже не нужно жить как воину или быть Колдуном. Научившись ВИДЕТЬ, человек становится всем, ставши ничем. Он, так сказать, исчезает и всё же он здесь. Я бы сказал, что это время, когда человек может быть или может получить всё, что пожелает. Но он уже ничего не желает. И, вместо игры со своими друзьями-мужчинами, как-будто они игрушки, он встречает их в середине их Контролируемой Глупости. Единственная разница между ними втом, что человек, кто ВИДИТ, контролирует свою Контролируемую Глупость, тогда как его друзья - не могут. Человека, кто ВИДИТ, больше не интересуют его друзья. ВИДЕНИЕ уже абсолютно отделило его от всего, что он знал до этого."
"Сама идея - быть отрезанным от всего, что я знаю, ужасает меня," сказал я.
"Ты должно быть шутишь! Вещь, которая должна бы ужасать тебя, это - не иметь ничего, к чему стремиться, что с нетерпением ждать, кроме как всю жизнь делать то, что ты всегда делал. Подумай о фермере, кто выращивает кукурузу год за годом, пока не состарится и не устанет, чтобы подняться, поэтому он лежит как старая собака. Его мысли и чувства бродят бесцельно и сводятся только к одним вещам, которые он когда-либо делал: посев кукурузы. По мне, так это - самая пугающая и напрасно истраченная энергия и время. Мы - люди и наша задача это - учиться и быть брошенными в непостижимые новые миры."
"Для нас реально существуют новые миры?" спросил я полушутя.
"Ты - глупец, мы ещё ничего не исчерпали," сказал он властно. "ВИДЕТЬ - это для безукоризненных людей. Закаляй свой Дух сейчас, стань воином, научись ВИДЕТЬ, и тогда ты будешь знать, что нет конца новым мирам, чтобы на них насмотреться."

Дон Хуан не заставил меня уехать, после того как я сделал его дела, как он делал это недавно. Он сказал, что я могу остаться, и на следующий день, 28 июня 1969,
как раз до полудня, он сказал мне, что мне придёться снова курить.
"Я снова попытаюсь ВИДЕТЬ Хранителя?"
"Нет, это - исключено. Есть кое-что ещё." Дон Хуан спокойно заполнил свою трубку смесью, зажёг её и протянул её мне. Я не испытывал никакой настороженности, приятная сонливость сразу окутала меня. Когда я закончил курить всю трубку, Дон Хуан отложил свою трубку и помог мне встать. Мы сидели лицом друг к другу на двух соломенных ковриках, которые он разложил в центре своей комнаты. Он сказал, что мы ненадолго пройдёмся и убедил меня идти, подталкивая локтём.
Я не чувствовал боли и мои ноги подкосились. Я не чувствовал никакой боли, когда мои ноги ударились о землю. Дон Хуан держал мою руку и подтолкнул меня вверх на ноги снова. "Тебе придёться идти тем же способом, как ты встал не так давно. Ты должен использовать свою Волю."
Мне казалось, что я прилип к земле, попробовал шагнуть правой ногой и почти потерял баланс. Дон Хуан держал мою правую руку и мягко меня толкнул вперёд,
но мои ноги не держали меня и я упал бы лицом вниз, если бы Дон Хуан не схватил мою руку и не остановил падение. Он держал меня за правую подмышку и заставил меня опереться на него. Я ничего не чувствовал, но был уверен, что моя голова отдыхает на его плече; я ВИДЕЛ комнату в перекошенной перспективе.
Он потащил меня в эту перспективу вокруг террасы.
162-163
Мы с трудом окружили её дважды, наконец, я думаю мой вес стал слишком большим, что он свалил меня на землю. Я знал, что он не мог сдвинуть меня. Каким-то образом, это выглядело, как-будто часть меня нарочно хотела стать тяжёлой как железо. Дон Хуан не делал никаких попыток поднять меня. На мгновенье
он посмотрел на меня; я лежал на спине, глядя на него, я старался улыбнуться ему и он начал смеяться; потом нагнулся и шлёпнул меня по животу.
Я почувствовал очень странное ощущение. Оно не было ни болезненным, ни приятным или с чем-то сравнивым. Это скорее была встряска. Дон Хуан сразу же начал катать меня. Я ничего не чувствовал и предположил, что он катал меня, потому что мой вид террасы поменялся в результате кругообразного движения.
Когда Дон Хуан уложил меня в положение, какое хотел, он отошёл назад.
"Встань!" приказал он мне властно. "Встань так, как ты это сделал позавчера. Не теряй время, ты знаешь, как встать. А сейчас встань!"
Я намеренно старался вспомнить действия, которые выполнял в том случае, но я не мог ясно думать; было так как-будто мои мысли имели свою собственную волю, несмотря на все мои на все мои усилия их контролировать. Наконец, мысль пришла мне в голову, что если я скажу "вверх", как я делал это раньше, то
я точно встану. Я громко и ясно сказал "вверх", но ничего не произошло. Дон Хуан посмотрел на меня, явно неудовлетворённый, и затем обошёл меня к двери.
Я лежал на моей левой стороне и мог полностью видеть всю картину перед его домом; моя спина была к двери, так что когда он обошёл вокруг меня, я сразу же подумал, что он вошёл внутрь. "Дон Хуан!" я громко позвал его, но он не ответил. Я ощущал давящее чувство важности и отчаяния. Я хотел встать и сказал "вверх" снова и снова, как-будто это было магическое слово, которое заставит меня встать. Но ничего не случилось. Меня атаковало расстройство и я прошёл через, своего рода, вспышку раздражения: мне хотелось разбить свою голову о землю и заплакать. Я провёл невыносимые моменты, когда я хотел двигаться или говорить, и это я тоже не мог делать. Я реально был недвижим, парализован. "Дон Хуан, помоги мне!" мне, наконец, удалось прокричать. Дон Хуан вернулся и уселся передо мной, смеясь. Он сказал, что я закатываю истерики, и что то, что я испытываю, было неважным. Он поднял мою голову, смотря прямо на меня, и сказал, что у меня атака пустого, притворного страха. Он велел мне не волноваться.
"Твоя жизнь становится сложной," сказал он. "Избавься от того, что заставляет тебя выходить из себя. Спокойно оставайся здесь и пересмотри себя."
ОН положил мою голову на землю, перешагнул через меня и всё, что я воспринял, были его шаркающие сандали, когда он уходил. Первым моим порывам было: снова разволноваться, но я не мог собрать достаточно энергии, чтобы вовлечь себя в это. Вместо этого, я обнаружил, что соскальзываю в редкое состояние безмятежности; огромное чувство лёгкости охватило меня. Я знал, что было сложностью в моей жизни. Это был мой маленький мальчик. Мне хотелось быть его отцом больше, чем что-то ещё на Земле. Мне нравилась идея формировать его характер, брать на прогулки и учить его "как жить", и всё же я ненавидел идею доминировать его в мой стиль жизни, но это будет точно, что мне придёться сделать: доминировать его силой или искусным набором аргументов и вознаграждений, которые мы называем - понимание.
"Я должен отпустить его," подумал я. "Я не должен присасываться к нему, я должен отпустить его на волю." Мои мысли возбудили жуткое чувство меланхолии и
я начал рыдать, глаза наполнились слезами и вид террасы помутнел. Вдруг, у меня появилось сильное желание встать и поискать Дон Хуана, объяснить о моём маленьком мальчике. И следующее, что я осознал: я смотрел на террасу стоя. Я повернулся к дому и обнаружил Дон Хуана, стоящего передо мной. Наверно,
он стоял за мной всё время. Хотя я не мог ощущать свои шаги, ноя, должно быть шёл по направлению к нему, потому что я двигался. Дон Хуан подошёл ко мне, улыбаясь и удерживал меня за подмышки. Его лицо было очень близко к моему.
"Хорошая работа," с убеждением сказал он. В этот момент я понял, что прямо там произошло что-то экстра-ординарное.
164-165
Сначала у меня было ощущение, что я только вспоминал событие, которое произошло годы назад. Один раз в прошлом, я видел лицо Дон Хуана очень близко.
Я курил его смесь и тогда у меня было чувство, что лицо Дон Хуана было под водой в резервуаре с водой. Оно было огромным, светящимся и двигалось. Образ был таким быстрым, что у меня реально не было времени оценить его. Однако в этот раз Дон Хуан держал меня, и его лицо было не больше ступни от моего, и у меня было время его осмотреть. Когда я встал и повернулся, я явно видел Дон Хуана; Дон Хуан, которого я знал, определённо шёл ко мне и удержал меня.
Но когда я сфокусировал глаза на его лице, я не видел Дон Хуана, как я привык его видеть. Вместо этого, я увидел большой предмет перед моими глазами. Я знал, что было лицо Дон Хуана, и всё же знание этого не исходило от моего восприятия. Это было скорее логическое заключение с моей стороны; прежде всего, моя память подтвердила, мгновенье до, "Дон Хуан я знаю" держал меня подмышки. Поэтому странный светящийся предмет передо мной должен быть лицо Дон Хуана. Было что знакомое в этом и всё же схожести не было тому, что я назвал бы настоящее лицо Дон Хуана. На что я смотрел, был круглый предмет, который имел свою собственную светимость. Каждая часть в ней двигалась. Я увидел, содержащее в себе, волнообразное, ритмическое движение. Было так, как-будто движение было заключено в самом себе, никогда не двигаясь за пределы своих ограничений, и всё же предмет перед глазами излучал движение в любом месте на его поверхности. Мысли пришла вголову, что предмет излучает жизнь. Это факт, он был таким живым, что я стал полностью поглощён, смотря за его движениями.
Это было завораживающее вибрирование. Оно становилось более и более поглощающим до тех пор, пока я больше не мог сказать, что за феноменон был перед моими глазами. Я получил неожиданную встряску; светящийся предмет затуманился, как-будто что-то трясло его, и затем он своё потерял свечение и стал плотным и материальным. В тот момент я смотрел на знакомое тёмное лицо Дон Хуана. Он спокойно улыбался. Вид его настоящего лица длился мгновенье и затем лицо снова приобрело свечение, блеск, переливчивость. Это не был свет, как я привык воспринимать свет, или даже свечение: скорее это было движение, невероятно быстрые вспышки чего-то. Светящийся предмет начал резко прыгать вверх и снова вниз, и это прервало непрерывность его волнистого движения.
Его сияние уменьшилось, пока он трясся, пока он снова не стал плотным лицом Дон Хуана, как я его вижу каждый день. В тот момент я смутно понимал, что Дон Хуан тряс меня. Он также говорил со мной. Я не понимал, что он говорил, но так как он продолжал трясти меня, я наконец, услышал его.
"Не смотри на меня, не смотри на меня," продолжал он говорить. "Оборви свой взгляд, оборви свой взгляд. Отведи глаза в сторону."
Тряска моего тела похоже заставила меня удалить мой пристальный взгляд. Вероятно, когда я не всматривался внимательно в лицо Дон Хуана, я не видел светящийся предмет. Когда я отвёл глаза от его лица и посмотрел на него уголком глаза, так сказать, я мог воспринять 3х мерного человека. Реально, не смотря на него, я мог, собственно, воспринять всё его тело, но когда я фокусировал свой взгляд, лицо сразу же становилось светящимся предметом.
"Совсем на меня не смотри," веско сказал Дон Хуан. Я отвёл глаза и посмотрел на землю. "Не фиксируй свой взгляд ни на чём," сказал Дон Хуан серьёзно и отступил в сторону, чтобы помочь мне идти. Я не чувствовал своих шагов и не мог понять, как я исполнял движение ходьбы, однако, с Дон Хуаном, держащим меня подмышками, мы двигались всю дорогу к задней части его дома. Мы остановились у оросительного канала. "Сейчас смотри на воду," велел мне Дон Хуан.
Я посмотрел на воду, но не мог уставиться на неё. Каким-то образом, движение течения отвлекало меня. Дон Хуан продолжал давить на меня в шутливой манере,
чтобы я применил свою силу взгляда, но я не мог сконцентрироваться. Я снова уставился на лицо Дон Хуана, но свечение больше не стало очевидным.
Я начал испытывать странную чесотку в моём теле, ощущение заснувшей конечности тела; мускулы моих ног начали дёргаться. Дон Хуан столкнул меня в воду и
я полетел вниз до самого дна. Он наверно держал мою правую руку, когда толкал меня, и когда я ударился о мелкое дно, он снова вытащил меня. Мне взяло много времени, чтобы восстановить контроль над собой.
166-167
Когда мы возвратились в его дом часами позже, я попросил его объяснить моё испытание. Как только я одел сухую одежду, я взволнованно описал то, что
я воспринял, но он отбросил все мои слова, сказав, что в них ничего важного не было.
"Подумаешь!" сказал он, передразнивая меня. "Ты видел сияние, ну и что?" Я настаивал на объяснении, он встал и сказал, что должен уйти. Было почти 5 по полудню. На следующий день я снова настаивал на обсуждении моего странного испытания.
"Было это ВИДЕНИЕ, Дон Хуан?" спросил я. Он оставался спокойным, таинственно улыбаясь, пока я продолжал давить на него, чтобы он ответил мне.
"Скажем, что ВИДЕНИЕ - это что-то в этом роде," наконец сказал он. "Ты уставился на моё лицо и УВИДЕЛ его сияющим, но это всё же было моё лицо. Так получается, что маленький Дымок заставляет вот так смотреть. Ничего в этом нет."
"Но как ВИДЕНИЕ отличается?"
"Когда ты видишь, что больше нет знакомых черт в мире. Всё новое. Всё никогда до этого не происходило. Мир - невероятен!"
"Почему ты говоришь невероятный, Дон Хуан? Что делает его невероятным?"
"Ничего знакомого больше нет. Всё, на что ты смотришь, становится ничем! Вчера ты не ВИДЕЛ. Ты уставился на моё лицо, и так как я тебе нравлюсь, ты заметил моё сияние. Я не был монстром, как Хранитель, а приятным и интересным. Но ты не ВИДЕЛ, я не стал ничем перед тобой. И всё же ты неплохо справился. Ты взял первый настоящий шаг к ВИДЕНИЮ. Единственным недостатком было, что ты фокусировался на мне, и в таком случае, я - не лучше, чем Хранитель для тебя.
Ты сдался в обоих случаях и не ВИДЕЛ."
"Вещи исчезают? Как они становятся ничем?"
"Вещи не исчезают, если это то, что ты имеешь ввиду; они просто становятся ничем, и всё же, они всё ещё там."
"Как такое возможно, Дон Хуан?"
"У тебя дьявольская настойчивость на разговоре!" воскликнул Дон Хуан с серьёзным видом. "Я думаю, что мы не попали в точку с твоим обещанием. Наверно то, что ты реально пообещал, было никогда в жизни не остановиться болтать." Его тон был серьёзным, взгляд на лице был озабоченным. Мне хотелось смеяться, но я не смел. Я видел, что Дон Хуан был серьёзным, но он не был. Он начал смеяться и я сказал ему, что если я не говорю, я делаюсь очень нервным.

"Давай пройдёмся тогда," сказал он и взял меня к краю каньона на дне холмов. Это была часовая прогулка. Мы отдохнули немного и затем он повёл меня через густой кустарник пустыни к водяной дыре; имеется ввиду место, как он сказал, было водяной дырой. Оно было таким же сухим, как и любое место в, окружающем нас, районе.
"Сядь в середине водяной дыры," велел он мне. Я подчинился и сел.
"Ты собираешься сесть сюда тоже?" спросил я. Я видел, как он приготавливал место сесть в нескольких метрах от центра водяной дыры, напротив скал на стороне горы. Он сказал, что хочет наблюдать за мной оттуда. Я сел, упираясь коленями в грудь. Он поправил моё положение, сказав, чтобы я сидел, подложив свою левую ногу под попу, а мою правую ногу согнуть, коленом вверх. Моя правая рука должна быть вдоль тела, кулак отдыхает на земле, а моя левая рука положена на грудь. Он сказал мне быть лицом к нему и оставаться так, расслабленным, но не "покинутым". Затем он взял какой-то беловатый шнур из своего кошелька, он выглядел как большая петля. Он обернул её вокруг своей шеи и потянул её левой рукой, пока она не стала натянутой. Он дёрнул натянутую струну правой рукой. Она издала глухой вибрационный звук. Он расслабил свою хватку, посмотрел на меня и сказал мне, что мне придёться выкрикнуть особое слово, если я почувствую, что что-то приближается ко мне, когда он натягивал струну. Я спросил, что может двигаться на меня, и он сказал мне заткнуться. Он рукой мне посигналил, что он собирается начать. Но нет, вместо этого он дал мне ещё одно предупреждение.
168-169
Он сказал, что если что-то двинется на меня очень угрожающе, мне нужно принять оборонительную позицию, которой он научил меня годы тому назад. Позиция состояла из танца, битьё земли левой ногой, пока я энергично хлопал мой правый бок. Боевая форма была частью защитных приёмов, используемая в случаях чрезвычайного несчастья и опасности. У меня случился момент настоящего предчувствия. Мне хотелось спросить его, почему мы оказались там, но он не дал мне времени, начав натягивать струну. Он делал это несколько раз с регулярными интервалами в 20 секунд. Я заметил, что когда он натягивал струну, он увеличивал напряжение. Я мог ясно видеть, что его руки и шея дрожали от напряжения. Звук становился более чистым, и тогда я понял, что он добавлял странный клич каждый раз, когда он натягивал струну. Комбинированный звук напряжённой струны и человеческого голоса производил необычную, неземную вибрацию.
Я не чувствовал, чтобы что-то приближалось ко мне, но вид упражняющегося Дон Хуана и жуткий звук, который он издавал, держали меня почти в трансе.
Дон Хуан ослабил свою хватку и посмотрел на меня. Пока он натягивал струну, его спина была повёрнута ко мне и лицом он был на юго-восток, также как и я.
"Не смотри на меня, когда я играю," сказал он. "Но глаза не закрывай, ни в коем случае. Смотри на землю перед собой и слушай."
Он снова наттянул струну и начал играть. Я смотрел на землю и концентрировался звуке, который он производил. Я не слышал такой звук никогда в своей жизни.
Я сильно испугался: сверхестественная вибрация заполнила узкий каньон и начала раздаваться эхом. Реально, звук, производимый Дон Хуаном, шёл обратно ко мне, как эхо со всех стен каньона вокруг. Дон Хуан должно быть заметил это и увеличил напряжение на струну. Хоть Дон Хуан поменял высоту тона, эхо казалось
стихало и потом оно, похоже, сконцентрировалось на одной точке к юго-востоку. Дон Хуан намного уменьшил напряжение, пока я не услышал окончательный, глухой звук. Он положил свою струну внутрь своего кошелька и пошёл по направлению ко мне. Помог мне встать. Тогда я заметил, что мускулы моих рук и ног сковало, как камни; Я буквально обливался потом. Я понятия не имел, что я так потел. Капли пота попадали мне в глаза и раздражали их. Дон Хуан практически вытащил меня из этого места. Я пытался что-то сказать, но он накрыл своей рукой мой рот. Вместо того, чтобы покинуть каньон также как мы пришли, Дон Хуан пошёл в обход. Мы взобрались на сторону горы и закончили в холмах очень далеко от каньона. Мы шли к его дому в мёртвом молчании. Было уже темно к тому времени, когда мы прибыли. Я пытался заговорить снова, но он снова накрыл своей рукой мой рот. Мы не ели и не зажигали керосиновую лампу. Дон Хуан положил мой коврик в своей комнате и подбородком указал на него. Я понял это как жест, что я должен лечь и заснуть.
"У меня для тебя подходящая вещь сделать," сказал мне Дон Хуан как только мы проснулись на следующее утро. "Ты начнёшь это сегодня. Не так много времени, знаешь."
После очень долгой и неудобной паузы я был вынужден его спросить, "Что ты заставил меня делать в каньоне вчера?" Дон Хуан посмеивался как ребёнок.
"Я просто выбивал дух водяной дыры," сказал он. "Этот тип духа должен быть выбит, когда водяная дыра сухая, когда дух возвратился в горы. Вчера, скажем,
я разбудил его из спячки. Но он не возражал и указал тебе твоё счастливое направление." Дон Хуан указал на юго-восток.
"Что это за струна, на которой ты играл, Дон хуан?"
"Ловушка для духов."
"Могу ли я посмотреть на неё?"
"Нет. Но я тебе такой сделаю. Или лучше, если ты сам сделаешь такой для себя когда-нибудь, когда ты научишься ВИДЕТЬ."
"Из чего она сделана?"
"Моя - из дикого кабана. Когда ты получишь такой, ты поймёшь, что он - живой и может научить тебя разным звукам, какие ему нравятся.
170-171
"С практикой ты узнаешь своего ловителя духа так хорошо, что вместе вы будете производить звуки, полные силы."
"Почему ты взял меня искать дух водяной дыры?"
"Ты об этом очень скоро узнаешь."
Около 11.30 утра мы сели под его рамадой, где он приготовил свою трубку для меня курить. Он велел мне встать, когда моё тело совсем онемело; я сделал это с большой лёгкостью. Он помог мне пройтись вокруг, я удивился своему контролю. Я реально сам обошёл вокруг рамады дважды. Дон Хуан оставался рядом, но не вёл или поддерживал меня. Затем он взял меня за руку и прошёлся со мной до оросительного канала. Он велел мне сесть на краю берега и повелительно приказал мне смотреть на воду и не думать ни о чём больше. Я пытался фокусировать свой взгляд на воде, но её движение отвлекало меня. Мой ум и мои глаза начали бродить по другим местам окружающей среды. Дон Хуан вскинул мою голову вверх и вниз и снова приказал мне смотреть только на воду и ни о чём не думать.
Он сказал, что трудно смотреть на текущую воду, и что нужно продолжать пытаться. Я пробовал 3 раза и кадый раз меня отвлекало что-то ещё. Дон Хуан очень терпеливо тряс мою голову каждый раз. Наконец, я заметил, что мой ум и глаза фокусировались на воде; несмотря на её движение. Я погрузился в её текучесть. Вода стала немного другой. Она казалась тяжеле и одинаково серо-зелёной. Я замечал волны она делала, двигаясь. Волны были очень острыми. И затем вдруг,
я ощутил, что я не смотрел на массу текущей воды, а на картину воды. Что у меня появилось перед глазами, это был замороженный сегмент текущей воды. Волны не двигались. Я мог смотреть на каждый из них. Затем они начали приобретать зеленоватое свечение и своего рода зелёный туман испускался из них. Туман раширился в волных и, пока он двигался, его зеленоватость стала более сияющей, пока не стала сверкающим свечением, которое всё покрыло. Я на знаю, как долго я оставался у оросительного канала. Дон Хуан не прерывал меня. Я погрузился в зелёное сияние тумана. Я мог его чувствовать вокруг себя.
Оно успокаивало меня, не было ни мыслей, ни чувств. Всё что было, это - спокойная осознанность, сознание сверкающей, успокаювающей зеленоватости.
Следующей осознанной вещью было то, что я страшно замёрз и вымок. Постепенно я понял, что был погружён в оросительный канал. В какой-то момент вода попала в нос и я её проглотил, это заставило меня кашлять. У меня появилась раздражающая чесотка в носу и я постоянно чихал. Я встал и чихнул с такой силой, что пукнул. Дон Хуан ударил в ладоши и расхохоался.
"Если тело пукает, оно живо," сказал он и посигналил мне следовать за ним, мы пошли к его дому. Я думал быть спокойным. В каком-то смысле, я ожидал быть отрешённым и в плохом настроении, но я реально не был уставшим или меланхоличным. Скорее я чувствовал сябя лёгким и очень быстро поменял одежду.
Я начал свистеть. Дон Хуан с любопытством посмотрел на меня и притворился быть удивлённым, открыв рот и глаза. Его жест был таким смешным, что я расхохотался. "Ты стареешь," сказал он и сам сильно расхохотался. Я объяснил ему, что не хочу сделать привычкой чувствовать угрюмо после использования его курительной смеси. И ещё я сказал ему, что после того, как он вытащил меня из оросительного канала, во время моих попыток встретить Хранителя,
я полностью убеждён, что могу ВИДЕТЬ, если я смотрю достаточно долго на вещи вокруг меня.
"ВИДЕНИЕ - это не смотреть и быть спокойным," сказал он. "ВИДЕТЬ - это приём, которому нужно научиться. Или может быть это приём кто-то из нас уже знает."
Он уставился на меня, как бы постепенно раскрывая, что я был один из тех, кто уже знал приём. "У тебя достаточно сил идти?" спросил он. Я ответил, что чувствую себя прекрасно. Голода я не чувствовал, хотя не ел весь день.
172-173
Дон Хуан положил хлеб и сухое мясо в рюкзак, передал его мне и головой дал знать - следовать за ним.
"Куда мы идём?" спросил я. Лёгким движением головы он указал на холмы. Мы направлялись в тот самый каньон, где была водяная дыра, но мы не вошли в него.
Дон Хуан залез на скалы справа, в самом начале каньона. Мы пошли наверх холма. Солнце было почти на горизонте. Это был нежаркий день, но я чувтвовал жар и задыхался. Я едва мог дышать. Дон Хуан был далеко впереди и вынужден был остановиться, чтобы я мог догнать его. Он сказал, что я был в ужасном состоянии - физически и, что наверно нет смысла идти дальше. Он выбрал гладкий, почти круглый валун и велел мне лечь на него. Он разложил моё тело на валуне, велел мне вытянуть руки и ноги, и дать им повисеть свободно. Моя спина слегка была выгнута и моя шея отдыхала, так что моя голова тоже висела свободно.
Он заставил меня оставаться в такой позиции 15 минут. Потом он сказал мне открыть мой живот, осторожно выбрал несколько веток и листьев, и высыпал их на мой голый живот. Затем Дон Хуан взял меня за ноги и поворачивал меня, пока моя голова не была на юго-восток.
"А сейчас, давай назовём это духом водяной дыры," сказал он. Я старался повернуть свою голову, чтобы посмотреть на него. Он энергично держал меня за волосы и сказал, что я был в очень уязвимом положении и в ужасно слабом физическом состоянии, и что мне придёться оставаться спокойным и не двигаться.
Он положил все особенные ветки на моём животе, чтобы защитить меня, и собрался остаться рядом на случай, если я не смогу позаботиться о себе. Он стоял в голове у меня и, если я закатывал глаза, я мог видеть его. Он взял свою струну и напряг её, и потом понял, что я смотрю на него, закатывая свои глаза прямо до лба. Он дал мне резкий щелчок по голове костяшками кулака и велел мне смотреть в небо, не закрывая глаза, и концентрироваться на звуке. Он добавил, что я не должен колебаться кричать слово, которому он меня научил, если почувствую что-то приближается ко мне. Дон Хуан и его "ловушка духов" начали мягко перебирать струну. Он медленно увеличивал напряжение и я начал слышать вроде эхо сначала, затем определённо эхо, которое постоянно исходило с юго-востока. Напряжение увеличивалось. Дон Хуан и его "ловушка духов" в совершенстве подходили друг к другу. Струна производила низкие ноты и Дон Хуан увеличивал их интенсивность, пока он не превращался в пронзительный крик, в воющий зов. Верхом был жуткий рёв, невероятный, исходя из моего опыта.
Звук эхом раздавался в горах и эхом возвращался к нам. Я предположил, что он шёл прямо на меня. Я чувствовал, что это связано с температурой моего тела.
До того как Дон Хуан начал свои позывные, мне было тепло и удобно, но во время самой высокой точки его позывных мне стало холодно; зубы бесконтрольно стучали и я реально почувствовал, что что-то надвигается на меня. В какой-то момент я заметил, что небо очень потемнело. Я не осознавал небо, хотя и смотрел на него. Я начал страшно паниковать и выкрикнул слово, которому научил меня Дон Хуан. Дон Хуан сразу же начал уменьшать напряжение своих жутких позывных
но это не принесло мне облегчения.
"Закрой свои уши," повелительно потребовал Дон Хуан. Я закрыл их своими руками. Через некоторое время Дон Хуан совсем остановился и подошёл сбоку. После того как он снял ветки и листья с моего живота, он помог мне встать и осторожно положил их на валун туда, где я лежал. Он ими разжёг огонь, и пока он горел,
он натирал мой желудок другими листьями из своей сумочки. Он закрыл рукой мой рот, когда я собрался сказать ему, что у меня от боли раскалывается голова.
Мы оставались там, пока не сгорели все листья. К тому времени стало совсем темно. Мы сошли вниз с холма и меня стошнило. Пока мы шли вдоль оросительного канала, Дон Хуан сказал, что с меня было достаточно и я не должен здесь больше оставаться. Я попросил его объяснить, что такое дух водянй дыры, но он жестом дал понять - замолчать.
174-175
Он сказал, что мы поговорим об этом в другое время, потом поменял тему и дал мне длинное объяснение о ВИДЕНИИ. Я жалел, что не мог записывать в темноте.
Похоже, он был очень доволен и сказал, что большую часть времени я не обращал внимания на то, что ему приходилось говорить, потому что я был настолько решительно нвстроен всё записывать. Он говорил о ВИДЕНИИ, как о процессе независимом от союзников и приёмов Колдовства. Колдун был человек, кто мог коммандовать союзником и, таким образом, манипулировать силой союзника для своей пользы, но факт, что он коммандовал союзником, не означал, что он мог ВИДЕТЬ. Я напомнил ему то, что он говорил до этого: невозможно ВИДЕТЬ, если у тебя нет Союзника. Дон Хуан очень спокойно ответил, что пришёл к заключению: ВИДЕТЬ было возможно и всё же не коммандовать союзником. Он чувствовал, что не было причины, почему нельзя, так как ВИДЕТЬ не имело ничего общего с приёмами манипуляции Колдовства, которые служили только, чтобы действовать на людей. Техника ВИДЕНИЯ, с другой стороны, не имела никакого эффекта на людей. Мои мысли были очень ясными. Я не испытывал усталости или сонливости и больше не испытывал неприятное ощущение в желудке, пока шёл с Дон Хуаном. Я был ужасно голоден и когда мы дошли до его дома, я стал объедаться пищей. После этого я попросил его, рассказать мне больше о технике ВИДЕНИЯ. Он мне широко улыбнулся и сказал, что я действовал наперекор себе.
"Как это, чтобы техника ВИДЕНИЯ не имела эффекта на людей?"
"Я уже говорил тебе: ВИДЕНИЕ - это не Колдовство. Однако, можно легко в них запутаться, потому что человек, кто ВИДИТ, может мигом научиться манипулировать союзника и стать Колдуном. С другой стороны, человек может научиться определённым приёмам, чтобы коммандовать союзником, и таким образом стать Колдуном, и всё же, он может никогда не научиться ВИДЕТЬ. Кроме этого, ВИДЕНИЕ - противоположно Колдовству. ВИДЕНИЕ заставляет понять бессмысленность всего этого."
"Бессмысленность чего?"
"Бессмысленность всего."
Мы больше не говорили, я чувствовал себя весьма отдохнувшим, не хотелось больше говорить, я лежал на спне на соломенном коврике. Сделал подушку из моей куртки, чувствовал себя удобно и счастливо, часами делал записи при свете керосиновой лампы.

Вдруг Дон Хуан снова заговорил. "Сегодня ты исполнял всё очень хорошо, особенно хорошо получилось с водой. Духу водяной дыры ты понравился и он помогал тебе всю дорогу." Тогда я понял, что забыл рассказать ему о своём испытании. Я начал описывать ему, как я воспринял воду. Он не дал мне продолжить и сказал, что знает: я видел зёлёный туман. Я вынужден был спросить.
"Как ты это узнал?"
"Я тебя ВИДЕЛ."
"Что я делал?"
"Ничего, ты сидел там и глазел на воду, и наконец ты воспринял зелёный туман."
"Было это ВИДЕНИЕ?"
"Нет, но очень близко. Ты становишься ближе."
Меня это очень разволновало, мне хотелось больше знать об этом. Он рассмеялся и пошутил над моей готовностью, сказав, что любой может увидеть зелёный туман, потому что туман - как Хранитель, то что неизбежно было там, так что не было великим достижением воспинять это.
"Когда я сказал: ты хорошо справился, я имел ввиду, что ты не раздражался," сказал он, "как ты это делал с Хранителем. Если бы ты стал беспокойным, мне бы пришлось трясти твою голову, чтобы вернуть тебя назад. Когда человек входит в зелёный туман, его учитель должен оставаться с ним, на случай, если туман начнёт поглощать человека. Ты сам можешь отпрыгнуть от хватки Хранителя, но ты сам не можешь избежать хватку зелёного тумана. По крайней мере, не в самом начале. Позже ты может научишься делать это. А сейчас, мы пытаемся найти что-то ещё."
"Что мы пытаемся выяснить?"
"Можешь ли ты ВИДЕТЬ воду."
"Как я буду знать, что я ВИДЕЛ воду или что я ВИЖУ её?"
"Ты будешь знать. Ты тоько больше запутываешься, когда болтаешь."
176-177
8 августа 1969. Работая над своими записями, у меня появилась масса разных вопросов.
"Зелёный туман как Хранитель, это то, что нужно преодолеть, чтобы ВИДЕТЬ?" спросил я Дон Хуана, как только мы сели под его рамадой.
"Да. Нужно всё преодолеть," сказал он.
"Как мне преодолеть зелёный туман?"
"Также, как тебе следует преодолеть Хранителя: разрешить ему превратиться в ничто."
"Что я должен делать?"
"Ничего. Для тебя зелёный туман то, что намного легче, чем Хранитель. Духу водяной дыры ты нравишься, хотя это явно был не в твоём темпераменте - иметь дело с Хранителем. Ты реально никогда не видел Хланителя."
"Может потому что мне он не нравился. Что если я встречу Хранителя, который мне понравится? Должно быть есть люди, кто будет считать Хранителя, которого я видел, красивым. Они преодолеют его, потому что он им нравится?"
"Нет. Ты всё ещё не понял: неважно нравится тебе Хранитель или нет. Пока у тебя есть чувство к нему, Хранитель останется тем же самым монстром, красивым или каким-то ещё. С другой стороны, если у тебя не будет никаких чувств к нему, Хранитель превратится в ничто и всё ещё будет перед тобой."
Идея, такое колоссальное как Хранитель, может стать ничем и всё ещё быть перед моими глазами, не имела абсолютно никакого смысла. Я чувствовал, что это было нелогическое преположение в знаниях Дон Хуана. Однако я также чувствовал, что если бы он хотел, он мог бы объяснить это.
"Ты думал Хранитель было то, что ты знал, вот что я имел ввиду."
"Но я не думал, что это было то, что я знал."
"Ты думал это было уродливо. Его размер - колоссальный, это был монстр. Ты знаешь, что все те вещи значат. Поэтому Хранитель был всегда чем-то, ты знал, и пока как-будто это было то, что ты знал, ты не видел его. Я тебе уже говорил, Хранитель должен стать ничем и всё же, он должен стоять перед тобой. Ему придёться быть там и в то же время, быть ничем."
"Как такое возможно? Что ты говоришь - абсурдно."
"Да. Но это - ВИДЕНИЕ. Возможности говорить об этом, нет. ВИДЕНИЮ, как я говорил раньше, учишься ВИДЕНИЕМ. Наверно, у тебя нет проблем с водой.
Ты почти ВИДЕЛ её вчера. Вода - твой крюк. Всё, что тебе нужно сейчас, Это - усовершенствовать свой приём ВИДЕНИЯ. У тебя имеется могучий помощник в лице духа водяной дыры."
"Это ещё ещё один наболевший вопрос у меня."
"Ты можешь сколько хочешь иметь наболевших вопросов, но мы не можем разговаривать о духе водяной дыры в такой близости. Собственно, будет лучше совсем об этом не думать. Совсем. Иначе, дух захватит тебя и, если это случится, человек ничего на может сделать, чтобы помочь тебе. Так что закрой рот и держи свои мысли на чём-то ещё."
На следующее утро в 10 Дон Хуан взял свою трубку, наполнил её курительной смесью и передал её мне, сказав, чтобы я нёс её к берегу канала. Держа трубку обоими руками, мне удалось расстегнуть мою рубашку, положил трубку за пазуху и крепко держал её. Дон Хуан нёс два соломенных коврика и небольшой поднос с угольями. Был тёплый день, мы сидели на ковриках в тени небольшой рощи на самом краю воды. Дон Хуан положил уголь в трубку и велел мне курить. У меня не было ни настороженности, ни вдохновения. Я вспомнил, что во время моей второй попытки видеть Хранителя, после того как Дон Хуан объяснил его природу,
Я испытал уникальное ощущение восторга и благоговения.
178-179
Однако в этот раз, хотя Дон Хуан заставил меня осознавать возможность реально ВИДЕТЬ воду, эмоционально я не был тронут; мне просто было любопытно.
Дон Хуан сделал мне в 2 раза больше курительной смеси, которую я курил до этого. В какой-то момент, он наклонился надо мной и прошептал в моё правое ухо, что он собирается учить меня, как использовать воду, чтобы двигаться. Я чувствовал его лицо очень близко, как-будто он держал рот рядом с ухом. Он велел мне не смотреть на воду, концентрировать глаза на поверхности и держать их зафиксированными, пока вода не превратится в зелёный туман. Он повторял снова и снова, что я должен устремить всё своё внимание на туман, пока я не смогу обнаружить ничего больше.
"Смотри на воду перед собой," я слышал, он говорил, "но не давай её звукам унести тебя куда-нибудь. Если ты позволишь звуку воды унести тебя, я может быть никогда не буду способен найти и вернуть тебя. А сейчас, вторгнись в зелёный туман и слушай мой голос." Я слушал и понимал его с экстро-ординарной ясностью и начал пристально смотреть на воду. У меня было очень странное ощущение физического удовольствия; жажда чего-то, неопределённое счастье. Я смотрел на воду долгое время, но не обнаружил зелёный туман. Я чувствовал, что мои глаза теряют фокус и мне пришлось приложить усилия, чтобы продолжить смотреть на воду. Под конец, я уже не мог контролировать свои глаза, наверно закрыл их или моргнул, или наверно потерял способность фокусироваться; в этот момент вода зафиксировалась: она перестала двигаться. Она казалась картиной. Рябь была неподвижной. Потом вода начала бурлить, как-будто имела углекислый газ, который сразу взорвался. На мгновение я увидел бурление как медленное расширение зелёного вещества. Это был неслышный взрыв. Вода превратилась в сверкающий зелёный туман, который расширялся, пока не окутал меня. Я оставался подвешенным в нём, пока очень резкий, продолжительный, шумный крик не сотряс всё; туман похоже, уплотнился в обычные черты водной поверхности. Резкий крик был крик Дон Хуана, "Эй!" близко к уху. Он велел мне обратить внимание на его голос, идти назад в туман и ждать там, пока он не позовёт. Я сказал ОК по английски и услышал его смех.
"Пожалуйста, не болтай, не давай мне больше ОК." Я мог слышать его очень хорошо: звук его голоса был мелодичным и прежде всего, дружественный. Я знал, не думая, это было убеждение, которое поразило меня, и потом исчезло. Голос Дон Хуана велел мне сфокусировать всё внимание на тумане, но не бросать себя в него. Он повторял, что воин не бросает себя ни на что, даже на свою смерть. Я снова погрузился в туман и заметил, что это совсем был не туман, или по крайней мере, он не был то, на что я думал туман был похож. Феноменон тумана состоял из крошечных пузырьков, круглые вещи, которые появились в моём поле зрения и двинулись из него, покачиваясь на поверхности. Я наблюдал за их движением какое-то время, потом громкий, отдалённый шум приковал моё внимание, я потерял способность фокусироваться и воспринимать крошечные пузырьки. Всё, что я тогда осознавал, было аморфное, похожее на туман, сияние. Я снова услышал громкий шум и встряску он дал, тут же рассеял туман, и я нашёл себя, смотрящим на воду оросительного канала. Потом я снова услышал его очень близко: это был голос Дон Хуана. Он говорил мне, обратить внимание на него, потому что его голос был моим единственным гидом. Он велел мне смотреть на берег потока и на зелень прямо передо мной. Я увидел камыши и место, которое было чисто от камышей. На берегу была маленькая бухточка, место куда Дон Хуан шагнул, чтобы окунуть ведро и набрать воды. Через некоторое время Дон Хуан велел мне вернуться в туман и снова попросил меня, обращать внимание на него, потому что его голос был моим единственным гидом, он собирался вести меня, так я смогу научиться как двигаться. Он сказал, как только я увидел пузырьки, мне следует прицепиться к одному из них и дать ему нести меня. Я послушался его и тут же был окружён зелёным туманом, и затем я увидел крошечные пузырьки. Услыхал снова голос Дон Хуана как очень странное и пугающее бурчание. Тут же, как только его услышал, я начал терять свою способность воспринимать пузырьки.
"Залезь на один из этих пузырьков," я слышал, как он сказал. Я старался сохранять своё восприятие зелёных пузырьков и всё же слышать его голос. Не знаю, как долго мне пришлось бороться, чтобы сделать это.
180-181
Когда, наконец, я осознал, что могу слышать его и всё же сохранять вид пузырьков, которые продолжали медленно проплыватьза пределы моего восприятия.
Голос Дон Хуана продолжал убеждать мне следовать за одним из них и прицепиться к нему. Я удивлялся: как я должен был сделать это и автоматически произнёс слово "Как". Я чувствовал, что это слово было очень глубоко внутри меня. И, когда слово вышло наружу, оно понесло меня на поверхность. Слово было как буёк, который вырвался из моей глубины. Я слышал как сказал "Как", и мой голос был похож на вытьё собаки. Дон Хуан отвечал вытьём тоже как собака. Потом он завыл как койот и засмеялся. Я подумал, что это было очень смешно, и реально засмеялся. Очень спокойно, Дон Хуан позволил мне прикрепиться к пузырьку, следуя за ним.
"Снова иди назад, иди в туман, в туман!" Я пошёл назад и заметил, что движение пузырьков замедлилось и они стали такими же, как баскетбольные мячи. Реально, они были такими большими и медленными, что я мог осмотреть любой из них в мельчайших деталях. Это, на самом деле, не были пузыри, не как мыльные пузыри, не как воздушные шары, не как любой круглый сосуд. Они не были сосудами, и всё же, они что-то содержали. Они также не были круглыми, хотя
когда я впервые увидел их, я мог поклясться, что они - круглые, и образ, который пришёл на ум, был - пузыри. Я видел их так, как-будто я смотрел через окно, имеется ввиду, что рама окна не позволяла мне следовать за ними, а только разрешала мне наблюдать, как они приходили и уходили из моего поля зрения.
Однако, когда я прекратил видеть их как пузыри, я был способен следовать за ними; в процессе следования за ними, я прицепился к одному из них и плыл вмечте с ним. Я реально чувствовал, что двигаюсь. Я стал пузырём или той вещью, которая похожа на пузырь. Потом я услышал пронзительный визг голоса Дон Хуана. Он стряхнул меня и я потерял своё ощущение быть "этим". Звук голоса был очень пугающим. Это был отдалённый голос, очень металлический, как-будто он говорил через громкоговоритель. Я разобрал некоторые слова.
"Смотри на берег," снова велел мне Дон Хуан. Я увидел бетонную стену. Звук воды стал ужасно громким: он окутал меня. Потом он сразу прекратился, как-будто его выключили. У меня было ощущение темноты, сна. Я осознал, что был погружён в оросительный канал. Дон Хуан брызгал воду на моё лицо, напевая.
Затем он погрузил меня в канаву и вытащил мою голову на поверхность и дал мне отдохнуть ей на берегу, пока держал меня за зад воротника моей рубашки.
У меня появилось очень приятное ощущение в руках и ногах, я их вытянул. Глаза устали и чесались; я поднял правую руку почесать их. Это было трудное движение: рука, казалось, была тяжёлой, я едва мог вытащить её из воды. Но когда мне это удалось, моя рука вышла, покрытой самой поразительной массой зелёного тумана. Я держал руку перед глазами м мог видеть её контур, как темнее массу зелёного, окружённую самым интенсивным зелёным сиянием. Я в спешке встал посреди потока и посмотрел на своё тело: моя грудь, руки и ноги были глубоко зелёными. Оттенок был таким интенсивным, что дал мне ощущение вязеого вещества. Я был похож на фигурку, которую Дон Хуан сделал мне годы назад из корня. Дон Хуан веле мне выйти и я заметил спешку в его голосе.
"Я весь зелёный," сказал я.
"Прекрати, у тебя нет времени, выйди из воды, вода вот-вот поймает тебя! Вылезай немедленно!" властно сказал он, и я запаниковал, выпрыгнув из воды.
"В этот раз ты должен мне всё рассказать, что произошло," сказал он по-деловому, как только мы сели лицом друг к другу в его комнате. Ему была неинтересна последовательность моего испытания. Он только хотел знать, что я встретил, когда он сказал мне смотреть на берег. Его интересовали детали.
182-183
Я описал стену, которую видел.
"Стена была справа от тебя или слева?" спросил он. Я сакзал ему, что стена реально была передо мной. Но он настаивал, что она должна быть или справа, или слева. "Когда ты сначала увидел её, где она была? Закрой глаза и не открывай их, пока не вспомнишь." Он встал и повернул моё тело, пока мои глаза были закрыты, до тех пор пока я лицом не уставился на восток. В том же направлении я был, когда сидел перед потоком. Он спросил меня, в каком направлении
я двигался. Я сказал, что двигался вперёд перед собой. Он настаивал, что я должен помнить и сконцентрироваться на времени, когда я всё ещё наблюдал воду как пузырьки. "Каким путём они плыли?" спросил он и убеждал меня вспомнить. Наконец, мне пришлось признать, что пузыри похоже, двигались от меня справа. Однако, я не был абсолютно уверен, как он хотел. После его попыток, я начал понимать, что был неспособен классифицировать своё воспринятие. Пузыри двигались справа, когда я впервые увидел их, но когда они стали больше, они плавали везде. Некоторые из них, казалось, плыли прямо на меня, другие плыли в каждом возможном направлении. Пузыри двигались снизу и сверху меня, они реально были вокруг меня. Я помню слышал их бурление; так я должно быть, также воспринимал их ушами и глазами. Когда пузыри стали такими большими, что я смог зацепиться за одного из них, я видел их, трущих друг друга, как воздушные шары. Моё волнение увеличилось, когда я вспомнил детали моего восприятия. Однако Дон Хуану это было неинтересно. Я сказал ему, что видел как пузыри бурлили. Это не было чисто звуковой или чисто визуальный эффект, а что-то неотличительное, и всё же кристально ясное: пузыри сильно тёрлись друг об друга.
Я не видел и не слышал их движение, я ощущал его: я был частью звука и движения. Когда я вспоминал своё испытание, я стал глубоко тронут. Я держал свою руку и тряс её, в приступе огромного волнения. Я понял, что пузыри не имели никаких внешних ограничений; тем не менее, они были полными и их края меняли форму, были неодинаковы и грубы. Пузыри смешивались и отделялись с бешеной скоростью, однако их движение не было ослепляющим. Оно было быстрым и, в то же время, медленным. Другую вещь я вспомнил, было качество цвета, которым пузыри похоже обладали. Они были прозрачными и очень яркими, казались почти зелёными, хотя это не был оттенок, как я привык воспринимать оттенки.
"Ты используешь замедленную тактику," сказал Дон Хуан. "Те вещи неважны. Ты застревешь на не тех вещах. Направление - единственная важная вещь."
Я мог только помнить, что двигался без всякого направления, но Дон Хуан заключил, что так как пузыри двигались постоянно справа от меня - юг - вначале, юг и было направлением, с которым мне придёться быть связанным. Он снова властно уговорил меня, вспомнить где была стена - справа или слева. Я старался вспомнить. Когда Дон Хуан "позвал меня" и я всплыл на поверхность, так сказать, то подумал, что стена слева. Я был очень близко к ней и мог различить борозды и бугры деревянной арматуры или форму, в которую бетон был влит. Очень тонкие полоски дерева были использованы и дизайн, который они создали, был компактным. Стена была очень высокой, один конец её мне был виден, и я заметил, что на одном конце её не было угла, а закругление. На момент он сел молча, как-будто думал, как расшифровать значение моего испытания. Наконец он сказал, что я немногого добился, из того, что он ожидал, что я сделаю.
"Что я должен был сделать?" Он не ответил, а сделал жест, прикусив губы.
"Ты очень хорошо справился. Сегодня ты понял, что brujo использует воду, чтобы двигаться."
"Но ВИДЕЛ ли я?" он посмотрел на меня с любопытством, закатил свои глаза и сказал, что мне придёться идти в зелёный туман много раз, пока я сам не смогу ответить на этот вопрос.
184-185
Он незаметно поменял тему нашего разговора, сказав, что я пока не научился, как двигаться, используя воду. Но я понял, что brujo может это делать, и он нарочновелел мне смотреть на берег канала, так чтобы я мог проверить своё движение.
"Ты двигался очень быстро," сказал он, "так быстро, как человек, который знает, как выполнить этот приём. Мне было трудно угнаться за тобой."
Я умолял его объяснить, что произошло со мной с самого начала. Он засмеялся, медленно покачал головой, как бы не веря. "Ты всегда настаиваешь на узнавании вещей с самого начала. Но начала нет, начало только в твоих мыслях."
"Я думаю, начало было, когда я сидел на берегу и курил," сказал я.
"Но до того как ты курил, мне пришлось придумать, что с тобой делать," сказал он. "Мне придёться сказать тебе, что я делал, но я не могу сделать это, потому что это приведёт меня к ещё одной точке. Поэтому наверно, вещи прояснятся тебе, если ты не будешь думать о началах."
"Тогда скажи мне, что произошло, когда я сел на берегу и закурил?"
"Я думаю, что ты это мне уже сказал," ответил он, смеясь.
"Было ли что-то я сделал важным?" Он пожал плечами.
"Ты очень хорошо следовал моим указаниям и у тебя не было проблем войти в туман и выйти из него. Потом ты слушал мой голос и возвращался на поверхность каждый раз, когда я звал тебя. Это было упражнение. Остальное было очень легко. Ты просто позволил туману нести тебя. Ты вёл себя так, как-будто знал, что делать. Когда ты был очень далеко, я снова позвал тебя и заставил тебя смотреть на берег, так чтобы ты знал, насколько далеко ты уплыл. Потом я вытянул тебя назад."
"Ты имеешь ввиду, что я реально путешествовал в воде?"
"Да, и также очень далеко."
"Как далеко?"
"Ты не поверишь." Я пытался убедить его рассказать мне, но он оставил тему и сказал, что ему придёться уйти на время. Я настаивал, чтобы он, по крайней мере, намекнул.
"Я не люблю неясность," сказал я.
"Ты сам держишь себя в неясности," сказал он. "Думай о стене, которую ты видел, сядь здесь на своём коврике и вспомни все её детали. Потом наверно, ты сам сможешь обнаружить, как далеко ты уплыл. А сейчас, всё, что я знаю, это, что ты очень далеко путешествовал. Я это знаю, потому что мне стоило огромных усилий, чтобы вернуть тебя назад. Если бы меня не было рядом, ты мог бы бродить где-то и никогда не вернуться. В таком случае, всё, что осталось бы от тебя сейчас, было бы мёртвое тело на берегу потока. Или может быть ты бы сам вернулся, с тобой я не уверен. Судя по моим усилиям, вернуть тебя, я бы сказал, ты был явно в ..." он сделал длинную паузу и дружелюбно посмотрел на меня. "Я бы пошёл так далеко, как горы Центральной Мексики. Не знаю, как далеко ты пойдёшь, наверно, так далеко как Лос Анжелес, или наверно ещё дальше, в Бразилию."
Дон Хуан вернулся на следующий день, в конце дня. Тем временем, я записал всё, что мог вспомнить. Пока я писал, пришла в голову мысль, следовать по берегу, вверх и вниз по течению в каждом направлении, и подтвердить, реально ли я видел вещи на каждой стороне, что может вызвать во мне образ стены.
Я догадывался, что Дон Хуан должнл быть заставил меня ходить в состоянии оцепенения, и потом мог заставить меня фокусировать своё внимание на какой-нибудь стене по пути. Часы, которые прошли между тем, как я впервые обнаружил туман, и временем, когда я вылез из канавы и вернулся в дом.
Я рассчитал: если он заставил меня ходить, мы могли пройти самое большое 2-3 мили. Поэтому я следовал берегам канала около 3 миль в каждом направлении, тщательно наблюдая за каждой чертой, которая могла относиться к моему видению стены. Поток был длинный, обычный канал для орошения. По всей длине он был 2 метра шириной, и я не мог найти никаких видимых черт в нём, которые напомнили бы мне или вызвали бы образ стены.
186-187
Когда Дон Хуан прибыл в свой дом в конце дня, я встретил его и настаивал, чтобы прочесть мой рассказ ему. Он отказался слушать и велел мне сесть, сам сел лицом ко мне, он не улыбался. Он казалось думал, судя по пронизывающим взглядом его глаз, которые зафиксировались над горизонтом.
"Я думаю сейчас ты должен осознавать," сказал он тоном, который вдруг стал очень серьёзным, "что всё - смертельно опасно. Вода такая же смертельная, как и Хранитель. Если ты не будешь осторожным, она поймает тебя. Это почти произошло вчера, но чтобы быть пойманным, человек должен этого хотеть. Это - твоя проблема. Ты желаешь бросить себя."
Я не понимал, о чём он говорил. Его атака на меня была такой неожиданной, что потерял ориентацию. Я слабо попросил его объясниться. Он неохотно упомянул, что он ходил на водяной каньон и ВИДЕЛ дух водной дыры. У меня было глубокое убеждение, что я разрушил свои шансы ВИДЕТЬ воду.
"Как?" спросил я в недоумении.
"Дух - это сила, и как таковая, она отвечвет только силе. Ты не можешь потакать своим слабостям в его присуствии." сказал он.
"Когда я потакал своим слабостям?"
"Вчера, когда ты стал зелёным в воде."
"Я думаю, этого не было, а был очень важный момент, я сказал тебе, что со мной происходило."
"Кто ты такой, чтобы решать: что важно и что неважно? Ты ничего не знаешь о силах, с которыми ты сталкиваешься. Дух воды существует и мог бы помочь тебе, собственно говоря, он уже помогал тебе, пока ты не разрушил его. А сейчас я не знаю, какой будет результат твоих дел. Ты сдался силе Духа водной дыры и сейчас Дух может взять тебя в любое время."
"Было непавильно смотреть на себя превращающимся зелёным?"
"Ты отбросил себя, ты желал этого. Это было неправильно. Я уже говорил тебе это и снова повторю. Ты можешь выжить в мире brujo, только если ты - воин.
Воин относится ко всему с уважением и не относится ни к чему беспощадно, если только ему приходиться. Вчера ты не отнёсся к воде с уважением. Обычно ты ведёшь себя хорошо. Однако вчера ты отбросил себя своей смерти, как проклятый глупец. Воин не бросает себя ни за что, даже своей смерти. Воин не желаемый партнёр, воин - недоступен, и если он занимает себя чем-то, ты можешь быть уверен, что он знает, что делает."
Я не знал, что сказать. Дон Хуан был почти зол и это беспокоило меня. Дон Хуан очень редко так вёл себя со мной. Я сказал ему, что я реально понятия не имел, что я делал что-то неправильно. После нескольких минут тягостного молчания, он взял свою шляпу, улыбнулся и велел мне, чтобы я сохранял контроль над моим потаканием своим прихотям. Он подчеркнул, что мне придёться избегать воду и давать воде трогать моё тело 3-4 месяца.
"Я не думаю, что смогу обойтись без душа" сказал я. Дон Хуан расхохотался так, что слёзы потекли по щекам.
"Ты не можешь быть душа! Иногда, ты такой слабый, что я думаю, ты меня дурачишь, притворяешься, но это не шутка. Временами, у тебя реально нет контроля и силы в твоей жизни свободно берут тебя."
Я поднял вопрос, что это было совсем невозможно: быть контролируемым во все времена. Он утверждал, что для воина ничего не было вне контроля.
Я высказал идею случаев и сказал, что то, что случилось со мной в водном канале, определённо может быть классифицировано как случай, так как я не имел это ввиду и также не осознавал своё неподходящее поведение. Я говорил о разных людях, кому неповезло, что можно было отнести к случаям; особенно я говорил о Lucas, прекрасны старый индеец Яки, кто пострадал от серьёзного ранения, когда перевернулся грузовик, который он вёл.
"Мне кажется, что невозможно избежать случаев," сказал я. "Никто не может контролировать всё вокруг себя."
"Правда," отрезал Дон Хуан. "Но не всё - неизбежный случай. Lucas не живёт как воин. Если бы он жил, то знал, что ожидать и для чего; и он бы не вёл свой грузовик, когда был пьян. Он натолкнулся на край скалы на дороге, так как он был пьян, и изуродовал своё тело ни за что, ни про что.
188-189
Жизнь воина - упражнение в стратегии, продолжал Дон Хуан. "Но ты хочешь найти смысл жизни. Воин не волнуется о смыслах. Если бы Lucas жил как воин -
и у него был шанс, как у каждого из нас - он бы вёл свою жизнь стратегически. Поэтому, если он не мог избежать случая, который разбил ему рёбра, он бы нашёл
средства избежать тот случай или избежать его последствия или побороться с ними. Если бы Lucas был воином, он бы сидел в своей халупе, умирая от голода.
Он бы боролся до конца."
Я предложил другой вариант Дон Хуану, используя его как пример, и спросил, какой был бы результат, если бы он сам был втянут в случай, который сломал ему ноги.
"Если бы я не мог помочь этому, и потерял свои ноги," сказал он, "Я бы не смог больше быть человеком, так что я присоединюсь к тому, что ждёт меня там."
Он развёл рукой, чтобы указать на всё вокруг него. Я спорил, что он меня не понял. Я имел ввиду указать, что это было невозможно для любого человека: предсказать все варианты, включённые в его ежедневные действия. "Всё, что я могу сказать тебе," ответил Дон Хуан, "это, что воин никогда не доступен;
он никогда не будет стоять на дороге, ожидая жестокого удара. Поэтому он отрезает до минимума свои шансы непредвиденного. То, что ты называешь случаи, по большей мере, очень легко избежать, только не глупцам, кто живёт абы как."
"Это невозможно: жить стратегически всё время," сказал я. "Только вообрази, что кто-то ждёт тебя с мощным ружьём с телескопическим прицелом; такой может аккуратно обнаружить тебя за 100 метров. И что ты будешь делать?" Дон Хуан посмотрел на меня, не веря, и затем расхохотался. "Что ты сделаешь?" не унимался я.
"Если кто-то меня ждёт с таким ружьём?" он явно передразнивал меня.
"Если кто-то прячется, ожидая тебя, у тебя не будет шанса. Ты не можешь остановить пулю."
"Нет, я не могу. Но я всё ещё не пойму, куда ты клонишь."
"Дело в том, что вся твоя стратегия не поможет в такой ситуации."
"Ооо, но она поможет. Если кто-то ждёт меня с таким ружьём, то я просто не появлюсь."

190-191
Моя следующая попытка ВИДЕТЬ произошла 3 сентября 1969 года. Дон Хуан велел мне выкурить две трубки смеси. Появившиеся эффекты были идентичными тем, которые я испытал во время предыдущих попыток. Помню, что когда моё тело полностью онемело, Дон Хуан держал меня под правую руку и велел мне идти в густые кусты, который рос на мили вокруг его дома. Я не мог вспомнить, что я или Дон Хуан делали, после того как вошли в кусты, также не мог вспомнить, как долго мы шли. В какой-то момент я нашёл себя сидящим наверху небольшого холма. Дон Хуан сидел слева, дотрагиваясь до меня, но я его не чувствовал, а только видел его уголком глаза. У меня было ощущение, что он со мной разговаривал, хотя я не мог вспомнить его слова. И всё же я чувствовал, я точно знал, что он сказал, несмотря на то, что я не мог принести это назад в свою ясную память. У меня было чувство, что его слова были как вагоны поезда, который уезжал и его последнее слово было как квадратный камбуз. Я знал, какое было последнее слово, но не мог его сказать или ясно думать о нём. Это было состояние наполовину бодрствования с сонным образом цепочки слов. Затем очень тихо, я услышал голос Дон Хуана, говорящего со мной.
"Скйчас ты должен глядеть на меня," сказал он, поворачивая мою голову лицом к себе. Он повторил свои слова 3-4 раза. Я взглянул и сразу обнаружил тот же сияющий эффект, который я видел дважды до этого, когда смотрел на его лицо. Это было чарующее движение, волнистый скачок света внутри замкнутого района. Чётких границ тех районов не было и всё же, волнистый свет никогда не переполнялся, а двигался внутри невидимых ограничений. Я просканировал сияющий предмет перед собой и сразу он начал терять своё сияние. Появились знакомые черты лица Дон Хуана или скорее стали наложенными на исчезающее сияние. Я должно быть снова сфокусировал свой взгляд; черты Дон Хуана исчезли и сияние усилилось. Я обратил внимание на район, что должно быть был его левый глаз. Я заметил, что движение сияния не было, сияние не сдерживалось. Я заметил что-то вроде взрывов искр. Взрывы были ритмичкские и реально посылали что-то вроде частиц света, которые вылетали с явной силой в моём направлении, и потом отлетали, как-будто они были резиновые волокна. Дон Хуан должно быть развернул мою голову. Вдруг я нашёл себя смотрящим на вспаханное поле.
"Сейчас смотри вперёд," я слышал говорил Дон Хуан. Передо мной был большой длинный холм, весь его склон был вспахан. Горизонтальные борозды лежали параллельно друг другу, снизу доверху холма. Я заметил, что на вспаханном поле была масса небольших камней и 3 огромных валуна, которые искажали линию борозды. Передо мной были кусты, которые мешали мне осматривать детали долины или водного каньона в основании холма. Там, где я был, каньон выглядел как глубокий вырез. Я чувствовал ветерок, летящий мне в глаза. Я ощушал покой и глубокую тишину. Не было звуков птиц или насекомых. Дон Хуан заговорил со мной снова. Взяло секунду, чтобы понять, что он говорит.
"Ты видишь человека на поле?" продолжал он спрашивать. Я хотел сказать ему, что никого не было на поле, но я не мог произнестти слова. Дон Хуан сзади взял мою голову руками - я мог видеть его пельцы над моими бровями и на моих щеках - и заставил меня двигаться по полю, медленно двигая мою голову справа налево в противоположном направлении.
192-193
"Наблюдай за каждой деталью. Твоя жизнь зависит от этого," я слышал как он говорил снова и снова. Он заставил меня двигаться 4 раза через 180 градусов видимого горизонта передо мной. В какой-то момент, когда он повернул мою голову лицом максимально налево, я подмал, что обнаружил что-то двигающееся по полю. У меня было короткое восприятие движения уголком правого глаза. Он начал двигать мою голову назад, направо и я был способен фокусировать свой взгляд на вспаханном поле. Я видел мужчину, шагавшего вдоль борозд. Это был обыкновенный человек, одет как мексиканский крестьянин. На нём были сандали, пара светлых серых штанов, бежевая рубашка с длинными рукавами, соломенная шляпа, он нёс светлокоричневый мешок с верёвкой через правое плечо. Дон Хуан должно быть заметил, что я видел мужчину. Он несколько раз спросил меня, смотрел ли человек на меня или шёл он ко мне. Я хотел сказать ему, что человек уходил, и что он спиной был повёрнут ко мне, но я только мог сказать "Нет". Дон Хуан сказал: если человек повернётся и подойдёт ко мне, я должен кричать, и он повернёт мою голову, чтобы защитить меня. Страха у меня не было или раздражения или интереса. Я холодно наблюдал за сценой. Человек остановился в середине поля. Он стоял правой ногой на краю большого круглого валуна, как-будто он завязывал свой сандаль. Потом он выпрямился, вытянул верёвку из мешка и обвязал её вокруг своей левой руки. Повернулся спиной ко мне, лицом к вершине холма и начал сканировать район перед ним. Я думал, что он сканировал, потому как он двигал свою голову, которую продолжал медленно двигать направо; я увидел его профиль и затем он начал поворачивать всё своё тело ко мне, пока не взглянул на меня. Он реально дёрнул свою голову или так двинул её, что я знал без сомнения, что он меня видел. Он вытянул свою левую руку перед собой, указывая на землю и держа свою руку в том положении, он начал идти ко мне.
"Он идёт!" закричал я без всяких трудностей. Дон Хуан должно быть повернул мою голову, так как затем я смотрел на кусты. Он велел мне не уставиться, а наблюдать слегка, пока я не увижу его сияние. Я видел, как Дон Хуан двигался к месту недалеко. Он шёл с невероятной скоростью и проворством, что я едва мог поверить, что это - Дон Хуан. Он повернулся лицом ко мне и велел мне смотреть на него. Его лицо светилось - выглядело как пятно света. Свет казалось растекался по груди почти до середины его тела. Было так, как-будто я смотрел на свет через мои, наполовину закрытые, веки. Сияние похоже расширилось и уменьшилось. Он должно быть начал идти ко мне, так как свет стал более интенсивным и более различимым. Он что-то мне сказал. Я пытался его понять и потерял вид сияния и потом я увидел Дон Хуана так, как видел его в повседневной жизни; он был в шаге от меня. Он сел лицом ко мне. Так как я увидел луч внимания на его лице, то начал воспринимать отдалённое сияние. Потом было так, как-будто его лицо пересекали тонкие лучи света. Лицо Дон Хуана выглядело как-будто кто-то светил на него небольшими зеркалами. Так как свет становился более интенсивным, лицо потеряло контур и снова стало аморфным, светящимся предметом. Я снова воспринял эффект пульсирующих взрывов света, исходящих из места, которое должно быть был его левый глаз. Я не фокусировал своё внимание на этом, а нарочно смотрел на место рядом, которое я догадывался, был его правый глаз, я поймал как-то вид чистого, прозрачного резервуара воды. Это был жидкий свет. Я заметил, что восприятие было больше, чем видение; Это было чувство. Резервуар тёмного жидкого света имел экстраординарную глубину. Он был дружелюбный, добрый. Свет, который исходил из него, не взрывался, а медленно крутился внутрь, создавая экзотические отражения. Сияние имело очень красивую и деликатную манеруприкасаться ко мне, успокаивать меня, что дало мне ощущение утончённости. Я увидел симметричный круг сверкающих штрихов света, которые ритмично расширялись на вертикальной плоскости светящего места. Круг расширился и закрыл почти всю светящуюся поверхность и потом сжался до точки света в середине сверкающего резервуара. Я увидел, как круг расширялся и сокращался несколько раз.
194-195
Тогда я нарочно двинулся назад, не теряя свой взгляд, и был способен ВИДЕТЬ обоими глазами. Я отличил ритм обоих типов световых взрывов. Левый глаз посылал компактные штрихи, которые реально выступали из вертикальной плоскости, тогда как правый глаз посылал штрихи, которые светились, не выступая.
Ритм обоих глаз был переменным, свет левого глаза взрывался наружу, тогда как исходящие лучи света правого глаза сокращались и крутились внутрь. Потом свет правого глаза расширился и закрыл всю сияющую поверхность, пока взрывной свет левого глаза уменьшился. Дон Хуан должно быть снова повернул меня, так как я снова смотрел на вспаханное поле. Я слышал, как он мне говорил смотреть на мужчину. Мужчина стоял у валуна, смотря на меня. Я не мог разобрать его черты; его шляпа закрывала почти всё его лицо. Через секунду он запихнул свой мешок под правую подмышку и начал уходить от меня вправо. Он дошёл почти до конца вспаханного поля, поменял направление и сделал несколько шагов к лощине. Затем я потерял контроль моего фокуса, он исчез и также вся сцена. Образ кустов пустыни наложился на это. Я не мог вспомнить, как я вернулся в дом Дон Хуана. , и также я не помнил, что он со мной сделал чтобы "привести меня назад".
Когда я проснулся, я лежал на своём соломенном матрасе в комнате Дон Хуана. Он подошёл ко мне и помог мне встать. Кружилась голова, расстроился желудок.
Дон Хуан очень быстро и эффективно потащил меня к кустам на стороне его дома. Меня вытошнило и он засмеялся. После мне стало лучше. Я посмотрел на часы было 11 вечера. Я пошёл обратно спать и к часу следующего дня я подумал, что снова стал самим собой. Дон Хуан продолжал спрашивать меня, как я себя чувтвовал. У меня было ощущение рассеянности: я реально не мог сконцентироваться. Я походил вокруг дома какое-то время под пристальным взглядом Дон Хуана: он следовал за мной. Я чувствовал, что делать нечего и пошёл спать опять. Проснулся в конце дня, чувствуя себя намного лучше. Нашёл много раздробленных листьев вокруг себя. Когда я проснулся, то лежал на животе на куче листьев. Их запах был очень сильным. Помню осознал запах до того, как полностью проснуться. Я пошёл в заднюю часть дома и нашёл Дон Хуана сидящим возле оросительного канала. Когда он увидел как я приближаюсь, он сделал отчаянный жест заставить меня остановиться и идти обратно в дом.
"Беги внутрь!" заорал он. Я побежал в дом и через некоторое время он присоединился ко мне. "Никогда не ходи за мной," сказал он. "Если хочешь видеть меня, жди меня здесь." я извинился. Он велел мне не тратить себя глупыми извинениями, которые не имели силы анулировать мои действия. Он сказал, что ему было очень трудно привести меня назад, и что он действовал у воды как посредник для меня. "Мы должны сейчас попробовать и вымыть тебя в воде," сказал он. Я заверил его, что чувствовал себя хорошо. Он уставился мне в глаза долгое время. "Иди со мной, я собираюсь положить тебя в воду."
"Я - в порядке, смотри - я пишу," сказал я. Он поднял меня с матрасса со значительной силой.
"Не потакай своим слабостям!" сказал он. "Мгновенно ты снова заснёшь. Может быть я не смогу тебя разбудить в этот раз."
Мы побежали обратно в его дом. До того как достичь воды, он сказал мне очень драматическим тоном плотно закрыть глаза и не открывать их, пока он не скажет.
Он сказал мне, что если я взгляну на воду, даже секунду, я могу умереть. Он вёл меня за руку и головой опустил меня в оросительный канал. Я держал свои глаза закрытыми, пока он продолжал погружать и вытаскивать меня часами из воды. Перемена, которую я испытывал, была исключительной. Всё, что было не так со мной до того, как я влез в воду, было таким лёгким, что я реально не заметил этого, пока я не сравнил это с моим чувством благосостояния и бдительности, пока Дон Хуан держал меня в канапе. Вода попала мне в нос и я начал чихать. Дон Хуан вытащил меня и повёл меня с закрытыми глазами в дом. Он заставил меня сменит одежду, потом повёл меня в свою комнату, усадил меня на мой матрас, выбрал направление моего тела и затем велел мне открыть глаза.
196-197
Я открыл их и то, что я увидел, заставило меня отпрыгнуть назад и схватиться за его ногу. Я испытал невероятное замешательство. Дон Хуан обнял меня своими кулаками на самой верхушке моей головы. Это был быстрый удар, который не был сильным или болезненным, но шокирующим.
"Что с тобой? Что ты увидел?" спросил он. Открыв глаза, я увидел ту же самую сцену, которую видел до этого. Я видел того же человека. В этот раз однако, он почти дотрагивался до меня. Я увидел его лицо: было что-то знакомое в нём, я почти знал, кто это был. Сцена исчезла, когда Дон Хуан ударил меня по голове.
Я посмотрел на Дон Хуана: у него рука была наготове ударить меня опять. Он засмеялся и спросил, хочу ли я получить ещё удар. Я отцепился от его ноги и расслабился на своём матрасе. Он велел мне смотреть прямо вперёд и не поворачиваться ни при каких обстоятельствах в направлении воды сзади дома.
Потом я впервые заметил, что в комнате была абсолютная темнота. Какой-то момент я не был уверен, держал ли я глаза открытыми. Я тронул их руками для верности. Громко позвал Дон Хуана и сказал ему, что что-то было не так с моими глазами; я совсем не мог видеть, тогда как секунду назад я видел его готовым ударить меня. Я услышал его смех над головой справа, и затем он зажёг свою керосиновую лампу. Мои глаза прспособились к свету в течении секунд. Всё было как всегда: стены комнаты, странного контура сухие медицинские травы, висящие на них; пучки корней, соломенная крыша, керосиновая лампа, висящая с балки.
Я виделкомнату сотни раз и всё хе в этот раз, в ней было что-то уникальное и во мне тоже. Впервые я не верил конечной реальности моего восприятия.
Я двигался к этому чувству и наверно обдумывал его в разное время, но никогда я серьёзно не сомневался. Однако в этот раз, я не верил, что комната была "реальной", И какой-то момент у меня было странное ощуение, что это была сцена, которая исчезнет, если Дон Хуан постучит меня по верхушке головы своими костяшками. Я начал дрожать, не будучи замёрзшим. Нервные спазмы пробежали вниз по моей спине. Голова чувствовалась тяжёлой, особенно в районе прямо над моей шеей. Я пожаловался, что не чувствую себя хорошо и сказал ему, что я видел. Он посмеялся надо мной, сказав, что уступать испугу было жалкое потакание своим слабостям.
"Ты напуган, не имея страха," сказал он. "Ты ВИДЕЛ, как союзник уставился на тебя, ну и что? Подожди, когда ты будешь к нему лицом, до этого наделаешь в штаны." Он велел мне встать и идти к моей машине, не оборачиваясь в направлении воды, и ждать его там, пока он достанет верёвку и лопату. Он велел мне ехать к месту, где мы нашли пень. Мы продолжали откапывать его в темноте. Часами я тяжело работал. Пень мы не вытащили, но я чувствовал себя лучше. Мы пошли обратно в дом, поели и вещи стали снова совершенно реальными и банальными.
"Что со мной случилось? Что я делал вчера?" спросил я.
"Ты курил меня и потом ты курил союзника," ответил он.
"Прошу прощенья?" Дон Хуан засмеялся и сказал, что следующее, я собираюсь сделать, это требовать, чтобы он рассказал мне всё с самого начала.
"Ты курил меня," повторил он. "Ты уставился мне в лицо, в мои глаза. Ты видел огни, которые отмечают лицо человека. Я - Колдун, ты ВИДЕЛ это в моих глазах. Хотя ты этого не знал, потому что это впервые ты сделал. Глаза людей неодинаковы и ты это скоро узнаешь. Потом ты курил союзника."
"Ты имеешь ввиду человека в поле?"
"Это не был человек, это был союзник, приглашающий тебя."
"Куда мы ушли? Гле мы были, когда я увидел этого человека, я имею ввиду союзника?" Дон Хуан сделал жест подбородком, указать на место перед домом, и сказал, что он взял меня на вершину небольшого холма. Я сказал что окружающий мир, который я видел, не имел ничего общего с кустами пустыни вокруг его дома. Он ответил, что союзник, кто пригласил меня, не был из окружающего мира.
"Откуда он?"
"Я очень скоро тебя туда возьму."
198-199
"Как понимать моё видение?"
"Ты учился ВИДЕТЬ, вот и всё. Но сейчас ты вот-вот потеряешь штаны, потому что потакаешь своим слабостям; ты уступил себя своему страху. Может быть тебе следует описать всё, что ты ВИДЕЛ."
Когда я начал описывать, как выглядело его лицо, он заставил меня остановиться и сказал, что это неважно. Я сказал ему, что я почти ВИДЕЛ его, как Светящееся Яйцо. Он сказал, что "почти" - недостаточно, и что ВИДЕТЬ возьмёт мне много времени и работы. Ему была интересна сцена вспаханного поля и каждая деталь, какую я мог вспомнить о человеке.
"Тот союзник приглашал тебя," сказал он, "я заставил тебя повернуть твою голову, когда он подошёл к тебе, не потому что он представлял опасность для тебя, а потому что лучше подождать: ты не торопишься. Воин никогда не бездействует и никогда не спешит. Встретить союзника, не приготовшись, это как атаковать льва своим пуканием." Мне понравилось его выражение и мы хорошо посмеялись.
"Что бы случилось, если бы ты не повернул мою голову?"
"Тебе бы пришлось самому повернуть голову."
"А если бы я не повернул?"
"Союзник подошёл бы к тебе и здорово тебя напугал. А если бы ты был один, он мог убить тебя. Я не советую тебе быть одному в горах или в пустыне, пока ты не сможешь защитить себя. Союзник может поймать тебя одного там и сделать из тебя фарш."
"Что означали те действия, которые он исполнял?"
"Смотря на тебя, значило, что он приглашает тебя. Он показал тебе, что тебе нужна ловушка для духа и мешочек, но не из этого района; его мешочек был из другой части страны. У тебя 3 камня преткновения на пути, это заставляет тебя останавливаться; это были валуны. И ты определённо собираешься получить свои лучшие силы в воде каньонов и в оврагах; союзник указал овраг тебе. Остальная сцена означала - помочь тебе обнаружить его. Сейчас я знаю, где это место,
я возьму тебя туда очень скоро."
"Ты имеешь ввиду, что сцена, которую я видел, дествительно существует?"
"Конечно."
"Где?"
"Этого я не могу тебе сказать."
"Как я найду это место?"
"Этого я не могу тебе также сказать, и не потому что не хочу, а потому что я просто не знаю, как тебе сказать." Я хотел знать, что означает ВИДЕТЬ ту же сцену, пока я был в его комнте. Дон Хуан засмеялся и имитировал меня, схватившим его ногу. "Это было подтверждение, что союзник желает тебя," сказал он.
"Он хотел быть уверенным в тебе, я знаю, что он приветствовал тебя."
"А как насчёт лица, которое я видел?"
"Тебе лицо знакомо, так как ты знаешь его, ты и раньше его видел. Может быть это лицо твоей смерти. Ты испугался, но это была твоя беззаботность. Он ждал тебя и когда ты появился, ты уступил страху. К счастью, я был там ударить тебя, иначе он бы пошёл против тебя, что было бы только кстати. Чтобы встретить союзника, человек должен быть достойным воином иначе союзник может пойти против него и разрушить его."
Дон Хуан разубедил меня возвращаться в Лос Анжелес на следующее утро. Наверно он думал, что я всё ещё не совсем пришёл в себя. Он настаивал, чтобы
я сидел внутри его комнаты, лицом на юго-восток, чтобы сохранить мою силу. Он сел слева, дал мне мой блокнот и сказал, что в этот раз, я его связал обещанием; ему не только пришлось остаться со мной, ему также пришлось говорить со мной.
"Мне придётся снова взять тебя к воде в сумерках," сказал он. "Ты ещё не плотный и тебе не следует быть наедине сегодня. Я буду с тобой всё утро и во второй половине дня ты будешь в лучшей форме." Его озабоченность заставила меня чувствовать настороже.
"Что со мной не так?" спросил я.
"Ты нашёл союзника."
"Что ты под этим имеешь ввиду?"
"Сегодня мы не должны говорить о союзниках, давай поговорим о чём-нибудь ещё." Я реально не хотел совсем говорить. Я начал ощущать беспокойство и раздражение.
200-201
Дон Хуан наверно нашёл ситуацию совершенно абсурдной и смеялся до слёз. "Не говори мне, что в то время когда тебе следует говорить, у тебя нечего сказать,"
его глаза сверкали озорством. Его настрой очень успокаивал меня. Была только одна тема, которая интересовала меня в тот момент: союзник. Его лицо было таким знакомым; было не так, чтобы я знал его или чтобы я видел его до этого. Это было что-то ещё. Каждый раз я начинал думать о его лице, мой разум испытывал бомбардировку другими мыслями. Как-будто другая часть меня знала, но разрешала остальной части меня подойти ближе к этому. Ощущение лица союзника быть знакомым, было таким жутким, что это вогнало меня в состояние меланхолии. Дон Хуан сказал, что это могло быть лицом моей смерти. Я думаю, это заявление явно осело во мне. Мне страшно хотелось спросить об этом и у меня было ясное ощущение, что Дон Хуан сдерживал меня. Я взял пару глубоких вдохов и выдал вопрос.
"Что такое смерть, Дон Хуан?"
"Я не знаю," ответил он, улыбаясь.

