"THE
ACTIVE SIDE
OF INFINITY" - "АКТИВНАЯ СТОРОНА БЕСКОНЕЧНОСТИ"
Все Женщины -
Dreamers, правда некоторые - более одарённые, чем другие ! Dreamer -
это человек, который умеет сознательно переводить своего Двойника на
более высокую вибрацию. Обычно среди мужчин это : Колдуны,
первопроходцы Роберта Монро, маги, индийские гуру, некоторые монахи и
т.д. У всех Женщин этот дар есть из-за того, что у них есть Матка (если
она не вырезана), но этот дар имеется у очень малого количества мужчин
и этот дар ещё должен быть развит огромным трудом. Dreaming-Awake - это
когда Точка Восприятия находится в 2х местах одновременно. Означает
быть одновременно в 2х местах : ощущать своё физическое тело, а также
сознательно или бессознательно перемещать своего Двойника в другое
положение Точки Восприятия, т.е. на более высокую вибрацию, не теряя
контроль над собой и исполняя поставленные задачи.
All Women are
Dreamers, though among them there are more gifted, then others. Dreamer
is a person, who can consciously lift her Energy Body up to other
vibrational level. Dreamers among Men are usually: Sorcerers, Robert
Monroe' s Institute explorers, some magicians, indian gurus, some
buddists, some priests/cledgy and so on. All Women, because of their
Womb (if it's still inside), have this gift, but Men have to work a
great deal to develop this ability ! Dreaming-Awake is when Perception
Point is in two places at the same time. It means to be in 2 places:
feel your physical body and, at the same time, manuver your Energy Body
to a higher vibration, to another position of Perception Point (your
Assemblage Point) consciously or subconsciously, without loosing
control and to perform certain tasks.
"АКТИВНАЯ СТОРОНА БЕСКОНЕЧНОСТИ"
Some interesting extracts from this book in
english and in russian.
Чужеродное Внедрение - 'Foreign
Installation'
Here
is the most unusual information from "The Active Side of Infinity" (or
Intent) by Carlos Castaneda. This Disintegrating Force concerns
everyone :
p. 168
"...In
the case of the recapitulation, the secret option, that only Sorcerers
take, is to choose to enhance their True Minds. The haunting memory of
your recollections," Don Juan went on, "could come only from your True
Mind. The other (reptilian) mind, that we all have and share is, I
would say, a cheap reptilian model: economy strength, one size fits
all. But this is a subject, that we will discuss later. What is
at
stake now is the advent (arrival) of a Disintegrating Force. But not a
Force, that is disintegrating you - I don't mean it that way. It is
disintegrating what the Sorcerers call the Foreign Reptilian
Installation, which exists in your mind and in every other human
being'
mind. The effect of the Force, that is descending on you, which is
disintegrating the
Foreign Installation, is that it pulls Sorcerers out
of their syntax (list of rules,
LM)... The males, going through it,
suffer infinitely more damage, than the females. I suppose, it's the
condition of women to be more durable. The Sorcerers of ancient Mexico,
acting as a group, tried their best to buttress (withstand) the impact
of this Disintegrating Force. In our day, we have no means of acting as
a group, so we must brace ourselves to face in solitude a Force, that
will sweep us away from language, for there is no way to describe
adequately, what is going on."
p.
172-173
"...
you have entered an
irreversible process. Your true mind is emerging, waking up from a
state of lifelong lethargy. Infinity is claiming you," he
continued.
"Whatever means
it uses to point that out to you cannot have any other
reason, any other cause, any other value, than that. What you should
do, however, is to be prepared for the onslaughts of infinity. You must
be in a state of continuously bracing yourself for a blow of tremendous
magnitude..."
p.
175
"Your true mind is emerging, and
it has nothing to do with the mind, that is a Foreign Installation..."
"The Sorcerers'
revolution," he (Don Juan) continued, "is, that they
refuse to honor agreements, in which they did not participate. Nobody
ever asked me if I would
consent to be eaten by beings of a different kind of awareness. My
parents just brought me into
this world to be food, like themselves, and that's the end of the
story."
Чужеродное
Внедрение - 'Foreign Installation'
или второй (рептоидный, фиктивный)
разум в человеке подробно описал К. Кастанеда в своих книгах (часть
нашего мозга принадлежит рептилиям - Reptilian Brain). Выдержки из этой
книги, перевод мой.
168
"...В случае
Пересмотра своей жизни (Recapitulation) - секретный выбор, который
только Колдуны применяют - это, чтобы обогатить свои
настоящие умы. Призрачная память твоих воспоминаний," продолжал
Дон Хуан, "может только придти из твоего настоящего Разума. Другой -
(рептоидный) ум, который мы все имеем, я бы назвал дешёвой рептоидной
моделью: эконом-силы - один размер для всех. Но это предмет, который мы
обсудим позже. Что сейчас срочно - это прибытие РАЗРУШАЮЩЕЙ СИЛЫ.
Но не СИЛЫ, разрушающей тебя, я не это имею ввиду. Эта СИЛА разрушает
то, что Колдуны называют "Чужая Рептоидная Вставка", которая находится
не только в твоём мозгу, но и в мозгу каждого человека. Эффект Силы,
которая приближается к тебе и которая разрушает "Рептоидную Вставку", в
том, что она вытягивает Колдунов из общепринятого списка правил нашего
Повседневного Мира...Мужчины, проходящие через это, страдают от этого
разрушения намного больше, чем женщины. Я полагаю,
что это в силу того, что женщины - более стойкие, выносливые. Колдуны
Древней Мексики, действуя группой, делали всё, что в их силах, чтобы
выдержать удар этой РАЗРУШАЮЩЕЙ СИЛЫ. В наши дни, у нас нет
возможности действовать группой, поэтому мы должны подготовить себя,
чтобы в одиночестве быть один на один с
СИЛОЙ, у которой нет объяснения, нет слов аккуратно описать то, что
произойдёт."
172
"...ты вошёл в неизменный процесс. Выходит твой настоящий Разум,
просыпаясь от апатии целой жизни. Неизвестность предъявляет свои права
на тебя," продолжал он. "Какие бы приёмы она не применяла, чтобы
указать это тебе, она не имеет другой причины, другой ценности, чем
эта. Однако, что тебе следует сделать это - приготовиться к ударам
Неизвестности. Ты должен быть в состоянии постоянной готовности к
невероятному удару..."
175
"Твой настоящий Разум выходит на свет, и он не имеет ничего общего с
умом, который не что иное как "Чужая Рептоидная Вставка"..."
"Активная Сторона Бесконечности" -
Карлос Кастанэда (перевод на русский мой)
THE
ACTIVE SIDE OF INFINITY
Синтаксис
- Правила Логики - Система Правил в действии
Человек,
уставившись на свои уравнения, сказал,
что Вселенная имела Начало. Был Взрыв, сказал он. Огромный Взрыв, и
Вселенная родилась. И она расширяется, сказал он. Он даже высчитал
продолжение жизни Вселенной: 10 миллиардов лет или вращений Земли
вокруг Солнца. Весь Земной Шар оживился; они нашли его вычисления
научными. Никто не
подумал, что заявляя о Начале жизни Вселенной, человек
просто следовал системе правил в действии языка его матери;
Синтаксис требует начала, как рождение, и развитие, как созревание, и
конец, как смерть, это - констатакция фактов. Вселенная начилась и она
становится Старой, заверил нас человек, и она умрёт, как умирают все
вещи, как он сам умрёт после того, как подтвердит матиматически
Синтаксис языка
его матери.
Другие
Правила Логики
Действительно
ли Вселенная имеет Начало?
Правдива ли
теория "Большого Взрыва"? Это не вопросы, хотя они так выглядят. А
Синтаксис, который требует начала, развития и конца, как заявление
фактов, единственные существующие Правила? Это реальный вопрос. Есть
другие Правила, например, которые требуют, чтобы вариации интенсивности
принимались во внимание как факты. В этих Правилах ничего не имеет ни
начала, ни конца; таким образом рождение не явное событие, а особый тип
интенсивности, также
как и созревание, и смерть. Человек таких Правил, смотрящий на свои
уравнения, находит, что вычислил достаточно вариантов интенсивности,
чтобы авторитетно сказать, что Вселенная никогда не начиналась и
никогда не закончится, но что она развивалась и развивается сейчас, и
пройдёт через бесконечные колебания интенсивности. Этот человек может
очень хорошо сделать вывод, что сама Вселенная - показатель
интенсивности, и что можно влезть в неё попутешествовать через
бесконечные перемены. Он всё это заключит и даже больше, даже наверно
не подозревая, что он просто подтверждает Синтаксис языка своей матери.
Вступление
1-2
Эта книга - коллекция
запоминающихся событий моей жизни. Время шло и Дон Хуан открыл мне, что
шаманы Древней Мексики собрали в уме коллекцию запоминающихся событий,
как настоящий инструмент, чтобы возродить и перемешать энергию,
существующую в тайниках нашего тела. Они объясняли эти тайники, как
состоящие из энергии, которая сама происходит из тела и становится
недосягаемой, вытолкнутая обстоятельствами наших ежедневных жизней. В
этом смысле коллекция запоминающихся событий была для Дон Хуана и
шаманов его линии средством активизировать силу их не использованной
энергии, собранной ими.
Я следовал рекоммендациям Дон Хуан Матус, шамана индейцев Яки из
Мексики, кто, как учитель, взял на себя смелость 13 лет открывать мне
познавательный мир шаманов, кто жил в Мексике в древние времена.
Предложение Дон Хуан Матуса, чтобы я собрал
коллекцию памятных событий, звучало как ничего особенного, то, что
только что пришло ему в голову. Это был стиль обучения Дон Хуана. Он
скрывал важность определённых манёвров за чем-то несущественным. В этой
манере он прятал колючки прошедшего, подавая это как не отличающееся от
любой другой проблемы Повседневного Мира. Предпосылкой для этой
коллекции был естественный и всепоглощающее действие сложить вместе
тотальную сумму чьих-то эмоций и представлений, не щадя ничего.
Согласно Дон Хуану, шаманы его линии были убеждены, что коллекция
памятных событий была инструментом для эмоционального и энергетического
регулирования, необходимого для входа в Неизвестность (в отношении
восприятия). Дон Хуан описал тотальную цель Знаний Шаманов, которые он
передавал как приготовление: встать лицом к окончательному путешествию:
путешествие, которое каждому человеку придёться пройти в конце жизни.
Он сказал, что с помощью своей дисциплины и смелости, шаманы были
способны сохранять своё индивидуальное сознание и цель после смерти.
Для них неясное идеалистическое состояние, которое современный человек
называет "жизнь после смерти", было конкретной областью, наполненной до
краёв практическими вещами другого порядка, чем дела ежедневной жизни,
и всё же носящими похожую практичность. Дон Хуан считал, что собирать
памятные события в их жизнях, было для шаманов приготовлением к их
входу в эту конкретную область, которую они называли "Активной Стороной
Неизвестности" (или Интэнт).
Как-то днём Дон Хуан и я разговаривали под его рамадой, свободно
стоящая конструкция, сделанная из тонких стволов бамбука. Она выглядела
как крытая веранда которая частично закрывала от Солнца, но не от
дождя. Там были небольшие крепкие грузовые ящики, служащие скамьями.
Этикетки их марок выцвели и скорее были похожи на орнамент, чем на
марку товара. Я сидел на одном из них спиной в переднюю стену дома. Дон
Хуан сидел на другом ящике, облокотясь на столб, поддерживающий рамаду.
Я только въехал минутами раньше: это был день езды при жаркой, влажной
погоде. Я был нервным, потным и беспокойным.
Дон Хуан начал разговор со мной, как-только я удобно уселся на ящике.
Широко улыбаясь, он заметил, что толстые люди едва ли знают как
бороться с полнотой. Улыбка, играющая на его губах, дала мне намёк, что
он не церемонился. Он просто указывал мне самым прямым и в то же время,
косвенным путём, что у меня был лишний вес.
3-4
Я стал таким нервным, что слетел с ящика, на котором сидел, и спиной
очень сильно ударился о тонкую стену дома. Удар потряс весь дом до
основания. Дон Хуан вопросительно посмотрел на меня, но вместо вопроса
- всё ли со мной в порядке - он заверил меня, что дом не треснул. Затем
он объяснил в деталях, что его дом был временным жилищем для него, что
он в действительности живёт где ещё. Когда я спросил, где он реально
жил, он уставился на меня. Его взгляд не был агрессивным; а был скорее
твердым сдерживающим средством. Я не понял, что он хотел, и уже
собрался снова задать тот же вопрос, но он остановил меня.
"Такие вопросы здесь не задают," твёрдо сказал он. "Спрашивай всё, что
хочешь о приёмах или идеях. Когда я буду готов сказать тебе, где я
живу, если вообще когда-либо, я скажу тебе и тебе не надо спрашивать
меня." Я мгновенно почувствовал себя отверженным. Моё лицо невольно
покраснело. Взрыв смеха Дон Хуана ещё добавило моему смущению. Он не
только отверг меня, но и оскорбил, а потом посмеялся надо мной. "Я
здесь живу временно," продолжал он, не заботясь о моём плохом
настроении, "потому что это магический центр. Собственно, я здесь живу
из-за тебя." Это заявление объяснило что-то. Я не мог в это поверить и
подумал, что он наверно говорит это, чтобы облегчить моё раздражение от
оскорбления.
"Ты действительно живёшь здесь из-за меня?" Наконец спросил я, не в
состоянии сдержать своё любопытство.
"Да," сказал он равнодушно. "Мне нужно подготовить тебя. Ты вроде меня.
Сейчас я повторю тебе то, что уже сказал. Задача каждого Нагуала или
лидера в каждом поколении Колдунов или шаманов это - найти нового
мужчину или женщину, кто, как и он сам, показывает Двойную
Энергетическую Структуру; я увидел эту черту в тебе, когда мы были в
автобусном депо в Ногалес. Когда я вижу твою энергию, я ВИЖУ два Шара
Светимости, наложенных друг на друга, один сверху другого -
эта черта связывает нас вместе. Я не могу отказаться от тебя и ты не
можешь отказаться от меня." Его слова вызвали очень странное
беспокойство во мне.
Секундой раньше я был зол, а сейчас мне хотелось плакать. Он продолжал
говорить, что хотел начать со мной то, что шаманы называют "путь
воина", ввиду силы места, где он жил, что было центром очень сильных
эмоций и реакций. Воинственный народ жил здесь тысячи лет, пропитывая
землю своими проблемами войны.
В то время он жил в штате Сонора, в Северной Мексике, около 100 миль
южнее города Guaymas. Я всегда приезжал туда
навестить его под предлогом проведения поля моей работы.
"Мне нужно начать воевать, Дон Хуан?" спросил я, серьёзно обеспокоенный
тем, что он объявил: проблема войны было то, что мне когда-нибудь
пригодится.
Я уже научился принимать во внимание всё, что он сказал, совершенно
серьёзно.
"Не беспокойся," ответил он, улыбаясь. "Когда ты впитаешь всё, что
должно быть впитано в этом районе, я уеду."
У меня не было основания
сомневаться в том, что он говорил, но я не мог представить его живущим
где-то ещё. Он был абсолютной частью всего, что окружало его. Однако
его дом казался и в самом деле - временным жилищем. Это была хижина
типичная для фермеров Яки, сделанная из строительного раствора с
соломой и прутьев с плоской соломенной крышей. Он имел одну большую
комнату для еды и спанья и кухню без крыши.
"Очень трудно иметь дело
с толстыми людьми," сказал он. Это похоже было на намёк. Дон Хуан
просто вернулся обратно к теме, о которой говорил до того, как
я перебил его, ударившись спиной о стену дома. "Минуту назад ты ударил
мой дом как экскаватор," сказал он, медленно качая головой из стороны в
сторону.
"Какой удар! Удар стоющий толстого человека." Мне стало непосебе, что
он говорит со мной с точки зрения того, кто разочаровался во мне. Я
сразу же встал в позу. Он слушал, ухмыляясь, мои отчаянные объяснения,
что мой вес был нормальным для моего скелета.
5-6
"Правильно," элегантно отпарировал он. "У тебя большие кости и ты
наверно можешь с лёгкостью таскать ещё 15 кг и никто, уверяю тебя,
никто не заметит.
Я не замечу." Его дразнящая улыбка говорила мне, что я явно был
толстым. Потом он спросил о моём здоровье в общем и я понёс, отчаянно
стараясь избегать дальнейших комментариев о моём весе. Он сам поменял
тему. "Что нового в твоих странностях и отклонениях от нормы?" спросил
он с неподвижным выражением лица. Я по-идиотски ответил, что это -
нормально. "Странности и отклонения от
нормы" - так он называл мой интерес коллекционировать. В то время
я взялся с удвоенным рвением за то, что мне доставляло удовольствие
делать всю свою жизнь: коллеционировать всё, что только можно. Я
собирал журналы, пластинки, марки, предметы Второй Мировой Войны
такие как: ножи, военные каски, флаги и т.д.
"Всё, что я могу сказать Дон Хуан о своих странностях, это - что я
стараюсь продать свои коллекции," сказал я с видом мученика, кто должен
был сделать что-то ненавистное.
"Быть коллекционером - не такая уж плохая идея," сказал он так,
как-будто реально в это верил. "Суть дела не в том, почему ты
коллекционируешь, а в том, что ты собираешь. Ты собираешь барахло,
бесполезные предметы, которые отнимают твою свободу, как домашняя
собака. Ты не можешь просто встать и уйти, если у тебя любимец, за
которым нужно ухаживать, или если тебе придёться беспокоиться: не
случиться ли что-нибудь с твоими коллекциями, если тебя дома нет."
"Я серьёзно ищу покупателей Дон Хуан, верь мне," запротестовал я.
"Нет, нет, не думай, что я тебя в чём-то виню," бросил он в ответ.
"Откровенно говоря, мне нравится твой дух коллекционера, мне просто не
нравятся твои коллекции, вот и всё. Я бы хотел дать применение твоему
глазу коллекционера, предлагаю тебе создать стоящую коллекцию." Дон
Хуан хранил долгое молчание. Казалось, он ищет подходящие слова; или
это наверно было только, наигранное и к месту, колебание. Он посмотрел
на меня глубоким, пронизывающим взглядом.
"Каждый воин, в силу обстоятельств, собирает особенный альбом,"
продолжал Дон Хуан, "альбом, который раскрывает личность воина; альбом,
который свидетельствует обстоятельствам его жизни."
"Почему ты называешь это коллекцией, Дон Хуан?" Спросил я тоном
спорщика. "Или альбомом в этом случае?"
"Потому что он - оба," ответил он. "Но прежде всего - это как альбом с
картинками из твоей памяти, картины из собранных памятных событий."
"Те памятные события помнятся как-то особенно?" спросил я.
"Они памятные, так как имеют
особое значение в жизни воина," сказал он. "Мой совет, чтобы ты
составил такой альбом, вкладывая в него полное число разных событий,
которые имели глубокое значение для тебя."
"Каждое событие в моей жизни имело глубокое значение для меня, Дон
Хуан!" сказал я воодушевлённо и сразу же почувствовал удар собственной
важности.
"Это не так," улыбаясь ответил он, наверно здорово наслаждаясь моей
реакцией. "Не каждое событие в твоей жизни имело глубокое значение для
тебя. Однако есть несколько, которые я бы считал меняющими вещи для
тебя, освещающими твой путь. Обычно события, которые меняют наш путь,
беспристрастные события, не относящиеся ни к кому, и всё же они
чрезвычайно личные."
"Дон Хуан, я не хочу быть
упрямым, но поверь мне: всё, что случилось со мной, имеет эти
качества," сказал я, зная, что вру. Сразу же, после того как я выдал
такое заявление, мне хотелось извиниться, но Дон Хуан не обратил
внимание на меня, как-будто я ничего и не говорил.
"Не думай об этом альбоме как
о чём-то банальном или как о маловажном пересказе твоих жизненных
испытаний," сказал он. Я глубоко вздохнул, закрыл глаза и постарался
успокоиться. Я отчаянно разговаривал сам с собой о моей неразрешимой
проблеме: мне явно не нравилось
вообще навещать Дон Хуана.
В его присуствии я чувствовал угрозу. Он вслух обвинил меня и не дал мне
никакой возможности показать ему - чего я стою.
7-8
Мне не нравилось оставаться в дураках каждый раз, когда я открывал свой
рот; мне не нравилось быть глупцом. Но внутри меня был другой голос,
который шёл из
такой глубины, что был отдалённым и еле слышным. В середине моей
бомбардировки известного диалога, я услышал как говорю, что было
слишком поздно для меня возвращаться. Но это реально не был мой голос
или мои мысли, которые я испытывал. Это скорее был как незнакомый
голос, который сказал, что я вошёл слишком глубоко в мир Дон Хуана и
что он мне нужен больше, чем воздух. "Говори что хочешь," казалось
голос говорил мне, "но если бы ты не был маниакальным, кем ты есть на
самом деле, ты не был бы так расстроен."
"Это голос твоего настоящего разума," сказал Дон Хуан, как-будто он
слушал или читал мои мысли. Моё тело невольно подпрыгнуло: испуг был
такой силы, что слёзы полились из глаз. Я выдал Дон Хуану природу моего
состояния. "Твой конфликт очень даже натуральный," ответил он. "И
поверь мне, я не обостряю это так сильно, это не в моём стиле. Мне
хочется рассказать тебе несколько историй о том, что мой учитель -
Нагуал Джулиан бывало делал со мной. Я ненавидел его всей Душой, я был
очень молод и я видел как женщины обожали его, отдавали себя ему без
сожаления. А когда я старался сказать им - привет - они встречали меня
как львицы, готовые оторвать мне голову. Они ненавидели всё моё нутро и
любили его. Каково было моё состояние, как ты думаешь?"
"Как ты справился с этим конфликтом, Дон Хуан?" спросил я с
преувеличенным интересом.
"Я ничего не предпринимал," объявил он. "Это - конфликт или что-то в
этом роде, был результатом битвы моих двух Разумов. Все мы - люди имеем
два Разума. Один - наш, настоящий, и он как едва слышный голос, который
всегда вносит порядок, баланс. Другой Разум - Чужая Рептоидная Вставка.
Он приносит конфликт, самооценку, сомнения и безнадёжность."
Моё внимание на
мою собственную цепочку связей была такой интенсивной, что я просто
пропустил то, что сказал Дон Хуан. Я ясно мог вспомнить каждое его
слово, но они никакого значения для меня не имели. Дон Хуан очень
спокойно и глядя прямо мне в глаза, повторил то, что он только что
сказал. Я всё ещё не был способен ухватить то, что он имел ввиду, я
просто не мог сфокусировать своё внимание на его словах.
"Странно, Дон Хуан я не могу концентрироваться на том, что ты мне
говоришь," сказал я.