"Я имею ввиду, как ты опишешь смерть? Мне нужно твоё мнение. Я думаю у каждого есть определённое мнение о смерти."
"Я не знаю , о чём ты говоришь."
У меня в машине была "Тибетская книга о мёртвых". Я подумал использовать её как тему для разговора, так как она была связана со смертью. Я сказал, что собираюсь её читать ему и начал вставать. Он заставил меня сесть, вышел и сам достал книгу.
"Утро - плохое время для Колдунов," сказал он как объяснение, почему я остался сидеть. "Ты слишком слабый, чтобы покидать мою комнату, здесь внутри, ты защищён. Если ты сейчас будешь бродить, шанс, что с тобой приключится ужасное несчастье. Союзник может убить тебя на дороге или в кустах. Позднее, когда они найдут твоё тело, они скажут: или ты таинственно умер, или имел несчастный случай."
Я не был в настроении или в положении сомневаться его решениям, поэтому я остался сидеть почти всё утро, читая и объясняя ему некоторые части книги.
Он внимательно слушал и совсем меня не перебивал. Дважды мне пришлось останавливаться на короткое время, когда он приносил воду и пищу, но как только он опять становился свободен, он уговаривал меня продолжать читать. Ему казалось было очень интересно. Когда я закончил, он посмотрел на меня.
"Я не понимаю, почему те люди говорят о смерти, как-будто смерть - как жизнь," тихо сказал он.

"Может быть так они её понимают. Ты думаешь люди Тибета ВИДЯТ?"
"Едва ли. Когда человек учится ВИДЕТЬ, ни одна вещь не становится той же самой. Никакая. Если бы люди Тибета могли ВИДЕТЬ, они бы могли сразу сказать, что никакая вещь больше не то же самое. Как только мы ВИДИМ, ничего неизвестно, ничего не остаётся таким, как мы привыкли это знать, когда мы не ВИДЕЛИ."
"Наверно, ВИДЕТЬ - не то же самое для каждого."
"Правильно. Это - не то же самое. И всё же, это не значит, что значение жизни то же самое. Когда научишься ВИДЕТЬ, никакая вещь не выглядит по старому."
"Люди Тибета явно думают, что смерть как жизнь. Как ты думаешь, смерть как ты сам?" спросил я.
"Я не думаю, что смерть, как что-либо люди Тибета должно быть говорят о чём-то другом. В любом случае, о чём они говорят - это не смерть."
"Тогда о чём они говорят?"
"Может ты мне скажешь это. Ты тот, кто читает." Я старался сказать что-то ещё, но он начал смеяться. "Наверно, они реально ВИДЯТ," продолжал Дон Хуан,
"в таком случае, они должно быть поняли, что то, что они ВИДЯТ, никакого смысла не имеет и они написали кучу чепухи, потому что для них это не имеет никакой разницы; в таком случае, что они написали, совсем не чепуха."
"Мне всё равно, что они говорят," ответил я, "но не всё равно, что ты об этом скажешь. Мне хочется знать, что ты думаешь о смерти."
Он уставился на меня на мгновенье и усмехнулся, открыл глаза и поднял брови комическим жестом удивления. "Смерть - это кручение," сказал он. "Смерть - это лицо союзника; смерть - это сияющее облако на горизонте; смерть - это шёпот Mescalito в твоих ушах; смерть - это я разговариваю; смерть - это беззубый рот Хранителя; смерть - это Дженаро, сидящий на свей голове; смерть - это ты и твой блокнот; смерть - это ничто. Ничто! Она здесь и всё же она совсем не здесь."

202-203
Дон Хуан посмеялся с большим удовольствием. Его смех был как песня, он имел танцующий ритм. "Никакого смысла я не делаю, да?" сказал он. "Я не могу сказать тебе, на что похожа смерть. Но наверно, я могу сказать тебе о твоей собственной смерти. Невозможно сказать с уверенностью, на что она будет похожа, однако, я могу сказать тебе, на что она может быть похожа."
Мне стало страшно в этот момент и я запротестовал, что я только хотел знать: как смерть выглядит для него. Я подчеркнул, что мне было интересно его мнение о смерти в общем, но меня не заботило знать о чьей-то личной смерти, особенно моей собственной.
"Я не могу говорить о смерти кроме как в личных терминах," сказал он. "Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о смерти. Хорошо! Тогда не бойся услышать о твоей собственной смерти."
Я признался, что был слишком нервным, чтобы говорить об этом. Мне хотелось о смерти в общем, как он сам лелал, когда сказал мне, что во время смерти его сына Eulalio, жизнь и смерть сплелись как туман кристалов.
"Я сказал тебе, что жизнь моего сына расширипась во время его личной смерти," сказал он. "Я не говорил о смерти в общем, а только о смерти моего сына."
Я реально хотел отвести разговор от деталей и упомянул, что я читал рассказы людей, кто умирал на несколько минут и оживали с помощью медицинских приёмов. Во всех прочитанных случаях, люди заявляли после оживления, что они совсем не могли ничего вспомнить, и что умереть это просто ощущение потери сознания.
"Это совершенно понятно," сказал он. "Смерть имеет две стадии. Первая - потеря сознания."

Это - бессмысленная стадия, очень похожая на эффект Mescalito, в котором испытываешь лёгкость, которая делает человека счастливым, полным и что всё в мире хорошо. Но это только первоначальное состояние; оно быстро исчезает и входишь в новую фазу: мир силы и бесчувственности. Эта вторая стадия - реальная встреча с Mescalito. Смерть очень похожа на это. Первая стадия - лёгкая потеря сознания. Однако, вторая это настоящая стадия, где встречаешься со смертью; это быстрый момент, после первой потери сознания, когда мы чувствуем, что мы каким-то образом, снова сами собой. Как раз в тот момент смерть ударяет в нас спокойной яростью и силой, пока она не растворит наши жизни в ничто."

"Как ты можешь быть уверен, что говоришь о смерти?"
"У меня есть союзник - маленький Дымок, он показал мне мою безошибочную смерть с огромной ясностью. Поэтому я могу только гоаорить о личной смерти."
Слова Дон Хуана вызвали во мне глубочайшее предчуствие и драматическую расстерянность. У меня было чувство, что он собирался описать открытые банальные детали моей смерти и сказать мне как или когда я умру. Сама мысль знать это, приводила меня в отчаяние и, в то же время, меня разпирало любопытство. Я конечно мог бы попросить его, описать свою собственную смерть, но чувствовал, что такая просьба была бы слишком грубой и машинально опроверг её. Дон Хуану, казалось, доставлял удовольствие мой конфликт: его тело от смеха ходило ходуном.
"Ты хочешь знать, на что будет похожа твоя смерть?" спросил он меня с детским удовольствием на лице. Я нашёл его озорство дразнить меня, довольно комфортным. Это почти сняло край моего предчувствия.
"Хорошо, скажи мне," мой голос хрустнул. Он выдал громадный взрыв смеха. Он держался за живот и катался на боку, повторяя передразнивая:
"Хорошо, скажи мне," с хрустом в голосе. Потом он выпрямился и сел, принимая притворную неподвижность, и дрожащим голосом он сказал.
"Вторая стадия твоей смерти может очень даже быть такой." Его глаза осмотрели меня с вероятно искренним любопытством. Я засмеялся, ясно понимая, что его озорство - единственный приём, который мог затупить край идеи чьей-то смерти. "Ты много ездишь," продолжал он, "так что в какой-то момент, ты можешь найти себя снова за рулём.

204-205
Это будет очень быстрое ощущение, которое не даст тебе времени думать. Вдруг, скажем, ты найдёшь себя за рулём, как ты делал это тысячу раз. Но раньше
ты мог поражаться себе, ты бы заметил странное скопление перед твоим лобовым стеклом. Если бы ты посмотрел поближе, ты бы понял, что это облако, которое
выглядит как сияющее кручение. Оно было бы похоже, скажем, на лицо перед тобой прямо в середине неба. Наблюдая за этим, ты увидишь его двигающимся назад, пока он не становится сверкающей точкой в отдалении, и затем ты заметишь, что она снова начала двигаться к тебе. Она ускорит движение и мгновенно она ударит в лобовое стекло твоей машины. Ты силён; я уверен я уверен, что смерти возьмёт пару ударов, чтобы справиться с тобой. К тому времени, ты будешь знать, где ты был и что с тобой случилось, лицо снова уменьшиться до положения горизонта, ускорит скорость и ударит в тебя. Лицо войдёт внутрь тебя и потом ты узнаешь - это было всё время лицо союзника или это я разговаривал, или ты писал. Смерть была ничто всё время. Ничто. Это была маленькая точка, затерянная в страницах твоего блокнота. И всё же она войдёт внутрь тебя с неконтролируемой силой и заставит тебя расшириться. Она сделает тебя плоской и расширит тебя по небу, земле и дальше. И ты будешь как туман крошечных кристалов, двигающихся прочь."
Его описание моей смерти произвело на меня большое впечатление. Я ожидал услышать что-то необычное и не мог ничего сказать долгое время.
"Смерть входит через живот," продолжал он. "Прямо через щель Воли. Это место самая важная и чувствительная часть человека. Это место Воли и также место, через которое все мы умираем. Я знаю это, потому что мой союзник привёл меня к этой стадии. Колдун настраивает свою Волю, позволяя своей смерти взять верх над ним, и когда он плоский и начинает расширяться, его безукоризненная Воля берёт верх и снова собирает туман в человека."
Дон Хуан сделал странный жест: он открыл руки как два веера, поднял их на уровень бровей, повернул их до тех пор, пока его большие пальцы не коснулись его боков, а затем медленно соединил их в центре своего тела над пупком. Он держал их там момент. Его руки дрожали от напряжения. Потом он поднял их наверх, пока кончики его средних пальцев не коснулись его лба и затем спустил их вниз в то же положение, в центр своего тела. Это был сильный жест. Дон Хуан исполнил его с такой красотой и силой, что я был очарован.
"Это его Воля, которая собирает Колдуна," сказал он, "но, так как его старый возраст делает его хлипким, его Воля уменьшается и неизбежно приходит момент, когда он больше не способен командовать своей Волей. Тогда у него ничего нет, чем противостоять молчаливую силу его смерти. Его жизнь становится как жизни его друзей: расширяющийся, безграничный туман." Дон Хуан уставился на меня и встал. Я дрожал. "Ты можешь идти в кусты, сейчас полдень."
Мне нужно было идти, но я не смел. Наверно я чувствовал себя больше нервным, чем напуганным. Однако я больше не был насторожен в отношении союзника.
Дон Хуан сказал, это неважно как я себя чувствовал, только бы я был плотным. Он убедил меня, что я был в прекрасной форме и мог спокойно идти в кусты, только не близко к воде.
"Это другая вещь," сказал он. "Мне нужно окунуть тебя ещё раз, поэтому будь подальше от воды."
Позднее он захотел чтобы я довёз его в близлежащий город. Я упомянул, что езда была бы прекрасной переменой для меня, потому что меня всё ещё шатало; идея, что Колдун реально играл со своей смертью, для меня была довольно отвратительна.
"Быть Колдуном - ужасный груз," сказал он убедительным тоном. "Я говорил тебе, что намного лучше научиться ВИДЕТЬ. Человек, кто ВИДИТ, это - всё, в сравнении, Колдун - печальны человек."
"Что такое Колдовство?"
Он смотрел на меня долгое время, качая незаметно головой. "Колдовство - это применять чью-то Волю к ключевому соединению," сказал он. "Колдовство - это помеха.
206-207
Колдун ищет и находит ключевое соединение к любому, на что он хочет повлиять, и затем он применяет к этому свою Волю. Колдун не обязан ВИДЕТЬ, чтобы быть Колдуном, всё, что ему нужно знать, это - как использовать его Волю." Я попросил его объяснить, что он имел ввиду под ключевым соединением.
Он немного подумал и сказал, что знал, какой была моя машина.
"Это явно машина," сказал я.
"Я имею ввиду твоя машина - это - запальные свечи. Это ключевое соединения для меня. Я могу применить к этому свою Волю и твоя машина не будет работать."
Дон Хуан залез в мою машину и сел. Он пригласил меня сделать то же самое, устраиваясь поудобнее на месте. "Смотри, что я делаю," сказал он. "Я - ворона, поэтому сначала я освобожу свои перья." Он взъерошил всё своё тело. Его движения напоминали мне ласточку, намокающую свои перья в луже. Он опустил свою голову как птица, окуная свой клюв в воду. "Чувствуется реально хорошо," сказал он и начал смеяться. Его смех был странным: он имел особый очаровывающий эффект на меня. Я вспомнил, что слышал его смех в такой манере много раз до этого. Наверно причиной, что я никогда открыто не осознавал его было то, что он никогда не смеялся так достаточно долго в моём присуствии. "Ворона следующим, освобождает свою шею," сказал он и начал извивать свою шею и тереть свои щёки на своих плечах. Затем он посмотрел на мир одним глазом, а потом другим. Его голова тряслась, когда он якобы перенёс свой взгляд на мир с одного глаза на другой. Вибрация его смеха стала выше. У меня было абсурдное чувство, что он собирается превратиться в ворону перед моими глазами. Я хотел посмеяться над этим, но был почти парализован. Я реально чувствовал какую-то охватывающую силу вокруг себя. Я не боялся, не кружилась голова и не был сонным. Мои способности не изменились, как я мог судить.
"Сейчас заведи свою машину," сказал он.
Я завёл мотор и автоматически нажал на педаль газа. Мотор начал буксовать. Смех Дон Хуана был тихим, ритмичным. Я снова и снова попробовал, наверно потратил 10 минут. Дон Хуан всё время подсмеивался. Потом я бросил и сидел там с тяжёлой головой. Он прекратил смеяться и осмотрел меня, тогда я знал, что его смех ввёл меня в гипнотическое состояние. Хотя я ясно осознавал, что происходит, я чувствовал, что не был в себе. Во время того, когда я не мог завести машину, я был очень сонным, почти онемевшим. Было так, как-будто Дон Хуан влиял не только на машину, но и на меня. Когда он прекратил кудахтанье, чары закончались и импульсивно я включил мотор. Я был уверен, что Дон Хуан только зачаровывал меня своим смехом и заставил меня поверить, что я не могу завести машину. Краем глаза я видел, как он с любопытством смотрел на меня, как я заводил мотор и бесшабашно тратил бензин. Дон Хуан мягко похлопал меня и сказал, что ярость вернёт меня в плотное состояние и наверно мне не нужно будет окунаться снова в воду. Чем яростнее я буду, тем быстрее я оправлюсь от моей встречи с союзником.
"Не стыдись, ударь машину." Я слышал как говорил Дон Хуан. Его естественный, повседневный смех вырвался и я почувствовал себя нелепо и боязливо засмеялся. Через некоторое время Дон Хуан сказал, что освободил машину. Она завелась!
208-209
28 сентября 1969.
Было что-то жуткое в доме Дон Хуана. Какой-то момент я подумал, что он что-то прятал там, чтобы напугать меня. Я позвал его и потом собрал достаточно нервов и вошёл внутрь. Дон Хуана там не было. Я положил два мешка с продуктами, которые привёз, на кучу дров и сел ждать его, как я делал это много раз до этого.
Но впервые за годы моего знакомства с Дон Хуаном, я боялся остаться один в его доме, я ощущал присуствие, как-будто кто-то невидимый был там со мной.
Тогда я вспомнил, что годы назад, у меня было такое же отдалённое чувство, что что-то незнакомое бродит вокруг меня, когда я был один. Я подпрыгнул и убкжал из дома. Я приехал к Дон Хуану, чтобы сказать ему, что накопленный эффект задания ВИДЕТЬ, сказывался на мне. Стало нелегко, слегка раздражительный без всяой на то причины, усталый. Затем моя реакция на то, чтобы оставаться одному в его доме, вызвала полную память, как мой страх возрастал в прошлом.
Страх, прослеженный назад к годам, когда Дон Хуан создал конфронтацию между мной и Колдуньей, женщиной, которую он называл "la Catalina". Это началось
23 ноября 1961 года, когда я нашёл его в его доме с вывернутой ступнёй. Он объяснил мне, что у него был враг - Колдунья, кто превртилась в чёрную птицу, и кто пыталась его убить. "Как только я смогу ходить, я покажу тебе, кто эта женщина. Ты должен знать кто она," сказал Дон Хуан.
"Почему она хочет убить тебя?" Он нетерпеливо дёрнул плечами и отказался что-нибудь сказать. Я вернулся через 10 дней, чтобы увидеть его, и нашёл его совершенно здоровым. Он покрутил своей ступнёй - показать мне, что она в порядке, и отнёс своё быстрое выздоровнение за счёт природы гипса, который
он сам приготовил.
"Хорошо, что ты здесь. Сегодня я собираюсь взять тебя в небольшое путешествие," сказал он. Затем он велел мне ехать в безлюдное место, там мы остановились. Дон Хуан вытянул ноги, потянулся и удобно устроился на сиденье, как-будто он собирался поспать. Он сказал мне отдохнуть и быть очень спокойным. Он знал, что мы должны быть, как можно незаметнее, пока не наступит ночь, потому что конец дня был очень опасным для дела, которое мы делали.
"Какого рода дело, которым мы занимаемся?" спросил я.
"Мы здесь, чтобы по секрету наблюдать за la Catalina," сказал он. Когда стемнело, мы выскользнули из машины и очень медленно и бесшумно пошли в кусты пустыни. С того места, где мы остановились, я мог видеть отличить чёрные силуэты холмов на обоих сторонах. Мы были в плоском, достаточно широком каньоне. Дон Хуан дал мне инструкции в деталях, как оставаться и слиться с кустами, и учил меня как сидеть и наблюдать во время часов сна, как он это называл.
Он велел мне подложить мою правую ногу под левый бок и держать мою левую ногу к земле. Он объяснил, что подложенная нога служила как пружина, чтобы встать с большой скоростью, если необходимо. Тогда он мне сказал сесть лицом на запад, потому что это было направление дома женщины. Он сел рядом со мной, справа и шёпотом велел мне держать глаза на земле в фокусе, ища или скорее ожидая свего рода волну ветра, который покроет небольшими волнами кусты. Когда волны касаются кустов, на которых я сфокусировался, я должен был посмотреть вверх и увидеть Колдунью во всей её величественной, зловещей красоте.
Дон Хуан реально использовал эти слова.
210-211
Когда я попросил его объяснить, что он имел ввиду, он сказал, что если я обнаружу волну, я просто должен посмотреть вверх и видеть самому, потому что
"Колдун в борьбе" - так уникально, что это не объяснишь. Был довольно продолжительный ветер и я подумал, что обнаружил волну на кустах много раз.
Я смотрел вверх каждый раз, готовый к мистическому событию, но я ничего не видел. Каждый раз, когда ветер обдувал кусты, Дон Хуан ожесточённо подкидывал землю, крутился, двигал руками, как-будто они были кнутами. Сила его движений была экстраординарной. После нескольких провалов увидеть Колдунью в
полёте, я был уверен, что не собирался увидеть никакого мистического события, однако показ силы Дон Хуана был таким восхищающим, что я не возражал провести ночь там. На рассвете Дон Хуан сел рядом со мной. Похоже он совершенно обессилел, он едва мог двигаться. Он лёг на спину и промямлил, что ему не удалось "пронзить женщину". Меня очень заинтриговало это заявление. Он повторил его несколько раз и каждый раз его тон становился более безнадёжным, более отчаянным. Я начал испытывать необычное беспокойство и нашёл очень лёгким посылать мои чувства в настрой Дон Хуана. Он не упоминал ничего о случае или о женщине несколько месяцев. Я подумал, что он или забыл, или урегулировал это дело. Однако одним днём, я нашёл его в очень беспокойном настроении и в состоянии, которое совсем не гармонировало с его естественным спокойствием. Он сказал мне, что вчера ночью чёрная птица стояла перед ним, почти касаясь его, и что он даже не проснулся. Искусство женщины было таким грандиозным, что он не чувствовал совсем её присуствия. Он сказал, что ему повезло, что он проснулся в последний момент, чтобы броситься на борьбу за свою жизнь. Тон голоса Дон Хуана был трогательным, почти душераздирающим.
Я почувствовал охвативщее меня чувство любви и заботы. Печальным и драматическим тоном он подтвердил, что у него нет возможности остановить её, и что в следующий раз, когда она подойдёт близко к неиу, это будет его последний день на Земле. Я стал подавленным и почти в слезах. Дон Хуан похоже заметил моё глубокое сочувствие и засмеялся, я подумал от храбрости. Он похлопал меня по спине и сказал, что мне не следует волноваться, что он не был ещё полностью потерян, потому что у него была последняя, козырная карта.
"Воин живёт стратегически," сказал он, улыбаясь. "Воин никогда не носит грузы, с которыми не может справиться." Улыбка Дон Хуана имела силу рассеять мрачные облака надвигающегося рока. Я вдруг почувствовал себя на высоте и мы оба рассмеялись. Он похлопал меня по голове. "Ты знаешь, из всех вещей на Земле, ты - моя последняя карта," вдруг сказал он, смотря мне прямо в глаза.
"Что?"
"Ты - моя козырная карта в моей борьбе с этой Колдуньей." Я не понял, что он имел ввиду и он объяснил, что женщина не знает меня, и что если я сыграю наруку и он будет направлять меня, у меня будет хороший шанс "пронзить её".
"Как понимать "пронзить её"?"
"Ты не можешь убить её, но ты должен проткнуть её как шар. если ты это сделаешь, то она оставит меня в покое. Но сейчас об этом не думай, я скажу тебе что делать, когда придёт время."
Прошли месяцы. Я забыл об этом случае и удивился, когда однажды прибыл к нему домой; Дон Хуан выбежал бегом и не дал мне вылезти из машины.
"Ты должен немедленно уехать," прошептал он в спешке. "Слушай внимательно. Купи ружьё или достань его как угодно; не приноси мне своё собственное ружьё, ты понял? Достань любое, кроме своего собственного и сразу принеси его сюда."
"Зачем тебе ружьё?"
"Сейчас, ступай!"
Я вернулся с ружьём. У меня не было денег купить новое, но мой друг дал мне своё старое. Дон Хуан не посмотрел на него; смеясь, он объяснил, что был резок со мной, потому что чёрная птица была на крыше дома и он не хотел, чтобы она увидела меня.
"Найдя чёрную птицу на крыше дало мне идею, что ты мжешь принести ружьё и пронзитьеё этим," сказал Дон Хуан с эмоцией. "Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, поэтому я предложил, чтобы ты купил ружьё или достал в любом случае.
212-213
Понимаешь, ты должен уничтожить ружьё после того как закончишь задание."
"О каком задании ты говоришь?"
"Ты должен пронзить женщину своим ружьём." Он заставил меня почистить ружьё, натирая его листьями и стеблями, странно пахнущего растения. Он сам натёр два патрона и положил их внутрь ствола. Потом он сказал, чтобы я спрятался впереди его дома и ждал, пока чёрная птица не сядет на крышу, и тогда, после тщательного прицела, я должен был выстрелить из обоих стволов. Эффект сюрприза, больше чем пули, пронзит женщину, и если я сильный и решительный, я смогу заставить её оставить его в покое. Поэтому моя цель должна быть безукоризненной и также моя решимость пронзить её. "Ты должен крикнуть когда стреляешь," добавил он. "Это должен быть пронизывающий и мощный."
Затем он вытащил связки бамбука и палки для костра из рамады его дома. Он заставил меня спрятаться за кучей. Положение было вполне удобным. Я был вроде полу-сидящим: моя спина имела хорошую подпорку и у меня было хорошее обозрение крыши. Он сказал, что было слишком рано для ведьмы вылетать, и что до сумерков мы должны закончить все приготовления. Потом он притворится, что закрывает себя внутри дома, чтобы привлечь её и спровоцирует другую атаку на него. Он посоветовал мне расслабиться и найти самое удобное положение откуда стрелять, не двигаясь. Он велел мне прицелиться на крышу пару раз и заключил, что действие - поднятие ружья на моё плечо и прицелиться - было слишком медленным и неудобным. Тогда он построил подставку для ружья.
Он проделал две глубокие дыры заострёным железным прутом, вонзил в них две рогатки, и привязал длинный шест между рогатками. Конструкция дала мне поддержку для стрельбы и позволила мне держать ружьё нацеленным на крышу. Дон Хуан посмотрел на небо и сказал, что наступило время для него запереться в доме. Он встал и спокойно пошёл в дом, давая мне последнее предупреждение, что моё старание, попытка не была шуточной, и что мне придёться сразить птицу с первого выстрела. После того, как Дон Хуан ушёл, у меня было несколько минут сумерков и потом стало довольно темно. Казалось, что темнота ждала пока я буду один и вдруг она опустилась на меня. Я старался фокусировать глаза на крыше, силуэт которой был на небе. Какое-то время было достаточно света на горизонте, так что линия крыши была всё ещё видимой, но потом небо почернело и я едва мог разглядеть дом. Часами я продолжал фокусироваться на крыше, вообще ничего не замечая. Я видел пару сов, летящих на север, размах их крыльев впечатлял и их нельзя было спутать с чёрными птицами. Однако в какой-то момент
я ясно заметил чёрную форму маленькой птицы, садящейся на крышу. Это явно была птица! Моё сердце сильно забилось, я почувствовал гул в ушах.
Я прицелился в темноте и спустил оба курка. Произошёл довольно громкий взрыв. Я почувствовал сильную отдачу ружья на плече и, в то же время, я услышал наиболее пронизывающий и жуткий человеческий вопль. Он был громким и ужасным, похоже исходил от крыши. У меня был момент полной растерянности. Затем я вспомнил, что Дон Хуан просил меня кричать во время выстрела, а я забыл. Я подумал перезарядить своё ружьё, когда Дон Хуан открыл дверь и выскочил бегом. С ним была керосиновая лампа. Он выглядел весьма нервным.
"Я думаю, ты в неё попал," сказал он. "Сейчас мы должны найти мёртвую птицу." Он принёс лестницу и велел мне залезть наверх и посмотреть на рамаду, но я не смог ничего там найти. Он залез наверх и смотрел сам какое-то время с негативным результатом.
"Наверно ты разорвал птицу на куски, сказал Дон Хуан,."в таком случае, "мы должны найти хотя бы перо."
Мы начали смотреть вокруг рамады сначала, и потом вокруг дома. Мы искали в свете лампы до утра. Затем мы начали снова обыскивать весь район, который мы покрыли в течении ночи. Около 11 утра Дон Хуан закончил наши поиски. Он сидел подавленный, боязливо улыбаясь мне, и сказал, что мне не удалось остановить его врага, и что сейчас, больше чем когда-либо, его жизнь не стоит ломаного гроша, потому что женщина несомненно раздражена и имеет желание мстить.
"Хотя ты вне опасности," заверил Дон Хуан, "Женщина не знает тебя."
214-215
Когда я шёл к машине возвратиться домой, то спросил Дон Хуана, должен ли я уничтожить ружьё. Он сказал, что ружьё ничего не сделало и мне следует вернуть его владельцу. Я заметил глубокое отчаяние в глазах Дон Хуана. И был так растроган этим, что почти был в слезах.
"Что я могу сделать?" спросил я.
"Ты ничего не можешь сделать," ответил Дон Хуан. Мы помолчали немного, мне сразу же хотелось уехать: я чувствовал угнетающее мучение.
"Ты реально попробуешь помочь мне?" спросил Дон Хуан детским тоном. Я снова сказад ему, что я весь к его услугам, что моя любовь к нему была настолько глубокой, я постараюсь сделать всё возможное, чтобы помочь ему. Дон Хуан улыбнулся и снова спросил, что я действительно имею это ввиду, и я рьяно подтвердил моё желание помочь ему.
"Если ты реально хочешь," у меня может быть ещё шанс." Он казался довольным и широко улыбнулся, хлопнул в ладоши несколько раз, как он обычно делал, когда когда хотел выразить удовольствие. Переменя настроя была такой невероятной, что подействовало и на меня. Я сразу почувствовал, что гнетущее настроение, муки были подавлены и жизнь снова стала необъяснимо волнующей. Дон Хуан сел и я тоже. Он долго смотрел на меня и потом начал говорить мне в очень спокойной и размеренной манере, что я был реально единственным человеком, кто мог помочь ему в этот момент, и поэтому он собирается попросить меня сделать что-то очень опасное и особенное. Он на момент сделал паузу, как-будто хотел подтверждения с моей стороны, и я снова повторил своё твёрдое желание сделать всё для него, что в моих силах.
"Я собираюсь дать тебе оружие пронзить её," сказал он. Он взял длинный предмет из своего мешка и дал мне его. Я взял его, осмотрел и почти уронил его.
"Это - дикий кабан," продолжал он, "Ты должен этим пронзить её." Предмет, который я держал, был сухой ногой дикого кабана. Кожа была уродливой и щетина была отвратительной, чтобы трогать. Копыто было не тронутым и его две половины разошлись, как-будто нога была растянута. Вещь выглядела ужасно, меня чуть не стошнило. Он быстро взял её назад.
"Ты должен ударить её диким кабаном прямо в её пупок," сказал он.
"Что?" сказал я дрожащим голосом.
"Ты должен держать дикого кабана в своей левой руке и ударить её им. Она - Колдунья и дикий кабан войдёт в её живот, и никто в этом мире не увидит, что он застрял там, кроме другого Колдуна. Это не просто обычная борьба, а дело Колдунов. Опасность, на которую ты наткнёшься в том, что если тебе не удасться пронзить её, она может убить тебя на месте или её товарищи и родственники застрелят или ножом тебя убьют. С другой стороны, ты не отделаешься даже царапиной. Если у тебя получится, она будет в ужасном состоянии я с диким кабаном в своём теле и она оставит меня в покое."
Угнетающее мучение снова охватило меня. Я питал глубокое чувство к Дон Хуану. Я восхищался им. В момент этого необычного требования, я уже научился считать его жизнь и его знания, как огромное достижение. Как может кто-то допустить смерть такого человека? И всё де, как может кто-то нарочно рисковать своей жизнью? Я настолько погрузился в свои раздумья, что не заметил, как Дон Хуан встал возле меня и похлопал меня по плечу. Я посмотрел наверх: он благодушно улыбался.
"Когда ты реально почувствуешь, что хочешь помочь мне, тогда тебе следует вернуться," сказал он, "но не раньше. Если ты вернёшься, я знаю, что мы должны делать. А сейчас иди! Если ты не хочешь вернуться, я это тоже пойму." Я автоматически встал, пошёл к машине и уехал. Дон Хуан реально снял меня с крючка:
я мог уйти и никогда не вернуться, но каким-то образом, подумал - быть свободным уйти - меня не успокоило. Я ещё проехал и затем повернул назад к дому Дон Хуана. Он всё ещё сидел под рамадой и казалось не удивился, увидев меня. "Сядь. Облака на западе - красивые. Скоро стемнеет," сказал он.

216-217
"Сиди спокойно и дай сумеркам наполнить тебя. Сейчас делай что хочешь, но когда я тебе скажу, смотри прямо на те сияющие облака и попроси те сумерки дать тебе силу и спокойствие." Я сел лицом к западным облакам на пару часов. Дон Хуан пошёл в дом и оставался там, когда стало темнеть, он вернулся.
"Сумерки пришли," сказал он. "Встань и не закрывай глаза, а смотри прямо на облака; подними свои руки, открой ладони. Твои пальцы вытянулись и беги рысцой на месте." Я следовал его инструкциям: поднял руки над головой и начал бежать рысцой. Дон Хуан подошёл ко мне и поправил мои движения. Он положил ногу дикого кабана в ладонь моей левой руки и велел держать её моим большим пальцем. Затем он опустил мои руки, пока они не указали на оранжевые и тёмно серые облака на горизонте к западу. Он растянул мои пальцы как вееры и велел мне не сгибать их над ладонями моих рук. Это было чрезвычайно важно: чтобы я держал свои пальцы отдельно, потому что закрыв их, я не буду просить сумерки силу и спокойствие, а буду угрожать. Он также поправил мою рысцу. Он сказал: она должна быть мирной и одинаковой, как-будто я реально бежал к сумеркам с моими вытянутыми руками. В ту ночь я не мог заснуть, было так как-будто, чтобы успокоить меня, сумерки дико взволновали меня.
"У меня ещё так много вещей не законченных в моей жизни, так много вещей нерешённых," сказал я. Дон Хуан тихо посмеивался.
"Нет ничего незаконченного в мире, ничего не заканчивается, и всё же ничего не решено. Иди спать." Слова Дон Хуана были странно успокающими.
На следующее утро около 10, Дон Хуан дал мне поесть и затем мы пошли в путь. Он прошептал, что мы должны достичь женщины около 12 дня или до этого, если возможно. Он сказал, что идеальным временем было бы ранние часы дня, потому что ведьма всегда менее сильна или менее осознаёт утром, но никогда не оставит защиту своего дома в те часы. Вопросов я не задавал. Он направил меня к шоссе и в определённой точке он велел мне остановиться и припарковать на стороне дороги, сказав, что мы должны там подождать. Я посмотрел на часы: было почти 11, постоянно зевал, был сонный, мой ум бесцельно бродил. Вдруг Дон Хуан выпрямился и толкнул меня локтём. Я подпрыгнул на своём месте.
"Вот она!" сказал он. Я увидел женщину, шагающую к шоссе по краю культивированного поля. Она несла корзину на правой руке. Я только заметил, что мы припарковались рядом с перекрёстком дорог. Там были две узкие тропы, которые шли параллельно обоим сторронам шоссе, и другая - шире и более используемая тропа, которая проходила перпендикулярно шоссе. Явно людям, кто пользовался этой тропой, приходилось пересекать шоссе. Когда женщина был а всё ещё на грунтовой дороге, Дон Хуан велел мне вылезти из машины. "Сделай это сейчас," твёрдо сказал он и я подчинился. Женщина была почти на шоссе. Я побежал и обогнал её. Я был так близко к ней, что её одежды касались моего лица. Я взял копыто дикого кабана из-под полы и бросил его в неё. Я не чувствовал никакого отвращения к тупому предмету в своей руке. Я увидел мелькнувшую тень как занавес перед собой; моя голова повернулась направо и я увидел женщину, стоящую в 10 метрах на противоположной стороне дороги. Она была довольно молодой, тёмнокожей женщиной с сильным приземистым телом. Она мне улыбалась. Её зубы были белыми и большими, а улыбки спокойной. Она наполовину закрыла глаза, как бы защищая их от ветра. Она всё ещё держала свою корзину, перекинутую через правую руку. Тогда наступил момент полной неразберихи для меня и я повернулся посмотреть на Дон Хуана. Он делал отчаянные знаки отозвать меня обратно. Ко мне в спешке приближались четверо мужчин. Я залез в машину и уехал в противоположном направлении.
218-219
Я пытался спросить Дон Хуана, что случилось, но не мог говорить; мои уши разрывало от страшного напряжения; я чувствовал, что задыхаюсь. Он казался довольным и начал смеяться. Похоже мой провал его не волновал. Мои руки так сжимали руль машины, что я не мог их двигать; они оледенели и не сгибались, также как и мои ноги. Собственно, я даже не мог ногу снять с педали. Дон Хуан похлопал меня по спине и велел мне расслабиться. Понемногу давление в ушах уменьшилось.

"Что там случилось?" наконец спросил я. Он хихикнул как ребёнок и не ответил. Затем спросил меня, заметил ли я, как женщина отскочила. Он похвалил её невероятную скорость. Слова Дон Хуана совсем не вписывались в общую картину, и я реально не мог следить за ходом его мыслей. Он расхваливал женщину, говоря, что её могущество было безупречным и что она была непревзойдённым врагом! Я поинтересовался: не огорчил ли его мой провал? И был реально удивлён и раздражён переменой его настроя. Он реально был доволен и велел мне остановиться. Я остановился вдоль дороги, он положил свою руку мне на плечо и пристально глянул мне в глаза.
"То, что я проделал с тобой сегодня, был трюк," бросил он небрежно. "Правило гласит: Человек Знаний должен провоцировать своих учеников. Сегодня я поймал и обманным путём обучил тебя." Я обалдел и не мог связать свои мысли. Дон Хуан пояснил, что вся история с женщиной была ловушкой; что она никогда не была ему угрозой; и что его делом было связать меня с ней в особых условиях отрешённости и силы, которые я испытывал, когда пытался пронзить её. Он похвалил мою отрешённость и назвал это актом Силы, который продемонстрировал женщине то, что я был способен на колоссальное действие. Дон Хуан добавил, что даже если я и не осознавал это, всё, что я сделал, было: показать это ей.
"Ты бы никогда не смог тронуть её," сказал он, "но ты показал ей свои клыки. Теперь она знает, что ты её не боишься: ты вызвал её на поединок. Я использовал её обмануть тебя, потому что она могущественна, беспощадна и никогда не забывает. Мужики как правило, слишком заняты, чтобы стать беспощадными врагами."
Я был полон жуткой злости и сказал ему, что не нужно играть с человеческими самыми тайными чувствами и преданностью. Дон Хуан хохотал так, что слёзы потекли по щекам, а я его ненавидел. У меня было нестерпимое желание набить ему морду и уехать. Однако, в его смехе был какой-то странный ритм, который держал меня почти в оцепенении. "Не будь таким злым," произнёс он мягко, потом добавил, что его действия никогда не были беспечной игрой, что он тоже отбросил свою жизнь задолго до того, как его учитель провёл его точно также, как он провёл меня. Дон Хуан объяснил, что его учитель был жестоким человеком, кто не думал о нём так, как Дон Хуан думает обо мне. И твёрдо добавил, что женщина проверила свою силу на нём и реально пыталась убить его.
"Сейчас она знает, что я заигрывал с ней," ответил он, смеясь, "и она ненавидит тебя за это. Мне она не может ничего сделать, но отыграется на тебе. Она ещё не знает, сколько силы в тебе есть, так что она будет приходить и проверять тебя понемногу. Сейчас у тебя нет выбора кроме как научиться защищать себя, иначе ты будешь жертвой это леди. Она - не трюк." Дон Хуан напомнил мне как она отскочила. "Не злись. Это не было обычным трюком. Это было Правилом."
Было что-то сводящее с ума в том, как женщина отпрыгнула от меня. Я был свидетелем: она отпрыгнула на ширину дорожного полотна магистрали в одно мгновенье. Я не мог избавиться от этой уверенности. С того момента я понемногу фокусировал всё своё внимание на этом случае, собирая доказательства, что она реально следовала за мной. Конечным результатом было то, что я остановил свою тренировку под давлением своего необоснованного страха.

220-221
В конце дня, часами позже я вернулся в дом Дон Хуана. Он вероятно ожидал меня. Он подошёл ко мне, когда я вылезал из машины, и проверил меня своими любопытными глазами, пройдясь вокруг меня пару раз.
"Почему такая нервозность?" спросил он до того, как я смог что-нибудь сказать. Тогда я объяснил, что что-то напугало меня в то утро, и что я начал чувствовать, как кто-то бродит вокруг меня как раньше. Дон Хуан уселся и похоже, углубился в свои мысли. Его лицо приобрело необычно серьёзное выражение. Он казался усталым. Я сел рядом и начал разбирать свои записи. После долгой паузы его лицо просветлело и он улыбнулся. "То, что ты чувствовал этим утром, был Дух Водяной Дыры," сказал он. "Я говорил тебе, что ты должен приготовиться к неожиданным встречам с теми силами. Я думал, что ты понял."
"Да, я понял."
"Тогда почему страх?" Я не мог ответить. "Этот Дух на твоём пути, он уже нашёл тебя в воде, верь мне, он найдёт тебя снова и ты, наверно, опять не будешь подготовлен, тогда эта встреча будет будет твоим концом." Слова Дон Хуана заставили меня реально почувствовать тревогу. Однако, мои чувства были странными: меня это озадачило, но я не боялся. То, что со мной происходило, не вызывало моё старое чувство слепого страха.
"Что мне делать?" спросил я.
"Ты забываешь слишком быстро," сказал он. "Дорога к Знаниям - трудная. Чтобы научиться, мы должны быть стимулированы. По дороге к Знаниям мы всё время с чем-то боремся, избегаем чего-то, подготавливаемся к чему-то; и это что-то всегда необъяснимое, более могущественное, чем мы. Необъяснимые сили придут к тебе. Сейчас это Дух Водяной Дыры, потом это будет твой собственный союзник, так что теперь ничего не поделаешь, а только остаётся приготовить себя к борьбе. Годы тому назад la Catalina стимулировала тебя, она была только Колдуньей и это был трюк начинающего. Мир и в самом деле полон пугающих вещей и мы - беспомощные созданья, окружённые силами, которые невозможно объяснить и согнуть. Обычный человек, в силу своего незнания, верит, эти силы могут быть объяснены или изменены; он реально не знает как это сделать, но он ожидает, что действия Человечества объяснят их или поменяют их рано или поздно.
С другой стороны, Колдун и не думает объяснять или менять их; вместо этого, он учится использовать эти силы, перенаправляя себя и адаптируясь к их направлению. Это его трюк. Мало, что остаётся от Колдовства, как только ты поймёшь этот трюк. Колдун только немногим лучше, чем обычный человек. Колдовство не помогает ему жить лучше. Откровенно говоря, мне следовало бы сказать, что Колдовство затормаживает его, делая его жизнь беспорядочной и неустойчивой. Открывая себя Знаниям, Колдун становится более ранимым, чем обычный человек. С одной стороны, посторонние ненавидят и боятся его, и будут стараться прикончить его; с другой стороны, необъяснимые и несгибаемые силы, что окружают каждого из нас, по праву нашего выживания, для Колдуна являются источником даже большей опасности. Быть пронзённым челоеком и в самом деле больно, но не входит ни в какое сравнение быть затронутым союзником. Колдун, открывая себя Знаниям, становится жертвой этих сил и единственной помощью, балансировать себя, становится его Воля; таким образом,
он должен чувствовать и вести себя как воин. Я снова это повторю: только как борец может человек выдержать Тропу Знаний. Что помогает Колдуну прожить жизнь лучше, это - сила воина. Это - моя обязанность научить тебя ВИДЕТЬ. Не потому что это моё личное желание, а потому что тебя выбрали; на тебя мне указал Mescalito. Однако, на меня повлияло моё личное желание учить тебя чувствовать и действовать как борец. Я лично думаю, что быть воином более подходящее, чем что-то другое. Поэтому я отважился показать тебе те силы так, как их воспринимает Колдун, потому что только под их ужасающими ударами можно стать воином. ВИДЕТЬ без того, чтобы сначала стать воином, сделает тебя слабым; это даст тебе обманчивую слабость, желание отступить; твоё тело сгниёт, потому что тебе будет безразлично. Это - моя личная обязанность сделать из тебя воина, чтобы ты не был раздавлен. Я слышал, как ты говорил снова и снова, что ты всегда готов умереть. Я не чувствую, что это необходимо, думаю, что это бесполезное потакание своим слабостям. Воин должен быть готов только к борьбе.
222-223
Я также слышал, как ты говорил, что твои родители ранили твой Дух. Думаю, что Дух человека это то, что легко ранимо, хотя и не теми действиями, которые ты сам называешь ранимыми. Полагаю, что твои родители ранили тебя, сделав потакающим своим слабостям, мягким и домашним. Дух воина не подвержен жалобам и потаканию своим слабостям, а также нытью или потерям. Дух воина приучен только к борьбе и каждая битва - это последняя битва на Земле. Таким образом, результат не имеет для него большого значения. В своей последней битве на Земле воин позволяет своему Духу летать свободным и чистым. И так как он занят своей битвой, зная, что его Воля безупречна, то воин смеётся и шутит." Я перестал писать и посмотрел вверх. Дон Хуан уставился на меня: он качал головой из стороны в сторону и улыбался. "Ты правда всё записываешь?" спросил он, поражаясь. "Дженаро говорит, что он никогда не может быть серьёзным с тобой, потому что ты всегда пишешь. Он прав: как можно быть серьёзным, когда ты всё время пишешь?" Он тихо посмеивался, а я старался отстоять свою точку зрения.
"Это неважно, полагаю, если ты когда-нибудь научишься ВИДЕТЬ, ты должен делать это своим странным путём." Он встал и посмотрел на небо. Был полдень и он сказал, что ещё не поздно начать поездку в горы - поохотиться.
"На что мы будем охотиться?" спросил я.
"Особое животное: олень или дикий кабан или даже горный лев." Он сделал паузу и затем добавил, "Даже орёл." Я встал и последовал за ним к моей машине.
Он сказал, что на этот раз мы собираемся только обозревать и выяснить на какое животное нам придёться охотиться. Он уже почти сел в машину, как вспомнил
что-то. Он улыбнулся и сказал, что поездку придёться отложить, пока я не научусь тому, без чего наша охота не будет возможна. Мы вернулись и снова уселись под его рамадой. Скопилось так много вещей, которые мне хотелось его спросить, но он не дал мне времени что-нибудь сказать, прежде чем начал снова говорить. "Это приводит нас к последнему пункту, который ты должен знать о воине," сказал он. "Воин выбирает вещи, которые создают его мир. Вчера, когда ты видел союзника, и мне пришлось искупать тебя дважды, ты знаешь, что с тобой произошло?"
"Нет."
"Ты потерял свои щиты."
"Какие щиты? О чём ты говоришь?"
"Я сказал, что воин выбирает вещи, которые создают его мир. Он сознательно выбирает, так как каждая выбранная вещь - это щит, который защищает его от нападений сил, которые он старается использовать. Воин использует свои щиты, чтобы защитить себя от своего союзника, например. Обычный человек, кто тоже окружён теми же необъяснимыми силами, не замечает их, потому что у него другого рода, особые щиты, защищающие его." Он остановился и вопросительно посмотрел на меня, но я не понял, что он имел ввиду.
"Что это за щиты?" настаивал я.
"Что люди делают," повторил он.
"Что они делают?"
"Да ладно, посмотри вокруг. Люди заняты тем, что что-то делают. Это и есть их щиты. Когда Колдун имеет встречу с теми необъяснимыми и несгибаемыми силами , о которых мы говорим, его щель в животе открывается, делая его более подверженным его смерти, чем обычно; я говорил тебе, что мы умираем через эту щель, поэтому когда она открыта, нужно иметь свою Волю наготове, чтобы закрыть её, вот что, если ты - воин.
(Человеческие щупальцы выходят из этой щели! ЛМ).

Если человек не воин, вроде тебя, тогда у человека нет другого выбора как использовать действия в ежедневной жизни, чтобы отвлечь внимание от страха встречи и, таким образом, дать щели закрыться. Ты рассердился на меня в тот день, когда ты наткнулся на союзника. Я сделал тебя злым, когда остановил твою машину, и я охладил тебя, когда бросил тебя в воду. Имея одежды на себе, тебя больше охладили. Быть злым и холодным помогло тебе закрыть свою щель и ты был защищён. Однако, в этот раз в своей жизни ты больше не можешь использовать те же щиты также эффективно, как обычный человек.
224-225
Ты слишком много знаешь о тех силах и сейчас ты наконец, приблизился к тому, чтобы чувствовать и действовать как воин. Твои старые щиты больше не спасают."
"Что же я должен делать?"
"Действуй как воин и выбирай вещи для своего мира. Ты больше не можешь окружать себя вещами абы как. Я говорю тебе это очень серьёзно. Сейчас, впервые ты не защищён своим старым образом жизни."
"Что это значит: выбирать вещи для моего мира?"
"Боец встречает те необъяснимые и несгибаемые силы, потому что он сознательно ищет их, таким образом, он всегда к встрече наготове. А ты никогда к этому не готов. По правде говоря, если те силы придут к тебе, для тебя это будет неожиданностью, испуг откроет твою щель и твоя жизнь наверняка улетит через неё.
Первое, что ты должен сделать тогда, это - быть готовым. Подумай, что союзник собирается появиться перед твоими глазами в любой момент и ты должен быть к нему готов. Встретить союзника - это тебе не тусовка и не пикник, и воин берёт на себя ответственность защищать свою жизнь. Тогда, если какие-то из этих сил постучат в тебя и откроют твою щель, ты должен сознательно приложить все силы, чтобы самому закрыть щель. Для этой цели ты должен иметь ряд отобранных вещей, которые доставляют тебе огромное удовольствие и покой, такие вещи ты можешь нарочно использовать, чтобы отвлечь свои мысли от страха, закрыть свою щель и сделать себя снова плотным."
"Какого рода вещи?"
"Годы тому назад я сказал тебе, что в своей повседневной жизни воин выбирает сердцем какой тропой следовать. Это постоянный выбор пути сердцем, что отличает его от обычного человека. Он знает, что путь имеет сердце, когда он с ним вместе, когда он испытывает огромное удовольствие и покой, путешествуя по всему пути. Вещи, которые выбирает воин сделать своими щитами, вещи пути сердца."
"Но ты сказал, что я - не воин, тогда как я могу выбрать путь сердцем?"
"Это - твой поворотный момент. Скажем, до этого у тебя совсем не было нужды жить как воин. Сейчас всё по-другому, сейчас ты должен окружить себя вещами тропы сердца и отказаться от остального, иначе ты исчезнешь при первой же встрече. Должен добавить, что тебе уже не нужно будет просить больше встречи.
Союзник сейчас может сам придти к тебе во сне, во время разговора с друзьями, пока ты пишешь."
"Годами я реально старался жить согласно твоим ученьям," сказал я. "Похоже, у меня не получилось. Как мне теперь улучшить результаты?"
"Ты думаешь и говоришь слишком много. Ты должен прекратить разговаривать с самим собой."
"Что ты имеешь ввиду?"
"Ты разговариваешь с самим собой слишком много. И ты не уникален: все так делают. Мы ведём внутренний диалог, подумай об этом. Когда ты один, что ты делаешь?"
"Говорю с самим собой."
"О чём ты говоришь с самим собой?"
"Ну не знаю, думаю, о чём угодно."
"Я скажу тебе о чём мы говорим сами с собой. Мы говорим о нашем мире. Откровенно говоря, мы поддерживаем наш мир своим внутренним диалогом."
"Как мы это делаем?"
"Когда мы заканчиваем говорить сами с собой, мир всегда такой, каким должен быть. Мы его обновляем, мы даём ему энергию жизни нашим внутренним диалогом. И не только это, мы также выбираем наши пути, разговаривая сами с собой. Таким образом, мы повторяем наш выбор снова и снова пока не умрём, потому что мы продолжаем повторять тот же внутренний диалог снова и снова пока живы. Воин осознаёт это и сопротивляется этому. Остановить свой внутренний разговор - это последнее, что ты должен знать, если хочешь жить как воин."
"Как мне остановить свой внутренний диалог?"
"Прежде всего ты должен использовать свои уши, чтобы снять груз с твоих глаз. Мы с рожденья используем наши глаза, чтобы иметь представление о нашем мире. Мы разговариваем с собой и с другими в основном о том, что мы видим. Воин это осознаёт и слушает звуки мира."
Я отложил свои записи, Дон Хуан рассмеялся и сказал, что он не имел ввиду, что я должен форсировать это, что прислушиваться к звукам мира нужно делать гармонично и с огромным терпением.
226-227
"Воин знает, что мир изменится как только он прекратит говорить сам с собой, и он должен приготовиться к такой монументальной встряске."
"Что ты имеешь ввиду Дон Жуан?"
"Мир такой и сякой, только потому что мы говорим себе, что это так и есть. Если мы перестанем говорить себе, что мир такой и сякой, то мир перестанет быть таким и сяким. Сейчас я не думаю, что ты готов к такому монументальному удару, поэтому тебе лучше начать разрушать мир медленно."
"Я совсем тебя не понимаю!"
"Твоя проблема в том, что ты путаешь мир с тем, что делают люди. И снова - ты в этом не уникален. Мы все это делаем. Вещи, которые делают люди, это - щиты от сил, которые нас окружают; то, что мы делаем как люди, даёт нам чувство комфорта и надёжности, то, что делают люди, по правде, очень важно, но только как щит. Мы никогда не узнаем, что вещи, которые мы делаем, только щиты, мы позволяем щитам доминировать и разваливать наши жизни. По правде говоря, я мог бы сказать, что для Человечества то, что люди делают, великолепно и более важно, чем сам мир."
"Что ты называешь миром?"
"Мир - это всё, что содержится здесь," сказал он и топнул по земле. "Жизнь, смерть, люди, союзники и всё остальное, что окружает нас. Мир не поддаётся объяснению. Мы никогда его не поймём и никогда не откроем его секретов. Поэтому мы и должны относиться к нему соответственным образом: как к настоящей тайне! Хотя обычный человек этого не делает. Мир для него не тайна и когда он старится, он убеждён: жить больше незачем. Старик не понял мира, он понял только то, что делают люди. Но благодаря своей дурацкой путанице, он верит, что у мира тайн для него нет. Такую дьявольскую цену платить за наши щиты.
Воин знает об этой путанице и учится относиться к вещам внимательно. Вещи, которыми занимаются люди, не могут ни при каких условиях, быть более важными, чем мир. И таким образом воин относится к миру, как к бесконечной тайне, что делают люди - это бесконечные глупые занятия."
Я начал упражняться слушать "звуки мира" и продолжал это делать 2 месяца, как советовал Дон Хуан. Сначала это было мучительно: слушать и не смотреть, но ещё более мучительно было не болтать самому с собой. Под конец 2х месяцев я был способен остановить свой внутренний диалог на короткие отрезки времении также был способен обращать внимание на звуки.

Я прибыл в дом Дон Хуана в 9 утра 10 ноября 1969 года.
"Мы должны начать ту поездку прямо сейчас," сказал он по прибытии домой. Я часик отдохнул и затем мы поехали к низким склонам гор на востоке. Мы оставили мою машину на попечение одному из его друзей, кто жил в том районе, пока мы лазили в горах. Дон Хуан положил сухарей и сладких булок в рюкзак, для меня. Продуктов было достаточно на день-два, я спросил Дон Хуана, нужно ли ещё. Он отрицательно покачал головой. Мы шли всё утро, было довольно жарко. Я нёс одну канистру воды, большую часть которой я выпил сам. Дон Хуан пил только 2 раза. Когда воды не осталось, он заверил меня, что пить из ручьёв, которые нам попадались, не повредит. Он смеялся над моими сомнениями, но вскоре моя жажда заставила меня преодолеть страх. В конце дня мы остановились в небольшой долине у подножья обширных зелёных холмов. За холмами к востоку высокие горы отражались на облачном небе.
228-229
"Ты можешь думать, ты можешь писать о том, что мы говорим или о том, что ты воспринимаешь, но ничего о том, где мы," сказал он. Мы достаточно отдохнули и затем он вынул связку из своей рубашки, развязал её и показал мне свою трубку. Он заполнил её курительной смесью, зажёг спичку и поджёг сухой маленький комочек, вложил его в трубку и велел мне курить. Без куска угля внутри трубки было трудно зажечь трубку. Нам пришлось подкладывать комочки до тех пор, пока смесь не начала гореть. Когда я закончил с курением, он сказал, что мы были там, чтобы я мог понять животное, на которое я предполагал охотиться. Он аккуратно повторил 3-4 раза, что самым важным в этом походе будет найти несколько дырок. Он подчеркнул слово "дырок" и сказал, что внутри них Колдун может найти всякого рода послания и направления. Я хотел спросить, какого рода эти дыры; Дон Хуан похоже догадался какой вопрос и сказал, что их невозможно было описать и что они были в области ВИДЕНИЯ. В разное время он повторял, что я должен фокусировать своё внимание на прослушивании звуков и делать всё, что в моих силах, чтобы найти дыры между звуками. Он добавил, что собирается использовать свой захватчика Духов 4 раза. А я должен буду использовать те странные звуки как посредник между мной и союзником, который приветствовал меня; этот союзник затем передаст мне послание, которое я ищу. Дон Хуан велел мне быть в постоянном состоянии готовности, так как он понятия не имел, как союзник себя покажет мне. Я сидел, уперевшись спиной к скалистой стороне холма, внимательно слушал и ощущал лёгкое онемение. Дон Хуан снова предупредил меня закрыть глаза и я начал слушать. Я мог отличить свист птиц, шелест листьев от ветра, гудение насекомых. Когда я устремил всё своё внимание на те звуки, я реально мог различить 4 разных вида птичьего свиста. Я мог разобрать скорость ветра в смысле скорости; я также мог слышать разный шелест листьев 3х типов дерева. Гул разных насекомых был классным. Их было так много, что не сосчитать или правильно различить их. Я был так поглощён странным миром звуков, как никогда в своей жизни. Я начал сползать вправо. Дон Хуан попытался остановить меня, но я поймал себя до этого: выпрямился и снова сел прямо. Дон Хуан сдвинул моё тело, пока не достиг трещины в стене скалы. Он смахнул небольшие камни под моими ногами и прислонил мой затылок к скале. Он властно приказал мне смотреть на горы к юго-востоку. Там я сосредоточил свой взгляд, но он поправил меня и сказал, что вместо того чтобы уставиться, мне нужно беглым взглядом сканировать холмы передо мной и растительность на них.
Он повторял снова и снова, что я должен фокусировать всё своё внимание на моём слухе. Звуки снова начали выделяться. Я не очень хотел слышать их; скорее они заставляли меня концентрироваться на них. Ветер шуршал листьями и поднялся высоко над деревьями, а затем снизился в долину, где были мы. Снижаясь, ветер сначала тронул листья высоких деревьев; они произвели необычный звук, который я анализировал как богатый, хрипловатый, тропический звук. Потом ветер ударил по кустам и их листья звучали как группа небольших вещей; это был почти мелодичный звук, очень глубокий и довольно требовательный; казалось он был способен подавить всё остальное. Я нашёл его неприятным. Я почувствовал стыд, так как в голову пришла мысль: я был похож на шелест кустов: беспокоющий и требующий. Звук был настолько похож на меня, что я его возненавидел. Потом я услышал, как ветер катается по земле. Это не был шелест, а скорее свист, почти гудение. Слушая звуки ветра, я понял, что все три вида происходили одновременно. Мне было удивительно, что я был способен отделить каждый из них, когда снова осознал свист птиц и гудение насекомых. В какой-то момент были только звуки ветра, в другой момент огромное течение других звуков ворвалось тут же в моё Поле Сознания. Логически, все существующие звуки должны были постоянно производиться всё это время, пока я слышал только ветер.
Я не мог сосчитать свист всех птиц и гудение всех насекомых, однако, я был убеждён, что я слышал каждый отдельный звук, который появлялся.
230-231
Все вместе они согдавали экстраординарный порядок. Иначе я это назвать не могу, а только "порядок". Это был порядок звуков, который имел рисунок, план; имеется ввиду что каждый звук происходил последовательно. Затем я услышал уникальный продолжительный вой. От него я задрожал. Все шумы остановились на момент и долина намертво застыла, когда эхо воя достигло окраин долины; затем шумы снова начались. Я сразу узнал их рисунок. После мгновенной внимательной прослушки я подумал, что понял совет Дон Хуана: следить за дырами между звуками. Рисунок шумов имел паузы между звуками! Например, особый свист птиц имел ритм и паузы между звуками, и также были устроены все другие звуки, которые я воспринимал. Шелест листьев был как связывающий клей, который превращал их в однородное гудение. Фактом было то, что время для каждого звука было единицей в общей картине звуков. Таким образом паузы между звуками были, если я обращал на это внимание, дырами во всей структуре. Я снова услышал пронзительный вопль захватчика Духов у Дон Хуана. Это не встряхнуло меня, но звуки снова прекратились на момент и я воспринял эту паузу как очень большую дыру. В тот самый момент я перевёл своё внимание с прослушивания на обозревание. Я смотрел на группу низких холмов с богатой зелёной растительностью. Силуэт холмов обозначился таким образом, что с того места, откуда я смотрел, похоже была дыра на стороне одного из холмов. Это было пространство между двумя холмами, и через него я мог видеть насыщенный, тёмный, серый оттенок гор вдали. Какой-то момент я не знал, что это было. Впечатление было, что дыра, на которую я смотрел, была дырой в звуке. Затем снова появились шумы, но визуальный образ огромной дыры остался. Немного позже я стал даже более осознанным рисунка звуков, их порядка и аранжировку их пауз. Мой разум был способен отличить и разобраться среди огромного числа отдельных звуков. Я реально мог следить за всеми звуками, таким образом, каждая пауза между звуками была определённо дырой. В какой-то момент паузы стали кристаллизироваться в голове и сформировали своего рода прочную сеть, структуру.
Я её не видел и не слышал. Я её чувствовал какой-то незнакомой частью себя. Дон Хуан снова заиграл на своей струне; звуки остановились как и раньше, образовав огромную дыру в звуковой структуре. Однако в этот раз большая пауза смешалась с дырой в холмах, на которые я смотрел; они наложились друг на друга. Эффект восприятия обеих дыр продолжался так долго, что я смог услышать и увидеть их контуры, когда они слились и подошли друг другу. Затем снова последовали другие звуки и их структура пауз превратилась в экстраординарное, почти визуальное восприятие. Я начал ВИДЕТЬ звуки, когда они создавали рисунки, и потом все эти рисунки наложились на окружающую среду также, когда я видел как обе большие дыры наложились друг на друга. Я не смотрел и не слушал так, как я привык это делать. Я делал что-то совершенно другое, что соединяло оба процесса. По какой-то причине, моё внимание фокусировалось на огромной дыре в холмах. Я чувствовал, что слышу её и в то же время смотрю на неё. В этом был какой-то задор. Он доминировал мой диапазон восприятия и каждый отдельный звуковой рисунок, который совпадал с деталями окружающего мира, был прикреплен к этой дыре. Я снова услышал пугающий вой Дон Хуана захватчика-ловца Духов; все остальные звуки остановились; две огромные дыры, казалось, засветились и затем я снова смотрел на вспаханное поле; союзник стоял там, как я его видел раньше. Свет всей сцены стал очень ясным. Я мог его спокойно видеть, как-будто он был недалеко от меня. Я не мог видеть его лицо: шляпа закрывала его. Затем он начал двигаться ко мне, медленно поднимая голову пока шёл. Я почти мог видеть его лицо и это ужаснуло меня. Я знал, что мне придёться остановить его немедленно; у меня было странное ощущение в теле: я чувствовал отток "силы". Я хотел отклонить свою голову в сторону, чтобы остановить ВИДЕНИЕ, но не смог это сделать. В этот решающий момент мысль пришла мне в голову. Я понял, что имел ввиду Дон Хуан, когда он говорил когда вещи "пути с сердцем", становятся щитами. Было то, что я хотел делать в своей жизни, что-то очень поглощающее и интригующее то, что наполнит меня огромной радостью и покоем.
232-233
Я знал, что союзник не мог одолеть меня. Я отвернул голову без всяких проблем, до того, как смог видеть всё его лицо. Я начал слышать все другие звуки; они вдруг стали очень громкими и пронзительными, как-будто они злились на меня. Они потеряли свои рисунки и превратились в аморфное соединение резких, болезненных криков. Мои уши начали гудеть под их давлением. Я чувствовал, что моя голова вот-вот взорвётся. Я встал и приложил ладони рук к ушам. Дон Хуан помог мне дойти до очень маленького ручья, заставил меня снять одежду и толкнул меня в воду. Он велел мне лечь на почти сухое дно ручья и затем собрал воду в свою шляпу и окатил меня водой. Давление в ушах снизилось очень быстро и только несколько минут взяло "обмыть" меня. Дон Хуан посмотрел на меня, одобрительно покачал головой и сказал, что я мигом сделал себя опять "плотным". Я оделся и он взял меня обратно на то место, где я сидел. Я чувствовал себя чрезвычайно энергичным, лёгким и ясномыслящим. Он хотел знать все детали моего ВИДЕНИЯ. Он сказал, что "дыры" в звуках использовались Колдунами, чтобы найти особые вещи. Союзник Колдуна откроет сложные вещи через дыры в звуках. Он отказался быть более откровенным о дырах" и избавился от моих вопросов сказав, что так как у меня нет союзника, то эта информация не будет мне на пользу.
"Для Колдуна всё имеет значение," сказал он. "Звуки имеют дыры в них и также всё вокруг тебя. Обычно у человека нет такой скорости, чтобы поймать дыры и поэтому он проживает свою жизнь незащищённым. Черви, птицы, деревья, все они могут рассказать нам невероятные вещи, если только можно было бы иметь нужную скорость уловить их послания. Курево может дать нам ту скорость. Но мы должы быть в хороших отношениях со всеми живыми существами в этом мире. Это и есть причина, почему мы должны "говорить с растениями, которые мы собираемся убить, и извиниться за это; то же самое должно быть с животными, на которых мы собираемся охотиться. Мы должны взять только достаточно для себя, иначе растения, животные и черви, которых мы убиваем, пойдут против нас и
навлекут на нас болезнь или несчастье. Воин осознаёт это и старается успокоить их, так что, когда он смотрит через дыры, деревья, черви и птицы дают ему правдивые послания. Но всё это сейчас неважно, а что важно, это что ты ВИДЕЛ СОЮЗНИКА. Это твоя игра! Я говорил тебе, что мы собираемся охотиться на кого-то. Я думал, что это будет животное. Я полагал, что ты встретишь животное, на которое мы будем охотиться. Сам я видел дикого кабана; мой ловец Духов сделан из дикого кабана."
"Ты имеешь ввиду, что твой ловец Духов сделан из дикого кабана?"
"Нет! Ничего в жизни Колдуна не сделано не из чего. Если что-то вообще что-то, так это сама вещь. Если бы ты знал диких кабанов, то ты бы понял, что мой ловец Духов сделан из него."
"Почему мы пришли сюда охотиться?"
"Союзник показал тебе ловца Духов, который он вытащил из-за пазухи. Тебе такой нужно иметь, если ты собираешься позвать его."
"Что такое ловец Духов?"
"Это - струна, волокно с помощью которого я могу звать союзников или моего собственного союзника или я могу позвать водяных Духов рек, водяных дыр, Духов гор. Мой - дикий кабан. Я использовал его дважды возле тебя, чтобы позвать Дух водяной дыры и помочь тебе. Дух пришёл к тебе также, как к тебе сегодня пришёл союзник. Хотя ты не мог ВИДЕТЬ это, так как у тебя недостаточно скорости; однако, в тот день я взял тебя к водному каньону и посадил тебя на валун,
ты знал, что Дух был почти у тебя наверху, реально не ВИДЯ это. Те Духи - помощники, с ними трудно справляться, так как они опасны. Нужно иметь безукоризненную Волю, чтобы держать их в узде."
"Как они выглядят?"
"Для каждого человека они разные также, как союзники. Для тебя союзник наверно будет выглядеть как человек, которого ты когда-то знал или как человек, которого ты вот-вот узнаешь; это - наклонность твоего характера. Ты склонен к тайнам и секретам, а я не такой, как ты, поэтому для меня союзник что-то очень точное. Духи Водяных Дыр принадлежат особым местам. Тот, кого я позвал тебе помочь, я лично знаю. Он помог мне много раз, его жилище - этот каньон.
234-235
В тот момент, когда я позвал его помочь тебе, ты не был сильным и Дух к тебе отнёсся не так хорошо. Это не было намеренно - у них этого нет - но ты лежал там очень слабый, слабее, чем я ожидал. Позднее Дух манил тебя к твоей смерти; в воде оросительного канала ты светился. Дух взял тебя неожиданно и ты почти сдался. Как только Дух это делает, он всегда возвращается за своей жертвой. Я уверен, что он вернётся за тобой. К сожалению, тебе нужна вода, чтобы стать снова плотным, когда ты использовал Маленький Дымок: это ставит тебя в ужасно невыгодное положение. Если ты не применишь воду, то наверно умрёшь, но если ты используешь её, то Дух заберёт тебя."
"Могу я использовать воду в другом месте?"
"Это не играет никакой роли: Дух Водной Дыры возле моего дома может преследовать тебя где угодно, если только у тебя будет ловец Духов. Вот почему союзник показал его тебе. Он сказал тебе, что тебе он нужен. Он обвязал его за левую руку и пошёл к тебе, после того как указал тебе на водяной каньон. Сегодня он опять хотел показать тебе ловца Духов, как он это сделал в первый раз, когда ты его встретил. Это было мудро с твоей стороны остановиться: прямая встряска от него будет очень ранима для тебя."
"А сейчас, как я могу достать ловца Духов?"
"Наверно, союзник собирается сам дать его тебе."
"Как?"
"Я не знаю. Тебе придётся пойти к нему, он уже сказал тебе, где искать его."
"Где?"
"Там, наверху, на тех холмах, где ты обнаружил дыру."
"Я сам буду искать союзника?"
"Нет. Но он уже приветствует тебя. Маленький Дымок открыл путь к нему. Затем, позже ты встретишь его лицом к лицу, но это произойдёт, только когда ты его очень хорошо узнаешь."
Мы прибыли в ту самую долину в конце дня 15 декабря 1969 года. Дон Хуан постоянно напоминал, пока мы двигались через кусты, что направление и точки орентировки были решающими в этом деле, которое я собирался предпринять.
"Ты должен разработать правильное направление сразу по прибытии на вершину холма," сказал Дон Хуан. "Как только ты достигнешь вершины - встань лицом в этом направлении." Он указал на юго-восток. "Это твоё правильное направление и ты всё время должен быть лицом к нему, особенно когда ты в беде. Запомни это."
Мы остановились у подножья холмов, где я нашёл дыру. Он указал на особое место, где я должен сидеть; он сел рядом со мной и очень тихим голосом дал мне детальные инструкции, добавив, что как только я достигну вершины, я должен вытянуть свою правую руку перед собой ладонью вниз и пальцами, вытянутыми как веер (кроме большого пальца, который должен быть подложен под ладонь). Следующее: я должен повернуть свою голову на север и положить свою руку на грудь, указывая рукой также на север; затем я должен танцевать, убрав мою левую ногу за правую и ударяя о землю кончиками пальцев левой ноги. Он сказал, что когда я почувствую тепло, идущее от моей левой ноги, мне придёться начать медленно махать моей рукой с севера на юг и потом снова на север.
"Место, над которым ладонь твоей руки чувствует тепло, когда ты махаешь своей рукой, и есть место, где ты должен сидеть, и это также направление, куда ты должен смотреть," сказал он. "Если место направлением на восток или если оно в этом направлении" - он снова указал на юго-восток - "результат будет превосходным.

236-237
Если место, где твоя рука почувствует теплоту, направлением на север, тебе придёться нелегко, но ты можешь повернуть происходящее в свою пользу. Если место направлением на юг, тебе предстоит тяжёлая борьба. Тебе нужно будет сначала махать рукой 4 раза, но когда ты будешь больше знаком с движением, тебе нужно будет махнуть только один раз, чтобы знать, будет ли твоя рука тёплой. Как только ты установишь место, где твоя рука станет тёплой, сядь там; это - твоя первая точка, если ты лицом на юг или на север, ты должен решить: достаточно ли у тебя сил остаться. Если ты сомневаешься в себе, то уйди. Нет смысла оставаться, если ты в себе не уверен, но если ты решишь остаться, тогда очисти место достаточно большое для костра и около 5 футов от твоей первой точки.
Костёр должен быть по прямой линии в направлении, куда ты смотришь. Место, где ты разожгёшь костёр, будет твоей второй точкой. Затем собери все прутья, какие можно, между этими двумя точками и разожги костёр. Сядь на свою первую точку и смотри на костёр. Рано или поздно Дух придёт и ты УВИДИШЬ его.
Если твоя рука совсем не согреется после 4х взмахов, медленно махни своей рукой с севера на юг, а потом повернись и махни ею на запад. Если твоя рука станет тёплой на любом месте по направлению на запад, брось всё и беги. Беги вниз к плоскому району и неважно, что ты будешь слышать или чувствовать за спиной, не поворачивайся. Как только ты достигнешь плоского места, неважно насколько ты напуган, прекрати бежать и падай на землю, сними свой жакет, сверни его на пупке и свернись в клубок, подняв колени к животу. Ты также должен закрыть глаза руками, а твои руки должны оставаться плотно на бёдрах. Ты должен оставаться в этом положении до утра. Если ты последуешь этим простым шагам, с тобой ничего не случится. На случай если тебе не удасться попасть на плоское место вовремя, падай на землю прямо там, где ты будешь находиться. Там тебя ожидает что-то жуткое. Тебя будут пугать, но если ты будешь спокойным, не будешь двигаться или озираться, ты выйдешь из этой ситуации без единой царапины. Итак, если твоя рука не станет тёплой вообще, когда ты махнёшь ею на запад, тогда снова встань лицом на восток и беги в восточном направлении, пока не перехватит дыхание. Остановись там и повтори те же манёвры. Ты должен продолжать бежать на восток, повторяя эти движения до тех пор, пока твоя рука не станет тёплой."
Дав мне эти инструкции, он заставил меня повторить их до тех пор, пока я их не запомнил. Потом мы сели и хранили долгое молчание. Я пробовал начать разговор пару раз, но он каждый раз заставлял меня замолчать, выразительным жестом. Стемнело, когда Дон Хуан встал и, не сказав ни слова, начал взбираться на холм. Я следовал за ним. На вершине холма я исполнил все движения, которые он посоветовал. Дон Хуан стоял недалеко от меня и пристально смотрел на меня. Я был очень осторожен и нарочно медлил. Я пытался почувствовать перемену в температуре, но не смог понять нагрелась моя рука или нет.

К тому времен было уже совсем темно, и всё же я был способен бежать в восточном направлении, избегая кустов. Я прекратил бежать, когда задохнулся, но это было недалеко от того места, где я начал. Я ужасно устал и был взвинчен, руки болели и также ноги. Я повторил там все требуемые движения и снова получил негативный результат. Я пробежал в темноте ещё пару раз и затем, пока махал рукой в третий раз, моя рука нагрелась в точке по направлению к востоку. Это была такая явная перемена в температуре, что я обалдел. Я уселся в ожидании Дон Хуана. Я сказал ему, что обнаружил перемену температуры в моей руке. Он велел мне продолжать и я собрал все сухие прутья, которые смог найти, и разжёг костёр. Он сел слева в паре футов от меня. Костёр рисовал странные танцующие силуэты. Временами пламя становилось разноцветным; оно переходило в синий или бриллиантово-белый. Я объяснил эту необычную игру цветов полагая, что это произошло от какой-то химической реакции особых сухих прутьев, которые я собрал. Другой очень необычной чертой костра были искры. Новые ветки, которые я добавлял, создавали невероятно огромные искры. Я думаю, они были как теннисные мячи, которые, казалось, взрывались в воздухе.

238-239
Я уставился на пламя так, как я думаю, советовал Дон Хуан и у меня закружилась голова. Он передал мне свою фляжку воды и дал сигнал пить. Вода расслабила меня и дала мне приятное ощущение свежести. Дон Хуан наклонился и прошептал мне в ухо, что мне не нужно смотреть на языки пламени, что я только должен наблюдать за направлением пламени. Мне стало очень холодно и я был мокрый после часа наблюдения за огнём. В момент когда я нагнулся, чтобы поднять прут, что-то вроде мотыля или пятно на глазу промелькнуло справа налево между мной и огнём. Я сразу съёжился, посмотрел на Дон Хуана, он посигналил мне движением подбородка смотреть обратно на огонь. Моментом позже та же самая тень мелькнула в противоположном направлении. Дон Хуан поспешно встал и начал накладывать грязь на горящие прутья, пока он полностью не погасил пламя. Он потопал по грязи на обожжёных прутьях и затем почти стащил меня вниз с холма и из долины. Он шёл очень быстро, не поворачиваясь назад, и совсем не позволяя мне говорить. Часами позже, когда мы достигли моей машины, я спросил его, что это была за вещь, которую я видел. Он многозначительно покачал головой и мы поехали в полном молчании. Когда рано утром мы достигли его дома,
он пошёл прямо в дом и снова запретил мне говорить, когда я пытался начать разговор.
Дон Хуан сидел наружи, сзади дома. Похоже, он ждал, когда я проснусь, потому что он начал говорить, как только я вышел из дома. Он сказал, что тень, которую
я видел прошлой ночью, был Дух, сила, которая принадлежала тому месту, где я её увидел. Он говорил об этом существе, как о бесполезном.
"Этот Дух существует только там и не имеет секретов силы, так что не было смысла оставаться там. Ты бы увидел только быструю тень, мелькающую туда-сюда всю ночь. Однако, есть другие виды существ, которые могут открыть тебе секреты силы, если тебе повезёт их найти."

Затем мы позавтракали и долго не разговаривали. После еды мы сели перед домом.
"Существует три вида невидимых Существ," вдруг сказал он, "те, кто ничего дать не может, потому что им нечего дать; те, кто может только пугать, и те, кто имеют подарки. Тот, кого ты видел прошлой ночью, был молчаливый, ему нечего дать, это только тень. Однако, большую часть времени другой вид Существа сопровождает молчаливого - подлый Дух, единственная способность которого - создавать страх, и кто всегда крутится вокруг жилища молчаливого. Вот почему
я решил быстро убраться оттуда. Тот подлый тип следует за людьми прямо в их дома и делает их жизнь невыносимой. Я знаю людей, кому пришлось поменять своё место жительства из-за них. Всегда находятся люди, кто думает, что они могут многое получить от такого Существа, но просто тот факт, что Дух в доме, ничего не значит. Люди могут заманить его или они могут следовать за ним по дому, думая что Дух им откроет секреты. Но единственное, что они получат - это страх. Я знаю людей, кто по очереди наблюдал одного из таких подлых Существ, который последовал за ними в их дом. Они месяцами наблюдали за ним; наконец, кому-то ещё пришлось вмешаться и вытащить людей из дома: они ослабели и умирали. Так что единственной мудрой вещью, которую можно сделать с этим подлым типом, это - забыть о нём и оставить его в покое."
Я спросил его, как люди заманивают Дух. Он сказал, что людям сначала тяжело выяснить, где Дух скорее всего появится и затем они кладут оружие на его пути, надеясь, что Дух может дотронуться до оружия, так как известно, что Духи любят предметы войны. Дон Хуан сказал, что любой вид доспехов или любой предмет, который тронут Духом, по праву становится Предметом Силы. Однако известно, что подлый тип Существа никогда ничего не трогает, а только производит звуковую иллюзию шума. Затем я спросил Дон Хуана о манере, которой те Духи пугают. Он сказал, что их обычная манера пугать людей это - появиться как тёмная тень.

240-241
По очертаниям тень выглядит как мужчина, бродящий по дому и производящий пугающие звуки голосов, шум или такая тёмная тень, вдруг вырывается из тёмного угла. Дон Хуан сказал, что третий тип Духа был настоящий союзник, открывающий секреты; этот особый вид существовал в одиноких заброшенных местах, которые были почти в недосягаемости. Он сказал, что тот, кто хочет найти одного из таких Существ, должен идти далеко и в одиночку. В далёком и безлюдном месте человеку придёться одному принять все необходимые шаги. Ему придёться сидеть у костра и, если он увидит тень, ему придёться сразу уйти. Однако, ему придёться остаться, если он столкнётся с другими условиями, например, сильный ветер, который потушит его костёр и не даст ему зажечь его снова 4 раза; или если ветвь сломается с ближайшего дерева. Ветка реально должна сломаться и человеку нужно убедиться, что это не просто звук сломаной ветки. Другими условиями, которые ему придёться учитывать, будут камни, которые катятся, или галька, брошенная в его костёр, или любой постоянный шум и тогда он должен идти в том направлении, откуда происходит любой из этих феноменов, пока Дух себя не покажет. Есть много путей, которыми такое Существо тестирует воина.
Дух может неожиданно выскочить перед ним в самом ужасном виде или Дух может схватить человека со спины, сковать и держать его пригвоздённым часами.
Дух также может столкнуть дерево на него. То были реально опасные силы, и хотя они не могут убить человека руками, они могут вызвать его смерть испугом, или
реально позволив предметам свалиться на воина или, неожиданно появившись, заставить его споткнуться, потерять равновесие и упасть в пропасть. Дон Хуан сказал мне: если я когда-нибудь найду одного из таких Существ при неподходящих обстоятельствах, я никогда не должен пытаться бороться с ним, потому что
он убьёт меня. Он захватит мою Душу. Так что я должен броситься на землю и выдержать это до утра.

"Когда человек лицом к союзнику, открывающего секреты, воин должен собрать всю свою храбрость и схватить союзника или бежать за ним до того, как тот схватит или побежит за самим воином. Преследование должно быть непоколебимым и затем наступит борьба. Воин должен побороть Дух на земле и держать его там, пока Дух не отдаст ему силу."
Я спросил его, сделаны ли эти силы из какого-то вещества, реально ли их потрогать. Сама идея Духа предполагает что-то эфирное, воздушное для меня.
"Не называй их Духами," сказал он, "Зови их союзниками; зови их непостижимыми силами." Он хранил молчание какое-то время, потом лёг на спину и положил голову на сложенные руки. Я настаивал, хотел знать, сделаны ли эти силы из какого-то вещества. "Ты чертовски прав: они имеют вещество," сказал он после короткого молчания. "Когда борешься с ними, они плотные, но это ощущение длится только мгновенье. Те Существа полагаются на страх человека; поэтому,
если человек, борющийся с одним из них, воин, то это Существо теряет своё напряжение очень быстро, тогда как воин становится более энергичным. Можно реально впитать напряжение Духа."
"Что это за напряжение?"
"Сила. Когда их трогаешь - они вибрируют, как-будто они готовы разорвать тебя на части. Но это только шоу: напряжение заканчивается, когда воин держит всё в кулаке."
"Что происходит, когда Духи теряют своё напряжение? Они становятся как воздух?"
"Нет, они просто становятся мягкими, теряют твёрдость, хотя в них ещё есть вещество. Но это вещество не как то, до чего можно дотронуться."
Позднее, в течение вечера, я говорил ему, что наверно, то, что я видел прошлой ночью, мог быть просто мотылёк. Он расхохотался и очень терпеливо объяснил, что мотыльки летают туда-сюда только вокруг лампочек, потому что лампы не могут повредить их крылья. С другой стороны, костёр обожжёт их в первый же раз, когда они приблизятся к нему.

Он также указал на то, что тень мотыля покрыла весь костёр. Когда он упомянул это, я вспомнил, что это реально была очень большая тень, и что она и в самом деле закрыла огонь на момент. Однако это произошло так быстро, что я не обратил на это внимание в моих предыдущих воспоминаниях. Потом он указал на то, что искры были огромными и летели влево от меня. Я сам это заметил.
242-243
Я сказал, что ветер наверно дул в этом направлении, но Дон Хуан ответил, что ветра совсем не было. Это - правда. Припоминая этот случай, я вспомнил, что ночь была тихой. И другую вещь я совсем пропустил: зеленоватое свечение в пламени, которое я обнаружил, когда Дон Хуан посигналил мне продлжать смотреть на огонь, после того как тень первый раз пересекла моё поле зрения. Дон Хуан напомнил мне об этом. Он также не хотел, чтобы я называл это тенью. Он сказал: оно было круглым и больше похоже на пузырь.
Двумя днями позже, 17 декабря 1969 года Дон Хуан сказал ненароком, что я знал все детали и необходимые приёмы, чтобы самому отправиться на холмы и достать предмет силы - ловца Духов. Он советовал мне идти одному и утверждал, что его компания только потянет меня назад. Я был готов идти, когда он, похоже, поменял своё решение. "Ты недостаточно силён," сказал он. "Я пойду с тобой до подножья холмов."
Когда мы прибыли в маленькую долину, где я ВИДЕЛ союзника, он на расстоянии осмотрел формацию земли, которую я называл дырой в холмах, и сказал, что нам придёться идти всё же дальше на юг в дальние горы. Жилище союзника было в самой дальней точке, которую мы могли ВИДЕТЬ сквозь дыру. Я посмотрел на формацию и всё, что я мог видеть, была голубоватая масса далёких гор. Однако он повёл меня в юго-восточном направлении и после нескольких часов ходьбы
мы достигли точки, как он выразился, которая была "достаточно глубокой" в жилище союзника. Был конец дня когда мы остановились. Мы сели на валуны.
Я был уставшим и голодным; всё, что я съел за день, было несколько тортилл и вода. Дон Хуан вдруг встал, посмотрел на небо и скоммандовал мне идти в направлении, которое было лучшим для меня, и быть уверенным, что я могу запомнить место, где мы были в этот момент, так чтобы я мог вернуться сюда, когда
я закончу. Он добавил заверительным тоном, что он будет ждать меня, даже если это продлится бесконечно. Я спросил настороженно, верил ли он, что дело - достать ловца Духов - возьмёт долгое время.

"Кто знает?" сказал он, таинственно улыбнувшись. Я пошёл по направлению на юго-восток, обернувшись пару раз, чтобы посмотреть на Дон Хуана. Он шёл очень медленно в противоположном направлении. Я залез на вершину большого холма и снова посмотрел на Дон Хуана: он был уже далеко и не повернулся на меня посмотреть. Я сбежал вниз в небольшую чашеобразную вмятину между холмами и вдруг оказался один. Я сел на момент и начал удивляться: что мне здесь делать
Я чувствовал себя нелепо, ища ловца Духов. Я побежал опять наверх холма, чтобы иметь лучше взгляд на Дон Хуана, но нигде его не увидел. Я побежал вниз в направлении, где я видел его в последний раз. Мне хотелось отменить всю эту затею и уехать домой. Я здорово устал и чувствовал себя дураком. "Дон Хуан!"
кричал я снова и снова, но его нигде не было видно. Я снова взбежал на вершину, только другого, отвесного холма и оттуда тоже не мог его видеть. Я пробежал большой путь, разыскивая его, но он исчез. Я пошёл обратно по следам к первоначальному месту, где он меня оставил. У меня была абсурдная уверенность, что
я найду его сидящим там и смеющимся над моей несообразительностью. "Во что я к чёрту вляпался?" громко сказал я. Тогда я знал, что невозможно будет остановить то, что я там делал. Я реально не знал, как добраться до своей машины. Дон Хуан менял направления несколько раз и общая ориентация 4х кардинальных точек было недостаточно. Я боялся потеряться в горах. Я сел и в первый раз в своей жизни у меня появилось странное чувство, там никогда реально не было пути повернуть назад к первоначальной точке отправления. Дон Хуан сказал, что я всегда настаивал начинать в точке, которую я называл началом, когда в действительности начала не существует. И там, посреди тех гор, я почувствовал, я понял, что он имел ввиду. Было так, как-будто точкой отправления всегда был - я сам. Было так, как-будто Дон Хуан никогда реально там не был; и когда я искал его, он стал тем, чем реально был - мелькнувший образ, исчезнувший за холмом.

244-245
Я слышал мягкий шелест листьев и странный аромат окутал меня. Я чувствовал ветер, как давление на ушах, как застенчивое гудение. Солнце почти достигло компактных облаков над горизонтом, который выглядел как здорово окрашенная оранжевая полоса, когда он исчез за тяжёлым одеялом низких облаков; моментом позже он появился опять как красный шар, плывущий в тумане. Казалось, он боролся какое-то время, чтобы залезть в окошко синего неба, но, похоже,
облака не дали времени Солнцу, и затем оранжевая полоса и тёмные силуэты гор, казалось, проглотили Солнце. Я лёг на спину. Мир вокруг меня был таким тихим, таким спокойным, и в то же время таким чужим, это было выше моего понимания. Я не хотел плакать, но слёзы легко скатывались вниз. Я оставался в этом положении часами и почти не был способен встать. Камни подо мной были твёрдыми и там, где я лёг, едва была какая-то растительность по сравнению с богатой пышной зеленью вокруг. Там, где я находился, я мог видеть кромку высоких деревьев на восточных холмах. Наконец, стемнело.

Я почувствовал себя лучше, даже почти счастливо. Для меня полутемнота была более необходимой и защищающей, чем трудный дневной свет. Я встал, залез на вершину небольшого холма и начал повторять движения, которым учил меня Дон Хуан. Я бегал на восток 7 раз и затем заметил перемену температуры в моей руке. Я разжёг огонь и стал внимательно следить, как советовал Дон Хуан, наблюдая за каждой деталью. Прошли часы и я почувствовал себя очень уставшим и замёрзшим. Собрал приличную кучу сухих веток, подкладывал в огонь и подвинулся ближе к нему. Ночное наблюдение было таким утомительным и таким интенсивным, что это измучило меня; я начал кивать. Дважды засыпал и просыпался только когда моя голова сваливалась в одну сторону. Я был таким сонным, что уже не мог следить за огнём. Выпил немного воды и даже побрызгал на лицо, чтобы не заснуть. Мне удавалось бороться с сонливостью только на короткие моменты. Я каким-то образом стал раздражительным и чувствовал себя дураком, что оказался там, и это дало мне ощущение расстройства. Я был уставший, голодный, сонный и зол на себя. Наконец, я перестал бороться с сонливостью. Добавил кучу сухих прутьев в костёр и лёг поспать. Поиски союзника и ловца Духов в тот момент были самым абсурдным и сумасбродным приключением. Я так хотел спать, что я не мог даже думать или говорить с самим собой. Заснул. Меня вдруг разбудил громкий треск. Похоже, что шум или что-то в этом роде, слышался как раз над моим левым ухом, так как я лежал на правом боку. Я сел, полностью проснувшись. Левое ухо гудело и оглохло из-за близости и силы звука. Я должно быть заснул на короткое время, судя по куче сухих веток, которые всё ещё горели в костре. Другого шума я не слышал, оставался настороже и сохранял огонь в костре. Мысль промелькнула в голове, что то, что меня разбудило, было выстрелом; наверно кто-то был рядом, наблюдая за мной, выстрелил в меня. Мысль была мучительной и послужила возникновению лавины необоснованных страхов. Я был уверен, что кто-то владел этой землёй и, если это так, они могут принять меня за вора и убить. Или они могут убить меня, чтобы ограбить, не зная, что у меня с собой ничего не было. Я испытал момент серьёзной озабоченности за свою безопасность, чувствовал напряжение в плечах и шее, кости моей шеи скрипнули. Я всё ещё продолжал смотреть на костёр, но не замечал ничего необычного в нём и не слышал никакого шума. Немного спустя я совсем расслабился и подумал: что наверно, Дон Хуан был причиной всего этого. И очень скоро я стал полностью убеждён, что так и было. Мысль заставила меня рассмеяться. Затем другая лавина рациональных умозаключений, неясных в этот раз. Я подумал, что Дон Хуан должно быть заподозрил, что я собирался передумать оставаться в горах, или он должно быть видел меня бегущим за ним и ищущим укрытие в спрятанной пещере или за кустами. Затем он последовал за мной и заметил, что
я заснул, разбудил меня, сломав ветку у моего уха. Я добавил больше прутьев в огонь и начал просто, но тайком оглядываться по сторонам, чтобы видеть, могу ли я заметить его.
246-247
Несмотря на это, я знал: даже если он здесь прячется, я всё равно не смогу его обнаружить. Всё вокруг было относительно спокойно: сверчки, ветер, будораживающий деревья на склонах холмов, окружающих меня, тихий треск прутьев, объятых пламенем. Вокруг летали искры, но это были обычные искры.
Вдруг я услышал громкий шум ветки, сломаной на две части. Звук раздался слева от меня. Я остановил дыхание, слушая с полным вниманием. Мгновением позже я услышал как другая ветка сломалась от меня справа. Затем я услышал еле слышный, далёкий звук ломающихся веток. Создавалось впечатление, что кто-то
наступал на них, заставляя их ломаться. Звуки были богатыми и полными, они привлекали. Они также, казалось, становились ближе ко мне. Я очень медленно реагировал и не знал: то ли слушать, то ли встать. Я раздумывал, что делать, как вдруг звуки сломанных ветвей раздались со всех сторон. Я был окружён ими так быстро, что едва успел вскочить на ноги и затоптать огонь. Я начал бежать вниз в темноте. Мысль промелькнула в голове, пока двигался через кусты, что плоского места не было. Я продолжал бежать рысцой и старался защищать глаза от кустов. Я был уже на полпути к подножью холма, когда почувствовал что-то за спиной, почти касающееся меня. Это не было веткой, а было то, что я интуитивно чувствовал, овладевает мной. Поняв это, мной овладел холод: я снял свой жакет и свернул его на животе, согнул ноги и закрыл глаза руками, как советовал Дон Хуан. Я был в этом положении недолго и потом понял, что вокруг меня остановилось. Никаких звуков не было. Я стал экстраординарно встревоженным. Мышцы желудка сжались и тряслись спазмотически. Затем я услышал ещё треск. Он, казалось, раздавался издалека, но был чётким и ясным. Он повторился ближе ко мне. Произошла пауза в спокойствии и потом что-то взорвалось прямо над моей головой. Этот неожиданный шум заставил меня невольно отпрыгнуть и я почти покатился на бок. Это определённо был звук ветки, сломанной надвое.
Звук был слышен так близко, что слышен был шелест листьев ветки, когда она треснула. Затем последовал поток трескотни взрывов; ветки ломались огромной силой вокруг меня. Моя реакция на весь этот феноменон в этот момент совершенно не соответствовала ситуации; вместо того, чтобы ужасаться, я хохотал.
Я искренне думал, что понял причину случившегося. Я был убеждён, что Дон Хуан снова разыгрывал меня. Серия логических заключений скрепила мою уверенность; я ощущал лёгкость. Я был уверен, что смогу поймать эту старую лису Дон Хуана в этом его трюке. Он был вокруг меня, ломая ветки, и знал, что я не посмею взглянуть наверх, он был в безопасности и свободен делать всё, что хотел. Я понял, что ему пришлось остаться одному в горах, так как я днями был с ним постоянно. У него не было приятного времяпровождения или возможности просить помощи своих товарищей. Если он прятался, как я думал, он прятался сам и логично, что он мог призвести только ограниченное количество шума. Так как он был один, шумы должны были происходить в линейной последовательности; имеется ввиду, один - каждый раз или самое большое: 2-3 за раз. Кроме этого, разнообразие шумов также должно быть лимитировано механике одного человека.
Я был абсолютно уверен, оставаясь согнутым и неподвижным, что вся ситуация была игрой, что единственный путь оставаться вне игры, было эмоционально отстранить себя от неё. Мне это явно доставляло удовольствие. Я поймал себя тихо смеющимся над идеей того, что мог предугадать следующий манёвр моего соперника. Старался представить, что я бы сделал следующее, если бы был Дон Хуаном. Звук чего-то чавкающего вытряхнул из меня мои умственные потуги.
Я внимательно слушал: звук повторился. Я не мог разобрать, что это было. Похоже было на то, как животное пьёт воду. Это повторилось опять очень близко.
Это был раздражающий звук, напоминающий чмокание молоденькой девушки, жующей жвачку большими скулами. Мне было интересно, как Дон Хуан мог производить такой шум, и тут звук снова повторился справа. Сначала был один звук, а потом я услышал серию чавкающих звуков, как-будто кто-то шёл по грязи.
Это был почти сердитый звук ног, чавкающий в глубокой грязи.
248-249
Шум остановился на момент и снова начал с левой стороны, очень близко, наверно в 10ти шагах от меня. Теперь они звучали, как-будто тяжёлый человек в резиновых сапогах бежал рысцой по грязи. Я поражался богатству звука. Я не мог представить никаких примитивных приборов, которые я сам мог бы использовать, чтобы это произвести. Я услышал ещё серию бегущих, чавкающих звуков за спиной, и потом они все прозвучали одновременно со всех сторон.
Казалось, кто-то шёл, бежал, скакал по грязи вокруг меня. Логично, что я стал сомневаться. Если Дон Хуан всё это делал, он должен был бегать кругами с невероятной скоростью. Скорость звуков делала альтернативу невозможной. Тогда я подумал, что Дон Хуан всё-таки имел соратников. Я хотел заняться расчётами: кто из его учеников мог там быть, но интенсивность шума заняла всю мою концентрацию. Я реально не мог чётко думать, и всё же я не боялся, только наверно, сбит с толку странными звуками. Удары реально вибрировали. По правде говоря, их странные вибрации были направлены мне в живот, или наверно
я воспринимал их вибрации нижней частью своего живота. Понимание этого повлекло моментальную потерю моего чувства отрешённости. Звуки атаковывали мой живот! Возник вопрос, "А что если это не Дон Хуан?" Я запаниковал и напряг свои мышцы живота, засунул свои бёдра в связаный жакет. Шумы увеличились
числом и скоростью, как-будто они знали, что потерял своё доверие, их вибрации были такими интенсивными, что меня выворачивало наизнанку. Я боролся с тошнотой, глубоко дышал и начал петь мои песни peyote. Меня вытошнило и чавкающий шум тотчас же прекратился; и звуки сверчков, ветра и отдалённого лая койотов были наложены на общую картину. Короткая остановка позволила мне отдохнуть и я проверил себя. Только недавно я был в прекрасном расположении духа, уверенный и отрешённый; я явно жутко провалился в оценке ситуации. Даже если бы у Дон Хуана были ученики, это было бы механически невозможно им производить звуки, которые повлияют на мой желудок. Чтобы производить такие интенсивные звуки, им нужно было бы оборудование вне их досягаемости.
Возможно феноменон, который я испытывал, не был игрой и "ещё один трюк Дон Хуана", было единственным объяснением. Я онемел и у меня было поглощающее желание: скатиться и вытянуть ноги. Решил двигаться вправо, чтобы отползти от места, где меня стошнило. В момент, когда я начал ползти,
я услышал очень тихий скрип прямо над моим левым ухом. Я оцепенел на месте: скрип повторился на другой стороне головы. Это был одиночный звук,
я подумал: он напоминает скрип двери. Я подождал, но ничего не услышал, тогда решил снова двигаться. Не успел я начать двигать свою голову вправо, как
я был почти вынужден подпрыгнуть. Поток скрипов тут же окружил меня. Временами они были как скрип дверей; но иногда они звучали как писк крыс или морских свинок. Они не были громкими или интенсивными, а очень тихими и коварными, вызывали во мне агонию спазм и тошноту. Они прекратились, когда начали постепенно уменьшаться, пока я не услышал одного или двух одновременно. Потом я услышал что-то вроде крыльев большой птицы, летящей над кустами. Казалось, она летала кругами над моей головой. Тихий писк начал снова увеличиваться и также хлопание крыльев. Похоже над моей головой было что-то вроде стаи гигантских птиц, бьющих своими мягкими крыльями. Оба шума слились, создав облегающую волну вокруг меня. Я почувствовал, что плыву, подвешенный в мягкой волне. Писк и хлопание были такими гладкими, я мог чувствовать их по всему телу. Хлопание крыльев стаи птиц казалось тянули меня сверху, тогда как писк армии крыс похоже, толкал меня снизу вокруг тела. У меня не было сомнения, что благодаря моей глупости, я привлёк что-то ужасное к себе. Я сжал зубы, глубоко вздохнул несколько раз и запел песни peyote.Шумы продолжались очень долго и я боролся с ними изо всех сил.
250-251
Когда они успокоились, "молчание" снова нарушилось, как я привык воспринимать молчание; имеется ввиду, я мог только слышать природные звуки насекомых и ветра. Время молчания для меня было более ранимо, чем время с шумом. Я начал думать, оценивать своё положение и мои размышления довели меня до паники.
Я знал, что потерял надежду; у меня не было ни знаний, ни сил защищаться и отражать то, что приближалось ко мне. Я был совершенно беспомощен, согнувшись над собственной рвотой. Я подумал, что подошёл конец моей жизни и начал всхлиповать. Мне хотелось думать о своей жизни, но я не знал с чего начать. Ничего из того, что я проделал в своей жизни, реально стоило вспоминать, так что мне не о чем было думать. Это было исключительным открытием. Я изменился с того последнего времени, когда я испытал подобный страх. В этот раз я был ещё более пустым: у меня было меньше личных чувств продолжать. Я спрашивал себя, что воин сделает в такой ситуации, и пришёл к следующим заключениям. Было что-то в области живота, что было важно; было что-то неземное в звуках; они целили в мой живот и идея, что Дон Хуан проделывал со мной трюк, была нелепой. Мышцы желудка были очень напряжены, хотя спазм уже не было. Я продолжал петь и глубоко дышать, я чувствовал успокаивающую теплоту, заполняющую всё моё тело. Мне стало ясно: если я выживу, то мне придёться продолжать в направлении учений Дон Хуана. Я повторил его инструкции в голове. Я помнил точно место, где исчезло Солнце за горами, по отношению к холму, где был я, и к месту, где меня скрючило. Я снова сориентировался, и когда я убедился, когда моя оценка кардинальных точек была правильной, я начал менять своё положение
так, чтобы моя голова была в новом и лучшем направлении на юго-восток. Я начал медленно двигать свои ноги влево, см за см, пока не согнул их в голенях. Потом я начал ползти боком, затем я услышал странное постукивание; у меня было настоящее физическое ощущение, что что-то трогает неприкрытое место моей шеи сзади. Это произошло так быстро, что я невольно закричал и снова оцепенел. Я напряг мускулы живота, начал глубоко дышать и петь мои песни peyote.
Секундой позже, я снова почувствовал тот же самый лёгкий стук на шее. Я скривился. Моя шея была открыта и я ничего не мог сделать, чтобы защитить себя.
И снова стук, это был очень мягкий, почти шёлковый предмет, трогающий мою шею, как меховая лапа огромного кролика. Она снова тронула меня, а потом она начала двигаться по моей шее туда-сюда, пока я не заплакал. ощущалось так, как-будто стадо молчаливых, гладких, воздушных кенгуру наступали на мою шею.
Я мог слышать мягкие, тяжёлые шаги лап, когда они мягко переступали через меня. Это совсем не причиняло мне боли и всё же это сводило меня с ума. я знал: если я не вмешаюсь и не сделаю что-нибудь, я сойду с ума, встану и побегу. Так что я снова медленно начал манёвр своим телом в новое положение. Моя попытка движения казалось увеличила стук по шее. И наконец, оно дошло до такого свирепого возбуждения, что я дёрнул своё тело и моментально оказался в новом направлении. Я понятия не имел о результате моего действия. Я просто действовал, чтобы просто не сойти с ума. Как только я поменял направление стук по шее исчез. После долгой, мучительной паузыя услышал отдалённый звук сломанной ветки. Шум больше не был близко. Было так, как-будто они убрались в другое место далеко от меня. Звук ломающихся ветвей через мгновенье смешался с громким звуком шелестящих листьев, как-будто сильный ветер бил весь холм.
Все кусты вокруг меня тряслись, хотя ветра не было. Звук шелеста листьев и треск ветвей создавали впечатление, что весь холм был в огне. Моё тело отвердело
как камень, я обливался потом и начал чувствовать себя теплее и теплее. Какой-то момент я был полностью убеждён, что холм горел. Но я не прыгнул и не побежал, потому что я онемел, я был парализован; по правде, я даже не мог открыть глаза. Всё, что имело значение для меня в тот момент, было встать и убежать от огня. Желудок был в ужасном состоянии, что повлияло на моё дыхание. Я был поглощён стараниями дышать. После долгой борьбы, я снова стал способен глубоко вдыхать и также замечать, что шелест прекратился; был только редкий треск.
252-253
Треск ветвей становился более далёким и редким, пока совсем не прекратился. Я стал способен открыть глаза и смотрел сквозь полузакрытых век на землю подо мной. Уже было утро, я подождал ещё немного, не двигаясь, и потом начал потягиваться телом, скатился на спину. Солнце было над холмом на востоке. Мне взяло часы, чтобы привести в порядок мои ноги и стащить себя вниз с холма. Я начал идти к тому месту, где меня оставил Дон Хуан, что было наверно милю пройти.
К середине дня я был едва на краю какого-то леса, всё ещё четверть мили от места. Я больше не мог идти никак. Я подумал о горных львах и попытался залезть на дерево, но мои руки на могли поддерживать моё тело. Я прислонился к скале и решил там умереть. Я был убеждён, что стану жертвой горных львов или других
хищников. У меня не было сил даже бросить камень, я не был голоден и не хотел пить. Около полудня я нашёл небольшой ручей и выпил много воды, но вода не помогла мне вернуть мою силу. Пока я сидел там абсолютно беспомощный, я чувствовал себя отверженным, но страха не было. Я так устал, моя судьба была мне безразлична и я заснул. Я проснулся, когда что-то тряхнуло меня. Дон Хуан нагнулся надо мной. Он помог мне сесть, дал мне воды и немного каши. Он рассмеялся и сказал , что я выглядел как с того света. Я пытался рассказать ему о случившемся, но он поторопил меня и сказал, что я пропустил отметку того места, где я должен был его встретить, что было дальше на 100 метров. Он наполовину нёс меня вниз по склону. Он сказал, что ведёт меня к большому ручью и собирается обмыть меня там. По пути он заткнул мои уши какими-то листьями из его кошелька, и затем он закрыл мне глаза, положив листья на них и обвязав глаза материей.
Он заставил меня снять одежды и велел мне положить мои руки на глаза и уши, чтобы быть уверенным, что я не смогу ничего не слышать и не видеть. Дон Хуан спросил меня, смогу ли я сам дойти назад к моей машине. Странным было то, что я чувствовал себя опять сильным. Я даже пробежал по стороне отвесной скалы
чтобы доказать это. По пути к моей машине я оставался очень близко к Дон Хуану. Спотыкался много раз, а он смеялся. Я заметил, что его смех был особенно оживляющим и это стало главным в моём выздоровлении; чем больше он смеялся, тем лучше я себя чувствовал.
На следующий день я рассказал Дон Хуану последовательность событий с момента, когда он оставил меня. Он смеялся всё время пока я рассказывал, особенно когда я сказал ему, что думал это один из его трюков.
"Ты всегда думаешь, что тебя обманывают," сказал он, "ты слишком веришь себе и действуешь так, как-будто знаешь ответ на всё. Ничего ты не знаешь мой маленький друг, ничего." Это было впервые, чтобы Дон Хуан назвал меня "мой маленький друг". Это меня удивило, он это заметил и улыбнулся. Было много теплоты в его голосе и это очень опечалило меня. Я сказал ему, что был беззаботным и неэффективным, так как это была моя врождённая черта; и что я никогда не понимал его мир. Меня это сильно тронуло. Он был очень вдохновлённым и подтвердил, что я всё проделал отлично. Я спросил его, что значит мой опыт происшедшего. "Никакого особого значения это не имеет. То же самое могло случиться с любым, особенно с таким как ты, у кого щель уже открыта. Это - очень распространено. Любой воин, кто идёт искать союзников, расскажет тебе о своих приключениях. Что они сделали с тобой - было не так плохо. Однако твоя щель открыта и поэтому ты такой нервный. Невозможно стать воином за день. Сейчас ты должен ехать домой и не возвращаться, пока ты не выздровеешь и твоя щель не закроется."
254-255
Месяцами я не возвращался в Мексику; я использовал время для работы над моими записями и в первый раз за 10 лет, с тех пор как начал учёбу с Дон Хуаном, его учения начали иметь смысл для меня. Я чувствовал, что долгие периоды времени без этой тренировки, имели очень отрезвляющий и полезный эффект на меня.
Они давали мне возможность пересмотреть мои открытия и представить их в интеллектуальном порядке, подходящем моему интересу и тренировке. Однако события, которые произошли в мой последний визит в Мексику, показали ошибки в моём оптимизме понимания знаний Дон Хуана. Последние записи я сделал
16 октября 1970 года. События, которые тогда произошли, отметили переход. Они не только закрыли цикл инструкции, но они также открыли новый цикл, который был таким непохожим на то, что я делал до этого, что я почувствовал: это - точка, где я должен закончить свой репортаж.
Приближаясь к дому Дон Хуана, я увидел его сидящим на своём обычном месте под рамадой перед передней дверью. Я припарковался в тени дерева, вытащил свой портфель и сумку продуктов из машины и пошёл к нему, громко приветствуя его. Затем я заметил, что он был не один. Был ещё мужчина, сидящий сзади высокой кучи дров. Они оба смотрели на меня. Дон Хуан помахал и также другой мужчина. Судя по одежде, он не был индейцем, а мексиканцем с юга-запада.
На нём были джинсы Levis, бежевая рубашка, ковбойская Техасская шляпа и сапоги. Я поговорил с Дон Хуаном и потом посмотрел на мужчину: он улыбался мне.
На момент он уставился на меня. "Здесь, маленький Карлос," он сказал Дон Хуану, "и он больше со мной не разговаривает. Не говори мне, что он сердит на меня!"
Прежде чем я мог что-то ответить, они оба расхохотались и только тогда я понял, что странный человек был Дон Дженаро. "Ты не узнал меня, не так ли?"
спросил он всё ещё смеясь. Мне пришлось признать, что его одежда удивила меня.
"Что ты делаешь в этой части света, Дон Дженаро?" спросил я.
"Правильно," эхом повторил Дон Дженаро. "Ты не представляешь, что горячий ветер может сделать такому старому телу, как моё." Я сел между ними.
"Что это делает с твоим телом?" спросил я.
"Горячий ветер говорит экстраординарные вещи моему телу," сказал он и повернул к Дон Хуану свои блестящие глаза. "Разве не так?"
Дон Хуан кивком головы подтвердил это. Я сказал им, что время горячих ветров Santa Ana было худшей частью года для меня, и было очень странно, что Дон Дженаро придёт искать горячий ветер, когда я бежал от него.
"Карлос не может выдержать жару," Дон Хуан сказал Дон Дженаро "Когда становится жарко, он делается как ребёнок и задыхается."
"Действительно?" Дон Дженаро притворился озабоченным и сделал жест отчаяния, что было неописуемо смешно. Следующее Дон Хуан объяснил ему, что меня не было несколько месяцев из-за неудачного столкновениия с союзниками.
"Итак, ты, наконец встретился с союзником!" сказал Дон Дженаро.
"Думаю, что да," осторожно сказал я. Они громко рассмеялись и Дон Дженаро похлопал меня по спине 2-3 раза.
256-257
Это были очень лёгкие хлопки, которые я понял как дружеский жест озабоченности. Он оставил свою руку на моём плече, глядя на меня, и у меня появилось чувство спокойного удовольствия, которое было мимолётным, так как следующее Дон Дженаро сделал, было необъяснимо для меня. Я вдруг почувствовал, что он положил вес валуна на мою спину. У меня было ощущение, что он увеличил вес своей руки, которая лежала на моём правом плече, пока это не заставило меня
скатиться вниз и ударить голову о землю.

"Мы должны помочь маленькому Карлосу," сказал он и многозначительно посмотрел на Дон Хуана. Я снова сел прямо и повернулся к Дон Хуану, но он отвернулся. Я на момент поколебался и надоедливая мысль, что Дон Хуан действовал так, как-будто он не имел ничего со мной общего. Дон Дженаро смеялся: похоже он ждал моей реакции. Я попросил его положить руку на моё плечо ещё раз, но он не захотел это делать. Я уговаривал его хотя бы сказать мне, что он проделал со мной.
Он только посмеивался. Я снова повернулся к Дон Хуану и сказал ему, что вес руки Дон Дженаро чуть не раздавил меня.
"Я ничего об этом не знаю," сказал Дон Хуан комичным тоном. "Он не клал руку на моё плечо." После этого они оба залились смехом.
"Что ты со мной проделал, Дон Дженаро?" спросил я.
"Я просто положил руку на твоё плечо," невинно сказал он.
"Сделай это снова," скпазал я, но он отказался. В этот момент вмешался Дон Хуан и попросил меня описать Дон Дженаро то, что я воспринял в прошедшем.
Я подумал, что он хотел, чтобы я дал настоящую картину того, что со мной случилось, но чем серьёзнее становилось моё описание, тем больше они смеялись.
Я останавливался 2-3 раза, но они уговаривали меня продолжать.
"Союзник придёт к тебе независимо от твоих чувств," сказал Дон Хуан, когда я закончил свой рассказ. "Я имею ввиду: тебе не нужно ничего делать, чтобы привлечь его. Ты можешь сидеть и перебирать своими большими пальцами или думать о женщинах и потом вдруг, стук в твоё плечо, ты поворачиваешься и союзник стоит рядом."
"Что я должен делать, если такое случится?" спросил я.
"Эй! Эй! Подожди!" крикнул Дон Дженаро. "Это неправильный вопрос, тебе не нужно спрашивать : что ты мог бы сделать, ты явно ничего не можешь сделать.
Тебе следует спросить: что воин может сделать?" Он повернулся ко мне, моргая, голова слегка наклонена вправо и рот поджат. Я смотрел на Дон Хуана, не понимая было ли эта ситуация шуткой, но он важно молчал.
"Хорошо! Что может воин сделать?" сказал я.
Дон Дженаро моргнул и чмокнул губами, как бы ища подходящее слово. Он пристально посмотрел на меня, держась за подбородок. "Воин наливает в штаны,"
сказал он с индейской торжественностью. Дон Хуан закрыл своё лицо, а Дон Дженаро хлопнул о землю, взрываясь от воющего смеха.
"Испуг - это то, от чего никогда не избавишься," сказал Дон Хуан когда смех стих. "Когда воин пойман в такой трудной ситуации, он просто повернётся спиной к союзнику, не думая дважды. Воин не должен потакать своим слабостям, так он не может умереть от испуга.Воин позволяет союзнику приходить только, когда
он здоров и подготовлен. Когда он достаточно силён схватиться с союзником. Он открывает свою щель и неожиданно катится, хватает союзника и держит его пригвоздённым, держа свой взгляд на нём столько, сколько нужно. Потом он отводит свои глаза, отпускает союзника, даёт ему уйти. Воин, мой маленький друг,
мастер во все времена."
"Что произойдёт, если ты смотришь на союзника слишком долго?" спросил я. Дон Дженаро посмотрел на меня и сделал комический жест.
"Кто знает? Может Дженаро расскажет тебе, что с ним случилось." сказал Дон Хуан.
"Может быть," сказал Дон Дженаро и тихо засмеялся.
"Пожалуйста, мог бы ты рассказать мне?"
Дон Дженаро встал, потягивая руки, хрустнул своими костями и открыл глаза так, что они стали круглыми как у сумасшедшего. "Дженаро собирается заставить пустыню содрогаться," сказал он и пошёл в кусты.
258-259
"Дженаро полон решимости помочь тебе," доверительно сказал Дон Хуан. "Он с тобой сделал то же самое в своём доме и ты почти УВИДЕЛ."
Я подумал, что он имеет ввиду то, что произошло на водопаде, но он говорил о тех неземных грохочущих звуках, которые я слышал в доме Дон Дженаро.
"Кстати, что это было?" спросил я. "Мы смеялись над этим, но ты никогда мне не объяснил, что это было."
"Ты никогда не просил."
"Просил."
"Нет. Ты спрашивал меня о чём угодно, но только не об этом." Дон Хуан смотрел на меня, осуждающе. "Это - искусство Дженаро, только Дженаро может это сделать, ты тогда почти ВИДЕЛ," сказал он. Я ответил, что до меня никогда не доходило: связать ВИДЕНИЕ со странным шумом, который я тогда слышал.
"А почему нельзя?" спросил он категорично.
"ВИДЕТЬ означает глаза для меня," сказал я. Он на момент проницательно взглянул на меня, как-будто со мной было что-то не так.
"Я никогда не говорил, что ВИДЕТЬ - это дело только глаз," сказал он и тряхнул головой, не веря своим ушам.
"Как он это делает?" настаивал я.
"Он уже сказал тебе, как он это делает," резко ответил Дон Хуан. В этот момент я услышал экстраординарный грохот. Я подпрыгнул, а Дон Хуан начал хохотать.
Грохот звучал как громоподобная лавина. Слушая это, у меня появилось странное представление, что мой инвентарь опыта в звуках определённо базируется на фильмах. Глубокийгром, который я слышал, напоминал звуковую запись фильма, когда целая сторона скалы падает в долину. Дон Хуан держался за бока, как- будто они болели от смеха. Громоподобный гул тряс землю, где я стоял. Я ясно слышал заглушённый звук того, что похоже был огромый валун, скатывающийся
со стороны скалы. Я услышал серию ударов падения, которые создавали впечатление валуна, неминуемо надвигающегося на меня. На момент я оказался в полном замешательстве: мои мышцы напряглись и всё моё тело было готово бежать. Я посмотрел на Дон Хуана: он уставился на меня. Тогда я услишал наиболее пугающий удар, какой я когда-либо слышал в своей жизни. Похоже было на то, что монументальный валун приземлился прямо за домом. Всё тряслось и в тот момент у меня появилось странное восприятие. На мгновенье, я реально УВИДЕЛ валун, размером с гору, прямо сзади дома. Это не было, как-будто образ наложился на сцену дома, на который я смотрел. И это также не был вид настоящего валуна. Это было скорее, как-будто шум создавал образ валуна, скатывающегося с его монументальных сторон. Я реально ВИДЕЛ шум. Необъяснимый характер моего восприятия бросил меня в глубины отчаяния и путаницы.
Никогда в своей жизни я не подумал бы, что мои чувства способны воспринимать в такой манере. У меня была атака рациональной борьбы и я решил бежать изо всех сил. Дон Хуан держал меня за руку и властно приказал мне не бежать и не поворачиваться также, а встать лицом по направлению туда, куда ушёл Дженаро.
Я услышал следующую серию грохочущего шума, который напоминал звуки камней, падающих друг на друга, и затем всё снова успокоилось. Через несколько минут вернулся Дон Дженаро и сел, спросив меня: ВИДЕЛ ли я. Я не знал, что сказать и повернулся к Дон Хуану за знаком. Он уставился на меня.
"Я думаю, он ВИДЕЛ," сказал он и тихо засмеялся. Я хотел сказать, что я не знал, о чём они говорят, чувствовал себя ужасно расстроенным. У меня было физическое ощущение гнева, абсолютного неудобства. "Я думаю, что мы должны оставить его здесь посидеть одному," предложил Дон Хуан: они встали и прошли мимо меня. "Карлос потакает своим слабостям в своём замешательстве," произнёс Дон Хуан намеренно громко. Я часами оставался один: было время заняться записями и подумать над абсурдом моего, только что полученого, опыта. Поразмышляв об этом, мне стало ясно, что с того самого момента, когда я увидел Дон Дженаро, сидящим под рамадой, ситуация приобрела ощущение игры.
260-261
Чем больше я думал об этом, тем больше я становился убеждённым, что Дон Хуан контролирровал Дон Дженаро и эта мысль наполнила меня негодованием.
Дон Хуан и Дон Дженаро вернулись в сумерки. Они сели по бокам рядом со мной. Дон Дженаро подвинулся ближе и почти наклонился надо мной. Его тонкие и хрупкие плечи слегка дотрагивались до меня и я испытывал то же чувство, которое было, когда он стучал по мне. Давящий вес свалился на меня и я упал на колени Дон Хуана. Он помог мне сесть прямо и спросил меня шутливым тоном, хочу ли я поспать на его коленях. Дон Дженаро похоже был в прекрасном расположении духа: его глаза сверкали. А мне хотелось плакать: меня не оставляло чувство, что я был как животное, загнонное за ограду.
"Я напугал тебя, малютка-Карлос?" спросил меня Дон Дженаро, похоже реально озабоченный. "Ты выглядишь как дикий конь."
"Расскажи ему историю, это единственное, что его успокаивает," предложил Дон Хуан. Они отодвинулись, сели напротив меня и оба они рассматривали меня с большим любопытством. В полутемноте их глаза казались стеклянными, как огромные тёмные озёра воды. Глаза были просто невероятными: не глаза человека.
На момент мы посмотрели друг на друга и я отвёл глаза. Заметил, что я их не боялся, и всё же их глаза пугали меня до того, что я весь дрожал. Я ощущал очень неудобное замешательство. После минутного молчанья, Дон Хуан уговаривал Дон Дженаро рассказать мне, что произошло с ним в момент, когда он старался переглядеть своего союзника. Дон Дженаро сидел лицом ко мне в нескольких шагах от меня; он ничего не сказал. Я посмотрел на него: его глаза казалось были в
4-5 раз больше размером обычных человеческих глаз. Они светились сильнейшей привлекательностью. Что, казалось, было светом его глаз, доминировало всё вокруг них. Тело Дон Дженаро, похоже, съёжилось и выглядело больше как тело кошки. Я заметил движение его кошачьего тела и испугался. Вполне автоматически, как-будто я делал это всю свою жизнь, я принял "позицию борца" и начал ритмично бить по икре своей ноги. Когда я осознал свои действия, то смутился и взглянул на Дон Хуана. Он уставился на меня, как он это обычно делает, его глаза были добрыми и успокающими. Он громко рассмеялся. Дон Дженаро мяукнул, встал и пошёл в дом. Дон Хуан объяснил мне, что Дон Дженаро был очень очень силён и не любил напрасно тратить время, и что он просто дразнил меня своими глазами. Он сказал, что как обычно, я знал больше, чем я сам этого ожидал. Он прокомментировал, что все, кто связан с Колдовством, были ужасно опасными во время сумерек, и что Колдуны, вроде Дон Дженаро, могли исполнять чудеса в это время. Несколько минут мы были спокойны и я почувствовал себя лучше. Поговорив с Дон Хуаном, я расслабился и восстановил своё доверие. Потом он сказал, что ему надо поесть что-нибудь и что мы собираемся на прогулку для того, чтобы Дон Дженаро мог показать мне приём - спрятаться. Я попросил его объяснить мне, что этот приём значит. Он сказал, что закончил объяснять вещи мне, потому что объяснения только увеличивали во мне потакание моим слабостям. Мы пошли в дом. Дон Дженаро зажёг керосиновую лампу и жевал, набитый едой, рот.

После еды мы трое пошли в густые кусты пустыни. Дон Хуан шёл почти рядом со мной. Дон Дженаро был впереди нас на несколько метров. Была ясная ночь, но тяжёлые облака, лунного света было достаточно, чтобы сделать окружающее вполне видимым. В какой-то момент Дон Хуан остановился и велел мне идти вперёд
чтобы следовать за Дон Дженаро. Я не решался; он мягко подтолкнул и заверил меня, что так нужно. Он добавил, что мне всегда следует быть готовым и всегда верить в собственные силы. Я последовал за Дон Дженаро и следующие 2 часа пытался догнать его, но несмотря на все мои усилия, его я не мог догнать. Силуэт Дон Дженаро всегда был впереди меня. Иногда он исчезал, как-будто прыгал в сторону от тропы, только чтобы появиться снова впереди меня. Насколько я мог судить, это казалось странной и бессмысленной прогулкой в темноте. Я шёл, потому что не знал, как добраться обратно до дома. Я не мог понять, что делал Дон Дженаро.
262-263
Я подумал, что он ведёт меня к какому-то заведомому месту в кустах, чтобы показать мне приём, о котором говорил Дон Хуан. Однако, в определённый момент у меня появилось странное ощущение, что Дон Дженаро был сзади меня. Я повернулся и поймал образ человека на расстоянии сзади меня. Эффект был поразительным. Я напрягался, чтобы видеть в темноте, и я думаю, что мог различить силуэт мужчины, стоящим наверно в нескольких метрах от меня. Фигура почти сливалась с кустами, как-будто он хотел скрыть себя. На момент я пристально взглянул и реально мог держать силуэт человека в поле зрения несмотря на то, что он старался спрятаться за тёмными формами кустов. Затем логическая мысль пришла мне в голову. Я подумал, что человек должно быть Дон Хуан, кто следовал за нами всё это время. В тот момент, когда я был убеждён, что это так и было, я также понял, что больше не мог изолировать его силуэт; всё, что было передо мной, это - неразличимая тёмная масса кустов пустыни. Я пошёл к месту, где я видел человека, но не мог никого найти. Дон Дженаро также нигде не было видно и так как я не знал пути назад, я уселся подождать. Через полчаса Дон Хуан и Дон Дженаро пришли, выкрикивая громко моё имя. Я встал и присоединился к ним. Мы шли домой в полном молчании. Мне вполне подходил этот спокойный фарс-комедия, так как я был полностью дезориентирован. Собственно, я был незнаком самому себе. Дон Дженаро что делал со мной то, что не давало мне сформулировать мои мысли так, как я привык это делать. Это стало очевидным для меня, когда я сел на тропе. Я машинально проверил время когда сел и потом оставался спокойным, как-будто мой мозг отключили. И всё же я сидел настолько наготове, чего до этого никогда не испытывал. Это было состояние вне мыслей, наверно сравнимое с полной беззаботностью. В течение этого времени мир, казалось, был в странном балансе: я ничего не мог добавить к нему и ничего не мог убрать из него. Когда мы прибыли домой, Дон Дженаро развернул соломенный матрас и пошёл спать. Я чувствовал себя обязанным рассказать Дон Хуану то, что со мной произошло за день. Он не дал мне говорить.
18 октября 1970.
"Думаю, я понял то, что Дон Дженаро пытался делать прошлой ночью," сказал я Дон Хуану. Я сказал это, чтобы вызвать его на разговор: его постоянный отказ - говорить - действовал мне на нервы. Дон Хуан улыбнулся и медленно покачал головой, как бы соглашаясь с тем, что я сказал. Я бы принял его жест как подтверждение, если бы не странный блеск в его глазах. Выглядело так, как-будто его глаза смеялись надо мной.
"Ты не думаешь, что я понял, не так ли?" спросил я.
"Полагаю ты понял, правда ты понял. Ты понял, что Дженаро был сзади тебя всё время. Однако понять - это ещё не всё." Его заявление, что Дон Дженаро был сзади меня всё время, было шоком для меня. Я умолял его объяснить это. "Твой разум устроен только искать одну сторону этого," сказал он, взял сухой прут и махнул в воздухе. Он не рисовал в воздухе или делал фигуры; то, что он делал, было похоже на движения он делал своими пальцами, когда вычищал мусор из кучи семян. Его движения были как мягкие тыкания или царапания прутом в воздухе. Он повернулся, посмотрел на меня и я механически вздёрнул плечи жестом удивления. Он приблизился ближе и повторил свои движения, делая 8 точек на земле. Он обвёл первую точку. "Ты - здесь," сказал он. "Мы все здесь; это - чувство, и мы двигаемся отсюда туда." Он округлил вторую, которую он нарисовал прямо над первой. Затем свой прут он двинул взад-вперёд между двумя точками, чтобы показать огромное движение. "Однако, есть ещё 6 точек, с которыми человек способен иметь дело," добавил он. "Большинство мужчин ничего о
них не знают." Он положил свой прут между точками 1 и 2 и прутом ударил по земле. "Двигаться между этими двумя точками ты называешь пониманием. Ты это делал всю свою жизнь. Если ты говоришь, что понимаешь мои знания, то ты не сделал ничего нового."
264-265
Затем он соединил линиями некоторые из 8ми точек к другим; результатом была длинная трапезоидная фигура, у которой было 8 центров разной радиации.
Каждая из этих 6и оставшихся точек - мир, также как чувство и понимание - два мира для тебя," сказал он.
"Почему 8 точек, а не неопределённое число как в круге?" спросил я и нарисовал круг на земле. Дон Хуан улыбнулся.
"Насколько я знаю, есть только 8 точек, с которыми человек способен иметь дело. Наверно человек не может идти выше этого. И я сказал - иметь дело, не
понимать, до тебя дошло?" Его тон был таким смешным, что я расхохотался. Он подсмеивался над моей настойчивостью точного использования слов.
"Твоя проблема в том, что ты хочешь понять всё, и это - невозможно. Если ты настаиваешь на понимании, то ты не рассматриваешь всё, как человек. Твой камень преткновения - не тронут. Поэтому ты почти ничего не сделал все эти годы. Тебы вытрясали из твоего тотального сна, это правда, но это в любом случае могло быть достигнуто другими обстоятельствами."
Сделав паузу, Дон Хуан велел мне встать, так как мы собирались в водный каньон. Когда мы влезали в мою машину, Дон Дженаро вышел из-за дома и к нам присоединился. Я проехал часть пути и потом мы пошли в глубокую расщелину. Дон Хуан выбрал место для отдыха в тени большого дерева.
"Однажды ты упомянул," начал Дон Хуан, "что твой друг сказал, когда вы оба видели лист, падающий с вершины дерева sycamore, что этот самый лист не упадёт снова с того же самого дерева когда-либо, всю вечность, помнишь?" Я вспомнил, что говорил ему об этом случае. "Мы у основания большого дерева," продолжал он, "и сейчас, если мы посмотрим на это другое дерево перед нами, мы можем увидеть лист, падающий с самой верхушки."
Он посигналил мне посмотреть. На другой стороне лощины было большое дерево; его листья были жёлтыми и сухими. После нескольких минут ожидания лист оторвался от верхушки и начал падать на землю; он затронул другие листья и ветки 3 раза, прежде чем приземлиться в высоких кустах. "Ты видел это?"
"Да."
"Ты бы сказал, что тот же самый лист никогда не упадёт с того же самого дерева, так?"
"Так."
"Для твоего лучшего понимания, это правда. Но это только для твоего лучшего понимания. Смотри снова."
Я машинально посмотрел и увидел падающий лист. Он реально ударил те же самые листья и ветки, как и предыдущий лист. Было похоже на мгновенное телевизионное прокручивание. Я следил за волнистым падением листа, пока он не очутился на земле. Я встал, чтобы выяснить, было ли два листа, но высокие кусты вокруг дерева не дали мне увидеть, где приземлился лист. Дон Хуан рассмеялся и велел мне сесть.
"Посмотри," сказал он, указывая головой на верхушку дерева. "Снова падает тот же самый лист." Я ещё раз увидел падающий лист в той же манере, как и предыдущие два. Когда он приземлился, я уже знал, что Дон Хуан снова посигналит мне, чтобы посмотреть на верхушку дерева, но до этого я посмотрел вверх. Лист падал опять. Тогда я понял, что видел только первый отрывающийся лист или скорее, первый раз лист упал, я видел его с того момента, когда он оторвался от ветки; другие 3 раза лист уже падал, когда я поднял свою голову посмотреть. Я сказал об этом Дон Хуану и уговаривал его объяснитьто, что он делал.
"Я не понимаю, как ты заставляешь меня видеть то же самое. Что делаешь со мной, Дон Хуан?" Он засмеялся, но не ответил, а я настаивал, чтобы он сказал мне, как я мог видеть,что лист падал снова и снова. Я сказал, что по-моему, это - невозможно. Дон Хуан сказал, что его логика говорит ему то же самое, и всё же,
я удоставерился, что лист падал снова и снова. Тогда он повернулся к Дон Дженаро.
266-267
"Не так ли?" спросил он. Дон Дженаро не ответил: его глаза сфокусировались на мне.
"Это невозможно!" сказал я.
"Ты не свободен! Ты цепями прикован к своей логике." воскликнул он и объяснил, что лист падал снова и снова с того же самого дерева, так что мне не нужно пытаться понять это. Доверительным тоном он сказал мне, что всю вещь я понял правильно и всё же моя мания всегда под конец ослепляла меня. "Тут нечего понимать. Понимание - это только очень маленькое дело, такое маленькое," сказал он. Тут Дон Дженаро встал и быстро посмотрел на Дон Хуана. Их глаза встретились и Дон Хуан посмотрел на землю перед собой. Дон Дженаро встал передо мной и начал махать по сторонам своими руками туда-сюда в унисон.
"Посмотри, малютка-Карлос," сказал он. "Посмотри! Посмотри!" Он сделал экстраординарный резкий, шипящий звук,чего-то рвущегося. В тот момент, когда это произошло, я почувствовал вакуум в нижней части живота. Это было ужасное, мучительное ощущение падения, не болезненное, но довольно неприятное и поглощающее. Оно длилось несколько секунд и затем исчезло, оставив странную чесотку в моих коленях. Но пока ощущение длилось, я испытал ещё один невероятный феноменон. Я увидел Дон Дженаро на вершине гор, которые были наверно в 10 милях от меня. Восприятие длилось только несколько секунд и
это случилось так неожиданно, что у меня даже реально не было времени это проанализировать. Не могу вспомнить, видел ли я фигуру человека, стоящего на вершине гор, или уменьшённый образ Дон Дженаро. И всё же, в тот момент я был уверен вне всякого сомненья, что я ВИДЕЛ его, стоящим на вершине гор. Однако, в тот момент, когда я подумал, что я никак не мог видеть человека в 10ти милях от меня, то восприятие исчезло. Я повернулся, ища Дон Дженаро, но там его не было. Удивление, которое я испытал, было уникальным, как и всё остальное, что происходило со мной. Мой разум сгибался от напряжения. Я полностью потерял ориентацию. Дон Хуан встал и заставил меня закрыть руками нижнюю часть моего живота и плотно придавить мои ноги к телу, сидя на корточках. Мы сидели молча какое-то время, потом он сказал, что он действительно собирается отказаться от каких-либо объяснений мне, потому что только действуя, можно стать Колдуном. Он порекоммендовал мне тут же уехать, пока Дон Дженаро не убил меня своими усилиями помочь мне.
"Ты собираешься поменять направление," сказал он, "и ты разорвёшь свои цепи." Он сказал, что понимать было нечего о его или Дон Дженаро действиях, и что Колдуны были вполне способны исполнять экстраординарные вещи. "Дженаро и я действуем отсюда," сказал он и указал в один из центров радиации в своей диаграмме. "И это не центр понимания, и всё же ты знаешь, что это."
Я хотел сказать, что я реально не знаю, о чём он говорит, но он не дал мне времени, встал и посигналил мне следовать за ним. Он начал быстро идти и скоро
я начал пыхтеть и потеть, пытаясь не отставать от него. Когда мы влезли в машину, я поискал Дон Дженаро. "Где он?" спросил я.
"Ты знаешь, где он," набросился на меня Дон Хуан. До того, как уехать, я сел рядом с ним, как я всегда делал. У меня было нестерпимое желание просить объяснить. Как говорил Дон Хуан: объяснения были моим настоящим потаканием своих слабостей.
"Где Дон Дженаро?" осторожно спросил я.
"Ты знаешь где," сказал он. "И всё же каждый раз ты проваливаешься из-за своей настойчивости на разбирательстве. Например, ты знал прошлой ночью, что Дженаро был сзади тебя всё время; ты даже повернулся и увидел его."
"Нет," запротестовал я. "Нет, я этого не знал." Это было правдой. Мой мозг отказывался вобрать в себя такого рода стимул как быть "реальным", однако, после 10ти лет тренировки с Дон Хуаном, мой мозг больше не мог придерживаться моему старому обычному мнению того, что реально.
268
Однако, все ожидания, которые у меня были до сих пор, появившиеся о природе реальности, оставались просто интеллектуальными манипуляциями. Доказательством было то, что под давлением действий Дон Хуана и Дон Дженаро мой разум пришёл в тупик. Дон Хуан посмотрел на меня и в его глазах была такая печаль, что я начал плакать. Слёзы лились рекой. В первый раз в своей жизни, я почувствовал замедляющий вес своей логики. Неописуемое мучение овладело мной. Я невольно завыл и обнял его. Он дал мне быстрый удар косточками кулака по верхушке моей головы. Я почувствовал вибрацию внизу позвоночника. Это имело отрезвляющий эффект. "Ты слишком потакаешь своим слабостям," мягко сказал он.

ЭПИЛОГ

Дон Хуан медленно обошёл меня вокруг. Он, похоже, раздумывал: сказать мне что-то или нет. Дважды он останавливался и, казалось, передумывал.
"Вернёшься ты или нет - теперь неважно," наконец сказал он. "Однако, тебе сейчас необходимо жить как воину. Ты всегда это знал, а сейчас ты просто в положении использовать то, что ты отбрасывал до этого. Но тебе пришлось побороться за такие Знания; они не были просто даны тебе. Тебе пришлось выбить их из себя. И всё же ты - Светящееся Существо и ты собираешься умереть, как все. Однажды я сказал тебе, что в Светящемся Яйце нечего менять."
Он на момент успокоился. Я знал, что он смотрел на меня, но я избегал его взгляда. "В тебе реально ничего не изменилось," сказал он.

Carlos Castaneda "Separate Reality"

Index:
Introduction...............................................................................3
Part 1:The Preliminaries of “Seeing”
Chapter 1...................................................................................12
Chapter 2...................................................................................15
Chapter 3...................................................................................25
Chapter 4...................................................................................32
Chapter 5...................................................................................42
Chapter 6...................................................................................49
Part 2: Task of “Seeing”
Chapter 7...................................................................................58
Chapter 8...................................................................................66
Chapter 9...................................................................................69
Chapter 10.................................................................................75
Chapter 11.................................................................................80
Chapter 12.................................................................................88
Chapter 13.................................................................................95
Chapter 14.................................................................................104
Chapter 15.................................................................................114
Chapter 16.................................................................................118
Chapter 17.................................................................................127
Epilogue....................................................................................135
Scanned by Ovix (controlledfolly@gmail.com)

Introduction

7
Ten years ago I had the fortune of meeting a Yaqui Indian from north-western Mexico. I call him "don Juan." In Spanish, don is an appellative (class) used to denote respect. I made don Juan's acquaintance under the most fortuitous circumstances. I was sitting with Bill, a friend of mine, in a bus depot in a border town in Arizona. We were very quiet. In the late afternoon the summer heat seemed unbearable. Suddenly he leaned over and tapped (knock) me on the shoulder.
"There's the man I told you about," he said in a low voice. He nodded casually toward the entrance. An old man had just walked in.
"What did you tell me about him?" I asked.
"He's the Indian, that knows about peyote. Remember?"
I remembered, that Bill and I had once driven all day looking for the house of an "eccentric" Mexican Indian, who lived in the area. We did not find the man's house and I had the feeling, that the Indians, whom we had asked for directions, had deliberately misled us. Bill had told me, that the man was a "yerbero", a person, who gathers and sells medicinal herbs, and that he knew a great deal about the hallucinogenic cactus, peyote. He had also said, that it would be worth my while to meet him. Bill was my guide in the Southwest, while I was collecting information and specimens of medicinal plants, used by the Indians of the area. Bill got up and went to greet the man. The Indian was of medium height. His hair was white and short, and grew a bit over his ears, accentuating the roundness of his head. He was very dark; the deep wrinkles on his face gave him the appearance of age, yet his body seemed to be strong and fit.
8-9
I watched him for a moment. He moved around with a nimbleness, that I would have thought impossible for an old man. Bill signaled me to join them.
"He's a nice guy," Bill said to me. "But I can't understand him. His Spanish is weird, full of rural colloquialisms, I suppose." The old man looked at Bill and smiled.
And Bill, who speaks only a few words of Spanish, made up an absurd phrase in that language. He looked at me, as if asking whether he was making sense, but I did not know, what he had had in mind; he then smiled shyly and walked away. The old man looked at me and began laughing. I explained to him, that my friend sometimes forgot, that he did not speak Spanish.
"I think he also forgot to introduce us," I said, and I told him my name.
"And I am Juan Matus, at your service," he said. We shook hands and remained quiet for some time. I broke the silence and told him about my enterprise. I told him, that I was looking for any kind of information on plants, especially peyote. I talked compulsively (conditioned by obsession) for a long time, and although I was almost totally ignorant on the subject, I said, I knew a great deal about peyote. I thought, that if I boasted about my knowledge, he would become interested in talking to me. But he did not say anything. He listened patiently. Then he nodded slowly and peered at me. His eyes seemed to shine with a light of their own. I avoided his gaze. I felt embarrassed.
I had the certainty, that at that moment he knew, I was talking nonsense. "Come to my house some time," he finally said, taking his eyes away from me. "Perhaps, we could talk there with more ease." I did not know what else to say. I felt uneasy. After a while Bill came back into the room. He recognized my discomfort and did not say a word. We sat in tight silence for some time. Then the old man got up. His bus had come. He said goodbye.
"It didn't go too well, did it?" Bill asked.
"No."
"Did you ask him about plants?"
"I did. But I think, I goofed (spoilt)."
"I told you, he's very eccentric. The Indians around here know him, yet they never mention him. And that's something."
"He said, I could come to his house, though."
"He was bullshitting you. Sure, you can go to his house, but what does it mean? He'll never tell you anything. If you ever ask him anything, he'll clam up (restrict, prohibit, not approve), as if you were an idiot, talking nonsense."
Bill said convincingly, that he had encountered people like him before, people, who gave the impression of knowing a great deal. In his judgment, he said, such people were not worth the trouble, because sooner or later one could obtain the same information from someone else, who did not play hard to get. He said, that
he had neither patience, nor time for old fogies, and that it was possible, that the old man was only presenting himself, as being knowledgeable about herbs, when in reality he knew as little, as the next man. Bill went on talking, but I was not listening. My mind kept on wondering about the old Indian. He knew, I had been bluffing (cliff, river bank, mislead, deceive, hoodwink, impress, intimidate). I remembered his eyes. They had actually shone. I went back to see him a couple of months later, not so much as a student of anthropology, interested in medicinal plants, but as a person with an inexplicable curiosity. The way, he had looked at me, was an unprecedented event in my life. I wanted to know, what was involved in that look, it became almost an obsession with me. I pondered it and, the more I thought about it, the more unusual it seemed to be. Don Juan and I became friends, and for a year I paid innumerable visits. I found his manner very reassuring and his sense of humor superb; but, above all, I felt there a silent consistency about his acts, a consistency, which was thoroughly baffling to me. I felt a strange delight in his presence and at the same time I experienced a strange discomfort. His mere company forced me to make a tremendous reevaluation of my models of behavior.
I had been reared, perhaps like everyone else, to have a readiness to accept man, as an essentially weak and fallible creature. What impressed me, about don Juan, was the fact, that he did not make a point of being weak and helpless, and just being around him insured an unfavorable comparison between his way of behaving and mine.
10-11
Perhaps one of the most impressive statements, he made to me at that time, was concerned with our inherent difference. Prior to one of my visits I had been feeling quite unhappy about the total course of my life and about a number of pressing personal conflicts, that I had. When I arrived at his house, I felt moody and nervous.
We were talking about my interest in knowledge; but, as usual, we were on two different tracks. I was referring to academic knowledge, that transcends (rise above, excel, pass beyond) experience, while he was talking about direct knowledge of the world.
"Do you know anything about the world around you?" he asked.
"I know all kinds of things," I said.
"I mean do you ever feel the world around you?"
"I feel as much of the world around me, as I can."
"That's not enough. You must feel everything, otherwise the world loses its sense." I voiced the classical argument, that I did not have to taste the soup, in order to know the recipe, nor did I have to get an electric shock, in order to know about electricity. "You make it sound stupid," he said. "The way I see it, you want to cling to your arguments, despite the fact, that they bring nothing to you; you want to remain the same, even at the cost of your well-being."
"I don't know, what you're talking about."
"I am talking about the fact, that you're not complete. You have no peace." That statement annoyed me. I felt offended. I thought, he was certainly not qualified to pass judgment on my acts or my personality. "You're plagued with problems," he said. "Why?"
"I am only a man, don Juan," I said peevishly (contrary). I made that statement in the same vein (mood, tendency), my father used to make it. Whenever he said,
he was only a man, he implicitly (hinting) meant, he was weak and helpless and his statement, like mine, was filled with an ultimate sense of despair. Don Juan peered at me, as he had done the first day we met.
"You think about yourself too much," he said and smiled. "And that gives you a strange fatigue, that makes you shut off the world around you and cling to your arguments. Therefore, all you have, is problems. I'm only a man too, but I don't mean, that the way you do."
"How do you mean it?"
"I've vanquished (conquer in battle) my problems. Too bad my life is so short, that I can't grab onto all the things, I would like to. But that is not an issue; it's only a pity." I liked the tone of his statement. There was no despair or self-pity in it.

In 1961, a year after our first meeting, don Juan disclosed to me, that he had a secret knowledge of medicinal plants. He told me, he was a "brujo." The Spanish word brujo can be rendered (presented for consideration) in English as sorcerer, medicine man, curer. From that point on, the relation between us changed; I became his apprentice and for the next four years he endeavored to teach me the mysteries of sorcery. I have written about that apprenticeship in The Teachings of Don Juan:
A Yaqui Way of Knowledge. Our conversations were conducted in Spanish, and, thanks to don Juan's superb command of that language, I obtained detailed explanations of the intricate means of his system of beliefs. I have referred to that complex and well-systematized body of knowledge, as sorcery and to him as a sorcerer, because those categories he, himself, used in informal conversations. In the context of more serious elucidations, however, he could use the terms "knowledge" to categorize sorcery and "man of knowledge" or "one, who knows" to categorize a sorcerer. In order to teach and corroborate (confirm) his knowledge don Juan used three well-known psychotropic plants: peyote, Lophophora williamasii; jimson weed, Datura inoxia; and a species of mushroom which belongs to the genus Psylocebe. Through the separate ingestion of each of these hallucinogens, he produced in me, as his apprentice, some peculiar states of distorted perception, or altered consciousness, which I have called "states of non-ordinary reality."

12-13
I have used the word "reality", because it was a major premise (subject, belief) in don Juan's system of beliefs, that the states of consciousness, produced by the ingestion of any of those three plants, were not hallucinations, but concrete, although unordinary, aspects of the reality of everyday life. Don Juan behaved toward these states of nonordinary reality, not "as if" they were real, but "as" real. To classify these plants, as hallucinogens and the states, they produced, as nonordinary reality, is, of course, my own device. Don Juan understood and explained the plants, as being vehicles, that would conduct or lead a man to certain impersonal forces or "powers" and the states, they produced, as being the "meetings", that a sorcerer had to have with those "powers", in order to gain control over them. He called peyote "Mescalito" and he explained it, as being a benevolent teacher and protector of men. Mescalito taught the "right way to live." Peyote was usually ingested at gatherings of sorcerers called "mitotes," where the participants would gather specifically to seek a lesson on the right way to live. Don Juan considered the jimson weed and the mushrooms to be powers of a different sort. He called them "allies" and said, that they were capable of being manipulated; a sorcerer, in fact, drew his strength from manipulating an ally. Of the two, don Juan preferred the mushroom. He maintained, that the power contained in the mushroom, was his personal ally and he called it "smoke" or "little smoke." Don Juan's procedure, to utilize the mushrooms, was, to let them dry into a fine powder inside a small gourd. He kept the gourd sealed for a year and then mixed the fine powder with five other dry plants and produced a mixture for smoking in a pipe. In order to become a man of knowledge, one had to "meet" with the ally as many times, as possible; one had to become familiar with it. This premise (subject, belief) implied, of course, that one had to smoke the hallucinogenic mixture quite often. The process of "smoking" consisted of ingesting the fine mushroom powder, which did not incinerate, and inhaling the smoke of the other five plants, that made up the mixture. Don Juan explained the profound effects, that the mushrooms had on one's perceptual capacities, as the "ally removing one's body." Don Juan's method of teaching required an extraordinary effort on the part of the apprentice. In fact, the degree of participation and involvement needed, was so strenuous, that by the end of 1965 I had to withdraw from the apprenticeship. I can say now, with the perspective of the five years, that have elapsed, that at that time don Juan's teachings had begun to pose a serious threat to my "idea of the world." I had begun to lose the certainty, which all of us have, that the reality of everyday life is something, we can take for granted. At the time of my withdrawal I was convinced, that my decision was final; I did not want to see don Juan ever again. However, in April of 1968, an early copy of my book was made available to me and I felt compelled (forced) to show it to him. I paid him a visit. Our link of teacher-apprentice was mysteriously reestablished, and I can say, that on that occasion I began a second cycle of apprenticeship, very different from the first. My fear was not as acute, as it had been in the past. The total mood of don Juan's teachings was more relaxed. He laughed and also made me laugh a great deal. There seemed to be a deliberate intent on his part to minimize seriousness in general. He clowned during the truly crucial moments of this second cycle, and thus helped me to overcome experiences, which could easily have become obsessive. His premise (belief) was, that a light and amenable (obidient, responsible) disposition was needed, in order to withstand the impact and the strangeness of the knowledge, he was teaching me. "The reason, you got scared and quit, is because you felt too damn important," he said, explaining my previous withdrawal. "Feeling important makes one heavy, clumsy, and vain. To be a man of knowledge one needs to be light and fluid." Don Juan's particular interest, in his second cycle of apprenticeship, was to teach me to "See." Apparently, in his system of knowledge there was the possibility of making a semantic difference between "Seeing" and "looking", as two distinct manners of perceiving. "Looking" referred to the ordinary way, in which we are accustomed to perceive the world.
14-15
While "Seeing" entailed a very complex process, by virtue of which a man of knowledge allegedly perceives the "essence" of the things of the world. In order to present the intricacies of this learning process in a readable form, I have condensed long passages of questions and answers, and thus, I have edited my original field notes. It is my belief, however, that at this point my presentation cannot possibly detract from the meaning of don Juan's teachings. The editing was aimed at making my notes flow, as conversation flows, so they would have the impact, I desired; that is to say, I wanted, by means of a reportage, to communicate to the reader the drama and directness of the field situation. Each section, I have set as a chapter, was a session with don Juan. As a rule, he always concluded each of our sessions on an abrupt note; thus the dramatic tone of the ending of each chapter is not a literary device of my own, it was a device proper of don Juan's oral tradition. It seemed to be a mnemonic (assisting) device, that helped me to retain the dramatic quality and importance of the lessons. Certain explanations are needed, however, to make my reportage cogent (powerful, forcibly convincing), since its clarity depends on the elucidation of a number of key concepts or key units, that I want to emphasize. This choice of emphasis is congruous (harmonious, appropriate) with my interest in social science. It is perfectly possible, that another person with a different set of goals and expectations, would single out concepts, entirely different from those, I have chosen myself. During the second cycle of apprenticeship don Juan made a point of assuring me, that the use of the smoking mixture was the indispensable (necessary) prerequisite to "Seeing". Therefore I had to use it as often, as possible.
"Only the smoke can give you the necessary speed to catch a glimpse of that fleeting world," he said. With the aid of the psychotropic mixture, he produced in me a series of states of nonordinary reality. The main feature of such states, in relation to what don Juan seemed to be doing, was a condition of "inapplicability." What I perceived, in those states of altered consciousness, was incomprehensible and impossible to interpret by means of our everyday mode of understanding the world. In other words, the condition of inapplicability entailed the cessation of the pertinence (relevance) of my world view. Don Juan used this condition of inapplicability of the states of nonordinary reality, in order to introduce a series of preconceived (form opinion beforehand), new "units of meaning." Units of meaning were all the single elements, pertinent (relevant) to the knowledge, don Juan was striving to teach me. I have called them units of meaning, because they were the basic conglomerate of sensory data and their interpretations, on which more complex meaning was constructed. One example of such a unit is the way, in which the physiological effect of the psychotropic mixture was understood. It produced a numbness and loss of motor control, that was interpreted in don Juan's system, as an act, performed by the smoke, which in this case was the ally, in order "to remove the body of the practitioner." Units of meaning were grouped together in a specific way, and each block, thus created, formed, what I have called a "sensible interpretation." Obviously, there has to be an endless number of possible sensible interpretations, that are pertinent (relevant) to sorcery, that a sorcerer must learn to make. In our day-to-day life we are confronted with an endless number of sensible interpretations pertinent (relevant) to it. A simple example could be, the no longer deliberate interpretation, which we make scores of times every day, of the structure, we call "room." It is obvious, that we have learned to interpret the structure, we call room, in terms of room; thus room is a sensible interpretation, because it requires, that at the time we make it, we are cognizant (conscious, aware), in one way or another, of all the elements, that enter into its composition.
A system of sensible interpretation is, in other words, the process, by virtue of which a practitioner is cognizant (conscious, aware) of all the units of meaning, necessary to make assumptions (logic), deductions, predictions, etc., about all the situations pertinent to his activity. By "practitioner" I mean a participant, who has an adequate knowledge of all, or nearly all, the units of meaning, involved in his particular system of sensible interpretation. Don Juan was a practitioner; that is, he was a sorcerer, who knew all the steps of his sorcery.
16-17
As a practitioner, he attempted to make his system of sensible interpretation, accessible to me. Such an accessibility, in this case, was equivalent to a process of re-socialization, in which new ways of interpreting perceptual data were learned. I was the "stranger," the one, who lacked the capacity to make intelligent and congruous (harmonious, appropriate) interpretations of the units of meaning, proper to sorcery. Don Juan's task, as a practitioner, making his system accessible to me, was to disarrange a particular certainty, which I share with everyone else, the certainty, that our "common-sense" views of the world are final. Through the use of psychotropic plants, and through well-directed contacts between the alien system and myself, he succeeded, in pointing out to me, that my view of the world cannot be final, because it is only an interpretation. For the American Indian, perhaps for thousands of years, the vague phenomenon, we call sorcery, has been a serious bona fide practice, comparable to that of our science. Our difficulty, in understanding it, stems, no doubt, from the alien units of meaning, with which it deals. Don Juan had once told me, that a man of knowledge had predilections (inclinations, preference). I asked him to explain his statement.
"My predilection is to See," he said.
"What do you mean by that?"
"I like to See" he said, "because only by Seeing can a man of knowledge know."
"What kind of things do you See?"
"Everything."
"But I also see everything and I'm not a man of knowledge."
"No. You don't see.
"I think, I do."
"I tell you, you don't."
"What makes you say that, don Juan?"
"You only look at the surface of things."
"Do you mean, that every man of knowledge actually Sees through everything, he looks at?"
"No. That's not what I mean. I said, that a Man of Knowledge has his own predilections (inclinations, preference); mine is just to See and to Know; others do other things."
"What other things, for example?"
"Take Sacateca, he's a Man of Knowledge and his predilection (inclinations, preference) is dancing. So he dances and Knows."
"Is the predilection (inclinations, preference) of a Man of Knowledge something, he does, in order to know?"
"Yes, that is correct."
"But how could dancing help Sacateca to know?"
"One can say, that Sacateca dances with all,, he has."
"Does he dance like I dance? I mean like dancing?"
"Let's say, that he dances, like I See and not like you may dance."
"Does he also See, the way you See?"
"Yes, but he also dances."
"How does Sacateca dance?"
"It's hard to explain that. It is a peculiar way of dancing, he does, when he wants to know. But all, I can say about it, is that, unless you understand the ways of a man, who knows, it is impossible to talk about Dancing or Seeing."
"Have you seen him doing his dancing?"
"Yes. However, it is not possible for everyone, who looks at his dancing, to See, that it is his peculiar way of Knowing."
I knew Sacateca, or at least I knew, who he was. We had met and once I had bought him a beer. He was very polite and told me, I should feel free to stop at his house anytime, I wanted to. I toyed for a long time with the idea of visiting him, but I did not tell don Juan. On the afternoon of May 14, 1962, I drove up to Sacateca's house; he had given me directions, how to get there and I had no trouble finding it. It was on a corner and had a fence all around it. The gate was closed. I walked around it to see, if I could peek inside the house. It appeared to be deserted.
"Don Elias," I called out loud. The chickens got frightened and scattered about, cackling furiously. A small dog came to the fence. I expected it to bark at me; instead, it just sat there, looking at me. I called out once again and the chickens had another burst of cackling.
18-19
An old woman came out of the house. I asked her to call don Elias.
"He's not here," she said.
"Where can I find him?"
"He's in the fields."
"Where in the fields?"
"I don't know. Come back in the late afternoon. He'll be here around five."
"Are you don Elias wife?"
"Yes, I'm his wife," she said and smiled. I tried to ask her about Sacateca, but she excused herself and said, that she did not speak Spanish well. I got into my car and drove away. I returned to the house around six o'clock. I drove to the door and yelled Sacateca's name. This time he came out of the house. I turned on my tape recorder, which, in its brown leather case, looked like a camera, hanging from my shoulder. He seemed to recognize me.
"Oh, it's you," he said, smiling. "How's Juan?"
"He's fine. But how are you, don Elias?"
He did not answer. He seemed to be nervous. Overtly, he was very composed, but I felt, that he was ill at ease.
"Has Juan sent you here on some sort of errand?"
"No. I came here by myself."
"What in the world for?" His question seemed to betray very bona fide surprise.
"I just wanted to talk to you," I said, hoping to sound as casual, as possible. "Don Juan has told me marvelous things about you, I got curious and wanted to ask you a few questions."
Sacateca was standing in front of me. His body was lean and wiry. He was wearing khaki pants and shirt. His eyes were half-closed; he seemed to be sleepy or perhaps drunk. His mouth was open a bit and his lower lip hung. I noticed, that he was breathing deeply and seemed to be almost snoring. The thought came to me, that Sacateca was undoubtedly plastered out of his mind. But that thought seemed to be very incongruous (inharmonious, incompatible with surroundings), because only a few minutes before, when he came out of his house, he had been very alert and aware of my presence.
"What do you want to talk about?" he finally said. His voice was tired; it was, as though his words dragged after each other. I felt very uneasy. It was, as if his tiredness was contagious and pulling me.
"Nothing in particular," I answered. "I just came to chat with you in a friendly way. You once asked me to come to your house."
''Yes, I did, but it's not the same now."
"Why isn't it the same?"
"Don't you talk with Juan?"
"Yes, I do."
"Then what do you want with me?"
"I thought maybe I could ask you some questions?"
"Ask Juan. Isn't he teaching you?"
"He is, but just the same, I would like to ask you about, what he is teaching me, and have your opinion. This way I'll be able to know, what to do."
"Why do you want to do that? Don't you trust Juan?"
"I do."
"Then why don't you ask him to tell you, what you want to know?"
"I do. And he tells me. But if you could also tell me about, what don Juan is teaching me, perhaps I will understand better."
"Juan can tell you everything. He alone can do that. Don't you understand that?"
"I do, but then I'd like to talk with people like you, don Elias. One does not find a man of knowledge every day."
"Juan is a man of knowledge."
"I know that."
"Then why are you talking to me?"
"I said, I came to be friends,"
"No, you didn't. There is something else about you this time."
I wanted to explain myself and all I could do was mumble incoherently. Sacateca did not say anything. He seemed to listen attentively. His eyes were half-closed again, but I felt, he was peering at me.
20-21
He nodded almost imperceptibly. Then his lids opened and I saw his eyes. He seemed to be looking past me. He casually tapped the floor with the tip of his right foot, just behind his left heel. His legs were slightly arched; his arms were limp against his sides. Then he lifted his right arm; his hand was open with the palm turned perpendicular to the ground; his fingers were extended and pointing toward me. He let his hand wobble a couple of times, before he brought it to my face level. He held it in that position for an instant and then he said a few words to me. His voice was very clear, yet the words dragged. After a moment he dropped his hand to his side and remained motionless, taking a strange position. He was standing, resting on the ball of his left foot. His right foot was crossed behind the heel of the left foot and he was tapping the floor rhythmically and gently with the tip of his right foot, I felt an unwarranted apprehension, a form of restlessness. My thoughts seemed to be dissociated. I was thinking unrelated nonsensical thoughts, that had nothing to do, with what was going on. I noticed my discomfort and tried to steer my thoughts back to the situation at hand, but I couldn't in spite of a great struggle. It was, as if some force was keeping me from concentrating or thinking relevant thoughts. Sacateca had not said a word, and I didn't know, what else to say or do. Quite automatically, I turned around and left. Later on, I felt compelled (forced) to tell don Juan about my encounter with Sacateca. Don Juan roared with laughter.
"What really took place there?" I asked.
"Sacateca danced!" don Juan said. "He Saw you, then he danced."
"What did he do to me? I felt very cold and dizzy."
"He apparently didn't like you and stopped you by tossing a word at you."
"How could he possibly do that?" I exclaimed incredulously.
"Very simple; he stopped you with his will."
"What did you say?"
"He stopped you with his will !"
The explanation did not suffice. His statements sounded like gibberish to me. I tried to probe him further, but he could not explain the event to my satisfaction.
Obviously that event or any event, that occurred within this alien system of sensible interpretation, could be explained or understood only in terms of the units of meaning, proper to that system. This work is, therefore, a reportage and should be read, as a reportage. The system, I recorded, was incomprehensible to me, thus the pretense to anything, other than reporting about it, would be misleading and impertinent (not relevant). In this respect I have adopted the phenomenological method and have striven (exert, struggle against) to deal with sorcery solely as phenomena, that were presented to me. I, as the perceiver, recorded, what
I perceived, and at the moment of recording, I endeavored (acheived) to suspend judgment.