"Я прекрасно понимаю, почему ты не можешь," сказал он, широко улыбаясь.
"И также ты, когда-нибудь в то самое время, когда ты разрешишь
конфликт: нравлюсь
я тебе или нет - в этот день ты перестанешь быть "я-я-я" - центр мира.
А тем временем," продолжал он, "давай отложим тему наших двух Разумов в
сторону и вернёмся к идее приготовления альбома памятных событий. Мне
следует добавить, что такой альбом - упражнение на дисциплину и
беспристрастность.
Рассматривай этот альбом как военное действие." Оценка Дон Хуана, что
мой конфликт в обоих случаях - желание и нежелание видеть его -
закончится, когда
я расстанусь со своим эгоцентризмом-фиксацией только на себе, это не
было решением для меня. По правде говоря, эта оценка делала меня злее,
она меня ещё больше расстраивала. А когда я услышал как Дон Хуан
говорил об альбоме, как о военном действии, я набросился на него со
всей своей яростью.
"Идея, что это - коллекция событий - уже достаточно трудна, чтобы
понять," вопил я . "И помимо всего этого, ты называешь это альбомом,
говоришь что такой альбом - это акт войны. Это уже слишком! Ничего
нельзя понять, вся затея теряет смысл."
"Как странно! А для меня -
наоборот," спокойно ответил Дон Хуан. "Такой альбом, являясь военным
действием, имеет полный смысл для меня. Я бы не хотел, чтобы мой альбом
памятных событий был чем-то другим, а не актом войны." Я хотел
продолжать спорить и объяснить ему, что я не понимаю идею альбома
памятных событий. Мне не нравилось то, каким запутанным путём он
описывал это. В те дни у меня было своё мнение о себе, как пример
ясности и функционирования в области языка.
9-10
Дон Хуан не сделал никаких замечаний по поводу моего агрессивного
настроя. Он только качал головой, как бы соглашаясь со мной. Через
некоторое время, я или полностью обессилел, или получил огромный заряд
энергии. Вдруг, без всякой моей помощи, я понял тщетность моих выходок
и мне стало ужасно стыдно.
"Что овладевает мною так действовать?" откровенно спросил я Дон Хуана.
В тот момент я был глубоко поражён и настолько потрясён понятым, что
без всякого желания с моей стороны я расплакался.
"Забудь о дурацких деталях, каждый из нас, мужчина и женщина - такие,"
заверил меня Дон Хуан.
"Дон Хуан, ты имеешь ввиду, что мы по натуре жалкие и противоречивые?"
"Нет! Мы по натуре не жалкие и не
противоречивые," ответил он. "Наша ограниченность и
противоречия скорее результат мистического конфликта, который
причиняет страдания каждому из нас, но который только Колдуны осознают
безнадёжно и с болью: КОНФЛИКТ НАШИХ ДВУХ РАЗУМОВ." Дон Хуан уставился
на меня: его глаза были как два чёрных угля. "Ты мне говорил и говорил
о наших двух Разумах, но мой мозг не может зарегистрировать то, что ты
говоришь. Почему?"
"Ты узнаешь почему в своё время,"
сказал он. "А сейчас, будет достаточно, что я повторяю тебе то, что уже
говорил о наших двух Разумах. Один - наш настоящий Разум, продукт всего
нашего жизненного опыта, тот, кто редко даёт о себе знать, потому что
он был поражён и предан забвению. Другой, Разум, который мы
используем ежедневно для всего, что мы делаем, является инородным телом
- "Чужое Внедрение-Устройство"."
"Я думаю, что суть дела в том, что понимать Разум, как "Чужое
Внедрение-Устройство", настолько нелепо, что мой мозг
отказывается относиться к этому серьёзно,"
сказал я, чувствуя, что сделал грандиозное открытие. Дон Хуан не
комментировал на то, что я сказал. Он продолжал объяснять тему двух
Разумов, как-будто я не говорил ничего.
Чтобы разрешить
конфликт двух Разумов нужно использовать Интэнт," сказал Дон Хуан.
"Колдуны привлекают Интэнт, громко и ясно крича слово - Интэнт. Интэнт
- это Сила, которая существует во Вселенной. Когда Колдуны зовут
Интэнт, он приходит к ним и прокладывает путь для достижения, это
значит, что Колдуны всегда достигают то, что они задумали сделать."
"Дон Хуан, ты имеешь ввиду, что
Колдуны получают всё, что хотят, даже если это мелочное и случайное?"
спросил я.
"Нет, я не это имел ввиду. Интэнт конечно может быть позван для
чего-угодно," ответил он, "но Колдуны выяснили с трудностями, что
Интэнт приходит к ним только за абстрактным. Это - предусмотрительность
для Колдунов; иначе они будут невыносимы. В твоём случае, привлечение
Интэнта разрешает конфликт твоих обоих Разумов, или слышать голос
твоего настоящего Разума - дело не мелочное и не случайное. Как раз
наоборот: это - эфирное и абстрактное, и всё же жизнено-необходимое для
тебя." Дон Хуан на момент сделал паузу; потом он снова
завёл разговор об альбоме. "Мой собственный альбом, будучи актом войны,
требовал особенно тщательный выбор," сказал он. "Сейчас он точная
коллекция незабываемых моментов моей жизни, и всего того, что вело меня
к ним. Я сконцентрировал в нём то, что было и будет иметь
значение для меня. По-моему, альбом воина - это что-то очень
конкретное, что-то настолько точное, что это поражает."
Я понятия не имел, что хотел Дон Хуан и всё же я прекрасно его понял.
Он посоветовал мне сесть одному и дать моим мыслям, воспоминаниям и
идеям свбодно придти ко мне. Он рекоммендовал, что бы я сделал усилие и
дал голосу из глубины моей говорить, подсказать мне, что выбрать. Дон
Хуан велел мне пойти внутрь дома и лечь на мою кровать там. Она была
сделана из деревянных ящиков и дюжиной пустых холщёвых мешков, которые
служили мне матрасом. Всё моё тело ныло и когда я лёг на кровать, она
реально была очень комфортной. Я с лёгкостью последовал его предложению
и начал думать о моём прошлом в поисках событий, которые оставили свой
след на мне. Вскоре я понял: моя оценка, что каждое событие в моей
жизни имело значение, было ерундой.
11-12
По мере нажима на себя что-то вспомнить, я нашёл, что даже не знаю с
чего начать. В голове пробегали бесконечные несвязанные мысли и
воспоминания событий, которые произошли со мной, но я не мог решить
имели ли они какое-то значение для меня. Я был под впечатлением, что
ничего не имело никакого значения. Складывалось впечатление, что я
прошёл свой жизненный путь как труп, у которого была сила ходить и
говорить, но ничего не чувствовать. Концентрации, чтобы продолжать
поиски, не было и после пробной попытки я бросил и крепко заснул.
"Тебе удалось что-нибудь?" спросил меня Дон Хуан, когда я проснулся
часами позже. Вместо того, чтобы быть отдохнувшим и в приподнятом
настроении после сна
я снова был не в
настроении и агрессивным.
"Нет, мне ничего не удалось!" прогавкал я.
"Ты слышал тот голос из глубины Души?" спросил он.
"Думаю, да," соврал я.
"Что он сказал тебе?" спешно
допрашивал он меня.
"Я не могу думать об этом, Дон Хуан," пробормотал я.
"Ааа, ты вернулся в свой повседневный Разум," сказал он и с силой
похлопал меня по спине. "Чужой Разум снова овладел тобой. Давай
расслабимся, говоря о твоей коллекции памятных событий. Мне следует
сказать тебе, что выбор того, что вложить в твой альбом, дело нелёгкое.
Это и причина, почему я называю этот альбом - военным действием. Ты
должен будешь переделать себя 10 раз, чтобы знать, что выбрать."
Тогда я ясно понял, может только на секунду, что у меня два Разума.
Однако мысль была такой смутной, что мгновенно потерялась. Осталось
только чувство неспособности выполнить задание Дон Хуана. Хотя вместо
того, чтобы грациозно согласиться с моей неспособностью, я позволил
этому превратиться в угрозу. В те дни моей ведущей силой было всегда
появляться в привлекательном
свете. Быть некомпетентным (не эффективным) было равносильно тому,
чтобы быть неудачником, что для меня это было невыносимо. Так как я не
знал, как
реагировать на вызов Дон Хуана, единственное, что я знал, как делать -
это разозлиться.
"Мне нужно ещё долго подумать об этом, Дон Хуан," сказал я. "Моему
мозгу нужно дать время привыкнуть к этой идее."
"Конечно, конечно," заверил
меня Дон Хуан. "Возьми сколько хочешь времени, но поторапливайся."
Ничего больше не было сказано об этом в тот момент.
А дома я совершенно забыл об этом, пока в один прекрасный день,
совершенно
неожиданно во время лекции, которую я посетил, в приказном порядке была
дана команда мне - искать памятные события в моей жизни. Это было как
встряска всего
тела, нервная спазма, которая сотрясла всё моё тело с головы до ног.
Тогда я начал работать изо всех сил. Мне взяло месяцы пересмотреть
испытания в моей жизни, которые я полагал имеют значение для меня.
Однако, проверив свою коллекцию, я понял, что имел дело с идеями, не
имеющими сути вообще. События, которые я помнил, были туманными и
помнил я их абстрактно. И снова во мне появилось неспокойное
подозрение, что меня вырастили, чтобы просто действовать, не
останавливаясь, чтобы что-то почувствовать. Я вспомнил одно из
полузабытых событий, которое хотел сделать памятным во что бы то ни
стало, это был день, когда я узнал, что был принят в Школу Выпускников
в UCLA (Калифорнийский Университет в
Лос Анжелесе). Но сколько я ни старался, я не мог вспомнить то, что я
делал в тот день. Ничего интересного или уникального в тот день не
было, кроме идеи, что это должно быть памятным. Быть зачисленным в
Школу Выпускников должно было сделать меня счастливым или гордым за
себя, но этого я не чувствовал.
Другим примером в моей коллекции был
день, когда я почти женился на Kay Condor. Её фамилия в реальности
не была Condor, она поменяла её, так как
хотела быть актрисой. Её дорогой к славе было то, что она реально была
похожа на Carole Lombard. Тот день был памятным
в моей голове не столько как событие, сколько как то, что она была
прекрасна и хотела выйти за меня. Она на голову была выше меня, что
делало её ещё более желанной для меня. Я был окрылён идеей жениться в церкви на женщине выше меня. Я взял напрокат
серый костюм (tuxedo).
13-14
Брюки были довольно широки для моего
роста и это мучительно беспокоило меня. Другая вещь, не менее
неприятная, была то, что рукава розовой рубашки, которую я купил для
этого случая, были на 5 см длиннее и мне пришлось использовать
резиновые кольца, чтобы поднять их выше. Всё остальное было в порядке
до того момента, когда гости и я поняли, что Kay Condor заболела и не собирается
придти. Будучи очень порядочной молодой леди, она прислала с посыльным
на мотоцикле мне записку с извинением. Она написала, что не верит в
развод и что не может связать свою судьбу с человеком, который не
совсем разделяет её взгляды на жизнь. Она напомнила мне, что я
подсмеивался каждый раз, когда говорил имя "Condor" то, что показывало отсуствие
уважения к её персоне. Она добавила, что обсуждала этот вопрос со своей
матерью. Они обе меня
очень любили, но недостаточно, чтобы сделать меня членом их семейства,
добавив, что мы все должны привыкать к нашим потерям мудро и
храбро. Мой ум
просто онемел. Когда я пытался вспомнить тот день, я не мог вспомнить,
чувствовал ли я себя ужасно оскорблённым, оставшись стоять перед
множеством людей в
моём сером, взятым напрокат, tuxedo
с широченными брюками, или я был раздавлен тем, что Kay Condor не вышла за меня замуж.
Это были только два события, которые я был явно способен отобрать. Это
были ничтожные примеры, но после их пересмотра, я преуспел в
превращении их в истории с философским принятием. Я рассматривал себя
как человека, кто идёт по жизни без настоящих чувств, у кого только
интеллектуальные взгляды на всё. Беря метафоры Дон Хуана как модели, я
даже сконструировал свою собственную: существо, которое проживает свою
жизнь вместо кого-то или что-то, по сравнению с тем, как это должно
быть. Например, я думал, что тот день,
когда я был принят в Школу в UCLA, должен быть памятным днём. Но
так как он не был, я сделал всё, что в моих силах, пропитать его
важностью, которую я совсем не чувствовал. Похожая вещь произошла в тот
день, когда я почти не женился на Kay Condor. Это должен был быть
жутким днём для меня, но он не был. В момент его воспоминания я знал,
что в нём ничего не было и начал работать упорнее, чтобы изобрести то,
что я должен был бы чувствовать. В следующий раз моего визита к Дон
Хуану, я предоставил ему мои два образца памятных событий, как только я
прибыл.
"Это - куча
барахла," объявил он. "Ничего из этого не подходит, все эти истории
относятся исключительно к тебе как к персоне, кто думает, чувствует,
плачет или вообще ничего не чувствует. Памятные события такого калибра,
как альбом Колдуна, события, которые выдержат проверку временем, потому
что они не имеют ничего общего с Колдуном, и всё-таки он в гуще этого
события. Колдун всегда будет в гуще таких событий в течение всей его
жизни и, наверно, даже дальше, но не совсем лично он."
После его слов я почувствовал себя отвергнутым, полностью подавленным.
В те дни я искренне верил, что Дон Хуан был бескомпромисный старик, кто
получал особое удовольствие, заставляя меня чувствовать себя дураком.
Он напоминал мне мастера, которого я встретил в мастерской скульптора,
где я работал пока посещал школу искусства. Мастер бывало критиковал и
всегда находил недостатки во всём, что его продвинутые ученики делали,
и требовал, чтобы они исправляли свои работы согласно его требованиям.
Его ученики поворачивались и притворялись исправлять свои работы. Я
помню удовольствие мастера, когда он говорил после того, как ему
показывали ту же самую работу: "Вот это - настоящая работа!"
"Не огорчайся," сказал Дон
Хуан, выводя меня из моих воспоминаний. "В моё время я был в таком же
положении. Годами, я не только не знал, что выбрать,
я думал, что у меня нет испытаний, из которых можно было бы что-то
выбрать. Казалось, что со мной ничего никогда не происходило. Конечно
всё со мной случалось, но в моей попытке защитить идею себя, у
меня не было ни времени, ни желания что-то заметить."
"Дон Хуан, можешь ты мне сказать по существу, что не так с моими
историями? Я знаю, что они пустые, но остальное в моей жизни точно
такое же."
"Я повторяю тебе: истории
военного альбома - не персональные.
15-16
"Твоя история
того дня, когда ты был принят в Школу, это - ничто, а только личная
оценка себя, как центра всего. Ты чувствуешь, ты не чувствуешь; ты
понимаешь, ты не понимаешь. Видишь, что я имею ввиду? Вся история -
только о тебе."
"Но как иначе?"
"В твоей второй истории
ты почти затронул то, что мне нужно, но ты опять превратил её во что-то
чрезвычайно личное. Я знаю, что ты мог добавить больше деталей, но все
они просто продолжение твоей персоны и больше ничего."
"Я честно не вижу куда ты клонишь, Дон Хуан," протестовал я. "Каждая
история, наблюдаемая глазами свидетеля, волей-неволей должна быть
личной."
"Да, да, конечно," ответил он, улыбаясь, довольный, как обычно, моим
замешательством. "Ну а тогда, эти истории - не для альбома военных
действий. Они для других целей. Запоминающиеся события, которые нам
нужны, имеют тёмный след не личного. Этот след пропитывает их. Я не
знаю, как ещё объяснить это."
Затем я подумал, что у меня появился момент вдохновения, и что я понял,
что он имел ввиду под "тёмным следом не личного". Я подумал, что он
имеет ввиду что-то немного печальное, мрачное. Темнота означала для
меня это. Я рассказал ему историю своего детства. Один из моих старых
кузенов учился в Медицинской Школе, он был
выпускник,
проходящий практику. Однажды он взял меня в морг. Он заверил меня, что
молодые люди должны обязательно видеть мёртвых людей, потому что это
зрелище очень поучительное; оно демонстрирует, что в мире ничто не
вечно. Он произносил тираду за тирадой, чтобы убедить меня пойти.
Чем
больше он говорил о том, как мы становимся самыми обычными в момент
смерти, тем любопытнее я становился. Я никогда не видел труп и в конце
концов моё любопытство, увидеть его, победило и я пошёл с ним. Он
показывал мне разные трупы и успел напугать меня до смерти. Ничего
просветляющего или поучительного я в них не нашёл. Напротив, трупы были
наиболее пугающие вещи, какие я когда-либо видел. Пока он разговаривал
со мной, он постоянно смотрел на часы, как-будто ожидая кого-то, кто
мог появиться в любой момент. Он явно хотел держать меня в морге
дольше, чем я мог выдержать.
16
Так как я по натуре любил соревноваться, я
подумал, что он проверяет мою выносливость, моё мужество. Я сжал зубы и
решил выстоять до победного конца. Победный конец пришёл, но такой, о
котором я и не помышлял. Труп, который был покрыт простынёй, на самом
деле с шумом начал двигаться на мраморном столе, где лежали все трупы,
как-будто труп собирался сесть. Он рыгнул, это было просто ужасно, это
прожгло меня и останется в моей памяти до конца моих дней. Мой
двоюродный брат - доктор, учёный объяснил мне, что это был труп
мужчины, умершего от туберкулёза, и что его лёгкие были съедены
бациллой, которая оставила огромные дыры, заполненные воздухом. В таких
случаях, когда воздух меняет температуру, это заставляет тело сесть
или, по крайней мере, создаёт конвульсии.
"Нет,
ты ещё всё-таки не
понял," сказал Дон Хуан, качая головой из стороны в сторону. "Это -
просто история о твоём страхе. Я бы сам тоже до смерти испугался;
однако, быть напуганным вот так, не просветит ничей путь. Но мне
интересно знать что случилось дальше."
"Я закричал как сумасшедший,"
сказал я. "Мой двоюродный брат обозвал меня трусом за то, что я прятал
своё лицо на его груди и запачкал его своей тошнотой."
16
"Я
определённо был склонен к запретным вещам в моей жизни. Я вспомнил
другую историю о шестнадцатилетнем парне, которого я знал в школе, у
кого была болезнь гланд и кто вырос огромного роста. Его сердце не
выросло таким же большим, как остальная часть тела и вскоре он умер от
сердечного приступа. Из угрюмого любопытства я пошёл с другим мальчиком
в морг. Специалист своего дела, кто наверно был ещё угрюмее, чем мы
оба, открыл заднюю дверь и дал нам войти внутрь. Он показал нам своё
произведение искусства. Он положил гигантского мальчика, кто был почти
2.5 метра ростом, в обычный гроб, отрезав его ноги и показав нам, как
он
уложил ноги: мёртвый мальчик держал их в руках, как трофеи.
17-18
Страх,
который я чувствовал, можно было сравнить с тем страхом, который я
испытал в морге в детстве, но этот страх не был физической реакцией, а
реакцией психологического отвращения.
"Ты почти там," сказал Дон
Хуан. "Однако твоя история всё ещё слишком личная. Она отвратительна,
мне от неё нехорошо, но я вижу в ней большой потенциал."
Дон Хуан и
я посмеялись над ужасами, найденными в ситуациях повседневной жизни. К
тому времени я уже безнадёжно потерялся в угрюмых эмоциях,
в которые
погрузился и затем освободился. Я рассказал ему историю о моём лучшем
друге Рой Голдпис. На самом деле у него была польская фамилия, но все
друзья называли его Голдпис, потому что до чего бы он не дотронулся,
превращалось в золото; он был талантливый бизнесмэн и этот талант
сделал его супер-амбициозным существом. Он хотел быть самым богатым
человеком в мире. Однако он выяснил, что конкуренция слишком тяжёлая.
Согласно ему, делая бизнес в одиночку, ему, например, невозможно было
конкурировать с главой исламской секты, кому в то время платили
зарплату золотом в размере его собственного веса и это каждый год. Для
этого глава секты толстел как можно больше прежде, чем его взвешивали.
Тогда мой друг Рой понизил планку своего желания: стать самым богатым
человеком, по крайней мере, в США. Однако конкуренция и в этом секторе
оказалась дикой и он ещё снизил планку. Может быть ему удасться стать
самым богатым человеком в Калифорнии? Но увы, для этого он тоже
опаздал: со своей цепочкой пицца и мороженное забегаловками он бросил
надежду, что сможет когда-нибудь подняться до мирового бизнеса, чтобы
конкурировать со старинными семьями, кто владел Калифорнией. Тогда он
хотел довольствоваться званием самого богатого человека в Woodland
Hills, районе Лос Анжелеса, где он жил. К сожалению для него, вниз от
его дома по улице жил мистер Marsh, кто владел фабриками, которые
производили качественные матрасы по всей Америке. Он был супер богат и
огорчениям Роя не было предела. Его стремление было настолько сильным,
что в конце концов повлияло на здоровье. Он умер от кровоизлияния
мозга.
Его смерть была поводом для моего третьего визита в морг. Его
жена умоляла меня, как его лучшего друга, позаботиться о том, чтобы его
тело было одето как нужно.
18
Я
пошёл в морг, где меня сопровождал во внутренние помещения
мужчина-секретарь. Как раз в тот момент, когда я прибыл, специалист,
работающий на высоком мраморном столе, с силой раздвигал углы верхней
губы трупа, который уже прошёл через основательную обработку. Когда
жуткая улыбка появилась на губах мёртвого лица Роя, специалист в
пол-оборота сказал мне услужливым тоном:"Я надеюсь, что всё это вас
устроит, сэр."
Жена Роя, это никогда не будет известно: любила она
его или нет, решила похоронить его со всей помпой, которую, по её
мнению, он заслужил. Она купила очень дорогой, ручной работы, гроб,
который выглядел как телефонная будка (идея из кино). Роя должны были
похоронить сидя, как-будто он говорит по телефону о бизнесе.
Я не
остался на церемонию и ушёл в момент дикой реакции, смеси гнева и
беспомощности, гнева, который нельзя было сорвать на ком-то.
"Ты
определённо мрачный сегодня," комментировал Дон Хуан, смеясь. "Но
несмотря на это или в силу этого, ты почти там, почти дотрагиваешься."
Я
никогда не переставал удивляться тому, как моё настроение менялось
каждый раз, когда я навещал Дон Хуана. Я приезжал в плохом настроении,
ворчливый и наполненный сомнениями и укорами. Через некоторое время моё
настроение таинственно уравновешивалось и я становился более спокойным.
Мой обычный разговор был абсолютно неудовлетворённого человека, кто
сдерживает себя, чтобы жаловаться вслух, но, всё равно, те бесконечные
жалобы вырываются наружу при каждом повороте разговора.