Part 1 - The Preliminaries of “Seeing”

25
April 2. 1968. Don Juan looked at me for a moment and did not seem at all surprised to see me, even though it had been more, than two years since I last visited him. He put his hand on my shoulder and smiled gently and said, that I looked different, that I was getting fat and soft. I had brought him a copy of my book. Without any preliminaries I took it out of my brief case and handed it to him.
"It's a book about you, don Juan," I said. He took it and flipped through the pages, as if they were a deck of cards. He liked the green color on the dust jacket and the height of the book. He felt the cover with his palms, turned it around a couple of times, and then handed it back to me. I felt a great surge of pride.
"I want you to keep it," I said. He shook his head with a silent laugh. "I better not," he said, and then added with a broad "You know, what we do with paper in Mexico." I laughed. I thought his touch of irony was beautiful. We where sitting on a bench in the park of a small town in the mountainous area of central Mexico. I had absolutely no way of letting him know about my intention of paying him a visit, but I was certain, I was going to find him, and I did. I waited only a short while in that town, before don Juan came down from the mountains and I found him at the market, at the stand of one of his friends.
26-27
Don Juan told me, matter-of-factly, that I was there just in time to take him back to Sonora, and we sat in the park to wait for a friend of his, a Mazatec Indian with whom he lived. We waited about three hours. We talked about different unimportant things, and toward the end of the day, right before his friend came, I related to him some events, I had witnessed a few days before. During my trip to see him my car broke down in the outskirts of a city and I had to stay in town for three days while it was being repaired. There was a motel across the street from the auto shop, but the outskirts of towns are always depressing for me, so I took lodgings in a modern eight-story hotel in the center of town.

The bellboy told me, that the hotel had a restaurant, and when I came down to eat, I found, that there were tables out on the sidewalk. It was a rather handsome arrangement set on the street corner under some low brick arches of modern lines. It was cool outside and there were empty tables, yet I preferred to sit in the stuffy indoors. I had noticed upon entering, that a group of shoeshine boys were sitting on the curb in front of the restaurant, and I was certain, they would have hounded me, had I taken one of the outside tables. From where I was seated, I could see the group of boys through the glass window. A couple of young men took a table and the boys flocked around them, asking to shine their shoes. The young men refused and I was amazed to see, that the boys did not insist and went back to sit on the curb. After a while three men in business suits got up and left and the boys ran to their table and began eating the leftovers; in a matter of seconds the plates were clean. The same thing happened with leftovers on all the other tables. I noticed, that the children were quite orderly; if they spilled water they sponged it up with their own shoeshine cloths. I also noticed the thoroughness of their scavenging procedures. They even ate the ice cubes, left in the glasses of water and the lemon slices from the tea, peel and all. There was absolutely nothing, that they wasted. In the course of the time I stayed in the hotel, I found out, that there was an agreement between the children and the manager of the restaurant; the boys were allowed to hang around the premises (subject, belief, spaces) to make some money from the customers and were also allowed to eat the leftovers, provided, that they did not harass anybody and did not break anything. There were eleven in all, ranging in age from five to twelve; the oldest, however, was kept a distance from the rest of the group. They deliberately ostracized (banish, exclude from the group) him, taunting him with a singsong, that he already had pubic hair and was too old to be among them. After three days of watching them go like vultures after the most meager (scanty, deficient in quantity) of leftovers, I became despondent (dishearted, dejected), and I left that city feeling, that there was no hope for those children, whose world was already molded by their day-after-day struggle for crumbs.

"Do you feel sorry for them?" don Juan exclaimed in a questioning tone.
"I certainly do," I said.
"Why?"
"Because I'm concerned with the well-being of my fellow men. Those are children and their world is ugly and cheap."
"Wait! Wait! How can you say, that their world is ugly and cheap?" don Juan said, mocking my statement.
"You think, that you're better off, don't you?" I said I did; and he asked me why; and I told him, that in comparison to those children's world, mine was infinitely more varied and rich in experiences and in opportunities for personal satisfaction and development. Don Juan's laughter was friendly and genuine. He said, that I was not careful, with what I was saying, that I had no way of knowing about the richness and the opportunities in the world of those children. I thought don Juan was being stubborn. I really thought, he was taking the opposite view just to annoy me. I sincerely believed, that those children did not have the slightest chance for any intellectual growth. I argued my point for a while longer and then don Juan asked me bluntly:
"Didn't you once tell me, that in your opinion, man's greatest accomplishment was to become a Man of Knowledge?"
28-29
I had said that, and I repeated again, that in my opinion to become a man of knowledge was one of the greatest intellectual accomplishments.
"Do you think, that your very rich world would ever help you to become a man of knowledge?" don Juan asked with slight sarcasm. I did not answer and he then worded the same question in a different manner, a thing I always do to him, when I think, he does not understand. "In other words," he said, smiling broadly, obviously aware, that I was cognizant (conscious, aware) of his ploy, "can your freedom and opportunities help you to become a man of knowledge?"
"No!" I said emphatically (positive, striking, definite).
"Then how could you feel sorry for those children?" he said seriously. "Any of them could become a man of knowledge. All the men of knowledge, I know, were kids like those, you saw, eating leftovers and licking the tables." Don Juan's argument gave me an uncomfortable sensation. I had not felt sorry for those underprivileged children, because they did not have enough to eat, but because in my terms their world had already condemned them to be intellectually inadequate. And yet, in don Juan's terms, any of them could achieve, what I believed to be the epitome of man's intellectual accomplishment, the goal of becoming a Man of Knowledge.
My reason, for pitying them, was incongruous (not appropriate). Don Juan had nailed me neatly.
"Perhaps you're right," I said. "But how can one avoid the desire, the genuine desire, to help our fellow men?"
"How do you think one can help them?"
"By alleviating their burden. The least one can do for our fellow men is to try to change them. You yourself are involved in doing that. Aren't you?"
"No. I'm not. I don't know, what to change or why to change anything in my fellow men."
"What about me, don Juan? Weren't you teaching me, so I could change?"
"No. I'm not trying to change you. It may happen, that one day you may become a Man of Knowledge—there's no way to know that—but that will not change you. Some day perhaps you'll be able to see men in another mode and then you'll realize, that there's no way to change anything about them."
"What's this other mode of Seeing men, don Juan?"
"Men look different, when you See. The little smoke will help you to See men, as fibers of (Sunlight) light"
"Fibers of light?"
"Yes. Fibers, like white cobwebs. Very fine threads, that circulate from the head to the navel. Thus a man looks like an egg of circulating fibers. And his arms and legs are like luminous bristles (short, stiff hair), bursting out in all directions."
"Is that the way everyone looks?"
"Everyone. Besides, every man is in touch with everything else, not through his hands, though, but through a bunch of long fibers, that shoot out from the center of his abdomen. Those fibers join a man to his surroundings; they keep his balance; they give him stability. So, as you may See some day, a man is a Luminous Egg, whether he's a beggar or a king, and there's no way to change anything; or rather, what could be changed in that luminous egg? What?"

30-31
My visit to don Juan started a new cycle. I had no trouble, falling back again into my old pattern of enjoying his sense of drama and his humor and his patience with me. I definitely felt, that I had to visit him more often. Not to see don Juan was indeed a great loss for me; besides, I had something of particular interest, that
I wanted to discuss with him. After I had finished the book about his teachings, I began to reexamine the field notes, I had not used. I had discarded a great deal of data, because my emphasis had been on the states of nonordinary reality. Rehashing my old notes, I had come to the conclusion, that a skillful sorcerer could bring forth the most specialized range of perception in his apprentice by simply "manipulating social cues." My whole argument about the nature of these manipulatory procedures rested on the assumption (logic), that a leader was needed to bring forth the necessary range of perception. I took, as a specific test case, the sorcerer's peyote meetings. I contended (fight, debate), that in those meetings sorcerers reached an agreement about the nature of reality, without any overt exchange of words or signs, and my conclusion was, that a very sophisticated code was employed by the participants, to arrive at such an agreement. I had constructed a complex system to explain the code and procedures, so I went back to see don Juan, to ask his personal opinion and advice about my work.
May 21, 1968
Nothing out of the ordinary happened during my trip to see don Juan. The temperature in the desert was over a hundred degrees and was quite uncomfortable.
The heat subsided in the late afternoon and, by the time I arrived at his house, in the early evening, there was a cool breeze. I was not very tired, so we sat in his room and talked, I felt comfortable and relaxed, and we talked for hours. It was not a conversation, that I would have liked to record; I was not really trying to make great sense or trying to draw great meaning; we talked about the weather, the crops, his grandson, the Yaqui Indians, the Mexican government. I told don Juan how much I enjoyed the exquisite sensation, of talking in the dark. He said, that my statement was consistent with my talkative nature; that it was easy for me to like chattering in the darkness, because talking was the only thing, I could do at that time, while sitting around. I argued, that it was more, than the mere act of talking, that I enjoyed. I said, that I relished the soothing warmth of the darkness around us. He asked me, what I did at home, when it was dark. I said, that invariably I would turn on the lights or I would go out into the lighted streets, until it was time to go to sleep.
"Oh!" he said incredulously. "I thought you had learned to use the darkness."
"What can you use it for?" I asked. He said the darkness—and he called it "The darkness of the day"—was the best time to "See." He stressed the word "See" with a peculiar inflection. I wanted to know, what he meant by that, but he said, it was too late to go into it then.
May 22,1968
As soon, as I woke up in the morning, and without any preliminaries, I told don Juan, that I had constructed a system to explain, what took place at a peyote meeting, a mitote, I took my notes and read to him, what I had done. He listened patiently, while I struggled to elucidate my schemata. I said, that I believed a covert leader was necessary, in order to cue the participants, so they could arrive at any pertinent agreement. I pointed out, that people attend a mitote to seek the presence of Mescalito and his lessons about the right way to live; and that those persons never exchange a word or a gesture among them.
32-33
Yet they agree about the presence of Mescalito and his specific lesson. At least, that was what they purportedly (obviously) did in the mitotes, I had attended;
they agreed, that Mescalito had appeared to them individually and had given them a lesson. In my personal experience I had found, that the form of the individual visit of Mescalito and his consequent lesson were strikingly homogeneous, although varying in content from person to person. I could not explain this homogeneity, except as a result of a subtle and complex system of cueing. It took me close to two hours to read and explain to don Juan the scheme, I had constructed. I ended my talk, by begging him to tell me, in his own words, what were the exact procedures for reaching agreement. When I had finished, he frowned. I thought, he must have found my explanation challenging; he appeared to be involved in deep deliberation. After a reasonable silence I asked him, what he thought about my idea.
My question made him suddenly turn his frown into a smile and then into roaring laughter. I tried to laugh too and asked nervously, what was so funny.
"You're deranged (disturbed)!" he exclaimed. "Why should anyone be bothered with cueing at such an important time as a mitote? Do you think one ever fools around with Mescalito?" I thought for a moment, that he was being evasive (foggy); he was not really answering my question. "Why should anyone cue?" don Juan asked stubbornly. "You have been in mitotes. You should know, that noone told you how to feel, or what to do, noone except Mescalito himself." I insisted, that such an explanation was not possible and begged him again to tell me, how the agreement was reached. "I know why you have come," don Juan said in a mysterious tone. "I can't help you in your endeavor, because there is no system of cueing."
"But how can all those persons agree about Mescalito's presence?"
''They agree, because they See" don Juan said dramatically, and then added casually, "Why don't you attend another mitote and see for yourself?"
I felt, that was a trap. I did not say anything, but put my notes away. He did not insist. A while later he asked me to drive him to the house of one of his friends.
We spent most of the day there. During the course of a conversation his friend John asked me, what had become of my interest in peyote. John had provided the peyote buttons for my first experience nearly eight years before. I did not know, what to say to him. Don Juan came to my aid and told John, I was doing fine.
On our way back to don Juan's house I felt obliged to make a comment about John's question and I said, among other things, that I had no intention of learning any more about peyote, because it required a kind of courage, I did not have; and that I had really meant it, when I said, I had quit. Don Juan smiled and did not say anything. I kept on talking, until we got to the house. We sat on the clean area in front of the door. It was a warm, clear day, but there was enough of a breeze in the late afternoon to make it pleasant. "Why do you have to push so hard?" don Juan said suddenly. "How many years now have you been saying, that you don't want to learn any more?"
"Three."
"Why are you so vehement (strong with emotion) about it?"
"I feel, that I'm betraying you, don Juan. I think, that's why I'm always talking about it."
"You're not betraying me."
"I have failed you. I have run away. I feel, I am defeated."
"You do, what you can. Besides, you haven't been defeated yet. What I have to teach you is very hard. I, for instance, found it perhaps even harder, than you."
"But you kept at it, don Juan. My case is different. I gave up and I have come to see you, not because I want to learn, but only because I wanted to ask you to clarify a point in my work."
Don Juan looked at me for a moment and then he looked away.
34-35
"You ought to let the smoke guide you again," he said forcefully.
"No, don Juan, I can't use your smoke any more. I think, I have exhausted myself."
"You haven't begun."
"I am too afraid."
"So you're afraid. There is nothing new about being afraid. Don't think about your fear. Think about the wonders of SEEING !"
"I sincerely wish I could think about those wonders, but I can't. When I think of your smoke, I feel a sort of darkness coming upon me. It is, as if there were no more people on the Earth, noone to turn to. Your smoke has shown me the ultimate of loneliness, don Juan."
"That's not true. Take me, for example. The smoke is my ally and I don't feel such a loneliness."
"But you're different; you've conquered your fear."
Don Juan patted me gently on the shoulder. "You're not afraid," he said softly. His voice carried a strange accusation.
"Am I lying about my fear, don Juan?"
"I'm not concerned with lies," he said severely. "I'm concerned with something else. The reason, you don't want to learn, is not because you're afraid. It's something else." I vehemently (strong with emotion) urged him to tell me, what it was. I pleaded with him, but he did not say anything; he just shook his head, as if he could not believe, I did not know it. I told him, that perhaps it was inertia, which kept me from learning. He wanted to know the meaning of the word "inertia." I read to him from my dictionary: "The tendency of matter to remain at rest, if at rest, or, if moving, to keep moving in the same direction, unless affected by some outside force."
"'Unless affected by some outside force,'" he repeated. "That's about the best word you've found. I've told you already, only a crackpot would undertake the task of becoming a man of knowledge of his own accord, a sober-headed man has to be tricked into doing it."
"I'm sure, there must be scores of people, who would gladly undertake the task," I said.
"Yes, but those don't count. They are usually cracked. They are like gourds, that look fine from the outside and yet they would leak, the minute you put pressure on them, the minute you filled them with water. I had to trick you into learning once, the same way my benefactor tricked me. Otherwise you wouldn't have learned as much, as you did. Perhaps it's time to trick you again." The tricking, to which he was referring, was one of the most crucial points of my apprenticeship. It had taken place years before, yet in my mind it was as vivid, as if it had just happened. Through very artful manipulations don Juan had once forced me into a direct and terrifying confrontation with a woman, reputed to be a sorceress. The clash resulted in a profound animosity (active hostility) on her part. Don Juan exploited my fear of the woman, as motivation to continue with the apprenticeship, claiming, that I had to learn more about sorcery, in order to protect myself against her magical onslaughts. The end results of his "tricking" were so convincing, that I sincerely felt, I had no other recourse, than to learn as much, as possible, if I wanted to stay alive.
"If you're planning to scare me again with that woman, I simply won't come back any more," I said.
Don Juan's laughter was very joyous. "Don't worry," he said reassuringly. "Tricks with fear won't work with you any more. You're no longer afraid. But if it is needed, you can be tricked wherever you are; you don't have to be around here for that." He put his arms behind his head and lay down to sleep. I worked on my notes, until he woke up a couple of hours later; it was almost dark then. Noticing, that I was writing, he sat up straight and, smiling, asked me, if I had written myself out of my problem.
May 23,1968 - We were talking about Oaxaca. I told don Juan, that once I had arrived in the city on a day, when the market was open.
36-37
A day when scores of Indians from all over the area flock to town to sell food and all kinds of trinkets. I mentioned, that I was particularly interested in a man, who was selling medicinal plants. He carried a wooden kit, in which he kept a number of small jars with dry, shredded plants, and he stood in the middle of the street, holding one jar, yelling a very peculiar singsong: "I bring here," he would say, "for fleas, flies, mosquitoes, and lice. Also for pigs, horses, goats, and cows.
"I have here for all the maladies of man. The mumps, the measles, rheumatism, and gout. I bring here for the heart, the liver, the stomach, and the loin.
"Come near, ladies and gentlemen. I bring here for fleas, flies, mosquitoes, and lice."
I had listened to him for a long time. His format consisted of enumerating a long list of man's diseases, for which he claimed to have a cure; the device, he used to give rhythm to his singsong, was to pause after naming a set of four. Don Juan said, that he also used to sell herbs in the market in Oaxaca, when he was young.
He said, he still remembered his selling pitch and he yelled it for me. He said, that he and his friend Vicente used to make concoctions. "Those concoctions were really good," don Juan said. "My friend Vicente used to make great extracts of plants." I told don Juan, that once during one of my trips to Mexico, I had met his friend Vicente. Don Juan seemed to be surprised and wanted to know more about it. I was driving through Durango at that time and remembered, that don Juan had once told me, I should pay a visit to his friend, who lived there. I looked for him and found him, and talked to him for a while. Before I left, he gave me a sack with some plants and a series of instructions for replanting one of them. I stopped on my way to the town of Aguas Calientes. I made sure, there were no people around. For at least ten minutes I had been watching the road and surrounding areas. There had not been any houses in sight, nor cattle grazing alongside the road. I stopped on the top of a small hill; from there I could see the road ahead and behind me. It was deserted in both directions as far into the distance, as I could see. I waited for a few minutes to orient myself and to remember don Vicente's instructions. I took one of the plants, walked into a field of cacti on the east side of the road, and planted it, as don Vicente had instructed me. I had with me a bottle of mineral water, with which I intended to sprinkle the plant. I tried to open it by hitting the cap with the small iron bar, I had used as a digging stick, but the bottle exploded and a glass sliver (splinter) nicked (cut) my upper lip and made it bleed. I walked back to my car to get another bottle of mineral water. As I was getting it out of my trunk, a man, driving a VW station wagon, stopped and asked me, if I needed help. I said, that everything was all right and he drove away. I returned to water the plant and then I started back toward my car. When I was perhaps a hundred feet away, I heard some voices. I hurried down a slope onto the highway and found three Mexicans at the car, two men and one woman. One of the men was sitting on the front bumper. He was perhaps in his late thirties, of medium height, with black curly hair. He was carrying a bundle on his back and was wearing old slacks and a worn-out pinkish shirt. His shoes were untied and perhaps too big for his feet; they seemed to be loose and uncomfortable. He was sweating profusely. The other man was standing about twenty feet away from the car. He was small-boned and shorter, than the other man, and his hair was straight and combed backwards. He carried a smaller bundle and was older, perhaps in his late forties. His clothes were in better condition. He had on a dark blue jacket, light blue slacks, and black shoes. He was not perspiring at all and seemed aloof, uninterested. The woman appeared to be also in her forties. She was fat and had a very dark complexion. She wore black Capris, a white sweater, and black, pointed shoes. She did not carry a bundle, but was holding a portable transistor radio. She seemed to be very tired and her face was covered with beads of perspiration. When I approached them the younger man and the woman accosted (approach and boldly speak) me. They wanted a ride. I told them I did not have any space in my car. I showed them, that the back seat was loaded to capacity and there was really no room left.
38-39
The man suggested, that if I drove slow, they could go, perched on the back bumper, or lying across the front fender (car wing, mudguard). I thought the idea was preposterous (foolish, absurd). Yet there was such an urgency in their plea, that I felt very sad and ill at ease. I gave them some money for their bus fare.
The younger man took the bills and thanked me, but the older man turned his back disdainfully (dispise, contempt). "I want transportation," he said. "I'm not interested in money." Then he turned to me. "Can't you give us some food or water?" he asked. I really had nothing to give them. They stood there looking at me for a moment and then they began to walk away. I got into my car and tried to start the motor. The heat was very intense and the motor seemed to be flooded. The younger man stopped, when he heard the starter grinding and came back and stood behind my car, ready to push it. I felt a tremendous apprehension. I was actually panting desperately. The motor finally ignited and I zoomed away. After I had finished relating this, don Juan remained pensive (deeply thoughtful) for a long while.
"Why haven't you told me this before?" he said without looking at me. I did not know what to say. I shrugged my shoulders and told him, that I never thought, it was important. "It's damn important!" he said. "Vicente is a first-rate sorcerer. He gave you something to plant, because he had his reasons; and if you encountered three people, who seemed to have popped out of nowhere right after you had planted it, there was a reason for that too; but only a fool, like you, would disregard the incident and think, it wasn't important." He wanted to know exactly, what had taken place, when I paid don Vicente the visit. I told him, that I was driving across town and passed by the market; I got the idea then of looking for don Vicente.

I walked into the market and went to the section for medicinal herbs. There were three stands in a row, but they were run by three fat women. I walked to the end of the aisle and found another stand around the corner. There I saw a thin, small-boned, white-haired man. He was at that moment selling a birdcage to a woman.
I waited around, until he was by himself and then I asked him, if he knew Vicente Medrano. He looked at me without answering.
"What do you want with that Vicente Medrano?" he finally said. I told him, I had come to pay him a visit on behalf of his friend, and gave him don Juan's name.
The old man looked at me for an instant and then he said, he was Vicente Medrano and was at my service. He asked me to sit down. He seemed to be pleased, very relaxed, and genuinely friendly. I told him about my friendship with don Juan, I felt, that there was an immediate bond of sympathy between us. He told me, he had known don Juan since they were in their twenties. Don Vicente had only words of praise for don Juan. Toward the end of our conversation he said in a vibrant tone: "Juan is a true Man of Knowledge. I, myself, have dwelled only briefly with plant powers. I was always interested in their curative properties; I have even collected botany books, which I sold only recently." He remained silent for a moment; he rubbed his chin a couple of times. He seemed to be searching for a proper word.
"You may say, that I am only a man of lyric knowledge," he said. "I'm not like Juan, my Indian brother." Don Vicente was silent again for another moment. His eyes were glassy and were staring at the floor by my left side. Then he turned to me and said almost in a whisper, "Oh, how high soars my Indian brother!" Don Vicente got up. It seemed, that our conversation was finished. If anyone else had made a statement about an Indian brother, I would have taken it for a cheap cliche. Don Vicente's tone, however, was so sincere and his eyes were so clear, that he enraptured me with the image of his Indian brother, soaring so high. And I believed,
he meant, what he had said.
"Lyric knowledge, my eye!" don Juan exclaimed, after I had recounted the whole story. "Vicente is a brujo. Why did you go to see him?"
40-41
I reminded him, that he himself had asked me to visit don Vicente, "That's absurd!" he exclaimed dramatically. "I said to you, some day, when you know how to See, you should pay a visit to my friend Vicente; that's what I said. Apparently, you were not listening." I argued, that I could find no harm in having met don Vicente, that
I was charmed by his manners and his kindness. Don Juan shook his head from side to side and in a half-kidding tone expressed his bewilderment, at what he called my "baffling good luck". He said, that my visiting don Vicente was like walking into a lion's den, armed with a twig. Don Juan seemed to be agitated, yet I could not see any reason for his concern. Don Vicente was a beautiful man. He seemed so frail; his strangely haunting eyes made him look almost ethereal. I asked don Juan, how a beautiful person, like that, could be dangerous. "You're a damn fool," he said and looked stern for a moment "He won't cause you any harm by himself. But knowledge is power, and once a man embarks (set out on a venture) on the road of knowledge, he's no longer liable for what may happen to those, who come in contact with him. You should have paid him a visit, when you knew enough to defend yourself; not from him, but from the power, he has harnessed, which, by the way, is not his or anybody else's. Upon hearing, that you were my friend, Vicente assumed, that you knew how to protect yourself and then made you a gift.
He apparently liked you and must have made you a great gift, and you chucked it. What a pity!"
May 24,1968
I had been pestering don Juan all day to tell me about don Vicente's gift. I had pointed out to him in various ways, that he had to consider our differences; I said, that what was self-explanatory for him, might be totally incomprehensible for me. "How many plants did he give you?" he finally asked, I said four, but I actually could not remember. Then don Juan wanted to know exactly, what had taken place, after I left don Vicente and before I stopped on the side of the road. But I could not remember either. "The number of plants is important and so is the order of events," he said. "How can I tell you, what his gift was, if you don't remember, what happened?" I struggled unsuccessfully to visualize the sequence of events. "If you would remember everything that happened," he said, "I could at least tell you how you chucked your gift." Don Juan seemed to be very disturbed. He urged me impatiently to recollect, but my memory was almost a total blank.
"What do you think, I did wrong, don Juan?" I said, just to continue the conversation.
"Everything."
"But I followed don Vicente's instructions to the letter."
"So what? Don't you understand, that to follow his instructions was meaningless?"
"Why?"
"Because those instructions were designed for someone, who could See, not for an idiot, who got out with his life just by sheer luck. You went to see Vicente without preparation. He liked you and gave you a gift. And that gift could easily have cost you your life."
"But why did he give me something so serious? If he's a sorcerer, he should've known, that I don't know anything."
"No, he couldn't have Seen that. You look, as though you know, but you don't know much really."
I said, I was sincerely convinced, that I had never misrepresented myself, at least not deliberately.
"I didn't mean that," he said. "If you were putting on airs, Vicente could've Seen through you. This is something worse, than putting on airs. When I See you, you look to me, as if you know a great deal, and yet I myself know, that you don't."
"What do I seem to know, don Juan?"
"Secrets of power, of course; a brujo's knowledge. So when Vicente Saw you, he made you a gift and you acted toward it, the way a dog acts toward food when his belly is full. A dog pisses on food, when he doesn't want to eat any more, so other dogs won't eat it.
42-43
You did that on the gift. Now we'll never know, what really took place. You have lost a great deal. What a waste!" He was quiet for some time; then he shrugged his shoulders and smiled. "It's useless to complain," he said, "and yet it's so difficult not to. Gifts of power happen so rarely in one's life; they are unique and precious. Take me, for instance; nobody has ever made me such a gift. There are few people, to my knowledge, who ever had one. To waste something, so unique, is a shame."
"I see, what you mean, don Juan," I said. "Is there anything, I can do now to salvage (save) the gift?"
He laughed and repeated several times, "To salvage (save) the gift."
"That sounds nice," he said. "I like that. Yet, there isn't anything, one can do to salvage your gift."
May 25,1968
Don Juan spent nearly all his time today, showing me how to assemble trapping devices for small animals. We had been cutting and cleaning branches nearly all morning. There were many questions in my mind. I had to talk to him, while we worked, but he had made a joke and said, that of the two of us, only I could move my hands and my mouth at the same time. We finally sat down to rest and I blurted out a question. "What's it like to See, don Juan?"
"You have to learn to See, in order to know that. I can't tell you."
"Is it a secret I shouldn't know?"
"No. It's just that I can't describe it."
"Why?"
"It wouldn't make sense to you."
"Try me, don Juan. Maybe it'll make sense to me."
"No. You must do it yourself. Once you learn, you can See every single thing in the world in a different way."
"Then, don Juan, you don't see the world in the usual way any more."
"I see both ways. When I want to look at the world, I see it, the way you do. Then when I want to See it, I look at it, the way I know and I perceive it in a different way."
"Do things look consistently the same every time you see them?"
"Things don't change. You change your way of looking, that's all".
"I mean, don Juan, that if you see, for instance, the same tree, does it remain the same, every time you see it?"
"No. It changes and yet it's the same."
"But if the same tree changes, every time you see it, your Seeing may be a mere illusion."
He laughed and did not answer for some time, but seemed to be thinking. Finally he said: "Whenever you look at things, you don't See them. You just look at them,
I suppose, to make sure, that something is there. Since you're not concerned with Seeing, things look very much the same, every time you look at them. When you learn to See, on the other hand, a thing is never the same every time you See it, and yet it is the same. I told you, for instance, that a human is like an egg. Every time I See the same human, I See an egg, yet it is not the same egg."
"But you won't be able to recognize anything, since nothing is the same; so what's the advantage of learning to See?"
"You can tell things apart. You can see them, for what they really are."
"Don't I see things, as they really are?"
"No. Your eyes have learned only to look. Take, for example, the three people you encountered, the three Mexicans. You have described them in detail, and even told me what clothes they wore. And that only proved to me, that you didn't See them at all. If you were capable of Seeing, you would have known on the spot, that they were not people."
"They were not people? What were they?"
"They were not people, that's all."
"But that's impossible. They were just like you and me."
"No, they were not. I'm sure of it." I asked him, if they were ghosts, spirits, or the souls of dead people. His reply was, that he did not know what ghosts, spirits, and souls were. I translated for him the Webster's New World Dictionary definition of the word 'ghosts'.
44-45
"The supposed disembodied spirit of a dead person, conceived (think, consider, formulated, become posessed) of, as appearing to the living, as a pale, shadowy apparition." And then the definition of spirit:
"A supernatural being, especially one thought of... as a ghost, or as inhabiting a certain region, being of a certain (good or evil) character."
He said, they could perhaps be called spirits, although the definition, I had read, was not quite adequate to describe them.
"Are they guardians of some sort?" I asked.
"No. They don't guard anything."
"Are they overseers? Are they watching over us?"
"They are forces, neither good, nor bad, just forces, that a brujo (a Man of Knowledge) learns to harness."
"Are they the allies, don Juan?"
"Yes, they are the allies of a Man of Knowledge."
This was the first time in eight years of our association, that don Juan had come close to defining an "ally." I must have asked him to do so dozens of times.
He usually disregarded my question, saying, that I knew, what an ally was and, that it was stupid to voice, what I already knew. Don Juan's direct statement, about the nature of an ally, was a novelty and I was compelled (forced) to probe him. "You told me the allies were in the plants," I said, "in the jimson weed and in the mushrooms."
"I've never told you that," he said with great conviction. "You always jump to your own conclusions."
"But I wrote it down in my notes, don Juan."
"You may write, whatever you want, but don't tell me I said that." I reminded him, that he had at first told me his benefactor's ally was the jimson weed and his own ally was the little smoke; and that he had later clarified it by saying, that the ally was contained in each plant. "No. That's not correct," he said, frowning. "My ally is the little smoke, but that doesn't mean, that my ally is in the smoking mixture, or in the mushrooms, or in my pipe. They all have to be put together, to get me to the ally, and that ally I call little smoke for reasons of my own."
Don Juan said, that the three people, I had seen, whom he called "those who are not people"—los que no son gente—were in reality don Vicente's allies.
I reminded him, that he had established, that the difference, between an ally and Mescalito, was that an ally could not be seen, while one could easily see Mescalito. We involved ourselves in a long discussion then. He said, that he had established the idea, that an ally could not be seen, because an ally adopted any form. When I pointed out, that he had once also said, that Mescalito adopted any form, don Juan dropped the whole conversation, saying that the "Seeing", to which he was referring, was not like ordinary "looking at things" and, that my confusion stemmed from my insistence on talking. Hours later don Juan himself started back again on the topic of the allies. I had felt, he was somehow annoyed by my questions, so I had not pressed him any further. He was showing me then, how to make a trap for rabbits; I had to hold a long stick and bend it as far, as possible, so he could tie a string around the ends. The stick was fairly thin, but still demanded considerable strength to bend. My head and arms were shivering with the exertion (exercise, put into vigorous action) and I was nearly exhausted, when he finally tied the string. We sat down and began to talk. He said, it was obvious to him, that I could not comprehend anything, unless I talked about it, and that he did not mind my questions and was going to tell me about the allies. "The ally is not in the smoke," he said. "The smoke takes you to, where the ally is, and, when you become one with the ally, you don't ever have to smoke again. From then on, you can summon your ally at will and make him do anything you want. The allies are neither good nor evil, but are put to use by the sorcerers, for whatever purpose they see fit. I like the little smoke as an ally, because it doesn't demand much of me. It's constant and fair."
"How does an ally look to you, don Juan? Those three people I saw, for instance, who looked like ordinary people to me; how would they look to you?"
46-47 - (about Allies)
"They would look like ordinary people."
"Then how can you tell them apart from real people?"
"Real people look like luminous eggs, when you See them. Non-people always look like people. That's what I meant, when I said, you cannot See an ally. The allies take different forms. They look like dogs, coyotes, birds, even tumbleweeds, or anything else. The only difference is, that when you See them, they look just like what they're pretending to be. Everything has its own way of being, when you See. Just like men look like eggs, other things look like something else, but the allies can be seen only in the form they are portraying. That form is good enough to fool the eyes, our eyes, that is. A dog is never fooled, neither is a crow."
"Why would they want to fool us?"
"I think, we are all clowns. We fool ourselves. The allies just take the outward appearance of whatever is around, and then we take them, for what they are not. It is not their fault, that we have taught our eyes only to look at things."
"I'm not clear about their function, don Juan. What do allies do in the world?"
"This is like asking me, what we men do in the world. I really don't know. We are here, that's all. And the allies are here like us; and maybe they have been here before us."
"What do you mean before us, don Juan?"
"We, men, have not always been here."
"Do you mean here in this country or here in the world?"
We involved ourselves in another long argument at this point. Don Juan said, that for him there was only the world, the place, where he put his feet. I asked him, how he knew, that we had not always been in the world. "Very simple," he said. "We, men, know very little about the world. A coyote knows much more, than we do.
A coyote is hardly ever fooled by the world's appearance."
"How come we can catch them and kill them?" I asked. "If they are not fooled by appearances, how come they die so easily?"
Don Juan stared at me, until I became embarrassed.
"We may trap or poison or shoot a coyote," he said. "Any way we do it, a coyote is an easy prey for us, because he is not familiar with man's machinations. If the coyote survived, however, you could rest assured, that we'd never catch up with him again. A good hunter knows that and never sets his trap twice on the same spot, because if a coyote dies in a trap, every coyote can see his death, which lingers on, and thus they will avoid the trap or even the general area, where it was set.
We, on the other hand, never see death, which lingers on the spot, where one of our fellow men has died; we may suspect it, but we never see it."

"Can a coyote see an ally?"
"Certainly."
"How does an ally look to a coyote?"
"I would have to be a coyote, to know that. I can tell you, however, that to a crow, it looks like a pointed hat. Round and wide at the bottom, ending in a long point. Some of them shine, but the majority are dull and appear to be very heavy. They resemble a dripping piece of cloth. They are foreboding (premonition, apprehension, evil omen, portent) shapes."

"How do they look to you, when you See them, don Juan?"
"I've told you already; they look like, whatever they're pretending to be. They take any shape or size, that suits them. They could be shaped like a pebble or a mountain."
"Do they talk, or laugh, or make any noise?"
"In the company of men, they behave like men. In the company of animals, they behave like animals. Animals are usually afraid of them; however, if they are accustomed to Seeing the Allies, they leave them alone. We ourselves do something similar. We have scores of Allies among us, but we don't bother them. Since our eyes can only look at things, we don't notice them."
"Do you mean, that some of the people, I see in the street, are not really people?" I asked, truly bewildered by his statement.
"Some of them are not," he said emphatically (positive, striking, definite). His statement seemed preposterous (foolish, absurd) to me, yet I could not seriously conceive (think, consider) of don Juan's making such a remark purely for effect. I told him, it sounded like a science-fiction tale about Beings from another planet. He said, he did not care how it sounded, but some people in the streets were not people. "Why must you think, that every person in a moving crowd is a Human Being?" he asked with an air of utmost seriousness.
48-49
I really could not explain why, except, that I was habituated to believe, that as an act of sheer faith on my part.
He went on to say, how much he liked to watch busy places with a lot of people, and how he would sometimes see a crowd of men, who looked like eggs, and among the mass of egg-like creatures, he would spot one, who looked just like a person (an ally). "It's very enjoyable to do that," he said, laughing, "or at least it's enjoyable for me. I like to sit in parks and bus depots and watch. Sometimes I can spot an ally right away; at other times I can see only real people. Once I saw two allies, sitting in a bus, side by side. That's the only time in my life I have seen two together."
"Did it have a special significance for you to see two of them?"
"Certainly. Anything they do is significant. From their actions a brujo (Seer) can sometimes draw his power. Even if a brujo (Seer) does not have an ally of his own, as long, as he knows how to See, he can handle power by watching the acts of the allies. My benefactor taught me to do that, and for years, before I had my own ally, I watched for allies among crowds of people and every time I saw one, it taught me something. You found three together. What a magnificent lesson you wasted."
He did not say anything else, until we finished assembling the rabbit trap. Then he turned to me and said suddenly, as if he had just remembered it, that another important thing, about the allies, was that, if one found two of them, they were always two of the same kind. The two allies, he saw, were two men, he said; and since I had seen two men and one woman, he concluded, that my experience was even more unusual. I asked, if the allies portray children; if the children could be of the same or of different sex; if the allies portrayed people of different races; if they could portray a family composed of a man, a woman, and a child; and finally, I asked him, if he had ever Seen an ally, driving a car or a bus. Don Juan did not answer at all. He smiled and let me do the talking. When he heard my last question, he burst out laughing and said, that I was being careless with my questions, that it would have been more appropriate to ask, if he had ever seen an ally driving a motor vehicle. "You don't want to forget the motorcycles, do you?" he said with a mischievous glint in his eye. I thought, his making fun of my question, was funny and lighthearted and I laughed with him. Then he explained, that the allies could not take the lead or act upon anything directly; they could, however, act upon man in an indirect way. Don Juan said, that coming in contact with an ally was dangerous, because the ally was capable of bringing out the worst in a person.
The apprenticeship was long and arduous, he said, because one had to reduce to a minimum all, that was unnecessary in one's life, in order to withstand the impact of such an encounter. Don Juan said, that his benefactor, when he first came in contact with an ally, was driven to burn himself and was scarred, as if a mountain lion had mauled him. In his own case, he said, an ally pushed him into a pile of burning wood, and he burned himself a little on the knee and shoulder blade, but the scars disappeared in time, when he became one with the ally.
50-51
On June 10, 1968, I started on a long journey with don Juan to participate in a mitote. I had been waiting for this opportunity for months, yet I was not really sure,
I wanted to go. I thought my hesitation was due to my fear, that at a peyote meeting I would have to ingest peyote, and I had no intention whatsoever of doing that.
I had repeatedly expressed those feelings to don Juan. He laughed patiently at first, but finally he firmly stated, that he did not want to hear one more thing about my fear. As far, as I was concerned, a mitote was ideal ground for me to verify the schemata, I had constructed. For one thing, I had never completely abandoned the idea, that a covert leader was necessary at such a meeting, in order to insure agreement among the participants. Somehow I had the feeling, that don Juan had discarded my idea for reasons of his own, since he deemed it more efficacious to explain everything, that took place at a mitote in terms of "Seeing". I thought, that my interest, in finding a suitable explanation in my own terms, was not in accordance with, what he, himself, wanted me to do; therefore he had to discard my rationale, as he was accustomed to doing with whatever did not conform to his system. Right before we started on the journey, don Juan eased my apprehension, about having to ingest peyote, by telling me, that I was attending the meeting only to watch. I felt elated. At that time I was almost certain, I was going to discover the covert procedure, by which the participants arrive at an agreement. It was late afternoon, when we left; the Sun was almost on the horizon; I felt it on my neck and wished I had a Venetian blind in the rear window of my car. From the top of a hill I could see down into a huge valley; the road was like a black ribbon, laid flat over the ground, up and down innumerable hills.

I followed it with my eyes for a moment, before we began descending; it ran due south, until it disappeared over a range of low mountains in the distance. Don Juan sat quietly, looking straight ahead. We had not said a word for a long time. It was uncomfortably warm inside the car. I had opened all the windows, but that did not help, because it was an extremely hot day. I felt very annoyed and restless. I began to complain about the heat. Don Juan frowned and looked at me quizzically.
"It's hot all over Mexico this time of the year," he said. "There is nothing one can do about it."

I did not look at him, but I knew, he was gazing at me. The car picked up speed going down the slope. I vaguely saw a highway sign, Vado—dip. When I actually saw the dip, I was going quite fast, and although I did slow down, we still felt the impact and bobbed up and down on the seats. I reduced the speed considerably; we were going through an area, where livestock grazed freely on the sides of the road, an area, where the carcass of a horse or a cow, run down by a car, was a common sight. At a certain point I had to stop completely and let some horses cross the highway. I was getting more restless and annoyed. I told don Juan, that it was the heat; I said, that I had always disliked the heat since my childhood, because every summer I used to feel suffocated and I could hardly breathe.
"You're not a child now," he said.
"The heat still suffocates me."
"Well, hunger used to suffocate me, when I was a child," he said softly. "To be very hungry was the only thing I knew as a child, and I used to swell up, until I could not breathe either. But that was when I was a child. I cannot suffocate now, neither can I swell like a toad, when I am hungry." I didn't know what to say. I felt, I was getting myself into an untenable (be defended/vindicated) position and soon I would have to defend a point, I really didn't care to defend. The heat was not that bad.
52-53
What disturbed me was the prospect of driving for over a thousand miles to our destination. I felt annoyed at the thought of having to exert (exercise, put into vigorous action) myself. "Let's stop and get something to eat," I said. "Maybe it won't be so hot once the sun goes down."
Don Juan looked at me, smiling, and said, that there were not any clean towns for a long stretch and that he had understood my policy was not to eat from the stands on the roadside. "Don't you fear diarrhea any more?" he asked. I knew he was being sarcastic, yet he kept an inquisitive and, at the same time, serious look on his face. "The way you act," he said, "one would think, that diarrhea is lurking out there, waiting for you to step out of the car to jump you. You're in a terrible fix; if you escape the heat, diarrhea will eventually get you." Don Juan's tone was so serious, that I began to laugh. Then we drove in silence for a long time. When we arrived at a highway stop for trucks called Los Vidrios— Glass—it was already quite dark. Don Juan shouted from the car, "What do you have to eat today?"

"Pork meat," a woman shouted back from inside.
"I hope for your sake, that the pig was run down on the road today," don Juan said to me, laughing. We got out of the car. The road was flanked on both sides by ranges of low mountains, that seemed to be the solidified lava of some gigantic volcanic eruption. In the darkness the black, jagged (rough, uneven) peaks were silhouetted against the sky like huge menacing walls of glass slivers (splinters). While we ate I told don Juan, that I could see the reason, why the place was called Glass. I said, that to me the name was obviously due to the glass-sliver (splinter) shape of the mountains. Don Juan said in a convincing tone, that the place was called Los Vidrios, because a truck loaded with glass, had overturned on that spot and the glass shreds were, left lying, around the road for years. I felt, he was being facetious (elegant) and asked him to tell me, if that was the real reason. "Why don't you ask someone here?" he said. I asked a man, who was sitting at a table next to ours; he said apologetically, that he didn't know. I went into the kitchen and asked the women there, if they knew, but they all said they didn't; that the place was just called Glass. "I believe, I'm right," don Juan said in a low voice. "Mexicans are not given to noticing things around them. I'm sure, they can't see the glass mountains, but they surely can leave a mountain of glass shreds, lying around for years." We both found the image funny and laughed. When we had finished eating, don Juan asked me how I felt. I told him fine, but I really felt somewhat queasy (nauseated). Don Juan gave me a steadfast look and seemed to detect my feeling of discomfort. "Once you decided to come to Mexico, you should have put all your petty fears away," he said very sternly. "Your decision to come should have vanquished
(conquer in battle) them. You came, because you wanted to come. That's the warrior's way. I have told you time and time again, the most effective way to live is as a warrior. Worry and think, before you make any decision, but once you make it, be on your way free from worries or thoughts; there will be a million other decisions still awaiting you. That's the warrior's way."
"I believe, I do that, don Juan, at least some of the time. It's very hard to keep on reminding myself, though."
"A warrior thinks of his death, when things become unclear."
"That's even harder, don Juan. For most people death is very vague and remote. We never think of it."

"Why not?"
"Why should we?"
"Very simple," he said. "Because the idea of death is the only thing, that tempers (harden, strengthen, toughen) our spirit." By the time we left Los Vidrios it was so dark, that the jagged (rough, uneven) silhouette of the mountains had emerged into the darkness of the sky. We drove in silence for more, than an hour.
54-55
I felt tired. It was, as though I didn't want to talk, because there was nothing to talk about. The traffic was minimal. Few cars passed by from the opposite direction.
It seemed, as if we were the only people, going south on the highway. I thought, that was strange, and I kept on looking in the rear-view mirror, to see if there were other cars coming from behind, but there were none. After a while I stopped looking for cars and began to dwell again on the prospect of our trip. Then I noticed, that my headlights seemed extremely bright in contrast with the darkness all around, and I looked again in the rear-view mirror. I saw a bright glare first and then two points of light, that seemed to have emerged from the ground. They were the headlights of a car on a hilltop in the distance behind us. They remained visible for a while, then they disappeared into the darkness, as if they had been scooped away; after a moment they appeared on another hilltop, and then they disappeared again. I followed their appearances and disappearances in the mirror for a long time. At one point it occurred to me, that the car was gaining on us. It was definitely closing in. The lights were bigger and brighter. I deliberately stepped on the gas pedal. I had a sensation of uneasiness. Don Juan seemed to notice my concern, or perhaps, he was only noticing, that I was speeding up. He looked at me first, then he turned around and looked at the distant headlights. He asked me, if there was something wrong with me. I told him, that I had not seen any cars behind us for hours and that suddenly, I had noticed the lights of a car, that seemed to be gaining on us all the time. He chuckled (laugh quietly or to oneself) and asked me, if I really thought it was a car. I told him, that it had to be a car and he said, that my concern revealed to him that, somehow, I must have felt, that, whatever was behind us, was something more, than a mere (being nothing more, than what it specified) car.
I insisted, that I thought, it was just another car on the highway, or perhaps a truck.
"What else can it be?" I said loudly. Don Juan's probing had put me on edge. He turned and looked straight at me, then he nodded slowly, as if measuring, what
he was going to say.

"Those are the lights on the head of death," he said softly. "Death puts them on like a hat and then shoots off on a gallop. Those are the lights of death on the gallop, gaining on us, getting closer and closer." A chill ran up my back. After a while I looked in the rear-view mirror again, but the lights were not there any more. I told don Juan, that the car must have stopped or turned off the road. He did not look back; he just stretched his arms and yawned.
"No," he said. "Death never stops. Sometimes it turns off its lights, that's all."

We arrived in north-eastern Mexico on June 13. Two old Indian women, who looked alike and seemed to be sisters, and four girls were gathered at the door of a small adobe house. There was a hut behind the house and a dilapidated barn, that had only part of its roof and one wall left. The women were apparently waiting for us; they must have spotted my car by the dust, it raised on the dirt road, after I left the paved highway a couple of miles away. The house was in a deep valley, and, viewed from the door, the highway looked like a long scar high up on the side of the green hills. Don Juan got out of the car and talked with the old women for a moment. They pointed to some wooden stools in front of the door. Don Juan signaled me to come over and sit down. One of the old women sat with us; the rest went inside the house. Two of the girls remained by the door, examining me with curiosity. I waved at them; they giggled and ran inside. After a few minutes two young men came over and greeted don Juan. They did not speak to me or even look at me. They talked to don Juan briefly; then he got up and all of us, including the women, walked to another house, perhaps half a mile away. We met there with another group of people. Don Juan went inside, but told me to stay by the door.
I looked in and saw an old Indian man around don Juan's age, sitting on a wooden stool. It was not quite dark.
56-57
A group of young Indian men and women were standing quietly around an old truck, parked in front of the house. I talked to them in Spanish, but they deliberately avoided answering me; the women giggled, every time I said something, and the men smiled politely and turned their eyes away. It was, as if they did not understand me, yet I was sure, all of them spoke Spanish, because I had heard them talking among themselves. After a while don Juan and the other old man came out and got into the truck and sat next to the driver. That appeared to be a signal for everyone to climb onto the flatbed of the truck. There were no side railings, and when the truck began to move, we all hung onto a long rope, that was tied to some hooks on the chassis. The truck moved slowly on the dirt road. At one point, on a very steep slope, it stopped and everybody jumped down and walked behind it; then two young men hopped onto the flatbed again and sat on the edge without using the rope. The women laughed and encouraged them to maintain their precarious (lacking in stability) position. Don Juan and the old man, who was referred to as don Silvio, walked together and did not seem to be concerned with the young men's histrionics (exaggerated emotional behavior). When the road leveled off, everybody got on the track again. We rode for about an hour. The floor was extremely hard and uncomfortable, so I stood up and held onto the roof of the cab and rode that way, until we stopped in front of a group of shacks. There were more people there; it was very dark by then and I could see only a few of them in the dim, yellowish light of a kerosene lantern, that hung by an open door. Everybody got off the truck and mingled with the people in the houses. Don Juan told me again to stay outside. I leaned against the front fender (car wing, mudguard) of the truck and, after a minute or two, I was joined by three young men. I had met one of them four years before at a previous mitote. He embraced me by grabbing my forearms. "You're fine," he whispered to me in Spanish. We stayed very quietly by the truck. It was a warm, windy night. I could hear the soft rumble of a stream close by. My friend asked me in a whisper, if I had any cigarettes. I passed a pack around. By the glow of the cigarettes I looked at my watch. It was nine o'clock. A group of people emerged from inside the house soon afterwards and the three young men walked away. Don Juan came over to me and told me, that he had explained my presence to everybody's satisfaction and, that I was welcome to come and serve water at the mitote. He said, we would be going right away. A group of ten women and eleven men left the house. The man, heading the party, was rather husky (rugged, strong); he was perhaps in his mid-fifties. They called him "Mocho," a nickname, which means "cropped." He moved with brisk, firm steps. He carried a kerosene lantern and waved it from side to side, as he walked. At first I thought, he was moving it at random, but then I discovered, that he waved the lantern to mark an obstacle or a difficult pass on the road. We walked for over an hour. The women chatted and laughed softly from time to time. Don Juan and the other old man were at the head of the line; I was at the very tail end of it. I kept my eyes down on the road, trying to see, where I was walking. It had been four years since don Juan and I had been in the hills at night, and
I had lost a great deal of physical prowess (outstanding courage, daring). I kept stumbling and involuntarily kicking small rocks. My knees did not have any flexibility; the road seemed to come up at me, when I encountered a high spot, or it seemed to give in under me, when I hit a low spot. I was the noisiest walker and, that made me into an unwilling clown. Someone in the group said, "Woo," every time I stumbled and everyone laughed. At one point, one of the rocks, I kicked, hit a woman's heel and she said out loud, to everyone's delight, "Give a candle to that poor boy!" But the final mortification (humiliation) was, when I tripped and had to hold onto the person in front of me; he nearly lost his balance with my weight on him and let out a deliberate scream, that was out of all proportion. Everyone laughed so hard, that the whole group had to stop for a while. At a certain moment the man, who was leading, jerked his lantern up and down. It seemed, that was the sign, we had arrived at our destination. There was a dark silhouette of a low house to my right, a short distance away.
58-59
Everyone in the group scrambled in different directions. I looked for don Juan. It was difficult to find him in the darkness. I stumbled noisily for a while, before noticing, that he was sitting on a rock. He again told me, that my duty was to bring water for the men, who were going to participate. He had taught me the procedure years before. I remembered every detail of it, but he insisted on refreshing my memory and showed me again how to do it. Afterwards we walked to the back of the house, where all the men had gathered. They had built a fire. There was a cleared area, covered with straw mats perhaps fifteen feet away from the fire. Mocho, the man, who had led us, sat on a mat first; I noticed, that the upper edge of his left ear was missing, which accounted for his nickname. Don Silvio sat to his right and don Juan to his left. Mocho was sitting facing the fire. A young man advanced toward him and placed a flat basket with peyote buttons in front of him; then the young man sat down between Mocho and don Silvio. Another young man carried two small baskets and placed them next to the peyote buttons and then sat between Mocho and don Juan. Then two other young men flanked don Silvio and don Juan, closing a circle of seven persons. The women remained inside the house.
Two young men were in charge of keeping the fire burning all night, and one teenager and I kept the water, that was going to be given to the seven participants after their all-night ritual. The boy and I sat by a rock. The fire and the receptacle (container) with water were opposite each other and at an equal distance from the circle of participants. Mocho, the headman, sang his peyote song; his eyes were closed; his body bobbed up and down. It was a very long song. I did not understand the language. Then all of them, one by one, sang their peyote songs. They did not seem to follow any preconceived (form opinion beforehand) order. They apparently sang, whenever they felt like doing it. Then Mocho held the basket with peyote buttons, took two of them, and placed it back again in the center of the circle; don Silvio was next and then don Juan. The four young men, who seemed to be a separate unit, took two peyote buttons each, following a counter-clockwise direction. Each of the seven participants sang and ate two peyote buttons four consecutive times, then they passed the other two baskets, which contained dried fruit and meat. They repeated this cycle at various times during the night, yet I could not detect any underlying order to their individual movements. They did not speak to one another; they seemed rather to be by themselves and to themselves. I did not see any of them, not even once, paying attention to what the other men were doing. Before daybreak they got up and the young man and I gave them water. Afterwards I walked around to orient myself. The house was a one-room shack, a low adobe construction with a thatched roof. The scenery, that surrounded it, was quite oppressive. The shack was located in a harsh plain with mixed vegetation. Shrubs and cacti grew together, but there were no trees at all. I did not feel like venturing beyond the house. The women left during the morning. The men moved silently in the area, immediately surrounding the house. Around midday all of us sat down again in the same order, we had sat the night before. A basket with pieces of dried meat, cut to the same size as a peyote button, was passed around. Some of the men sang their peyote songs. After an hour or so all of them stood up and went off in different directions. The women had left a pot of gruel (watery porridge) for the fire and water attendants (servants). I ate some of it and then I slept most of the afternoon. After dark the young men in charge of the fire built another one and the cycle of intaking peyote buttons began again. It followed roughly the same order, as the preceding night, ending at daybreak. During the course of the night I struggled to observe and record every single movement, performed by each of the seven participants, in hopes of discovering the slightest form of a detectable system of verbal or nonverbal communication among them. There was nothing in their actions, however, that revealed an underlying system. In the early evening the cycle of intaking peyote was renewed.
60-61
By morning I knew, that I had completely failed to find clues, that would point out the covert leader, or to discover any form of covert communication among them or any traces of their system of agreement. For the rest of the day I sat by myself and tried to arrange my notes. When the men gathered again for the fourth night,
I knew somehow, that this was to be the last meeting. Nobody had mentioned anything about it to me, yet I knew they would disband the next day. I sat by the water again and everyone else resumed his position in the order, that had already been established. The behavior of the seven men in the circle was a replica of, what
I had observed during the three previous nights. I became absorbed in their movements, as I had done before. I wanted to record everything they did, every movement, every utterance, every gesture. At a certain moment I heard a sort of beep in my ear; it was a common sort of buzzing in the ear and I did not pay attention to it. The beep became louder, yet it was still within the range of my ordinary bodily sensations. I remembered, dividing my attention between watching the men and listening to the buzzing, I was hearing. Then, at a given instant, the faces of the men seemed to become brighter; it was, as if a light had been turned on.
But it was not quite like an electric light, or a lantern, or the reflection of the fire on their faces. It was rather an iridescence; a pink luminosity, very tenuous (thin, slender), yet detectable, from where I was. The buzzing seemed to increase. I looked at the teenage boy, who was with me, but he had fallen asleep. The pink luminosity became more noticeable by then. I looked at don Juan; his eyes were closed; so were don Silvio's and so were Mocho's. I could not see the eyes of the four younger men, because two of them were bent forward and the other two had their backs turned to me. I became even more involved in watching. Yet I had not fully realized, that I was actually hearing a buzzing and was actually seeing a pinkish glow, hovering over the men. After a moment I became aware, that the tenuous pink light and the buzzing were very steady, I had a moment of intense bewilderment and then a thought crossed my mind, a thought, that had nothing to do with the scene I was witnessing, nor with the purpose I had in mind for being there. I remembered something, my mother had told me once when I was a child. The thought was distracting and very inappropriate; I tried to discard it and involve myself again in my assiduous (diligent, busy) watching, but I could not do it. The thought recurred; it was stronger, more demanding, and then I clearly heard my mother's voice, calling me. I heard the shuffling of her slippers and then her laughter. I turned around, looking for her; I conceived (think, consider, formulated, become posessed), that I was going to be transported in time by some sort of hallucination or mirage and
I was going to see her, but I saw only the boy sleeping beside me. To see him jolted me and I experienced a brief moment of ease, of sobriety. I looked again at the group of men. They had not changed their positions at all. However, the luminosity was gone, and so was the buzzing in my ears. I felt relieved. I thought, that the hallucination, of hearing my mother's voice, was over. Her voice had been so clear and vivid. I said to myself over and over, that for an instant the voice had almost trapped me. I noticed vaguely, that don Juan was looking at me, but that did not matter. It was the memory of my mother's voice, calling me, that was mesmerizing.
I struggled desperately to think about something else. And then I heard her voice again, as clearly, as if she had been behind me. She called my name. I turned quickly, but all, I saw, was the dark silhouette of the shack and the shrubs beyond it. Hearing my name caused me the most profound anguish (mental torture). I whined involuntarily. I felt cold and very lonely and I began to weep. At that moment I had the sensation, that I needed someone to care for me. I turned my head to look at don Juan; he was staring at me. I did not want to see him, so I closed my eyes. And then I saw my mother. It was not the thought of my mother, the way I think of her ordinarily. This was a clear vision of her, standing by me. I felt desperate. I was trembling and wanted to escape. The vision of my mother was too disturbing, too alien, to what I was pursuing in that peyote meeting. There was apparently no conscious way to avoid it. Perhaps I could have opened my eyes, if I really wanted the vision to vanish, but instead, I examined it in detail. My examination was more, than merely looking at her.
62-63
It was a compulsive (conditioned by obsession) scrutiny and assessment. A very peculiar feeling enveloped me, as if it were an outside force, and I suddenly felt the horrendous burden of my mother's love. When I heard my name, I was torn apart; the memory of my mother filled me with anguish and melancholy, but when
I examined her, I knew, that I had never liked her. This was a shocking realization. Thoughts and images came to me, as an avalanche. The vision of my mother must have vanished in the meantime; it was no longer important. I was no longer interested, in what the Indians were doing either. In fact, I had forgotten the mitote. I was absorbed in a series of extraordinary thoughts, extraordinary, because they were more, than thoughts; these were complete units of feeling, that were emotional certainties, indisputable evidences about the nature of my relationship with my mother. At a certain moment these extraordinary thoughts ceased to come. I noticed, that they had lost their fluidity and their quality of being complete units of feeling. I had begun to think about other things. My mind was rambling (wandering). I thought of other members of my immediate family, but there were no images to accompany my thoughts. Then I looked at don Juan. He was standing; the rest of the men were also standing, and then they all walked toward the water. I moved aside and nudged the boy, who was still asleep. I related to don Juan the sequence of my astounding vision almost as soon, as he got into my car. He laughed with great delight and said, that my vision was a sign, an omen as important, as my first experience with Mescalito.
I remembered, that don Juan had interpreted the reactions I had, when I first ingested peyote, as an all important omen; in fact, he decided to teach me his knowledge, because of it. Don Juan said, that during the last night of the mitote, Mescalito had hovered over me so obviously, that everyone was forced to turn toward me, and that was why he was staring at me, when I looked at him. I wanted to hear his interpretation of my vision, but he did not want to talk about it. He said, that whatever I had experienced was nonsense, in comparison to the omen. Don Juan kept on talking about Mescalito's light, hovering over me, and how everyone had seen it. "That was really something," he said. "I couldn't, possibly, ask for a better omen."
Don Juan and I were obviously on two different avenues of thought. He was concerned with the importance of the events, he had interpreted as an omen, and I was obsessed with the details of the vision, I had had. "I don't care about omens," I said. "I want to know, what happened to me."
He frowned, as if he were upset, and remained very stiff and quiet for a moment. Then he looked at me. His tone was very forceful. He said, that the only important issue was, that Mescalito had been very gentle with me, had engulfed me with his light and had given me a lesson with no other effort on my part, than being around.
64-65
On September 4, 1968, I went to Sonora to visit don Juan. Following a request he had made during my previous visit to him, I stopped on the way, in Hermosillo, to buy him a noncommercial tequila called bacanora. His request seemed very odd to me at the time, since I knew, he disliked drinking, but I bought four bottles and put them in a box along with other things, I had brought for him. "Why, you got four bottles!" he said, laughing, when he opened the box. "I asked you to buy me one. I believe, you thought the bacanora was for me, but it's for my grandson Lucio, and you have to give it to him, as though it's a personal gift of your own."
I had met don Juan's grandson two years before; he was twenty-eight years old then. He was very tall, over six feet, and was always extravagantly well dressed for his means and in comparison to his peers. While the majority of Yaquis wear khakis and Levis, straw hats, and homemade sandals called guaraches, Lucio's outfit was an expensive black leather jacket with frills of turquoise beads, a Texan cowboy hat, and a pair of boots, that were monogrammed and hand decorated.
Lucio was delighted to receive the liquor and immediately took the bottles inside his house, apparently to put them away. Don Juan made a casual comment, that one should never hoard (accumulate by hiding) liquor and drink alone. Lucio said he was not really hoarding, but was putting it away, until that evening, at which time he was going to invite his friends to drink with him. That evening around seven o'clock I returned to Lucio's place. It was dark. I made out the vague silhouette of two people, standing under a small tree; it was Lucio and one of his friends, who were waiting for me and guided me to the house with a flashlight. Lucio's house was a flimsy, two-room, dirt-floor, wattle-and-daub construction. It was perhaps twenty feet long and supported by relatively thin beams of the mesquite tree. It had, as all the houses of the Yaquis have, a flat, thatched roof and a nine-foot-wide ramada, which is a sort of awning over the entire front part of the house. A ramada roof is never thatched; it is made of branches arranged in a loose fashion, giving enough shade and yet permitting the cooling breeze to circulate freely. As I entered the house, I turned on my tape recorder, which I kept inside my brief case. Lucio introduced me to his friends. There were eight men inside the house, including don Juan. They were sitting casually around the center of the room under the bright light of a gasoline lantern, that hung from a beam, Don Juan was sitting on a box. I sat facing him at the end of a six-foot bench, made with a thick wooden beam, nailed on two prongs (sharply pointed projection), planted in the ground. Don Juan had placed his hat on the floor beside him. The light of the gasoline lantern made his short white hair look more brilliantly white. I looked at his face; the light had also enhanced the deep wrinkles on his neck and forehead, and made him look darker and older. I looked at the other men; under the greenish-white light of the gasoline lantern all of them looked tired and old. Lucio addressed the whole group in Spanish and said in a loud voice, that we were going to drink one bottle of bacanora, that I had brought for him from Hermosillo. He went into the other room, brought out a bottle, uncorked it, and gave it to me along with a small tin cup. I poured a very small amount into the cup and drank it. The bacanora seemed to be more fragrant and more dense, than regular tequila, and stronger too. It made me cough. I passed the bottle and everyone poured himself a small drink, everyone except don Juan; he just took the bottle and placed it in front of Lucio, who was at the end of the line. All of them made lively comments about the rich flavor of that particular bottle.
66-67
All of them agreed, that the liquor must have come from the high mountains of Chihuahua. The bottle went around a second time. The men smacked their lips, repeated their statements of praise, and engaged themselves in a lively discussion about the noticeable differences between the tequila, made around Guadalajara and that made at a high altitude in Chihuahua. During the second time around don Juan again did not drink and I poured only a dab for myself, but the rest of them filled the cup to the brim. The bottle went around once more and was finished. "Get the other bottles, Lucio," don Juan said. Lucio seemed to vacillate (hesitate), and don Juan quite casually explained to the others, that I had brought four bottles for Lucio. Benigno, a young man of Lucio's age, looked at the brief case, that I had placed inconspicuously (instability, not readily noticeable) behind me and asked, if I was a tequila salesman. Don Juan answered, that I was not, and that I had really come to Sonora to see him. "Carlos is learning about Mescalito, and I'm teaching him," don Juan said. All of them looked at me and smiled politely. Bajea, the woodcutter, a small, thin man with sharp features, looked at me fixedly for a moment and then said, that the storekeeper had accused me of being a spy from an American company, that was planning to do mining in the Yaqui land. They all reacted, as if they were indignant (outraged) at such an accusation. Besides, they all resented the storekeeper, who was a Mexican, or a Yori, as the Yaquis say. Lucio went into the other room and returned with another bottle of bacanora. He opened it, poured himself a large drink, and then passed it around. The conversation drifted to the probabilities of the American company coming to Sonora and its possible effect on the Yaquis. The bottle went back to Lucio. He lifted it and looked at its contents to see how much was left. "Tell him not to worry," don Juan whispered to me. "Tell him you'll bring him more next time you come around." I leaned over to Lucio and assured him, that on my next visit I was going to bring him at least half a dozen bottles. At one moment the topics of conversation seemed to wane away (decrease). Don Juan turned to me and said loudly: "Why don't you tell the guys here about your encounters with Mescalito? I think, that'll be much more interesting, than this idle chat about what will happen, if the American company comes to Sonora."

"Is Mescalito peyote, Grandpa?" Lucio asked curiously.
"Some people call it that way," don Juan said dryly. "I prefer to call it Mescalito."
"That confounded thing causes madness," said Genaro, a tall, husky, middle-aged man.
"I think it's stupid to say, that Mescalito causes madness," don Juan said softly. "Because, if that were the case, Carlos would be in a strait-jacket this very moment, instead of being here, talking to you. He has taken it and look at him. He is fine."
Bajea smiled and replied shyly, "Who can tell?" and everybody laughed.
"Look at me then," don Juan said. "I've known Mescalito nearly all my life and it has never hurt me." The men did not laugh, but it was obvious, that they were not taking him seriously. "On the other hand," don Juan went on, "it's true, that Mescalito drives people crazy, as you said, but that's only when they come to him without knowing, what they're doing." Esquere, an old man, who seemed to be don Juan's age, chuckled (laugh quietly or to oneself) softly, as he shook his head from side to side.
"What do you mean by 'knowing,' Juan?" he asked. "The last time I saw you, you were saying the same thing."
"People go really crazy, when they take that peyote stuff," Genaro continued. "I've seen the Huichol Indians eating it. They acted, as if they had rabies. They frothed and puked and pissed all over the place. You could get epilepsy from taking that confounded thing. That's what Mr. Salas, the government engineer, told me once. And epilepsy is for life, you know."
"That's being worse, than animals," Bajea added solemnly.
"You saw only, what you wanted to see about the Huichol Indians, Genaro," don Juan said.
68-69
"For one thing, you never took the trouble of finding out from them, what it's like to get acquainted with Mescalito. Mescalito has never made anyone epileptic, to my knowledge. The government engineer is a Yori and I doubt, that a Yori knows anything about it. You really don't think, that all the thousands of people, who know Mescalito, are crazy, do you?"
"They must be crazy, or pretty nearly so, to do a thing like that," answered Genaro.
"But if all those thousands of people were crazy at the same time, who would do their work? How would they manage to survive?" don Juan asked.
"Macario, who comes from the 'other side'"—the U.S.A.—"told me, that whoever takes it there, is marked for life," Esquere said.
"Macario is lying, if he says that," don Juan said. "I'm sure, he doesn't know, what he's talking about."
"He really tells too many lies," said Benigno.
"Who's Macario?" I asked.
"He's a Yaqui Indian, who lives here," Lucio said. "He says, he's from Arizona and that he was in Europe during the war. He tells all kinds of stories."
"He says, he was a colonel!" Benigno said.
Everyone laughed and the conversation shifted for a while to Macario's unbelievable tales, but don Juan returned again to the topic of Mescalito.
"If all of you know, that Macario is a liar, how can you believe him, when he talks about Mescalito?"
"Do you mean peyote, Grandpa?" Lucio asked, as if he were really struggling to make sense out of the term.
"God damn it! Yes!" Don Juan's tone was sharp and abrupt. Lucio recoiled involuntarily, and for a moment I felt, they were all afraid. Then don Juan smiled broadly and continued in a mild tone. "Don't you fellows see, that Macario doesn't know, what he's talking about? Don't you see, that in order to talk about Mescalito, one has to know?"
"There you go again," Esquere said. "What the hell is this knowledge? You are worse, than Macario. At least he says, what's on his mind, whether he knows it or not. For years I've been listening to you say, we have to know. What do we have to know?"
"Don Juan says, there is a spirit in peyote," Benigno said.
"I have seen peyote in the field, but I have never seen spirits or anything of the sort," Bajea added.
"Mescalito is like a spirit, perhaps," don Juan explained. "But whatever he is doesn't, become clear, until one knows about him. Esquere complains, that I have been saying this for years. Well, I have. But it's not my fault, that you don't understand. Bajea says, that whoever takes it, becomes like an animal. Well, I don't see it that way. To me, those, who think they are above animals, live worse, than animals. Look at my grandson here. He works without rest. I would say, he lives to work, like a mule. And all he does, that is not animal-like, is to get drunk."
Everybody laughed, Victor, a very young man, who seemed to be still in adolescence, laughed in a pitch, above everybody else. Eligio, a young farmer, had not uttered a single word so far. He was sitting on the floor to my right, with his back against some sacks of chemical fertilizer, that had been piled inside the house to protect them from the rain. He was one of Lucio's childhood friends, powerful looking and, although shorter, than Lucio, more stocky and better built. Eligio seemed concerned about don Juan's words. Bajea was trying to come back with a comment, but Eligio interrupted him.
"In what way would peyote change all this?" he asked. "It seems to me, that a man is born to work all his life, like mules do."
"Mescalito changes everything," don Juan said, "yet we still have to work like everybody else, like mules. I said, there was a spirit inside Mescalito, because it is something like a spirit, which brings about the change in men. A spirit we can see and can touch, a spirit, that changes us, sometimes even against our will."
"Peyote drives you out of your mind," Genaro said, "and then of course, you believe you've changed. True?"
"How can it change us?" Eligio insisted.
"He teaches us the right way to live," don Juan said. "He helps and protects those, who know him. The life, you fellows are leading, is no life at all.

70-71
You don't know the happiness, that comes from doing things deliberately. You don't have a protector!"
"What do you mean?" Genaro said indignantly. "We certainly have. Our Lord Jesus Christ, and our Mother the Virgin, and the little Virgin of Guadalupe. Aren't they our protectors?"
"Fine bunch of protectors!" don Juan said mockingly. "Have they taught you a better way to live?"
"That's because people don't listen to them," Genaro protested, "and they only pay attention to the devil."
"If they were real protectors, they would force you to listen," don Juan said. "If Mescalito becomes your protector, you will have to listen, whether you Iike it or not, because you can see him and you must take heed (pay attention), of what he says. He will make you approach him with respect. Not the way you fellows are accustomed to approach your protectors."
"What do you mean, Juan?" Esquere asked.
"What I mean is, that for you, to come to your protectors, means, that one of you has to play a fiddle, and a dancer has to put on his mask and leggings and rattles, and dance, while the rest of you drink. You, Benigno, you were a dancer once, tell us about it."
"I gave it up after three years," Benigno said. "It's hard work."
"Ask Lucio," Esquere said satirically. "He gave it up in one week!"
Everybody laughed except don Juan. Lucio smiled, seemingly embarrassed, and gulped down two huge swallows of bacanora.
"It is not hard, it is stupid," don Juan said. "Ask Valencio, the dancer, if he enjoys dancing. He does not! He got accustomed to it, that's all. I've seen him dance for years, and every time I have, I've seen the same movements badly executed. He takes no pride in his art, except when he talks about it. He has no love for it, therefore year after year he repeats the same motions. What was bad, about his dancing at the beginning, has become fixed. He cannot see it any longer."
"He was taught to dance that way," Eligio said. "I was also a dancer in the town of Torim. I know, you must dance, the way they teach you."
"Valencio is not the best dancer anyway," Esquere said. "There are others. How about Sacateca?"
"Sacateca is a Man of Knowledge, he is not in the same class with you fellows," don Juan said sternly. "He dances, because that's the bent of his nature. All I wanted to say was, that you, who are not dancers, do not enjoy it. Perhaps, if the dances are well performed, some of you will get pleasure. Not many of you know that much about dancing, though; therefore you are left with a very lousy piece of joy. This is why you fellows are all drunkards. Look at my grandson here!"
"Cut it out, Grandpa!" Lucio protested.
"He's not lazy or stupid," don Juan went on, "but what else does he do, besides drink?"
"He buys leather jackets!" Genaro remarked, and the whole audience roared. Lucio gulped down more bacanora.
"And how is peyote going to change that?" Eligio asked.
"If Lucio would seek the protector," don Juan said, "his life would be changed. I don't know exactly how, but I am sure, it would be different."
"He would stop drinking, is that what you mean?" Eligio insisted.
"Perhaps he would. He needs something else, besides tequila, to make his life satisfying. And that something, whatever it may be, might be provided by the protector."
"Then peyote must taste very good," Eligio said.
"I didn't say that," don Juan said.
"How in the hell are you going to enjoy it, if it doesn't taste good?" Eligio said.
"It makes one enjoy life better," don Juan said.
"But if it doesn't taste good, how could it make us enjoy our lives better?" Eligio persisted. "It doesn't make sense."
"Of course it makes sense," Genaro said with conviction. "Peyote makes you crazy and, naturally, you think, you're having a great time with your life, no matter what you do." They all laughed again.
"It does make sense," don Juan proceeded, undisturbed, "if you think, how little we know and how much there is to see.
72-73
Booze is, what makes people crazy. It blurs the images. Mescalito, on the other hand, sharpens everything. It makes you See so very well. So very well!" Lucio and Benigno looked at each other and smiled, as though they had already heard the story before. Genaro and Esquere grew more impatient and began to talk at the same time. Victor laughed above all the other voices. The only one interested seemed to be Eligio.
"How can peyote do all that?" he asked.
"In the first place," don Juan explained, "you must want to become acquainted with him, and I think, this is by far the most important thing. Then you must be offered to him, and you must meet with him many times, before you can say, you know him."
"And what happens then?" Eligio asked.
Genaro interrupted. "You crap on the roof with your ass on the ground." The audience roared.
"What happens next is entirely up to you," don Juan went on without losing his self-control. "You must come to him without fear and, little by little, he will teach you, how to live a better life." There was a long pause. The men seemed to be tired. The bottle was empty. Lucio, with obvious reluctance, opened another.
"Is peyote Carlos' protector too?" Eligio asked in a joking tone.
"I wouldn't know that," don Juan said. "He has taken it three times, so ask him, to tell you about it."
They all turned to me curiously and Eligio asked, "Did you really take it?"
"Yes. I did." It seemed don Juan had won a round with his audience. They were either interested in hearing about my experience or too polite to laugh in my face.
"Didn't it hurt your mouth?" Lucio asked.
"It did. It also tasted terrible."
"Why did you take it, then?" Benigno asked. I began to explain to them in elaborate terms, that for a Western man, don Juan's knowledge about peyote, was one of the most fascinating things, one could find. I said, that everything he had said about it, was true and that each one of us could verify that truth for ourselves. I noticed, that all of them were smiling, as if they were concealing their contempt (despise). I grew very embarrassed. I was aware of my awkwardness in conveying, what
I really had in mind. I talked for a while longer, but I had lost the impetus (stimulus) and only repeated, what don Juan had already said. Don Juan came to my aid and asked in a reassuring tone, "You were not looking for a protector, when you first came to Mescalito, were you?" I told them, that I did not know, that Mescalito could be a protector, and that I was moved only by my curiosity and a great desire to know him. Don Juan reaffirmed, that my intentions had been faultless and said, that because of it, Mescalito had had a beneficial effect on me.
"But it made you puke and piss all over the place, didn't it?" Genaro insisted.
I told him, that it had, in fact, affected me in such a manner. They all laughed with restraint. I felt, that they had become even more contemptuous (scornful, despise) of me. They didn't seem to be interested, except for Eligio, who was gazing at me. "What did you See?" he asked. Don Juan urged me to recount for them all or nearly all the salient (striking, outstanding) details of my experiences, so I described the sequence and the form, of what I had perceived. When I finished talking, Lucio made a comment.
"If peyote is that weird, I'm glad I've never taken it."
"It is just like I said," Genaro said to Bajea. "That thing makes you insane."
"But Carlos is not insane now. How do you account for that?" don Juan asked Genaro.
"How do we know, he isn't?" Genaro retorted (return, pay back, reply, answer). They all broke out laughing, including don Juan.
"Were you afraid?" Benigno asked.
"I certainly was."
74-75
"Why did you do it, then?" Eligio asked.
"He said, he wanted to know," Lucio answered for me. "I think, Carlos is getting to be like my grandpa. Both have been saying, they want to know, but nobody knows, what in the hell they want to know."
"It is impossible to explain that knowing," don Juan said to Eligio, "because, it is different for every man. The only thing, which is common to all of us, is that Mescalito reveals his secrets privately to each man. Being aware of how Genaro feels, I don't recommend, that he meet Mescalito. Yet, in spite of my words or his feelings, Mescalito could have a totally beneficial effect on him. But only he could find out, and that is the knowing, I have been talking about." Don Juan got up.
"It's time to go home," he said. "Lucio is drunk and Victor is asleep."

Two days later, on September 6, Lucio, Benigno, and Eligio came over to the house, where I was staying, to go hunting with me. They remained silent for a while, as
I kept on writing my notes. Then Benigno laughed politely, as a warning, that he was going to say something important. After a preliminary embarrassing silence,
he laughed again and said, "Lucio here says, that he would take peyote."
"Would you really?" I asked.
"Yes. I wouldn't mind it."
Benigno's laughter came in spurts spurts (short burst of energy or activity). "Lucio says, he will eat peyote, if you buy him a motorcycle." Lucio and Benigno looked at each other and broke out laughing.
"How much is a motorcycle in the United States?" Lucio asked.
"You could probably get one for a hundred dollars," I said.
"That isn't very much there, is it? You could easily get it for him, couldn't you?" Benigno asked.
"Well, let me ask your grandpa first," I said to Lucio.
"No, no," he protested. "Don't mention it to him. He'll spoil everything. He's a weirdo. And besides, he's too old and feeble-minded and he doesn't know, what he's doing."
"He was a real sorcerer once," Benigno added. "I mean a real one. My folks say, he was the best. But he took to peyote and became a nobody. Now he's too old."
"And he goes over and over the same crappy stories about peyote," Lucio said.
"That peyote is pure crap," Benigno said. "You know, we tried it once. Lucio got a whole sack of it from his grandpa. One night, as we were going to town,
we chewed it. Son of a bitch! It cut my mouth to shreds. It tasted like hell !"
"Did you swallow it?" I asked.
"We spit it out," Lucio said, "and threw the whole damn sack away." They both thought the incident was very funny. Eligio, in the meantime, had not said a word.
He was withdrawn, as usual. He did not even laugh.
"Would you like to try it, Eligio?" I asked.
"No. Not me. Not even for a motorcycle." Lucio and Benigno found the statement utterly funny and roared again.
"Nevertheless," Eligio continued, "I must admit, that don Juan baffles (puzzle, bewilder) me."
"My grandfather is too old to know anything," Lucio said with great conviction.
"Yeah, he's too old," Benigno echoed. I thought the opinion, the two young men had of don Juan, was childish and unfounded. I felt it was my duty to defend his character and I told them, that in my judgment, don Juan was then, as he had been in the past, a great sorcerer, perhaps even the greatest of all. I said, I felt there was something about him, something truly extraordinary. I urged them to remember, that he was over seventy years old and yet he was more energetic and stronger, than all of us put together. I challenged the young men to prove it to themselves, by trying to sneak up on don Juan.
"You just can't sneak up on my grandpa," Lucio said proudly. "He's a brujo."
I reminded them, that they had said, he was too old and feeble-minded, and that a feeble-minded person does not know, what goes on around him.
76-77
I said, that I had marveled at don Juan's alertness time and time again.
"Noone can sneak up on a brujo, even if he's old," Benigno said with authority. "They can gang up on him, when he's asleep, though. That's what happened to a man, named Cevicas. People got tired of his evil sorcery and killed him."
I asked them to give me all the details of that event, but they said, it had taken place before their time, or when they were still very young. Eligio added, that people secretly believed, that Cevicas had been only a fool, and that noone could harm a real sorcerer. I tried to question them further on their opinions about sorcerers.
They did not seem to have much interest in the subject; besides, they were eager to start out and shoot the rifle, I had brought. We were silent for a while, as
we walked toward the thick chaparral, then Eligio, who was at the head of the line, turned around and said to me, "Perhaps, we're the crazy ones. Perhaps don Juan is right. Look at the way we live."
Lucio and Benigno protested. I tried to mediate. I agreed with Eligio and told them, that I, myself, had felt, that the way I lived, was somehow wrong. Benigno said, that I had no business, complaining about my life, that I had money and I had a car. I retorted (return, pay back, reply, answer), that I could easily say, that they themselves were better off, because each owned a piece of land. They responded in unison, that the owner of their land was the federal bank. I told them, that I did not own my car either, that a bank in California owned it, and that my life was only different, but not better, than theirs. By that time we were already in the dense shrubs. We did not find any deer or wild boars, but we got three jack rabbits. On our return we stopped at Lucio's house and he announced, that his wife was going to make rabbit stew. Benigno went to the store to buy a bottle of tequila and get us some sodas. When we came back, don Juan was with him.
"Did you find my grandpa at the store, buying beer?" Lucio asked laughing.
"I haven't been invited to this reunion," don Juan said. "I've just dropped by to ask Carlos, if he's leaving for Hermosillo."
I told him, I was planning to leave the next day, and while we talked, Benigno distributed the bottles. Eligio gave his to don Juan, and, since among the Yaquis, it is deadly impolite to refuse, even as a courtesy, don Juan took it quietly. I gave mine to Eligio, and he was obliged to take it. So Benigno in turn gave me his bottle.
But Lucio, who had obviously visualized the entire scheme of Yaqui good manners, had already finished drinking his soda. He turned to Benigno, who had a pathetic look on his face, and said, laughing, "They've screwed you out of your bottle."
Don Juan said, he never drank soda and placed his bottle in Benigno's hands. We sat under the ramada in silence. Eligio seemed to be nervous. He fidgeted (moved nervously) with the brim of his hat. "I've been thinking about, what you said the other night," he said to don Juan. "How can peyote change our life? How?"
Don Juan did not answer. He stared fixedly at Eligio for a moment and then began to sing in Yaqui. It was not a song proper, but a short recitation. We remained quiet for a long time. Then I asked don Juan to translate the Yaqui words for me.
"That was only for Yaquis," he said matter-of-factly. I felt dejected. I was sure, he had said something of great importance.
"Eligio is an Indian," don Juan finally said to me, "and as an Indian Eligio has nothing. We Indians have nothing. All you see around here belongs to the Yoris. The Yaquis have only their wrath and what the land offers to them freely."
Nobody uttered a sound for quite some time, then don Juan stood up and said goodbye and walked away. We looked at him until he had disappeared behind a bend of the road. All of us seemed to be nervous. Lucio told us in a disoriented manner that his grandfather had not stayed because he hated rabbit stew. Eligio seemed to be immersed in thoughts. Benigno turned to me and said loudly, "I think the Lord is going to punish you and don Juan for what you're doing."
Lucio began to laugh and Benigno joined him. "You're clowning, Benigno," Eligio said somberly. "What you've just said, isn't worth a damn."
78-79
September 15, 1968
It was nine o'clock Saturday night. Don Juan sat in front of Eligio in the center of the ramada of Lucio's house. Don Juan placed his sack of peyote buttons between them and sang, while rocking his body slightly back and forth. Lucio, Benigno, and I sat five or six feet behind Eligio with our backs against the wall. It was quite dark at first. We had been sitting inside the house under the gasoline lantern, waiting for don Juan. He had called us out to the ramada, when he arrived, and had told us, where to sit. After a while my eyes became accustomed to the dark. I could see everyone clearly. I noticed, that Eligio seemed to be terrified. His entire body shook; his teeth chattered uncontrollably. He was convulsed with spasmodic jerks of his head and back. Don Juan spoke to him, telling him not to be afraid, and to trust the protector, and to think of nothing else. He casually took a peyote button, offered it to Eligio, and ordered him to chew it very slowly. Eligio whined like a puppy and recoiled. His breathing was very rapid, it sounded like the whizzing (hissing) of bellows (roar, shout). He took off his hat and wiped his forehead. He covered his face with his hands. I thought, he was crying. It was a very long, tense moment, before he regained some control over himself. He sat up straight and, still covering his face with one hand, took the peyote button and began chewing it. I felt a tremendous apprehension. I had not realized until then, that I was perhaps, as scared, as Eligio. My mouth had a dryness similar to that, produced by peyote. Eligio chewed the button for a long time. My tension increased. I began to whine involuntarily, as my respiration became more accelerated. Don Juan began to chant louder, then he offered another button to Eligio and, after Eligio had finished it, he offered him dry fruit and told him to chew it very slowly. Eligio got up repeatedly and went to the bushes. At one point he asked for water. Don Juan told him not to drink it, but only swish it in his mouth. Eligio chewed two more buttons and don Juan gave him dry meat.
By the time he had chewed his tenth button, I was nearly sick with anxiety. Suddenly Eligio slumped forward and his forehead hit the ground. He rolled on his left side and jerked convulsively. I looked at my watch. It was twenty after eleven. Eligio tossed, wobbled, and moaned for over an hour, while he lay on the floor. Don Juan maintained the same position in front of him. His peyote songs were almost a murmur. Benigno, who was sitting to my right, looked inattentive; Lucio, next to him, had slumped on his side and was snoring. Eligio's body crumpled (crush together, become wrinkled) into a contorted position. He lay on his right side with his front toward me and his hands between his legs. His body gave a powerful jump and he turned on his back with his legs slightly curved. His left hand waved out and up with an extremely free and elegant motion. His right hand repeated the same pattern, and then both arms alternated in a wavering, slow movement, resembling that of a harpist. The movement became more vigorous by degrees.
His arms had a perceptible vibration and went up and down like pistons (). At the same time his hands rotated onward at the wrist and his fingers quivered. It was a beautiful, harmonious, hypnotic sight. I thought his rhythm and muscular control were beyond comparison. Eligio then rose slowly, as if he were stretching against an enveloping force. His body shivered. He squatted and then pushed himself up to an erect position. His arms, trunk, and head trembled, as if an intermittent electric current were going through them. It was, as though a force, outside his control, was setting him or driving him up. Don Juan's chanting became very loud. Lucjo and Benigno woke up and looked at the scene uninterestedly for a while and then went back to sleep. Eligio seemed to be moving up and up. He was apparently climbing. He cupped his hands and seemed to grab onto objects beyond my vision. He pushed himself up and paused to catch his breath.
80-81
I wanted to see his eyes and moved closer to him, but don Juan gave me a fierce look and I recoiled to my place. Then Eligio jumped. It was a final, formidable leap. He had apparently reached his goal. He puffed and sobbed with the exertion (exercise, put into vigorous action). He seemed to be holding onto a ledge. But something was overtaking him. He shrieked desperately. His grip faltered (hesitated) and he began to fall. His body arched backward and was convulsed from head to toe with the most beautiful, coordinated ripple. The ripple went through him perhaps a hundred times, before his body collapsed like a lifeless burlap sack. After a while, he extended his arms in front of him, as though he was protecting his face. His legs stretched out backward, as he lay on his chest; they were arched a few inches above the ground, giving his body the very appearance of sliding or flying at an incredible speed. His head was arched as far back, as possible, his arms locked over his eyes, shielding them. I could feel the wind hissing around him. I gasped and gave a loud involuntary shriek. Lucio and Benigno woke and looked at Eligio curiously.
"If you promise to buy me a motorcycle, I will chew it now," Lucio said loudly. I looked at don Juan. He made an imperative gesture with his head. "Son of a bitch!" Lucio mumbled, and went back to sleep. Eligio stood up and began walking. He took a couple of steps toward me and stopped. I could see him smiling with a beatific (joy of heaven) expression. He tried to whistle. There was no clear sound, yet it had harmony. It was a tune. It had only a couple of bars, which he repeated over and over. After a while the whistling was distinctly audible, and then it became a sharp melody. Eligio mumbled unintelligible words. The words seemed to be the lyrics to the tune. He repeated it for hours. A very simple song, repetitious, monotonous, and yet strangely beautiful. Eligio seemed to be looking at something, while
he sang. At one moment he got very close to me. I saw his eyes in the semidarkness. They were glassy, transfixed. He smiled and giggled. He walked and sat down and walked again, groaning and sighing. Suddenly something seemed to have pushed him from behind. His body arched in the middle, as though moved by a direct force. At one instant Eligio was balanced on the tips of his toes, making nearly a complete circle, his hands touching the ground. He dropped to the ground again, softly, on his back, and extended his whole length, acquiring a strange rigidity. He whimpered (sobbed, cried) and groaned for a while, then began to snore. Don Juan covered him with some burlap sacks. It was 5:35 A.M. Lucio and Benigno had fallen asleep shoulder to shoulder with their backs against the wall. Don Juan and I sat quietly for a very long time. He seemed to be tired. I broke the silence and asked him about Eligio. He told me, that Eligio's encounter with Mescalito had been exceptionally successful; Mescalito had taught him a song, the first time they met, and that was indeed extraordinary. I asked him, why he had not let Lucio take some for a motorcycle. He said, that Mescalito would have killed Lucio, if he had approached him under such conditions. Don Juan admitted, that he had prepared everything carefully to convince his grandson; he told me, that he had counted on my friendship with Lucio, as the central part of his strategy. He said, that Lucio had always been his great concern, and that at one time they had lived together and were very close, but Lucio became gravely ill, when he was seven, and don Juan's son, a devout Catholic, made a vow to the Virgin of Guadalupe, that Lucio would join a sacred dancing society, if his life were spared. Lucio recovered and was forced to carry out the promise. He lasted one week as an apprentice, and then made up his mind to break the vow. He thought, he would have to die as a result of it, braced himself, and for a whole day he waited for death to come.

Everybody made fun of the boy and the incident was never forgotten. Don Juan did not speak for a long time. He seemed to have become engulfed by thoughts.
"My set up was for Lucio," he said, "and I found Eligio instead. I knew, it was useless, but when we like someone, we should properly insist, as though it were possible to remake men.
82-83
Lucio had courage, when he was a little boy and then he lost it along the way."
"Can you bewitch him, don Juan?"
"Bewitch him? For what?"
"So he will change and regain his courage."
"You don't bewitch for courage. Courage is something personal. Bewitching is for rendering (presented for consideration, give in return) people harmless or sick or dumb. You don't bewitch to make warriors. To be a warrior, you have to be crystal clear, like Eligio. There you have a man of courage!"

Eligio snored peacefully under the burlap sacks. It was already daylight. The sky was impeccably blue. There were no clouds in sight.
"I would give anything in this world," I said, "to know about Eligio's journey. Would you mind, if I asked him to tell me?"
"You should not under any circumstances ask him to do that!"
"Why not? I tell you about my experiences."
"That's different. It is not your inclination to keep things to yourself. Eligio is an Indian. His journey is all, he has. I wish it had been Lucio."
"Isn't there anything you can do, don Juan?"
"No. Unfortunately, there is no way to make bones for a jellyfish. It was only my folly."
The sun came out. Its light blurred my tired eyes. "You've told me time and time again, don Juan, that a sorcerer cannot have follies. I've never thought, you could have any." Don Juan looked at me piercingly. He got up, glanced at Eligio and then at Lucio. He tucked his hat on his head, patting it on its top.
"It's possible to insist, to properly insist, even though we know, that, what we're doing, is useless," he said, smiling, "But we must know first, that our acts are useless, and yet, we must proceed, as if we didn't know it. That's a sorcerer's controlled folly."

I returned to don Juan's house on October 3, 1968, for the sole purpose of asking him about the events, surrounding Eligio's initiation. An almost endless stream of questions had occurred to me, while rereading the account of what took place then. I was after very precise explanations, so I made a list of questions beforehand, carefully choosing the most appropriate words. I began by asking him: "Did I See that night, don Juan?"
"You almost did."
"Did you See, that I was Seeing Eligio's movements?"
"Yes. I Saw, that Mescalito was allowing you to See part of Eligio's lesson, otherwise you would've been looking at a man sitting there, or perhaps lying there. During the last mitote you did not notice, that the men were doing anything, did you?" At the last mitote I had not noticed any of the men performing movements out of the ordinary. I told him, I could safely say, that all I had recorded in my notes, was that some of them got up and went to the bushes more often, than others.
"But you nearly saw Eligio's entire lesson," don Juan went on. "Think about that. Do you understand now, how generous Mescalito is with you? Mescalito has never been so gentle with anyone, to my knowledge. Not anyone. And yet you have no regard for his generosity. How can you turn your back on him so bluntly? Or perhaps, I should say, in exchange for what, are you turning your back on Mescalito?" I felt, that don Juan was cornering me again. I was unable to answer his question. I had always believed, I had quit the apprenticeship, in order to save myself, yet I had no idea, from what I was saving myself, or for what.
84-85
I wanted to change the direction of our conversation quickly, and to that end, I abandoned my intention to carry on with all my precalculated questions, and brought out my most important query.
"I wonder, if you could tell me more about your controlled folly," I said.
"What do you want to know about it?"
"Please tell me, don Juan, what exactly is controlled folly?"
Don Juan laughed loudly and made a smacking sound by slapping his thigh with the hollow of his hand. "This is controlled folly!" he said, and laughed and slapped his thigh again.
"What do you mean ... ?"
"I am happy, that you finally asked me about my controlled folly after so many years, and yet it wouldn't have mattered to me in the least, if you had never asked.
Yet, I have chosen to feel happy, as if I cared, that you asked, as if it would matter, that I care. That is controlled folly!" We both laughed very loudly. I hugged him.
I found his explanation delightful, although I did not quite understand it. We were sitting, as usual, in the area right in front of the door of his house. It was mid-
morning. Don Juan had a pile of seeds in front of him and was picking the debris from them. I had offered to help him, but he had turned me down; he said the seeds were a gift for one of his friends in central Mexico and I did not have enough power to touch them.
"With whom do you exercise controlled folly, don Juan?" I asked after a long silence. He chuckled (laugh quietly or to oneself).
"With everybody!" he exclaimed, smiling.
"When do you choose to exercise it, then?"
"Every single time I act."
I felt, I needed to recapitulate at that point and I asked him, if controlled folly meant, that his acts were never sincere, but were only the acts of an actor.
"My acts are sincere," he said, "but they are only the acts of an actor."
"Then everything you do must be controlled folly!" I said truly surprised.
"Yes, everything," he said.
"But it can't be true," I protested, "that every one of your acts is only controlled folly."
"Why not?" he replied with a mysterious look.
"That would mean, that nothing matters to you and you don't really care about anything or anybody. Take me, for example. Do you mean, that you don't care, whether or not I become a Man of Knowledge, or whether I live, or die, or do anything?"
"True! I don't. You are like Lucio, or everybody else in my life, my controlled folly."
I experienced a peculiar feeling of emptiness. Obviously, there was no reason in the world, why don Juan had to care about me, but on the other hand I had almost the certainty, that he cared about me personally; I thought it could not be otherwise, since he had always given me his undivided attention during every moment,
I had spent with him. It occurred to me, that perhaps don Juan was just saying that, because he was annoyed with me. After all, I had quit his teachings.
"I have the feeling, we are not talking about the same thing," I said. "I shouldn't have used myself, as an example. What I meant to say, was that there must be something in the world, you care about in a way, that is not controlled folly. I don't think, it is possible to go on living, if nothing really matters to us."
"That applies to you" he said. "Things matter to you.
You asked me about my controlled folly and I told you, that everything I do in regard to myself and my fellow men, is folly, because nothing matters."
"My point is, don Juan, that if nothing matters to you, how can you go on living?" He laughed and after a moment's pause, in which he seemed to deliberate whether or not to answer, he got up and went to the back of his house. I followed him. "Wait, wait, don Juan." I said. "I really want to know; you must explain to me, what you mean."
86-87
"Perhaps it's not possible to explain," he said. "Certain things in your life matter to you, because they're important; your acts are certainly important to you, but for me, not a single thing is important any longer, neither my acts, nor the acts of any of my fellow men. I go on living, though, because I have my Will. Because I have tempered (harden, strengthen, toughen) my Will throughout my life, until it's neat and wholesome, and now it doesn't matter to me, that nothing matters. My Will controls the folly of my life."
He squatted and ran his fingers on some herbs, that he had put to dry in the sun on a big piece of burlap. I was bewildered. Never would I have anticipated the direction, that my query had taken. After a long pause I thought of a good point. I told him, that in my opinion, some of the acts of my fellow men were of supreme importance. I pointed out, that a nuclear war was definitely the most dramatic example of such an act. I said, that for me destroying life on the face of the Earth was an act of staggering enormity.
"You believe that, because you're thinking. You're thinking about life," don Juan said with a glint in his eyes.
"You're not Seeing."
"Would I feel differently, if I could See?" I asked.
"Once a man learns to See, he finds himself alone in the world with nothing, but folly," don Juan said cryptically. He paused for a moment and looked at me, as if
he wanted to judge the effect of his words. "Your acts, as well, as the acts of your fellow men, in general, appear to be important to you, because you have learned to think, they are important." He used the word "learned" with such a peculiar inflection, that it forced me to ask, what he meant by it. He stopped handling his plants and looked at me. "We learn to think about everything," he said, "and then we train our eyes to look, as we think about the things, we look at. We look at ourselves, already thinking, that we are important. And therefore we've got to feel important ! But then, when a man learns to See, he realizes, that he can no longer think about the things, he looks at, and, if he cannot think about what he looks at, everything becomes unimportant." Don Juan must have noticed my puzzled look and repeated his statements three times, as if to make me understand them. What he said sounded to me like gibberish at first, but upon thinking about it, his words loomed more like a sophisticated statement about some facet of perception. I tried to think of a good question, that would make him clarify his point, but I could not think of anything. All of a sudden I felt exhausted and could not formulate my thoughts clearly. Don Juan seemed to notice my fatigue and patted me gently. "Clean these plants here," he said, "and then shred them carefully into this jar." He handed me a large coffee jar and left. He returned to his house hours later, in the late afternoon. I had finished shredding his plants and had plenty of time to write my notes. I wanted to ask him some questions right off, but he was not in any mood to answer me. He said, he was famished and had to fix his food first. He lit a fire in his earthen stove and set up a pot with bone-broth stock. He looked in the bag of groceries I had brought and took some vegetables, sliced them into small pieces, and dumped them into the pot. Then he lay on his mat, kicked off his sandals, and told me to sit closer to the stove, so I could feed the fire. It was almost dark; from where I sat, I could see the sky to the west. The edges of some thick cloud formations were tinted with a deep buff (pale yellow), while the center of the clouds remained almost black. I was going to make a comment on how beautiful the clouds were, but he spoke first. "Fluffy edges and a thick core," he said, pointing at the clouds. His statement was so perfectly apropos (appropriate, pertinent), that it made me jump.
"I was just going to tell you about the clouds," I said.
"Then I beat you to it," he said, and laughed with childlike abandon. I asked him, if he was in a mood to answer some questions.
"What do you want to know?" he replied.
"What you told me this afternoon about controlled folly has disturbed me very much," I said.
88-89
"I really cannot understand, what you meant."
"Of course you cannot understand it," he said. "You are trying to think about it, and what I said does not fit with your thoughts."
"I'm trying to think about it," I said, "because that's the only way I, personally, can understand anything. For example, don Juan, do you mean, that once a man learns to See, everything in the whole world is worthless?"
"I didn't say worthless. I said unimportant. Everything is equal and therefore unimportant. For example, there is no way for me to say, that my acts are more important, than yours, or that one thing is more essential, than another, therefore all things are equal and, by being equal, they are unimportant."
I asked him, if his statements were a pronouncement, that what he had called "Seeing" was, in effect, a "better way", than merely "looking at things." He said, that the eyes of man could perform both functions, but neither of them was better, than the other; however, to train the eyes only to look was, in his opinion, an unnecessary loss. "For instance, we need to look with our eyes to laugh," he said, "because only when we look at things, can we catch the funny edge of the world. On the other hand, when our eyes See, everything is so equal, that nothing is funny."
"Do you mean, don Juan, that a man, who Sees cannot ever laugh?' He remained silent for some time.
"Perhaps, there are men of knowledge, who never laugh," he said. "I don't know any of them, though. Those I know, See and also look, so they laugh."
"Would a Man of Knowledge cry as well?"
"I suppose so. Our eyes look, so we may laugh, or cry, or rejoice, or be sad, or be happy. I personally don't like to be sad, so whenever I witness something, that would ordinarily make me sad, I simply shift my eyes and See it, instead of looking at it. But when I encounter something funny, I look and I laugh."
"But then, don Juan, your laughter is real and not controlled folly." Don Juan stared at me for a moment.
"I talk to you, because you make me laugh," he said. "You remind me of some bushy-tailed rats of the desert, that get caught, when they stick their tails in holes, trying to scare other rats away, in order to steal their food. You get caught in your own questions. Watch out ! Sometimes those rats yank their tails off, trying to pull themselves free." I found his comparison funny and I laughed. Don Juan had once shown me some small rodents with bushy tails, that looked like fat squirrels; the image of one of those chubby rats, yanking its tail off was sad and at the same time morbidly funny. "My laughter, as well, as everything I do, is real," he said, "but it also is controlled folly, because it is useless; it changes nothing and yet I still do it."
"But, as I understand it, don Juan, your laughter is not useless. It makes you happy."
"No! I am happy, because I choose to look at things, that make me happy and then my eyes catch their funny edge and I laugh. I have said this to you countless times. One must always choose the path with heart, in order to be at one's best, perhaps, so one can always laugh."
I interpreted, what he had said, as meaning, that crying was inferior to laughter, or at least perhaps an act, that weakened us. He asserted (affirm, state positevely), that there was no intrinsic (inherent) difference and that both were unimportant; he said, however, that his preference was laughter, because laughter made his body feel better, than crying. At that point I suggested, that, if one has a preference, there is no equality; if he preferred laughing to crying, the former was indeed more important. He stubbornly maintained, that his preference did not mean, they were not equal; and I insisted, that our argument could be logically stretched to saying, that if things were supposed to be so equal, why not also choose death? "Many Men of Knowledge do that," he said. "One day they may simply disappear. People may think, that they have been ambushed and killed, because of their doings.
90-91
They choose to die, because it doesn't matter to them. On the other hand, I choose to live, and to laugh, not because it matters, but because, that choice is the bent of my nature. The reason I say, I choose, is because I See, but it isn't, that I choose to live; my Will makes me go on living, in spite of anything I may See. You don't understand me now, because of your habit of thinking, as you look and thinking, as you think." This statement intrigued me very much. I asked him to explain, what he meant by it. He repeated the same construct various times, as if giving himself time to arrange it in different terms, and then delivered his point, saying, that by "thinking", he meant the constant idea, that we have of everything in the world. He said, that "Seeing" dispelled (dispense, scattering) that habit and, until I learned to "See", I could not really understand, what he meant.
"But if nothing matters, don Juan, why should it matter, that I learn to See?"
"I told you once, that our lot, as men, is to learn, for good or bad," he said. "I have learned to See and I tell you, that nothing really matters; now it is your turn; perhaps some day you will See and you will know then, whether things matter or not. For me nothing matters, but perhaps for you everything will. You should know by now, that a Man of Knowledge lives by acting, not by thinking about acting, nor by thinking about, what he will think, when he has finished acting. A Man of Knowledge chooses a patlh with heart and follows it; and then he looks and rejoices and laughs; and then he Sees and Knows. He knows, that his life will be over altogether too soon; he knows, that he, as well, as everybody else, is not going anywhere; he knows, because he Sees, that nothing is more important, than anything else. In other words, a Man of Knowledge has no honor, no dignity, no family, no name, no country, but only life to be lived, and, under these circumstances, his only tie to his fellow men, is his controlled folly. Thus a Man of Knowledge endeavors, and sweats, and puffs, and, if one looks at him, he is just like any ordinary man, except, that the folly of his life is under control. Nothing being more important, than anything else, a man of knowledge chooses any act, and acts it out, as if it matters to him. His controlled folly makes him say that, what he does, matters and makes him act, as if it did, and yet he knows, that it doesn't; so when he fulfills his acts, he retreats in peace, and whether his acts were good or bad, or worked or didn't, is in no way part of his concern. A Man of Knowledge may choose, on the other hand, to remain totally impassive (apathetic, emotionless) and never act, and behave, as if to be impassive (apathetic, emotionless) really matters to him; he will be rightfully true at that too, because that would also be his controlled folly." I involved myself at this point in a very complicated effort to explain to don Juan, that I was interested in knowing, what would motivate a Man of Knowledge to act in a particular way, in spite of the fact, that he knew: nothing mattered. He chuckled (laugh quietly or to oneself) softly before answering. "You think about your acts," he said. "Therefore you have to believe: your acts are as important, as you think they are, when in reality, nothing of, what one does, is important. Nothing ! But then, if nothing really matters, as you asked me, how can I go on living? It would be simple to die; that's what you say and believe, because you're thinking about life, just as you're thinking now, what Seeing would be like. You wanted me to describe it to you, so you could begin to think about it, the way you do with everything else. In the case of Seeing, however, thinking is not the issue at all, so I cannot tell you, what it is like to See. Now you want me to describe the reasons for my controlled folly and I can only tell you, that controlled folly is very much like Seeing; it is something you cannot think about."
He yawned. He lay on his back and stretched his arms and legs. His bones made a cracking sound. "You have been away too long," he said. "You think too much." He got up and walked into the thick chaparral at the side of the house. I fed the fire to keep the pot boiling. I was going to light a kerosene lantern, but the semidarkness was very soothing. The fire from the stove, which supplied enough light to write, also created a reddish glow all around me. I put my notes on the ground and lay down. I felt tired.
92-93
Out of the whole conversation with don Juan, the only poignant (touching, affecting) thing in my mind, was, that he did not care about me; it disturbed me immensely Over a period of years I had put my trust in him. Had I not had complete confidence in him, I would have been paralyzed with fear at the prospect of learning his knowledge; the premise (subject, belief), on which I had based my trust, was the idea, that he cared about me personally; actually I had always been afraid of him, but I had kept my fear in check, because I trusted him. When he removed that basis, I had nothing to fall back on and I felt helpless. A very strange anxiety possessed me. I became extremely agitated and began pacing up and down in front of the stove. Don Juan was taking a long time. I waited for him impatiently.
He returned a while later. He sat down again in front of the fire and I blurted out my fears. I told him, that I worried, because I was incapable of changing directions in midstream. I explained to him, that together with the trust, I had in him, I had also learned to respect and to regard his way of life, as being intrinsically (inherently) more rational, or at least more functional, than mine. I said, that his words had plunged me into a terrible conflict, because they entailed my having to change my feelings. To illustrate my point I told don Juan the story of an old man of my culture, a very wealthy, conservative lawyer, who lived his life convinced, that he upheld the truth. In the early thirties, with the advent of the New Deal, he found himself passionately involved in the political drama of that time. He was categorically sure, that change was deleterious to the country, and out of devotion to his way of life and the conviction, that he was right, he vowed to fight, what he thought to be a political evil. But the tide of the time was too strong, it overpowered him. He struggled for ten years against the political arena and in the realm of his personal life. Then the Second World War sealed his efforts into total defeat. His political and ideological downfall resulted in a profound bitterness: he became a self-exile for twenty-five years. When I met him, he was eighty-four years old and had come back to his home town to spend his last years in a home for the aged. It seemed inconceivable (unbelievable) to me, that he had lived that long, considering the way he had squandered (spend extravagantly) his life in bitterness and self-pity. Somehow he found my company amenable (obidient, responsible) and we used to talk at great length. The last time I saw him, he had concluded our conversation with the following:
"I have had time to turn around and examine my life. The issues of my time are today only a story; not even an interesting one. Perhaps I threw away years of my life, chasing something, that never existed. I've had the feeling lately, that I believed in something farcical (ludicrous, absurd). It wasn't worth my while. I think, I know that. However, I can't retrieve the forty years, I've lost."
I told don Juan, that my conflict arose from the doubts, into which, his words about controlled folly, had thrown me. "If nothing really matters," I said, "upon becoming a Man of Knowledge, one would find oneself, perforce (by necessity, willy-nilly), as empty, as my friend and in no better position."
"That's not so," don Juan said cuttingly. "Your friend is lonely, because he will die without Seeing. In his life he just grew old and now he must have more self-pity, than ever before. He feels, he threw away forty years, because he was after victories and found only defeats. He'll never know, that to be victorious and to be defeated are equal. So now you're afraid of me, because I've told you, that you're equal to everything else. You're being childish. Our lot, as men, is to learn, and one goes to knowledge as one goes to war; I have told you this countless times. One goes to knowledge or to war with fear, with respect, aware, that one is going to war, and with absolute confidence in oneself. Put your trust in yourself, not in me. And so, you're afraid of the emptiness of your friend's life. But there's no emptiness in the life of a Man of Knowledge, I tell you. Everything is filled to the brim." Don Juan stood up and extended his arms, as if feeling things in the air. "Everything is filled to the brim," he repeated, "and everything is equal. I'm not like your friend, who just grew old. When I tell you, that nothing matters, I don't mean it the way, he does. For him, his struggle was not worth his while, because he was defeated.
94-95
For me there is no victory, or defeat, or emptiness. Everything is filled to the brim and everything is equal and my struggle was worth my while.
"In order to become a Man of Knowledge, one must be a warrior, not a whimpering child. One must strive (exert, struggle against) without giving up, without a complaint, without flinching, until one Sees, only to realize then, that nothing matters." Don Juan stirred the pot with a wooden spoon. The food was ready. He took the pot off the fire and placed it on an adobe rectangular block, which he had built against the wall and which he used, as a shelf or a table. With his foot he shoved two small boxes, that served as comfortable chairs, especially if one sat with his back against the supporting beams of the wall. He signaled me to sit down and then he poured a bowl of soup. He smiled; his eyes were shining, as if he were truly enjoying my presence. He pushed the bowl gently toward me. There was such a warmth and kindness in his gesture, that it seemed to be an appeal to restore my trust in him. I felt idiotic; I tried to disrupt my mood by looking for my spoon, but
I couldn't find it. The soup was too hot to be drunk directly from the bowl, and while it cooled off, I asked don Juan, if controlled folly meant, that a Man of Knowledge could not like anybody any more. He stopped eating and laughed. "You're too concerned with liking people or with being liked yourself," he said. "A Man of Knowledge likes, that's all. He likes whatever or whoever he wants, but he uses his controlled folly to be unconcerned about it. The opposite, of what you are doing now. To like people or to be liked by people is not all one can do, as a man." He stared at me for a moment with his head, tilted a little to one side. "Think about that," he said.
"There is one more thing, I want to ask, don Juan. You said, that we need to look with our eyes to laugh, but I believe, we laugh, because we think. Take a blind man, he also laughs."
"No," he said. "Blind men don't laugh. Their bodies jerk a little with the ripple of laughter. They have never looked at the funny edge of the world and have to imagine it. Their laughter is not roaring." We did not speak any more. I had a sensation of well-being, of happiness. We ate in silence; then don Juan began to laugh. I was using a dry twig to spoon the vegetables into my mouth. At a certain moment today I asked don Juan, if he minded talking a bit more about "Seeing." He seemed to deliberate for an instant, then he smiled and said, that I was again involved in my usual routine, trying to talk, instead of doing. "If you want to See, you have to let the smoke guide you," he said emphatically (positive, striking, definite). "I won't talk about this any more." I was helping him clean some dry herbs. We worked in complete silence for a long time. When I am forced into a prolonged silence, I always feel apprehensive, especially around don Juan. At a given moment I brought up a question to him in a sort of compulsive (conditioned by obsession), almost belligerent (marked by hostile behaviour) outburst.
"How does a Man of Knowledge exercise controlled folly, when it comes to the death of a person, he loves?" I asked. Don Juan was taken aback by my question and looked at me quizzically. "Take your grandson Lucio," I said. "Would your acts be controlled folly at the time of his death?"
"Take my son Eulalio, that's a better example," don Juan replied calmly. "He was crushed by rocks, while working in the construction of the Pan-American Highway. My acts toward him, at the moment of his death, were controlled folly. When I came down to the blasting area, he was almost dead, but his body was so strong, that it kept on moving and kicking. I stood in front of him and told the boys in the road crew, not to move him any more; they obeyed me and stood there, surrounding my son, looking at his mangled (mutilated, disfigured) body. I stood there too, but I did not look. I shifted my eyes, so I would See his personal life disintegrating, expanding uncontrollably beyond its limits, like a fog of crystals, because that is the way life and death mix and expand. That is what I did at the time of my son's death. That's all one could ever do, and that is controlled folly.
96-97
Had I looked at him, I would have watched him, becoming immobile and I would have felt a cry inside of me, because never again would I look at his fine figure, pacing the Earth. I saw his death instead, and there was no sadness, no feeling. His death was equal to everything else." Don Juan was quiet for a moment.
He seemed to be sad, but then he smiled and tapped (knocked on) my head. "So you may say, that when it comes to the death of a person I love, my controlled folly is to shift my eyes." I thought about the people, I love myself, and a terribly oppressive wave of self-pity enveloped me.
"Lucky you, don Juan," I said. "You can shift your eyes, while I can only look."
He found my statement funny and laughed. "Lucky, bull!" he said. "It's hard work." We both laughed. After a long silence I began probing him again, perhaps only to dispel (dispense, scatter) my own sadness.
"If I have understood you correctly then, don Juan," I said, "the only acts in the life of a Man of Knowledge, which are not controlled folly, are those he performs with his ally or with Mescalito. Isn't that right?"
"That's right," he said, chuckling. "My ally and Mescalito are not on a par with us, human beings. My controlled folly applies only to myself and to the acts I perform, while in the company of my fellow men."
"However, it is a logical possibility," I said, "to think, that a Man of Knowledge may also regard his acts with his ally or with Mescalito, as controlled folly, true?"
He stared at me for a moment. "You're thinking again," he said. "A Man of Knowledge doesn't think, therefore he cannot encounter that possibility. Take me, for example. I say, that my controlled folly applies to the acts I performed, while in the company of my fellow men; I say that, because I can see my fellow men. However, I cannot see through my ally and that makes it incomprehensible to me, so how could I control my folly, if I don't see through it? With my ally or with Mescalito I am only a man, who knows, how to See and finds, that he's baffled (puzzled, bewildered), by what he Sees; a man, who knows, that he'll never understand all, that is around him. "Take your case, for instance. It doesn't matter to me, whether you become a Man of Knowledge or not; however, it matters to Mescalito. Obviously, it matters to him or he wouldn't take so many steps, to show his concern about you. I can notice his concern and I act toward it, yet his reasons are incomprehensible to me."
98-99
Just as we were getting into my car to start on a trip to central Mexico, on October 5, 1968, don Juan stopped me. "I have told you before," he said with a serious expression, "that one should never reveal the name, nor the whereabouts of a sorcerer. I believe you understood, that you should never reveal my name, nor the place, where my body is. Now I am going to ask you to do the same with a friend of mine, a friend, you will call Genaro. We are going to his house; we will spend some time there." I assured don Juan, that I had never betrayed his confidence. "I know that," he said without changing his serious expression. "Yet I am concerned with your becoming thoughtless." I protested and don Juan said, his aim was only to remind me, that every time one was careless in matters of sorcery, one was playing with an imminent and senseless death, that could be averted (avoided) by being thoughtful and aware. "We will not touch upon this matter any longer,"
he said. "Once we leave my house, we will not mention Genaro, nor will we think about him. I want you to put your thoughts in order now. When you meet him,
you must be clear and have no doubts in your mind."
"What kinds of doubts are you referring to, don Juan?"
"Any kinds of doubts, whatever. When you meet him, you ought to be crystal clear. He will See you!" His strange admonitions (warnings) made me very apprehensive. I mentioned, that perhaps I should not meet his friend at all, but only drive to the vicinity of his friend's house and leave him there. "What I've told you, was only a precaution," he said. "You've met one sorcerer already, Vicente, and he nearly killed you. Watch out this time!"
After we arrived in central Mexico, it took us two days to walk from where I left my car to his friend's house, a little shack perched on the side of a mountain.
Don Juan's friend was at the door, as if he had been waiting for us. I recognized him immediately. I had already made his acquaintance, although very briefly, when
I brought my book to don Juan. I had not really looked at him at that time, except in a glancing fashion, so I had had the feeling, he was as old, as don Juan.
As he stood at the door of his house, however, I noticed, that he was definitely younger. He was perhaps in his early sixties. He was shorter, than don Juan and slimmer, very dark and wiry. His hair was thick, graying and a bit long; it ran over his ears and forehead. His face was round and hard. A very prominent nose made him look like a bird of prey with small dark eyes. He talked to don Juan first. Don Juan nodded affirmatively. They conversed briefly. They were not speaking Spanish, so I did not understand, what they were saying. Then don Genaro turned to me.

"You're welcome to my humble little shack," he said apologetically in Spanish. His words were a polite formula, I had heard before in various rural areas of Mexico. Yet, as he said the words, he laughed joyously for no overt reason, and I knew, he was exercising his controlled folly. He did not care in the least, that his house was a shack. I liked don Genaro very much.
For the next two days we went into the mountains to collect plants. Don Juan, don Genaro, and I left each day at the crack of dawn. The two old men went together to some specific, but unidentified part of the mountains and left me alone in one area of the woods.

I had an exquisite feeling there. I did not notice the passage of time, nor was I apprehensive at staying alone; the extraordinary experience, I had both days, was an uncanny capacity to concentrate on the delicate task of finding the specific plants, don Juan had entrusted me to collect.
100-101
We returned to the house in the late afternoon and both days I was so tired, that I fell asleep immediately. The third day, however, was different. The three of us worked together, and don Juan asked don Genaro to teach me, how to select certain plants. We returned around noon and the two old men sat for hours in front of the house, in complete silence, as if they were in a state of trance. Yet they were not asleep. I walked around them a couple of times; don Juan followed my movements with his eyes, and so did don Genaro. "You must talk to the plants before you pick them," don Juan said. He dropped his words casually and repeated his statement three times, as if to catch my attention. Nobody had said a word, until he spoke. "In order to see the plants, you must talk to them personally," he went on. "You must get to know them individually; then the plants can tell you anything you care to know about them." It was late in the afternoon. Don Juan was sitting on a flat rock, facing the western mountains; don Genaro was sitting by him on a straw mat with his face toward the north. Don Juan had told me, the first day we were there, that those were their "positions" and, that I had to sit on the ground at any place opposite to both of them. He added, that while we sat in those positions, I had to keep my face toward the south-east and look at them only in brief glances. "Yes, that's the way it is with plants, isn't it?" don Juan said and turned to don Genaro, who agreed with an affirmative gesture. I told him, that the reason I had not followed his instructions was, because I felt a little stupid, talking to plants.
"You fail to understand, that a sorcerer is not joking," he said severely. "When a sorcerer attempts to See, he attempts to Gain Power."
Don Genaro was staring at me. I was taking notes and that seemed to baffle (puzzle, bewilder) him. He smiled at me, shook his head, and said something to don Juan. Don Juan shrugged his shoulders. To see me writing must have been quite odd for don Genaro. Don Juan was, I suppose, habituated to my taking notes, and the fact, that I wrote, while he spoke, was no longer odd to him; he could carry on talking, without appearing to notice my acts. Don Genaro, however, kept on laughing, and
I had to stop writing, in order not to disrupt the mood of the conversation. Don Juan affirmed again, that a sorcerer's acts were not to be taken as jokes, because a sorcerer played with death at every turn of the way. Then he proceeded to relate to don Genaro the story of, how one night I had looked at the lights of death, following me during one of our trips.

The story proved to be utterly funny; don Genaro rolled on the ground, laughing. Don Juan apologized to me and said, that his friend was given to explosions of laughter. I glanced at don Genaro, who, I thought, was still rolling on the ground, and saw him performing a most unusual act. He was standing on his head without the aid of his arms or hands, and his legs were crossed, as if he were sitting. The sight was so incongruous (inharmonious, incompatible with surroundings), that it made me jump. When I realized, he was doing something almost impossible, from the point of view of body mechanics, he had gone back again to a normal sitting position.

Don Juan, however, seemed to be cognizant (conscious, aware) of what was involved and celebrated don Genaro's performance with roaring laughter. Don Genaro seemed to have noticed my confusion; he clapped his hands a couple of times and rolled on the ground again; apparently he wanted me to watch him. What, had at first appeared to be rolling on the ground, was actually leaning over in a sitting position, and touching the ground with his head. He seemingly attained his illogical posture by gaining momentum, leaning over several times, until the inertia carried his body to a vertical stand, so that for an instant he "sat on his head." When their laughter subsided, don Juan continued talking; his tone was very severe. I shifted the position of my body, in order to be at ease and give him all my attention.
He did not smile at all, as he usually does, especially when I try to pay deliberate attention, to what he is saying. Don Genaro kept looking at me, as if he were expecting me to start writing again, but I did not take notes any more.
102-103
Don Juan's words were a reprimand for not talking to the plants, I had collected, as he had always told me to do. He said, the plants, I had killed, could also have killed me; he said, he was sure they would, sooner or later, make me get ill. He added, that if I became ill, as a result of hurting plants, I would, however, slough it off
(discarded, got rid of) and believe, I had only a touch of the flu. The two of them had another moment of mirth, then don Juan became serious again and said, that,
if I did not think of my death, my entire life would be only a personal chaos. He looked very stern. "What else can a man have, except his life and his death?" he said to me. At that point I felt it was indispensable (necessary) to take notes and I began writing again. Don Genaro stared at me and smiled. Then he tilted his head back a little and opened his nostrils. He apparently had remarkable control over the muscles operating his nostrils, because they opened up to perhaps twice their normal size. What was most comical, about his clowning, was not so much his gestures, as his own reactions to them. After he enlarged his nostrils, he tumbled down, laughing, and worked his body again into the same, strange, sitting-on his-head, upside-down posture. Don Juan laughed, until tears rolled down his cheeks. I felt a bit embarrassed and laughed nervously.
"Genaro doesn't like writing," don Juan said, as an explanation. I put my notes away, but don Genaro assured me, that it was all right to write, because he did not really mind it. I gathered my notes again and began writing. He repeated the same hilarious motions and both of them had the same reactions again. Don Juan looked at me, still laughing, and said, that his friend was portraying me; that my tendency was to open my nostrils, whenever I wrote; and that don Genaro thought, that trying to become a sorcerer, by taking notes, was as absurd, as sitting on one's head and thus he had made up the ludicrous (absurd) posture of resting the weight of his sitting body on his head. "Perhaps you don't think it's funny," don Juan said, "but only Genaro can work his way up to sitting on his head, and only you can think of learning to be a sorcerer by writing your way up." They both had another explosion of laughter and don Genaro repeated his incredible movement. I liked him. There was so much grace and directness in his acts.
"My apologies, don Genaro," I said, pointing to the writing pad.
"It's all right," he said and chuckled (laugh quietly or to oneself) again. I could not write any more. They went on talking for a very long time about how plants could actually kill and how sorcerers used plants in that capacity. Both of them kept staring at me, while they talked, as if they expected me to write.
"Carlos is like a horse, that doesn't like to be saddled," don Juan said. "You have to be very slow with him. You scared him and now he won't write."
Don Genaro expanded his nostrils and said in a mocking plea, frowning and puckering his mouth: "Come on, Carlitos, write! Write until your thumb falls off."
Don Juan stood up, stretching his arms and arching his back. In spite of his advanced age his body seemed to be powerful and limber (strong). He went to the bushes at the side of the house and I was left alone with don Genaro. He looked at me and I moved my eyes away, because he made me feel embarrassed.
"Don't tell me, you're not even going to look at me?" he said with a most hilarious intonation. He opened his nostrils and made them quiver; then he stood up and repeated don Juan's movements, arching his back and stretching his arms, but with his body contorted into a most ludicrous (absurd) position; it was truly an indescribable gesture, that combined an exquisite sense of pantomime and a sense of the ridiculous. It enthralled me. It was a masterful caricature of don Juan. Don Juan came back at that moment and caught the gesture and obviously the meaning also. He sat down chuckling. "Which direction is the wind?" don Genaro asked casually. Don Juan pointed to the west with a movement of his head. "I'd better go, where the wind blows," don Genaro said with a serious expression.
104-105
He then turned and shook his finger at me. "And don't you pay any attention, if you hear strange noises," he said. "When Genaro shits, the mountains tremble."
He leaped into the bushes and, a moment later I heard a very strange noise, a deep, unearthly rumble. I did not know, what to make of it. I looked at don Juan for a clue, but he was doubled over with laughter. I don't remember, what prompted (inspired) don Genaro to tell me about the arrangement of the "other world," as he called it. He said, that a master sorcerer was an eagle, or rather, that he could make himself into an eagle. On the other hand, an evil sorcerer was a "tecolote," an owl. Don Genaro said, that an evil sorcerer was a child of the night, and for such a man the most useful animals were the mountain lion or other wild cats, or the night birds, especially the owl. He said, that the "brujos liricos," lyric sorcerers, meaning the dilettante sorcerers, preferred other animals—a crow, for example. Don Juan laughed; he had been listening in silence. Don Genaro turned to him and said, "That's true, you know that, Juan." Then he said, that a master sorcerer could take his disciple on a journey with him and actually pass through the ten layers of the other world. The master, provided, that he was an eagle, could start at the very bottom layer and then go through each successive world, until he reached the top. Evil sorcerers and dilettantes could at best, be said, go through only three layers. Don Genaro gave a description, of what those steps were by saying, "You start at the very bottom and then your teacher takes you with him in his flight and soon, boom! You go through the first layer. Then a little while later, boom! You go through the second; and boom! You go through the third..." Don Genaro took me through ten booms to the last layer of the world. When he had finished talking, don Juan looked at me and smiled knowingly.
"Talking is not Genaro's predilection (inclinations, preference)," he said, "but if you care to get a lesson, he will teach you about the equilibrium of things."
Don Genaro nodded affirmatively; he puckered up his mouth and closed his eyelids halfway. I thought his gesture was delightful. Don Genaro stood up and so did don Juan. "All right," don Genaro said. "Let's go, then. We could go and wait for Nestor and Pablito. They're through now. On Thursdays they're through early."
Both of them got into my car; don Juan sat in the front. I did not ask them anything, but simply started the engine. Don Juan directed me to a place, he said, was Nestor's home; don Genaro went into the house and a while later came out with Nestor and Pablito, two young men, who were his apprentices. They all got in my car and don Juan told me to take the road toward the western mountains. We left my car on the side of the dirt road and walked along the bank of a river, which was perhaps fifteen or twenty feet across, to a waterfall, that was visible from where I had parked. It was late afternoon. The scenery was quite impressive. Directly above us there was a huge, dark, bluish cloud, that looked like a floating roof; it had a well-defined edge and was shaped like an enormous half-circle (UFO). To the west, on the high mountains of the Cordillera Central, the rain seemed to be descending on the slopes. It looked like a whitish curtain falling on the green peaks. To the east there was the long, deep valley; there were only scattered clouds over the valley and the sun was shining there. The contrast between the two areas was magnificent.

We stopped at the bottom of the waterfall; it was perhaps a hundred and fifty feet high; the roar was very loud. Don Genaro fastened a belt around his waist. He had at least seven items hanging from it. They looked like small gourds. He took off his hat and let it hang on his back from a cord, tied around his neck. He put on a headband, that he took from a pouch, made of a thick wool fabric. The headband was also made of wool of various colors; a sharp yellow was the most prominent of them. He inserted three feathers in the headband. They seemed to be eagle feathers. I noticed, that the places, where he had inserted them, were not symmetrical.
106-107
One feather was above the back curve of his right ear, the other was a few inches to the front, and the third was over his left temple. Then he took off his sandals, hooked or tied them to the waist of his trousers, and fastened his belt over his poncho. The belt seemed to be made of woven strips of leather. I could not see, whether he tied it or buckled it. Don Genaro walked toward the waterfall. Don Juan manipulated a round rock into a steady position and sat down on it. The other two young men did the same with some rocks and sat down to his left. Don Juan pointed to the place next to him, on his right side, and told me to bring a rock and sit by him.

"We must make a line here," he said, showing me, that the three were sitting in a row. By then don Genaro had reached the very bottom of the waterfall and had begun climbing a trail on the right side of it. From where we were sitting, the trail looked fairly steep. There were a lot of shrubs, he used as railings. At one moment he seemed to lose his footing and almost slid down, as if the dirt were slippery. A moment later the same thing happened and the thought crossed my mind, that perhaps, don Genaro was too old to be climbing. I saw him slipping and stumbling several times, before he reached the spot, where the trail ended. I experienced a sort of apprehension, when he began to climb the rocks. I could not figure out, what he was going to do.

"What's he doing?" I asked don Juan in a whisper.
Don Juan did not look at me: "Obviously he's climbing." Don Juan was looking straight at don Genaro. His gaze was fixed. His eyelids were half-closed. He was sitting very erect with his hands resting between his legs, on the edge of the rock. I leaned over a little bit, to see the two young men. Don Juan made an imperative gesture with his hand to make me get back in line. I retreated immediately. I had only a glimpse of the young men. They seemed to be as attentive, as he was.
Don Juan made another gesture with his hand and pointed to the direction of the waterfall. I looked again. Don Genaro had climbed quite a way on the rocky wall.
At the moment I looked, he was perched on a ledge, inching his way slowly, to circumvent (get around) a huge boulder. His arms were spread, as if he were embracing the rock. He moved slowly toward his right and, suddenly, he lost his footing. I gasped involuntarily. For a moment his whole body hung in the air. I was sure he was going to fall, but he did not. His right hand had grabbed onto something and very agilely (easily, quickly) his feet went back on the ledge again.
But before he moved on, he turned to us and looked. It was only a glance. There was, however, such a stylization to the movement of turning his head, that I began to wonder. I remembered then, that he had done the same thing, turning to look at us, every time he slipped. I had thought, that don Genaro must have felt embarrassed by his clumsiness and turned to see, if we were looking. He climbed a bit more toward the top, suffered another loss of footing and hung perilously (exposed to the danger) on the overhanging rock face. This time he was supported by his left hand. When he regained his balance, he turned and looked at us again. He slipped twice more, before he reached the top. From where we were sitting, the crest of the waterfall seemed to be twenty to twenty-five feet across. Don Genaro stood motionless for a moment. I wanted to ask don Juan, what don Genaro was going to do up there, but don Juan seemed to be so absorbed in watching, that I did not dare disturb him. Suddenly don Genaro jumped onto the water. It was such a thoroughly unexpected action, that I felt a vacuum in the pit of my stomach. It was a magnificent, outlandish leap. For a second I had the clear sensation, that I had seen a series of superimposed images of his body, making an elliptical flight to the middle of the stream. When my surprise receded (diminished), I noticed, that he had landed on a rock on the edge of the fall, a rock, which was hardly visible, from where we were sitting. He stayed, perched there, for a long time. He seemed to be fighting the power of the onrushing water. Twice he hung over the precipice, and
I could not determine, what he was clinging to.
108-109
He gained his balance and squatted on the rock. Then he leaped again, like a tiger. I could barely see the next rock, where he landed; it was like a small cone on the very edge of the fall. He remained there almost ten minutes. He was motionless. His immobility was so impressive to me, that I was shivering. I wanted to get up and walk around. Don Juan noticed my nervousness and told me imperatively to be calm. Don Genaro's stillness plunged me into an extraordinary and mysterious terror. I felt, that if he remained perched there any longer, I could not control myself. Suddenly he jumped again, this time all the way to the other bank of the waterfall.
He landed on his feet and hands, like a feline. He remained in a squat position for a moment, then he stood up and looked across the fall, to the other side, and then down at us. He stayed dead still looking at us. His hands were clasped at his sides, as if he were holding onto an unseen railing. There was something truly exquisite about his posture; his body seemed so nimble, so frail. I thought, that don Genaro with his headband and feathers, his dark poncho and his bare feet was the most beautiful human being, I had ever seen. He threw his arms up suddenly, lifted his head, and flipped his body swiftly in a sort of lateral somersault to his left. The boulder, where he had been standing, was round and when he jumped, he disappeared behind it. Huge drops of rain began to fall at that moment. Don Juan got up and so did the two young men. Their movement was so abrupt, that it confused me. Don Genaro's masterful feat had thrown me into a state of profound emotional excitement. I felt, he was a consummate (supremely skilled) artist and I wanted to see him right then, to applaud him. I strained to look on the left side of the waterfall to see, if he was coming down, but he was not. I insisted on knowing, what had happened to him. Don Juan did not answer.
"We better hurry out of here," he said. "It's a real downpour. We have to take Nestor and Pablito to their house and then, we'll have to start on our trip back."
"I didn't even say goodbye to don Genaro," I complained.
"He already said goodbye to you," don Juan answered harshly. He peered at me for an instant and then softened his frown and smiled. "He has also wished you well," he said. "He felt happy with you."
"But aren't we going to wait for him?"
"No!" don Juan said sharply, "Let him be, wherever he is. Perhaps he is an eagle, flying to the other world, or perhaps he has died up there. It doesn't matter now."

October 23, 1968
Don Juan casually mentioned, that he was going to make another trip to central Mexico in the near future.
"Are you going to visit don Genaro?" I asked.
"Perhaps," he said without looking at me.
"He's all right, isn't he, don Juan? I mean nothing bad happened to him up there on top of the waterfall, did it?"
"Nothing happened to him; he is sturdy."
We talked about his projected trip for a while and then I said, I had enjoyed don Genaro's company and his jokes. He laughed and said, that don Genaro was truly like a child. There was a long pause; I struggled in my mind, to find an opening line to ask about his lesson. Don Juan looked at me and said in a mischievous tone:
"You're dying to ask me about Genaro's lesson, aren't you?" I laughed with embarrassment. I had been obsessed with everything, that took place at the waterfall.
I had been hashing and rehashing all the details, I could remember and my conclusions were, that I had witnessed an incredible feat of physical prowess (daring,
outstanding courage). I thought don Genaro was beyond doubt a peerless master of equilibrium; every single movement, he had performed, was highly ritualized and, needless to say, must have had some inextricable (complicated to solve), symbolic meaning. "Yes," I said. "I admit I'm dying to know, what his lesson was."
"Let me tell you something," don Juan said. "It was a waste of time for you. His lesson was for someone, who can See. Pablito and Nestro got the gist (essence) of it, although they don't See very well.
110-111
But you, you went there to look. I told Genaro, that you are a very strange plugged-up fool and, that perhaps, you'd get unplugged with his lesson, but you didn't. It doesn't matter, though. Seeing is very difficult. I didn't want you to speak to Genaro afterwards, so we had to leave. Too bad. Yet it would have been worse to stay. Genaro risked a great deal, to show you something magnificent. Too bad you can't See."
"Perhaps, don Juan, if you tell me, what the lesson was, I may find out, that I really Saw."
Don Juan doubled up with laughter. "Your best feature is asking questions," he said. He was apparently going to drop the subject again. We were sitting, as usual, in the area in front of his house; he suddenly got up and walked inside. I trailed behind him and insisted, on describing to him what I had seen. I faithfully followed the sequence of events, as I remembered it. Don Juan kept on smiling, while I spoke. When I had finished, he shook his head. "Seeing is very difficult," he said. I begged him to explain his statement. "Seeing is not a matter of talk," he said imperatively. Obviously he was not going to tell me anything more, so I gave up and left the house to run some errands for him. When I returned, it was already dark; we had something to eat and afterwards, we walked out to the ramada; we had no sooner sat down, than don Juan began to talk about don Genaro's lesson. He did not give me any time to prepare myself for it. I did have my notes with me, but it was too dark to write and I did not want to alter the flow of his talk by going inside the house for the kerosene lantern. He said, that don Genaro, being a master of balance, could perform very complex and difficult movements. Sitting on his head was one of such movements and with it he had attempted to show me, that it was impossible to "See", while I took notes. The action of sitting on his head, without the aid of his hands, was, at best, a freakish (abnormal, outlandish) stunt (feat of unusual daring), that lasted only an instant. In don Genaro's opinion, writing about "Seeing" was the same; that is, it was a precarious (lacking in stability) maneuver, as odd and as unnecessary, as sitting on one's head. Don Juan peered at me in the dark and in a very dramatic tone said, that while don Genaro was horsing around, sitting on his head, I was on the very verge of "Seeing". Don Genaro noticed it and repeated his maneuvers over and over, to no avail, because I had lost the thread right away. Don Juan said, that afterwards don Genaro, moved by his personal liking for me, attempted in a very dramatic way to bring me back to that verge of "Seeing". After very careful deliberation he decided to show me a feat of equilibrium by crossing the waterfall. He felt, that the waterfall was like the edge, on which I was standing, and was confident, I could also make it across.
Don Juan then explained don Genaro's feat. He said, that he had already told me, that human beings were, for those, who "Saw," Luminous Beings, composed of something like fibers of Light, which rotated from the front to the back, and maintained the appearance of an egg. He said, that he had also told me, that the most astonishing part of the egg-like creatures, was a set of long fibers, that came out of the area around the navel; don Juan said, that those fibers were of the uttermost importance in the life of a man. Those fibers were the secret of don Genaio's balance and his lesson had nothing to do with acrobatic jumps across the waterfall.
His feat of equilibrium was in the way, he used those "tentacle-like" fibers.
Don Juan dropped the subject as suddenly, as he had started it, and began to talk about something, thoroughly unrelated. I cornered don Juan and told him,
I intuitively felt, that I was never going to get another lesson in equilibrium and, that he had to explain to me all the pertinent details, which I would otherwise never discover by myself. Don Juan said, I was right, in so far as knowing, that don Genaro would never give me another lesson.
"What else do you want to know?" he asked.

112-113
"What are those tentacle-like fibers, don Juan?"
"They are the tentacles, that come out of a man's body, which are apparent to any sorcerer, who Sees. Sorcerers act toward people, in accordance to the way they See their tentacles. Weak persons have very short, almost invisible fibers; strong persons have bright, long ones. Genaro's, for instance, are so bright, that they resemble thickness. You can tell from the fibers, if a person is healthy, or if he is sick, or if he is mean, or kind, or treacherous. You can also tell from the fibers, if a person can See. Here is a baffling problem. When Genaro Saw you, he knew, just like my friend Vicente did, that you could See; when I See you, I See, that you can See and yet I know myself, that you can't. How baffling! Genaro couldn't get over that. I told him, that you were a strange fool. I think, he wanted to See that for himself and took you to the waterfall."
"Why do you think, I give the impression I can See?"
Don Juan did not answer me. He remained silent for a long time. I did not want to ask him anything else. Finally he spoke to me and said, that he knew why, but did not know, how to explain it.
"You think everything in the world is simple to understand," he said, "because everything you do is a routine, that is simple to understand. At the waterfall, when you looked at Genaro moving across the water, you believed, that he was a master of somersaults, because somersaults was all, you could think about. And that is all, you will ever believe, he did. Yet Genaro never jumped across that water. If he had jumped, he would have died. Genaro balanced himself on his superb, bright fibers. He made them long, long enough, so that he could, let's say, roll on them across the waterfall. He demonstrated the proper way to make those tentacles long, and how to move them with precision. "Pablito Saw nearly all of Genaro's movements. Nestor, on the other hand, Saw only the most obvious maneuvers. He missed the delicate details. But you, you Saw nothing at all."
"Perhaps, if you had told me beforehand, don Juan, what to look for ..."
He interrupted me and said, that giving me instructions would only have hindered don Genaro. Had I known, what was going to take place, my fibers would have been agitated and would have interfered with don Genaro's. "If you could See," he said, "it would have been obvious to you, from the first step, that Genaro took, that he was not slipping, as he went up the side of the waterfall. He was loosening his tentacles. Twice he made them go around boulders and held to the sheer rock like a fly. When he got to the top and was ready to cross the water, he focused them onto a small rock in the middle of the stream, and when they were secured there,
he let the fibers pull him. Genaro never jumped, therefore he could land on the slippery surfaces of small boulders at the very edge of the water. His fibers were at all times neatly wrapped around every rock, he used. He did not stay on the first boulder very long, because he had the rest of his fibers, tied onto another one, even smaller, at the place, where the onrush of water was the greatest. His tentacles pulled him again and he landed on it. That was the most outstanding thing, he did.
The surface was too small for a man, to hold onto; and the onrush of the water would have washed his body over the precipice, had he not had some of his fibers still focused on the first rock. He stayed in that second position for a long time, because he had to draw out his tentacles again and send them across to the other side of the fall. When he had them secured, he had to release the fibers, focused on the first rock. That was very tricky. Perhaps only Genaro could do that. He nearly lost his grip; or maybe he was only fooling us, we'll never know that for sure. Personally, I really think, he nearly lost his grip. I know that, because he became rigid and sent out a magnificent shoot, like a beam of light across the water. I feel, that beam alone could have pulled him through. When he got to the other side, he stood up and let his fibers glow like a cluster of lights. That was the one thing, he did just for you. If you had been able to See, you would have Seen that. Genaro stood there looking at you, and then he knew, that you had not Seen."

Part 2 - The task of “Seeing”

117
Don Juan was not at his house, when I arrived there at midday on November 8, 1968. I had no idea, where to look for him, so I sat and waited. For some unknown reason I knew, he would soon be home. A short while later don Juan walked into his house. He nodded at me. We exchanged greetings. He seemed to be tired and lay down on his mat. He yawned a couple of times. The idea of "Seeing" had become an obsession with me and I had made up my mind to use his hallucinogenic smoking mixture again. It had been a terribly difficult decision to make, so I still wanted to argue the point a bit further.
"I want to learn to See, don Juan," I said bluntly. "But I really don't want to take anything; I don't want to smoke your mixture. Do you think, there is any chance,
I could learn to See without it?"
He sat up, stared at me for a moment, and lay down again. "No!" he said. "You will have to use the smoke."
"But you said, I was on the verge of Seeing with don Genaro."
"I meant, that something in you was glowing, as though you were really aware of Genaro's doings, but you were just looking. Obviously there is something in you, that resembles Seeing, but isn't; you're plugged up and only the smoke can help you."
"Why does one have to smoke? Why can't one simply learn to See by oneself? I have a very earnest desire. Isn't that enough?"
"No, it's not enough. Seeing is not so simple and only the smoke can give you the speed, you need to catch a glimpse of that fleeting world. Otherwise you will only look."
"What do you mean by a fleeting world?"
"The world, when you See, is not, as you think, it is now.
118-119
It's rather a Fleeting World, that moves and changes. One may perhaps, learn to apprehend (grasp mentally) that Fleeting World by oneself, but it won't do any good, because the body decays with the stress. With the smoke, on the other hand, one never suffers from exhaustion. The smoke gives the necessary speed to grasp the Fleeting movement of the World and at the same time it keeps the body and its strength intact."
"All right!" I said dramatically. "I don't want to beat around the bush any longer. I'll smoke."
He laughed at my display of histrionics (exaggerated emotional behaviou). "Cut it out," he said. "You always hook onto the wrong thing. Now you think, that just deciding, to let the smoke guide you, is going to make you See. There's much more to it. There is always much more to anything." He became serious for a moment. "I have been very careful with you, and my acts have been deliberate," he said, "because it is Mescalito's desire, that you understand my knowledge. But I know, that I won't have time to teach you all I want. I will only have time to put you on the road and trust, that you will seek in the same fashion, I did. I must admit, that you are more indolent (habitually lazy) and more stubborn, than I. You have other views, though, and the direction, that your life will take, is something I cannot foresee." His deliberate tone of voice, something in his attitude, summoned up an old feeling in me, a mixture of fear, loneliness, and expectation. "We'll soon know, where you stand," he said cryptically. He did not say anything else. After a while he went outside the house. I followed him and stood in front of him, not knowing, whether to sit down or to unload some packages, I had brought for him.
"Would it be dangerous?" I asked, just to say something.
"Everything is dangerous," he said. Don Juan did not seem to be inclined to tell me anything else; he gathered some small bundles, that were piled in a corner and put them inside a carrying net. I did not offer to help him, because I knew, that if he had wished my help, he would have asked me. Then he lay down on his straw mat. He told me to relax and rest. I lay down on my mat and tried to sleep, but I was not tired; the night before I had stopped at a motel and slept until noon, knowing, that I had only a three-hour drive to don Juan's place. He was not sleeping either. Although his eyes were closed, I noticed an almost imperceptible, rhythmical movement of his head. The thought occurred to me, that he was perhaps chanting to himself. "Let's eat something," don Juan said suddenly, and his voice made me jump. "You're going to need all your energy. You should be in good shape." He made some soup, but I wasn't hungry.

The next day, November 9, don Juan let me eat only a morsel (bite, smal portion) of food and told me to rest. I lay around all morning, but I could not relax. I had no idea, what don Juan had in mind, but, worst of all, I was not certain, what I had in mind myself. We were sitting under his ramada at around 3:00 P.M. I was very hungry. I had suggested various times, that we should eat, but he had refused. "You haven't prepared your mixture for three years," he said suddenly. "You'll have to smoke my mixture, so let's say, that I have collected it for you. You will need only a bit of it. I will fill the pipe's bowl once. You will smoke all of it and then rest. Then the keeper of the other world will come. You will do nothing, but observe it. Observe how it moves; observe everything it does. Your life may depend on, how well you watch." Don Juan had dropped his instructions so abruptly, that I did not know, what to say or even what to think. I mumbled incoherently for a moment.
I could not organize my thoughts. Finally I asked the first clear thing, that came to my mind.
"Who's this guardian?"
Don Juan flatly refused to involve himself in conversation, but I was too nervous to stop talking and I insisted desperately, that he tell me about this guardian.
"You'll see it," he said casually. "It guards the other world."
"What world? The world of the dead?"
120-121
"It's not the world of the dead or the world of anything. It's just another world. There's no use telling you about it. See it for yourself."
With that don Juan went inside the house. I followed him into his room.
"Wait, wait, don Juan. What are you going to do?"
He did not answer. He took his pipe out of a bundle and sat down on a straw mat in the center of the room, looking at me inquisitively. He seemed to be waiting for my consent. "You're a fool," he said softly. "You're not afraid. You just say, you're afraid." He shook his head slowly from side to side. Then he took the little bag with the smoking mixture and filled the pipe bowl.
"I am afraid, don Juan. I am really afraid."
"No, it's not fear." I desperately tried to gain time and began a long discussion about the nature of my feelings. I sincerely maintained, that I was afraid, but he pointed out, that I was not panting, nor was my heart beating faster, than usual. I thought for a while about what he had said. He was wrong; I did have many of the physical changes ordinarily associated with fear, and I was desperate. A sense of impending doom permeated everything around me. My stomach was upset and I was sure,
I was pale; my hands were sweating profusely; and yet I really thought, I was not afraid. I did not have the feeling of fear, I had been accustomed to throughout my life. The fear, which has always been idiosyncratically () mine, was not there. I was talking, as I paced up and down the room in front of don Juan, who was still sitting on his mat, holding his pipe, and looking at me inquisitively; and upon considering the matter, I arrived at the conclusion, that what I felt, instead of my usual fear, was a profound sense of displeasure, a discomfort at the mere thought of the confusion, created by the intake of hallucinogenic plants. Don Juan stared at me for an instant, then he looked past me, squinting, as if he were struggling to detect something in the distance. I kept walking back and forth in front of him, until he forcefully told me to sit down and relax. We sat quietly for a few minutes. "You don't want to lose your clarity, do you?" he said abruptly.
"That's very right, don Juan," I said. He laughed with apparent delight.
"Clarity, the second enemy of a Man of Knowledge, has loomed upon you. You're not afraid," he said reassuringly, "but now you hate to lose your clarity, and since you're a fool, you call that fear." He chuckled (laugh quietly or to oneself). "Get me some charcoals," he ordered. His tone was kind and reassuring. I got up automatically and went to the back of the house and gathered some small pieces of burning charcoal from the fire, put them on top of a small stone slab, and returned to the room. "Come out here to the porch," don Juan called loudly from outside. He placed a straw mat on the spot, where I usually sit. I put the charcoals next to him and he blew on them to activate the fire. I was about to sit down, but he stopped me and told me to sit on the right edge of the mat. He then put a piece of charcoal in the pipe and handed it to me. I took it. I was amazed at the silent forcefulness, with which don Juan had steered (direct) me. I could not think of anything to say. I had no more arguments. I was convinced, that I was not afraid, but only unwilling to lose my clarity.