"А ты
можешь дать мне пример запоминающегося события из своего альбома, Дон
Хуан?" спросил я своим обычным тоном скрытой жалобы. "Если бы я знал по
чему меряться, то может быть смог обнаружить что-нибудь в себе. А
сейчас я просто путаюсь в темноте."
19
"Не
объясняй себя слишком много," сказал Дон Хуан с суровым взглядом в
глазах. "Колдуны говорят, что каждое объяснение - это скрытое
извинение. Поэтому, когда ты объясняешь почему ты не можешь сделать то
или это, в действительности ты извиняешься за свои недостатки, надеясь,
что кто бы ни слушал тебя, будет достаточно чтобы понять это."
Моим
самым сильным манёвром, когда я был атакован, всегда было отвернуться и
не слушать их. Однако Дон Хуан имел жуткую способность захватить моё
внимание полностью. Неважно как он меня атаковывал, неважно что я
говорил, ему всегда удавалось повернуть меня, чтобы слушать каждое его
слово. Но в этом случае то, что он говорил обо мне, совсем мне не
нравилось, так как это была голая правда. Я избегал его глаз и
чувствовал себя, как всегда, побеждённым, но это, в этот раз, было
необычное поражение. Оно меня не беспокоило, как если бы это случилось
в Повседневном мире или тогда, когда я только что прибыл к нему. После
очень долгого молчания Дон Хуан заговорил со мной снова.
"У меня
есть что-то лучше, чем давать тебе пример запоминающего события из
моего альбома," сказал он. "Я дам тебе запоминающееся событие из твоей
собственной жизни, которое уж точно должно пойти в твою коллекцию. Или,
я бы сказал, что я бы на твоём месте, точно внёс его в коллекцию
запоминающихся событий."
Я подумал, что Дон Хуан шутит и глупо смеялся.
"Это не смешно," отрезал он. "Я - серьёзно. Однажды ты рассказал мне
историю, которая как раз подходит."
"Какая история, Дон Хуан?"
"История о 'цифрах перед зеркалом'"," сказал он. "Расскажи мне эту
историю снова, но в мельчайших деталях, которые помнишь."
Я
начал пересказывать историю в общих красках, но он остановил меня и
потребовал аккуратного, детального пересказа с самого начала. Я
попробовал опять, но моё повествование не удовлетворило его.
"Давай
пройдёмся," предложил он. "Когда ты идёшь, ты намного аккуратнее, чем
когда ты сидишь. Неплохо будет, если ты будешь прохаживаться
взад-вперёд, когда пытаешься поделиться со мной чем-нибудь."
20
Мы
сидели в террасе его дома, как мы обычно делали в течение дня. У меня
развилась привычка: когда я садился там, я всегда делал это на одном и
том же месте, спиной к стене. Дон Хуан садился в разные места террасы,
но никогда на том же самом месте. Мы пошли на прогулку в самое худшее
время дня - полдень. Он надел на меня старую соломенную шляпу, как он
обычно делал, когда мы выходили на жаркое Солнце. Мы шли долгое время в
полном молчании, я старался изо всех сил заставить себя вспомнить все
детали истории. Затем мы сели в тени каких-то высоких кустов и я
пересказал полностью всю историю.
Несколько лет тому назад, когда я
изучал скульптуру в Школе Художественных Искусств в Италии, у меня был
близкий друг, шотландец, кто изучал искусство, чтобы стать критиком
искусства. Что выдавалось больше всего в моей памяти о нём и что имело
связь с этой историей, было то, какого высокого мнения он был о себе.
Он думал, что он был самый пошлый, похотливый дон жуан, вечный студент,
мастер в искусствах и человек Ренессанса. Пошлым он точно был, но
любвеобильным - вряд ли, это противоречило темпераменту его костлявой,
сухой, серьёзной персоны. Он был неутомимым последователем английского
философа Bertrand Russell и мечтал применить принципы логического
позитивизма к критике искусств. Быть вечным студентом и мастером в
искусствах было наверно в его диких фантазиях, потому что он всегда всё
откладывал; работа была его врагом. Его сомнительная специальностью не
была критика искусства, а его личные знакомства всех проституток в
местных борделях, которых было множество. Впечатляющими и длинными
рассказы он бывало насыщал меня, чтобы держать меня, согласно ему, в
курсе дела о всех замечательных делах, которыми он занимался в мире его
наклонностей. Поэтому меня не удивило, что однажды он пришёл в мою
квартиру весь взволнованный, почти потеряв дыхание, и сакзал мне, что
что-то экстраординарное случилось с ним и что он хотел разделить это со
мной.
21
"Слушай, старик, ты сам должен это видеть!" сказал он
взволнованно с Оксфордским акцентом, который приобретал каждый раз
говоря со мной. Он нервно шагал по комнате. "Это трудно описать, но я
знаю это то, что ты оценишь. Такое, что останется в памяти на всю
жизнь. Я собираюсь дать тебе в жизни прекрасный подарок. Ты понял?"
Я
понял, что он был истеричным шотландцем. Мне всегда доставляло
удовольствие шутить над ним и водить его за нос, я никогда об этом не
сожалел.
"Успокойся Эдди," сказал я. "Что ты хочешь мне сказать?"
Он
передал мне, что был в борделе, где нашёл невероятную женщину, которая
делала сногсшибательные вещи, которые называла 'цифры перед зеркалом'.
Он не один раз заверил меня, почти заикаясь, что я должен лично
испытать такое.
"Слушай, не беспокойся насчёт денег!"
сказал он,
зная, что у меня их нет. "Я уже заплатил цену и всё, что тебе нужно
сделать, это - пойти со мной. Мадам Людмила покажет тебе её 'цифры
перед зеркалом'. Это - что-то!" В ударе от неконтролируемого
удовольствия, Эдди раскатисто смеялся, забыв о своих гнилых зубах,
которые он обычно прятал под плотно сжатыми губами улыбки или смеха.
"Это - абсолютно неподражаемо!"
Моё любопытство росло с каждой
минутой и я уже с нетерпением хотел участвовать в этом новом
удовольствии. Эдди привёз меня на окраины города. Мы остановились перед
пыльным, неухоженным зданием; краска слезала со стен. Похоже, что это
когда-то был отель, затем переделан в многоквартирное здание. Куски
вывески отеля всё ещё были видны. Впереди здания были ряды грязных
маленьких балконов, заполненных горшками с цветами или закрыты
сохнущими коврами. У входа в здание стояли два, тёмных как тень,
подозрительных мужика в остроносых чёрных туфлях, которые, казалось,
стискивали их ноги. Они, очень заискивающе, приветствовали Эдди. У них
были чёрные, быстрые, угрожающие глаза.
22
Они оба были в
блестящих светло синих костюмах, также слишком стесняющих их большие
тела. Один из них открыл дверь для Эдди, на меня они даже не
посмотрели. Мы прошли два этажа по разваливающейся леснице, которая
когда-то должно быть была роскошной. Эдди был впереди и прошёл пустой,
похожий на отельный, коридор с дверями на обоих сторонах. Все двери
были покрашены в ту же самую жуткую, оливкового цвета, краску. На
каждой двери металлический номер, потемневший от времени, еле видимый
на крашенном дереве. Эдди остановился у двери с номером 112 и постучал
несколько раз. Дверь открыла маленькая круглая женщина с покрашенными
волосами и помахала нам внутрь, не говоря ни слова. На ней был красный
шёлковый халат и красные шлёпанцы с пумпоном. Как только мы вошли в
маленькое фойе, она закрыла дверь за нами и приветствовала Эдди на
английском с ужасным акцентом.
"Халло, Эдди. Ты привёл друга, а?"
Эдди потряс её руку и затем галантно поцеловал её. Он вёл себя,
как-будто он был спокоен, хотя я заметил его бессознательные жесты
возбуждения.
"Как вы сегодня, Мадам Людмила?" спросил он, стараясь
безуспешно подражать американцам. Я так и не понял почему Эдди всегда
хотел говорить как американец, когда он занимался "бизнесом" в тех
домах с плохой репутацией. Я подозревал, что он делал это из-за того,
что американцев знали как богатых клиентов, и он хотел установить с
ними хорошие отношения. Эдди повернулся ко мне и сказал со своим
фальшивым американским акцентом:"Я оставляю тебя в надёжных руках,
парень!"
Он звучал так ужасно, таким чужим в моих ушах, что я громко
засмеялся. Мадам Людмилу казалось мой взрыв веселья ничуть не
беспокоил. Эдди снова поцеловал руку Мадам Людмилы и ушёл.
"Ты говоришь по-английски, мой мальчик?" прокричала она как-будто я был
глухой. "Ты похож на египтянина или наверно турка."
23
Я
заверил Мадам Людмилу, что ими не был и что знаю английский. Она тогда
меня спросила если я хочу посмотреть её 'цифры перед зеркалом'.
Я не знал, что сказать и просто утвердительно кивнул головой.
"Я
дам тебе хорошее шоу," заверила она меня. " 'Цифры перед зеркалом' -
это только предварительная игра. Когда ты возбудишься и будешь готов,
скажи мне остановиться."
Из маленького зала, где мы стояли, мы
прошли в тёмную, подозрительную комнату. Окна были плотно закрыты
занавесями. На стене были какие-то лампочки низкого вольтажа, в форме
трубок, выпирающих под углом от стены. Много предметов в комнате:
мебель, как античные столы, комоды, кресла; письменный стол у стены, с
кучей бумаг, карандашей, линеек и дюжины ножниц. Мадам Людмила
заставила меня сесть на старое кресло.
"Кровать в другой комнате,
дорогой," указывая в другую сторону комнаты. "Это моя анти-зала
(гостиная). Здесь я даю шоу, чтобы сделать тебя возбуждённым и готовым."
Она
скинула свой халат и шлёпанцы и открыла двойные двери с двумя
металическими стражами, стоящими по бокам у стены. К обратной стороне
дверей было прикреплено 2 зеркала во всю длину.
"А сейчас, музыка,
мой мальчик," сказала Мадам Людмила и завела Виктролу, которая была в
хорошем состоянии, блестела как новая. Она поставила пластинку, музыка
напоминала цирковой марш.
"А сейчас моё шоу," сказала она и начала
под аккопанимент странной мелодии кружиться. Кожа Мадам Людмилы была
большей частью натянутой и удивительно белой, хотя она не была молодой.
Он должно быть была около 50ти. Её живот свешивался, но немного, а
также её пышные груди. Кожа на лице тоже слегка морщилась. У неё был
маленький нос, ярко накрашенные красные губы и сильно накрашенные
ресницы.
24
Она
была похожа на старую проститутку и всё же было в ней что-то от
ребёнка, девичий задор и доверие, прелесть, которая передёрнула меня.
"А
сейчас 'цифры перед зеркалом'" объявила Мадам Людмила пока играла
музыка. "Нога, нога, нога!" говорила она, подбрасывая одну ногу вверх,
а потом другую в такт музыке. Её правая рука была поверх её головы как
у маленькой девочки, которая не уверена, что может исполнять движения.
"Поворот, поворот, поворот!" сказала она, поворачиваясь как пластинка.
"Попа,
попа, попа!" затем сказала она, показывая мне её голый зад как
танцовщица канкана. Она повторяла это снова и снова, до тех пор пока
музыка не начала затихать и Виктрола не остановилась. У меня было такое
чувство, что Мадам Людмила, кружась, улетала в неизвестность, становясь
всё меньше и меньше пока утихала музыка. Какое-то
отчаяние и одиночество, о существовании которого в себе я не знал,
вырвалось наружу из глубины моего существа!
Это заставило меня встать и бежать прочь из комнаты вниз по леснице как
сумасшедшего, из здания, на улицу. Эдди стоял снаружи двери,
разгоаривая с двумя мужиками в блестящих светло синих костюмах. Видя
меня бегущим, он начал громко смеяться.
"Это разве не взрыв?"
сказал он, всё ещё стараясь звучать как американец. 'Цифры перед
зеркалом' - это только предварительная игра. Какая вещь! Какая вещь!"
Когда
я в первый раз рассказал эту историю Дон Хуану, я сказал, что был
глубоко под влиянием навязчивой мелодии и старой проститутки, неловко
кружащуюся под музыку. Что я был также под большим впечатлением
насколько отвратителен был мой друг.
25
Когда я
закончил историю пока мы сидели в горах в Соноре, меня
затрясло: что-то таинственное, непонятное повлияло на меня. Эта
история должна пойти в твой альбом незабываемых событий." сказал Дон
Хуан, "Твой друг, не имея ни малейшего понятия того, что он делает, дал
тебе, как он сам сказал, то, что и в самом деле ты будешь помнить всю
жизнь."
"Для меня это - печальная история и это всё, Дон Хуан!" объявил я.
"Это
- действительно печальная история, как и все остальные твои истории,"
ответил Дон Хуан, "Но что делает её уникальной и запоминающейся для
меня: эта история трогает каждого из нас, людей, не только
тебя,
как в твоих других историях. Понимаешь, каждый из нас, и старый и
молодой, как Мадам Людмила делает 'цифры перед зеркалом' так или иначе.
Вспомни всё, что ты знаешь о людях. Думай о любом на этой Земле и ты
будешь знать без всякого сомнения, что неважно кто они, какого они о
себе мнения, что они делают, результат их действий всегда тот же самый:
бесмысленные цифры перед зеркалом."
Мерцание в
воздухе - Путешествие Силы
29
В то время, когда встретил Дон Хуана, я был очень прилежным студентом
антропологии и хотел начать карьеру профессионального антрополога,
публикуя статьи как можно больше. Моим стремлением было взбираться по
академической лестнице, и согласно моим вычислениям, я определил, что
первым шагом было бы собрать инфу на использование медицинских трав
индейцами юга-запада США. Сначала я попросил совета для моего проекта у профессора антропологии, кто работал
в области изучения индейцев юга-запада и Соноры в Мексике. Он был
известный этнолог, кто много публиковался в конце 30х и начале 40х
годов.
Он терпеливо слушал мои объяснения. Моей идеей было написать статью,
озаглавить её "Этно-ботаническая информация" и напечатать её в журнале,
который имеет дело исключительно с работами антропологов юго-запада
США. Я предлагал собрать медицинские травы и взять образцы в
Ботаническом Саду университета - UCLA, чтобы их тщательно исследовать
и затем описать, почему и как индейцы юга-запада их использовали. Я
надеялся собрать тысячи экземпляров.
30-31
Я даже подумывал опубликовать небольшую энциклопедию на эту тему.
Профессор извиняюще улыбнулся мне. "Мне не хочется разрушить ваш
энтузиазм," сказал он уставшим голосом, "но мне не нравится ваше
рвение. В антропологии рвение приветствуется, если оно правильно
направлено. Мы всё ещё в золотом веке антропологии. Мне повезло учиться
с Alfred Krober и Robert Lowie, двумя гигантами социальных наук. Я
не подвёл их доверия. Антропология всё ещё главная наука. Любая
другая наука должна опираться на антропологию. Вся история, например,
должна называться - историческая антропология, а философия должна
называться - философская антропология. Мужчина должен быть мерой всего.
Поэтому антропология - это изучение человека и должна быть сутью каждой
другой дисциплины. Когда-нибудь так и будет." Я посмотрел на него
поражённый. По моему, он был совершенно пассивным старым, добрым
профессором, у кого недавно был сердечный приступ. Похоже, я в нём
вызвал волну симпатии. "Ты не думаешь, что тебе следует уделять больше
внимания на твои формальную учёбу?" продолжал он. "Чем делать работу в
полях, не будет ли лучше изучать лингвистику? В нашем департаменте
имеется наиболее выдающийся лингвист в мире.
Я бы на твоём месте сидел у его ног и хватал каждое его слово. У нас
также есть первоклассный авторитет по религиям. И у нас есть несколько
особо компетентных антропологов, кто проделал работу на родственных
системах культур по всему миру, с точки зрения лингвистики и с точки
зрения познаний. Тебе нужно хорошо подготовиться. Думать, что ты можешь
делать исследования сейчас, абсурдно. Занимайся своими книгами, молодой
человек, это мой совет."
Упрямо, я пошёл со своим предложением к другому профессору помоложе. Он
ничем не помог, а только открыто смеялся надо мной. Он сказал, что
бумагу, которую я хотел написать, была бумагой Микки-Мауса, и это не
было антропологией, сколько не воображай.
"Современные антропологи сосредотачиваются на темах, имеющих
отношение," сказал он с профессорским апломбом. "Учёные медики и
фармацевты проделали бесконечные исследования на каждое существующее
медицинское растение мира. Так что ничего того, что имело бы цену, не
осталось. Твой способ накопления информации принадлежит концу 19го
века, а сейчас, прошло уже почти 2 столетия. Существует такая вещь как
прогресс, понимаешь." Тогда он продолжил давать мне определение и
справедливость прогресса и совершенства, как две темы для филосовского
разговора, которые, как он сказал, имели реальное отношение к
антропологии. "Антропология - единственная существующая наука,"
продолжал он, "которая может ясно подтвердить значение совершенства и
прогресса. Слава богу, что всё ещё есть луч надежды наряду с цинизмом.
Только антропология может дать примеры обществ, которые идут в линию с
прогрессом и совершенством. Это тебе антропология! А не какая-нибудь
хилая разведка в поле, которая вовсе не исследование, а игра с членом."
Это было ударом по моей голове. И последнее, что оставалось, это -
поехать в Аризону и поговорить с антропологами, кто реально занимался
там полевыми работами. К тому времени я уже был готов бросить эту идею.
Я понял, что 2 профессора пытались сказать мне, и я не мог не
согласиться с ними. Мои попытки, провести разведку, были явно слишком
упрощёнными. И всё же, мне хотелось попробовать себя в разведке; и не
хотел заниматься только исследованиями в библиотеке. В Аризоне я
встретил очень опытного антрополога, кто много писал об индейцах Яки в
Аризоне и также в Соноре, в Мексике. Он был очень добр.
Он не разубеждал меня и не давал мне никаких советов. Он только
прокомментировал, что индейские сообщества юга-запада были чрезвычайно
изолиованными.
К иностранцам, особенно испано-говорящим, те индейцы относились с
подозрением, даже с ненавистью.
32-33
Однако, его коллега помоложе был более открытым. Он сказал, что мне
лучше читать книги по травам. Он в этой области был знатоком и по его
мнению, всё, что было известно о медицинских травах юга-запада, уже
было классифицировано и написано во многих изданиях. Он даже дошёл до
того, что сказал: источники любого индейского лекаря сегодня скорее
были точной копией тех изданий, чем их традиционные знания. Он закончил
разговор со мной объявив, если всё ещё имеются традиционные лечебные
методы, индейцы не откроют их незнакомцу.
"Сделай что-нибудь стоющее," посоветовал он мне. "Поищи в городской
антропологии. Там много денег для изучения алкоголизма среди индейцев в
больших городах, например. Сейчас это то, что любой антрополог легко
может сделать. Пойди и напейся с местными индейцами в баре, а потом
оформи то, что ты выяснишь о них в форме статистики. Преврати всё в
цифры: городская антропология - это настоящее поле деятельности."
Мне ничего не оставалось делать, как последовать совету тех опытных
социальных учёных. Я решил лететь обратно в Лос Анжелес, но другой
антрополог, мой друг, тогда дал мне знать, что собирается
ехать через Аризону и New Mexico, чтобы посетить те места,
где он работал в прошлом, таким образом освежить отношения с теми
людьми, кто были его советчиками в антропологии. "Ты можешь поехать со
мной," сказал он. "Я не собираюсь делать никакой работы. Я только хочу
встретиться, выпить и подурачиться с ними. Я купил им подарки: одеяла,
спиртное, жакеты, аммуницию к 22х калиберным ружьям. Моя машина
загружена товарами. Обычно я еду один, когда хочу их увидеть, но будучи
один, я всегда рискую заснуть за рулём. Ты мне можешь составить
компанию, не давать мне заснуть или можешь немного повести машину,
когда я слишком пьян."
Я был настолько расстроен, что отказался. "Мне очень жаль, Бил," сказал
я. "Но эта поездка мне не подходит. Я больше не вижу смысла продолжать
идею полевых исследований."
"Без борьбы эту идею не бросай," сказал Бил отцовским тоном. "Отдай
борьбе всё, что в тебе есть, и если это провалится, тогда бросить - это
нормально, но не раньше. Езжай со мной и увидишь как тебе понравится
юго-запад." Он положил свою руку мне на плечи. Я не мог не заметить
насколько тяжёлой была его рука.
Он был высоким и плотным, но в последнее время его тело приобрело
странную скованность. Он потерял свои мальчишеские качества. Его
круглое лицо больше не было молодым и без морщин как раньше. Теперь это
было обеспокоенное лицо. Я думал, что его беспокоило потеря волос, но
временами мне казалось, что причина была совсем другая. Не то, чтобы он
был толще: его тело казалось тяжёлым по необъяснимым причинам. Я
заметил это, когда он садился, вставал, шёл. Мне казалось, что Бил
боролся с земным притяжением всеми фибрами своей души, всем тем, что он
делал. Отбросив чувство поражения, я отправился с ним в путешествие. Мы
посетили все места Аризоны и New Mexico, где жили индейцы. Одним
из конечных результатов этой поездки было открытие, что у моего друга-
антрополога были две определённые грани характера. Он объяснил мне, что
его мнения, как профессионала-антрополога, были очень осторожными и
соответствовали мнению антропологов того времени, но его скрытой
натуре, его поле деятельности в антропологии дало ему богатый опыт, о
котором он никогда не говорил. Этот опыт не соответствовал мнению антропологов того времени,
потому что эти события не поддавались классификации. Во время всей
нашей поездки он неизменно прикладывался к бутылке со своими бывшими
друзьями и потом чувствовал себя очень расслабленным.
Тогда я садился за руль, пока он сидел в кресле рядом, попивая из своей
бутылки Ballantine 30ти летней
выдержки. Вот тогда Бил начинал говорить о своих неклассифицированных
приключениях.
"Я никогда не верил в привиденья," вдруг сказал он однажды. "Я никогда
не думал о духах, летающих существах, голосах в темноте, понимаешь. Моё
воспитание было очень серьёзным, прагматичным. Наука всегда была моим
компасом."
34-35
Но когда я начал работать на природе, странные вещи начали происходить
со мной. К примеру, одной ночью я пошёл с несколькими индейцами на
церемонию.
Они реально собирались проделать на мне очень болезненный ритуал:
проколоть мускулы моей груди. Они приготовили парилку в лесу. Я
согласился выдержать боль и выпил для храбрости пару стаканов
спиртного. И вдруг индеец, кто был посредником между мной и индейцами,
которые собирались выполнить ритуал, в ужасе закричал и указал на
тёмную тень фигуры, направляющейся к нам.