"Puff, puff," he ordered me gently. "Just one bowl this time." I sucked on the pipe and heard the chirping of the mixture catching on fire. I felt an instantaneous coat of ice inside my mouth and my nose. I took another puff and the coating extended to my chest. When I had taken the last puff, I felt, that the entire inside of my body was coated with a peculiar sensation of cold warmth. Don Juan took the pipe away from me and tapped (knock) the bowl on his palm to loosen the residue. Then, as
he always does, he wet his finger with saliva and rubbed it inside the bowl. My body was numb, but I could move. I changed positions to sit more comfortably.
122-123
"What's going to happen?" I asked. I had some difficulty vocalizing. Don Juan very carefully put his pipe inside its sheath and rolled it up in a long piece of cloth. Then he sat up straight, facing me. I felt dizzy; my eyes were closing involuntarily. Don Juan shook me vigorously and ordered me to stay awake. He said, I knew very well, that if I fell asleep, I would die. That jolted me. It occurred to me, that don Juan was probably just saying that, to keep me awake, but on the other hand,
it also occurred to me, that he might be right. I opened my eyes as wide, as I could, and that made don Juan laugh. He said, that I had to wait for a while and keep my eyes open all the time and, that at a given moment I would be able to See the guardian of the other world. I felt a very annoying heat all over my body; I tried to change positions, but I could not move any more. I wanted to talk to don Juan; the words seemed to be so deep inside of me, that I could not bring them out. Then
I tumbled on my left side and found myself looking at don Juan from the floor. He leaned over and ordered me in a whisper not to look at him, but to stare fixedly at a point on my mat, which was directly in front of my eyes. He said, that I had to look with one eye, my left eye, and that sooner or later I would see the guardian. I fixed my stare on the spot he had pointed to, but I did not see anything. At a certain moment, however, I noticed a gnat (biting insect) flying in front of my eyes. It landed on the mat. I followed its movements. It came very close to me, so close, that my visual perception blurred. And then, all of a sudden, I felt, as if I had stood up. It was a very puzzling sensation, that deserved some pondering, but there was no time for that. I had the total sensation, that I was looking straight onward from my usual eye level, and what I saw, shook up the last fiber of my Being. There is no other way to describe the emotional jolt I experienced. Right there facing me, a short distance away, was a gigantic, monstrous animal. A truly monstrous thing! Never in the wildest fantasies of fiction had I encountered anything like it. I looked at it in complete, utmost bewilderment. The first thing I really noticed was its size. I thought, for some reason, that it must be close to a hundred feet tall. It seemed to be standing erect, although I could not figure out how it stood. Next, I noticed, that it had wings, two short, wide wings. At that point I became aware, that I insisted on examining the animal, as if it were an ordinary sight; that is, I looked at it. However, I could not really look at it in the way I was accustomed to looking. I realized, that I was, rather, noticing things about it, as if the picture were becoming more clear, as parts were added. Its body was covered with tufts (cluster) of black hair. It had a long muzzle (projected jaw and nose) and was drooling. Its eyes were bulgy and round, like two enormous white balls. Then it began to beat its wings. It was not the flapping motion of a bird's wings, but a kind of flickering, vibratory tremor. It gained speed and began circling in front of me; it was not flying, but rather skidding with astounding speed and agility, just a few inches above the ground. For a moment I found myself engrossed (absorbed wholly) in watching, it move. I thought, that its movements were ugly and yet its speed and easiness were superb. It circled twice in front of me, vibrating its wings, and whatever was drooling out of its mouth flew in all directions. Then it turned around and skidded away at an incredible speed, until it disappeared in the distance. I stared fixedly in the direction it had gone, because there was nothing else I could do. I had a most peculiar sensation of being incapable of organizing my thoughts coherently. I could not move away. It was, as if I were glued to the spot. Then I saw something like a cloud in the distance; an instant later the gigantic beast was circling again at full speed in front of me.
Its wings cut closer and closer to my eyes, until they hit me. I felt, that its wings had actually hit whatever part of me was there. I yelled with all my might in the midst of one of the most excruciating pains, I have ever had. The next thing I knew, I was seated on my mat and don Juan was rubbing my forehead.
124-125
He rubbed my arms and legs with leaves, then he took me to an irrigation ditch behind his house, took off my clothes, and submerged me completely, then pulled me out and submerged me over and over again. As I lay on the shallow bottom of the irrigation ditch, don Juan pulled up my left foot from time to time and tapped (knocked) the sole gently. After a while I felt a ticklishness. He noticed it and said, that I was all right. I put on my clothes and we returned to his house. I sat down again on my straw mat and tried to talk, but I felt, I could not concentrate on, what I wanted to say, although my thoughts were very clear. I was amazed to realize how much concentration was necessary to talk. I also noticed, that in order to say something, I had to stop looking at things. I had the impression, that I was entangled (confused) at a very deep level and when I wanted to talk, I had to surface like a diver; I had to ascend, as if pulled by my words. Twice I went as far, as clearing my throat in a fashion, which was perfectly ordinary. I could have said then, whatever I wanted to, but I did not. I preferred to remain at the strange level of silence, where I could just look. I had the feeling, that I was beginning to tap (knock, learn), what don Juan had called "Seeing" and that made me very happy. Afterwards don Juan gave me some soup and tortillas and ordered me to eat. I was able to eat without any trouble and without losing, what I thought to be, my "power of Seeing."
I focused my gaze on everything around me. I was convinced, I could "See" everything, and yet the world looked the same to the best of my assessment. I struggled to "See", until it was quite dark. I finally got tired and lay down and went to sleep. I woke up, when don Juan covered me with a blanket. I had a headache and I was sick to my stomach. After a while I felt better and slept soundly, until the next day. In the morning I was myself again. I asked don Juan eagerly, "What happened to me?"
Don Juan laughed coyly. "You went to look for the keeper and of course you found it," he said.
"But what was it, don Juan?"
"The guardian, the keeper, the sentry of the other world," don Juan said factually. I intended to relate to him the details of the portentous (pompous, ominous) and ugly beast, but he disregarded my attempt, saying, that my experience was nothing special, that any man could do that. I told him, that the guardian had been such a shock to me, that I really had not yet been able to think about it. Don Juan laughed and made fun of, what he called, an overdramatic bent of my nature.
"That thing, whatever it was, hurt me," I said. "It was as real, as you and I."
"Of course it was real. It caused you pain, didn't it?" As I recollected my experience, I grew more excited. Don Juan told me to calm down. Then he asked me, if I had really been afraid of it; he stressed the word "really."
"I was petrified," I said. "Never in my life have I experienced such an awesome fright."
"Come on," he said, laughing. "You were not that afraid."
"I swear to you," I said with genuine fervor (intensity of emotion, passion, zeal), "that if I could have moved, I would have run hysterically." He found my statement very funny and roared with laughter. "What was the point of making me See that monstrosity, don Juan?" He became serious and gazed at me.
"That was the guardian," he said. "If you want to See, you must overcome the guardian."
"But how am I to overcome it, don Juan? It is perhaps a hundred feet tall." Don Juan laughed so hard, that tears rolled down his cheeks. "Why don't you let me tell you, what I Saw, so there won't be any misunderstanding?" I said.
"If that makes you happy, go ahead, tell me." I narrated everything, I could remember, but that did not seem to change his mood. "Still, that's nothing new," he said, smiling.
"But how do you expect me to overcome a thing like that? With what?"
126-127
He was silent for quite a while. Then he turned to me and said, "You were not afraid, not really. You were hurt, but you were not afraid." He reclined against some bundles and put his arms behind his head. I thought he had dropped the subject. "You know," he said suddenly, looking at the roof of the ramada, "every man can See the guardian. And the guardian is sometimes for some of us an awesome beast as high, as the sky. You're lucky; for you it was only a hundred feet tall. And yet its secret is so simple." He paused for a moment and hummed a Mexican song. "The guardian of the other world is a gnat," he said slowly, as if he were measuring the effect of his words.
"I beg your pardon."
"The guardian of the other world is a gnat," he repeated. "What you encountered yesterday was a gnat; and that little gnat will keep you away until you overcome it."
For a moment I did not want to believe, what don Juan was saying, but upon recollecting the sequence of my vision, I had to admit, that at a certain moment I was looking at a gnat, and an instant later a sort of mirage had taken place, and I was looking at the beast.
"But how could a gnat hurt me, don Juan?" I asked, truly bewildered.
"It was not a gnat, when it hurt you," he said, "it was the guardian of the other world. Perhaps some day you will have the courage to overcome it. Not now, though; now it is a hundred-foot-tall drooling beast. But there is no point in talking about it. It's no feat to stand in front of it, so if you want to know more about it, find the guardian again."

Two days later, on November 11, I smoked don Juan's mixture again. I had asked don Juan to let me smoke once more to find the guardian. I had not asked him on the spur (stimulus) of the moment, but after long deliberation. My curiosity about the guardian was disproportionately greater, than my fear, or the discomfort of losing my clarity. The procedure was the same. Don Juan filled the pipe bowl once and when I had finished the entire contents, he cleaned it and put it away. The effect was markedly slower; when I began to feel a bit dizzy, don Juan came to me and, holding my head in his hands, helped me to lie down on my left side. He told me to stretch my legs and relax and then helped me put my right arm in front of my body, at the level of my chest. He turned my hand, so the palm was pressing against the mat, and let my weight rest on it. I did not do anything to help or hinder him, for I did not know, what he was doing. He sat in front of me and told me not to be concerned with anything. He said, that the guardian was going to come, and that I had a ringside seat to see it. He also told me, in a casual way, that the guardian could cause great pain, but that there was one way to avert (avoid) it. He said, that two days before he had made me sit up, when he judged, I had had enough.
He pointed to my right arm and said, that he had deliberately put it in that position, so I could use it as a lever to push myself up, whenever I wanted to. By the time he had finished telling me all that, my body was quite numb. I wanted to call to his attention the fact, that it would be impossible for me to push myself up, because
I had lost control of my muscles. I tried to vocalize the words but I could not. He seemed to have anticipated me, however, and explained, that the trick was in the Will. He urged me to remember the time, years before, when I had first smoked the mushrooms. On that occasion I had fallen to the ground and sprung up to my feet again by an act of, what he called, at that time, my ''Will"; I had "thought myself up." He said, that was in fact the only possible way to get up. What, he was saying, was useless to me, because I did not remember what I had really done years before. I had an overwhelming sense of despair and closed my eyes.
128-129
Don Juan grabbed me by the hair, shook my head vigorously, and ordered me imperatively not to close my eyes. I not only opened my eyes, but I did something,
I thought, was astonishing. I actually said, "I don't know, how I got up that time." I was startled. There was something very monotonous about the rhythm of my voice, but it was plainly my voice, and yet I honestly believed, I could not have said that, because a minute before I had been incapable of speaking. I looked at don Juan. He turned his face to one side and laughed. "I didn't say that," I said. And again I was startled by my voice. I felt elated. Speaking, under these conditions, became an exhilarating process. I wanted to ask don Juan to explain my talking, but I found, I was again incapable of uttering one single word. I struggled fiercely to voice my thoughts, but it was useless. I gave up and at that moment, almost involuntarily, I said, "Who's talking, who's talking?" That question made don Juan laugh so hard, that at one point he bobbed (move up/down) on his side. Apparently it was possible for me to say simple things, as long, as I knew exactly, what I wanted to say.
"Am I talking? Am I talking?" I asked. Don Juan told me, that, if I did not stop horsing around, he was going to go out and lie down under the ramada and leave me alone with my clowning.
"It isn't clowning," I said. I was very serious about that. My thoughts were very clear; my body, however, was numb; I did not feel it. I was not suffocated, as I had once been in the past under similar conditions; I was comfortable, because I could not feel anything; I had no control whatever over my voluntary system and yet,
I could talk. The thought occurred to me, that if I could talk, I could probably stand up, as don Juan had said.
"Up," I said in English, and in a flicker of an eye I was up. Don Juan shook his head in disbelief and walked out of the house.
"Don Juan!" I called out three times. He came back.
"Put me down," I said.
"Put yourself down," he said. "You seem to be doing very well."
I said, "Down," and suddenly I lost sight of the room. I could not See anything. After a moment the room and don Juan came back again into my field of vision.
I thought, that I must have lain down with my face to the ground and he had grabbed me by the hair and lifted my head.
"Thank you," I said in a very slow monotone.
"You are welcome," he replied, mocking my tone of voice, and had another attack of laughter. Then he took some leaves and began rubbing my arms and feet with them.
"What are you doing?" I asked.
"I am rubbing you," he said, imitating my painful monotone. His body convulsed with laughter. His eyes were shiny and very friendly. I liked him. I felt, that don Juan was compassionate, fair and funny. I could not laugh with him, but I would have liked to. Another feeling of exhilaration invaded me and I laughed; it was such an awful sound, that don Juan was taken aback for an instant. "I better take you to the ditch," he said, "or you're going to kill yourself, clowning." He put me up on my feet and made me walk around the room. Little by little I began to feel my feet, and my legs, and finally my entire body. My ears were bursting (break, swell) with a strange pressure. It was like the sensation of a leg or an arm, that has fallen asleep. I felt a tremendous weight on the back of my neck and under the scalp on the top of my head. Don Juan rushed me to the irrigation ditch at the back of his house; he dumped me there fully clothed. The cold water reduced the pressure and the pain, by degrees, until it was all gone. I changed my clothes in the house and sat down and I again felt the same kind of aloofness, the same desire to stay quiet.
I noticed this time, however, that it was not clarity of mind, or a power to focus; rather, it was a sort of melancholy and a physical fatigue. Finally I fell asleep.

130-131
November 12,1968. This morning don Juan and I went to the nearby hills to collect plants. We walked about six miles on extremely rough terrain. I became very tired. We sat down to rest, at my initiative, and he began a conversation, saying, that he was pleased with my progress.
"I know now, that it was I, who talked," I said, "but at the time I could have sworn, it was someone else."
"It was you, of course," he said.
"How come I couldn't recognize myself?"
"That's what the little smoke does. One can talk and not notice it; or one can move thousands of miles and not notice that either. That's also how one can go through things. The little smoke removes the body and one is free, like the wind; better, than the wind, the wind can be stopped by a rock or a wall or a mountain. The little smoke makes one as free, as the air; perhaps even freer, the air can be locked in a tomb and become stale, but with the aid of the little smoke one cannot be stopped or locked in." Don Juan's words unleashed a mixture of euphoria and doubt. I felt an overwhelming uneasiness, a sensation of undefined guilt.
"Then one can really do all those things, don Juan?"
"What do you think? You would rather think, you're crazy, wouldn't you?" he said cuttingly.
"Well, it's easy for you to accept all those things. For me it's impossible."
"It's not easy for me. I don't have any more privileges, than you. Those things are equally hard for you or for me or for anyone else to accept."
"But you are at home with all this, don Juan."
"Yes, but it cost me plenty. I had to struggle, perhaps more, than you ever will. You have a baffling way of getting everything to work for you. You have no idea, how hard I had to toil to do, what you did yesterday. You have something, that helps you every inch of the way. There is no other possible explanation for the manner, in which you learn about the powers. You did it before with Mescalito, now you have done it with the little smoke. You should concentrate on the fact, that you have a great gift, and leave other considerations on the side."
"You make it sound so easy, but it isn't. I'm torn inside."
"You'll be in one piece again soon enough. You have not taken care of your body, for one thing. You're too fat. I didn't want to say anything to you before. One must always let others do, what they have to do. You were away for years. I told you, that you would come back, though, and you did. The same thing happened to me.
I quit for five and a half years."
"Why did you stay away, don Juan?"
"For the same reason you did. I didn't like it."
"Why did you come back?"
"For the same reason you have come back yourself, because there is no other way to live." That statement had a great impact on me, for I had found myself thinking, that perhaps, there was no other way to live. I had never voiced this thought to anyone, yet don Juan had surmised (make a guess) it correctly. After a very long silence I asked him, "What did I do yesterday, don Juan?"
"You got up, when you wanted to."
"But I don't know, how I did that."
"It takes tune to perfect that technique. The important thing, however, is that you know, how to do it."
"But I don't. That's the point, I really don't."
"Of course you do."
"Don Juan, I assure you, I swear to you . . ." He did not let me finish; he got up and walked away. Later on we talked again about the guardian of the other world.
"If I believe, that whatever I have experienced, is actually real," I said, "then the guardian is a gigantic creature, that can cause unbelievable physical pain.
132-133
And if I believe, that one can actually travel enormous distances by an act of Will, then it's logical to conclude, that I could also Will the monster to disappear. Is that correct?"
"Not exactly," he said. "You cannot Will the guardian to disappear. Your Will can stop it from harming you, though. Of course, if you ever accomplish that, the road is open to you. You can actually go by the guardian and there's nothing, that it can do, not even whirl around madly."
"How can I accomplish that?"
"You already know how. All, you need now, is practice." I told him, that we were having a misunderstanding, that stemmed from our differences in perceiving the world. I said, that for me, to know something, meant, that I had to be fully aware of, what I was doing and, that I could repeat, what I knew at Will. But in this case,
I was neither aware of, what I had done under the influence of the smoke, nor could I repeat it,even if my life depended on it. Don Juan looked at me inquisitively.
He seemed to be amused, by what I was saying. He took off his hat and scratched his temples, as he does, when he wants to pretend bewilderment. "You really know, how to talk and say nothing, don't you?" he said laughing. "I have told you, you have to have an Unbending Intent, in order to become a Man of Knowledge. But you seem to have an Unbending Intent to confuse yourself with riddles. You insist on explaining everything, as if the whole world were composed of things, that can be explained. Now you are confronted with the guardian and with the problem of moving by using your will. Has it ever occurred to you, that only a few things in this world can be explained your way? When I say, that the guardian is really blocking your passing and could actually knock the devil out of you, I know, what
I mean. When I say, that one can move by one's Will, I also know, what I mean. I wanted to teach you, little by little, how to move, but then I realized, that you know, how to do it, even though you say, you don't."
"But I really don't know how," I protested.
"You do, you fool," he said sternly, and then smiled. "It reminds me of the time, when someone put that kid Julio on a harvesting machine; he knew how to run it, although he had never done it before."
"I know, what you mean, don Juan; however, I still feel, that I could not do it again, because I am not sure of, what I did."
"A phony sorcerer tries to explain everything in the world with explanations, he is not sure about," he said, "and so everything is witchcraft. But then, you're no better. You also want to explain everything your way, but you're not sure of your explanations either."

134-135
Saturday, January 18, 1969. Don Juan asked me abruptly, if I was planning to leave for home during the weekend. I said, I intended to leave Monday morning. We were sitting under his ramada around midday, taking a rest after a long walk in the nearby hills. Don Juan got up and went into the house. A few moments later he called me inside. He was sitting in the middle of his room and had placed my straw mat in front of his. He motioned me to sit down and, without saying a word, he unwrapped his pipe, took it out of its sheath (cover), filled its bowl with his smoking mixture, and lit it. He had even brought into his room a clay tray filled with small charcoals. He did not ask me, whether I was willing to smoke. He just handed me the pipe and told me to puff. I did not hesitate. Don Juan had apparently assessed my mood correctly; my overwhelming curiosity about the guardian must have been obvious to him. I did not need any coaxing (persuasion) and eagerly smoked the entire bowl. The reactions, I had, were identical to those, I had had before. Don Juan also proceeded in very much the same manner. This time, however, instead of helping me to do it, he just told me to prop my right arm on the mat and lie down on my left side. He suggested, that I should make a fist, if that would give me a better leverage. I did make a fist with my right hand, because I found, it was easier, than turning my palm against the floor, while lying with my weight on it. I was not sleepy; I felt very warm for a while, then I lost all feeling. Don Juan lay down on his side facing me; his right forearm rested on his elbow and propped his head up like a pillow. Everything was perfectly placid, even my body, which by then lacked tactile sensations. I felt very content.
"It's nice," I said. Don Juan got up hurriedly.
"Don't you dare start with this crap," he said forcefully. "Don't talk. You'll waste every bit of energy talking, and then the guardian will mash you down, like you would smash a gnat." He must have thought, that his simile (figure of speech) was funny, because he began to laugh, but he stopped suddenly. "Don't talk, please don't talk," he said with a serious look on his face.
"I wasn't about to say anything," I said, and I really did not want to say that. Don Juan got up. I saw him walking away toward the back of his house. A moment later
I noticed, that a gnat had landed on my mat and, that filled me with a kind of anxiety, I had never experienced before. It was a mixture of elation, anguish, and fear.
I was totally aware, that something transcendental (mystical) was about to unfold in front of me; a gnat, who guarded the other world. It was a ludicrous (absurd) thought; I felt like laughing out loud, but then I realized, that my elation was distracting me and I was going to miss a transition period, I wanted to clarify. In my previous attempt to See the guardian, I had looked at the gnat first with my left eye, and then I felt, that I had stood up and looked at it with both eyes, but I was not aware, how that transition had occurred. I saw the gnat, whirling around on the mat in front of my face, and realized, that I was looking at it with both eyes. It came very close; at a given moment I could not See it with both eyes any longer and shifted the view to my left eye, which was level with the ground. The instant I changed focus, I also felt, that I had straightened my body to a fully vertical position and I was looking at an unbelievably enormous animal. It was brilliantly black. Its front was covered with long, black, insidious hair, which looked like spikes coming through the cracks of some slick, shiny scales. The hair was actually arranged in tufts (clusters).
136-137
Its body was massive, thick and round. Its wings were wide and short, in comparison to the length of its body. It had two white, bulging eyes and a long muzzle. This time it looked more like an alligator. It seemed to have long ears, or perhaps horns, and it was drooling. I strained myself, to fix my gaze on it, and then became fully aware, that I could not look at it in the same way, I ordinarily look at things. I had a strange thought; looking at the guardian's body, I felt, that every single part of it was independently alive, as the eyes of men are alive. I realized then for the first time in my life, that the eyes were the only part of a man, that could show, to me, whether or not he was alive. The guardian , on the other hand, had a "million eyes." I thought, this was a remarkable finding. Before this experience I had speculated on the similes (figure of speech), that could describe the "distortions", that rendered (represent, presented for consideration, give in return) a gnat, as a gigantic beast; and I had thought, that a good simile was "as if looking at an insect through the magnifying lens of a microscope." But that was not so. Apparently viewing the guardian was much more complex than looking at a magnified insect. The guardian began to whirl in front of me. At one moment it stopped and I felt it was looking at me. I noticed then, that it made no sound. The dance of the guardian was silent. The awesomeness was in its appearance: its bulging eyes; its horrendous mouth; its drooling; its insidious hair; and above all its incredible size. I watched very closely the way it moved its wings, how it made them vibrate without sound. I watched how it skidded over the ground like a monumental ice skater. Looking at that nightmarish creature in front of me, I actually felt elated. I really believed I had discovered the secret of overpowering it.
I thought the guardian was only a moving picture on a silent screen; it could not harm me; it only looked terrifying. The guardian was standing still, facing me; suddenly it fluttered its wings and turned around. Its back looked like brilliantly colored armor; its shine was dazzling but the hue was nauseating; it was my unfavorable color. The guardian remained with its back turned to me for a while and then, fluttering its wings, again skidded out of sight. I was confronted with a very strange dilemma. I honestly believed that I had overpowered it by realizing that it presented only a picture of wrath. My belief was perhaps due to don Juan's insistence that I knew more than I was willing to admit. At any rate, I felt, I had overcome the guardian and the path was free. Yet I did not know how to proceed. Don Juan had not told me what to do in such a case. I tried to turn and look behind me, but I was unable to move. However, I could see very well over the major part of a 180-degree range in front of my eyes. And what I saw was a cloudy, pale-yellow horizon; it seemed gaseous. A sort of lemon hue uniformly covered all I could see.
It seemed, that I was on a plateau filled with vapors of sulphur. Suddenly the guardian appeared again at a point on the horizon. It made a wide circle before stopping in front of me; its mouth was wide open, like a huge cavern; it had no teeth. It vibrated its wings for an instant and then it charged at me. It actually charged at me like a bull, and with its gigantic wings it swung at my eyes. I screamed with pain and then I flew up, or rather I felt I had ejected myself up, and went soaring beyond the guardian , beyond the yellowish plateau, into another world, the world of men, and I found myself standing in the middle of don Juan's room.

January 19, 1969
"I really thought I had overpowered the guardian ," I said to don Juan.
"You must be kidding," he said. Don Juan had not spoken one word to me since the day before and I did not mind it I had been immersed in a sort of reverie and again I had felt that if I looked intently I would be able to "See." But I did not see anything that was different. Not talking, however, had relaxed me tremendously. Don Juan asked me to recount the sequence of my experience, and what particularly interested him was the hue I had seen on the guardian's back. Don Juan sighed and seemed to be really concerned.
"You were lucky, that the color was on the guardian's back," he said with a serious face.
138-139
"Had it been on the front part of its body, or worse yet, on its head, you would be dead by now. You must not try to see the guardian ever again. It's not your temperament to cross that plain; yet I was convinced that you could go through it. But let's not talk about it any more. This was only one of a variety of roads."
I detected an unaccustomed heaviness in don Juan's tone.
"What will happen to me if I try to see the guardian again?"
"The guardian will take you away," he said, "It will pick you up in its mouth and carry you into that plain and leave you there forever. It is obvious, the guardian knew, that it is not your temperament, and warned you to stay away.”
"How do you think the guardian knew that?"
Don Juan gave me a long, steadfast (steady) look. He tried to say something, but gave up, as though he was unable to find the right words. "I always fall for your questions," he said, smiling. "You were not really thinking, when you asked me that, were you?" I protested and reaffirmed, that it puzzled me, that the guardian knew my temperament. Don Juan had a strange glint in his eye when he said, "And you had not even mentioned anything about your temperament to the guardian , had you?" His tone was so comically serious, that we both laughed. After a while, however, he said, that the guardian, being the keeper, the watchman of that world, knew many secrets, that a brujo was entitled to share. "That's one way a brujo gets to See" he said. "But that will not be your domain, so there is no point in talking about it."
"Is smoking the only way to See the guardian ?" I asked.
"No. You could also See it without it. There are scores of people, who could do that. I prefer the smoke, because it is more effective and less dangerous to oneself.
If you try to See the guardian without the aid of the smoke, chances are, that you may delay in getting out of its way. In your case, for instance, it is obvious, that the guardian was warning you, when it turned its back, so you would look at your enemy color. Then it went away; but when it came back, you were still there, so it charged at you. You were prepared, however, and jumped. The little smoke gave you the protection, you needed; had you gone into that world without its aid,
you wouldn't have been able to extricate (disengage, release from difficulty) yourself from the guardian's grip."
"Why not?"
"Your movements would have been too slow. To survive in that world, you need to be as fast, as lightning. It was my mistake to leave the room, but I didn't want you to talk any more. You are a blabbermouth, so you talk even against your desire. Had I been there with you, I would've pulled your head up. You jumped up by yourself, which was even better; however, I would rather not run a risk like that; the guardian is not something, you can fool around with."
140-141
For three months don Juan systematically avoided talking about the guardian. I paid him four visits during these months; he involved me in running errands for him every time, and when I had performed the errands, he simply told me to go home. On April 24, 1969, the fourth time I was at his house, I finally confronted him, after we had eaten dinner and were sitting next to his earthen stove. I told him, that he was doing something incongruous (incompatible with surroundings) to me; I was ready to learn and yet he did not even want me around. I had had to struggle very hard to overcome my aversion to using his hallucinogenic mushrooms and I felt,
as he had said himself, that I had no time to lose. Don Juan patiently listened to my complaints. "You're too weak," he said. "You hurry, when you should wait, but you wait, when you should hurry. You think too much. Now you think, that there is no time to waste. A while back you thought, you didn't want to smoke any more. Your life is too damn loose; you're not tight enough to meet the little smoke. I am responsible for you and I don't want you to die like a goddamn fool."
I felt embarrassed. "What can I do, don Juan? I'm very impatient."
"Live like a warrior! I've told you already, a warrior takes responsibility for his acts; for the most trivial of his acts. You act out your thoughts and that's wrong.
You failed with the guardian, because of your thoughts."
"How did I fail, don Juan?"
"You think about everything. You thought about the guardian and thus you couldn't overcome it. First you must live like a warrior. I think you understand that very well." I wanted to interject something in my defense, but he gestured with his hand to be quiet. "Your life is fairly tight," he continued. "In fact, your life is tighter, than Pablito's or Nestor's, Genaro's apprentices, and yet they See and you don't. Your life is tighter, than Eligio's and he'll probably See before, you do. This baffles (puzzle, bewilder) me. Even Genaro cannot get over that. You've faithfully carried out everything, I have told you to do. Everything, that my benefactor taught me, in the first stage of learning, I have passed on to you. The rule is right, the steps cannot be changed. You have done everything, one has to do, and yet you don't See; but to those, who See, like Genaro, you appear, as though you See. I rely on that and I am fooled. You always turn around and behave like an idiot, who doesn't See, which of course is right for you." Don Juan's words distressed me profoundly. I don't know why, but I was close to tears. I began to talk about my childhood and a wave of self-pity enveloped me. Don Juan stared at me for a brief moment and then moved his eyes away. It was a penetrating glance. I felt, he had actually grabbed me with his eyes. I had the sensation of two fingers gently clasping me and I acknowledged a weird agitation, an itching, a pleasant despair in the area of my solar plexus. I became aware of my abdominal region. I sensed its heat. I could not speak coherently any more and I mumbled, then stopped talking altogether.
"Perhaps, it's the promise," don Juan said after a long pause.
"I beg your pardon."
"A promise you once made, long ago."
"What promise?"
"Maybe you can tell me that. You do remember it, don't you?"
"I don't."
"You promised something very important once. I thought, that perhaps your promise was keeping you from Seeing."
"I don't know, what you're talking about."
"I'm talking about a promise you made! You must remember it."
142-143
"If you know, what the promise was, why don't you tell me, don Juan?"
"No. It won't do any good to tell you."
"Was it a promise I made to myself?" For a moment I thought, he might be referring to my resolution to quit the apprenticeship.
"No. This is something, that took place a long time ago," he said. I laughed, because I was certain don Juan was playing some sort of game with me. I felt mischievous. I had a sensation of elation at the idea, that I could fool don Juan, who, I was convinced, knew as little, as I did about the alleged promise. I was sure,
he was fishing in the dark and trying to improvise. The idea, of humoring him, delighted me.
"Was it something I promised to my grandpa?"
"No," he said, and his eyes glittered. "Neither was it something you promised to your little grandma." The ludicrous intonation, he gave to the word "grandma", made me laugh. I thought don Juan was setting some sort of trap for me, but I was willing to play the game to the end. I began enumerating all the possible individuals, to whom I could have promised something of great importance. He said no to each. Then he steered the conversation to my childhood. "Why was your childhood sad?" he asked with a serious expression. I told him, that my childhood had not really been sad, but perhaps a bit difficult. "Everybody feels that way," he said, looking at me again. "I too was very unhappy and afraid, when I was a child. To be an Indian is hard, very hard. But the memory of that time no longer has meaning for me, beyond that, it was hard. I had ceased to think about the hardship of my life, even before I had learned to See."
"I don't think about my childhood either," I said.
"Why does it make you sad, then? Why do you want to weep?"
"I don't know. Perhaps, when I think of myself as a child, I feel sorry for myself and for all my fellow men. I feel helpless and sad."
He looked at me fixedly and again my abdominal region registered the weird sensation of two gentle fingers clasping it. I moved my eyes away and then glanced back at him. He was looking into the distance, past me; his eyes were foggy, out of focus. "It was a promise of your childhood," he said after a moment's silence.
"What did I promise?"
He did not answer. His eyes were closed. I smiled involuntarily; I knew, he was feeling his way in the dark; however, I had lost some of my original impetus (stimulus) to humor him. "I was a skinny child," he went on, "and I was always afraid."
"So was I," I said.
"What I remember the most is the terror and sadness, that fell upon me, when the Mexican soldiers killed my mother," he said softly, as if the memory was still painful. "She was a poor and humble Indian. Perhaps it was better, that her life was over then. I wanted to be killed with her, because I was a child. But the soldiers picked me up and beat me. When I grabbed onto my mother's body they hit my fingers with a horsewhip and broke them. I didn't feel any pain, but I couldn't grasp any more, and then they dragged me away." He stopped talking. His eyes were still closed and I could detect a very slight tremor in his lips. A profound sadness began to overtake me. Images of my own childhood started to flood my mind.
"How old were you, don Juan?" I asked, just to offset the sadness in me.
"Maybe seven. That was the time of the great Yaqui wars. The Mexican soldiers came upon us unexpectedly, while my mother was cooking some food. She was a helpless woman. They killed her for no reason at all. It doesn't make any difference, that she died that way, not really, and yet for me it does. I cannot tell myself why, though; it just does. I thought, they had killed my father too, but they hadn't. He was wounded. Later on they put us in a tram like cattle and closed the door. For days they kept us there in the dark, like animals. They kept us alive with bits of food they threw into the wagon from time to time.
144-145
"My father died of his wounds in that wagon. He became delirious with pain and fever, and went on telling me, that I had to survive. He kept on telling me that, until the very last moment of his life. The people took care of me; they gave me food; an old woman curer fixed the broken bones of my hand. And as you can see, I lived. Life has been neither good, nor bad to me; life has been hard. Life is hard and for a child, it is sometimes horror itself." We did not speak for a very long time. Perhaps an hour went by in complete silence. I had very confusing feelings. I was somewhat dejected and yet I could not tell why. I experienced a sense of remorse. A while before I had been willing to humor don Juan, but he had suddenly turned the tables with his direct account. It had been simple and concise (expressing much in few words), and had produced a strange feeling in me. The idea of a child, undergoing pain, had always been a touchy subject for me. In an instant my feelings of empathy for don Juan gave way to a sensation of disgust with myself. I had actually taken notes, as if don Juan's life were merely a clinical case. I was on the verge of ripping up my notes, when don Juan poked my calf with his toe to attract my attention. He said he was "Seeing" a light of violence around me and wondered, whether I was going to start beating him. His laughter was a delightful break. He said, that I was given to outbursts of violent behavior, but, that I was not really mean and, that most of the time the violence was against myself.
"You're right, don Juan," I said.
"Of course," he said, laughing. He urged me to talk about my childhood. I began to tell him about my years of fear and loneliness and got involved, in describing to him, what I thought to be, my overwhelming struggle to survive and maintain my spirit. He laughed at the metaphor of "maintaining my spirit." I talked for a long time. He listened with a serious expression. Then, at a given moment his eyes "clasped" me again and I stopped talking. After a moment's pause he said, that nobody had ever humiliated me and, that was the reason, I was not really mean. "You haven't been defeated yet," he said. He repeated the statement four or five times, so I felt obliged to ask him, what he meant by that. He explained, that to be defeated was a condition of life, which was unavoidable. Men were either victorious or defeated and, depending on that, they became persecutors or victims. These two conditions were prevalent as long, as one did not "See"; "Seeing" dispelled (dispense, scatter) the illusion of victory, or defeat, or suffering. He added, that I should learn to "See", while I was victorious, to avoid ever having the memory of being humiliated.
I protested, that I was not and had never been victorious at anything; and that my life was, if anything, a defeat. He laughed and threw his hat on the floor. "If your life is such a defeat, step on my hat," he dared me in jest (joke). I sincerely argued my point. Don Juan became serious. His eyes squinted to a fine slit. He said, that I thought my life was a defeat for reasons other, than defeat itself. Then in a very quick and thoroughly unexpected manner, he took my head in his hands by placing his palms against my temples. His eyes became fierce, as he looked into mine. Out of fright I took an involuntary deep breath through my mouth. He let my head go and reclined against the wall, still gazing at me. He had performed his movements with such a speed, that by the time he had relaxed and reclined comfortably against the wall,
I was still in the middle of my deep breath. I felt dizzy, ill at ease. "I See a little boy crying," don Juan said after a pause. He repeated it various times, as if I did not understand. I had the feeling, he was talking about me, as a little boy crying, so I did not really pay attention to it. "Hey!" he said, demanding my full concentration.
"I see a little boy crying." I asked him, if that boy was me. He said no. Then I asked him, if it was a vision of my life or just a memory of his own life. He did not answer. "I see a little boy," he continued saying. "And he is crying and crying."
"Is he a boy I know?" I asked.
146-147
"Yes."
"Is he my little boy?"
"No."
"Is he crying now?"
"He's crying now," he said with conviction. I thought don Juan was having a vision of someone, I knew, who was a little boy and who was at that very moment crying. I voiced the names of all the children, I knew, but he said those children were irrelevant to my promise and the child, who was crying, was very important to it.
Don Juan's statements seemed to be incongruous (inharmonious, incompatible with surroundings). He had said, that I had promised something to someone during my childhood, and that the child, who was crying at that very moment, was important to my promise. I told him, he was not making sense. He calmly repeated, that he "Saw" a little boy crying at that moment, and that the little boy was hurt. I seriously struggled to fit his statements into some sort of orderly pattern, but I could not relate them to anything I was aware of.
"I give up," I said, "because I can't remember, making an important promise to anybody, least of all to a child."
He squinted his eyes again and said, that this particular child, who was crying at that precise moment, was a child of my childhood.
"He was a child during my childhood and is still crying now?" I asked.
"He is a child crying now," he insisted.
"Do you realize, what you're saying, don Juan?"
"I do."
"It doesn't make sense. How can he be a child now, if he was one, when I was a child myself?"
"He's a child and he's crying now," he said stubbornly.
"Explain it to me, don Juan."
"No. You must explain it to me." For the life of me, I could not fathom, what he was referring to.
"He's crying! He's crying!" don Juan kept on saying in a mesmerizing tone. "And he's hugging you now. He's hurt! He's hurt! And he's looking at you. Do you feel his eyes? He's kneeling and hugging you. He's younger, than you. He has come running to you. But his arm is broken. Do you feel his arm? That little boy has a nose, that looks like a button. Yes! That's a button nose." My ears began to buzz and I lost the sensation of being at don Juan's house. The words "button nose" plunged me at once into a scene out of my childhood. I knew a button-nose boy! Don Juan had edged his way into one of the most recondite (not easy understood, abstruse) places of my life. I knew then the promise, he was talking about. I had a sensation of elation, of despair, of awe for don Juan and his splendid maneuver. How in the devil did he know about the button-nose boy of my childhood? I became so agitated by the memory don Juan had evoked in me, that my power to remember took me back to a time, when I was eight years old. My mother had left two years before and I had spent the most hellish years of my life, circulating among my mother's sisters, who served as dutiful mother surrogates and took care of me a couple of months at a time. Each of my aunts had a large family, and no matter how careful and protective the aunts were toward me, I had twenty-two cousins to contend (discuss, dispute, fight) with. Their cruelty was sometimes truly bizarre. I felt then, that I was surrounded by enemies, and in the excruciating years, that followed, I waged a desperate and sordid (foul, filthy, dirty) war. Finally, through means, I still do not know to this day, I succeeded in subduing all my cousins. I was indeed victorious. I had no more competitors, who counted. However, I did not know that, nor did I know how to stop my war, which logically was extended to the school grounds. The classrooms of the rural school, where I went, were mixed and the first and third grades were separated only by a space between the desks. It was there, that I met a little boy with a flat nose, who was teased with the nickname "button-
nose." He was a first-grader. I used to pick on him haphazardly, not really intending to. But he seemed to like me, in spite of everything I did to him. He used to follow me around and even kept the secret, that I was responsible for some of the pranks, that baffled (puzzle, bewilder) the principal. And yet I still teased him. One day
I deliberately toppled (overturn, overthrown) over a heavy standing blackboard; it fell on him.
148-149
The desk, in which he was sitting, absorbed some of the impact, but still the blow broke his collarbone. He fell down. I helped him up and saw the pain and fright in his eyes, as he looked at me and held onto me. The shock of seeing him in pain, with a mangled (mutilated, disfigured) arm, was more, than I could bear. For years
I had viciously battled against my cousins and I had won; I had vanquished (conquer in battle) my foes; I had felt good and powerful up to the moment, when the sight of the button-nose little boy crying, demolished my victories. Right there I quit the battle. In whatever way I was capable of, I made a resolution not to win ever again. I thought his arm would have to be cut off, and I promised, that if the little boy was cured, I would never again be victorious. I gave up my victories for him. That was the way I understood it then. Don Juan had opened a festered (decayed, rot) sore in my life. I felt dizzy, overwhelmed. A well of unmitigated (unrelived, absolute) sadness beckoned (invited) me and I succumbed (gave in, gave up) to it. I felt the weight of my acts on me. The memory of that little button-nose boy, whose name was Joaquin, produced in me such a vivid anguish, that I wept. I told don Juan of my sadness for that boy, who never had anything, that little Joaquin, who did not have money to go to a doctor and whose arm never set properly. And all, I had to give him, were my childish victories. I felt so ashamed.
"Be in peace, you funny bird," don Juan said imperatively. "You gave enough. Your victories were strong and they were yours. You gave enough. Now you must change your promise."
"How do I change it? Do I just say so?"
"A promise, like that, cannot be changed by just saying so. Perhaps, very soon you'll be able to know, what to do about changing it. Then perhaps, you'll even get to See."
"Can you give me any suggestions, don Juan?"
"You must wait patiently, knowing, that you're waiting, and knowing, what you're waiting for. That is the warrior's way. And if it is a matter of fulfilling your promise, then you must be aware, that you are fulfilling it. Then a time will come, when your waiting will be over and you will no longer have to honor your promise. There is nothing you can do for that little boy's life. Only he could cancel that act."
"But how can he?"
"By learning to reduce his wants to nothing. As long, as he thinks, that he was a victim, his life will be hell. And as long, as you think the same, your promise will be valid. What makes us unhappy is to want. Yet, if we would learn to cut our wants to nothing, the smallest thing, we'd get, would be a true gift. Be in peace, you made a good gift to Joaquin. To be poor or wanting is only a thought; and so is to hate, or to be hungry, or to be in pain."
"I cannot truly believe that, don Juan. How could hunger and pain be only thoughts?"
"They are only thoughts for me now. That's all I know. I have accomplished that feat. The power, to do that, is all we have, mind you, to oppose the forces of our lives; without that power we are dregs (residue), dust in the wind."
"I have no doubt, that you have done it, don Juan, but how can a simple man like myself or little Joaquin accomplish that?"
"It is up to us, as single individuals to oppose the forces of our lives. I have said this to you countless times: only a warrior can survive. A warrior knows, that he is waiting and what he is waiting for; and while he waits, he wants nothing and thus whatever little thing, he gets, is more, than he can take. If he needs to eat, he finds a way, because he is not hungry; if something hurts his body, he finds a way to stop it, because he is not in pain. To be hungry or to be in pain means, that the man has abandoned himself and is no longer a warrior; and the (alien) forces of his hunger and pain will destroy him." I wanted to go on arguing my point, but I stopped, because I realized, that by arguing, I was making a barrier, to protect myself from the devastating force of don Juan's superb feat, which had touched me so deeply and with such a power. How did he know? I thought, that perhaps I had told him the story of the button-nose boy during one of my deep states of nonordinary reality. I did not recollect telling him, but my not remembering under such conditions was understandable.
"How did you know about my promise, don Juan?"
"I Saw it."
150-151
"Did you See it, when I had taken Mescalito, or when I had smoked your mixture?"
"I Saw it now. Today."
"Did you See the whole thing?"
"There you go again. I've told you, there's no point, in talking about what Seeing is like. It is nothing." I did not pursue the point any longer. Emotionally I was convinced. "I also made a vow once," don Juan said suddenly. The sound of his voice made me jump. "I promised my father, that I would live to destroy his assassins. I carried that promise with me for years. Now the promise is changed. I'm no longer interested in destroying anybody. I don't hate the Mexicans. I don't hate anyone. I have learned, that the countless paths, one traverses (travel across) in one's life, are all equal. Oppressors and oppressed meet at the end, and the only thing, that prevails (be the same or current), is that life was altogether too short for both. Today I feel sad, not because my mother and father died the way they did; I feel sad, because they were Indians. They lived like Indians and died like Indians and never knew, that they were, before anything else, humans."

I went back to visit don Juan on May 30, 1969, and bluntly told him, that I wanted to take another crack at "Seeing". He shook his head negatively and laughed, and
I felt compelled (forced) to protest. He told me, I had to be patient and the time was not right, but I doggedly (practice trickery, avoid a blow) insisted, I was ready.
He did not seem annoyed with my nagging (bothering) requests. He tried, nevertheless, to change the subject. I did not let go and asked him to advise me, what to do, in order to overcome my impatience. "You must act like a warrior," he said.
"How?"
"One learns to act like a warrior by acting, not by talking."
"You said, that a warrior thinks about his death. I do that all the time; obviously, that isn't enough." He seemed to have an outburst of impatience and made a smacking sound with his lips. I told him, that I had not meant to make him angry and, that if he did not need me there at his house, I was ready to go back to Los Angeles. Don Juan patted me gently on the back and said, that he never got angry with me; he had simply assumed, I knew, what it meant to be a warrior.
"What can I do to live like a warrior?" I asked.
He took off his hat and scratched his temples. He looked at me fixedly and smiled. "You like everything spelled out, don't you?"
"My mind works that way."
"It doesn't have to."
152-153
"I don't know how to change. That is why, I ask you to tell me exactly, what to do to live like a warrior; if I knew that, I could find a way to adapt myself to it."
He must have thought my statements were humorous; he patted me on the back, as he laughed. I had the feeling, he was going to ask me to leave any minute, so
I quickly sat down on my straw mat, facing him, and began asking him more questions. I wanted to know, why I had to wait. He explained, that if I were to try to "See" in a helter-skelter manner, before I had "healed the wounds", I received, battling the guardian, chances were, that I would encounter the guardian again, even though
I was not looking for it. Don Juan assured me, that no man, in that position, would be capable of surviving such an encounter. "You must completely forget the guardian, before you can again embark (go aboard) on the quest of Seeing", he said.
"How can anyone forget the guardian?"
"A warrior has to use his Will and his patience to forget. In fact, a warrior has only his Will and his patience, and with them he builds anything, he wants."
"But I'm not a warrior."
"You have started learning the ways of sorcerers. You have no more time for retreats or for regrets. You only have time to live like a warrior and work for Patience and Will, whether you like it or not."
"How does a warrior work for them?" Don Juan thought for a long time before answering.
"I think there is no way of talking about it," he finally said. "Especially about Will. Will is something very special. It happens mysteriously. There is no real way of telling, how one uses it, except that the results, of using the Will, are astounding. Perhaps the first thing, that one should do, is to know, that one can develop the Will, a warrior knows that and proceeds to wait for it. Your mistake is not to know, that you are waiting for your Will. My benefactor told me, that a warrior knows, that he is waiting and knows what he is waiting for. In your case, you know, that you're waiting. You've been here with me for years, yet you don't know, what you are waiting for. It is very difficult, if not impossible, for the average man to know, what he is waiting for. A warrior, however, has no problems; he knows, that he is waiting for his Will."
(ABOUT THE WILL)
"What exactly is the Will? Is it determination, like the determination of your grandson Lucio to have a motorcycle?"
"No," don Juan said softly and giggled. "That's not Will. Lucio only indulges. Will is something else, something very clear and powerful, which can direct our acts.
Will is something a man uses, for instance, to win a battle, which he, by all calculations, should lose."
"Then Will must be, what we call courage," I said.
"No. Courage is something else. Men of courage are dependable men, noble men, perennially surrounded by people, who flock around them and admire them; yet, very few men of courage have Will. Usually they are fearless men, who are given to performing daring, common-sense acts; most of the time a courageous man is also fearsome and feared. Will, on the other hand, has to do with astonishing feats, that defy our common sense."
"Is Will the control, we may have over ourselves?" I asked.
"You may say, that it is a kind of control."
"Do you think I can exercise my Will, for instance, by denying myself certain things?"
"Such as: asking questions?" he interjected. He said it in such a mischievous tone, that I had to stop writing to look at him. We both laughed. "No," he said. "Denying yourself is an indulgence and I don't recommend anything of the kind. That is the reason, why I let you ask all the questions, you want. If I told you to stop asking questions, you might warp (corrupt, twist out of shape) your Will, trying to do that. The indulgence of denying is by far the worst; it forces us to believe, we are doing great things, when in effect, we are only fixed within ourselves. To stop asking questions is not the Will, I'm talking about. Will is a Power. And since it is a Power, it has to be controlled and tuned, and that takes time. I know that and I'm patient with you. When I was your age, I was as impulsive (act on impulse, not thought), as you. Yet I have changed. Our Will operates, in spite of our indulgence. For example, your Will is already opening your gap, little by little."

154-155 (ABOUT THE WILL)
"What Gap are you talking about?"
"There is a gap in us; like the soft spot on the head of a child, which closes with age, this gap opens, as one develops one's Will."
"Where is that gap?"
"At the place of your luminous fibers," he said, pointing to his abdominal area.
"What is it like? What is it for?"
"It's an Opening. It allows a space for the Will to shoot out, like an arrow."
"Is the Will an object? Or like an object?"
"No. I just said that, to make you understand. What a sorcerer calls Will is a Power within ourselves. It is not a thought, or an object, or a wish. To stop asking questions is not Will, because it needs thinking and wishing. Will is: what can make you succeed, when your thoughts tell you, that you're defeated. Will is: what makes you invulnerable. Will is: what sends a sorcerer through a wall; through space; to the moon, if he wants."
There was nothing else I wanted to ask. I was tired and somewhat tense. I was afraid, don Juan was going to ask me to leave, and that annoyed me.
"Let's go to the hills," he said abruptly, and stood up. On the way he started talking about Will again and laughed at my dismay (discourage, fill with dread) over not being able to take notes.
He described Will as a Force, which was the true link between men and the world. He was very careful to establish, that the world was, whatever we perceive, in any manner we may choose to perceive. Don Juan maintained, that "perceiving the world", entails a process of apprehending, whatever presents itself to us.
This particular "perceiving" is done with our senses and with our Will. I asked him, if Will was a sixth sense. He said, it was rather a relation between ourselves and the perceived world. I suggested, that we halt, so I could take notes. He laughed and kept on walking. He did not make me leave that night, and the next day, after eating breakfast, he himself brought up the subject of Will.
"What you, yourself call Will, is character and strong disposition," he said. "What a sorcerer calls Will is a Force, that comes from within and attaches itself to the world out there. It comes out through the belly, right here, where the luminous fibers are." He rubbed his navel to point out the area. "I say, that it comes out through here, because one can feel it coming out."
"Why do you call it Will?"
"I don't call it anything. My benefactor called it Will, and other Men of Knowledge call it Will."
"Yesterday you said, that one can perceive the world with the senses as well, as with the Will. How is that possible?"
"An average man can 'grab' the things of the world only with his hands, or his eyes, or his ears, but a sorcerer can grab them also with his nose, or his tongue, or his Will, especially with his Will. I cannot really describe how it is done, but you yourself, for instance, cannot describe to me, how you hear. It happens, that I am also capable of hearing, so we can talk about, what we hear, but not about how we hear. A sorcerer uses his Will to perceive the world. That perceiving, however, is not like hearing. When we look at the world or when we hear it, we have the impression, that it is out there and that it is real. When we perceive the world with our Will, we know, that it is not as 'out there' or 'as real' as we think."
"Is Will the same as Seeing?"
"No. Will is a Force, a Power. Seeing is not a Force, but rather a way of getting through things. A sorcerer may have a very strong Will and yet he may not See; which means, that only a Man of Knowledge perceives the world with his senses, with his Will and also with his Seeing." I told him, that I was more confused, than ever, about how to use my Will to forget the guardian. That statement and my mood of perplexity (bewilderment) seemed to delight him. "I've told you, that when you talk, you only get confused," he said and laughed. "But at least now you know: you are waiting for your Will/ You still don't know, what it is or how it could happen to you. So watch carefully everything you do.
The very thing, that could help you develop your Will, is amidst all the little things you do."
156-157
Don Juan was gone all morning; he returned in the early afternoon with a bundle of dry plants. He signaled me with his head to help him and we worked in complete silence for hours, sorting the plants. When we finished we sat down to rest and he smiled at me benevolently. I said to him in a very serious manner, that I had been reading my notes and I still could not understand, what being a warrior entailed or what the idea of will meant.
"Will is not an idea," he said. This was the first time he had spoken to me the whole day. After a long pause he continued: "We are different, you and I. Our characters are not alike. Your nature is more violent, than mine. When I was your age I was not violent, but mean; you are the opposite. My benefactor was like that; he would have been perfectly suited to be your teacher. He was a great sorcerer, but he did not see; not the way I See or the way Genaro Sees. I understand the world and live guided by my Seeing.
My benefactor, on the other hand, had to live as a warrior. If a man Sees, he doesn't have to live like a warrior, or like anything else, for he can See things, as they really are, and direct his life accordingly. But, considering your character, I would say, that you may never learn to see, in which case you will have to live your entire life like a warrior. My benefactor said, that when a man embarks on the paths of sorcery he becomes aware, in a gradual manner, that ordinary life has been forever left behind; that knowledge is indeed a frightening affair; that the means of the ordinary world are no longer a buffer for him; and that he must adopt a new way of life, if he is going to survive. The first thing he ought to do, at that point, is to want to become a warrior, a very important step and decision. The frightening nature of knowledge leaves one no alternative, but to become a warrior. By the time knowledge becomes a frightening affair, the man also realizes, that death is the irreplaceable partner, that sits next to him on the mat. Every bit of knowledge, that becomes power, has death as its central force. Death lends the ultimate touch, and whatever is touched by death indeed becomes power. A man who follows the paths of sorcery is confronted with imminent annihilation every turn of the way, and unavoidably he becomes keenly aware of his death. Without the awareness of death he would be only an ordinary man involved in ordinary acts. He would lack the necessary potency, the necessary concentration, that transforms one's ordinary time on earth into magical power. Thus to be a warrior a man has to be, first of all, and rightfully so, keenly aware of his own death. But to be concerned with death would force any one of us to focus on the self and that would be debilitating. So the next thing one needs to be a warrior is detachment. The idea of imminent death, instead of becoming an obsession, becomes an indifference."
Don Juan stopped talking and looked at me. He seemed to be waiting for a comment. "Do you understand?" he asked. I understood what he had said, but I personally could not see how anyone could arrive at a sense of detachment. I said, that from the point of view of my own apprenticeship, I had already experienced the moment when knowledge became such a frightening affair. I could also truthfully say, that I no longer found support in the ordinary premises (subject, belief) of my daily life. And I wanted, or perhaps even more, than wanted, I needed, to live like a warrior.
"Now you must detach yourself," he said.
"From what?"
"Detach yourself from everything."
"That's impossible. I don't want to be a hermit."
"To be a hermit is an indulgence and I never meant that. A hermit is not detached, for he willfully abandons himself to being a hermit. Only the idea of death makes a man sufficiently detached so he is incapable of abandoning himself to anything. Only the idea of death makes a man sufficiently detached so he can't deny himself anything.
158-159
A man of that sort, however, does not crave, for he has acquired a silent lust for life and for all things of life. He knows his death is stalking him and won't give him time to cling to anything, so he tries, without craving, all of everything. A detached man, who knows he has no possibility of fencing off his death, has only one thing to back himself with: the power of his decisions. He has to be, so to speak, the master of his choices. He must fully understand that his choice is his responsibility and once he makes it there is no longer time for regrets or recriminations. His decisions are final, simply because his death does not permit him time to cling to anything. And thus with an awareness of his death, with his detachment, and with the power of his decisions a warrior sets his life in a strategical manner. The knowledge of his death guides him and makes him detached and silently lusty; the power of his final decisions makes him able to choose without regrets and what he chooses is always strategically the best; and so he performs everything he has to with gusto and lusty efficiency. When a man behaves in such a manner one may rightfully say that he is a warrior and has acquired patience!"
Don Juan asked me, if I had anything to say, and I remarked, that the task he had described would take a lifetime. He said, I protested too much in front of him and, that he knew I behaved, or at least tried to behave, in terms of a warrior in my day-to-day life.
"You have pretty good claws," he said, laughing. "Show them to me from time to time. It's good practice."
I made a gesture of claws and growled, and he laughed. Then he cleared his throat and went on talking.
"When a warrior has acquired patience he is on his way to Will. He knows how to wait. His death sits with him on his mat, they are friends. His death advises him, in mysterious ways, how to choose, how to live strategically. And the warrior waits! I would say that the warrior learns without any hurry because he knows he is waiting for his will; and one day he succeeds in performing something ordinarily quite impossible to accomplish. He may not even notice his extraordinary deed.
But as he keeps on performing impossible acts, or as impossible things keep on happening to him, he becomes aware that a sort of power is emerging. A power that conies out of his body as he progresses on the path of knowledge. At first it is like an itching on the belly, or a warm spot that cannot be soothed; then it becomes a pain, a great discomfort. Sometimes the pain and discomfort are so great that the warrior has convulsions for months, the more severe the convulsions the better for him. A fine power is always heralded by great pain. When the convulsions cease the warrior notices, he has strange feelings about things. He notices, that he can actually touch anything, he wants, with a feeling, that comes out of his body from a spot right below or right above his navel. That feeling is the Will, and when he is capable of grabbing with it, one can rightfully say, that the warrior is a sorcerer, and that he has acquired Will."
Don Juan stopped talking and seemed to await my comments or questions. I had nothing to say. I was deeply concerned with the idea, that a sorcerer had to experience pain and convulsions, but I felt embarrassed about asking him if I also had to go through that. Finally, after a long silence, I asked him, and he giggled, as if he had been anticipating my question. He said, that pain was not absolutely necessary; he, for example, had never had it and will had just happened to him.

"One day I was in the mountains," he said, "and I stumbled upon a puma, a female one; she was big and hungry. I ran and she ran after me. I climbed a rock and
she stood a few feet away ready to jump. I threw rocks at her. She growled and began to charge me. It was then, that my Will fully came out, and I stopped her with it, before she jumped on me.
"I caressed her with my Will. I actually rubbed her tits with it. She looked at me with sleepy eyes and lay down and I ran like a son of a bitch, before she got over it."
Don Juan made a very comical gesture to portray a man, running for dear life, holding onto his hat. I told him, that I hated to think, I had only female mountain lions or convulsions to look forward to, if I wanted Will.
160-161
"My benefactor was a sorcerer of great powers," he went on. "He was a warrior through and through. His will was indeed his most magnificent accomplishment.
But a man can go still further, than that; a man can learn to see. Upon learning to see he no longer needs to live like a warrior, nor be a sorcerer. Upon learning to See, a man becomes everything, by becoming nothing. He, so to speak, vanishes and yet he's there. I would say that this is the time when a man can be or can get anything he desires. But he desires nothing, and instead of playing with his fellow men like they were toys, he meets them in the midst of their folly. The only difference between them is, that a man, who Sees controls his folly, while his fellow men can't. A man, who Sees, has no longer an active interest in his fellow men. Seeing has already detached him from absolutely everything, he knew before."
"The sole idea of, being detached from everything I know, gives me the chills," I said.
"You must be joking! The thing, which should give you the chills, is not to have anything to look forward to, but a lifetime of doing that, which you have always done. Think of the man, who plants corn year after year, until he's too old and tired to get up, so he lies around like an old dog. His thoughts and feelings, the best of him, ramble aimlessly to the only things, he has ever done, to plant corn. For me, that is the most frightening waste there is. We are men and our lot is to learn and to be hurled into inconceivable (unbelievable) new worlds."
"Are there any new worlds for us really?" I asked half in jest (joke).
"We have exhausted nothing, you fool," he said imperatively. "Seeing is for impeccable men. Temper your spirit now, become a warrior, learn to See, and then you'll know, that there is no end to the new worlds for our vision." Don Juan did not make me leave, after I had run his errands, as he had been doing lately. He said, I could stay, and the next day, June 28, 1969, just before noon he told me, I was going to smoke again.