"Когда тень фигуры приблизилась ко мне," продолжал Бил, "Я заметил то,
что передо мной, это - старик-индеец, одетый в самую странную одежду,
какую можно только вообразить. Это была одежда шамана. Человек, с
которым я был в ту ночь, без всякого стыда потерял сознание при виде
старика. Старик подошёл ко мне и указал пальцем на мою грудь. Его палец
был просто кожа да кость. Он бормотал непонятные мне вещи. К тому
времени, остальные тоже увидели старика и начали молча бежать ко мне.
Старик повернулся к ним и все замерли на месте. Он произнёс
торжественную речь какое-то время. Его голос невозможно было забыть.
Как-будто он говорил из трубы или из чего-то прикреплённого ко рту,
выносящее слова из него. Клянусь тебе: я видел человека, говорящего из
его тела и его рот, произносящий слова, я видел в виде механического
аппарата. После вступительной речи старик продолжил идти, прошёл мимо
меня, мимо них, и исчез, поглощённый темнотой." Бил сказал, что идея -
начать церемонию - была анулирована; её никогда не осуществили; и
индейцы, включая главных шаманов, дрожали от страха. Он добавил:
они были настолько напуганы, что распались и исчезли. "Индейцы, кто
годами дружил друг с другом, больше не говорили друг с другом.
Они утверждали, что то, что они видели, было привидением древнейшего
шамана, и что это принесёт несчастье говорить о нём в народе. Даже
просто сам факт: взглянуть - друг на друга, сказали они, принесёт им
несчастье. Большая часть из них уехала из района."
"Почему, ты думаешь, они чувствовали,
что говорить или видеть друг друга принесёт им несчастье?" спросил я.
"Это их поверья," ответил он. "Видение такой природы означает для них,
что привидение говорило с каждым из них индивидуально. Для них, иметь
такое Видение, означает счастье всей жизни."
"А что было индивидуальным, это привидение сказало каждому из них?"
спросил я.
"Уму не приложу," ответил он. "Они никогда ничего мне не объясняли.
Каждый раз я спрашивал их, они становились: глух и нем, как говорится.
Они ничего не видели и они ничего не слышали. Годами позже, индеец, кто
потерял срзнание рядом со мной, поклялся, что он притворился, потому
что был настолько напуган, что не хотел быть лицом со стариком. И то,
что ему пришлось сказать, было понято всеми на другом, более высоком
уровне, чем понимание языка."
Бил сказал, что в его случае то, что привидение сказало ему, он понял
имело отношение к его здоровью и планам в жизни.
"Что ты этим хочешь сказать?" спросил я его.
"Не всё так благополучно со мной," признался он. "Моё тело мне
отказывает."
"А ты знаешь, что с тобой?" спросил я.
"О, да," безразлично ответил он. "Доктора мне сказали, но я не
собираюсь беспокоиться или вообще думать об этом."
Откровения Била потрясли меня. Это была его сторона, о которой я ничего
не знал. Я всегда думал, что он крепкий старик, и никогда бы не
поверил, что он - уязвим. Разговор мне не нравился, однако для меня
было слишком поздно отстуать и наша поездка продолалась. В другой раз
он поведал мне, что шаманы юга-запада Мексики могут трансформировать
себя в другие существа, и это относится к "Шаманам-медведям" или
"Шаман-горный лев" и т.д., и это не должно пониматься как клички или
метафоры, потому что это не так.
36-37
"Поверишь ли ты," тоном величайшего восхищения сказал он, "что есть
некоторые шаманы, кто реально становятся медведями или горными львами
или орлами?
Я нисколько не преувеличиваю и ничего не придумываю, когда говорю, что
однажды я видел трансформацию шамана, кто называл себя "Водяной
человек" или "Водяной Шаман" или "Выходящий из реки и Возвращающийся в
реку". Я был в горах Новой Мексики с этим шаманом. Я вёз его, он мне
доверял и он собирался найти свои корни, так он выразился. Мы шли вдоль
реки, когда он вдруг очень возбудился. Он велел мне уйти подальше от
берега к высоким скалам и спрятаться там, накинул одеяло мне на голову
и плечи, и сделал в нём дырку так, чтобы я не пропустил то, что он
будет делать."
"Что он собирался делать?" спросил я его, не способный сдержаться.
"Я не знал," ответил он.
"Ты бы тоже не знал, у меня не было возможности понять, что он собрался
делать. Он просто вошёл в воду полностью одетый. Когда вода достигла
ему по колено, потому что река была широкая, но мелкая, шаман просто
исчез, растворился в воздухе. До того, как войти в воду, он шепнул мне
на ухо, что я должен идти вниз по течению и ждать его. Он сказал мне
точное место, где ждать его. Я конечно не поверил ни одному его слову,
поэтому сначала я не мог вспомнить, где я должен быть. Но потом я нашёл
то место и увидел шамана, выходящим из воды. Звучит глупо говорить
"выходящий из воды". Я видел как шаман превратился в воду и затем
сформировался из воды. Ты можешь в это поверить?" Я не делал никаких
комментариев в отношении его историй. Мне было невозможно ему поверить,
но и не верить ему я не мог. Он был очень серьёзным человеком.
Единственным возможным для меня объяснением было то, что чем дольше
длилась наша поездка, тем больше он пил. У него в багажнике машины был
ящик с 24 бутылками Scotch только для себя самого. Он
реально пил как рыба каждый день. "Я всегда относился скептически к
эзотерическим изменениям шаманов," сказал он однажды. "Не то, чтобы я
мог объяснить эти изменения, и даже поверить, что что они происходят,
но как упражнение для интеллекта, я очень заинтересован рассматривать
перевоплощения в змей и горных львов не такими сложными как то, что
сделал водяной шаман. Как раз в такие моменты я перестаю быть
антропологом и начинаю следовать моему внутреннему чутью.
Моя интуиция (это наше Энергетическое тело, ЛМ) мне подсказывает, что
те шаманы явно делают такое, что невозможно измерить наукой или даже с
умом поговорить об этом. Взять к примеру "Шаманов Облаков", кто
превращается в облака или туман. Я этого никогда не видел, но знал
одного "Шамана Облаков".
Я никогда не видел, чтобы он исчез или превратился в туман на моих
глазах, как я видел того другого шамана, превратившимся в воду на моих
глазах. Но однажды
я преследовал того шамана облаков и он просто исчез в воздухе, в месте,
где невозможно было спрятаться. Хотя я и не видел, как он превратился в
облако:
он просто исчез." Я не мог объяснить куда он пропал: вокруг не было ни
кустов, ни валунов, где бы он мог быть. Ждал полминуты, но шаман исчез.
Я преследовал везде того индейца, чтобы получить информацию," продолжал
Бил. "Но он не дал, хотя и был очень држелюбен со мной."
Бил бесконечно рассказывал мне другие
истории о дебатах, спорах и конфликтах, в общем о политике среди
индейцев в разных индейских резервациях, или истории о личной кровной
мести, враждебности, дружбе и т. д. то, что меня совершенно не
интересовало. С другой стороны, истории трансформаций шаманов и
привидениях вызвало во мне настоящий эмоциональный взрыв. Я был
одновременно очарован и ошарашен ими. Однако когда я старался думать об
этом, почему
я был очарован или ошарашен, я не мог объяснить. Всё, что я мог
сказать, было то, что его истории о шаманах затронули незнакомую,
интуитивную сторону во мне.
Другое открытие в результате этой поездки было то, что я доказал для
себя: общества индейцев юга-запада и в самом деле были закрыты для
посторонних.
38-39
В конце концов мне пришлось признать, что нужно намного больше
приготовиться к науке антропология, и срабатывало лучше, если делать
полевую работу антрополога в районе, с которым ты знаком или в который
у меня был вход. Когда путешествие закончилось, Бил довёз меня
автобусного депо Greyhound в
Nogales, Аризона, для моей обратной поездки в Лос Анжелес. Пока мы
сидели в зале ожидания до прихода автобуса, он по-отцовски успокаивал
меня, напоминая мне, что провалы были обычным делом в полевой работе
антрополога, и что они только означали упорство в своей цели или
созревание антрополога. Он резко наклонился и лёгким движением
подбородка указал на другой конец комнаты.
"Я думаю, тот старик, сидящий на скамье в углу вон там, это - человек,
о котором я тебе говорил," прошептал он мне на ухо. "Яе совсем уверен,
потому что он только однажды стоял передо мной лицом к лицу."
"Что это за человек? Что ты мне о нём
говорил?" спросил я.
"Когда мы говорили о шаманах и о их трансформациях, я сказал тебе, что
однажды встретил шамана облаков."
"Да, я помню это. Этот человек и есть облачный шаман?"
"Нет," ответил он настойчиво. "Но я думаю, он друг или учитель
облачного шамана. Я видел их обоих вместе на расстоянии несколько раз
много лет назад."
Я вспомнил, что Бил упомянул это, как бы невзначай, но не в связи с
облачным шаманом, что он знал о существовании таинственного старика,
кто уже не занимался шаманизмом, старый индеец, человеко-ненавистник из
Юмы, кто когда-то был ужасным Колдуном. Мой друг никогда не говорил об
отношениях старика с облачным шаманом, но это явно было самым главным в
уме Била и до такой степени, что он был уверен, что он мне об этом
говорил. Странное беспокойство вдруг овладело мной и заставило меня
выпрыгнуть из кресла. Как-будто я уже не волен был в своих желаниях, я
подошёл к старику и сразу же начал с длинной тирады о том, как много я
знал о медицинских травах и о шаманизме среди американских индейцев
прерий и об их сибирских предках. Вторую тему я упомянул старику: я
знал, что
он был шаман. Я закончил тем, что заверил его, что ему будет очень
полезно подольше поговорить со мной.
"Если не это," сказал я раздражительно, "то мы бы могли обменяться
историями. Ты мне расскажешь свои, а я тебе - свои."
До самого последнего момента старик не поднимал своих глаз. А потом он
уставился на меня.
"Я - Juan Matus," сказал он, смотря прямо мне в
глаза. Моя тирада не должна была закончиться, но по непонятной причине
я почувствовал, что мне больше нечего сказать. Я хотел сказать ему своё
имя. Он поднял свою руку на высоту моих губ, как бы не давая мне
сделать это. В тот момент на станцию подошёл автобус. Старик
пробормотал, что это был его автобус, затем ясно попросил меня поискать
его, чтобы мы могли поговорить в более подходящей обстановке и
обменяться историями. В углу его рта была ироническая улыбка, когда он
это сказал. С невероятныи проворством для своего возраста, я думал ему
больше 80, он покрыл несколькими прыжками приличное расстояние между
скамьёй, где сидел, и дверью автобуса. Как-будто автобус только
остановился для того, чтобы подхватить его, и уехал как-только он в
него прыгнул и дверь закрылась. После того как старик уехал, я вернулся
к скамье, где меня ожидал Бил.
"Что он казал, что он тебе говорил?" взволнованно спрашивал он.
"Он сказал мне поискать его и навестить его дома," сказал я. "Он даже
сказал, что мы могли бы там поговорить."
"А что ты ему сказал, чтобы заставить его пригласить тебя в свой дом?"
требовал Бил. Я сказал ему, что использовал самое лучшее в моей
способности торговца, и что я пообещал старику открыть всё, что я знаю
из моих чтений о медицинских травах. Бил явно мне не верил. Он обвинил
меня в том, что я что-то от него скрываю. "Я знаю людей в этом районе,"
сказал он агрессивно, "и этот старик - очень странный пердун. Он ни с
кем не разговаривает, даже с индейцами."
40-41
"Почему он разговаривал с тобой,
абсолютным незнакомцем? Ты не такой уж красивый!"
Было видно, что Бил был мною раздражён и я не мог понять почему. Я не
осмелился просить объяснить мне. У меня создалось впечатление, что он
немного ревновал. Наверно чувствовал, что я преуспел там, где он
потерпел фиаско. Однако мой успех был таким незначительным, что для
меня это не имело никакого значения. Кроме некоторых обычных замечаний,
у меня не было никакого представления, насколько трудно было
приблизиться к этому старику, и мне это было безразлично. В то время я
не нашёл ничего особенного в нашем разговоре. И я не мог понять, почему
Бил был так расстроен по этому поводу.
"Ты знаешь, где его дом?" спросил я
его.
"Понятия не имею," ответил он обрывисто. "Я слышал люди из его района
говорили, что он нигде не живёт, что он просто появляется там-сям
неожиданно, но это всё ерунда. Он наверно живёт в какой-нибудь хижине в
Nogales, Mexico."
"Почему он такой важный для тебя?" спросил я его. Мой вопрос сделал
меня ещё храбрее чтобы добавить, "Похоже ты огорчился, потому что он
разговаривал со мной. Почему?"
Без всякой заминки он признался, что он был огорчён, так как знал,
насколько бесполезно было пробовать заговорить с этим стариком. "Тот
старик такой же грубый, как и любой другой," добавил он. "Самое
большое, что он может сделать это: уставиться на тебя не говоря ни
слова, когда ты с ним разговариваешь. В других случаях он даже не
смотрит на тебя; он относится к тебе так, как-будто ты не существуешь.
Однажды я пытался поговорить с ним, но он грубо мне отказал. Знаешь что
он мне сказал? Он сказал, 'Я бы на твоём месте, напрасно не тратил свою
энергию, чтобы открывать рот. Экономь её. Она тебе пригодится.' Если бы
он не был стариком, я бы влепил ему в нос."
Я указал Билу, что называть его стариком было просто принято, но не
соответствовало действительности. Он реально не выглядел таким уж
старым, хоть он определённо был стар. В нём была невероятная лёгкость и
живость. Я почувствовал, что Бил провалился бы, если попробовал бы
разбить ему нос. Тот старый индеец был могуч, по правде говоря, он
просто пугал. Я не высказывал свои мысли. Я дал Билу продолжить
рассказывать мне, насколько отвратительна ему была наглость этого
старика и как бы он расправился с ним, если бы не его старческий
возраст.
"Кто, ты думаешь, мог бы дать мне информацию, где он обитает?" спросил
я его.
"Наверно кое-кто в Юме," ответил он, более спокойно. "Может те люди,
которым я тебя представил в начале нашей поездки. Ты ничего не теряешь,
если спросишь их. Скажи им, что я тебя послал к ним."
Я поменял свои планы прямо на месте и вместо того, чтобы возвращаться
обратно в Лос Анжелес, я поехал прямо в Юму, Аризона. Я повидался с
людьми, к которым Бил меня представил. Они не знали, где жил старик, но
их комментарии о нём зажгли моё любопытство ещё больше. Они сказали,
что он не был из Юмы, Аризона, а из Соноры, Мексика, и что в своей
молодости он был бесстрашный колдун, кто посылал проклятья на людей, но
с годами он сделался мягче, превратившись в воздержанного отшельника.
Они добавили: хоть он и был индеец Яки, но он однажды имел группу
мексиканских мужчин, кто, казалось, были очень сведующими в колдовских
практиках. Они все соглашались в том, что они не видели тех людей в
своём районе многие годы. Один из мужчин добавил, что по возрасту
старик был как его дед, но его дед был слабым и в постели, а колдун
казалось, имел больше энергии, чем когда-либо. Тот же человек послал
меня к другим людям в Hermosillo, главный город штата
Sonora,
кто могли знать старика и могли больше рассказать мне о нём. Идея -
ехать в Мексику - меня совсем не радовала. Сонора была слишком
далеко от, интересовавшего меня, места. Кроме этого, я подумывал, что
мне лучше переключиться на городскую антропологию, и я возвратился
обратно в Лос Анжелес. Но перед этим я прочесал всю Юму в поисках
информации о старике. Никто ничего о нём не знал. Когда автобус ехал в
Лос Анжелес я испытал уникальное ощущение.
42
С одной стороны, я почувствовал, что полностью освободился от моей
привязанности к полевой работе или к моему интересу к старику. С другой
стороны,
я чувствовал странную ностальгию, тоску по прошлому. Это реально было
то, что я никогда не испытывал до этого. Её новизна глубоко меня
поразила. Это была смесь беспокойства, тоски и тайного желания,
как-будто я терял что-то невероятно важное. У меня было ясное ощущение,
когда я приближался к Лос Анжелесу, что то, что действовало на меня в
Юме, начало уменьшаться с расстоянием; но это исчезновение только
увеличило мою беспочвенную ностальгию.
ИНТЭНТ БЕСКОНЕЧНОСТИ
43
Я хочу, чтобы ты действительно продумал каждую деталь того, что
произошло между тобой и теми двумя мужчинами: Jorge Campos и Lucas Coronado,"
сказал мне Дон Хуан, "кто они, кто реально доставил тебя ко мне, и
потом расскажи мне всё об этом."
Я нашёл это требование очень трудным чтобы выполнить, и всё же мне
реально нравилось всё вспоминать, что те двое мне сказали. Он хотел
каждую даже мелкую деталь, то что заставило меня напрячь всю мою память
до предела. История, которую Дон Хуан хотел слышать, началась в городе Guaymas, в Sonora, Mexico.
В Yuma,
Arizona, мне дали имена и адреса некоторых людей, кто, мне сказали,
может сможет пролить свет на тайну старика, которого я встретил в
автобусном депо.
Люди, которых я пошёл увидеть, не только не знали никакого
старика-шамана, они даже сомневались, что такой человек существовал.
Однако, они по уши были наполнены ужасными историями о шаманах Яки и об
общем агрессивном настрое индейцев Яки.
44-45
Они постепенно добавляли, что возможно в Vicam, город с железно-дорожной
станцией между городами Guaymas и Ciudad,
Obregon, я смогу найти кого-то, кто может быть мог направить меня в
правильном направлении.
"Есть кто-то особый, кого я мог бы поискать?" спросил я.
"Самое лучшее, если ты поговоришь с полевым инспектором в официальном
правительственном банке," посоветовал один из них. "Банк имеет много
полевых инспекторов. Они знают всех индейцев в районе, потому что банк
- это правительственное учереждение, которое покупает их урожай, и
каждый Яки - фермер, владелец куска земли, который он может назвать
своей собственностью, если он её культивирует."
"Вы знаете какого-нибудь полевого инспектора?" спросил я. Они
посмотрели друг на друга и извиняюще улыбнулись мне. Они ни одного не
знали, но упрямо рекоммендовали мне самому найти одного из них и
представить им мой случай. На станции в Vicam
мои попытки наладить контакт с полевыми инспекторами обернулись полным
провалом. Я встретил троих из них и когда я сказал им, что мне нужно,
каждый из них посмотрел на меня с полным недоверием. Они сразу
заподозрили во мне шпиона, посланого американцами, что создавать
проблемы, которые они не могли точно определить, но о которых они
делали дикие предположения, начиная с политических волнений до
промышленного шпионажа. Все вокруг верили неподтверждённым слухам, что
на землях индейцев Яки имеются богатые запасы меди, и что американцам
хотелось прибрать их к рукам. После этого повторного провала я уехал в
город Guaymas и остановился в отеле,
который находился вблизи известного ресторана. Я посещал его 3 раза в
день: еда была великолепной. Мне она так нравилась, что я остался в Guaymas больше недели. Я практически
жил в ресторане и таким образом познакомился с владельцем Mr. Reyes. Как-то днём, пока я ел, Mr. Reyes подошёл к моему столу с
другим человеком, кого он представил мне как Jorge Campos, антерпренёр,
полнокровный индеец Яки, кто жил в Аризоне в молодости, прекрасно
говорил на английском, и кто был больше американец, чем сами
американцы. Mr. Reyes
расхваливал его как достойный пример того, как упорный труд и
преданность могут развить человека в исключительного мужчину. Mr. Reyes ушёл, а Jorge Campos сел
рядом со мной и тут же взялся за дело. Он притворился скромным и
отрицал всякую похвалу, но было видно, что он был очень доволен тем,
что Mr. Reyes сказал о нём. Сначала у
меня сложилось первое впечатление, что Jorge Campos был антерпренёром
особого рода, который можно найти в барах и на многолюдных углах
главных улиц, старающихся продать идею или просто пытаясь найти способ
лишить людей своих сбережений. Mr.
Campos был очень привлекательным, 6 футов высотой, худощавый, но с
животом любителя выпить чего-нибудь покрепче. Он был очень темнокожим с
оттенком зелёного, на нём были дорогие джинсы и блестящие остроносые
ковбойские сапоги с каблуком под углом, как-будто ему нужно было рыть
ими землю, чтобы остановить пойманного быка, который тащил его. На нём
была, тщательно отглаженная, серая рубашка; в его правом кармане была
батарея авторучек в пластиковом конверте. Я видел такое же среди работников
офиса, кто не хотел пачкать свои рубашки чернилами. Его одежда также
включала дорогой на вид, красно-коричневый замшевый жакет и высокую
ковбойскую шляпу в техасском стиле. Его круглое лицо ничего не
выражало. Морщин у него не было, хотя
ему, похоже, было за 50. По непонятной причине, я понял, что он был
опасен. "Очень приятно познакомиться с вами, Mr. Campos," сказал я по-испански, протягивая
ему руку.
"Давайте без формальностей," ответил он тоже по-испански, сильно тряся
мою руку. "Я люблю относиться к молодым людям как к равным, несмотря на
разницу в возрасте. Называй меня Жорж." какой-то момент он был спокоен,
несомненно оценивая мою реакцию. Я не знал, что сказать. Я определённо
не хотел шутить над ним, и также не хотел относиться к нему серьёзно.
"Интересно, что ты делаешь в Guaymas," продолжал он как бы между прочим.
"Ты не выглядишь туристом, и кажется, тебе не интересна глубоководная
рыбалка."
46-47
"Я - студент антропологии," сказал я, "и я стараюсь укрепить свои
отношения с местными индейцами, чтобы делать кое-какие полевые
исследования."
"А я - бизнесмен," сказал он, "мой бизнес: предоставить информацию,
быть посредником. Если у тебя есть нужда, у меня есть товар. Однако,
мои услуги гарантируются. Если ты не получишь удовлетворения, ты можешь
мне не платить."
"Если твой бизнес - предоставить информацию," сказал я, "я с
удовольствием заплачу тебе сколько надо."
"Ах!" воскликнул он. "Тебе явно нужен гид, кто-то более образованный,
чем обычный здешний индеец, чтобы показать тебе район. У тебя есть
официальное предоставление из США или из другого большого учереждения?"
"Да," солгал я. "У меня есть субсидия из Эзотерического Фонда Лос
Анжелеса." Когда я это сказал, я реально увидел блеск жадности в его
глазах.
"Ах!" снова воскликнул он. "Насколько большой тот фонд?"
"Приличный," ответил я.
"Господи! Неужели так?" сказал он, как-будто мои слова были
объяснением, которое он хотел слышать. "А сейчас, могу я попросить
тебя, если ты не возражаешь, насколько большая твоя субсидия? Сколько
денег они дали тебе?"
"Несколько тысяч долларов, чтобы сделать предварительную полевую
работу," снова наврал я, чтобы видеть, что он скажет.