"Am I going to try to See the guardian again?"
"No, that's out. This is something else." Don Juan calmly filled his pipe with smoking mixture, lighted it, and handed it to me. I experienced no apprehension, a pleasant drowsiness enveloped me right away. When I had finished smoking the whole bowl of mixture, don Juan put his pipe away and helped me stand up. We had been sitting, facing each other on two straw mats, he had placed in the center of his room. He said, that we were going for a short walk and encouraged me to walk, shoving me gently. I took a step and my legs sagged. I did not feel any pain, when my knees hit the ground. Don Juan held my arm and pushed me up on my feet again. "You have to walk," he said, "the same way you got up the other time. You must use your Will." I seemed to be stuck to the ground. I attempted a step with my right foot and almost lost my balance. Don Juan held my right arm at the armpit and gently catapulted me forward, but my legs did not support me and I would have collapsed on my face, had don Juan not caught my arm and buffered my fall. He held me by the right armpit and made me lean on him. I could not feel anything, but
I was certain, that my head was resting on his shoulder; I was Seeing the room from a slanted perspective. He dragged me in that position around the porch.
162-163
We circled it twice in a most painful fashion; finally, I suppose my weight became so great, that he had to drop me on the ground. I knew, he could not move me.
In a certain way it was, as if part of myself deliberately wanted to become lead-heavy. Don Juan did not make any effort to pick me up. He looked at me for an instant;
I was lying on my back facing him, I tried to smile at him and he began to laugh; then he bent over and slapped me on the belly. I had a most peculiar sensation.
It was not painful or pleasurable or anything I could think of. It was rather a jolt. Don Juan immediately began to roll me around. I did not feel anything; I assumed,
he was rolling me around, because my view of the porch changed in accordance with a circular motion. When don Juan had me in the position he wanted, he stepped back. "Stand up!" he ordered me imperatively. "Stand up the way you did it the other day. Don't piddle (waste time) around. You know how to get up. Now get up !"
I intently tried to recollect the actions, I had performed on that occasion, but I could not think clearly; it was, as if my thoughts had a Will of their own, no matter how hard I tried to control them. Finally, the thought occurred to me, that if I said "up", as I had done before, I would certainly get up. I said, "Up," loud and clear, but nothing happened. Don Juan looked at me with obvious displeasure and then walked around me toward the door. I was lying on my left side and had a full view of the area in front of his house; my back was to the door, so when he walked around me, I immediately assumed, he had gone inside. "Don Juan!" I called loudly, but
he did not answer. I had an overpowering feeling of impotence and despair. I wanted to get up. I said, "Up," again and again, as if that were the magic word, that would make me move. Nothing happened. I had an attack of frustration, and I went through a sort of tantrum. I wanted to beat my head against the floor and weep.
I spent excruciating moments, in which I wanted to move or talk, and I could not do either. I was truly immobile, paralyzed. "Don Juan, help me!" I finally managed to bellow (roar, shout). Don Juan came back and sat in front of me, laughing. He said, that I was getting hysterical and, that whatever, I was experiencing, was inconsequential (petty, lacking importance). He lifted my head and, looking straight at me, said, that I was having an attack of sham (empty pretence) fear. He told me not to fret (agitate).
"Your life is getting complicated," he said. "Get rid of whatever it is, that's causing you to lose your temper. Stay here quietly and rearrange yourself."
He placed my head on the ground. He stepped over me and all, I could perceive, was the shuffling of his sandals, as he walked away. My first impulse was to fret (agitate) again, but I could not gather the energy to work myself into it. Instead, I found myself slipping into a rare state of serenity; a great feeling of ease enveloped me. I knew what the complexity of my life was. It was my little boy. I wanted to be his father more, than anything else on this Earth. I liked the idea of molding his character and taking him hiking and teaching him "how to live," and yet I abhorred the idea of coercing (dominate, restrain, force) him into my way of life, but that was precisely, what I would have to do, coerce (dominate, restrain, force) him with force or with that artful set of arguments and rewards, we call understanding.
"I must let him go," I thought. "I must not cling to him. I must set him free." My thoughts brought on a terrifying feeling of melancholy. I began to weep. My eyes filled with tears and my view of the porch blurred. Suddenly I had a great urge to get up and look for don Juan, to explain to him about my little boy; and the next thing
I knew, I was looking at the porch from an upright position. I turned around to face the house and found don Juan standing in front of me. Apparently he had been standing there behind me all the time. Although I could not feel my steps, I must have walked toward him, because I moved. Don Juan came to me smiling and held me up by the armpits. His face was very close to mine.
"Good, good work," he said reassuringly. At that instant I became aware, that something extraordinary was taking place right there.
164-165
I had the feeling at first, that I was only recollecting an event, that had taken place years before. At one time in the past I had seen don Juan's face at very close range; I had smoked his mixture and I had had the feeling then, that don Juan's face was submerged in a tank of water. It was enormous, it was luminous and
it moved. The image had been so brief, that I did not have time to really take stock (make an estimate) of it. This time, however, don Juan was holding me, and his face was no more, than a foot away from mine, and I had time to examine it. When I stood up and turned around, I definitely saw don Juan; "the don Juan I know" definitely walked toward me and held me. But when I focused my eyes on his face, I did not See don Juan, as I am accustomed to seeing him; instead, I saw a large object in front of my eyes. I knew, it was don Juan's face, yet that knowledge was not guided by my perception; it was, rather, a logical conclusion on my part; after all, my memory confirmed, that the instant before, "the don Juan I know" was holding me by the armpits. Therefore the strange, luminous object in front of me had to be don Juan's face; there was a familiarity to it; yet it had no resemblance, to what I would call don Juan's "real" face. What, I was looking at, was a round object, which had a Luminosity of its own. Every part in it moved. I perceived a contained, undulatory (movement in waves), rhythmical flow; it was, as if the flowing was enclosed within itself, never moving beyond its limits, and yet the object, in front of my eyes, was oozing (emit/radiate in abandance, leaking, dripping) with movement at any place on its surface. The thought, that occurred to me, was, that it oozed (radiate) life. In fact, it was so alive, that I became engrossed (absorbed wholly), looking at its movement. It was a mesmerizing fluttering. It became more and more engrossing, until I could no longer tell, what the phenomenon, in front of my eyes, was. I experienced a sudden jolt; the luminous object became blurry, as if something were shaking it, and then it lost its glow and became solid and fleshy. I was then looking at don Juan's familiar dark face. He was smiling placidly. The view of his "real" face lasted an instant and then the face again acquired a glow, a shine, an iridescence. It was not light, as I am accustomed to perceiving light, or even a glow; rather it was movement, an incredibly fast flickering of something.
The glowing object began to bobble up (quick jerking movement) and down again and, that disrupted its undulatory (movement in waves) continuity. Its shine diminished, as it shook, until it again became the "solid" face of don Juan, as I see him in everyday life. At that moment I vaguely realized, that don Juan was shaking me. He was also speaking to me. I did not understand, what he was saying, but, as he kept on shaking me, I finally heard him. "Don't stare at me. Don't stare at me," he kept saying. "Break your gaze. Break your gaze. Move your eyes away." Shaking my body seemed to force me to dislodge my steady gaze; apparently, when
I did not peer intently into don Juan's face, I did not See the luminous object. When I moved my eyes away from his face and looked at it with the corner of my eye, so to speak, I could perceive his solidity; that is to say, I could perceive a three-dimensional person; without really looking at him, I could, in fact, perceive his whole body, but when I focused my gaze, the face became at once the luminous object. "Don't look at me at all," don Juan said gravely. I moved my eyes away and looked at the ground. "Don't fix your gaze on anything," don Juan said imperatively, and stepped aside, in order to help me walk. I did not feel my steps and could not figure out, how I performed the act of walking, yet with don Juan, holding me by the armpit, we moved all the way to the back of his house. We stopped by the irrigation ditch. "Now gaze at the water," don Juan ordered me. I looked at the water, but I could not gaze at it. Somehow the movement of the current distracted me, Don Juan kept on urging me in a joking manner to exercise my "gazing powers," but I could not concentrate. I gazed at don Juan's face once again, but the glow did not become apparent any more. I began to experience a strange itching on my body, the sensation of a limb, that has fallen asleep; the muscles of my legs began to twitch. Don Juan shoved me into the water and I tumbled down all the way to the bottom. He had, apparently, held my right hand, as he pushed me, and when I hit the shallow bottom, he pulled me up again. It took a long time for me to regain control over myself.
166-167
When we got back to his house hours later, I asked him to explain my experience. As I put on my dry clothes, I excitedly described, what I had perceived, but
he discarded my entire account, saying, that there was nothing of importance in it. "Big deal!" he said, mocking me. "You Saw a glow, big deal." I insisted on an explanation and he got up and said, he had to leave. It was almost five in the afternoon. The next day I insisted again on discussing my peculiar experience.
"Was it Seeing, don Juan?" I asked. He remained quiet, smiling mysteriously, as I kept pressing him to answer me.
"Let's say, that Seeing is somewhat like that," he finally said. "You were gazing at my face and Saw it shining, but it was still my face. It just happens, that the little smoke makes one gaze like that. Nothing to it."
"But in what way would Seeing be different?"
"When you See, there are no longer familiar features in the world. Everything is new. Everything has never happened before. The world is incredible!"
"Why do you say incredible, don Juan? What makes it incredible?"
"Nothing is any longer familiar. Everything, you gaze at, becomes nothing! Yesterday you didn't See. You gazed at my face and, since you like me, you noticed my glow. I was not monstrous, like the guardian, but beautiful and interesting. But you did not See me. I didn't become nothing in front of you. And yet you did well.
You took the first real step toward Seeing. The only drawback was, that you focused on me, and in that case, I'm no better, than the guardian for you. You succumbed (gave in, gave up) in both instances and didn't See."
"Do things disappear? How do they become nothing?"
"Things don't disappear. They don't vanish, if that's what you mean; they simply become nothing and yet, they are still there."
"How can that be possible, don Juan?"
"You have the damnedest insistence on talking!" don Juan exclaimed with a serious face. "I think, we didn't hit it right about your promise. Perhaps, what you really promised was to never, ever stop talking." Don Juan's tone was severe. The look in his face was concerned. I wanted to laugh, but I did not dare. I believed, that don Juan was serious, but he was not. He began to laugh. I told him, that if I did not talk, I got very nervous. "Let's walk, then," he said. He took me to the mouth of a canyon at the bottom of the hills. It was about an hour's walk. We rested for a short while and, then he guided me through the thick desert underbrush to a water hole; that is, to a spot, he said, was a water hole. It was as dry, as any other spot in the surrounding area. "Sit in the middle of the water hole," he ordered me.
I obeyed and sat down. "Are you going to sit here too?" I asked. I saw him fixing a place to sit some twenty yards from the center of the water hole, against the rocks on the side of the mountain. He said, he was going to watch me from there. I was sitting with my knees against my chest. He corrected my position and told me to sit with my left leg tucked under my seat and my right one bent, with the knee in an upward position. My right arm had to be by my side with my fist resting on the ground, while my left arm was crossed over my chest. He told me to face him and stay there, relaxed, but not "abandoned." He then took a sort of whitish cord from his pouch. It looked like a big loop. He looped it around his neck and stretched it with his left hand, until it was taut (strained, tense, stiff). He plucked the tight string with his right hand. It made a dull, vibratory sound. He relaxed his grip and looked at me and told me, that I had to yell a specific word, if I began to feel, that something was coming at me, when he plucked the string. I asked what was supposed to come at me and he told me to shut up. He signaled me with his hand, that he was going to commence. He did not; instead, he gave me one more admonition (warning).
168-169
He said, that if something came at me in a very menacing way, I had to adopt a fighting form, that he had taught me years before, which consisted of dancing, beating the ground with the tip of the left foot, while I slapped my right thigh vigorously. The fighting form was part of a defense technique, used in cases of extreme distress and danger. I had a moment of genuine apprehension. I wanted to inquire about the reason for our being there, but he did not give me time and began plucking the string. He did it various times at regular intervals of perhaps twenty seconds. I noticed, that, as he kept plucking the string, he augmented (increased) the tension.
I could clearly see, that his arms and neck were shivering under the stress. The sound became more clear and I realized then, that he added a peculiar yell every time he plucked the string. The combined sound of the tense string and the human voice produced a weird, unearthly reverberation. I did not feel anything coming at me, but the sight of don Juan's exertion (exercise, put into vigorous action) and the eerie sound, he was producing, had me almost in a state of trance. Don Juan relaxed his grip and looked at me. While he played, his back was turned to me and he was facing the southeast, as I was; when he relaxed, he faced me.
"Don't look at me, when I play," he said. "Don't close your eyes, though. Not for anything. Look at the ground in front of you and listen." He tensed the string again and began playing. I looked at the ground and concentrated on the sound, he was making. I had never heard the sound before in my life. I became very frightened. The eerie reverberation filled the narrow canyon and began to echo. In fact, the sound don Juan was making, was coming back to me, as an echo from all around the canyon walls. Don Juan must have also noticed that, and increased the tension of his string. Although don Juan had changed the pitch, the echo seemed to subside, and then it seemed to concentrate on one point, toward the southeast. Don Juan reduced the tension of the string by degrees, until I heard a final dull twang. He put the string inside his pouch and walked toward me. He helped me stand up. I noticed then, that the muscles of my arms and legs were stiff, like rocks; I was literally soaked in perspiration. I had no idea, I had been perspiring so heavily. Drops of sweat ran into my eyes and made them burn. Don Juan practically dragged me out of the place. I tried to say something, but he put his hand over my mouth. Instead of leaving the canyon the way we had come in, don Juan made a detour. We climbed the side of the mountain and ended up in some hills very far from the mouth of the canyon. We walked in dead silence to his house. It was already dark by the time we got there. I tried to talk again, but don Juan put his hand on my mouth once more. We did not eat and did not light the kerosene lantern. Don Juan put my mat in his room and pointed at it with his chin. I understood it as a gesture, that I should lie down and go to sleep.
"I have the proper thing for you to do," don Juan said to me as soon, as I woke up the next morning. "You will start it today. There isn't much time, you know."
After a very long, uneasy pause I felt compelled (forced) to ask him, "What did you have me doing in the canyon yesterday?" Don Juan giggled like a child.
"I just tapped (found, knock, learn) the spirit of that water hole," he said. "That type of spirit should be tapped (found, knock, learn), when the water hole is dry, when the spirit has retreated into the mountains. Yesterday I, let us say, woke him up from his slumber. But he didn't mind it and pointed to your lucky direction. His voice came from that direction."
Don Juan pointed toward the southeast. "What was the string you played, don Juan?"
"A spirit catcher."
"Can I look at it?"
"No. But I'll make you one. Or better yet, you will make one for yourself some day, when you learn to See"
"What is it made of, don Juan?"
"Mine is a wild boar. When you get one you will realize, that it is alive and can teach you the different sounds it likes.
170-171
With practice you will get to know your spirit catcher so well, that together you will make sounds full of power."
"Why did you take me to look for the spirit of the water hole, don Juan?"
"You will know that very soon." Around 11:30 A.M. we sat under his ramada, where he prepared his pipe for me to smoke. He told me to stand up when my body was quite numb; I did that with great ease. He helped me walk around, I was surprised at my control; I actually walked twice around the ramada by myself. Don Juan stayed by my side but did not guide me or support me. Then he took me by the arm and walked me to the irrigation ditch. He made me sit on the edge of the bank and ordered me imperatively to gaze at the water and think of nothing else. I tried to focus my gaze on the water but its movement distracted me. My mind and my eyes began to wander onto other features of the immediate surroundings. Don Juan bobbed my head up and down and ordered me again to gaze only at the water and not think at all. He said it was difficult to stare at the moving water and that one had to keep on trying. I tried three times and every time I became distracted by something else. Don Juan very patiently shook my head every time. Finally I noticed that my mind and my eyes were focusing on the water; in spite of its movement. I was becoming immersed in my view of its liquidness. The water became slightly different. It seemed to be heavier and uniformly grayish green. I could notice the ripples it made as it moved. The ripples were extremely sharp. And then, suddenly, I had the sensation that I was not looking at a mass of moving water but at a picture of water; what I had in front of my eyes was a frozen segment of the running water. The ripples were immobile. I could look at every one of them. Then they began to acquire a green phosphorescence and a sort of green fog oozed out of them. The fog expanded in ripples and as it moved, its greenness became more brilliant until it was a dazzling radiance that covered everything. I don't know how long I stayed by the irrigation ditch. Don Juan did not interrupt me. I was immersed in the green glow of the fog. I could sense it all around me. It soothed me. I had no thoughts, no feelings. All I had was a quiet awareness, the awareness of a brilliant, soothing greenness. Being extremely cold and damp was the next thing I became aware of. Gradually I realized that I was submerged in the irrigation ditch. At one moment the water slipped inside my nose, and I swallowed it and it made me cough. I had an annoying itch inside my nose and I sneezed repeatedly.
I stood up and had such a forceful and loud sneeze that I also farted. Don Juan clapped his hands and laughed.
"If a body farts, it's alive," he said. He signaled me to follow him and we walked to his house. I thought of keeping quiet. In a way, I expected to be in a detached and morose mood, but I really did not feel tired or melancholy. I felt rather buoyant and changed my clothes very rapidly. I began to whistle. Don Juan looked at me curiously and pretended to be surprised; he opened his mouth and his eyes. His gesture was very funny and I laughed quite a bit longer than it called for.
"You're cracking up," he said, and laughed very hard himself. I explained to him that I did not want to fall into the habit of feeling morose after using his smoking mixture. I told him that after he had taken me out of the irrigation ditch, during my attempts to meet the guardian, I had become convinced, that I could "See", if
I stared at things around me long enough. "Seeing is not a matter of looking and keeping quiet," he said. "Seeing is a technique, one has to learn. Or maybe it is a technique some of us already know." He peered at me as if to insinuate (), that I was one of those, who already knew the technique.
"Are you strong enough to walk?" he asked. I said I felt fine, which I did. I was not hungry, although I had not eaten all day.
172-173
Don Juan put some bread and some pieces of dry meat in a knapsack, handed it to me, and gestured with his head for me to follow. "Where are we going?" I asked.
He pointed toward the hills with a slight movement of his head. We headed for the same canyon where the water hole was, but we did not enter it. Don Juan climbed onto the rocks to our right, at the very mouth of the canyon. We went up the hill. The sun was almost on the horizon. It was a mild day but I felt hot and suffocated.
I could hardly breathe. Don Juan was quite a way ahead of me and had to stop to let me catch up with him. He said I was in terrible physical condition and that it was perhaps not wise to go any further. He let me rest for about an hour. He selected a slick, almost round boulder and told me to lie there. He arranged my body on the rock. He told me to stretch my arms and legs and let them hang loose. My back was slightly arched and my neck relaxed, so that my head also hung loose. He made me stay in that position for perhaps fifteen minutes. Then he told me to uncover my abdominal region. He carefully selected some branches and leaves and heaped them over my naked belly. I felt an instantaneous warmth all over my body. Don Juan then took me by the feet and turned me until my head was toward the south-
east. "Now let us call that, spirit of the water hole," he said. I tried to turn my head to look at him. He held me vigorously by the hair and said that I was in a very vulnerable position and in a terribly weak physical state and had to remain quiet and motionless. He had put all those special branches on my belly to protect me and was going to remain next to me in case, I could not take care of myself. He was standing next to the top of my head, and if I rolled my eyes, I could see him. He took his string and tensed it and then realized I was looking at him by rolling my eyes way into my forehead. He gave me a snappy tap (found, knock, learn) on the head with his knuckles and ordered me to look at the sky, not to close my eyes, and to concentrate on the sound. He added, as if on second thought, that I should not hesitate to yell the word he had taught me, if I felt something was coming at me. Don Juan and his "spirit catcher" began with a low-tension twang. He slowly increased the tension, and I began to hear a sort of reverberation first, and then a definite echo which came consistently from a southeasterly direction. The tension increased. Don Juan and his "spirit catcher" were perfectly matched. The string produced a low-range note and don Juan magnified it, increasing its intensity, until
it was a penetrating cry, a howling call. The apex was an eerie shriek, inconceivable (unbelievable) from the point of view of my own experience. The sound reverberated in the mountains and echoed back to us. I fancied it was coming directly toward me. I felt it had something to do with the temperature of my body. Before don Juan started his calls I had been very warm and comfortable, but during the highest point of his calls I became chilled; my teeth chattered uncontrollably and I truly had the sensation that something was coming at me. At one point I noticed that the sky had become very dark. I had not been aware of the sky, although
I was looking at it. I had a moment of intense panic and I yelled the word don Juan had taught me. Don Juan immediately began to decrease the tension of his eerie calls, but that did not bring me any relief.
"Cover your ears," don Juan mumbled imperatively. I covered them with my hands. After some minutes don Juan stopped altogether and came around to my side. After he had taken the branches and leaves off my belly, he helped me up and carefully put them on the rock where I had been lying. He made a fire with them, and while it burned he rubbed my stomach with other leaves from his pouch. He put his hand on my mouth when I was about to tell him that I had a terrible headache.
We stayed there, until all the leaves had burned. It was fairly dark by then. We walked down the hill and I got sick to my stomach. While we were walking along the irrigation ditch, don Juan said, that I had done enough and I should not stay around. I asked him to explain, what the spirit of the water hole was, but he gestured me to be quiet.
174-175
He said, that we would talk about it some other time, then he deliberately changed the subject and gave me a long explanation about "Seeing." I said it was regrettable that I could not write in the darkness. He seemed very pleased and said that most of the time I did not pay attention to what he had to say, because
I was so determined to write everything down. He spoke about "Seeing" as a process independent of the allies and the techniques of sorcery. A sorcerer was a person who could command an ally and could thus manipulate an ally's power to his advantage, but the fact, that he commanded an ally did not mean that he could "see." I reminded him that he had told me before that it was impossible to "see" unless one had an ally. Don Juan very calmly replied that he had come to the conclusion it was possible to "see" and yet not command an ally. He felt there was no reason why not, since "seeing" had nothing to do with the manipulatory techniques of sorcery, which served only to act upon our fellow men. The techniques of "seeing," on the other hand, had no effect on men. My thoughts were very clear. I experienced no fatigue or drowsiness and no longer had an uncomfortable feeling in my stomach, as I walked with don Juan. I was terribly hungry, and when we got to his house, I gorged myself with food. Afterwards I asked him to tell me more about the techniques of "Seeing."
He smiled broadly at me and said, that I was again myself.
"How is it," I said, "that the techniques of Seeing have no effect on our fellow men?"
"I've told you already," he said. "Seeing is not sorcery. Yet one may easily confuse them, because a man who sees can learn, in no time at all, to manipulate an ally and may become a sorcerer. On the other hand, a man may learn certain techniques in order to command an ally and thus become a sorcerer, and yet he may never learn to See.
"Besides, seeing is contrary to sorcery. Seeing makes one realize the unimportance of it all."
"The unimportance of what, don Juan?"
"The unimportance of everything."
We did not say anything else. I felt very relaxed and did not want to speak any more. I was lying on my back on a straw mat. I had made a pillow with my windbreaker. I felt comfortable and happy and wrote my notes for hours in the light of the kerosene lantern. Suddenly don Juan spoke again.
"Today you did very well," he said. "You did very well at the water. The spirit of the water hole likes you and helped you all the way."
I realized then that I had forgotten to recount my experience to him. I began to describe the way I had perceived the water. He did not let me continue. He said, that he knew, I had perceived a green fog. I felt compelled (forced) to ask, "How did you know that, don Juan?"
"I Saw you."
"What did I do?"
"Nothing, you sat there and gazed into the water and finally you perceived the green mist."
"Was it Seeing?"
"No. But it was very close. You're getting close."
I got very excited. I wanted to know more about it. He laughed and made fun of my eagerness. He said that anyone could perceive the green fog because it was like the guardian, something that was unavoidably there, so there was no great accomplishment in perceiving it.
"When I said you did well, I meant that you did not fret (agitate)," he said, "as you did with the guardian. If you had become restless I would have had to shake your head and bring you back. Whenever a man goes into the green fog his benefactor has to stay by him in case it begins to trap him. You can jump out of the guardian's reach by
yourself, but you can't escape the clutches of the green fog by yourself. At least not at the beginning. Later on you may learn a way to do it. Now we're trying to find out something else."
"What are we trying to find out?"
"Whether you can See the water."
"How will I know, that I have Seen it, or that I am Seeing it?"
"You will know. You get confused only, when you talk."
176-177
August 8, 1969.
Working on my notes, I had come across various questions. "Is the green fog, like the guardian, something, that one has to overcome, in order to See?" I asked don Juan as soon, as we sat down under his ramada.
"Yes. One must overcome everything," he said.
"How can I overcome the green fog?"
"The same way you should have overcome the guardian, by letting it turn into nothing."
"What should I do?"
"Nothing. For you, the green fog is something much easier, than the guardian. The spirit of the water hole likes you, while it certainly was not your temperament to deal with the guardian. You never really Saw the guardian."
"Maybe that was, because I didn't like it. What if I were to meet a guardian, I liked? There must be some people, who would regard the guardian I Saw, as being beautiful. Would they overcome it, because they liked it?"
"No! You still don't understand. It doesn't matter, whether you like or dislike the guardian. As long, as you have a feeling toward it, the guardian will remain the same, monstrous, beautiful, or whatever. If you have no feeling toward it, on the other hand, the guardian will become nothing and will still be there in front of you."
The idea, that something as colossal, as the guardian, could become nothing and still be in front of my eyes, made absolutely no sense. I felt, it was one of the alogical premises (subject, belief) of don Juan's knowledge. However, I also felt, that if he wanted to, he could explain it to me. I insisted on asking him, what he meant by that.
"You thought the guardian was something, you knew, that's what I mean."
"But I didn't think, it was something, I knew."
"You thought, it was ugly. Its size was awesome. It was a monster. You know, what all those things are. So the guardian was always something, you knew, and as long, as it was something you knew, you did not See it. I have told you already, the guardian had to become nothing and yet, it had to stand in front of you. It had to be there and it had, at the same time, to be nothing."
"How could that be, don Juan? What you say is absurd."
"It is. But that is Seeing. There is really no way to talk about it. Seeing, as I said before, is learned by Seeing. Apparently, you have no problem with water. You nearly Saw it the other day. Water is your 'hinge.' All, you need now, is to perfect your technique of Seeing. You have a powerful helper in the spirit of the water hole."
"That's another burning question I have, don Juan."
"You may have all the burning questions, you want, but we cannot talk about the Spirit of the water hole in this vicinity. In fact, it is better not to think about it at all. Not at all. Otherwise the Spirit will trap you and, if that happens, there is nothing a living man can do, to help you. So keep your mouth shut and keep your thoughts on something else."
Around ten o'clock the next morning don Juan took his pipe out of its sheath, filled it with smoking mixture, then handed it to me and told me to carry it to the bank of the stream. Holding the pipe with both hands, I managed to unbutton my shirt and put the pipe inside and hold it tight. Don Juan carried two straw mats and a small tray with coals. It was a warm day. We sat on the mats in the shade of a small grove of brea trees at the very edge of the water. Don Juan placed a charcoal inside the pipe bowl and told me to smoke. I did not have any apprehension or any feeling of elation. I remembered, that during my second attempt to "See" the guardian, after don Juan had explained its nature, I had had a unique sensation of wonder and awe.
178-179
This time, however, although don Juan had made me cognizant (conscious, aware) of the possibility of actually "Seeing" the water, I was not involved emotionally;
I was only curious. Don Juan made me smoke twice the amount, I had smoked during previous attempts. At a given moment he leaned over and whispered in my right ear, that he was going to teach me, how to use the water, in order to move. I felt his face very close, as if he had put his mouth next to my ear. He told me not to gaze into the water, but to focus my eyes on the surface and keep them fixed, until the water turned into a green fog. He repeated over and over, that I had to put all my attention on the fog, until I could not detect anything else. "Look at the water in front of you," I heard him saying, "but don't let its sound carry you anywhere.
If you let the sound of the water carry you, I may never be able to find you and bring you back. Now get into the green fog and listen to my voice." I heard and understood him with extraordinary clarity. I began looking at the water fixedly, and had a very peculiar sensation of physical pleasure; an itch; an undefined happiness. I stared for a long time, but did not detect the green fog. I felt, that my eyes were getting out of focus and I had to struggle, to keep looking at the water. Finally, I could not control my eyes any longer and I must have closed them, or blinked, or perhaps, I just lost my capacity to focus; at any rate, at that very moment the water became fixed; it ceased to move. It seemed to be a painting. The ripples were immobile. Then the water began to fizzle; it was, as if it had carbonated particles, that exploded at once. For an instant, I saw the fizzling, as a slow expansion of green matter. It was a silent explosion; the water burst into a brilliant green mist, which expanded, until it had enveloped me. I remained suspended in it, until a very sharp, sustained, shrill noise shook everything; the fog seemed to congeal (solidify) into the usual features of the water surface. The shrill noise was don Juan yelling, "Heyyyy!" close to my ear. He told me to pay attention to his voice and go back into the fog and wait there, until he called me. I said, "O.K.," in English and heard the cackling noise of his laughter. "Please, don't talk," he said. "Don't give me any more O.K.s." I could hear him very well. The sound of his voice was melodious and above all friendly. I knew, that without thinking; it was a conviction, that struck me and then passed. Don Juan's voice ordered me to focus all my attention on the fog, but not abandon myself to it. He said repeatedly, that a warrior did not abandon himself to anything, not even to his death. I became immersed in the mist again and noticed, that it was not fog at all, or at least it was not, what I conceive (think, consider, formulate, become posessed) fog to be like. The foglike phenomenon was composed of tiny bubbles, round objects, that came into my field of "vision" and moved out of it with a floating quality. I watched their movement for a while, then a loud, distant noise jolted my attention and I lost my capacity to focus and could no longer perceive the tiny bubbles. All, I was aware of then, was a green, amorphous, foglike glow. I heard the loud noise again and, the jolt it gave, dispelled (dispense, scatter) the fog at once, and I found myself, looking at the water of the irrigation ditch. Then I heard it again much closer; it was don Juan's voice. He was telling me to pay attention to him, because his voice was my only guide. He ordered me to look at the bank of the stream and at the vegetation directly in front of me. I saw some reeds and a space, which was clear of reeds. It was a small cove on the bank, a place, where don Juan steps across to plunge his bucket and fill it with water. After a few moments don Juan ordered me to return to the fog and asked me again to pay attention to his voice, because he was going to guide me, so I could learn how to move; he said, that once I saw the bubbles, I should board one of them and let it carry me. I obeyed him and was at once surrounded by the green mist, and then I saw the tiny bubbles. I heard don Juan's voice again, as a very strange and frightening rumble. Immediately, upon hearing it, I began losing my capacity to perceive the bubbles. "Mount one of those bubbles," I heard him saying. I struggled to maintain my perception of the green bubbles and still hear his voice. I don't know how long I fought to do that.
180-181
When suddenly, I was aware, that I could listen to him and still keep sight of the bubbles, which kept on passing through, floating slowly out of my field of perception. Don Juan's voice kept on urging me to follow one of them and mount it. I wondered, how I was supposed to do that and automatically I voiced the word, "How." I felt, that the word was very deep inside me and, as it came out, it carried me to the surface. The word was like a buoy, that emerged out of my depth. I heard myself saying, "How," and I sounded like a dog howling. Don Juan howled back, also like a dog, and then he made some coyote sounds, and laughed. I thought it was very funny and I actually laughed. Don Juan told me very calmly to let myself become affixed to a bubble by following it. "Go back again," he said. "Go into the fog! Into the fog!" I went back and noticed, that the movement of the bubbles had slowed down and they had become as large, as basketballs. In fact, they were so large and slow, that I could examine any one of them in great detail. They were not really bubbles, not like a soap bubble, nor like a balloon, nor any spherical container.
They were not containers, yet they were contained. Nor were they round, although when I first perceived them, I could have sworn, they were round and the image, that came to my mind was "bubbles." I viewed them, as if I were looking through a window; that is, the frame of the window did not allow me to follow them, but only permitted me to view them, coming into and going out of my field of perception. When I ceased to view them as bubbles, however, I was capable of following them; in the act of following them I became affixed to one of them and I floated with it. I truly felt, I was moving. In fact, I was the bubble, or that thing, which resembled a bubble. Then I heard the shrill (high pitched, piercing) sound of don Juan's voice. It jolted me and I lost my feeling of being "it." The sound was extremely frightening; it was a remote voice, very metallic, as if he were talking through a loud-speaker. I made out some of the words. "Look at the banks," he said. I saw a very large body of water. The water was rushing. I could hear the noise it made. "Look at the banks," don Juan ordered me again. I saw a concrete wall. The sound of the water became terribly loud; the sound engulfed me. Then it ceased instantaneously, as if it had been cut off. I had the sensation of blackness, of sleep. I became aware, that I was immersed in the irrigation ditch. Don Juan was splashing water in my face, as he hummed. Then he submerged me in the ditch. He pulled my head up, over the surface, and let me rest it on the bank, as he held me by the back of my shirt collar. I had a most pleasant sensation in my arms and legs. I stretched them. My eyes were tired and they itched; I lifted my right hand to rub them. It was a difficult movement. My arm seemed to be heavy. I could hardly lift it out of the water, but when I did, my arm came out covered with a most astonishing mass of green mist. I held my arm in front of my eyes. I could see its contour, as a darker mass of green, surrounded by a most intense greenish glow. I got to my feet in a hurry, stood in the middle of the stream and looked at my body; my chest, arms, and legs were green, deep green. The hue was so intense, that it gave me the feeling of a viscous substance. I looked like a figurine, don Juan had made for me, years before, out of a datura root. Don Juan told me to come out. I noticed an urgency in his voice.
"I'm green," I said.
"Cut it out," he said imperatively. "You have no time. Get out of there. The water is about to trap you. Get out of it! Out! Out!" I panicked and jumped out.
"This time you must tell me everything, that took place," he said matter-of-factly, as soon, as we sat, facing each other inside his room. He was not interested in the sequence of my experience; he wanted to know only, what I had encountered, when he told me to look at the bank. He was interested in details.
182-183
I described the wall, I had seen. "Was the wall to your left or to your right?" he asked. I told him, that the wall had really been in front of me. But he insisted, that it had to be either to the left or to the right. "When you first saw it, where was it? Close your eyes and don't open them, until you have remembered." He stood up and turned my body, while I had my eyes closed, until he had me facing east, the same direction I had faced, when I was sitting in front of the stream. He asked me, in which direction I had moved. I said, I had moved onward, ahead, in front of me. He insisted, that I should remember and concentrate on the time, when I was still viewing the water, as bubbles. "Which way did they flow?" he asked. Don Juan urged me to recall, and, finally, I had to admit, that the bubbles had seemed to be moving to my right. Yet, I was not as absolutely sure, as he wanted me to be. Under his probing I began to realize, that I was incapable of classifying my perception. The bubbles had moved to my right, when I first viewed them, but when they became larger, they flowed everywhere. Some of them seemed to be coming directly at me, others seemed to go in every possible direction. There were bubbles moving above and below me. In fact, they were all around me. I recollected hearing their fizzing; thus, I must have perceived them with my ears as well, as with my eyes. When the bubbles became so large, that I was able to "mount" one of them, I "saw" them, rubbing each other like balloons. My excitement increased, as I recollected the details of my perception. Don Juan, however, was completely uninterested.
I told him, that I had Seen the bubbles fizzing. It was not a purely auditory or purely visual effect, but something undifferentiated, yet crystal clear; the bubbles rasped (scraped harshly) against each other. I did not See or hear their movement, I felt it; I was part of the sound and the motion. As I recounted my experience, I became deeply moved. I held his arm and shook it in an outburst of great agitation. I had realized, that the bubbles had no outer limit; nonetheless, they were contained and their edges changed shape and were uneven and jagged (rough, uneven). The bubbles merged and separated with great speed, yet their movement was not dazzling. Their movement was fast and at the same time slow. Another thing I remembered, as I recounted my experience, was the quality of color, that the bubbles seemed to possess. They were transparent and very bright, and seemed almost green, although it was not a hue, as I am accustomed to perceiving hues. "You're stalling (employing delaying tactics)," don Juan said. "Those things are not important. You're dwelling on the wrong items. The direction is the only important issue." I could only remember, that I had moved without any point of reference, but don Juan concluded, that since the bubbles had flowed consistently to my right—south—at the beginning, the south was the direction, with which I had to be concerned. He again urged me imperatively to recollect, whether the wall was to my right or my left.
I strained to remember. When don Juan "called me" and I surfaced, so to speak, I think, I had the wall to my left. I was very close to it and was able to distinguish the grooves and protuberances of the wooden armature or mold, into which the concrete had been poured. Very thin strips of wood had been used and the pattern, they had created, was compact The wall was very high. One end of it was visible to me, and I noticed, that it did not have a corner, but curved around. He sat in silence for a moment, as if he were thinking, how to decipher the meaning of my experience; he finally said, that I had not accomplished a great deal, that I had fallen short, of what he expected me to do.
"What was I supposed to do?" He did not answer, but made a puckering gesture with his lips.
"You did very well," he said. "Today you learned, that a brujo uses the water to move."
"But did I See?" He looked at me with a curious expression. He rolled his eyes and said, that I had to go into the green mist a good many times, until I could answer that question myself.
184-185
He changed the direction of our conversation in a subtle way, saying, I had not really learned, how to move, using the water, but I had learned, that a brujo could do that, and he had deliberately told me to look at the bank of the stream, so I could check my movement. "You moved very fast," he said, "as fast, as a man, who knows how to perform this technique. I had a hard time keeping up with you." I begged him to explain, what had happened to me from the beginning. He laughed, shaking his head slowly, as though in disbelief. "You always insist on knowing things from the beginning," he said. "But there's no beginning; the beginning is only in your thought."
"I think, the beginning was, when I sat on the bank and smoked," I said.
"But before you smoked, I had to figure out, what to do with you," he said. "I would have to tell you, what I did, and I can't do that, because it would take me to still another point. So perhaps, things would be clearer to you, if you didn't think about beginnings."
"Then tell me, what happened, after I sat on the bank and smoked"
"I think you have told me that already," he said, laughing.
"Was anything I did of any importance, don Juan?" He shrugged his shoulders.
"You followed my directions very well and had no problem getting into and out of the fog. Then you listened to my voice and returned to the surface every time,
I called you. That was the exercise. The rest was very easy. You simply let the fog carry you. You behaved, as though you knew, what to do. When you were very far away, I called you again and made you look at the bank, so you would know, how far you had gone. Then I pulled you back."
"You mean, don Juan, that I really traveled in the water?"
"You did. And very far too."
"How far?"
"You wouldn't believe it." I tried to coax (persuade) him into telling me, but he dropped the subject and said, he had to leave for a while. I insisted, that he should at least give me a hint.
"I don't like to be kept in the dark," I said.
"You keep yourself in the dark," he said. "Think about the wall, you Saw. Sit down here on your mat and remember every detail of it. Then perhaps, you, yourself, may discover, how far you went. All, I know now, is, that you traveled very far. I know that, because I had a terrible time, pulling you back. If I had not been around, you might have wandered off and never returned, in which case all, that would be left of you now, would be your dead body on the side of the stream. Or perhaps, you might have returned by yourself. With you I'm not sure. So judging by the effort, it took me, to bring you back, I'd say you were clearly in ..." He made a long pause; he stared at me in a friendly way. "I would go as far, as the mountains of central Mexico," he said. "I don't know, how far you would go, perhaps as far, as Los Angeles, or perhaps even as far, as Brazil."
Don Juan returned the next day late in the afternoon. In the meantime I had written down everything, I could recollect about my perception. While I wrote, it occurred to me to follow the banks up and down the stream in each direction and corroborate (confirm), whether I had actually Seen a feature on either side, that might have elicited (evoke, bring out something latent) in me the image of a wall. I conjectured (guessed), that don Juan might have made me walk, in a state of stupor, and then might have made me focus my attention on some wall on the way. In the hours, that elapsed between the time, I first detected the fog, and the time, I got out of the ditch and went back to his house, I calculated, that, if he had made me walk, we could have walked, at the most, two and a half miles. So I followed the banks of the stream for about three miles in each direction, carefully observing every feature, which might have been pertinent to my vision of the wall. The stream was, as far,
as I could tell, a plain canal used for irrigation. It was four to five feet wide throughout its length, and I could not find any visible features in it, that would have reminded me or forced the image of a concrete wall.
186-187
When don Juan arrived at his house in the late afternoon, I accosted (approach and boldly speak) him and insisted on reading my account to htm. He refused to listen and made me sit down. He sat, facing me. He was not smiling. He seemed to be thinking, judging by the penetrating look in his eyes, which were fixed above the horizon.
"I think you must be aware by now," he said in a tone, that was suddenly very severe, "that everything is mortally dangerous. The water is as deadly, as the guardian. If you don't watch out, the water will trap you. It nearly did that yesterday. But in order to be trapped, a man has to be willing. There's your trouble. You're willing to abandon yourself." I did not know, what he was talking about. His attack on me had been so sudden, that I was disoriented. I feebly asked him to explain himself. He reluctantly mentioned, that he had gone to the water canyon and had "Seen" the Spirit of the Water Hole and had the profound conviction, I had flubbed (ruin) my chances to "See" the water.
"How?" I asked, truly baffled (puzzle, bewilder).
"The Spirit is a Force," he said, "and as such, it responds only to strength. You cannot indulge in its presence."
"When did I indulge?"
"Yesterday, when you became green in the water."
"I did not indulge. I thought, it was a very important moment and I told you, what was happening to me."
"Who are you to think or decide, what is important? You know nothing about the forces, you're tapping (running into). The Spirit of the Water Hole exists out there and could have helped you; in fact, it was helping you, until you flubbed (ruin) it. Now I don't know, what will be the outcome of your doings. You have succumbed
(gave in, gave up) to the force of the Water-Hole Spirit and now it can take you any time."
"Was it wrong to look at myself, turning green?"
"You abandoned yourself. You willed to abandon yourself. That was wrong. I have told you this already and I will repeat it again. You can survive in the world of a brujo only, if you are a warrior. A warrior treats everything with respect and does not trample (treat ruthlessly, stamp upon) on anything, unless he has to. You did not treat the water with respect yesterday. Usually you behave very well. However, yesterday you abandoned yourself to your death, like a god-damned fool. A warrior does not abandon himself to anything, not even to his death. A warrior is not a willing partner; a warrior is not available, and if he involves himself with something, you can be sure, that he is aware of, what he is doing." I did not know, what to say. Don Juan was almost angry. That disturbed me. Don Juan had rarely behaved in such a way with me. I told him, that I truly had no idea, I was doing something wrong. After some minutes of tense silence he took off his hat, smiled and told me, that I had gained control over my indulging self. He stressed, that I had to avoid water and keep it from touching the surface of my body for three or four months.
"I don't think, I could go without taking a shower," I said. Don Juan laughed, until tears rolled down his cheeks. "You can't go without a shower! At times, you're so weak, I think, you're putting me on. But it is not a joke. At times you really have no control and the forces, of your life, take you freely." I raised the point, that it was humanly impossible to be controlled at all times. He maintained, that for a warrior there was nothing out of control. I brought up the idea of accidents and said, that what happened to me, at the water canal, could certainly be classed as an accident, since I neither meant it, nor was I aware of my improper behavior. I talked about different people, who had misfortunes, that could be explained as accidents; I talked especially about Lucas, a very fine old Yaqui man, who had suffered a serious injury, when the truck, he was driving, overturned.
"It seems to me, it is impossible to avoid accidents," I said. "No man can control everything around him."
"True," don Juan said cuttingly. "But not everything is an unavoidable accident. Lucas doesn't live like a warrior. If he did, he'd know, that he is waiting and what he is waiting for; and he wouldn't have driven that truck, while he was drunk. He crashed against the rock side of the road, because he was drunk and mangled (mutilated, disfigured) his body for nothing.
188-189
Life for a warrior is an exercise in strategy," don Juan went on. "But you want to find the meaning of life. A warrior doesn't care about meanings. If Lucas lived like a warrior—and he had a chance to, as we all have a chance to—he would set his life strategically. Thus, if he couldn't avoid an accident, that crushed his ribs, he would have found means to offset that handicap, or avoid its consequences, or battle against them. If Lucas were a warrior, he wouldn't be sitting in his dingy house, dying of starvation. He would be battling to the end." I posed an alternative to don Juan, using him as an example, and asked him, what would be the outcome, if he himself were to be involved in an accident, that severed his legs. "If I cannot help it, and lose my legs," he said, "I won't be able to be a man any more, so I will join that, which is waiting for me out there." He made a sweeping gesture with his hand, to point all around him. I argued, that he had misunderstood me. I had meant to point out, that it was impossible for any single individual to foresee all the variables, involved in his day-to-day actions. "All I can say to you," don Juan said, "is that a warrior is never available; never is he standing on the road, waiting to be clobbered (maul, strike violently and repeatedly). Thus he cuts to a minimum his chances of the unforeseen. What you call accidents are, most of the time, very easy to avoid, except for fools, who are living helter-skelter."
"It is not possible to live strategically all the time," I said. "Imagine, that someone is waiting for you with a powerful rifle with a telescopic sight; he could spot you accurately five hundred yards away. What would you do?" Don Juan looked at me with an air of disbelief and then broke into laughter. "What would you do?"
I urged him.
"If someone is waiting for me with a rifle with a telescopic sight?" he said, obviously mocking me.
"If someone is hiding out of sight, waiting for you. You won't have a chance. You can't stop a bullet."
"No. I can't. But I still don't understand your point."
"My point is, that all your strategy cannot be of any help in a situation like that."
"Oh, but it can. If someone is waiting for me with a powerful rifle with a telescopic sight, I simply will not come around."
190-191
My next attempt at "Seeing" took place on September 3, 1969. Don Juan made me smoke two bowls of the mixture. The immediate effects were identical to those,
I had experienced during previous attempts. I remember, that when my body was thoroughly numb, don Juan held me by my right armpit and made me walk into the thick desert chaparral, that grows for miles around his house. I cannot recollect, what I or don Juan did, after we entered the brush, nor can I recall, how long we walked; at a certain moment I found, I was sitting on top of a small hill. Don Juan was sitting on my left side, touching me. I could not feel him, but I could see him with the corner of my eye. I had the feeling, that he had been talking to me, although I could not remember his words. Yet I felt, I knew exactly, what he had said, in spite of the fact, that I could not bring it back into my clear memory. I had the sensation, that his words were like the cars of a train, which was moving away and his last word was like a square caboose. I knew, what that last word was, but I could not say it or think clearly about it. It was a state of half wakefulness with a dreamlike image of a train of words. Then very faintly I heard don Juan's voice, talking to me.
"Now you must look at me," he said, as he turned my head to face him. He repeated the statement three or four times. I looked and detected right away the same glowing effect, I had perceived twice before, while looking at his face; it was a mesmerizing movement, an undulatory (movement in waves) shift of light within contained areas. There were no definite boundaries to those areas, and yet the waving light never spilled over, but moved within invisible limits. I scanned the glowing object in front of me and immediately it started to lose its glow and the familiar features of don Juan's face emerged, or rather became superimposed on the fading glow. I must have then focused my gaze again; don Juan's features faded and the glow intensified. I had placed my attention on an area, which must have been his left eye. I noticed, that there the movement of the glow was not contained. I detected something, perhaps, resembling explosions of sparks. The explosions were rhythmical and actually sent out something like particles of light, that flew out with apparent force toward me and then retreated, as if they were rubber fibers. Don Juan must have turned my head around. Suddenly I found myself, looking at a plowed field.
"Now look ahead," I heard don Juan saying. In front of me, perhaps two hundred yards away, was a large, long hill; its entire slope had been plowed. Horizontal furrows ran parallel to each other from the bottom to the very top of the hill. I noticed, that in the plowed field there were quantities of small rocks and three huge boulders, that interrupted the lineality of the furrows. There were some bushes right in front of me, which prevented me from observing the details of a ravine or water canyon at the bottom of the hill. From where I was, the canyon appeared as a deep cut, with green vegetation markedly different from the barren hill. The greenness seemed to be trees, that grew in the bottom of the canyon. I felt a breeze, blowing in my eyes. I had a feeling of peace and profound quietness. There were no sounds of birds or insects. Don Juan spoke to me again. It took me a moment to understand, what he was saying.
"Do you See a man in that field?" he kept on asking. I wanted to tell him, that there was no man in that field, but I could not vocalize the words. Don Juan took my head in his hands from behind—I could see his fingers over my eyebrows and on my cheeks—and made me pan (move to follow a moving aim) over the field, moving my head slowly from right to left and then in the opposite direction.
192-193
"Watch every detail. Your life may depend on it," I heard him saying over and over. He made me pan four times over the 180-degree visual horizon in front of me.
At one moment, when he had moved my head to face the extreme left, I thought, I detected something moving in the field. I had a brief perception of movement with the corner of my right eye. He began to shift my head back to my right and I was capable of focusing my gaze on the plowed field. I saw a man walking alongside the furrows. He was a plain man, dressed like a Mexican peasant; he wore sandals, a pair of light gray pants, a long-sleeved beige shirt, and a straw hat, and carried a light brown bag with a strap over his right shoulder. Don Juan must have noticed, that I had Seen the man. He asked me repeatedly, if the man was looking at me or if he was coming toward me. I wanted to tell him, that the man was walking away and that his back was turned to me, but I could only say, "No." Don Juan said, that if the man turned and came to me, I should yell, and he would turn my head away, in order to protect me. I had no sense of fear or apprehension or involvement.
I coldly watched the scene. The man stopped walking at the middle of the field. He stood with his right foot on a ledge of a large round boulder, as if he were tying his sandal. Then he straightened up, pulled a string from his bag, and wrapped it around his left hand. He turned his back to me and, facing the top of the hill, began scanning the area in front of him. I thought, he was scanning, because of the way he moved his head, which he kept turning slowly to his right; I saw him in profile, and then he began to turn his whole body toward me, until he was looking at me. He actually jerked his head, or moved it in such a way, that I knew beyond a doubt, that he had seen me. He extended his left arm in front of him, pointing to the ground, and, holding his arm in that position, he began to walk toward me.
"He's coming!" I yelled without any difficulty. Don Juan must have turned my head around, for next I was looking at the chaparral. He told me not to gaze, but look "lightly" at things and scan over them. He said, that he was going to stand a short distance in front of me and then walk toward me, and that I should gaze at him, until I Saw his glow. I Saw don Juan moving to a spot perhaps twenty yards away. He walked with such incredible speed and agility, that I could hardly believe, it was don Juan. He turned around, faced me and ordered me to gaze at him. His face was glowing; it looked like a blotch of light. The light seemed to spill over his chest almost to the middle of his body. It was, as if I were looking at a light through my half-closed eyelids. The glow seemed to expand and recede (diminish). He must have begun to walk toward me, because the light became more intense and more discernible. He said something to me. I struggled to understand and lost my view of the glow, and then I Saw don Juan, as I see him in everyday life; he was a couple of feet away from me. He sat down, facing me. As I pinpointed ray attention on his face, I began to perceive a vague glow. Then it was, as if his face were crisscrossed by thin beams of light. Don Juan's face looked, as if someone were shining tiny mirrors on it; as the light became more intense, the face lost its contours and was again an amorphous glowing object. I perceived once more the effect of pulsating explosions of light, emanating from an area, which must have been his left eye. I did not focus my attention on it, but deliberately gazed at an adjacent area, which
I surmised (made a guess) to be his right eye, I caught at once the sight of a clear, transparent pool of light. It was a liquid light. I noticed, that perceiving was more, than sighting; it was feeling. The pool of dark, liquid light had an extraordinary depth. It was "friendly," "kind." The light, that emanated from it, did not explode, but whirled slowly inward, creating exquisite reflections. The glow had a very lovely and delicate way of touching me, of soothing me, which gave me a sensation of exquisiteness. I saw a symmetrical ring of brilliant dashes (quick stroke, rush) of light, that expanded rhythmically on the vertical plain of the glowing area. The ring expanded to cover nearly all the glowing surface and then contracted to a point of light in the middle of the brilliant pool. I saw the ring expanding and contracting several times.
194-195
Then I deliberately moved back without losing my gaze and was capable of Seeing both eyes. I distinguished the rhythm of both types of light explosions. The left eye sent out dashes of tight (compact), that actually protruded out of the vertical plain, while the right eye sent out dashes, that radiated without protruding. The rhythm of the two eyes was alternating, the light of the left eye exploded outward, while the radiating light beams of the right eye contracted and whirled inward. Then the light of the right eye extended to cover the whole glowing surface, while the exploding light of the left eye receded (diminished). Don Juan must have turned me around once more, for I was again looking at the plowed field. I heard him telling me to watch the man. The man was standing by the boulder, looking at me. I could not distinguish his features; his hat covered most of his face. After a moment he tucked his bag under his right arm and began to walk away toward my right. He walked almost to the end of the plowed area, changed direction, and took a few steps toward the gully. Then I lost control of my focusing and he vanished and so did the total scenery. The image of the desert shrubs became superimposed on it. I do not recollect, how I returned to don Juan's house, nor do I remember, what he did to me to "bring me back." When I woke up, I was lying on my straw mat in don Juan's room. He came to my side and helped me up. I was dizzy; my stomach was upset. Don Juan in a very quick and efficient manner dragged me to the shrubs at the side of his house. I got sick and he laughed. Afterwards I felt better. I looked at my watch; it was eleven P.M. I went back to sleep and by one o'clock the next afternoon I thought, I was myself again. Don Juan kept asking me, how I felt. I had the sensation of being absent-minded. I could not really concentrate. I walked around the house for a while under don Juan's close scrutiny.
He followed me around. I felt, there was nothing to do and I went back to sleep. I woke up in the late afternoon, feeling much better. I found a great many mashed leaves around me. In fact, when I woke up, I was lying on my stomach on top of a pile of leaves. Their scent was very strong. I remember becoming aware of the scent, before I fully woke up. I wandered to the back and found don Juan sitting by the irrigation ditch. When he saw me approaching, he made frantic gestures to make me stop and go back into the house. "Run inside!" he yelled. I ran into the house and he joined me a while later. "Don't ever come after me," he said.
"If you want to see me, wait for me here." I apologized. He told me not to waste myself in silly apologies, which did not have the power to cancel my acts. He said, that he had had a very difficult time, bringing me back and, that he had been interceding (act as mediator) for me at the water. "We have to take a chance now and wash you in the water," he said. I assured him, I felt fine. He gazed into my eyes for a long time. "Come with me," he said. "I'm going to put you in the water."
"I'm fine," I said. "Look, I'm taking notes."
He pulled me up from my mat with considerable force. "Don't indulge!" he said. "In no time at all, you will fall asleep again. Maybe I won't be able to wake you up this time." We ran to the back of his house. Before we reached the water, he told me, in a most dramatic tone, to shut my eyes tight and not open them, until he said to. He told me, that if I gazed at the water even for an instant, I might die. He led me by the hand and dunked me into the irrigation ditch head first. I kept my eyes shut, as he went on submerging and pulling me out of the water for hours. The change, I experienced, was remarkable. Whatever was wrong with me, before I entered the water, was so subtle, that I did not really notice it, until I compared it with the feeling of well-being and alertness I had, while don Juan kept me in the irrigation canal. Water got into my nose and I began to sneeze. Don Juan pulled me out and led me, with my eyes still closed, into the house. He made me change my clothes and then guided me into his room, had me sit down on my mat, arranged the direction of my body, and then told me to open my eyes.
196-197
I opened them and, what I saw, caused me to jump back and grab onto his leg. I experienced a tremendously confusing moment. Don Juan rapped me with his knuckles on the very top of my head. It was a quick blow, which was not hard or painful, but somehow shocking. "What is the matter with you? What did you see?" he asked. Upon opening my eyes, I had Seen the same scene, I had watched before. I had Seen the same man. This time, however, he was almost touching me.
I saw his face. There was an air of familiarity about it. I almost knew, who he was. The scene vanished, when don Juan hit me on the head. I looked up at don Juan. He had his hand ready to hit me again. He laughed and asked, if I would like to get another blow. I let go of his leg and relaxed on my mat. He ordered me to look straight ahead and not to turn around for any reason in the direction of the water at the back of his house. I then noticed for the first time, that it was pitch black in the room. For a moment, I was not sure, whether I had my eyes open. I touched them with my hands to make sure. I called don Juan loudly and told him, something was wrong with my eyes; I could not see at all, while a moment before, I had seen him ready to hit me. I heard his laughter over my head to my right, and then he lit his kerosene lantern. My eyes adapted to the light in a matter of seconds. Everything was, as it always had been: the wattle-and-daub walls of the room and the strangely contorted, dry medicinal roots hanging on them; the bundles of herbs; the thatched roof; the kerosene lantern hanging from a beam. I had seen the room hundreds of times, yet this time there was something unique about it and about myself. This was the first time I did not believe in the final "reality" of my perception. I had been edging toward that feeling and I had perhaps intellectualized it at various times, but never had I been at the brink of a serious doubt. This time, however,
I did not believe the room was "real," and for a moment I had the strange sensation, that it was a scene, which would vanish, if don Juan rapped me on top of my head with his knuckles. I began to shiver without being cold. Nervous spasms ran down my spine. My head felt heavy, especially in the area right above my neck.
I complained, that I did not feel well and told him, what I had seen. He laughed at me, saying, that to succumb (gave in, gave up) to fright was a miserable indulgence.
"You're frightened without being afraid," he said. "You Saw the ally, staring at you, big deal. Wait until you have him face to face, before you shit in your pants."
He told me to get up and walk to my car without turning around in the direction of the water, and to wait for him, while he got a rope and a shovel. He made me drive to a place, where we had found a tree stump. We proceeded to dig it out in the darkness. I worked terribly hard for hours. We did not get the stump out, but I felt much better. We went back to his house, ate and things were again perfectly "real" and commonplace.
"What happened to me?" I asked. "What did I do yesterday?"
"You smoked me and then you smoked an ally," he said.
"I beg your pardon?"
Don Juan laughed and said, that next, I was going to demand, that he start telling me everything from the beginning.
"You smoked me," he repeated. "You gazed into my face, into my eyes. You Saw the lights, that mark a man's face. I am a sorcerer, you Saw that in my eyes.
You did not know that, though, because this is the first time you've done it. The eyes of men are not all alike. You will soon find that out. Then you smoked an ally."
"Do you mean the man in the field?"
"That was not a man, that was an ally, beckoning (inviting) you."
"Where did we go? Where were we, when I saw that man, I mean that ally?"
Don Juan made a gesture with his chin to point out an area in front of his house and said, that he had taken me to the top of a small hill. I said, that the scenery, I had viewed, had nothing to do with the desert chaparral around his house and he replied, that the ally, that had "beckoned" (invited) me, was not from the surroundings.
"Where is it from?"
"I'll take you there very soon."
198-199
"What is the meaning of my vision?"
"You were learning to See, that was all; but now you are about to lose your pants, because you indulge; you have abandoned yourself to your fright. Maybe you should describe everything you Saw." When I started to describe the way his own face had appeared to me, he made me stop and said, that it was of no importance whatsoever, I told him, that I had almost Seen him as a "luminous egg." He said, that "almost" was not enough and that Seeing was going to take me a great deal of time and work. He was interested in the scene of the plowed field, and in every detail, I could remember, about the man. "That ally was beckoning (inviting) you,"
he said, "I made you move your head, when he came to you, not because he was endangering you, but because it is better to wait. You are not in a hurry. A warrior is never idle and never in a hurry. To meet an ally, without being prepared, is like attacking a lion with your farts." I liked the metaphor. We had a delightful moment of laughter.
"What would've happened, if you hadn't moved my head?"
"You would've had to move your head yourself."
"And if I didn't?"
"The ally would have come to you and scared you stiff. If you had been alone, he might have killed you. It is not advisable for you to be alone in the mountains or the desert, until you can defend yourself. An ally might catch you alone there and make mincemeat out of you."
"What was the meaning of the acts, he performed?"
"By looking at you, he meant, he welcomes you. He showed you, that you need a spirit catcher and a pouch, but not from this area; his bag was from another part of the country. You have three stumbling blocks in your way, that make you stop; those were the boulders. And you definitely are going to get your best powers in water canyons and gullies; the ally pointed out the gully to you. The rest of the scene was meant to help you locate the exact place to find him. I know now, where the place is. I will take you there very soon."
"Do you mean, that the scenery I saw, really exists?
"Of course."
"Where?"
"I cannot tell you that."
"How would I find that area?"
"I cannot tell you that either, and not because I don't want to, but because I simply don't know, how to tell you." I wanted to know the meaning of Seeing the same scene, while I was in his room. Don Juan laughed and imitated me holding onto his leg. "That was a reaffirmation, that the ally wants you," he said. "He made sure you or I knew, that he was welcoming you."
"What about the face I Saw?"
"It is a familiar face to you, because you know him. You have Seen it before. Maybe it is the face of your death. You got frightened, but that was your carelessness.
He was waiting for you and when he showed up, you succumbed (gave in, gave up) to fright. Fortunately I was there to hit you or he would've turned against you, which would have been only proper. To meet an ally, a man must be a spotless warrior or the ally may turn against him and destroy him." Don Juan dissuaded me from going back to Los Angeles the next morning. Apparently he thought, I still had not totally recovered. He insisted, that I sit inside his room, facing the southeast, in order to preserve my strength. He sat to my left, handed me my notebook, and said, that this time I had him pinned down; he not only had to stay with me, he also had to talk to me. "I have to take you to the water again in the twilight," he said. "You're not solid yet and you shouldn't be alone today. I'll keep you company all morning; in the afternoon you'll be in better shape." His concern made me feel very apprehensive.
"What's wrong with me?" I asked.
"You've tapped (found) an ally."
"What do you mean by that?"
"We must not talk about allies today. Let us talk about anything else." I really did not want to talk at all. I had begun to feel anxious and restless.
200-201
Don Juan apparently found the situation utterly ludicrous (absurd); he laughed till the tears came. "Don't tell me, that at a time, when you should talk, you are not going to find anything to say," he said, his eyes shining with a mischievous glint. His mood was very soothing to me. There was only one topic, that interested me at that moment: the ally. His face was so familiar; it was not, as if I knew him or as if I had seen him before. It was something else. Every time I began to think about his face, my mind experienced a bombardment of other thoughts, as if some part of myself knew the secret, but did not allow the rest of me to come close to it. The sensation of the ally's face, being familiar, was so eerie, that it had forced me into a state of morbid melancholy. Don Juan had said, that it might have been the face of my death. I think, that statement had clinched (settle definately) me. I wanted desperately to ask about it and I had the clear sensation, that don Juan was holding me back. I took a couple of deep breaths and blurted out a question.
"What is death, don Juan?"
"I don't know," he said, smiling.

"I mean, how would you describe death? I want your opinions. I think, everybody has definite opinions about death."
"I don't know, what you're talking about." I had the Tibetan Book of the Dead in the trunk of my car. It occurred to me to use it, as a topic of conversation, since it dealt with death. I said, I was going to read it to him and began to get up. He made me sit down, went out and got the book himself. "The morning is a bad time for sorcerers," he said, as an explanation for my having to stay put. "You're too weak to leave my room. Inside here you are protected. If you were to wander off now, chances are, that you would find a terrible disaster. An ally could kill you on the road or in the bush, and later on, when they found your body, they would say, that you had either died mysteriously or had an accident."
I was in no position or mood to question his decisions, so I stayed put nearly all morning, reading and explaining some parts of the book to him. He listened attentively and did not interrupt me at all. Twice I had to stop for short periods of time, while he brought some water and food, but as soon, as he was free again,
he urged me to continue reading. He seemed to be very interested. When I finished he looked at me. "I don't understand, why those people talk about death, as if death were like life," he said softly.

"Maybe, that's the way they understand it. Do you think the Tibetans See?"
"Hardly. When a man learns to See, not a single thing, he knows, prevails (be the same or be current). Not a single one. If the Tibetans could See, they could tell right away, that not a single thing is any longer the same. Once we See, nothing is known; nothing remains, as we used to know it, when we didn't See."
"Perhaps, don Juan, Seeing is not the same for everyone."
"True. It's not the same. Still, that does not mean, that the meanings of life prevail (be the same or current). When one learns to See, not a single thing is the same."
"Tibetans obviously think, that death is like life. What do you think death is like, yourself?" I asked.
"I don't think death is like anything, and I think the Tibetans must be talking about something else. At any rate, what they're talking about is not death."
"What do you think, they're talking about?"
"Maybe you can tell me that. You're the one, who reads." I tried to say something else, but he began to laugh. "Perhaps the Tibetans really See," don Juan went on, "in which case they must have realized, that what they See, makes no sense at all and they wrote that bunch of crap, because it doesn't make any difference to them; in which case, what they wrote, is not crap at all."
"I really don't care about, what the Tibetans have to say," I said, "but I certainly care about, what you have to say. I would like to hear, what you think about death."
He stared at me for an instant and then giggled. He opened his eyes and raised his eyebrows in a comical gesture of surprise. "Death is a whorl (curl, coil, convolution)," he said. "Death is the face of the ally; death is a shiny cloud over the horizon; death is the whisper of Mescalito in your ears; death is me talking;

202-203

death is the toothless mouth of the guardian; death is Genaro sitting on his head; death is you and your writing pad; death is nothing. Nothing! It is here, yet it isn't here at all." Don Juan laughed with great delight. His laughter was like a song, it had a sort of dancing rhythm. "I make no sense, huh?" don Juan said. "I cannot tell you, what death is like. But perhaps I could tell you, about your own death. There is no way of knowing, what it will be like for sure; however, I could tell you, what it may be like." I became frightened at that point and argued, that I only wanted to know, what death appeared to be like to him; I emphasized, that I was interested in his opinions about death in a general sense, but did not care to know about the particulars of anybody's personal death, especially my own. "I can't talk about death except in personal terms," he said. "You wanted me to tell you about death. All right ! Then don't be afraid of hearing about your own death."
I admitted, that I was too nervous to talk about it. I said, that I wanted to talk about death in general terms, as he himself had done, when he told me, that at the time of his son Eulalio's death, life and death, mixed like a fog of crystals. "I told you, that my son's life expanded at the time of his personal death," he said. "I was not talking about death in general, but about my son's death. Death, whatever it is, made his life expand." I definitely wanted to steer the conversation out of the realm of particulars, and mentioned, that I had been reading accounts of people, who had died for several minutes and had been revived through medical techniques. In all the cases I had read, the persons involved had made statements, upon reviving, that they could not recollect anything at all; that dying was simply a sensation of blacking out. "That's perfectly understandable," he said. "Death has two stages. The first is a blackout.

It is a meaningless stage, very similar to the first effect of Mescalito, in which one experiences a lightness, that makes one feel happy, complete, and that everything, in the world, is at ease. But that is only a shallow state; it soon vanishes and one enters a new realm, a realm of harshness and power. That second stage is the real encounter with Mescalito. Death is very much like this. The first stage is a shallow blackout. The second, however, is the real stage, where one meets with death; it is a brief moment, after the first blackout, when we find, that we are, somehow, ourselves again. It is then, that death smashes against us with quiet fury and power, until it dissolves our lives into nothing."

"How can you be sure, that you are talking about death?"
"I have my ally. The little smoke has shown me my unmistakable death with great clarity. This is why I can only talk about personal death." Don Juan's words caused me a profound apprehension and a dramatic ambivalence (simultaneous existence of conflicting feelings). I had a feeling, he was going to describe the overt, commonplace details of my death and tell me how or when I was going to die. The mere thought of knowing that, made me despair and at the same time provoked my curiosity. I could have asked him to describe his own death, of course, but I felt, that such a request would be rather rude and I ruled it out automatically. Don Juan seemed to be enjoying my conflict. His body convulsed with laughter. "Do you want to know, what your death may be like?" he asked me with childlike delight in his face. I found his mischievous pleasure in teasing me rather comforting. It almost took the edge off my apprehension.

"O.K., tell me," I said, and my voice cracked. He had a formidable explosion of laughter. He held his stomach and rolled on his side and mockingly repeated:
" 'O.K., tell me,'" with a crack in his voice. Then he straightened out and sat down, assuming a feigned (pretend, fictitious) stiffness, and in a tremulous (trembling, vibrating) voice he said: "The second stage of your death may very well be as follows." His eyes examined me with apparently genuine curiosity. I laughed. I clearly realized, that his making fun was the only device, that could dull the edge of the idea of one's death. "You drive a great deal," he went on saying, "so you may find yourself, at a given moment, behind the wheel again.

204-205
It will be a very fast sensation, that won't give you time to think. Suddenly, let's say, you would find yourself driving, as you have done thousands of times. But before you could wonder about yourself, you would notice a strange formation in front of your windshield. If you looked closer, you'd realize, that it is a cloud, that looks like a shiny whorl (curl, coil, convolution). It would resemble, let's say, a face, right in the middle of the sky in front of you. As you watched it, you would see it moving backward, until it was only a brilliant point in the distance, and then you would notice, that it began moving toward you again; it would pick up speed and in a blink of an eye it would smash against the windshield of your car. You are strong; I'm sure, it would take death a couple of whams (thud, forceful blow) to get you.
"By then you would know, where you were and what was happening to you; the face would recede (diminish) again to a position on the horizon, would pick up speed and smash against you. The face would enter inside you and then you'd know—it was the ally's face all the time, or it was me talking, or you writing. Death was nothing all the time. Nothing. It was a little dot, lost in the sheets of your notebook. And yet it would enter inside you with uncontrollable force and would make you expand; it would make you flat and extend you over the sky, the Earth and beyond. And you would be like a fog of tiny crystals, moving, moving away."
I was very taken by his description of my death. I had expected to hear something so different. I could not say anything for a long time. "Death enters through the belly," he continued. "Right through the gap of the Will. That area is the most important and sensitive part of man. It is the area of the Will and also the area, through which all of us die. I know it, because my ally has guided me to that stage. A sorcerer tunes his Will, by letting his death overtake him, and when he is fiat and begins to expand, his impeccable Will takes over and assembles the fog into one person again."
Don Juan made a strange gesture. He opened his hands like two fans, lifted them to the level of his elbows, turned them, until his thumbs were touching his sides, and then brought them slowly together at the center of his body over his navel. He kept them there for a moment. His arms shivered with the strain. Then he brought them up, until the tips of his middle fingers touched his forehead, and then pulled them down in the same position to the center of his body. It was a formidable gesture. Don Juan had performed it with such force and beauty, that I was spellbound.
"It is his Will, which assembles a sorcerer," he said, "but, as his old age makes him feeble, his Will wanes (declines) and a moment unavoidably comes, when he is no longer capable of commanding his Will. He then has nothing, with which to oppose the silent force of his death, and his life becomes like the lives of all his fellow men, an expanding fog moving beyond its limits." Don Juan stared at me and stood up. I was shivering. "You can go to the bushes now," he said. "It is afternoon."
I needed to go, but I did not dare. I felt perhaps more jumpy, than afraid. However, I was no longer apprehensive about the ally. Don Juan said, that it did not matter how I felt as long, as I was "solid." He assured me, I was in perfect shape and could safely go into the bushes as long, as I did not get close to the water. "That is another matter," he said. "I need to wash you once more, so stay away from the water."
Later on he wanted me to drive him to the nearby town. I mentioned, that driving would be a welcome change for me, because I was still shaky; the idea, that a sorcerer actually played with his death, was quite gruesome to me. "To be a sorcerer is a terrible burden," he said in a reassuring tone. "I've told you, that it is much better to learn to See. A man, who Sees, is everything; in comparison, the sorcerer is a sad fellow."
"What is sorcery, don Juan?"
He looked at me for a long time, as he shook his head almost imperceptibly. "Sorcery is to apply one's Will to a key joint," he said. "Sorcery is interference.
206-207
A sorcerer searches and finds the key joint of anything, he wants to affect, and then he applies his Will to it. A sorcerer doesn't have to See to be a sorcerer, all
he has to know, is how to use his Will." I asked him to explain, what he meant by a key joint. He thought for a while and then he said, that he knew, what my car was.
"It's obviously a machine," I said.
"I mean your car is the spark plugs. That's its key joint for me. I can apply my Will to it and your car won't work." Don Juan got into my car and sat down. He beckoned (invited) me to do likewise, as he made himself comfortable on the seat. "Watch what I do," he said. "I'm a crow, so first, I'll make my feathers loose." He shivered (trembling, chilling) his entire body. His movement reminded me of a sparrow, wetting its feathers in a puddle. He lowered his head like a bird, dipping its beak into the water. "That feels really good," he said, and began to laugh. His laughter was strange. It had a very peculiar mesmerizing effect on me. I recollected, having heard him laugh in that manner many times before. Perhaps the reason, I had never become overtly aware of it, was, that he had never laughed like that long enough in my presence. "A crow loosens its neck next," he said, and began twisting his neck and rubbing his cheeks on his shoulders." Then he looks at the world with one eye and then with the other." His head shook, as he allegedly shifted his view of the world from one eye to the other. The pitch of his laughter became higher. I had the absurd feeling, that he was going to turn into a crow in front of my eyes. I wanted to laugh it off, but I was almost paralyzed. I actually felt some kind of enveloping force around me. I was not afraid, nor was I dizzy or sleepy. My faculties were unimpaired, to the best of my judgment. "Turn on your car now," don Juan said.
I turned on the starter and automatically stepped on the gas pedal. The starter began to grind, without igniting the engine. Don Juan's laughter was a soft, rhythmical cackle (shrill, brittle laughter like hen). I tried it again; and again. I spent perhaps ten minutes grinding the starter of my car. Don Juan cackled (shrill, brittle laughter like hen) all that time. Then I gave up and sat there with a heavy head. He stopped laughing, scrutinized me and, I "knew" then, that his laughter had forced me into a sort of hypnotic trance. Although I had been thoroughly aware of, what was taking place, I felt, I was not myself. During the time I could not start my car, I was very docile, almost numb. It was, as if don Juan was not only doing something to my car, but also to me. When he stopped cackling, I was convinced, the spell was over, and impetuously (impulse, rushing with violence) I turned on the starter again. I had the certainty, don Juan had only mesmerized me with his laughter and made me believe, I could not start my car. With the corner of my eye I saw him looking curiously at me, as I ground the motor and pumped the gas furiously. Don Juan patted me gently and said, that fury would make me "solid" and perhaps, I would not need to be washed in the water again. The more furious I could get, the quicker I could recover from my encounter with the ally. "Don't be embarrassed," I heard don Juan saying. "Kick the car." His natural everyday laughter exploded, and I felt ridiculous and laughed sheepishly. After a while don Juan said, he had released the car. It started !
208-209
September 28, 1969. There was something eerie about don Juan's house. For a moment I thought he was hiding somewhere around the place to scare me. I called out to him and then gathered enough nerve to walk inside. Don Juan was not there. I put the two bags of groceries I had brought on a pile of firewood and sat down to wait for him, as I had done dozens of times before. But for the first time in my years of associating with don Juan I was afraid to stay alone in his house. I felt a presence, as if someone invisible was there with me. I remembered then, that years before, I had had the same vague feeling, that something unknown was prowling around me, when I was alone. I jumped to my feet and ran out of the house. I had come to see don Juan to tell him, that the cumulative effect of the task of "Seeing" was taking its toll on me. I had begun to feel uneasy; vaguely apprehensive without any overt reason; tired without being fatigued. Then my reaction, at being alone in don Juan's house, brought back the total memory of how my fear had built up in the past. The fear traced back to years before, when don Juan had forced the very strange confrontation between a sorceress, a woman he called "la Catalina," and me. It began on November 23, 1961, when I found him in his house with a dislocated ankle. He explained, that he had an enemy, a sorceress, who could turn into a blackbird and, who had attempted to kill him.
"As soon, as I can walk, I'm going to show you, who the woman is," don Juan said. "You must know, who she is."
"Why does she want to kill you?"
He shrugged his shoulders impatiently and refused to say anything else. I came back to see him ten days later and found him perfectly well. He rotated his ankle to demonstrate to me, that it was fine and attributed his prompt recovery to the nature of the cast, he himself had made. "It's good you're here," he said. "Today I'm going to take you on a little journey." He then directed me to drive to a desolate area. We stopped there; don Juan stretched his legs and made himself comfortable on the seat, as if he were going to take a nap. He told me to relax and remain very quiet; he said, we had to be as inconspicuous (instability, not readily noticeable), as possible, until nightfall, because the late afternoon was a very dangerous time for the business, we were pursuing.
"What kind of business are we pursuing?" I asked.
"We are here to stake out (keep secret watch) la Catalina," he said. When it was fairly dark, we slid out of the car and walked very slowly and noiselessly into the desert chaparral. From the place, where we stopped, I could distinguish the black silhouette of the hills on both sides. We were in a flat, fairly wide canyon. Don Juan gave me detailed instructions on how to stay, merged with the chaparral, and taught me a way to sit "in vigil (watch during sleeping hours)," as he called it. He told me to tuck my right leg under my left thigh and keep my left leg in a squat position. He explained, that the tucked leg was used as a spring, in order to stand up with great speed, if it were necessary. He then told me to sit facing the west, because that was the direction of the woman's house. He sat next to me, to my right, and told me in a whisper to keep my eyes focused on the ground, searching, or rather, waiting, for a sort of wind wave, that would make a ripple in the bushes. Whenever the ripple touched the bushes, on which I had focused my gaze, I was supposed to look up and see the sorceress in all her "magnificent evil splendor." Don Juan actually used those words.
210-211
When I asked him to explain, what he meant, he said, that if I detected a ripple, I simply had to look up and see for myself, because "a sorcerer in flight" was such a unique sight, that it defied explanations. There was a fairly steady wind and I thought, I detected a ripple in the bushes many times. I looked up each time, prepared to have a transcendental (mystical) experience, but I did not see anything. Every time the wind blew the bushes, don Juan would kick the ground vigorously, whirling around, moving his arms, as if they were whips. The strength of his movements was extraordinary. After a few failures to see the sorceress "in flight" I was sure,
I was not going to witness any transcendental (mystical) event, yet don Juan's display of "power" was so exquisite, that I did not mind spending the night there.
At daybreak don Juan sat down by me. He seemed to be totally exhausted. He could hardly move. He lay down on his back and mumbled, that he had failed to "pierce the woman." I was very intrigued by that statement; he repeated it several times and each time his tone became more downhearted, more desperate.
I began to experience an unusual anxiety. I found it very easy to project my feelings into don Juan's mood. Don Juan did not mention anything about the incident or the woman for several months. I thought, he had either forgotten or resolved the whole affair. One day, however, I found him in a very agitated mood, and in a manner, that was completely incongruous (inharmonious, incompatible with surroundings) with his natural calmness. He told me, that the "blackbird" had stood in front of him the night before, almost touching him, and that he had not even awakened. The woman's artfulness was so great, that he had not felt her presence at all. He said, his good fortune was to wake up in the nick of time, to stage a horrendous fight for his life. Don Juan's tone of voice was moving, almost pathetic. I felt an overwhelming surge of compassion and concern. In a somber and dramatic tone he reaffirmed, that he had no way to stop her and, that the next time, she came near him, was going to be his last day on Earth. I became despondent (dishearted, dejected) and was nearly in tears. Don Juan seemed to notice my profound concern and laughed, I thought, bravely. He patted me on the back and said, that I should not worry, that he was not altogether lost yet, because he had one last card, a trump card.
"A warrior lives strategically," he said, smiling. "A warrior never carries loads, he cannot handle." Don Juan's smile had the power to dispel (dispense, scatter) the ominous clouds of doom. I suddenly felt elated and we both laughed. He patted my head. "You know, of all the things on this Earth, you are my last card," he said abruptly, looking straight into my eyes."
What?"
"You are my trump card in my fight against that witch." I did not understand, what he meant, and he explained, that the woman did not know me and, that if I played my hand, as he would direct me, I had a better, than good chance to 'pierce her.'"
"What do you mean by 'pierce her'? "
"You cannot kill her, but you must pierce her like a balloon. If you do that, she'll leave me alone. But don't think about it now. I'll tell you, what to do, when the time comes." Months went by. I had forgotten the incident and was caught by surprise, when I arrived at his house one day; don Juan came out, running, and did not let me get out of my car. "You must leave immediately," he whispered with appalling urgency. "Listen carefully. Buy a shotgun, or get one in any way you can; don't bring me your own gun, do you understand? Get any gun, except your own, and bring it here right away."
"Why do you want a shotgun?"
"Go now!"
I returned with a shotgun. I had not had enough money to buy one, but a friend of mine had given me his old gun. Don Juan did not look at it; he explained, laughing, that he had been abrupt with me, because the blackbird was on the roof of the house and he did not want her to see me. "Finding the blackbird on the roof, gave me the idea, that you could bring a gun and pierce her with it," don Juan said emphatically (positive, striking, definite). "I don't want anything to happen to you, so
I suggested, that you buy the gun or that you get one in any other way.
212-213
You see, you have to destroy the gun after completing the task."
"What kind of task are you talking about?"
"You must attempt to pierce the woman with your shotgun."
He made me clean the gun, by rubbing it with the fresh leaves and stems of a peculiarly scented plant. He himself rubbed two shells and placed them inside the barrels. Then he said, I was to hide in front of his house and wait, until the blackbird landed on the roof and then, after taking careful aim, I was supposed to let go with both barrels. The effect of the surprise, more than the pellets, would pierce the woman, and if I were powerful and determined, I could force her to leave him alone. Thus my aim had to be impeccable and so did my determination to pierce her. "You must scream at the moment you shoot," he said. "It must be a potent and piercing yell." He then piled bundles of bamboo and fire sticks about ten feet away from the ramada of his house. He made me lean against the piles. The position was quite comfortable. I was sort of half-seated; my back was well propped and I had a good view of the roof. He said, it was too early for the witch to be out, and that we had, until dusk, to do all the preparations; he would then pretend, he was locking himself inside the house, in order to attract her and elicit (evoke, bring out something latent) another attack on his person. He told me to relax and find a comfortable position, that I could shoot from, without moving. He made me aim at the roof a couple of times and concluded, that the act, of lifting the gun to my shoulder and taking aim, was too slow and cumbersome. He then built a prop for the gun. He made two deep holes with a pointed iron bar, planted two forked sticks in them, and tied a long pole in between the forks. The structure gave me a shooting support and allowed me to keep the gun aimed at the roof. Don Juan looked at the sky and said, it was time for him to go into the house. He got up and calmly went inside, giving me the final admonition (warning), that my endeavor was not a joke and, that I had to hit the bird with the first shot. After don Juan left, I had a few more minutes of twilight and then it became quite dark. It seemed, as if darkness had been waiting, until I was alone, and suddenly it descended on me. I tried to focus my eyes on the roof, which was silhouetted against the sky; for a while there was enough light on the horizon, so the line of the roof was still visible, but then the sky became black and I could hardly see the house. I kept my eyes focused on the roof for hours without noticing anything at all. I saw a couple of owls flying by toward the north; the span of their wings was quite remarkable and they could not be mistaken for blackbirds. At a given moment, however, I distinctly noticed the black shape of a small bird landing on the roof. It was definitely a bird! My heart began pounding (beating) hard; I felt a buzzing in my ears. I aimed in the dark and pulled both triggers. There was quite a loud explosion. I felt a strong recoil of the gun butt on my shoulder and at the same time I heard a most piercing and horrendous human shriek. It was loud and eerie, and seemed to have come from the roof. I had a moment of total confusion. I then remembered, that don Juan had admonished me to yell, as I shot and I had forgotten to do so. I was thinking of reloading my gun, when don Juan opened the door and came out running. He had his kerosene lantern with him. He appeared to be quite nervous. "I think you got her," he said. "We must find the dead bird now." He brought a ladder and made me climb up and look on the ramada, but I could not find anything there. He climbed up and looked himself for a while, with equally negative results. "Perhaps you have blasted the bird to bits," don Juan said, "in which case we must find at least a feather." We began looking around the ramada first and then around the house. We looked with the light of the lantern, until morning. Then we started looking again all over the area, we had covered during the night. Around 11:00 A.M. don Juan called off our search. He sat down dejected, smiled sheepishly at me, and said, that I had failed to stop his enemy and that now, more than ever before, his life was not worth a hoot, because the woman was doubtlessly irked (annoyed), itching (had desire) to take revenge. "You're safe, though," don Juan said reassuringly. "The woman doesn't know you."
214-215
As I was walking to my car to return home, I asked him, if I had to destroy the shotgun. He said the gun had done nothing and I should give it back to its owner.
I noticed a profound look of despair in don Juan's eyes. I felt so moved by it, that I was about to weep.
"What can I do to help you?" I asked, "There's nothing you can do," don Juan said. We remained silent for a moment. I wanted to leave right away, I felt an oppressive anguish. I was ill at ease.
"Would you really try to help me?" don Juan asked in a childlike tone. I told him again, that my total person was at his disposal, that my affection for him was so profound, I would undertake any kind of action to help him. Don Juan smiled and asked again, if I really meant that, and I vehemently (strong with emotion) reaffirmed my desire to help him. "If you really mean it," he said, "I may have one more chance." He seemed to be delighted. He smiled broadly and clapped his hands several times, the way he always does, when he wants to express a feeling of pleasure. This change of mood was so remarkable, that it also involved me. I suddenly felt, that the oppressive mood, the anguish, had been vanquished (conquer in battle) and life was inexplicably exciting again. Don Juan sat down and I did likewise. He looked at me for a long moment and then proceeded to tell me in a very calm and deliberate manner, that I was, in fact, the only person, who could help him at that moment, and thus he was going to ask me to do something very dangerous and very special. He paused for a moment, as if he wanted a reaffirmation on my part, and I again reiterated (repeat) my firm desire to do anything for him. "I'm going to give you a weapon to pierce her," he said. He took a long object from his pouch and handed it to me. I took it and then examined it. I almost dropped it. "It is a wild boar," he went on, "You must pierce her with it." The object, I was holding, was a dry foreleg of a wild boar. The skin was ugly and the bristles were revolting to the touch. The hoof was intact and its two halves were spread out, as if the leg were stretched. It was an awful-looking thing. It made me feel almost sick to my stomach. He quickly took it back.
"You must ram (strike, drive into) the wild boar right into her navel," don Juan said.
"What?" I said in a feeble voice.
"You must hold the wild boar in your left hand and stab her with it. She is a sorceress and the wild boar will enter her belly and noone in this world, except another sorcerer, will See it stuck in there. This is not an ordinary battle, but an affair of sorcerers. The danger, you will run, is, that if you fail to pierce her, she might strike you dead on the spot, or her companions and relatives will shoot you or knife you. You may, on the other hand, get out without a scratch.
"If you succeed, she will have a hellish time with the wild boar in her body and she will leave me alone." An oppressive anguish enveloped me again. I had a profound affection for don Juan. I admired him. At the time of this startling request, I had already learned to regard his way of life and his knowledge, as a paramount accomplishment. How could anyone let a man, like that, die? And yet how could anyone deliberately risk his life? I became so immersed in my deliberations, I did not notice, that don Juan had stood up and was standing by me, until he patted me on the shoulder. I looked up; he was smiling benevolently. "Whenever you feel, that you really want to help me, you should return," he said, "but not until then. If you come back, I know, what we will have to do. Go now! If you don't want to return, I'll understand that too." I automatically stood up, got into my car, and drove away. Don Juan had actually let me off the hook. I could have left and never returned, but somehow the thought, of being free to leave, did not soothe me. I drove a while longer and then impulsively turned around and drove back to don Juan's house.
He was still sitting underneath his ramada and did not seem surprised to see me. "Sit down," he said. "The clouds in the west are beautiful. It will be dark shortly.

216-217
Sit quietly and let the twilight fill you. Do whatever you want now, but when I tell you, look straight at those shiny clouds and ask the twilight to give you power and calmness." I sat, facing the western clouds for a couple of hours. Don Juan went into the house and stayed inside. When it was getting dark he returned. "The twilight has come," he said. "Stand up! Don't close your eyes, but look straight at the clouds; put your arms up with your hands open, your fingers extended and trot in place." I followed his instructions; I lifted my arms over my head and began trotting. Don Juan came to my side and corrected my movements. He placed the leg of the wild boar against the palm of my left hand and made me hold it with my thumb. He then pulled my arms down, until they pointed to the orange and dark gray clouds over the horizon, toward the west. He extended my fingers like fans and told me not to curl them over the palms of my hands. It was of crucial importance, that I keep my fingers spread, because if I closed them, I would not be asking the twilight for power and calm, but would be menacing it. He also corrected my trotting. He said, it should be peaceful and uniform, as if I were actually running toward the twilight with my extended arms. I could not fall asleep during that night.
It was as if, instead of calming me, the twilight had agitated me into a frenzy.
"I still have so many things, pending in my life," I said. "So many things unresolved."
Don Juan chuckled (laugh quietly or to oneself) softly. "Nothing is pending in the world," he said. "Nothing is finished, yet nothing is unresolved. Go to sleep."
Don Juan's words were strangely soothing.
Around ten o'clock the next morning, don Juan gave me something to eat and then we were on our way. He whispered, that we were going to approach the woman around noon, or before noon, if possible. He said, that the ideal time would have been the early hours of the day, because a witch is always less powerful or less aware in the morning, but she would never leave the protection of her house at those hours. I did not ask any questions. He directed me to the highway and at a certain point he told me to stop and park on the side of the road. He said, we had to wait there. I looked at my watch; it was five minutes to eleven. I yawned repeatedly. I was actually sleepy; my mind wandered around aimlessly. Suddenly, don Juan straightened up and nudged me. I jumped up in my seat. "There she is!" he said. I saw a woman, walking toward the highway on the edge of a cultivated field. She was carrying a basket, looped in her right arm. It was not until then, that
I noticed, we were parked near a crossroads. There were two narrow trails, which ran parallel to both sides of the highway and another, wider and more trafficked trail, that ran perpendicular to the highway; obviously people, who used that trail, had to walk across the paved road. When the woman was still on the dirt road, don Juan told me to get out of the car. "Do it now," he said firmly. I obeyed him. The woman was almost on the highway. I ran and overtook her. I was so close to her, that I felt her clothes on my face. I took the wild boar hoof from under my shirt and thrust it at her. I did not feel any resistance to the blunt (not sharp or pointed) object,
I had in my hand. I saw a fleeting shadow in front of me, like a drape; my head turned to my right and I saw the woman, standing fifty feet away on the opposite side of the road. She was a fairly young, dark woman with a strong, stocky body. She was smiling at me. Her teeth were white and big and her smile was placid. She had closed her eyes halfway, as if to protect them from the wind. She was still holding her basket, looped over her right arm. I then had a moment of unique confusion.
I turned around to look at don Juan. He was making frantic gestures to call me back. I ran back. There were three or four men, coming in a hurry toward me. I got into the car and sped away in the opposite direction.
218-219
I tried to ask don Juan, what had happened, but I could not talk; my ears were bursting with an overwhelming pressure; I felt, that I was choking. He seemed to be pleased and began to laugh. It was, as if my failure did not concern him. I had my hands so tight around the steering wheel, that I could not move them; they were frozen; my arms were rigid and so were my legs. In fact, I could not take my foot off the gas pedal. Don Juan patted me on the back and told me to relax. Little by little the pressure in my ears diminished.
"What happened back there?" I finally asked. He giggled like a child without answering. Then he asked me, if I had noticed the way the woman got out of the way.
He praised her excellent speed. Don Juan's talk seemed so incongruous (inharmonious, incompatible with surroundings), that I could not really follow him.
He praised the woman ! He said her power was impeccable and she was a relentless enemy. I asked don Juan, if he did not mind my failure. I was truly surprised and annoyed at his change of mood. He seemed to be actually glad. He told me to stop. I parked alongside the road. He put his hand on my shoulder and looked piercingly into my eyes.
"Whatever, I have done to you today, was a trick," he said bluntly. "The rule is, that a Man of Knowledge has to trap his apprentice. Today I have trapped you and
I have tricked you into learning." I was dumfounded. I could not arrange my thoughts. Don Juan explained, that the whole involvement with the woman was a trap; that she had never been a threat to him; and that his job was to put me in touch with her, under specific conditions of abandon and power, I had experienced, when
I tried to pierce her. He commended my resolution and called it an Act of Power, which demonstrated to the woman, that I was capable of great exertion (exercise, put into vigorous action). Don Juan said, that even though I was not aware of it, all I did was to show off in front of her. "You could never touch her," he said, "but you showed your claws to her. She knows now, that you're not afraid. You have challenged her. I used her to trick you, because she's powerful, relentless and never forgets. Men are usually too busy to be relentless enemies." I felt a terrible anger. I told him, that one should not play with a person's innermost feelings and loyalties. Don Juan laughed, until tears rolled down his cheeks, and I hated him. I had an overwhelming desire to punch him and leave; there was, however, such a strange rhythm in his laughter, that it kept me almost paralyzed. "Don't be so angry," don Juan said soothingly. Then he said, that his acts had never been a farce, that he also had thrown his life away a long time before, when his own benefactor tricked him, just as he had tricked me. Don Juan said, that his benefactor was a cruel man, who did not think about him the way he, don Juan, thought about me. He added very sternly, that the woman had tested her strength against him and had really tried to kill him. "Now she knows, that I was playing with her," he said, laughing, "and she'll hate you for it. She can't do anything to me, but she will take it out on you. She doesn't know yet how much power you have, so she will come to test you, little by little. Now you have no choice, but to learn, in order to defend yourself, or you will fall prey to that lady. She is no trick." Don Juan reminded me of the way, she had flown away. "Don't be angry," he said. "It was not an ordinary trick. It was the rule." There was something about the way, the woman moved away from me, that was truly maddening. I had witnessed it myself: she had jumped the width of the highway in a flick of an eyelash. I had no way to get out of that certainty. From that moment on, I focused all my attention on that incident, and little by little, I accumulated "proof", that she was actually following me. The final outcome was, that I had to withdraw from the apprenticeship under the pressure of my irrational fear. I came back to don Juan's house hours later, in the early afternoon. He was apparently waiting for me.
220-221
He came up to me, as I got out of my car, and examined me with curious eyes, walking around me a couple of times.
"Why the nervousness?" he asked, before I had time to say anything. I explained, that something had scared me off that morning and, that I had begun to feel something prowling around me, as in the past. Don Juan sat down and seemed to be engulfed in thoughts. His face had an unusually serious expression. He seemed to be tired. I sat by him and arranged my notes. After a very long pause his face brightened up and he smiled. "What you felt this morning was the Spirit of the Water Hole," he said. "I've told you, that you must be prepared for unexpected encounters with those forces. I thought you understood."
"I did."
"Then why the fear?" I could not answer. "That Spirit is on your trail," he said. "It already tapped (found) you in the water. I assure you, it will tap you again and, probably, you won't be prepared and that encounter will be your end." Don Juan's words made me feel genuinely concerned. My feelings were strange, however;
I was concerned, but not afraid. Whatever, was happening to me, had not been able to elicit (evoke, bring out something latent) my old feelings of blind fear.
"What should I do?" I asked.
"You forget too easily," he said. "The path of knowledge is a forced one. In order to learn, we must be spurred (stimulated). In the path of knowledge we are always fighting something, avoiding something, prepared for something; and that something is always inexplicable, greater, more powerful, than us. The inexplicable forces will come to you. Now it is the Spirit of the Water Hole, later on it'll be your own ally, so there is nothing you can do now, but to prepare yourself for the struggle. Years ago la Catalina spurred (stimulated) you, she was only a sorceress, though, and that was a beginner's trick. The world is indeed full of frightening things, and we are helpless creatures, surrounded by forces, that are inexplicable and unbending. The average man, in ignorance, believes, that those forces can be explained or changed; he doesn't really know how to do that, but he expects, that the actions of Humankind will explain them or change them sooner or later. The sorcerer, on the other hand, does not think of explaining or changing them; instead, he learns to use such forces by redirecting himself and adapting to their direction. That's his trick. There is very little to sorcery once you find out its trick. A sorcerer is only slightly better off, than the average man. Sorcery does not help him to live a better life; in fact, I should say, that sorcery hinders him; it makes his life cumbersome, precarious (not stable). By opening himself to knowledge, a sorcerer becomes more vulnerable, than the average man. On the one hand his fellow men hate him and fear him and will strive (exert, struggle against) to end his life; on the other hand, the inexplicable and unbending forces, that surround every one of us, by right of our being alive, are for a sorcerer a source of even greater danger. To be pierced by a fellow man is indeed painful, but nothing in comparison to being touched by an ally. A sorcerer, by opening himself to knowledge, falls prey to such forces and has only one means of balancing himself, his Will; thus he must feel and act like a warrior. I will repeat this once more: Only as a warrior can one survive the path of knowledge. What helps a sorcerer, live a better life, is the strength of being a warrior. It is my commitment to teach you to see. Not because I personally want to do so, but because you were chosen; you were pointed out to me by Mescalito. I am compelled (forced) by my personal desire, however, to teach you to feel and act like a warrior. I personally believe, that to be a warrior is more suitable, than anything else. Therefore I have endeavored to show you those forces, as a sorcerer perceives them, because only under their terrifying impact, can one become a warrior. To See, without first being a warrior, would make you weak; it would give you a false meekness (weakness), a desire to retreat; your body would decay, because you would become indifferent. It is my personal commitment to make you a warrior, so you won't crumble. I have heard you say time and time again, that you are always prepared to die. I don't regard that feeling, as necessary. I think,
it is a useless indulgence. A warrior should be prepared only to battle.
222-223
I have also heard you say, that your parents injured your spirit. I think the spirit of man is something, that can be injured very easily, although not by the same acts you yourself call injurious. I believe, that your parents did injure you by making you indulgent, soft and given to dwelling. The spirit of a warrior is not geared to indulging and complaining, nor is it geared to winning or losing. The spirit of a warrior is geared only to struggle, and every struggle is a warrior's last battle on Earth. Thus the outcome matters very little to him. In his last battle on Earth a warrior lets his spirit flow free and clear. And, as he wages (engaged in) his battle, knowing that his Will is impeccable, a warrior laughs and laughs." I finished writing and looked up. Don Juan was staring at me. He shook his head from side to side and smiled.
"You really write everything?" he asked in an incredulous tone. "Genaro says, that he can never be serious with you, because you're always writing. He's right; how can anyone be serious, if you're always writing?" He chuckled (laugh quietly) and I tried to defend my position. "It doesn't matter," he said, "If you ever learn to See,
I suppose, you must do it your own weird way." He stood up and looked at the sky. It was around noon. He said, there was still time to start on a hunting trip to a place in the mountains.
"What are we going to hunt?" I asked.
"A special animal, either a deer or a wild boar or even a mountain lion." He paused for a moment and then added, "Even an eagle." I stood up and followed him to my car. He said, that this time we were going only to observe and to find out, what animal we had to hunt. He was about to get in my car, when he seemed to remember something. He smiled and said, that the journey had to be postponed, until I had learned something, without which our hunting would be impossible. We went back and sat down again underneath his ramada. There were so many things I wanted to ask, but he did not give me time to say anything, before he spoke again.
"This brings us to the last point, you must know about a warrior," he said. "A warrior selects the items, that make his world.
"The other day when you saw the ally and I had to wash you twice, do you know what was wrong with you?"
"No."
"You had lost your shields."
"What shields? What are you talking about?"
"I said, that a warrior selects the items, that make his world. He selects deliberately, for every item, he chooses, is a shield, that protects him from the onslaughts of the forces, he is striving to use. A warrior would use his shields to protect himself from his ally, for instance. An average man, who is equally surrounded by those inexplicable forces, is oblivious to them, because he has other kinds of special shields to protect himself." He paused and looked at me with a question in his eyes.
I had not understood, what he meant.
"What are those shields?" I insisted.
"What people do," he repeated.
"What do they do?"
"Well, look around. People are busy, doing that which people do. Those are their shields. Whenever a sorcerer has an encounter with any of those inexplicable and unbending forces, we have talked about, his gap opens, making him more susceptible to his death, than he ordinarily is; I've told you, that we die through that gap, therefore, if it is open, one should have his Will ready to fill it; that is, if one is a warrior. If one is not a warrior, like yourself, then one has no other recourse, but to use the activities of daily life, to take one's mind away from the fright of the encounter, and thus to allow one's gap to close. You got angry with me that day, when you met the ally. I made you angry, when I stopped your car and I made you cold, when I dumped you into the water. Having your clothes on, made you even colder. Being angry and cold helped you close your gap and you were protected. At this time in your life, however, you can no longer use those shields as effectively, as an average man.
224-225
You know too much about those forces and now you are finally at the brink of feeling and acting as a warrior. Your old shields are no longer safe."
"What am I supposed to do?"
"Act like a warrior and select the items of your world. You cannot surround yourself with things helter-skelter any longer. I tell you this in a most serious vein (turn of mind). Now for the first time you are not safe in your old way of life."
"What do you mean by selecting the items of my world?"
"A warrior encounters those inexplicable and unbending forces, because he is deliberately seeking them, thus he is always prepared for the encounter. You, on the other hand, are never prepared for it. In fact, if those forces come to you, they will take you by surprise; the fright will open your gap and your life will irresistibly escape through it. The first thing you must do, then, is be prepared. Think, that the ally is going to pop in front of your eyes any minute, and you must be ready for him. To meet an ally is no party or Sunday picnic, and a warrior takes the responsibility of protecting his life. Then, if any of those forces tap you and open your gap, you must deliberately strive (exert, struggle against) to close it by yourself. For that purpose you must have a selected number of things, that give you great peace and pleasure, things which you can deliberately use, to take your thoughts from your fright, close your gap and make you solid."
"What kind of things?"
"Years ago I told you, that in his day-to-day life a warrior chooses to follow the path with heart. It is the consistent choice of the path with heart, which makes a warrior different from the average man. He knows, that a path has heart, when he is one with it, when he experiences a great peace and pleasure, traversing its length. The things, a warrior selects to make his shields, are the items of a path with heart."
"But you said I'm not a warrior, so how can I choose a path with heart?"
"This is your turning point. Let's say that, before you did not really need to live like a warrior. Now it is different, now you must surround yourself with the items of a path with heart and you must refuse the rest, or you will perish in the next encounter. I may add, that you don't need to ask for the encounter any longer. An ally can now come to you in your sleep; while you are talking to your friends; while you are writing."
"For years I have truly tried to live in accordance with your teachings," I said. "Obviously, I have not done well. How can I do better now?"
"You think and talk too much. You must stop talking to yourself."
"What do you mean?"
"You talk to yourself too much. You're not unique at that. Everyone of us does that. We carry on an internal talk. Think about it. Whenever you are alone, what do you do?"
"I talk to myself."
"What do you talk to yourself about?"
"I don't know; anything, I suppose."
"I'll tell you what we talk to ourselves about. We talk about our world. In fact, we maintain our world with our internal talk."
"How do we do that?"
"Whenever we finish talking to ourselves, the world is always, as it should be. We renew it, we kindle (give energy to) it with life, we uphold it with our internal talk. Not only that, but we also choose our paths, as we talk to ourselves. Thus we repeat the same choices over and over, until the day we die, because we keep on repeating the same internal talk over and over, until the day we die.
"A warrior is aware of this and strives (exert, struggle against) to stop his talking. This is the last point you have to know, if you want to live like a warrior."
"How can I stop talking to myself?"
"First of all, you must use your ears to take some of the burden from your eyes. We have been using our eyes to judge the world, since the time we were born.
We talk to others and to ourselves mainly about what we see. A warrior is aware of that and listens to the world; he listens to the sounds of the world." I put my notes away. Don Juan laughed and said, that he did not mean, I should force the issue, that listening to the sounds of the world had to be done harmoniously and with great patience.
226-227
"A warrior is aware, that the world will change as soon, as he stops talking to himself," he said, "and he must be prepared for that monumental jolt."
"What do you mean, don Juan?"
"The world is such-and-such or so-and-so, only because we tell ourselves, that that is the way it is. If we stop telling ourselves, that the world is so-and-so, the world will stop being so-and-so. At this moment I don't think you're ready for such a momentous blow, therefore you must start slowly to undo the world."
"I really do not understand you!"
"Your problem is, that you confuse the world with, what people do. Again you're not unique at that. Every one of us does that. The things people do are the shields against the forces, that surround us; what we do, as people, gives us comfort and makes us feel safe; what people do is rightfully very important, but only as a shield. We never learn, that the things we do as people, are only shields, we let shields dominate and topple our lives. In fact, I could say, that for Humankind, what people do is greater and more important, than the world itself."
"What do you call the world?"
"The world is all, that is encased here," he said, and stomped the ground. "Life, death, people, the allies, and everything else, that surrounds us. The world is incomprehensible. We won't ever understand it; we won't ever unravel its secrets. Thus we must treat it, as it is, a sheer mystery! An average man doesn't do this, though. The world is never a mystery for him, and, when he arrives at old age, he is convinced, he has nothing more to live for. An old man has not exhausted the world. He has exhausted only, what people do. But in his stupid confusion he believes, that the world has no more mysteries for him. What a wretched price to pay for our shields ! A warrior is aware of this confusion and learns to treat things properly. The things, that people do, cannot, under any conditions, be more important, than the world. And thus a warrior treats the world, as an endless mystery, and what people do, as an endless folly."
I began the exercise of listening to the "sounds of the world" and kept at it for two months, as don Juan had specified. It was excruciating at first, to listen and not look, but even more excruciating was, not to talk to myself. By the end of the two months I was capable of shutting off my internal dialogue for short periods of time and I was also capable of paying attention to sounds.
I arrived at don Juan's house at 9:00 A.M. on November 10, 1969.
"We should start that trip right now," he said upon my arrival at his house. I rested for an hour and then we drove toward the low slopes of the mountains to the east. We left my car in the care of one of his friends, who lived in that area, while we hiked into the mountains. Don Juan had put some crackers and sweet rolls in a knapsack for me. There were enough provisions for a day or two. I had asked don Juan, if we needed more. He shook his head negatively. We walked the entire morning. It was a rather warm day. I carried one canteen of water, most of which I drank myself. Don Juan drank only twice. When there was no more water,
he assured me, it was all right to drink from the streams, we found on our way. He laughed at my reluctance. After a short while my thirst made me overcome my fears. In the early afternoon we stopped in a small valley at the bottom of some lush green hills. Behind the hills, toward the east, the high mountains were silhouetted against a cloudy sky.
228-229
"You can think, you can write about, what we say or about what you perceive, but nothing about where we are," he said. We rested for a while and then he took a bundle from inside his shirt. He untied it and showed me his pipe. He filled its bowl with smoking mixture, lighted a match and kindled (ignite) a small dry twig, placed the burning twig inside the bowl, and told me to smoke. Without a piece of charcoal inside the bowl it was difficult to light the pipe; we had to keep kindling twigs, until the mixture caught on fire. When I had finished smoking he said, that we were there, so I could find out the kind of game I was supposed to hunt. He carefully repeated three or four times, that the most important aspect of my endeavor was to find some holes. He emphasized the word "holes" and said, that inside them a sorcerer could find all sorts of messages and directions. I wanted to ask, what kind of holes they were; don Juan seemed to have guessed my question and said, that they were impossible to describe and were in the realm of "Seeing." He repeated at various times, that I should focus all my attention on listening to sounds and do my best to find the holes between the sounds. He said, that he was going to play his spirit catcher four times. I was supposed to use those eerie calls as a guide to the ally, that had welcomed me; that ally would then give me the message, I was seeking. Don Juan told me, I should stay in complete alertness, since he had no idea how the ally would manifest himself to me. I listened attentively. I was sitting with my back against the rock side of the hill. I experienced a mild numbness. Don Juan warned me against closing my eyes. I began to listen and I could distinguish the whistling of birds, the wind rustling the leaves, the buzzing of insects. As I placed my individual attention on those sounds, I could actually make out four different types of bird whistlings. I could distinguish the speeds of the wind, in terms of slow or fast; I could also hear the different rustlings of three types of leaves. The buzzings of insects were dazzling. There were so many, that
I could not count them or correctly differentiate them. I was immersed in a strange world of sound, as I had never been in my life. I began to slide to my right.
Don Juan made a motion to stop me, but I caught myself before he did. I straightened up and sat erect again. Don Juan moved my body, until he had propped me on a crevice in the rock wall. He swept the small rocks from under my legs and placed the back of my head against the rock. He told me imperatively to look at the mountains to the southeast. I fixed my gaze in the distance, but he corrected me and said, I should not gaze, but look, sort of scanning, at the hills in front of me and at the vegetation on them. He repeated over and over, that I should concentrate all my attention on my hearing. Sounds began to be prominent again. It was not so much, that I wanted to hear them; rather, they had a way of forcing me to concentrate on them. The wind rustled the leaves. The wind came high above the trees and then it dropped into the valley, where we were. Upon dropping, it touched the leaves of the tall trees first; they made a peculiar sound which I fancied to be a sort of rich, raspy, lush sound. Then the wind hit the bushes and their leaves sounded like a crowd of small things; it was an almost melodious sound, very engulfing and quite demanding; it seemed capable of drowning everything else. I found it displeasing. I felt embarrassed, because it occurred to me, that I was like the rustle of the bushes, nagging (bothering) and demanding. The sound was so akin to me, that I hated it. Then I heard the wind rolling on the ground. It was not a rustling sound, but more of a whistle, almost a beep or a flat buzz. Listening to the sounds, the wind was making, I realized, that all three of them happened at once. I was wondering, how I had been capable of isolating each of them, when I again became aware of the whistling of birds and the buzzing of insects. At one moment there were only the sounds of the wind and the next moment a gigantic flow of other sounds emerged at once into my field of awareness. Logically, all the existing sounds must have been continually emitted during the time, I was hearing only the wind. I could not count all the whistles of birds or buzzings of insects, yet I was convinced, I was listening to each separate sound, as it was produced.
230-231
Together they created a most extraordinary order. I cannot call it any other thing, but "order." It was an order of sounds, that had a pattern; that is, every sound happened in sequence. Then I heard a unique prolonged wail. It made me shiver. Every other noise ceased for an instant, and the valley was dead still, as the reverberation of the wail reached the valley's outer limits; then the noises began again. I picked up their pattern immediately. After a moment of attentive listening,
I thought, I understood don Juan's recommendation to watch for the holes between the sounds. The pattern of noises had spaces in between sounds! For example, specific whistles of birds were timed and had pauses in between them, and so had all the other sounds, I was perceiving. The rustling of leaves was like a binding glue, that made them into a homogeneous buzz. The fact of the matter was, that the timing of each sound was a unit in the overall pattern of sounds. Thus the spaces or pauses in between sounds were, if I paid attention to them, holes in a structure. I heard again the piercing wail of don Juan's spirit catcher. It did not jolt me, but the sounds again ceased for an instant and I perceived such a cessation as a hole, a very large hole. At that precise moment I shifted my attention from hearing to looking. I was looking at a cluster of low hills with lush green vegetation. The silhouette of the hills was arranged in such a way, that from the place, where I was looking, there seemed to be a hole on the side of one of the hills. It was a space in between two hills, and through it I could see the deep, dark, gray hue of the mountains in the distance. For a moment I did not know, what it was. It was, as if the hole, I was looking at, was the "hole" in the sound. Then the noises began again, but the visual image of the huge hole remained. A short while later I became even more keenly aware of the pattern of sounds and their order, and the arrangement of their pauses. My mind was capable of distinguishing and discriminating among an enormous number of individual sounds. I could actually keep track of all the sounds, thus each pause between sounds was a definite hole. At a given moment the pauses became crystallized in my mind and formed a sort of solid grid, a structure. I was not seeing or hearing it. I was feeling it with some unknown part of myself. Don Juan played his string once again; the sounds ceased, as they had done before, creating a huge hole in the sound structure. This time, however, that big pause blended with the hole in the hills, I was looking at; they became superimposed on each other. The effect of perceiving two holes lasted for such a long time, that I was capable of seeing-hearing their contours, as they fit one another. Then the other sounds began again and their structure of pauses became an extraordinary, almost visual perception. I began Seeing the sounds, as they created patterns and then all those patterns became superimposed on the environment in the same way I had perceived the two big holes, becoming superimposed. I was not looking or hearing, as I was accustomed to doing. I was doing something, which was entirely different, but combined features of both. For some reason my attention was focused on the large hole in the hills. I felt, I was hearing it and at the same time looking at it. There was something of a lure about it. It dominated my field of perception and every single sound pattern, which coincided with a feature of the environment, was hinged on that hole. I heard once more the eerie wail of don Juan's spirit catcher; all other sounds stopped; the two large holes seemed to light up and next, I was looking again at the plowed field; the ally was standing there, as I had seen him before. The light of the total scene became very clear. I could see him plainly, as if he were fifty yards away. I could not see his face; his hat covered it. Then he began to come toward me, lifting up his head slowly, as he walked; I could almost see his face and that terrified me. I knew, I had to stop him without delay, I had a strange surge in my body; I felt an outflow of "power." I wanted to move my head to the side to stop the vision, but I could not do it. At that crucial instant a thought came to my mind. I knew, what don Juan meant, when he spoke of the items of a "path with heart" being the shields. There was something
I wanted to do in my life, something very consuming and intriguing, something, that filled me with great peace and joy.
232-233
I knew the ally could not overcome me. I moved my head away without any trouble, before I could see his entire face. I began hearing all the other sounds; they suddenly became very loud and shrill, as if they were actually angry with me. They lost their patterns and turned into an amorphous conglomerate of sharp, painful shrieks. My ears began to buzz under their pressure. I felt, that my head was about to explode. I stood up and put the palms of my hands to my ears. Don Juan helped me walk to a very small stream, made me take off my clothes, and rolled me in the water. He made me lie on the almost dry bed of the stream and then gathered water in his hat and splashed me with it. The pressure in my ears subsided very rapidly and it took only a few minutes to "wash" me. Don Juan looked at me, shook his head in approval, and said I had made myself "solid" in no time at all. I put on my clothes and he took me back to the place, where I had been sitting. I felt extremely vigorous, buoyant, and clear-headed. He wanted to know all the details of my vision. He said, that the "holes" in the sounds were used by sorcerers to find out specific things. A sorcerer's ally would reveal complicated affairs through the holes in the sounds. He refused to be more specific about the "holes" and sloughed off (discarded, get rid of) my questions saying, that since I did not have an ally, such information would only be harmful to me. "Everything is meaningful for a sorcerer," he said. "The sounds have holes in them and so does everything around you. Ordinarily, a man does not have the speed to catch the holes, and thus
he goes through life without protection. The worms, the birds, the trees, all of them can tell us unimaginable things, if only one could have the speed to grasp their message. The smoke can give us that grasping speed. But we must be on good terms with all the living things of this world. This is the reason, why we must talk to plants, we are about to kill, and apologize for hurting them; the same thing must be done with the animals, we are going to hunt. We should take only enough for our needs, otherwise the plants and the animals and the worms, we have killed, would turn against us and cause us disease and misfortune. A warrior is aware of this and strives (exert, struggle against) to appease (pacify) them, so when he peers through the holes, the trees, birds and the worms give him truthful messages.
But all this is not important now. What is important is, that you Saw the ally. That is your game! I've told you, that we were going to hunt for something. I thought,
it was going to be an animal. I figured, that you were going to see the animal, we had to hunt. I myself saw a wild boar; my spirit catcher is a wild boar."
"Do you mean your spirit catcher is made out of a wild boar?"
"No! Nothing in the life of a sorcerer is made out of anything else. If something is anything at all, it is the thing itself. If you knew wild boars, you would realize my spirit catcher is one."
"Why did we come here to hunt?"
"The ally showed you a spirit catcher, that he got from his pouch. You need to have one, if you are going to call him."
"What is a spirit catcher?"
"It is a fiber. With it I can call the allies, or my own ally, or I can call the spirits of water holes, the spirits of rivers, the spirits of mountains. Mine is a wild boar and cries like a wild boar. I used it twice around you, to call the spirit of the water hole to help you. The spirit came to you, as the ally came to you today. You could not See it, though, because you did not have the speed; however, that day I took you to the water canyon and put you on a rock, you knew the spirit was almost on top of you without actually Seeing it. Those spirits are helpers. They are hard to handle and sort of dangerous. One needs an impeccable Will to hold them at bay."
"What do they look like?"
"They are different for every man and so are the allies. For you an ally would apparently look like a man you once knew, or like a man you will always be about to know; that's the bent of your nature. You are given to mysteries and secrets. I'm not like you, so an ally for me is something very precise. The spirits of water holes are proper to specific places. The one, I called to help you, is one I have known myself. It has helped me many times. Its abode (dwelling) is that canyon.
234-235
At the time I called it to help you, you were not strong and the spirit took you hard. That was not its intention—they have none—but you were lying there very weak, weaker, than I suspected. Later on the spirit nearly lured you to your death; in the water at the irrigation canal you were phosphorescent. The spirit took you by surprise and you nearly succumbed (gave in, gave up). Once a spirit does that, it always comes back for its prey. I'm sure it will come back for you. Unfortunately, you need the water to become solid again, when you use the little smoke; that puts you at a terrible disadvantage. If you don't use the water you will probably die, but if you do use it, the spirit will take you."
"Can I use water at another place?"
"It doesn't make any difference. The spirit of the water hole around my house can follow you anywhere, unless you have a spirit catcher. That is why, the ally showed it to you. He told you, that you need one. He wrapped it around his left hand and came to you, after pointing out the water canyon. Today he again wanted to show you the spirit catcher, as he did the first time you met him. It was wise of you to stop; the ally was going too fast for your strength, and a direct jolt with him would be very injurious to you."
"How can I get a spirit catcher now?"
"Apparently the ally is going to give you one himself."
"How?"
"I don't know. You will have to go to him. He has already told you, where to look for it."
"Where?"
"Up there, on those hills, where you saw the hole."
"Would I be looking for the ally himself?"
"No. But he is already welcoming you. The little smoke has opened your way to him. Then, later on, you will meet him face to face, but that will happen only after you know him very well."
We arrived in the same valley in the late afternoon of December 15, 1969. Don Juan mentioned repeatedly, as we moved through the shrubs, that directions or points of orientation were of crucial importance in the endeavor, I was going to undertake. "You must determine the right direction immediately upon arriving at the top of a hill," don Juan said. "As soon, as you are on the top, face that direction." He pointed to the southeast. "That is your good direction and you should always face it, especially when you're in trouble. Remember that." We stopped at the bottom of the hills, where I had perceived the hole. He pointed at a specific place, where I had to sit down; he sat next to me and in a very quiet voice gave me detailed instructions. He said, that as soon, as I reached the hilltop, I had to extend my right arm in front of me with the palm of my hand down and my fingers stretched like a fan, except the thumb, which had to be tucked against the palm. Next I had to turn my head to the north and fold my arm over my chest, pointing my hand also toward the north; then I had to dance, putting my left foot behind the right one, beating the ground with the tip of my left toes. He said, that when I felt a warmth, coming up my left leg, I had to begin sweeping my arm slowly from north to south and then to the north again. "The spot, over which the palm of your hand feels warm as you sweep your arm, is the place, where you must sit, and it is also the direction, in which you must look," he said. "If the spot is toward the east, or if it is in that direction"—he pointed to the southeast again—"the results will be excellent.
236-237
If the spot, where your hand gets warm, is toward the north, you will take a bad beating, but you may turn the tide in your favor. If the spot is toward the south,
you will have a hard fight. You will need to sweep your arm up to four times at first, but, as you become more familiar with the movement, you will need only one single sweep to know, whether or not your hand is going to get warm. Once you establish a spot, where your hand gets warm, sit there; that is your first point, If you are facing the south or the north, you have to make up your mind, whether you feel strong enough to stay. If you have doubts about yourself, get up and leave. There is no need to stay, if you are not confident. If you decide to stick around, clean an area big enough to build a fire about five feet away from your first point. The fire must be in a straight line in the direction, you are looking. The area, where you build the fire, is your second point. Then gather all the twigs, you can, in between those two points, and make a fire. Sit on your first point and look at the fire. Sooner or later the Spirit will come and you will See it. If your hand does not get warm at all after four sweeping movements, sweep your arm slowly from north to south, and then turn around and sweep it to the west. If your hand gets warm on any place toward the west, drop everything and rum. Run downhill toward the flat area, and, no matter, what you hear or feel behind you, don't turn around. As soon, as you get to the flat area, no matter how frightened you are, don't keep on running, drop to the ground, take off your jacket, bunch it around your navel, and curl up like a ball, tucking your knees against your stomach. You must also cover your eyes with your hands, and your arms have to remain tight against your thighs. You must stay in that position, until morning. If you follow these simple steps, no harm will ever come to you. In case you cannot get to the flat area in time, drop to the ground right where you are. You will have a horrid time there. You will be harassed, but if you keep calm and don't move or look, you will come out of it without a single scratch.
Now, if your hand does not get warm at all, while you sweep it to the west, face the east again and run in an easterly direction, until you are out of breath. Stop there and repeat the same maneuvers. You must keep on running toward the east, repeating these movements, until your hand gets warm." After giving me these instructions, he made me repeat them, until I had memorized them. Then we sat in silence for a long time. I attempted to revive the conversation a couple of times, but he forced me into silence each time, by an imperative gesture. It was getting dark, when don Juan got up and without a word began climbing the hill. I followed him. At the top of the hill I performed all the movements, he had prescribed. Don Juan stood by, a short distance away, and kept a sharp look on me. I was very careful and deliberately slow. I tried to feel any perceivable change of temperature, but I could not detect, whether or not the palm of my hand became warm. By that time it was fairly dark, yet I was still capable of running in an easterly direction without stumbling on the shrubs. I stopped running, when I was out of breath, which was not too far from my point of departure. I was extremely tired and tense. My forearms ached and so did my calves. I repeated there all the required motions and again had the same negative results. I ran in the dark two more times, and then, while I was sweeping my arm for the third time, my hand became warm over a point toward the east. It was such a definite change of temperature, that it startled me. I sat down and waited for don Juan. I told him, I had detected a change in temperature in my hand. He told me to proceed, and I picked all the dry brush, I could find, and started a fire. He sat to my left a couple of feet away. The fire drew strange, dancing silhouettes. At times the flames became iridescent; they grew bluish and then brilliantly white. I explained that unusual play of colors by assuming, that it was produced by some chemical property of the specific dry twigs and branches, I had collected. Another very unusual feature of the fire was the sparks. The new twigs, I kept adding, created extremely big sparks. I thought, they were like tennis balls, that seemed to explode in midair.
238-239
I stared at the fire fixedly, the way, I believed, don Juan had recommended, and I became dizzy. He handed me his water gourd and signaled me to drink. The water relaxed me and gave me a delightful feeling of freshness. Don Juan leaned over and whispered in my ear, that I did not have to stare at the flames, that I should only watch in the direction of the fire. I became very cold and clammy (wet), after watching for almost an hour. At a moment, when I was about to lean over and pick up a twig, something like a moth or a spot in my retina, swept across from right to left, between myself and the fire. I immediately recoiled. I looked at don Juan and
he signaled me with a movement of his chin to look back at the flames. A moment later the same shadow swept across in the opposite direction. Don Juan got up hurriedly and began piling loose dirt on top of the burning twigs, until he had completely extinguished the flames. He executed the maneuver of putting out the fire with tremendous speed. By the time I moved to help him, he had finished. He stomped on the dirt on top of the smoldering twigs and then he nearly dragged me downhill and out of the valley. He walked very fast without turning his head back and did not allow me to talk at all. When we got to my car hours later, I asked him, what was the thing, I had seen. He shook his head imperatively and we drove in complete silence. He went directly inside, when we arrived at his house in the early morning, and he again hushed me up, when I tried to talk. Don Juan was sitting outside, behind his house. He seemed to have been waiting for me to wake up, because he started talking, as I came out of the house. He said, that the shadow, I had seen the night before, was a Spirit, a force, that belonged to the particular place, where I had seen it. He spoke of that specific Being, as a useless one. "It only exists there," he said. "It has no secrets of power, so there was no point in remaining there. You would have seen only a fast, passing shadow, going back and forth all night. There are other types of Beings, however, that can give you Secrets of Power, if you are fortunate enough to find them." We ate some breakfast then and did not talk for quite a while. After eating, we sat in front of his house.
"There are three kinds of Beings," he said suddenly, "those, that cannot give anything, because they have nothing to give; those, that can only cause fright, and those, that have gifts. The one, you saw last night, was a silent one; it has nothing to give; it is only a shadow. Most of the time, however, another type of Being is associated with the silent one, a nasty Spirit, whose only quality is to cause fear, and which always hovers around the abode (dwelling) of a silent one. That is why,
I decided to get out of there fast. That nasty type follows people right into their homes and makes life impossible for them. I know people, who have had to move out of their houses, because of them. There are always some people, who believe, they can get a lot out of that kind of Being, but the mere fact, that a Spirit is around the house, does not mean anything. People may try to entice it, or they may follow it around the house under the impression, that it can reveal secrets to them. But the only thing, people would get, is a frightful experience. I know people, who took turns, watching one of those nasty Beings, that had followed them into their house.
They watched the spirit for months; finally someone else had to step in and drag the people out of the house; they had become weak and were wasting away. So the only wise thing one can do with that nasty type is to forget about it and leave it alone." I asked him, how people enticed a Spirit. He said, that people took pains to figure out first, where the spirit would most likely appear and then they put weapons in its way, in hopes, that it might touch the weapons, because Spirits were known to like paraphernalia of war. Don Juan said, that any kind of gear, or any object, that was touched by a Spirit, rightfully became a Power Object. However, the nasty type of Being was known never to touch anything, but only to produce the auditory illusion of noise. I then asked don Juan about the manner, in which those Spirits caused fear. He said, that their most common way, of frightening people, was to appear, as a dark shadow.
240-241
Shadow, shaped as a man, that would roam around the house, creating a frightening clatter or creating the sound of voices, or as a dark shadow, that would suddenly lurch out from a dark corner. Don Juan said, that the third type of spirit was a true ally, a giver of secrets; that special type existed in lonely, abandoned places, places, which were almost inaccessible. He said, that a man, who wished to find one of these Beings, had to travel far and go by himself. At a distant and lonely place the man had to take all the necessary steps alone. He had to sit by his fire and, if he saw the shadow, he had to leave immediately. He had to remain, however, if
he encountered other conditions, such as a strong wind, that would kill his fire and would keep him from kindling (igniting) it again during four attempts; or if a branch broke from a nearby tree. The branch really had to break and the man had to make sure, that it was not merely the sound of a branch, breaking off. Other conditions, he had to be aware of, were rocks, that rolled, or pebbles, which were thrown at his fire, or any constant noise, and he then had to walk in the direction, in which any of these phenomena occurred, until the Spirit revealed itself. There were many ways, in which such a Being put a warrior to the test. It might suddenly leap in front of him, in the most horrendous appearance, or it might grab the man from the back, not turn him loose, and keep him pinned down for hours. It might also topple a tree on him. Don Juan said, that those were truly dangerous forces, and although they could not kill a man hand to hand, they could cause his death by fright, or by actually letting objects fall on him, or by appearing suddenly and causing him to stumble, lose his footing, and go over a precipice. He told me, that if I ever found one of those Beings under inappropriate circumstances, I should never attempt to struggle with it, because it would kill me. It would rob my Soul. So I should throw myself to the ground and bear it, until the morning. "When a man is facing the ally, the giver of secrets, he has to muster up all his courage and grab it, before it grabs him, or chase it, before it chases him. The chase must be relentless and then comes the struggle. The man must wrestle the Spirit to the ground and keep it there, until it gives him power." I asked him, if these forces had substance, if one could really touch them. I said, that the very idea of a "Spirit" connoted (suggested) something ethereal to me. "Don't call them Spirits," he said. "Call them allies; call them inexplicable forces." He was silent for a while, then he lay on his back and propped his head on his folded arms. I insisted on knowing, if those Beings had substance. "You're damn right, they have substance," he said after another moment of silence. "When one struggles with them, they are solid, but that feeling lasts only a moment. Those Beings rely on a man's fear; therefore, if the man, struggling with one of them, is a warrior, the Being loses its tension very quickly, while the man becomes more vigorous. One can actually absorb the Spirit's tension."
"What kind of tension is that?" I asked.
"Power. When one touches them, they vibrate, as if they were ready to rip one apart. But that is only a show. The tension ends, when the man maintains his grip."
"What happens, when they lose their tension? Do they become like air?"
"No, they just become flaccid (no firmness, limp). They still have substance, though. But it is not like anything, one has ever touched."
Later on, during the evening, I said to him, that perhaps, what I had seen the night before, could have been only a moth. He laughed and very patiently explained, that moths fly back and forth only around light bulbs, because a light bulb cannot burn their wings. A fire, on the other hand, would burn them, the first time they came close to it. He also pointed out, that the shadow covered the entire fire. When he mentioned that, I remembered, that it was really an extremely large shadow, and that it actually blocked the view of the fire for an instant. However, it had happened so fast, that I had not emphasized it in my earlier recollection. Then he pointed out, that the sparks were very large and flew to my left. I had noticed that myself.
242-243
I said, that the wind was probably blowing in that direction. Don Juan replied, that there was no wind whatsoever. That was true. Upon recalling my experience,
I could remember, that the night was still. Another thing, I had completely overlooked, was a greenish glow in the flames, which I detected, when don Juan signaled me to keep on looking at the fire, after the shadow had first crossed my field of vision. Don Juan reminded me of it. He also objected to my calling it a shadow.
He said, it was round and more like a bubble.

Two days later, on December 17, 1969, don Juan said in a very casual tone, that I knew all the details and necessary techniques, in order to go to the hills by myself and obtain a power object, the spirit catcher. He urged me to proceed alone and affirmed, that his company would only hinder me. I was ready to leave, when
he seemed to change his mind. "You're not strong enough," he said. "I'll go with you to the bottom of the hills." When we were at the small valley, where I had Seen the ally, he examined from a distance the formation in the terrain, that I had called a hole in the hills, and said, that we had to go still further south into the distant mountains. The abode (dwelling) of the ally was at the furthermost point, we could See through the hole. I looked at the formation and all, I could distinguish, was the bluish mass of the distant mountains. He guided me, however, in a south-easterly direction and after hours of walking, we reached a point, he said, was "deep enough" into the ally's abode (dwelling). It was late afternoon, when we stopped. We sat down on some rocks. I was tired and hungry; all I had eaten during the day was some tortillas and water. Don Juan stood up all of a sudden, looked at the sky, and told me, in a commanding tone, to take off in the direction, that was the best for me, and to be sure, I could remember the spot, where we were at the moment, so I could return there, whenever I was through. He said in a reassuring tone, that he would be waiting for me, if it took me forever, I asked apprehensively, if he believed, that the affair of getting a spirit catcher, was going to take a long time.
"Who knows?" he said, smiling mysteriously. I walked away toward the southeast, turning around a couple of times, to look at don Juan. He was walking very slowly in the opposite direction. I climbed to the top of a large hill and looked at don Juan once again; he was a good two hundred yards away. He did not turn to look at me. I ran downhill into a small bowl-like depression between the hills, and I suddenly found myself alone. I sat down for a moment and began to wonder, what I was doing there. I felt ludicrous (absurd), looking for a spirit catcher. I ran back up to the top of the hill to have a better view of don Juan, but I could not see him anywhere. I ran downhill in the direction, I had last seen him. I wanted to call off the whole affair and go home. I felt quite stupid and tired. "Don Juan!" I yelled over and over. He was nowhere in sight. I again ran to the top of another steep hill; I could not see him from there either. I ran quite a way, looking for him, but he had disappeared.
I retraced my steps and went back to the original place, where he had left me. I had the absurd certainty, I was going to find him, sitting there laughing at my inconsistencies (lack of uniformity). "What in the hell have I gotten into?" I said loudly. I knew then, that there was no way to stop, whatever I was doing there. I really did not know, how to go back to my car. Don Juan had changed directions various times and the general orientation of the four cardinal points was not enough. I was afraid of getting lost in the mountains. I sat down and, for the first time in my life, I had the strange feeling, that there never really was a way to revert back to an original point of departure. Don Juan had said, that I always insisted on starting at a point, I called the beginning, when, in effect, the beginning did not exist. And there in the middle of those mountains I felt, I understood, what he meant. It was, as if the point of departure had always been myself; it was, as if don Juan had never really been there; and when I looked for him, he became what he really was—a fleeting image, that vanished over a hill.
244-245
I heard the soft rustle of leaves and a strange fragrance enveloped me. I felt the wind, as a pressure on my ears, like a shy buzzing. The sun was about to reach some compact clouds over the horizon, that looked like a, solidly tinted, orange band, when it disappeared behind a heavy blanket of lower clouds; it appeared again a moment later, like a crimson ball, floating in the mist. It seemed to struggle for a while, to get into a patch of blue sky, but it was, as if the clouds would not give the sun time, and then the orange band and the dark silhouette of the mountains seemed to swallow it up. I lay down on my back. The world around me was so still, so serene and at the same time so alien, I felt overwhelmed. I did not want to weep, but tears rolled down easily. I remained in that position for hours. I was almost unable to get up. The rocks under me were hard, and, right where I had lain down, there was scarcely any vegetation, in contrast to the lush green bushes all around. From where I was, I could see a fringe of tall trees on the eastern hills. Finally it got fairly dark. I felt better; in fact, I felt almost happy. For me the semidarkness was much more nurturing and protective, than the hard daylight. I stood up, climbed to the top of a small hill, and began repeating the motions don Juan had taught me.
I ran toward the east seven times, and then I noticed a change of temperature on my hand. I built a fire and set a careful watch, as don Juan had recommended, observing every detail. Hours went by and I began to feel very tired and cold. I had gathered quite a pile of dry twigs; I fed the fire and moved closer to it. The vigil (watch during sleeping hours) was so strenuous and so intense, that it exhausted me; I began to nod. I fell asleep twice and woke up only, when my head bobbed to one side. I was so sleepy, that I could not watch the fire any more. I drank some water and even sprinkled some on my face to keep awake. I succeeded in fighting my sleepiness only for brief moments. I had somehow become despondent (dishearted, dejected) and irritable; I felt utterly stupid, being there, and that gave me a sensation of irrational frustration and dejection. I was tired, hungry, sleepy, and absurdly annoyed with myself. I finally gave up the struggle of keeping awake.
I added a lot of dry twigs to the fire and lay down to sleep. The pursuit of an ally and a spirit catcher was, at that moment, a most ludicrous (absurd) and foreign endeavor. I was so sleepy, that I could not even think or talk to myself. I fell asleep. I was awakened suddenly by a loud crack. It appeared, that the noise, whatever it was, had come from just above my left ear, since I was lying on my right side. I sat up fully awake. My left ear buzzed and was deafened by the proximity and force of the sound. I must have been asleep for only a short while, judging by the amount of dry twigs, which were still burning in the fire. I did not hear any other noises, but
I remained alert and kept on feeding the fire. The thought crossed my mind, that perhaps, what woke me up, was a gunshot; perhaps someone was around, watching me, taking shots at me. The thought became very anguishing and created an avalanche of rational fears. I was sure, that someone owned that land, and, if that was so, they might take me for a thief and kill me, or they might kill me to rob me, not knowing, that I had nothing with me. I experienced a moment of terrible concern for my safety. I felt the tension in my shoulders and my neck. I moved my head up and down; the bones of my neck made a cracking sound. I still kept looking into the fire, but I did not see anything unusual in it, nor did I hear any noises. After a while I relaxed quite a bit and, it occurred to me, that perhaps don Juan was at the bottom of all this. I rapidly became convinced, that it was so. The thought made me laugh. I had another avalanche of rational conclusions, nappy () conclusions this time. I thought, that don Juan must have suspected, I was going to change my mind about staying in the mountains, or he must have seen me running after him and taken cover in a concealed cave or behind a bush. Then he had followed me and, noticing I had fallen asleep, waked me up by cracking a branch near my ear. I added more twigs to the fire and began to look around in a casual and covert manner, to see, if I could spot him.
246-247
Even though I knew, that if he was hiding around there, I would not be able to discover him. Everything was quite placid: the crickets, the wind roughing the trees on the slopes of the hills, surrounding me, the soft, cracking sound of the twigs catching on fire. Sparks flew around, but they were only ordinary sparks. Suddenly,
I heard the loud noise of a branch, snapping in two. The sound came from my left. I held my breath, as I listened with utmost concentration. An instant later I heard another branch snapping on my right. Then I heard the faint faraway sound of snapping branches. It was, as if someone was stepping on them and making them crack. The sounds were rich and full, they had a lusty quality. They also seemed to be getting closer, to where I was. I had a very slow reaction and did not know, whether to listen or stand up. I was deliberating what to do, when all of a sudden the sound of snapping branches happened all around me. I was engulfed by them so fast, that I barely had time to jump to my feet and stomp on the fire. I began to run downhill in the darkness. The thought crossed my mind, as I moved through the shrubs, that there was no flat land. I kept on trotting and trying to protect my eyes from the bushes. I was halfway down to the bottom of the hill, when I felt something behind me, almost touching me. It was not a branch; it was something, which, I intuitively felt, was overtaking me. This realization made me freeze. I took off my jacket, bundled it on my stomach, crouched over my legs, and covered my eyes with my hands, as don Juan had prescribed. I kept that position for a short while and then I realized, that everything around me was dead still. There were no sounds of any kind. I became extraordinarily alarmed. The muscles of my stomach contracted and shivered spasmodically. Then I heard another cracking sound. It seemed to have occurred far away, but it was extremely clear and distinct.
It happened once more, closer to me. There was an interval of quietness and then something exploded just above my head. The suddenness of the noise made me jump involuntarily and I nearly rolled over on my side. It was definitely the sound of a branch being snapped in two. The sound had happened so close, that I heard the rustling of the branch leaves, as it was being cracked. Next there was a downpour of cracking explosions; branches were being snapped, with great force, all around me. The incongruous (inharmonious, incompatible with surroundings) thing, at that point, was my reaction to the whole phenomenon; instead of being terrified, I was laughing. I sincerely thought, I had hit upon the cause of all, that was happening. I was convinced, that don Juan was again tricking me. A series of logical conclusions cemented my confidence; I felt elated. I was sure, I could catch that foxy old don Juan in another of his tricks. He was around me cracking branches, and knowing, I would not dare to look up, he was safe and free to do anything, he wanted to. I figured, that he had to be alone in the mountains, since I had been with him constantly for days. He had not had fine time or the opportunity to engage any collaborators (co-workers). If he was hiding, as I thought, he was hiding by himself and logically, he could produce only a limited number of noises. Since he was alone, the noises had to occur in a linear temporal sequence; that is, one at a time, or at most two or three at a time. Besides, the variety of noises also had to be limited to the mechanics of a single individual. I was absolutely certain, as
I remained crouched and still, that the whole experience was a game and, that the only way, to remain on top of it, was by emotionally dislodging myself from it.
I was positively enjoying it. I caught myself chuckling at the idea, that I could anticipate my opponent's next move. I tried to imagine, what I would do next, if I were don Juan. The sound of something slurping (eat/drink noisily, чавкать) jolted me out of my mental exercise. I listened attentively; the sound happened again. I could not determine, what it was. It sounded like an animal slurping water. It happened again very close by. It was an irritating sound, that brought to mind the smacking noise of a big-jawed adolescent girl chewing gum. I was wondering, how don Juan could produce such a noise, when the sound happened again, coming from the right. There was a single sound first and then I heard a series of slushing (soak with mud), slurping sounds, as if someone were walking in mud. It was an almost sensual, exasperating sound of feet slushing in deep mud.
248-249
The noises stopped for a moment and started once more toward my left, very close, perhaps only ten feet away. Now they sounded, as if a heavy person were trotting with rain boots in mud. I marveled at the richness of the sound. I could not imagine any primitive devices, that I myself could use to produce it. I heard another series of trotting, slushing sounds toward my rear and then they happened all at once, on all sides. Someone seemed to be walking, running, trotting on mud all around me. A logical doubt occurred to me. If don Juan was doing all that, he had to be running in circles at an incredible speed. The rapidity of the sounds made that alternative impossible. I then thought, that don Juan must have confederates after all. I wanted to involve myself in speculation, as to who his accomplices could be, but the intensity of the noises took all my concentration. I really could not think clearly, yet I was not afraid, I was perhaps only dumbfounded by the strange quality of the sounds. The slashings actually vibrated. In fact their peculiar vibrations seemed to be directed at my stomach, or perhaps I perceived their vibrations with the lower part of my abdomen. That realization brought an instantaneous loss of my sense of objectivity and aloofness. The sounds were attacking my stomach! The question occurred to me, "What if it was not don Juan?" I panicked. I tensed my abdominal muscles and tucked my thighs hard against the bundle of my jacket. The noises increased in number and speed, as if they knew, I had lost my confidence, their vibrations were so intense, I wanted to vomit. I fought the feeling of nausea. I took deep breaths and began to sing my peyote songs. I got sick and the slushing noises ceased at once; the sounds of crickets, wind and the distant staccato barking of coyotes became superimposed. The abrupt cessation allowed me a respite and I took stock of myself. Only a short while before, I had been in the best of spirits, confident and aloof; obviously I had failed miserably to judge the situation. Even if don Juan had accomplices, it would be mechanically impossible for them to produce sounds, that would affect my stomach. To produce sounds of such intensity, they would have needed gadgetry beyond their means or their conception. Apparently the phenomenon, I was experiencing, was not a game and the "another one of don Juan's tricks" theory was only my rude explanation.
I had cramps and an overwhelming desire to roll over and straighten my legs. I decided to move to my right, in order to get my face off the place, where I had gotten sick. The instant I began to crawl, I heard a very soft squeak right above my left ear. I froze on the spot. The squeak was repeated on the other side of my head. It was a single sound. I thought, it resembled the squeak of a door. I waited, but I heard nothing else, so I decided to move again. No sooner had I started to inch my head to the right, when I was nearly forced to jump up. A flood of squeaks engulfed me at once. They were like squeaks of doors at times; at other times they were like the squeaks of rats or guinea pigs. They were not loud or intense, but very soft and insidious, and produced agonizing spasms of nausea in me. They stopped, as they had begun diminishing gradually, until I could hear only one or two of them at a time. Then I heard something like the wings of a big bird, sweeping over the tops of the bushes. It seemed to be flying in circles over my head. The soft squeaks began to increase again, and so did the flapping wings. Above my head there seemed to be something like a flock of gigantic birds, beating their soft wings. Both noises merged, creating an enveloping wave around me. I felt, that I was floating, suspended in an enormous undulating (smooth wavelike motion) ripple. The squeaks and the flapping were so smooth, I could feel them all over my body. The flapping wings of a flock of birds seemed to be pulling me up from above, while the squeaks of an army of rats seemed to be pushing me from underneath and from around my body. There was no doubt in my mind, that through my blundering (foolish) stupidity, I had unleashed something terrible on myself. I clenched my teeth and took deep breaths and sang peyote songs. The noises lasted a very long time and I opposed them with all my might.
250-251
When they subsided, there was again an interrupted "silence", as I am accustomed to perceiving silence; that is, I could detect only the natural sounds of the insects and the wind. The time of silence was for me more deleterious, than the time of noises. I began to think and to assess my position, and my deliberation threw me into a panic. I knew, that I was lost; I did not have the knowledge, nor the stamina to fend off (turn aside, defend, deflect, parry) whatever was accosting (approaching) me. I was utterly helpless, crouched over my own vomit. I thought, that the end of my life had come and I began to weep. I wanted to think about my life, but I did not know, where to start. Nothing, of what I had done in my life, was really worthy of that last ultimate emphasis, so I had nothing to think about. That was an exquisite realization. I had changed, since the last time I experienced a similar fright. This time I was more empty. I had less personal feelings to carry along. I asked myself, what a warrior would do in that situation and I arrived at various conclusions. There was something about my umbilical region, that was uniquely important; there was something unearthly about the sounds; they were aiming at my stomach; and the idea, that don Juan was tricking me, was utterly untenable (be defended/
vindicated). The muscles of my stomach were very tight, although I did not have cramps any longer. I kept on singing and breathing deeply and I felt a soothing warmth inundating (overflowing) my entire body. It had become clear to me, that if I was going to survive, I had to proceed in terms of don Juan's teachings.
I repeated his instructions in my mind. I remembered the exact point, where the sun had disappeared over the mountains, in relation to the hill, where I was and to the place, where I had crouched. I reoriented myself and when I was convinced, that my assessment of the cardinal points was correct, I began to change my position, so I would have my head pointing in a new and "better" direction, the south-east. I slowly started moving my feet toward my left, inch by inch, until I had them twisted under my calves. Then I began to align my body with my feet, but no sooner had I begun to creep laterally, than I felt a peculiar tap; I had the actual physical sensation of something touching the uncovered area of the back of my neck. It happened so fast, that I yelled involuntarily and froze again. I tightened my abdominal muscles and began to breath deeply and sing my peyote songs. A second later I felt once more the same light tap on my neck. I cringed. My neck was uncovered and there was nothing I could do to protect myself. I was tapped again. It was a very soft, almost silky object, that touched my neck, like the furry paw of a giant rabbit. It touched me again and then it began to cross my neck back and forth, until I was in tears. It was, as if a herd of silent, smooth, weightless kangaroos were stepping on my neck. I could hear the soft thump (stomp, heavy steps) of the paws, as they stepped gently over me. It was not a painful sensation at all and yet it was maddening. I knew, that if I did not involve myself in doing something, I would go mad, stand up and run. So I slowly began again to maneuver my body into a new position. My attempt at moving seemed to increase the tapping on my neck. It finally got to such a frenzy (seizure of violent agitation), that I jerked my body and at once aligned it in the new direction. I had no idea whatsoever about the outcome of my act. I was just taking action to keep from going stark (bluntly, complete), raving mad. As soon, as I changed directions, the tapping on my neck ceased. After a long, anguished pause I heard a distant snapping of branches. The noises were not close any more. It was, as if they had retreated to another position far away from me. The sound of snapping branches merged after a moment with a blasting sound of leaves being rustled, as if a strong wind were beating the entire hill. All the bushes around me seemed to shiver, yet there was no wind. The rustling sound and the cracking of branches gave me the feeling, that the whole hill was on fire. My body was as tight, as a rock. I was perspiring copiously. I began to feel warmer and warmer. For a moment I was utterly convinced, that the hill was burning. I did not jump up and run, because I was so numb, I was paralyzed; in fact I could not even open my eyes. All, that mattered to me at that point, was to get up and escape the fire. I had terrible cramps in my stomach, which started to cut my intake of air. I became very involved, in trying to breathe. After a long struggle I was capable of taking deep breaths again and I was also capable of noticing, that the rustling had subsided; there was only an occasional cracking sound.
252-253
The snapping sound of branches became more and more distant and sporadic, until it ceased altogether. I was able to open my eyes. I looked through my half-closed lids to the ground underneath me. It was already daylight. I waited a while longer without moving and then I started to stretch my body. I rolled on my back. The Sun was over the hills in the east. It took me hours to straighten out my legs and drag myself downhill. I began to walk toward the place, where don Juan had left me, which was perhaps only a mile away; by mid-afternoon I was barely at the edge of some woods, still a good quarter of a mile away. I could not walk any more, not for any reason. I thought of mountain lions and tried to climb up a tree, but my arms could not support my weight. I leaned against a rock and resigned myself to die there.
I was convinced, that I would be food for mountain lions or other predators. I did not have the strength even to throw a rock. I was not hungry or thirsty. Around noon
I had found a small stream and had drunk a lot of water, but the water did not help to restore my strength. As I sat there in utter helplessness, I felt more despondent (dishearted, dejected), than afraid. I was so tired, I did not care about my fate and I fell asleep. I woke up, when something shook me. Don Juan was leaning over me. He helped me sit up, gave me water and some gruel (watery porridge). He laughed and said, that I looked wretched (distressed, twisted). I tried to tell him, what had happened, but he hushed me up and said, that I had missed my mark, that the place, where I was supposed to meet him, was about a hundred yards away. Then he half carried me downhill. He said, he was taking me to a large stream and was going to wash me there. On the way he plugged my ears with some leaves, he had in his pouch, and then he blindfolded me, putting one leaf on each eye and securing them both with a piece of cloth. He made me take off my clothes and told me to place my hands over my eyes and ears, to make sure I could not see or hear anything. Don Juan rubbed my entire body with leaves and then dumped me in a river. I felt,
it was a large river. It was deep. I was standing and I could not touch the bottom. Don Juan was holding me by the right elbow. At first,
I did not feel the coldness of the water, but little by little I began to feel chilled, and then the cold became intolerable. Don Juan pulled me out and dried me with some leaves, that had a peculiar scent. I put on my clothes and he led me away; we walked a good distance, before he took the leaves off my ears and my eyes.
Don Juan asked me, if I felt strong enough to walk back to my car. The weird thing was, that I felt very strong. I even ran up the side of a steep hill to prove it. On the way to my car I stayed very close to don Juan. I stumbled scores of times and he laughed. I noticed, that his laughter was especially invigorating and it became the focal point of my replenishing; the more he laughed, the better I felt. The next day I narrated to don Juan the sequence of events from the time he left me.
He laughed all the way through my account, especially when I told him, that I had thought, it was one of his tricks. "You always think, you're being tricked," he said. "You trust yourself too much. You act like you know all the answers. You know nothing, my little friend, nothing." This was the first time don Juan had called me
"my little friend." It took me aback. He noticed it and smiled. There was a great warmth in his voice, and that made me very sad. I told him, that I had been careless and incompetent (clumsy, very inefficient), because that was the inherent bent of my personality; and that I would never understand his world. I felt deeply moved. He was very encouraging and asserted (affirm, state positevely), that I had done fine. I asked him the meaning of my experience. "It has no meaning," he replied. "The same thing could happen to anyone, especially someone like you, who has his gap already opened. It is very common. Any warrior, who's gone in search of allies, would tell you about their doings. What they did to you was mild. However, your gap is open and that is why you're so nervous. One cannot turn into a warrior overnight.
Now you must go home and don't return, until you're healed and your gap is closed."
254-255
I did not return to Mexico for months; I used the time to work on my field notes and for the first time in ten years, since I started the apprenticeship, don Juan's teachings began to make real sense. I felt, that the long periods of time I had, to stay away from the apprenticeship, had had a very sobering and beneficial effect on me; they had allowed me the opportunity to review my findings and to arrange them in an intellectual order, proper of my training and interest. The events, that took place on my last visit to the field, however, pointed to a fallacy in my optimism, about understanding don Juan's knowledge. I made the last entry in my field notes on October 16, 1970. The events, that took place on that occasion, marked a transition. They not only closed a cycle of instruction, but they also opened a new one, which was so very different, from what I had done thus far, that I feel, this is the point, where I must end my reportage. As I approached don Juan's house, I saw him sitting in his usual place under his ramada in front of the door. I parked in the shade of a tree, took my briefcase and a bag of groceries out of the car and walked toward him, greeting him in a loud voice. I then noticed, that he was not alone. There was another man sitting behind a high pile of firewood. Both of them were looking at me. Don Juan waved and so did the other man. Judging from his attire he was not an Indian, but a Mexican from the Southwest. He was wearing Levis, a beige shirt, a Texan cowboy hat and cowboy boots. I talked to don Juan and then looked at the man; he was smiling at me. I stared at him for a moment.
"Here's little Carlos," the man said to don Juan, "and he doesn't speak to me any more. Don't tell me, that he's cross with me!"
Before I could say anything, they both broke up laughing and only then did I realize, that the strange man was don Genaro.
"You didn't recognize me, did you?" he asked, still laughing. I had to admit, that his attire had baffled (puzzle, bewilder) me.
"What are you doing in this part of the world, don Genaro?" I asked.
"He came to enjoy the hot wind," don Juan said. "Isn't that right?"
"That's right," don Genaro echoed. "You've no idea, what the hot wind can do to an old body like mine." I sat down between them.
"What does it do to your body?" I asked.
"The hot wind tells extraordinarily things to my body," he said. He turned to don Juan, his eyes glittering. "Isn't that so?"
Don Juan shook his head affirmatively. I told them, that the time of the hot Santa Ana winds was the worst part of the year for me, and that it was certainly strange, that don Genaro would come to seek the hot wind, while I was running away from it.
"Carlos can't stand the heat," don Juan said to don Genaro. "When it gets hot, he becomes like a child and suffocates."
"Suffowhat?"
"Suffo ... cates."
"My goodness!" don Genaro said, feigning (pretending) concern, and made a gesture of despair, which was indescribably funny. Don Juan explained to him next, that I had been away for months, because of an unfortunate incident with the allies.
"So, you've finally encountered an ally!" don Genaro said.
"I think, I did," I said cautiously. They laughed loudly. Don Genaro patted me on the back two or three times.
256-257
It was a very light tapping, which I interpreted, as a friendly gesture of concern. He rested his hand on my shoulder, as he looked at me, and I had a feeling of placid contentment, which lasted only an instant, for next don Genaro did something inexplicable to me. I suddenly felt, that he had put the weight of a boulder on my back. I had the sensation, that he had increased the weight of his hand, which was resting on my right shoulder, until it made me sag all the way down and I hit my head on the ground.

"We must help little Carlos," don Genaro said and gave a conspiratorial look to don Juan. I sat up straight again and turned to don Juan, but he looked away. I had a moment of vacillation (hesitation) and the annoying thought, that don Juan was acting, as if he were aloof, detached from me. Don Genaro was laughing; he seemed to be waiting for my reaction. I asked him to put his hand on my shoulder once more, but he did not want to do it. I urged him at least to tell me, what he had done to me. He chuckled (laugh quietly or to oneself). I turned to don Juan again and told him, that the weight of don Genaro's hand had nearly crushed me.
"I don't know anything about it," don Juan said in a comically factual tone. "He didn't put his hand on my shoulder." With that both of them broke up laughing.
"What did you do to me, don Genaro?” I asked.
"I just put my hand on your shoulder," he said innocently.
"Do it again," I said. He refused. Don Juan interceded at that point and asked me to describe to don Genaro, what I had perceived in my last experience. I thought,
he wanted me to give a bona fide description of, what had happened to me, but the more serious my description became, the more they laughed. I stopped two or three times, but they urged me to go on.
"The ally will come to you regardless of your feelings," don Juan said, when I had finished my account. "I mean, you don't have to do anything to lure him out.
You may be sitting twiddling (fiddle with) your thumbs, or thinking about women and then suddenly, a tap on your shoulder, you turn around and the ally is standing by you."
"What can I do, if something like that happens?" I asked.
"Hey! Hey! Wait a minute!" don Genaro said. "That's not a good question. You shouldn't ask, what can you do, obviously you can't do anything. You should ask, what can a warrior do?" He turned to me, blinking. His head was slightly tilted to the right, and his mouth was puckered.
I looked at don Juan for a cue, whether the situation was a joke, but he kept a solemn face. "All right!" I said. "What can a warrior do?"
Don Genaro blinked and made smacking sounds with his lips, as if he were searching for a right word. He looked at me fixedly, holding his chin.
"A warrior wets his pants," he said with Indian solemnity. Don Juan covered his face and don Genaro slapped the ground, exploding in a howling laughter.
"Fright is something one can never get over," don Juan said after the laughter had subsided, "When a warrior is caught in such a tight spot, he would simply turn his back to the ally without thinking twice. A warrior cannot indulge, thus he cannot die of fright. A warrior allows the ally to come only when he is good and ready. When he is strong enough to grapple (seize firmly with hands) with the ally, he opens his gap and lurches out (abrupt rolling), grabs the ally, keeps him pinned down and maintains his stare on him for exactly the time he has to, then he moves his eyes away and releases the ally and lets him go. A warrior, my little friend, is the master at all times."
"What happens, if you stare at an ally for too long?" I asked. Don Genaro looked at me and made a comical gesture of outstaring.
"Who knows?" don Juan said. "Maybe Genaro will tell you, what happened to him."
"Maybe," don Genaro said and chuckled (laugh quietly or to oneself).
"Would you please tell me?" Don Genaro got up, cracked his bones stretching his arms, and opened his eyes, until they were round and looked crazy.
"Genaro is going to make the desert tremble," he said and went into the chaparral.
258-259
"Genaro is determined to help you," don Juan said in a confidential tone. "He did the same thing to you at his house and you almost Saw".
I thought, he was referring to what had happened at the waterfall, but he was talking about some unearthly rumbling sounds, I had heard at don Genaro's house.
"By the way, what was it?" I asked. "We laughed at it, but you never explained to me, what it was."
"You have never asked."
"I did."
"No. You have asked me about everything else, except that." Don Juan looked at me accusingly. "That was Genaro's art," he said. "Only Genaro can do that.
You almost Saw then." I told him, that it had never occurred to me to associate "Seeing" with the strange noises, I had heard at that time."
And why not?" he asked flatly.
"Seeing means the eyes to me," I said. He scrutinized me for a moment, as if there were something wrong with me.
"I never said, that Seeing is a matter of the eyes alone," he said and shook his head in disbelief.
"How does he do it?" I insisted.
"He has already told you, how he does it," don Juan said sharply. At that very moment I heard an extraordinary rumble. I jumped up and don Juan began to laugh. The rumble was like a thunderous avalanche. Listening to it, I had the funny realization, that my inventory of experiences in sound conies (rabbits) definitely from the movies. The deep thunder, I heard, resembled the sound track of a movie, when the whole side of a mountain falls into a valley. Don Juan held his sides, as if
they hurt from laughing. The thunderous rumble shook the ground, where I stood. I distinctly heard the thump (stomp, heavy steps) of, what seemed to be, a monumental boulder, that was rolling on its sides. I heard a series of crushing thumps (muffled sounds), that gave me the impression, that the boulder was rolling inexorably (relentless, not capable of being persuaded) toward me. I experienced a moment of supreme confusion. My muscles were tense; my whole body was ready for fleeing. I looked at don Juan. He was staring at me. I then heard the most frightening thump (stomp, heavy steps) , I had ever heard in my life. It was, as if a monumental boulder had landed right behind the house. Everything shook, and at that moment I had a most peculiar perception. For an instant I actually "Saw" a boulder the size of a mountain right behind the house. It was not, as if an image had been superimposed on the scenery of the house, I was looking at. It was not the view of a real boulder either. It was rather, as if the noise was creating the image of a boulder, rolling on its monumental sides. I was actually "Seeing" the noise. The inexplicable character of my perception threw me into the depths of despair and confusion. Never in my life would I have conceived (think, consider, formulated, become posessed), that my senses were capable of perceiving in such a manner. I had an attack of rational fright and decided to flee for my life. Don Juan held me by the arm and ordered me imperatively not to run away and not to turn around either, but face the direction, in which don Genaro had gone. I heard next a series of booming noises, which resembled the sound of rocks, falling and piling on top of each other, and then everything was quiet again. A few minutes later don Genaro came back and sat down. He asked me, if I had "Seen." I did not know, what to say. I turned to don Juan for a cue. He was staring at me.
"I think, he did," he said and chuckled (laugh quietly or to oneself). I wanted to say, that I did not know, what they were talking about. I felt terribly frustrated. I had a physical sensation of wrath, of utter discomfort. "I think, we should leave him here to sit alone," don Juan said. They got up and walked by me. "Carlos is indulging in his confusion," don Juan said very loudly. I stayed alone for hours and had time to write my notes and to ponder on the absurdity of my experience. Upon thinking about it, it became obvious to me, that from the very moment I saw don Genaro sitting under the ramada, the situation had acquired a farcical mood.
260-261
The more I deliberated about it, the more convinced I became, that don Juan had relinquished the control over to don Genaro and that thought filled me with apprehension. Don Juan and don Genaro returned at dusk. They sat down next to me, flanking me. Don Genaro drew closer and almost leaned on me. His thin and frail shoulder touched me lightly and I experienced the same feeling, I had had, when he tapped me. A crushing weight toppled me over and I tumbled onto don Juan's lap. He helped me to sit up straight and asked in a joking tone, if I was trying to sleep on his lap. Don Genaro seemed to be delighted; his eyes shone. I wanted to weep. I had the feeling I was like an animal, that had been corralled.
"Am I frightening you, little Carlos?" don Genaro asked and seemed really concerned. "You look like a wild horse."
"Tell him a story," don Juan said. "That's the only thing, that calms him." They moved away and sat in front of me. Both of them examined me with curiosity. In the semidarkness their eyes seemed glassy, like enormous dark pools of water. Their eyes were awesome. They were not the eyes of men. We stared at each other for a moment and then I moved my eyes away. I noticed, that I was not afraid of them, and yet their eyes had frightened me to the point, that I was shivering. I felt a most uncomfortable confusion. After a moment of silence don Juan urged don Genaro to tell me, what had happened to him at the time, he had tried to outstare his ally. Don Genaro was sitting a few feet away, facing me; he did not say anything. I looked at him; his eyes seemed to be four or five times the size of ordinary human eyes; they were shining and had a compelling (forceful) attraction. What seemed to be the light of his eyes dominated everything around them. Don Genaro's body seemed to have shriveled and looked more like the body of a feline. I noticed a movement of his cat-like body and became frightened. In a completely automatic way, as if I had been doing it all my life, I adopted a "fighting form" and began beating rhythmically on my calf. When I became aware of my acts, I got embarrassed and looked at don Juan. He was peering at me, as he does ordinarily; his eyes were kind and soothing. He laughed loudly. Don Genaro made a purring sound and stood up and went inside the house. Don Juan explained to me, that don Genaro was very forceful and did not like to piddle (waste time) around, and that he had been just teasing me with his eyes. He said that, as usual, I knew more, than I myself expected. He made a comment, that everyone, who was involved with sorcery, was terribly dangerous during the hours of twilight, and that sorcerers, like don Genaro, could perform marvels at that time. We were quiet for a few minutes. I felt better. Talking to don Juan relaxed me and restored my confidence. Then he said, that he was going to eat something and that we were going for a walk, so that don Genaro could show me a technique for hiding. I asked him to explain, what he meant by a technique for hiding. He said, he was through with explaining things to me, because explaining only forced me to indulge. We went inside the house. Don Genaro had lit the kerosene lantern and was chewing a mouthful of food. After eating, the three of us walked into the thick desert chaparral, Don Juan walked almost next to me. Don Genaro was in front, a few yards ahead of us. It was a clear night, there were heavy clouds, but enough moonlight to render (represent, presented for consideration, give in return) the surroundings quite visible. At one moment don Juan stopped and told me to go ahead and follow don Genaro. I vacillated (hesitated); he pushed me gently and assured me, it was all right. He said, I should always be ready and should always trust my own strength. I followed don Genaro and for the next two hours I tried to catch up with him, but no matter how hard I struggled,
I could not overtake him. Don Genaro's silhouette was always ahead of me. Sometimes he disappeared, as if he had jumped to the side of the trail, only to appear again ahead of me. As far, as I was concerned, this seemed to be a strange and meaningless walk in the dark. I followed, because I did not know how to return to the house. I could not understand, what don Genaro was doing.
262-263
I thought he was leading me to some recondite (not easy understood) place in the chaparral to show me the technique, don Juan had talked about. At a certain point, however, I had the peculiar sensation, that don Genaro was behind me. I turned around and caught a glimpse of a person some distance behind me. The effect was startling. I strained to see in the darkness and I believed, I could make out the silhouette of a man, standing perhaps fifteen yards away. The figure was almost merged with the bushes; it was, as if he wanted to conceal himself. I stared fixedly for a moment and I could actually keep the silhouette of the man within my field of perception, even though he was trying to hide behind the dark shapes of the bushes. Then a logical thought came to my mind. It occurred to me, that the man had to be don Juan, who must have been following us all the time. The instant I became convinced, that that was so, I also realized, I could no longer isolate his silhouette; all, I had in front of me, was the undifferentiated dark mass of the desert chaparral. I walked toward the place, I had seen the man, but I could not find anybody. Don Genaro was nowhere in sight either, and since I did not know my way, I sat down to wait. A half hour later, don Juan and don Genaro came by.
They called my name out loud. I stood up and joined them. We walked to the house in complete silence. I welcomed that quiet interlude, for I felt completely disoriented. In fact, I felt unknown to myself. Don Genaro was doing something to me, something, which kept me from formulating my thoughts, the way I am accustomed to doing. This became evident to me, when I sat down on the trail. I had automatically checked the time, when I sat down and then I had remained quiet, as if my mind had been turned off. Yet I sat in a state of alertness, I have never experienced before. It was a state of thoughtlessness, perhaps comparable to not caring about anything. The world seemed to be, during that time, in a strange balance; there was nothing, I could add to it and nothing I could subtract from it. When we arrived at the house, don Genaro rolled out a straw mat and went to sleep. I felt compelled (forced) to render (represent, present for consideration, give in return) my experiences of the day to don Juan. He did not let me talk.

October 18, 1970
"I think, I understand, what don Genaro was trying to do the other night," I said to don Juan. I said that, in order to draw him out. His continual refusal to talk was unnerving me. Don Juan smiled and shook his head slowly, as if agreeing with what I had said. I would have taken his gesture, as an affirmation, except for the strange glint in his eyes. It was, as if his eyes were laughing at me.
"You don't think, I understand, do you?" I asked compulsively (conditioned by obsession).
"I suppose you do... you do, in fact. You do understand, that Genaro was behind you all the time. However, understanding is not the real point" His statement, that don Genaro had been behind me all the time, was shocking to me. I begged him to explain it. "Your mind is set to seek only one side of this," he said. He took a dry twig and moved it in the air. He was not drawing in the air or making a figure; what he did, resembled the movements he makes with his fingers, when he cleans the debris from a pile of seeds. His movements were like a soft prodding (poke, urge) or scratching the air with the twig. He turned and looked at me and I shrugged my shoulders automatically in a gesture of bafflement (puzzlement, bewilderment). He drew closer and repeated his movements, making eight points on the ground.
He circled the first point.
"You are here," he said. "We are all here; this is feeling, and we move from here to here." He circled the second, which he had drawn right above number one.
He then moved his twig back and forth between the two points to portray a heavy traffic. "There are, however, six more points a man is capable of handling," he said. "Most men know nothing about them." He placed his twig between points one and two and pecked (strike) on the ground with it. "To move between these two points you call understanding. You've been doing that all your life. If you say, you understand my knowledge, you have done nothing new."
264-265
He then joined some of the eight points to the others with lines; the result was a long trapezoid figure, that had eight centers of uneven radiation. Each of these six remaining points is a world, just like feeling and understanding are two worlds for you," he said.
"Why eight points? Why not an infinite number, as in a circle?" I asked. I drew a circle on the ground. Don Juan smiled.
"As far, as I know, there are only eight points a man is capable of handling. Perhaps men cannot go beyond that. And I said handling, not understanding, did you get that?" His tone was so funny I laughed. He was imitating or rather mocking my insistence on the exact usage of words. "Your problem is, that you want to understand everything, and that is not possible. If you insist on understanding, you're not considering your entire lot as a human being. Your stumbling block is intact. Therefore, you have done almost nothing in all these years. You have been shaken out of your total slumber, true, but that could have been accomplished anyway by other circumstances." After a pause don Juan told me to get up, because we were going to the water canyon. As we were getting into my car, don Genaro came out from behind the house and joined us. I drove part of the way and then we walked into a deep ravine. Don Juan picked a place to rest in the shade of a large tree. "You mentioned once," don Juan began, "that a friend of yours had said, when the two of you saw a leaf falling from the very top of a sycamore, that that same leaf will not fall again from that same sycamore ever in a whole eternity, remember?" I remembered having told him about that incident. "We are at the foot of a large tree," he continued, "and now, if we look at that other tree in front of us, we may see a leaf falling from the very top." He signaled me to look. There was a large tree on the other side of the gully; its leaves were yellowish and dry. He urged me with a movement of his head to keep on looking at the tree. After a few minutes wait, a leaf cracked loose from the top and began falling to the ground; it hit other leaves and branches three times, before it landed in the tall underbrush. "Did you see it?"
"Yes."
"You would say, that the same leaf will never again fall from that same tree, true?"
"True."
"To the best of your understanding, that is true. But that is only to the best of your understanding. Look again." I automatically looked and saw a leaf falling. It actually hit the same leaves and branches, as the previous one. It was, as if I were looking at an instant television replay. I followed the wavy falling of the leaf, until it landed on the ground. I stood up to find out, if there were two leaves, but the tall underbrush around the tree prevented me from seeing, where the leaf had actually landed. Don Juan laughed and told me to sit down. "Look," he said, pointing with his head to the top of the tree. "There goes the same leaf again." I once more saw a leaf falling in exactly the same pattern, as the previous two. When it had landed, I knew don Juan was about to signal me again to look at the top of the tree, but before
he did, I looked up. The leaf was again falling. I realized then, that I had only seen the first leaf cracking loose, or, rather, the first time the leaf fell, I saw it from the instant, it became detached from the branch; the other three times the leaf was already falling, when I lifted my head to look. I told that to don Juan and I urged him to explain, what he was doing.
"I don't understand how you're making me see a repetition, of what I had seen before. What did you do to me, don Juan?" He laughed, but did not answer and
I insisted, that he should tell me, how I could see, that leaf falling over and over. I said, that according to my reason, that was impossible. Don Juan said, that his reason told him the same, yet I had witnessed the leaf falling over and over. He then turned to don Genaro.
266-267
"Isn't that so?" he asked. Don Genaro did not answer. His eyes were fixed on me.
"It is impossible!" I said.
"You're chained!" don Juan exclaimed. "You're chained to your reason." He explained, that the leaf had fallen over and over from that same tree, so I would stop trying to understand. In a confidential tone he told me, that I had the whole thing pat (exactly right) and yet my mania always blinded me at the end. "There's nothing to understand. Understanding is only a very small affair, so very small," he said. At that point don Genaro stood up. He gave a quick glance to don Juan; their eyes met and don Juan looked at the ground in front of him. Don Genaro stood in front of me and began swinging his arms at his sides, back and forth in unison.
"Look, little Carlos," he said. "Look! Look!" He made an extraordinarily sharp, swishing (rustling, hissing) sound. It was the sound of something ripping. At the precise instant the sound happened, I felt a sensation of vacuity (vacuum) in my lower abdomen. It was the terribly anguishing sensation of falling, not painful, but rather unpleasant and consuming. It lasted a few seconds and then it subsided, leaving a strange itch in my knees. But while the sensation had lasted, I experienced another unbelievable phenomenon. I saw don Genaro on top of some mountains, that were perhaps ten miles away. The perception lasted only a few seconds and
it happened so unexpectedly, that I did not have time really to examine it. I cannot recall, whether I saw a man-size figure, standing on top of the mountains, or a reduced image of don Genaro. I cannot even recall, whether or not it was don Genaro. Yet at that moment I was certain beyond any doubt, that I was Seeing him, standing on top of the mountains. However, the moment I thought, that I could not possibly see a man ten miles away, the perception vanished. I turned around to look for don Genaro, but he was not there. The bafflement (puzzlement, bewilder), I experienced, was as unique, as everything else, that was happening to me.
My mind buckled under the strain. I felt utterly disoriented. Don Juan stood up and made me cover the lower part of my abdomen with my hands and press my legs tightly against my body in a squat position. We sat in silence for a while and then he said, that he was truly going to refrain from explaining anything to me, because only by acting can one become a sorcerer. He recommended, that I leave immediately, otherwise don Genaro would probably kill me in his effort to help me.
"You are going to change directions," he said, "and you'll break your chains." He said, that there was nothing to understand about his or about don Genaro's actions, and that sorcerers were quite capable of performing extraordinary feats. "Genaro and I are acting from here," he said and pointed to one of the centers of radiation in his diagram. "And it is not the center of understanding, yet you know, what it is." I wanted to say, that I did not really know, what he was talking about, but he did not give me time, stood up and signaled me to follow him. He began to walk fast and in no time at all I was puffing and sweating, trying to keep up with him.
When we were getting inside the car, I looked around for don Genaro.
"Where is he?" I asked.
"You know, where he is," don Juan snapped at me. Before I left, I sat down with him, as I always do. I had an overwhelming urge to ask for explanations. As don Juan says, explanations are truly my indulgence.
"Where's don Genaro?" I asked cautiously.
"You know where," he said. "Yet you fail every time, because of your insistence on understanding. For example, you knew the other night, that Genaro was behind you all the time; you even turned around and saw him."
"No," I protested. "No, I didn't know that." I was truthful at that. My mind refused to intake that sort of stimuli, as being "real," and yet, after ten years of apprenticeship with don Juan, my mind could no longer uphold my old ordinary criteria of what is real.
268
However, all the speculations I had thus far, engendered (procreate, propagate) about the nature of reality, had been mere intellectual manipulations; the proof was, that under the pressure of don Juan and don Genaro's acts, my mind had entered into an impasse (dead end, cul-de-sac, dead lock). Don Juan looked at me and there was such sadness in his eyes, that I began to weep. Tears fell freely. For the first time in my life, I felt the encumbering (impede, hinder) weight of my reason. An indescribable anguish overtook me. I wailed involuntarily and embraced him. He gave me a quick blow with his knuckles on the top of my head. I felt it like a ripple down my spine. It had a sobering effect. "You indulge too much," he said softly.

EPILOGUE

Don Juan slowly walked around me. He seemed to be deliberating whether or not to say something to me. Twice he stopped and seemed to change his mind.
"Whether or not you return is thoroughly unimportant," he finally said. "However, you now have the need to live like a warrior. You have always known that, now you're simply in the position of having to make use of something, you disregarded before. But you had to struggle for this knowledge; it wasn't just given to you; it wasn't just handed down to you. You had to beat it out of yourself. Yet you're still a luminous being. You're still going to die like everyone else. I once told you, that there's nothing to change in a Luminous Egg." He was quiet for a moment. I knew he was looking at me, but I avoided his eyes. "Nothing has really changed in you," he said.