"Ах! Я люблю прямолинейных людей," сказал он, смакуя свои слова. "Я
уверен, что ты и я достигнем согласия. Я предлагаю свои услуги гида,
вроде ключа, который может открыть многие секретные двери среди
индейцев Яки. Как ты видишь по мне: я - человек вкуса и возможностей."
"О да, ты определённо человек с хорошим вкусом," подтвердил я.
"Что я собираюсь тебе сказать," начал он, "это то, что за небольшую
плату, которую ты найдёшь вполне приемлимой, я поведу тебя к нужным
людям, которых ты можешь спросить о чём угодно. И за немного больше
денег, я переведу тебе их слова на испанский или английский. Я также
могу говорить на французском и немецком, но я чувствую, что эти языки
тебе не понадобятся."
"Ты - прав, ты так прав," ответиля. "Те языки меня совсем не
интересуют, но сколько будет плата за твои услуги?"
"Ах! Моя плата!" сказал он и взял, покрытый кожей, блокнот из своего
заднего кармана, открыл его перед моим лицом; что-то быстро нацарапал в
нём, захлопнул его и положил его снова в карман с той же точностью и
скоростью. Я был уверен, что он хотел создать впечатление эффективности
и скорости в подсчёте чисел.
"Я возьму с тебя 50$ в день," сказал он, "с транспортом плюс моя еда. Я
имею ввиду: когда ты ешь, я тоже ем. Ну, что ты скажешь?"
В этот момент он нагнулся надо мной и почти шёпотом сказал, что мы
должны перейти на английский, потому что он не хотел чтобы люди знали о
нашей сделке.
Тогда он начал говорить со мной на языке, который вообще не был
английским. Я растерялся, не зная как на это реагировать. Я начал
невольно нервничать, так как человек продолжал уверенно говорить
несуразицу, не моргнув глазом. Он двигал руками
в выразительной манере и указывал вокруг себя, как-бы инструктируя
меня. Я подумал, что он может быть говорит на языке индейцев Яки. Когда
люди собрались вокруг нашего стола и посмотрели на нас, я кивнул и
сказал Jorge Campos, "Да, да, на самом
деле." В какой-то момент я добавил, "Ты снова можешь это сказать," это
выглядело таким смешным для меня, что я расхохотался.
Он тоже от души рассмеялся, как-будто я рассказал что-то невероятно
смешное. Он должно быть заметил, что я догадался и, до того как я мог
встать и послать его к чёрту, он начал снова говорить по-испански. "Я
не хочу обременять тебя своими глупыми наблюдениями," сказал он. "Но
если я буду твоим гидом, как я думаю, мы проведём долгие часы за
разговором."
48-49
"Я сейчас проверял тебя, чтобы видеть хорош ли ты в разговоре. Если я
собираюсь тратить время с тобой за рулём, мне нужен тот рядом, кто
может быть хорошим слушателем и инициатором. Я рад доложить тебе, что
ты и то, и другое."
Потом он встал, пожал мне руку и ушёл. Как по команде, владелец
ресторана подошёл к моему столу, улыбаясь и тряся своей головой из
стороны в сторону как маленький медведь.
"Правда он замечательный парень?" спросил он меня. Мне не хотелось
распространяться и Mr. Reyes добавил, что Jorge Campos в
тот момент был посредником в очень деликатном и прибыльном деле. Он
сказал, что какая-то горно-добывающая компания в США была
заинтересована в залежах железа и меди, которые принадлежали индейцам
Яки, и что Jorge Campos был там, чтобы получить
наверно пяти-миллионный гонорар. Тогда я понял, что Jorge Campos был аферист.
На землях индейцев Яки не было никаких залежей железа и меди. А если бы
были, то частные компании уже бы убрали Яки с тех земель и переселили
бы их где-нибудь ещё.
"Он - замечательый," повторил я. "Самый удивительный человек, какого я
когда-либо встречал. Как я могу его снова найти?"
"Об этом не беспокойся," ответил Mr. Reyes. "Jorge распрашивал
всё о тебе. Он наблюдал за тобой с тех пор, как ты пришёл. Он наверно
придёт и постучит в дверь позднее.или завтра."
Mr. Reyes был прав. Через пару часов
кто-то разбудил меня от моего дневного сна. Это был Jorge Campos. Я
намеревался уехать из Guaymas ранним вечером и ехать всю
ночь в Калифорнию. Я объяснил ему, что уезжаю, но что я вернусь через
месяц.
"Ах! Но ты должен сейчас остаться, ведь я решил быть твоим гидом,"
сказал он.
"Извини, нам придёться подождать с этим, потому что моё время сейчас
очень лимитировано," сказал я. Я знал, что Jorge
Campos был аферистом, и всё же я решил открыть ему, что у меня уже был
свой человек, кто ждал меня работать со мной, и что я встретил его в
Аризоне. Я описал старика и сказал, что его имя Хуан Матус,
и что другие люди описали его как шамана. Jorge
Campos мне широко улыбнулся. Я спросил его, знает ли он старика.
"А, да, я его знаю," весело сказал он. "Можешь считать, что мы -
хорошие друзья." Без приглашения Jorge
Campos ввалился в мою комнату и сел за стол на балконе.
"Он живёт недалеко?" спросил я.
"Да, конечно," заверил он меня.
"Вы отведёте меня к нему?"
"Почему бы и нет," сказал он. "Мне нужно пару дней навести справки,
чтобы быть уверенным, что он там, и тогда мы сходим и увидим его." Я
знал, что он врёт, но мне нехотелось в это верить. Я даже подумал, что
моё первоначальное недоверие наверно было необосновано. В тот момент он
казался таким убедительным.
"Однако," продолжал он, "чтобы тебя отвести к нему, мне придётся взять
с тебя определённую сумму. Мой гонорар - 200 долларов."
"Эта сумма была больше, чем у меня имелось. Я вежливо отказался,
сказав, что у меня при себе столько нет."
"Я не хочу торговаться," сказал он с самой выигрышной улыбкой, "ну а
сколько у тебя есть? Ты должен понимать, что мне придётся кое-кого
подкупить. Индейцы Яки - очень скрытны, но пути всегда найдутся; всегда
есть двери, которые открывают волшебные ключи: деньги."
Несмотря на своё недоверие, я был убеждён, что Jorge Campos даст мне возможность не
только войти в мир индейцев Яки, но и найти старика, кто меня так
сильно заинтриговал. Я не хотел торговаться и почти стыдился
предлагать ему 50 долларов, которые были в кармане.
"Я закончил своё прибывание здесь," сказал я, как бы извиняясь,
"поэтому у меня почти ничего не осталось кроме как 50 долларов."
Jorge Campos вытянул свои длинные ноги под столом, положил руки
за голову, прикрывая лицо шляпой.
Продолжение перевода
следует
50-51
"Я возьму твои 50 долларов и твои часы," ответил он без всякого стыда.
"Но за эти деньги я отведу тебя к шаману помельче. Будь терпеливым,"
предупредил он, как-будто я собирался протестовать. "Мы должны
осторожно идти по ступенькам: от меньшего калибра к самому старику,
кто, уверяю тебя, на самой вершине."
"А когда я смогу встретить этого шамана?" спросил я протягивая
ему деньги и мои часы.
"Прямо сейчас!" ответил он, выпрямляясь, схватив деньги и часы. "Пошли!
Не будем терять ни минуты!"
Мы залезли в машину и он велел мне двигаться в город Potam, один из традиционных городков
индейцев Яки возле реки Яки. Пока мы ехали, он сообщил мне, что мы
собираемся встретить Lucas
Coronado, человека, известного своими колдовскими достижениями, трансы
шаманов и своими великолепными масками, которые он делал к фестивалю
индейцев Яки - Lent. Затем он перевёл разговор на
старика и то, что он сказал, полностью противоречило тому, что другие
сказали мне о старике. Тогда как они описывали его как отшельника,
шамана на пенсии, Jorge Campos описал его как самого
выдающегося врачевателя и шамана в округе. Человека, чья слава
превратила его в почти недосягаемую личность. Он сделал паузу как актёр
и затем направил свой удар. Он сказал: чтобы говорить постоянно со
стариком, как это делаю антропологи, будет стоить мне по крайней мере 2
тысячи долларов. Я собрался протестовать такому огромному скачку в
цене, но он опередил меня.
"За 200 долларов я могу взять тебя к нему," сказал он. "Из тех 200
долларов мне достанется 30 долларов. Остальное пойдёт на взятки. Но
говорить с ним долго будет больше стоить. Ты сам можешь об этом
догадаться. У него есть реальная охрана, люди, кто его охраняют. Мне
придётся уговорить их и дать им денег.
В конце," продолжал он, "я дам тебе полный счёт с квитанциями и всем
остальным для налоговой. Тогда ты будешь знать, что мои комиссионные за
сделку - минимальные." Я почувствовал волну восхищения им. Ведь он всё
учёл, даже квитанции для налоговой. Он немного помолчал, как бы
подсчитывая свою минимальную выгоду. Мне нечего было сказать: я сам был
занят подсчётом, стараясь найти способ добыть 2 тысячи долларов. Я даже
реально подумал взять дотацию, субсидию.
"А ты уверен, что старик будет со мной разговаривать?" спросил я.
"Конечно," заверил он меня. "Он не только будет с тобой разговаривать,
он покажет тебе трюки колдовства, за это ты и заплатишь. Тогда ты
можешь заключить с ним договор, сколько ему платить за другие уроки. Jorge Campos снова помолчал немного,
уставившись мне в глаза. "Думаешь, ты сможешь заплатить мне 2 тысячи
долларов?" сказал он таким тоном намеренно
безразличным, что я тут же понял, что это обман.
"О да, мне нетрудно их достать," убедительно врал я ему.
Он не мог скрыть своё предвкушение. "Отлично парень! Отлично парень!" подбадривал он. "У нас будет
праздник!"
Я пытался задать ему обычные вопросы о старике; он быстро заткнул меня.
"Побереги всё это для старика. Он весь твой будет," сказал он,
улыбаясь. Потом он начал говорить мне о своей жизни в США и о своих
планах в бизнесе и, к моему величайшему удивлению, так как я уже оценил
его как мошенника, кто ни слова не мог сказать по английски, он
переключился на английский.
"Ты говоришь по английски?" воскликнул я, не скрывая своё удивление.
"Конечно я говорю, мой мальчик," употребляя техасский акцент, на
котором он продолжал весь разговор. "Я сказал тебе, что хотел проверить
тебя, чтобы убедиться, на что ты способен. И ты способен, ты довольно
не глуп, я бы сказал." Его знание английского было превосходным и он
доставил мне удовольствие своими шутками и историями. Мы быстро
оказались в Potam.
52-53
Он велел мне ехать к дому на окраине. Мы вышли из машины. Он повёл
меня, громко крича имя Lucas Coronado по испански. Мы услышали голос сзади дома, который
сказал также по испански, "Иди сюда." За маленькой хижиной был мужчина
сидящий на земле, на козьей шкуре. Он держал кусок дерева голыми
ногами, пока работал с ним резчиком и молотком.
mallet (short-handed hammer). By holding the piece of
wood in place with the pressure of his feet, he had fashioned a
stupendous potter's turning wheel, so to
speak. His feet turned the piece, as his hands worked the chisel. I had
never seen anything like this in
my life. He was making a mask, hollowing it with a curved chisel. His
control, of his feet in holding
the wood and turning it around, was remarkable. The man was very thin;
he had a thin face with angular features, high
cheekbones, and a dark,
copperish complexion. The skin of his face and neck seemed to be
stretched to the maximum. He
sported a thin, droopy mustache, that gave his angular face a
malevolent
slant. He had an aquiline nose
with a very thin bridge, and fierce black eyes. His extremely black
eyebrows appeared, as if they had
been drawn on with a pencil, and so did his jet black hair, combed
backward on his head. I had never
seen a more hostile face. The image, that came to mind,
looking
at him,
was that of an Italian poisoner
of the era of the Medicis. The words "truculent" and "saturnine" seemed
to be the most apt
descriptions, when I focused my attention on Lucas Coronado's face. I
noticed, that while he was sitting on the ground, holding the piece of
wood with his feet, the bones of
his legs were so long, that his knees came to his shoulders. When we
approached him, he stopped
working and stood up. He was taller, than Jorge Campos, and as thin, as
a rail. As a gesture of
deference (honour) to us, I suppose, he put on his gwraches.
"Come in, come in," he said without smiling. I had a strange feeling
then, that Lucas Coronado didn't know how to
smile.
"To what do I owe the pleasure of this visit?" he asked Jorge Campos.
"I've brought this young man here, because he wants to ask you some
questions about your art," Jorge
Campos said in a most patronizing tone. "I vouched, that you would
answer his questions truthfully."
"Oh, that's no problem, that's no problem," Lucas Coronado assured me,
sizing me up with his cold
stare. He shifted into a different language then, which I presumed to
be
Yaqui. He and Jorge Campos got
into an animated conversation, that lasted for some time. Both of them
acted, as if I did not exist. Then
Jorge Campos turned to me.
"We have a little problem here," he said. "Lucas has just informed me,
that this is a very busy season
for him, since the festivities are approaching, so he won't be able to
answer all the questions, that you
ask him, but he will at another time."
"Yes, yes, most certainly," Lucas Coronado said to me in Spanish. "At
another time, indeed; at another
time."
"We have to cut our visit short," Jorge Campos said, "but I'll bring
you back again." As we were leaving, I felt moved to express to Lucas
Coronado my
admiration for his stupendous
technique of working with his hands and feet. He looked at me, as if I
were mad, his eyes widening
with surprise.
"You've never seen anyone working on a mask?" he hissed through
clenched teeth. "Where are you
from? Mars?"
I felt stupid. I tried to explain, that his technique was quite new to
me. He seemed ready to hit me on
the head. Jorge Campos said to me in English, that I had offended Lucas
Coronado with my comments. He had understood my praise, as a veiled way
of making fun of his
poverty; my words had been to him
an ironic statement of how poor and helpless he was. "But it's the
opposite," I said. "I think he's magnificent!"
"Don't try to tell him anything like that," Jorge Campos retorted.
"These people are trained to receive
and dispense insults in a most covert form.
54-55
He thinks, it's odd, that you
run him down, when you don't
even know him, and make fun of the fact, that he cannot afford a vise
(tool) to
hold his sculpture." I felt totally at a loss. The last thing I wanted
was to foul up my
only possible contact. Jorge Campos
seemed to be utterly aware of my chagrin.
"Buy one of his masks," he advised me. I told him, that I intended to
drive to Los Angeles in one lap, without
stopping, and that I had just
sufficient money to buy gasoline and food. "Well, give him your leather
jacket," he said matter-of-factly, but in a
confidential, helpful tone. "Otherwise, you're going to anger him, and
all, he'll remember about you,
will be your insults. But don't
tell him, that his masks are beautiful. Just buy one."
When I told Lucas Coronado, that I wanted to trade my leather jacket
for
one of his masks, he grinned
with satisfaction. He took the jacket and put it on. He walked to his
house, but before he entered, he
did some strange gyrations (circles). He knelt in front of some sort of
religious
altar and moved his arms, as if
to stretch them, and rubbed his hands on the sides of the jacket. He
went inside the house and brought out a bundle wrapped in
newspapers, which he handed to me. I
wanted to ask him some questions. He excused himself, saying, that he
had to work, but added, that if I
wanted, I could come back at another time. On the way back to the city
of Guaymas, Jorge Campos asked me to open
the bundle. He wanted to
make sure, that Lucas Coronado had not cheated me. I didn't care to
open
the bundle; my only concern
was the possibility, that I could come back by myself to talk to Lucas
Coronado. I was elated.
"I must see, what you have," Jorge Campos insisted. "Stop the car,
please. Not under any conditions or
for any reasons whatsoever would I endanger my clients. You paid me to
render (cause to become) some services to you. That
man is a genuine shaman, therefore very dangerous. Because you
have offended him, he may
have given you a witchcraft bundle. If that's the case, we have to bury
it quickly in this area."
I felt a wave of nausea and stopped the car. With extreme care, I took
out the bundle. Jorge Campos
snatched it out of my hands and opened it. It contained three
beautifully made traditional Yaqui masks.
Jorge Campos mentioned, in a casual, disinterested tone, that it would
be only proper, that I give him
one of them. I reasoned, that since he had not yet taken me to see the
old man, I had to preserve my
connection with him. I gladly gave him one of the masks.
"If you allow me to choose, I would rather take that one," he said,
pointing. I told him to go ahead. The masks didn't mean anything to me;
I had
gotten, what I was after. I would
have given him the other two masks as well, but I wanted to show them
to my anthropologist friends.
"These masks are nothing extraordinary," Jorge Campos declared. "You
can buy them in any store in
town. They sell them to tourists there."
I had seen the Yaqui masks, that were sold in the stores in town. They
were very rude masks in
comparison to the ones I had, and Jorge Campos had indeed picked out
the best. I left him in the city and headed for Los Angeles. Before I
said
good-bye, he reminded me, that I
practically owed him two thousand dollars, because he was going to
start
his bribing and working
toward taking me to meet the big man. "Do you think, that you could
give me my two thousand dollars the next
time you come?" he asked
daringly. His question put me in a terrible position. I believed, that
to tell him
the truth, that I doubted it, would
have made him drop me. I was convinced then, that in spite of his
patent (obvious)
greed, he was my usher (leader).
"I will do my best to have the money," I said in a noncommittal tone.
"You gotta do better, than that, boy," he retorted forcefully, almost
angrily. "I'm going to spend money
on my own, setting up this meeting, and I must have some reassurance on
your part. I know, that you
are a very serious young man.
56-57
How much is your car worth? Do you have
the pink slip?" I told him what my car was worth, and that I did have
the pink slip,
but he seemed satisfied only when I gave him my word, that I would
bring him the money in cash on my next
visit.
Five months later, I went back to Guaymas to see Jorge Campos. Two
thousand dollars at that time
was a considerable amount of money, especially for a student.
I thought,
that if perhaps he were
willing to take partial payments, I would be more, than happy to commit
myself to pay that amount in
installments. I couldn't find Jorge Campos anywhere in Guaymas. I asked
the owner of
the restaurant. He was as
baffled, as I was, about his disappearance. "He has just vanished," he
said.
"I'm sure, he went back to Arizona, or
to Texas, where he has
business."
I took a chance and went to see Lucas Coronado by myself. I arrived at
his house at midday. I couldn't
find him either. I asked his neighbors if they knew, where he might be.
They looked at me belligerently (aggressively)
and didn't dignify me with an answer. I left, but went by his house
again in the late afternoon. I didn't
expect anything at all. In fact, I was prepared to leave for Los
Angeles immediately. To my surprise,
Lucas Coronado was not only there, but was extremely friendly to me. He
frankly expressed his
approval on seeing, that I had come without Jorge Campos, who he said
was an outright pain in the ass. He complained, that Jorge Campos, to
whom he referred as a renegade
Yaqui Indian, took delight in
exploiting his fellow Yaquis. I gave Lucas Coronado some gifts, that I
had brought him and bought from
him three masks, an
exquisitely carved staff, and a pair of rattling leggings, made out of
the cocoons of some insects from
the desert, leggings, which the Yaquis used in their traditional
dances.
Then I took him to Guaymas for
dinner. I saw him every day for the five days, that I remained in the
area, and
he gave me endless amounts of
information about the
Yaquis-their history and social organization, and the meaning and
nature of their festivities. I was
having such fun as a field-worker, that I even felt reluctant to ask
him,
if he knew anything about the
old shaman. Overcoming second thoughts, I finally asked Lucas Coronado,
if he knew the old man,
whom Jorge Campos had assured me, was such a prominent shaman. Lucas
Coronado seemed
perplexed. He assured me, that to his knowledge, no such man had ever
existed in that part of the
country and that Jorge Campos was a crook, who only wanted to cheat me
out of my money. Hearing Lucas Coronado deny the existence of that old
man, had a
terrible, unexpected impact on me. In one instant, it became evident to
me, that I really didn't give a
damn about field-work. I only cared
about finding that old man. I knew then, that meeting the old shaman
had
indeed been the culmination
of something, that had nothing to do with my desires, aspirations, or
even thoughts, as an
anthropologist. I wondered more, than ever, who in the hell that old
man was. Without any
inhibitory checks, I began to
rant and yell in frustration. I stomped on the floor. Lucas Coronado
was quite taken aback by my
display. He looked at me, bewildered, and then started to laugh. I had
no idea, that he could laugh. I
apologized to him for my outburst of anger and frustration. I couldn't
explain, why I was so out of
sorts. Lucas Coronado seemed to understand my quandary (dilemma,
predicament).
"Things like that happen in this area," he said. I had no idea, to what
he was referring, nor did I want to ask him. I
was deadly afraid of the easiness,
with which he took offense. A peculiarity of the Yaquis was the
facility, they had to feel offended. They
seemed to be perennially on their toes, looking out for insults, that
were too subtle to be noticed by
anyone else. "There are magical Beings, living in the mountains around
here," he
continued, "and they can act on
people. They make people go veritably mad.
58-59
People rant and rave under
their influence, and when
they finally calm down, exhausted, they don't have any clue, as to why
they exploded."
"Do you think, that's what happened to me?" I asked.
"Definitely," he replied with total conviction. "You already have a
predisposition to going bonkers at
the drop of a hat, but you are also very contained. Today, you weren't
contained. You went bananas
over nothing."
"It isn't over nothing," I assured him. "I didn't know it, until now,
but to me that old man is the driving
force of all my efforts." Lucas Coronado kept quiet, as if in deep
thought. Then he began to pace
up and down. "Do you know any old man, who lives around here, but is
not quite from
this area?" I asked him. He didn't understand my question. I had to
explain to him, that the old
Indian, I had met, was perhaps
like Jorge Campos, a Yaqui, who had lived somewhere else. Lucas
Coronado
explained, that the
surname "Matus" was quite common in that area, but that he didn't know
any Matus, whose first name
was Juan. He seemed despondent (dishearted, dejected).
Then he had a moment of
insight and
stated, that because the man
was old, he might have another name, and that, perhaps, he had given me
a
working name, not his real
one.
"The only old man I know," he went on, "is Ignacio Flores's father. He
comes to see his son from time
to time, but he comes from Mexico City. Come to think of it,
he's
Ignacio's father, but he doesn't seem
that old. But he's old. Ignacio's old, too. His father seems younger,
though." He laughed heartily at his realization. Apparently,
he had never
thought about the youth of the old man,
until that moment. He kept on shaking his head, as if in disbelief. I,
on the other hand, was elated
beyond measure.
"That's the man!" I yelled without knowing why.
Lucas Coronado didn't know, where Ignacio Flores actually lived, but he
was very accommodating and
directed me to drive to a nearby Yaqui town, where he found the man for
me. Ignacio Flores was a big, corpulent (fat) man, perhaps in his
mid-sixties.
Lucas Coronado had warned me,
that the big man had been a career soldier in his youth, and that he
still had the bearing of a military
man. Ignacio Flores had an enormous mustache; that and the fierceness
of his eyes made him for me
the personification of a ferocious soldier. He had a dark complexion.
His hair was still jet black in
spite of his years. His forceful, gravelly voice seemed to be trained
solely to give commands. I had the
impression, that he had been a cavalry man. He walked, as if he were
still wearing spurs, and for some
strange reason, impossible to fathom, I heard the sound of spurs, when
he walked. Lucas Coronado introduced me to him and said, that I had
come from
Arizona to see his father, whom I
had met in Nogales. Ignacio Flores didn't seem surprised at all. "Oh
yes," he said. "My father travels a great deal." Without any other
preliminaries, he directed us, to
where we could find his father. He didn't come with us, I thought out
of politeness. He excused
himself and marched away, as if he were keeping step in a parade. I
prepared myself to go to the old man's house with Lucas Coronado.
Instead, he politely declined; he
wanted me to drive him back to his house.
"I think you found the man, you were looking for, and I feel, that you
should be alone," he said. I marveled at how extraordinarily polite
these Yaqui Indians were, and
yet, at the same time, so fierce. I had been told, that the Yaquis were
savages, who had no qualms (doubts) about
killing anyone; as far as I was
concerned, though, their most remarkable feature was their politeness
and consideration. I drove to the house of Ignacio Flores's father, and
there I found the
man, I was looking for.
"I wonder, why Jorge Campos lied and told me, that he knew you," I said
at the end of my account.
"He didn't lie to you," don Juan said with the conviction of someone,
who was condoning (forgiving) Jorge
Campos's behavior.
60-61
"He didn't even misrepresent himself. He thought, you
were an easy mark and was
going to cheat you. He couldn't carry out his plan, though, because
Infinity overpowered him. Do you
know, that he disappeared, soon after he met you, never to be found?
Jorge Campos
was a most meaningful personage for you," he continued.
"You will find, in whatever
transpired between the two of you, a sort of guiding blueprint, because
he is the representation of your
life."
"Why? I'm not a crook!" I protested. He laughed, as if he knew
something, that I didn't.
The
next thing I
knew, I found myself in the midst
of an extensive explanation of my actions, my ideals, my expectations.
However, a strange thought
urged me to consider with the same fervor, with which I was explaining
myself, that under certain
circumstances, I might be like Jorge Campos. I found the thought
inadmissible, and I used all my
available energy to try to disprove it. However, down in the depths of
myself, I didn't care to apologize,
if I were like Jorge Campos. When I voiced my dilemma, don Juan laughed
so hard, that he choked, many
times. "If I were you," he commented, "I'd listen to my inner voice.
What
difference would it make, if you
were like Jorge Campos: a crook! He was a cheap crook. You are more
elaborate. This is the power of
the recounting. This is why sorcerers use it. It puts you into contact
with something, that you didn't
even suspect, existed in you." I wanted to leave right then. Don Juan
knew exactly how I felt. "Don't listen to the superficial (false)
voice, that makes you angry," he said
commandingly. "Listen to that
deeper voice, that is going to guide you from now on, the voice, that
is
laughing. Listen to it! And laugh
with it. Laugh! Laugh!" His words were like a hypnotic command to me.
Against my will, I began
to laugh. Never had I been
so happy. I felt free, unmasked. "Recount to yourself the story of
Jorge Campos, over and over,"
don Juan said. "You will find endless wealth in it. Every detail is
part of a map. It is the nature of Infinity, once we cross a certain
threshold, to put a blueprint in
front of us." He peered at me for a long time. He didn't merely glance
as before, but
he gazed intently at me. "One
deed, which Jorge Campos couldn't avoid performing," he finally said,
"was to put you in contact with
the other man: Lucas Coronado, who is as meaningful to you, as Jorge
Campos himself, maybe even
more. In the course of recounting the story of those two men, I had
realized, that I had spent more time with
Lucas Coronado, than with Jorge Campos; however, our exchanges had not
been as intense, and were
marked by enormous lagoons of silence. Lucas Coronado was not
by
nature
a talkative man, and by
some strange twist, whenever he was silent, he managed to drag me with
him into that state. "Lucas Coronado is the other part of your map,"
don Juan said. "Don't
you find it strange, that he is a
sculptor, like yourself, a super-sensitive artist, who was, like
yourself, at one time, in search of a
sponsor for his art? He looked for a sponsor, just like you looked for
a
woman, a lover of the arts, who
would sponsor your creativity."
I entered into another terrifying struggle. This time my struggle was
between my absolute certainty,
that I had not mentioned this aspect of my life to him, the fact, that
all of it was true, and the fact, that I
was unable to find an explanation, for how he could have obtained this
information. Again, I wanted to
leave right away. But once more, the impulse was overpowered by a
voice,
that came from a deep
place. Without any coaxing (persuasion, urge), I began to laugh
heartily. Some part of me,
at a profound level, didn't give
a hoot about finding out how don Juan had gotten that information. The
fact, that he had it, and had
displayed it in such a delicate, but conniving manner, was a delightful
maneuver to witness. It was of
no consequence that the superficial (artificial, foreign) part of me
got angry and wanted to
leave.
62-63
"Very good," don Juan said to me, patting me forcefully on the back,
"very good." He was pensive (deeply thoughtful) for a moment, as if he
were, perhaps, Seeing things,
invisible to the average eye. "Jorge Campos and Lucas Coronado are the
two ends of an axis," he said.
"That axis is you, at one end
a ruthless, shameless, crass (coarse, stupid) mercenary, who takes care
of himself;
hideous, but indestructible. At the
other end - a super-sensitive, tormented artist, weak and vulnerable.
That should have been the map of
your life, were it not for the appearance of another possibility, the
one, that opened up, when you
crossed the threshold of Infinity. You searched for me, and you found
me; and so, you did cross the
threshold. The Intent of Infinity told me to look for someone like you.
I found you, thus crossing the
threshold myself." The conversation ended at that point. Don Juan went
into one of his
habitual long periods of total
silence. It was only at the end of the day, when we had returned to his
house and, while we were sitting
under his ramada, cooling off from the long hike, we had taken, that he
broke his silence. "In your recounting of what happened between you and
Jorge Campos, and
you and Lucas Coronado,"
don Juan went on, "I found, and I hope you did, too, a very disturbing
factor. For me, it's an omen. It
points to the end of an era, meaning, that whatever was standing there,
cannot remain. Very flimsy
elements brought you to me. None of them could stand on their own. This
is what I drew from your
recounting." I remembered, that don Juan had revealed to me one day,
that Lucas
Coronado was terminally ill. He
had some health condition, that was slowly consuming him. "I have sent
word to him through my son Ignacio, about what he should do
to cure himself," don Juan
went on, "but he thinks it's nonsense and doesn't want to hear it. It
isn't Lucas's fault.
The entire human
race doesn't want to hear anything. They hear only, what they want to
hear."
I remembered, that I had prevailed (persuaded) upon don Juan to tell
me,
what I could say to Lucas Coronado, to help him alleviate his physical
pain and mental anguish. Don
Juan not only told me, what to tell him, but asserted (positive
declaration, evaluation), that if Lucas
Coronado wanted to, he could easily
cure himself. Nevertheless, when I delivered don Juan's message, Lucas
Coronado looked at me, as if I
had lost my mind. Then he shifted into a brilliant, and, had I been a
Yaqui, deeply insulting, portrayal
of a man, who is bored to death by someone's unwarranted insistence. I
thought, that only a Yaqui
Indian could be so subtle.
"Those things don't help me," he finally said defiantly, angered by my
lack of sensibility. "It doesn't
really matter. We all have to die. But don't you dare believe, that I
have lost hope. I'm going to get
some money from the government bank. I'll get an advance on my crops,
and then I'll get enough
money to buy something, that will cure me, ipso facto. It's name is
Vi-ta-mi-nol."
"What is Vitaminol?" I had asked.
"It's something, that's advertised on the radio," he said with the
innocence of a child. "It cures
everything. It's recommended for people, who don't eat meat or fish or
fowl every day. It's recommended
for people like myself, who can barely keep body and soul together."
In my eagerness to help Lucas Coronado, I committed right then the
biggest blunder (error) imaginable in a
society of such hypersensitive beings, as the Yaquis: I offered to give
him the money to buy Vitaminol. His cold stare was the measure of how
deeply I had hurt him. My
stupidity was unforgivable. Very
softly, Lucas Coronado said, that he was capable of affording Vitaminol
himself. I went back to don Juan's house. I felt like weeping. My
eagerness had
betrayed me.
"Don't waste your energy worrying about things like that," don Juan
said coldly. "Lucas Coronado is
locked in a vicious cycle, but so are you. So is everyone. He has
Vitaminol, which he trusts will cure
everything, and resolve every one of his problems. At the moment, he
can't afford it, but he has great
hopes, that he eventually will be able to."
64
стр. 168
"...В случае
Пересмотра своей жизни (Recapitulation) - секретный выбор, который
только Колдуны применяют - это, чтобы
обогатить свои настоящие умы. Призрачная память твоих
воспоминаний,"
продолжал Дон Хуан, "может только придти из твоего настоящего Разума.
Другой - (рептоидный) ум, который мы все имеем, я бы назвал дешёвой
рептоидной моделью: эконом-силы - один размер для всех. Но это предмет,
который мы обсудим позже. Что сейчас требует внимания это -
прибытие РАЗРУШАЮЩЕЙ
СИЛЫ. Но не СИЛЫ, разрушающей тебя, я не это имею ввиду. Эта СИЛА
разрушает то, что Колдуны называют "Чужая Рептоидная Вставка", которая
находится не только в твоём мозгу, но и в мозгу каждого человека.
Эффект Силы, которая приближается к тебе и которая разрушает "Рептоидную
Вставку", в том, что она вытягивает Колдунов из общепринятого списка
правил нашего Повседневного Мира...Мужчины, проходящие через это,
страдают от этого разрушения намного больше,
чем женщины. Я полагаю, что это в силу того, что женщины - более
стойкие, выносливые. Колдуны Древней Мексики, действуя группой, делали
всё, что в их силах, чтобы выдержать удар этой РАЗРУШАЮЩЕЙ СИЛЫ. В наши дни, у нас нет
возможности действовать группой, поэтому
мы должны подготовить себя, чтобы в одиночестве быть один на один с
СИЛОЙ, у которой нет объяснения, нет слов аккуратно описать то, что
произойдёт."
172-173
"...ты
вошёл в необратимый процесс, в котором пути назад больше нет.
Обнажается твой настоящий Разум, просыпаясь от вечной спячки.
Бесконечность требует тебя," продолжал он. "Какими бы знаками оно не
показывало тебе, это не может иметь другой причины, другого
доказательства, другой ценности, чем эта. Однако, что тебе придётся
сделать это: приготовиться к Ударам Бесконечности. Ты должен быть
постоянно готовым к, невероятно жестокой атаке, огромного масштаба..."
175
"Наружу
выходит твой настоящий Разум, который ничего общего не имеет с
Чужеродной Рептоидной Вставкой в твой мозг. Дай твоему настоящему
Разуму отрегулировать скорость. Храни молчание, не волнуйся чтобы не
случилось."
"Устранение
конфликта между двумя Разумами нужно делать с помощью Интэнт," пояснил
Дон Хуан. "Маги сигналят Интэнту, выкрикивая слово 'Интэнт' громко и
ясно...Что-то в тебе (в Карлосе) точно начало рушиться," наконец
произнёс Дон Хуан. "Оно уже рушилось давно (ЧУЖЕРОДНОЕ РЕПТОИДНОЕ
ВНЕДРЕНИЕ В МОЗГУ. ЛМ), но очень быстро восстанавливало
свои
свалившиеся подпорки. А сейчас я чувствую, оно совсем рушится...в нашем
мозгу две части: одна из них всегда молчала, потому что была задавлена
силой другой, негативной части.
180
"Я мог только фокусироваться на отдыхающем человеке.
Я знал, что это был мужчина, только не понял, как я это узнал. Я знал
что он спит, потому что его Светящийся Шар, который люди обычно имеют,
был немного плоским, расширившись по горизонтали. Затем я увидел его
Точку Восприятия в необычном месте: прямо за лопатками! В этом случае
его Точка Восприятия была отодвинута вправо и чуть ниже от того места,
где она обычно находится. Я высчитал, что в этом случае Точка
Восприятия подвинулась в сторону рёбер. И другую вещь я заметил: это
положение Точки Восприятия не было стабильно, она хаотично колебалась,
а потом вдруг резко пошла назад на своё обычное место. Я чувствовал,
что возможно моё и Дон Хуана присуствие разбудило человека...Dreamers
были те, кто мог легко передвигать свою Точку Восприятия, а Stalkers
(маскировщики) были те, кто мог легко удерживать свою Точку Восприятия
на новом месте. Dreamers и Stalkers дополняли друг друга и работали
парами помогая друг другу своими способностями. Дон Хуан убедил меня в
том, что передвижение и
закрепление
Точки Восприятия может быть проделана Магами по желанию и благодаря их
железной дисциплине. Он сказал, что Колдуны его династии (линии)
верили, что существует по крайней мере 600 точек в человеческом
Светящемся Шаре для проникновения в 600 совершенно разных миров,
отделённых друг от друга, если передвигать силой воли Точку Восприятия.
Это означает, что если передвинуть нашу Точку Восприятия в одну из этих
точек и стабилизировать её там, мы окажемся в другом, не менее
полноценном, мире как и наш обычный мир. Дон
Хуан объяснял дальше, что в Искусство Колдовства входит умение
манипулировать Точку Восприятия, и своей волей заставлять её менять
положение в Светящихся Шарах людей.
181
"Результатом
этой манипуляции будет движение в точке контакта с Тёмным Морем
Сознания, которое принесёт с собой другую связку триллионов
энергетических полей в виде светящихся нитей, которые пройдут через
Точку Восприятия. Результатом новых энергетических полей, пронизывающих
Точку Восприятия, будет Сознание другого типа, чем то, которое
необходимо для восприятия нашего Повседневного Мира. Это новое Сознание
начнёт действовать, превращая новые энергетические поля в информацию
чувств (такое происходит со многими во время стихийных бедствий! Они
часто смещают Точки Восприятия людей и люди попадают в другие миры.
ЛМ). Полученная информация чувств ощущается нами как другой мир, потому
что энергетические поля, которые его составляют, не те, к которым мы
привыкли. Дон Хуан подчеркнул, что более аккуратным определением
практики Колдовства было бы сказать, что Колдовство - это
манипулирование Точки Восприятия с целью поменять её точку контакта с
Тёмным Морем Сознания, делая, таким образом, возможным осознавать
другие миры. Дон Хуан пояснил, что Искусство Stalkers входит в игру
после того, когда Точка Восприятия была сдвинута с обычного места.
Держа Точку Восприятия в новом положении, даёт Магам возможность
почувствовать Новый Мир, в который они вошли, во всей красе, в
абсолютной полноте (также как и наш повседневный мир). Для Магов
династии Дон Хуана наш Повседневный Мир является одной из Слоёв
Тотального Мира, состоящего, по крайней мере, из 600 таких Слоёв."
182
"...собственно
говоря ты уже поставил свою Точку Восприятия на определённое положение
в Тёмном Море Сознания, что позволяет тебе путешествовать в тот мир. И
в этом случае Тёмное Море Сознания снабдит тебя всем необходимым для
этого путешествия. Самому выбрать это место - не получится. Маги
говорят, что ВНУТРЕННЕЕ МОЛЧАНИЕ
безошибочно выбирает его. Просто, не так ли? ...Ты
должно быть намеренно путешествуешь по Тёмному Морю Сознания," ответил
он, "но ты никогда не будешь знать как это происходит.
Предположим, что ВНУТРЕННЕЕ МОЛЧАНИЕ это делает, используя замысловатые
ходы, пути, которые нельзя понять, а только практиковать."
184-185
"Через
мгновение я оказался в мексиканском городке, построенным вокруг
вокзала, городок, расположенный примерно милю с половиной от того
места, где жил Дон Хуан. Дон Хуан и я находились посреди улицы рядом с
правительственным банком. И сразу после этого я увидел одно из наиболее
странных вещей, которые
я когда-либо наблюдал в мире Дон Хуана. Я видел
Энергию и как он течёт по Вселенной, но я не видел людей в форме
сферических или овальных Светящихся Шаров Энергии. Люди вокруг меня
были одно мгновение обычные люди Проседневного Мира, другое мгновение
это были Странные Существа. Было так, как-будто Энергетический Шар,
который мы из себя представляем, был прозрачным; Шар был просто
Светящейся Аурой вокруг Ядра Насекомого. Это Ядро не имело человеческой
формы, не было частей скелета, поэтому я не видел людей как если бы я
был рентгеном и прошёл бы сквозь кости скелета. В Ядрах этих "людей"
я
скорее наблюдал геометрические формы, сделанные из, казалось, упругих
вибраций вещества. Их Ядра были как буквы в алфавите, а заглавная буква
Т похоже была главной поддержкой во всей структуре! Толстая буква L,
перевёрнутая кверх тормашками, висела перед Т; греческая буква делта,
которая почти доходила до пола, покоилась на конце вертикальной части
буквы Т и, казалось, поддерживала всю конструкцию. Наверху буквы Т я
увидел нить, типа верёвки, наверно пару сантиметров в диаметре; она
проходила через верх светящейся сферы, как-будто то, что я видел и в
самом деле было огромной жемчужиной, висящей сверху как облитая
драгоценность.
Однажды
Дон Хуан, чтобы описать Энергетическую Связку Нитей Человека,
представил мне этот образ в виде метафоры. Он
сказал, что Колдуны Древней Мексики описывали эти нити как занавес из
висячих ниток жемчуга. А я понял это описание в полном смысле этого
слова и подумал, что такая нить прошла через конгломерат (союз,
сборище) Энергетических Полей, что мы представляем с головы до пят.
Прикреплённая "верёвка", которую я видел, имела форму круга, состоящего
из Энергетических Полей человека, и была больше похожа на медальон.
Правда я не встречал другого существа, окружённого такой же "верёвкой".
Каждое из существ, которых я видел, состояло из геометрических форм,
которые имели другого рода нить на верхней части их сферической ауры.
Эта нить мне здорово
напоминала червя, разделённого на сегменты, которую некоторые из нас
видят с полузакрытыми веками, когда мы на Солнце. Дон
Хуан и я
прошлись по этому городу с одного конца в другой и я заметил буквально
тысячи геометрически сформированных существ. Моя способность видеть их
была очень нестабильной. Я увижу их на момент, а потом вдруг потеряю их
из вида и передо мной опять - обычные люди..."
186
Вскоре
я выдохся и мог видеть только обычных людей. Дон Хуан сказал, что
наступило время возвращаться домой, и снова что-то во мне потеряло моё
обычное чувство определённости места. И я оказался в доме Дон Хуана не
имея ни малейшего понятия того, как я мог покрыть дистанцию от того
городка к дому. Я лёг на свою кровать и отчаянно старался вспомнить,
возвращаясь назад до глубины своей памяти за знаками как я умудрился
попасть в город индейцев Яки, и в город с железнодорожным вокзалом. Я
не верил, что это были фантазии, так как сцены были полны слишком
большим количеством деталей, чтобы не быть реальными. И всё-таки они не
могли быть реальными.
"Ты напрасно тратишь время," сказал Дон Хуан
смеясь. "Я гарантирую тебе, что ты никогда не узнаешь как мы выбрались
из дома в городок индейцев Яки, а потом из самого городка Яки на
железнодорожную станцию, а со станции в дом. Был какой-то перерыв в
Линии Времени. Это то, что ВНУТРЕННЕЕ МОЛЧАНИЕ делает."
Он терпеливо
объяснил мне, что прерывание в течении Времени, которое делает мир
понятным нам, и есть Колдоство! Он отметил, что я путешествовал в тот
день через Тёмное Море Сознания и что я видел людей какие они есть,
занятыми обычными мирскими делами. А потом я увидел Энергетический
Поток, который соединяет особые линии людей. Дон Хуан напоминал мне
снова и снова, что я был свидетелем чего-то особенного и необъяснимого.
Я понимал о чём люди говорили, не зная их языка, и я видел
Энергетический Поток, который соединял людей к определённым другим
людям и что я выбрал эти события через Интэнт. Он подчеркнул тот факт,
что использование мною Интэнт не было чем-то сознательным или желаемым;
использование Интэнта происходило на более высоком Уровне в силу
необходимости. Мне нужно было разобраться в возможностях путешествия
через Тёмное Море Сознания и моё ВНУТРЕННЕЕ МОЛЧАНИЕ направляло Интэнт,
вечную Силу Вселенной, чтобы это осуществить."
Сознание
Неорганических Существ
Свечеобразные
Неорганические Существа
187
В
какой-то момент моей стажировки Дон Хуан открыл мне сложность своей
жизненной ситуации. К моему огромному огорчению он объяснил, что жил в
хижине штата Сонора в Мексике, потому что эта ветхая хижина очень
подходила моему Уровню Сознания. Я не совсем верил, что он
действительно верил, что я был такой хлипкий. Я также не верил, что он
имел другие места для жизни как он утверждал. Оказалось, что он был
прав в обоих случаях. Мой Уровень Сознания действительно был ниже крыши
и у него действительно были места, где он мог жить с большим
комфортом, чем в полуразволившейся хижине, где я впервые его нашёл. Он
также не был одиноким Магом, как я думал, а лидером группы пятнадцати
других Магов-Бойцов из десяти женщин и пяти мужчин. Моему удивлению не
было конца когда он взял меня в свой дом в Центральной Мексике, где он
и его товарищи жили.
"Ты жил в Соноре из-за меня, Дон Хуан?"
спросил я его, не выдержав наплыва чувств, которые наполнили меня до
краёв виной, угрезениями совести и моей никчёмностью.
188
"По правде говоря, я там собственно не жил," сакзал он смеясь. "Я
только встречался с тобой там."
"Но-но-но
ты никогда не знал, когда я приеду, чтобы видеть тебя, Дон Хуан,"
ответил я. "У меня не было возможности дать тебе знать!"
"Ну если ты
хорошенько вспомнишь," сказал он, "было много, много раз когда ты не
мог меня найти. Тебе приходилось терпеливо сидеть и ждать меня, иногда
днями."
"Дон Хуан, ты прилетел сюда из Гаямас?" спросил я его откровенно, думая
что самым быстрым путём было бы лететь самолётом.
"Нет, я не прилетел из Гаямас," пояснил широко улыбаясь. "Я прилетел
прямо в хижину, где ты ждал."
Я
думал, что он нарочно придумывает, что мой логический прямолинейный
Разум не мог понять и принять, то, что вконец запутало меня. Такой у
меня был уровень Сознание в те дни, я без конца задавал себе один и тот
же прямой вопрос:"А что если всё, что Дон Хуан говорит, правда?"
Я
больше не хотел задавать ему вопросы, так как я полностью запутался,
пытаясь соединить мысли с действиями. В своём новом окружении Дон Хуан
начал без остановки инструктировать меня более сложной стороне его
знаний, стороне, которой нужно было моё полное внимание, где просто
предположения было недостаточно. Это было время когда мне пришлось
броситься вниз в глубины его познаний. Мне пришлось забыть о своих
предположениях и сомнениях.
Однажды я помогал Дон Хуану очистить
несколько бамбуковых стволов на заднем дворе. Он попросил меня одеть
рабочие перчатки, так как занозы от бамбука были очень острые и легко
заносили инфекцию. Он научил меня как использовать нож чтобы чистить
бамбук и я погрузился в работу. Мне пришлось остановить работу и
внимательно слушать когда он поднял разговор со мной. Он сказал, что я
поработал достаточно и велел мне идти в дом. Там он попросил меня
расположиться в очень удобном кресле в своей просторной, почти пустой
гостиной.
189
Дал мне несколько орехов, сушёных абрикосов и
кусочков сыра, аккуратно нарезанных на тарелке. Я запротестовал, так
как хотел закончить чистить бамбук, я не хотел есть, но он не обратил
внимания на меня. Он рекомендовал мне жевать медленно и тщательно,
потому что мне понадобится нескончаемый поток пищи, чтобы быть начеку и
внимательным к тому, что он собирался мне поведать.
"Ты уже
знаешь," начал он, "что во Вселенной существует вечная Сила, которую
Колдуны Древней Мексики называли Тёмное Море Сознания. Когда они были в
зените своего Познавательного Могущества, они ВИДЕЛИ ТАКОЕ, что
заставляло их трястись в своих панталонах, если конечно они их носили.
Они
ВИДЕЛИ, что Тёмное Море Сознания несёт ответственность не только за
сознание физических организмов, но также и за сознание существ не
имеющих тела и невидимых нам.
"Как это понять, Дон Хуан, существа без тела, но имеют сознание?"
спросил я
поражённый, т.к. он такое никогда не упоминал,
он впервые выразил эту идею.
"Старые
Шаманы обнаружили, что вся Вселенная состоит из двух Сил," начал он,
"эти Силы противодействуют друг другу и одновременно дополняют друг
друга. Наш Мир - Двойной Мир и от этого никуда не убежишь. Другой Мир,
противоположный, но дополняющий наш, населён Существами, которые имеют
Сознание, но не имею организма (тела). Это и было причиной почему
Древние Шаманы называли их
НЕОРГАНИЧЕСКИМИ СУЩЕСТВАМИ."
"И где же этот Мир, Дон Хуан?" спросил я, безсознательно жуя кусок
засушенного абрикоса.
"Здесь, где мы с тобой сидим," сказал он безмятежно (по простому-по
рабочему), не сдерживая смеха над моей нервозностью.
"Я же сказал тебе, что это - наш Мир-Близнец, который к нам имеет
прямое родственное отношение. Маги Древней Мексики не рассуждали с
точки зрения Пространства и Времени, как ты это делаешь. Они полагались
на Уровни Сознания, это было основой всех их мыслей. Два типа Сознания
могут существовать, не вторгаясь в права друг друга, потому что каждый
тип совершенно отличается друг от друга. Старые Шаманы стояли перед
лицом этой проблемы сосуществования, не базируясь на Пространство и
Время.
190
Они полагали, что степень Сознания Органических Существ (вкл. человека)
и степень Сознания Неорганических Существ настолько отличались, что
могли тысячелетиями развиваться, почти не мешая друг другу."
"Можем ли мы почувствовать, увидеть эти Неорганические Существа Дон
Хуан?" спросил я.
"Конечно можем," ответил он. " Маги это делают когда пожелают. Обычные
люди тоже могут, только они не осознают, что это делают, потому что они
не знают о существовании противоположного Мира-Близнеца.
"Проблемы с Пространством и Временем в том," продолжал он, "что ты
только замечаешь если что-то приземлилось в том Пространстве и Времени,
где ты находишься, что очень ограничивает. В то время как у Магов
огромное поле деятельности, в котором они находятся и могут заметить
когда что-нибудь экстраординарное приземляется. Множество Существ со
всей Старой Вселенной, Существа, обладающие Сознанием, но не обладающие
физическим организмом, приземляются на Уровень Сознания нашего Мира и
нашего противоположного Мира-Близнеца. В то время как обычный человек
такие Существа никогда не замечает. Приземлившиеся на наш или на наш
Мир-Близнец, Существа принадлежат другим Мирам, которые существуют
помимо наших двух миров. Наша Старая Вселенная до краёв заполнена
Органическими и Неорганическими Мирами, обладающими Сознанием... Дон
Хуан продолжал говорить, что те Шаманы знали точно когда Неорганические
Существа (имеющие сознание) из других Миров помимо нашего
Мира-Близнеца, приземлялись в их сфере Сознания. В заключении он
сказал, что также как и каждый человек на Земле сделал бы, те Шаманы
составили бесконечные классификации разных типов таких Существ разной
вибрации, но обладающих Сознанием. Они знали их под общим названием:
Неорганические Существа.
НЕВИДИМЫЕ НАМ - ЛЕТУНЫ ИЗ
МИРА-БЛИЗНЕЦА!
191
"Те Неорганические Существа обладают жизнью как мы?" спросил я.
"Если ты думаешь, что жизнь это - осознавать всё вокруг, то тогда - да,
у них есть жизнь...Если жизнь измерять уровнем интенсивности, остротой
и продолжительностью Осознанности окружающего, то я с уверенностью могу
сказать, что эти Существа более живые, чем ты и я.
"Дон Хуан, те Неорганические Существа умирают?" спросил я. Дон Хуан
слегка покашлил перед тем, как ответить.
"Если ты называешь смертью конец Осознаности окружающего, то - да, они
умирают. Их Сознание исчезает, их смерть похожа на смерть человека и в
то же время не похожа, потому что смерть человека имеет, хорошо
запрятанный, выбор. Что-то вроде пункта-оговорки в официальном
документе, написанная малюсенькими буквами, оговорка, которую едва
можно прочитать с помощью линзы, но которая является самым важным
пунктом этого документа."
"Что это за хорошо замаскированный выбор, Дон Хуан?"
"Этот тайный выбор существует только для настоящих опытных
Магов-колдунов. Насколько мне известно, только они способны прочитать
этот мелкий шрифт. Только для них этот выбор может функционировать. Для
обычного человека смерть означает исчезновение Осознанности окружающего
Мира и смерть тела (организма). Для Неорганических Существ смерть
означает то же самое: исчезновение Осознанности окружающего их Мира (а
тела у них никогда и не было). В обоих случаях воздействие смерти
является кульминационным моментом быть втянутым в "Тёмное Море
Сознания". Их индивидуальное Сознание, дополненное их жизненным опытом,
ломает границы и их Сознание, как Энергия, выливается в "Тёмное Море
Сознания".
"Но что же означает тайный выбор в случае смерти, которым только Шаманы
могут воспользоваться, Дон Хуан?" спросил я.
"Для Мага смерть является объединяющим фактором. Вместо полного распада
организма-тела, его Сознания и потерю опыта, как это обычно делается,
смерть всё объединяет."
"Как может смерть объединять что-то?" запротестовал я.
"Смерть для Шамана," ответил он, "заканчивает власть отдельных
настроений в теле. Старые Маги верили, что дело было в доминировании
отдельных частей тела, которые диктовали свои индивидуальные
настроения и правили всем телом; те части тела, которые уже не
функционируют, ведут остальную часть тела к полному хаосу, например,
когда ты сам делаешь себя больным, съедая плохую пищу.
192
В этом случае, настроение твоего желудка влияет на всё остальное.
Смерть уничтожает власть-влияние тех отдельных частей на всё тело.
Смерть объединяет Сознание каждой части тела в Одно Целое."
"Ты имеешь ввиду, что после смерти Мага, они всё ещё осознают?" спросил
я.
"Для Магов смерть это - Акт Объединения, который соединяет каждую каплю
их Энергии. А ты всё ещё думаешь, что смерть это - только труп перед
тобой, который уже начал гнить. Маги не оставляют трупы, гниения
нет
вообще, когда происходит этот Акт Объединения. Их тела полностью
превращаются в Энергию, Энергию, обладающую Сознанием, не разделённое
на части. Границы, проделаны самим Организмом, эти границы, разрушенные
смертью, всё ещё функционируют в случае с Магами, хотя они больше не
видны обычным людям.
Я знаю что ты жаждешь меня спросить," продолжал он широко улыбаясь,
"называется ли то, что я описываю, Душой, которая попадает в ад или в
рай. Нет, это - не Душа! Что происходит с Магами, когда они используют
тот тайный выбор смерти, в этом случае они превращаются в
Неорганические Существа, специфические, высокой вибрации и огромной
скорости Неорганические Существа, способные к невероятным манёврам
Восприятия. И тогда Маги входят в область, которую древние Шаманы
Мексики называли "Окончательным Путешествием". Бесконечность Вселенной
становится их полем деятельности."
"Ты имеешь ввиду что они становятся вечными?"
"Как Маг, я трезво смотрю на вещи и логика мне говорит, что их, Магов,
Сознание исчезает, точно также как исчезает Сознание всех
Неорганических Существ, но пока я не видел чтобы это произошло. Древние
Маги верили, что Сознание такого Неорганического Существа будет
существовать пока существует Земля. Наша Планета их Матрица и до тех
пор пока Матрица сохраняется, их Сознание будет существовать. Для меня
это - самое разумное объяснение. " Связанность и порядок его объяснений
для меня были превосходными. Мне нечего было добавить. Он оставил меня
с ощущением тайны и невысказанных ожиданий, выполнимых в будущем.
193
В свой следующий визит к Дон Хуану я начал разговор с вопроса, который
вертелся у меня в голове. "Дон Хуан, действительно ли призраки и
привидения существуют?"
"То, что ты называешь призраком," сказал он, "в случае внимательного
осмотра Магом, ведёт к одному. Вполне возможно, что любое из, так
называемых, привидений может быть скоплением энергетических полей,
которое имеет Сознание, и которое мы превращаем в то, что нам знакомо.
В таком случае привидение имеет Энергию. Маги называют их "скопления,
производящие Энергию". Но если они не испускают Энергию, в таком случае
они просто голограммы, обычно созданные очень сильным человеком в
смысле Сознания."
Стр.
196
Дон
Хуан сказал, что Неорганические Существа, кто населяет наш Мир-Близнец,
рассматривались Колдунами его династии как наши родственники.
Те шаманы
верили, что бесполезно делать друзьями членов своей семьи, потому что
требования, наложенные на нас за такую дружбу, были всегда слишком
высоки. Он добавил, что тот тип Неорганических Существ, кто нам
двоюродные сёстры, постоянно имеют дело с нами, но их общение с
нами не на нашем сознательном уровне. Другими словами, мы знаем всё о
них на подсознательном уровне, в то же время они знают всё о нас на
нашем сознательном уровне. Энергия от наших двоюродных сестёр - очень
тяжёлая!" продолжал Дон Хуан. "Их заеб... также как и нас. Скажем, что
Органические и Неорганические Существа наших Миров-Близнецов - дети
двух сестёр, кто живёт рядом друг с другом. Они похожи друг на друга,
но не внешне. Они нам не могут помочь и мы - им.
Возможно мы должны
соединиться вместе и создать легендарную семейную корпорацию, но этого
пока не произошло. Обе
ветви этой семьи страшные
недотроги и слишком
обижаются из-за пустяков, это - типичные отношения между обидчивыми
кузинами. Маги Древней Мексики верили, что суть дела в том, что оба: и
люди и Неорганические Существа из Миров-Близнецов являются хроническими
эгоистами, заботящимися только о себе."
197
Согласно Дон Хуану,
другой тип Неорганических Существ, который Древние Маги обнаружили, они
назвали - Разведчики или Перво-открыватели (Scouts
or Explorers). Под
этим
названием они имели ввиду Неорганических Существ, которые пришли к нам
из глубин Вселенной и кто имел Осознанность бесконечно быстрее и
острее, чем у людей. Дон Хуан заключил, что Древние Колдуны тратили
столетия, чтобы отполишевать свои Таблицы Классификаций. Их выводами
были: определённые типы Неорганических Существ из категории -
Разведчики
или Перво-открыватели (Scouts or Explorers), которые в силу их живости,
были
больше похожи на людей. Они могли связать и установить обоюдные
отношения с людьми. Древние Колдуны называли таких Неорганические
Существа - Союзниками (Allies). Дон Хуан объяснил, что самой большой
ошибкой тех
шаманов по отношению к тем Существам было думать, что можно отнести
человеческие характеристики (черты) к этой безразличной энергии и что
Шаманы могут овладеть этой энергией. Они рассматривали те блоки энергии
как своих помощников и полагались на них, не осознавая, что будучи
только энергией, у них не было достаточно сил, чтобы удержать что-то
уже
достигнутое.
"Я
уже всё сказал тебе что нужно знать о Неорганических Существах," сказал
коротко Дон Хуан. "Единственно как ты можешь проверить - это с
помощью прямого общения с ними."
Я не спросил его что мне надо
делать. Глубокий страх заставил моё тело сотрясаться в нервных спазмах,
которые выскочили из моего солнечного сплетения как извержение вулкана
и спустились вниз к пальцам ног, а затем вверх к верхнему торсу.
"Сегодня
мы пойдём искать кое-кого из Неорганических Существ," объявил Дон Хуан,
приказал мне сесть на кровать и принять позу Внутреннего Молчания. Я
последовал его командам с необычной лёгкостью, хотя обычно я бы
сопротивлялся или просто чувствовал внутреннее сопротивление. У меня
была отдалённая мысль, что как только я сяду, я окажусь в состоянии
Внутреннего Молчания.
198
Мои мысли уже не казались
ясными, я
чувствовал как непроницаемая темнота окружает меня, делая меня сонным.
Моё тело было неподвижным, может потому что у меня не было желания
давать ему команды двигаться или потому, что я просто не мог
сформулировать команды. Вскоре я обнаружил себя рядом с Дон Хуаном,
идущим по пустыне Соноры. Окружающая среда была знакома: я столько раз
был там с Дон Хуаном, что запомнил там каждую деталь. Был конец дня и
свет заката Солнца создал во мне настроение отчаяния. Я автоматически
шёл, чувствуя только ощущения тела, не сопровождаемые мыслями, то есть
я не описывал себе своё состояние. Я хотел сказать об этом Дон Хуану,
но желание описывать ему свои телесные ощущения моментально прошло. Дон
Хуан сказал очень медленно, низким загробным голосом, что высохшее дно
реки, по которому мы шли, было самым подходящим местом для нашего дела,
и что мне нужно одному сесть на небольшой камень, а он сядет на другой
камень на расстоянии около 50 футов. Я не спрашивал Дон Хуана, что я
должен делать, как я обычно сделал бы. Я уже знал что делать. Тогда я
услышал хрустящие шаги людей, пробирающихся через редкие кусты, росшие
на расстоянии 10-15 футов друг от друга. В воздухе не было достаточно
влажности, чтобы кусты разрослись. Я увидел двух приближающихся мужчин.
Похоже, они были местные, наверно
Индейцы Яки из их ближайшего городка. Они подошли и встали возле меня,
один из них неожиданно спросил меня как я себя чувствовал. Мне хотелось
улыбнуться в ответ и засмеяться, но я не мог: моё лицо стало
неподвижным, хотя я был очень взволнован и полон энергии. Мне хотелось
прыгать вверх и вниз, но я не мог. Я сказал ему что со мной всё хорошо
и спросил их кто они были, прибавив что не знал их, хотя всё же шестым
чувством ощущал, что они мне очень даже знакомы. Один из мужчин сказал
так, между прочим, что они были Союзниками. Я уставился на них,
стараясь запомнить их черты лица, но их черты изменились.
199
Казалось,
они формировали себя согласно настрою моего взгляда без всяких мыслей.
Всё было просто вещество, формированное эмоциональными ощущениями. Я
долго пристально смотрел на них, чтобы совершенно стиреть их черты и
наконец передо мной появились два сверкающих куска Света, которые
вибрировали. Куски Света не имели границ, они, казалось, держали свою
форму изнутри. Иногда они становились плоскими и широкими, потом они
снова принимали более вертикальную форму высотой с мужчину. Вдруг я
почувствовал как рука Дон Хуана крючком захватила мою правую руку и
оттащила меня от камня. Он сказал, что время уходить. В следующее
мгновение я уже был снова в доме Дон Хуана, в Центральной Мексике, ещё
более изумлённый, чем раньше.
"Сегодня ты обнаружил
Неорганическое
Сознание и потом ты ВИДЕЛ ЭТО, и на что это похоже," сказал он.
"Энергия
содержится во всём. Насколько нам известно, ВИДЕТЬ ЭНЕРГИЮ НАПРЯМУЮ и
есть главная задача человека. Возможно существуют другие вещи выше
этого, но они пока нам не даются."
Дон Хуан перемалывал это снова
и
снова, и каждый раз когда он говорил их, его слова, казалось, уплотняли
меня больше и больше, чтобы помочь мне вернуться в нормальное
состояние. Я рассказал Дон Хуану всё, чему я был свидетелем, всё, что я
слышал. Дон Хуан объяснил мне, что я преуспел в тот день
трансформировать плазменное тело Неорганического Существа в его
сущность: осознанную, но безразличную энергию.
Чем меньше Перевода,
тем лучше для Магов.
"Ты
должен представлять, что это наше познавание, которое в сущности и есть
наша
Система Перевода всех наших ресурсов. Эта самая наша Система Перевода
говорит нам насколько велики наши возможности и, так как мы
пользовались этой Системой Перевода всю свою жизнь, мы не смеем идти
против неё. Энергия тех Неорганических Существ толкает нас,"
продолжал Дон Хуан, "и мы воспринимаем их толчки каждый по своему, в
зависимости от нашего настроения. Самую трезвую вещь нужно сделать для
Колдуна это: толкать эти Неорганические Существа выше вибрацией.
200
С
сегодняшнего дня, если когда-либо перед тобой возникнет привидение или
что-то странное, не бойся и не теряйся, упрямо уставься на него. Если
это Неорганическое Существо, твоя интерпретация скинет его как сухие
листья. Если ничего не случится, это значит только воображение твоего
мозга, который всё равно не твой."
ЯСНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
201
Первый
раз в жизни я обнаружил, что больше не знаю как вести себя в этом
Повседневном Мире, который не менялся, изменился я. Влияние Дон Хуана и
его действий, исходящих из его практики, в которую он вовлёк меня так
глубоко, серьёзно отразились на мне и привели к моей полной
неспособности иметь дело с окружающими. Я проанализировал свою проблему
и понял, что она заключалась в том, что меркой, для окружающих меня
людей, был Дон Хуан. Для меня, он был существом,
профессионально и
плодотворно живущий свою жизнь с любой стороны. Это означало, что
каждое его, даже обычное, действие что-то несло в себе.
В Повседневном Мире я был окружён людьми, кто был уверен, что
они -
бессмертны и кто противоречил себе на каждом шагу; они были существами,
чьи
действия ничего не значили. Я же привык к неменяющемуся поведению Дон
Хуана, к его полному отсуствию мании величия и к необъятному
масштабу его интеллекта. Очень немногих я знал, кто вообще осознавал,
что подобная форма поведения существует и несёт в себе все эти
качества.
202
Почти все знали только одну
форму поведения, которая делала их слабыми
и внутренне искажёнными (спасибо
РЕПТОИДНОЙ ВСТАВКЕ В НАШ МОЗГ ! ЛМ).
Вследствии этого у меня стали
возникать серьёзные проблемы с
академическими занятиямию Я терял их из вида, отчаянно пытаясь найти
смысл в них. Единственно, что помогло и дало мне, хоть и
шаткую,
связь с академией, была рекомендация Дон Хуана, которую он однажды
сделал, сказав мне, что Воин-Первооткрыватель должен иметь роман со Знаниями,
неважно в
какой форме они представлены. Он определил
главную идею Мага-путешественника, сказав, что это относится к Магам,
кто стал Воином и путешествовал по Чёрному Морю Сознания. Он добавил,
что люди всегда были Путешественниками в Чёрном Море Сознания, и что
наша Земля была их Станцией-Остановкой в этих путешествиях; и позже,
из-за каких-то внешних причин, которые он не позаботился объяснить в
тот момент, Маги-путешественники прекратили свои вылеты. Он объяснил,
что люди были пойманы
(Драконами! ЛМ)
в своего рода течение,
круговорот, который шёл кругами, только давая
ощущение движения, когда на самом деле они не двигались.
Он подтвердил,
что только Древние Колдуны были единственными противниками той силы,
которая
держала людей в заключении, и что только благодаря своей дисциплине Древние
Колдуны освободились от захвата (Драконами!
ЛМ)
и
стали
продолжать свои путешествия в
Чёрном Море Сознания.
203
Я
понял, что антропология должна объяснять форму человеческого поведения
и оценку человека. Дон Хуан, абсолютный прагматик, настоящий Воин-
Первооткрыватель
НЕИЗВЕСТНОГО, как-то сказал мне, что я никуда не гожусь. Дон Хуан
добавил:
неважно, что антропологические темы, данные мне, были полны манёвров
тем, понятий и слов; здесь было важным практиковаться в
дисциплине.
"Это не имеет значение, что ты -
завидный читатель и сколько хороших книг ты прочёл," сказал он мне
однажды. "Важно, что у тебя достаточно дисциплины читать, то что не
хочется читать! Критический момент в желании Колдуна посещать школу -
это в том, отчего ты отказываешься, а не в том, что ты
получаешь."
Я
решил сделать перерыв в моих занятиях и пошёл работать в отдел
искусства компании, специализирующейся в репродукции картин. Моя работа
полностью поглощала все мои мысли и усилия. Моим желанием было
осуществлять, данные мне, задания как можно быстрее и совершеннее.
Устанавливать виниловые листы с картинами...было стандартной
процедурой, не позволяющей ничего нового, и эффективность работника
измерялась его точностью и скоростью. Я стал работо-голиком и получал
огромное удовольствие. Директор отдела и я быстро стали друзьями: он
практически взял меня под своё крыло. Его звали Ернест Липтон. Он
вызывал во мне огромное уважение и восхищение. Он был прекрасным
художником и великолепным мастером, но его слабостью была его мягкость
и его неслыханная забота о других, которая граничила с пассивностью.
Например, однажды мы выезжали с парковки ресторана, где мы обедали.
Очень вежливо он долго ждал другую машину, выезжающую перед ним с этой
же парковки. Водитель явно не видел нас и быстро сдал назад. Ернест
Липтон мог спокойно погудеть, чтобы привлечь его внимание, но вместо
этого он сидел и ухмылялся как идиот, пока тот парень не врезался в его
машину. Тогда он повернулся и извинился передо мной.
204
"Я
мог бы погудеть," сказал он, "но зкук такой сильный, что неудобно."
Мужик, который на него наехал, был разъярён и Ернесту пришлось его
приструнить. "Не волнуйся, твоя машина не пострадала, кроме того, у
меня только сломаны передние фары; я их всё равно собирался поменять."
В
другой раз в том же самом ресторане несколько японцев, клиенты его
компании и его приглашённые на ланч, разговаривали с нами, задавая
интересные вопросы. Официант подошёл с едой и почистил узкий столик от
нескольких грязных тарелок, освобождая место как мог для
огромных тарелок с горячей едой. Одному из японцев нужно было больше
места, он двинул свою тарелку вперёд, толкнув тарелку Ернста, и та
начала съезжать со стола. И опять, Ернст мог предупредить японца, но
этого не сделал. Он сидел, ухмыляясь, пока тарелка не съехала ему на
колени.
Как-то я пошёл к нему домой помочь ему прикрепить деревянную
решётку на его патио, чтобы дать винограду на ней расти, принося тень и
фрукт.
Мы собрали все деревянные части в огромную решётку, подняли одну
сторону и привинтили к столбам. Ернст был высокий и очень сильный
мужчина, он поднял другой конец решётки, чтобы я мог закрутить болты в
дыры, которые уже были проделаны в столбах. Но я не успел это сделать,
постучали в дверь и Ернст попросил меня открыть дверь пока он держит
тяжёлую решётку. За дверью оказалась его жена с покупками из магазина,
она заболтала меня своими разговорами и я забыл об Ернст, я даже помог
ей разложить всё. И только тогда я вспомнил, что мой друг всё ещё
держит решётку, ожидая, что все будут такими же сознательными как и он.
В отчаянии я помчался на задний двор и увидел его, лежащим на земле.
205
Он
свалился от изнеможения, держа эту тяжёлую деревянную решётку, и был
похож на истрёпанную куклу. Нам пришлось позвать на помощь друзей,
чтобы прикрепить решётку к дому, так как Ернст уже не мог этого
сделать. Ему пришлось пойти лечь, он понял, что у него теперь появилась
грыжа.
Классическая история Ернста. Однажды на выходные, он с друзьями
пошёл в поход с ночёвкой в палатках в горах Сан Бернардино. Пока все
спали Ернст пошёл в кусты и, так как он был предусмотрительным
человеком, он отошёл на значительное расстояние от палатки, чтобы
никого не беспокоить. В темноте от поскользнулся и покатился вниз с
горы. Потом он рассказывал друзьям, что знал наверняка, что там, на дне
ущелья и он разобьётся в лепёшку. Ему повезло, что он схватился за край
и так продержался несколько часов, ища ногами на что бы встать. Когда
его руки уже не могли больше выдержать и он думал, что смерть
неминуема, он расширил ноги как только мог и нашёл небольшой выступ на
скале, который помог ему продержаться. Так он стоял на скале до тех
пор, пока не посветлело и он не увидел, что находится в полметре от
земли.
"Ернст, ты мог бы крикнуть нам!" жаловались его друзья.
"Я
не думал, что это помогло бы!" Ответил он. "Кто бы услышал меня? Я
думал, что скатился по крайней мере милю с горы. Помимо этого все
спали."
Последней каплей для меня было когда Ернст Липтон, кто
тратил 2 часа каждый день на дорогу из дома в магазин и обратно,
решил купить экономную машину, Volkswagen Beetle, и начал подсчитывать
сколько миль она пройдёт за один галлон бензина. Я очень удивился,
когда он объявил мне как-то утром, что достиг 125 миль за галлон.
Будучи очень дотошным человеком, он подкрепил своё заявление, сказав,
что большая часть его дороги не в городе, а на скоростных магистралях,
хотя в часы пик ему приходится замедлять или ускорять довольно часто.
206
Через
2 недели он сказал, что достиг 250 миль на галон, затем он продолжал
пока не достиг невероятной цифры: 645 миль на галон. Друзья сказали
ему, что он должен внести эту цифру в журнал компании Volkswagen. Ернст
Липтон был страшно доволен и продолжал дальше пока однажды утром он не
поймал одного из своих друзей, кто месяцами разыгрывал его, добавляя
3-4 стакана бензина в его машину каждый день. Таким образом в машине
Ернста всегда было достаточно бензина. Ернст Липтон почти разозлился и
его самым сердитым замечанием было:"Это разве смешно?"
Я
давно знал, что его друзья разыгрывают его, но не мог вмешиваться,
чувствуя, что это не моё дело. Люди, которые разыгрывали Ернста были
его давнишние друзья, а я был новичок. Когда я увидел расстройство и
обиду на его лице и неспособность разозлиться, я почувствовал волну
вины и беспокойства. Я опять был лицом перед своим старым врагом. Я
презирал Ернста и в то же время он мне очень нравился: он был
беспомощен. Дело было в том, что Ернст походил на моего отца. Его очки
с толстыми стёклами и лысеющий пробор, а также седеющая борода, которую
он никак не мог достаточно хорошо побрить. Всё это напоминало мне отца:
он имел такой же прямой и острый нос и такой же подбородок. А
неспособность Ернста рассердиться и разбить шутникам носы было то, что
особенно напоминало мне моего отца...Я вспомнил как мой отец был
безумно влюблён в сестру своего лучшего друга.
Я заметил её как-то
в курортном городке, держащейся за руку молодого человека. Её мать была
с ней как телохранитель. Девушка выглядела счастливой: оба молодых
смотрели влюблёнными глазами друг на друга. Насколько я мог судить, это
была настоящая молодая любовь.
207
Мне тогда было 10, я увидел
своего отца и рассказал ему, смакуя каждое мгновение моего едкого
повествования, описывая что у предмета его поклонения есть настоящий
жених. Отец
был ошарашен, он мне не верил.
"А ты что-нибудь говорил девушке?" бросил я смело ему. "Разве она
знает, что ты в неё влюблён?"
"Не
будь дураком, змеёныш!" набросился он на меня. "Мне не нужно каждой
женщине говорить такую ерунду!" И как избалованный ребёнок он смотрел
на меня, а губы его тряслись от гнева. "Она - моя! Она должна знать,
что она - моя женщина, без всякого напоминания с моей стороны!"
Он объявил всё это с уверенностью ребёнка, который получил всё в жизни,
не борясь за это.
Я приготовил ему удар:"Ну, я думаю она ожидает, что кто-то скажет ей о
своей любви, и кое-кто тебя опередил."
Я
приготовился бежать, чтобы не получить от него, думая, что он накинется
на меня со злобой, на которую только был способен, но вместо этого он
сник и начал всхлиповать. Рыдая, он попросил меня, уверенный в моих
способностях, чтобы я шпионил за девушкой и говорил ему что происходит.
Я так взненавидел своего отца, что даже не могу найти слов, но в то же
время я любил его и испытывал несказанную грусть. Я проклинал себя за
то, что не держал язык за зубами. Ернст Липтон так напоминал мне
моего отца, что я бросил работу, сославшись на то, что должен вернуться
в университет. Мне не хотелось увеличивать груз, который я уже нёс на
своих плечах. Я никогда не мог простить себе, что доставил своему отцу
такое мучение, и никогда не простил его за его трусость и высокомерие.
Я пришёл в университет и начал громадное задание включиться в изучение
антропологии. Это не было бы трудным, если у меня был кто-то с кем
можно было работать с удовольствием в силу его отчаянного любопытства и
желания расширить свои знания вместо того, чтобы отстаивать что-то
бессмысленное. Был такой - археолог, но не в нашем отделе.
208
Благодаря
его влиянию у меня в первую очередь возник интерес к работе на
раскопках. Возможно из-за этого он, собственно говоря, лично занялся
раскопками, его практичность была оазисом трезвого мышления для меня.
Он был единственный, кто воодушевлял меня идти вперёд и работать на
природе, потому что мне нечего было терять.
"Потеряв
всё, ты всё
приобретёшь!" дал он мне однажды самый лучший совет, какой я когда-либо
получал в университете. Если бы я следовал совету Дон Хуана и работал
бы над исправлением моей страсти к самолюбованию, мне нечего было
терять и я мог выиграть всё. К сожалению эта возможность не была мне
дана в этот раз. Когда я сказал Дон Хуану о трудностях, которые я
испытываю, чтобы найти профессора с кем работать, и подумал, что его
реакция к тому, что я сказал, была свирепой. Он обозвал меня сначала
'жалким пердуном', а потом ещё хуже! Он сказал мне то, что я уже знал:
что если бы я не был в таком напряжении, я мог бы успешно работать с
любым из академии или с любым в бизнесе.
"Воины-первооткрыватели
не жалуются," продолжал Дон Хуан. "Они принимают всё, что бесконечность
кладёт им в руки, как поединок во Вселенной. Поединок - это
поединок, это - личное каждому и не может быть рассмотрено
благословение или проклятие. Воин-первооткрыватель или выигрывает
поединок или поединок ломает его, но больше адреналина когда выиграешь,
так что выигрывай!"
Я ответил, что им всем легко это говорить, а как
это всё выполнить, когда все мои проблемы казались неразрешимыми, так
как все они происходили от неспособности моих друзей быть постоянными.
"Не
вини людей вокруг, это не их вина," сказал он. "Они не могут помочь
себе. Проблема в тебе, потому что ты не можешь помочь себе и глубоко в
себе обсуждаешь их. Любой идиот умеет критиковать и если ты их
критикуешь, то ты только вытаскиваешь из них самое худшее. Все мы -
заключённые в этом мире и как раз эта тюрьма заставляет нас действовать
таким гнусным путём. Твой поединок: брать людей какие они есть, оставь
их в покое!"
209
"Ты совершенно неправ Дон Хуан," отпарировал я.
"Поверь, мне не интересно критиковать их или связывать себя с ними
каким-то образом."
"Но ты ведь понимаешь о чём я говорю," упорно
настаивал он. "Если ты всё ещё не видишь своё желание судить их, то ты
в худшем положении, чем я думал. Это ошибка Воинов-Первооткрывателей
когда они начинают обдумывать свои путешествия. Они здорово петушатся."
Я
признался Дон Хуану, что мои жалобы действительно были довольно
жалкими. Это-то я знал и поведал ему, что ежедневные события изнашивали
меня, что мне было стыдно говорить ему об этом, но они силой давили на
мой мозг.
"Давай, рассказывай!" настоял он. "Не держи секретов от
меня, я пустая трубка, что бы ты не сказал мне будет отослано в
Бесконечность!"
"Да у меня мелочные жалобы," сказал я, "я такой же
как все, кого я знаю. Невозможно поговорить ни с кем без того, чтобы не
услышать открытую или замаскированную жалобу."
Я поделился с ним
простыми диалогами, которыми я обмениваюсь с моими друзьями, кому
всегда удаётся втиснуть бесконечное количество жалоб.
Вот один из них:
"Как дела Джим?"
"Прекрасно, Карлос." Затем следует долгое молчание и я буду обязан
сказать. "Что-то случилось Джим?"
"Ничего!
Всё хорошо, у меня небольшая проблема с Мэл, но ты ведь знаешь каким он
может быть эгоистом и засранцем. Но мы должны принимать друзей какими
они есть, правда? Конечно он бы мог иметь больше уважения, кретин. Он
как всегда в своём репертуаре: кладёт свой груз на твои плечи. Он это
делал с 12 лет, это в действительности - моя вина! И почему я должен
терпеть это?"
"Да, ты - прав Джим, с Мэлом трудно!"
"Ну, говоря о засранцах, ты - Карлос, не лучше Мэла, я никогда не мог
рассчитывать на тебя!"
210
Ещё один классический пример:
"Как живёшь Алекс? Как твоя супружеская жизнь?"
"Ооо,
просто супер. В первый раз я вовремя ем, дома приготовленную, еду, хотя
и толстею. Мне нечего делать кроме как смотреть телевизор. Бывало
ходил с парнями развлекаться, но сейчас я не могу, Тереза не разрешает
мне. Конечно, я могу послать её на 3 буквы, но не хочу обижать её. Я
чувствую себя удовлетворённым, но несчастным."
А Алекс был самым
неудачливым парнем ещё до женитьбы. Его классической шуткой было
сказать своим друзьям, когда мы наталкивались на него:
"Эй, садись в мою
машину, я хочу познакомить тебя со своей сукой (собакой)."
Он получал
колоссальное удовольствие от нашего разочарования когда мы встречали
собаку в его машине. Он представил свою суку всем своим друзьям. Мы
были шокированы когда он женился на Терезе, бегунье на длинные
дистанции. Они встретились во время марафона: там Алекс потерял
сознание.
Они были в горах и Терезе пришлось оживлять его всеми
возможными методами: она просто нассала на его лицо и после этого Алекс
покорился ей.
Она пометила свою территорию, а друзья начали звать его
"её обоссанный заключённый". Друзья считали её настоящей сукой, которая
превратила странного Алекса в толстого кобеля."
Дон Хуан и я от души
посмеялись, затем он посмотрел на меня с серьёзным
выражением лица.
"Это
плюсы и минусы Повседневного мира," сказал Дон Хуан. "Ты или
теряешь, или
выигрываешь, хоты ты не знаешь когда ты теряешь и когда выигрываешь.
Так ты платишь живя по правилу собственного отражения...Я тебе могу
только порекоммендовать не чувствовать виноватым, что ты жопа, но
рекоммендую тебе закончить с доминированием своего я. Иди обратно в
университет и не бросай его."
Но
мой интерес оставаться в университете значительно уменьшился. Я начал
жить на автопилоте, чувствуя себя тяжёлым и без всякого энтузиазма.
Однако я заметил, что моего мозга это не коснулось.
211
Я ни на
что не расчитывал, не ставил целей, не имел навязчивых идей, хотя не
скажу так о своих чувствах. Я старался разобраться в этом несогласии
между разумом и бурными чувствами. Как раз в этом состоянии:
отсуствия логики и переполнения чувствами, я и вышел из Haines Hall,
где находился Отдел Антропологии нашего Университета в Лос Анжелесе, в
кафетерий пообедать. Как вдруг на меня напала какая-то странная дрожь.
Я подумал, что потеряю сознание и сел на кирпичные ступеньки. Я увидел
жёлтые пятна перед глазами, чувствовал, что верчусь на одном месте и
был уверен, что меня стошнит. Зрение стало расплывчатым, пока, наконец,
я совсем перестал видеть. Мой физический недуг был настолько
болезненным и интенсивным, что не оставил места даже одной мысли,
только ощущение страха в теле и паранойя, смешанная с приподнятым
чувством. А также странное ожидание, что я нахожусь на пороге
Гиганского События! Это были только ощущения без вмешательства мысли. В
какой-то момент я уже больше не знал стою я или сижу: меня окружила
полнейшая темнота, какую только можно представить. И тогда я увидел
Энергию, текущую во Вселенной, я увидел цепочку Светящихся Сфер
(Светящиеся белые Шары
людей. ЛМ),
двигающихся ко мне и от меня. Я видел их (шары) каждым в отдельности,
как Дон Хуан всегда мне говорил он их видит. Я знал, что это были
разные люди, потому что была разница в размере. Я рассматривал детали
их структур. Их Светимость и их округлённость были выражены
энергетическими волокнами, которые, казалось, собрались все вместе. Это
были и тонкие и толстые волокна. У каждой из этих Светящихся фигур было
толстое волосяное покрытие. Они выглядели как какие-то странные,
мохнатые, светящиеся животные, покрытые сверкающими волосами. Что было
самым поразительным для меня так это то, что я видел этих мохнатых
насекомых (людей) всю свою жизнь! Каждый раз, когда Дон Хуан
нарочно заставлял меня ВИДЕТЬ их, казался мне объездом, который мне
приходилось делать с ним. Я помню каждый случай когда он помогал мне
ВИДЕТЬ людей в форме Светящихся Шаров. Все эти случаи стояли отдельно
от того, что я обозревал сейчас.
212
Теперь
я знал без сомненья, что я сам, без посторонней помощи, ВИЖУ Энергию,
текущую во Вселенной всю мою жизнь. Осознанность этого было просто
непостижима для меня ! Я чувствовал себя невероятно хрупким, уязвимым,
мне нужно было искать укрытие, спрятаться где-нибудь. Это было точно
как во сне, который многие из нас наверно видят время от времени, где
мы обнаруживаем себя голыми и не знаем что делать. Я чувствовал себя
более чем голым; я чувствовал себя незащищённым, слабым и ужасался
мысли возвратиться в своё нормальное состояние! Смутно я чувствовал,
что лежу и подготовил себя к возвращению в наш Обычный Мир. В голову
пришла мысль, что я найду себя лежащим и дёргающимся на кирпичной
дорожке, окружённый целым кругом прохожих. Почувствовал, что могу
двигать глазами и мог видеть свет через закрытые веки, но ужасался
открыть их. Было странно, но я не слышал ни одного из тех людей,
которых я вообразил вокруг себя. Шума не было вообще. Наконец, я
отважился открыть глаза: я был на моей постели в моей квартире-офисе на
углу Wilshire и Westwood бульваров Лос Анжелеса. Со мной началась
настоящая истерика когда я нашёл себя в постели. Но по какой-то причине
это было вне моей досягаемости и я почти тут же успокоился. Истерику
заменило безразличие тела, что-то похожее на ощущение после хорошего
обеда. Однако мой разум не мог успокоиться. Это было невероятным шоком
для меня понять, что я видел Энергию прямо и всю свою жизнь. Как это
было возможно, что я этого не замечал? Что не давало мне эту
возможность? Дон Хуан сказал как-то , что каждый человек имеет
возможность видеть Энергию напрямую, но не знает об этом. Я задал этот
вопрос своему другу-психиатру. Он не смог толком ответить на него,
подумав, что моя реакция это плод моей усталости и перенасыщения.
213
Он
прописал мне валиум и посоветовал отдохнуть. Я не смел никому сказать,
что проснулся в своей постели, не зная как я в неё попал.
Поэтому
моя необходимость увидеть поскорее Дон Хуана была оправдана. Я как
можно быстрее вылетел в Мексико-Сити, нанял машину и поехал к нему.
"Да
ты до этого всё это делал!" сказал Дон Хуан, смеясь, когда я пересказал
всю невероятную историю ему. "Есть только две вещи новые для тебя:
первое, что ты, наконец, сам увидел Энергию. То, что ты
сделал
называется "ОСТАНОВИТЬ МИР" и другое - ты осознал, что ты всегда видел
Энергию и как она течёт во Вселенной, также как и каждый человек, но не
зная об этом.
(Я тоже много
лет вижу как Энергия течёт во Вселенной, особенно в наш Центр, снимала
это на видео и посылала на наши сайты! ЛМ).
Ещё одна новая
вещь: ты сам по себе путешествовал из своего Внутреннего Молчания. Ты
уже знаешь без моей подсказки, что всё возможно, если отправляться из
Внутреннего Молчания. В этот раз твой страх и ущемлённость
способствовали тому, что ты очутился в кровати, что не так далеко от
университета. Если бы ты не потакал своим слабостям вроде удивления, ты
бы понял, что ничего экстра-ординарного для Воина-Первооткрывателя ты
не сделал. Но самый важный вопрос не в том, что ты знаешь, что всегда
нарямую видел Энергию или что путешествуешь из Внутреннего Молчания, а
скорее, что это дело имеет две стороны. Первое, что ты испытал то,
что Колдуны Древней Мексики называли ЧИСТЫЙ ВИД или ПОТЕРЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ
ФОРМЫ : момент когда человеческая ничтожность исчезает, как-будто это
был туман, простиравщийся над нами, туман, который медленно тает и всё
проясняется.
Но ни при каких
обстоятельствах ты не должен думать,
что это - законченное дело. Мир Колдунов не похож на Повседневный Мир,
где тебе говорят: если ты достиг цели, ты остаёшься победителем навек.
В Мире Колдунов достичь цели означает, что ты просто приобрёл более
эффективные инструменты, чтобы продолжать свою борьбу, которая, между
прочим, никогда не закончится.
214
Вторая
сторона этого дела это то, что ты подошёл к самому волнующему вопросу
для человеческих сердец. Ты сам выразил это, когда спросил себя:
"Как
это было возможно, что я не знал, что напрямую вижу Энергию всю свою
жизнь? Что мешало мне мысленно залезть внутрь своего существа и понять
эту свою сторону?"
Тени Грязи
215
Сидеть
молча рядом с Дон Хуаном было одно из самых приятных времяпровождений,
которые я знал. Мы удобно сидели на мягких креслах в задней части его
дома в горах Центральной Мексики. Был полдень и приятный свежий ветер.
Солнце было сзади дома, на наших спинах, и его затухающий свет создал
утончённые оттенки зелёного на больших деревьях на заднем дворе.
Большие деревья росли вокруг его дома где он жил и далее, деревья
скрывали вид города. Это давало мне впечатление, что я был на дикой
природе, совсем другой чем пустыня Сонора, но тем не менее
природа.
"Сегодня,
мы поговорим о самом серьёзном в Колдовстве," сказал коротко Дон Хуан,
"и начнём наш разговор с Энергетического Тела."
Он объяснял мне
Энергетическое Тело много раз, дав описание, что это была округлённая
масса Энергетических Полей, которые составляют физическое тело, когда
его ВИДЯТ как Энергию, которая течёт по Вселенной. Он добавил, что
физическое тело было меньше, более компактным и тяжелее на вид, чем
Светящаяся Сфера вокруг физического тела.
216
Дон Хуан
уточнил, что физ. тело и Энергетическое тело были две Массы
Энергетических Полей, вместе сжатых какой-то странной склеивающей
Силой.
Он
без конца напоминал, что Сила, которая связывает вместе эти группы
Энергетических Полей, согласно Колдунам Древней Мексики, самая
таинственная Сила во Вселенной. Его личное мнение было, что это была
чистейшая сущность всего Космоса, тотальная сумма всего что существует
(Солнечная Энергия! ЛМ).
Он пояснил, что человеческое физическое тело и
Энергетическое тело были единственными
сбалансированными Энергетическими скоплениями в нашем Мире, в виде
людей. Поэтому он не принимал другого дуализма, кроме дуализма между
этими двумя. Дуализм между телом и разумом, духом и плотью, он
рассматривал просто как умственное соединение в цепи, вытекающее из неё
без всякого энергетического основания.
Дон
Хуан сказал, что с помощью дисциплины любому можно стать ближе к своему
Энергетическому телу. Обычно, дистанция между обоими - огромна. Когда
Энергетическое тело находится в определённом диапазоне, который
индивидуально меняется для каждого из нас, любой через дисциплину может
сформировать своё Энергетическое тело в точную копию своего физического
тела, я имею ввиду трёх-мерное плотное существо. Отсюда и идея Колдунов
называть его "Другой" или "Двойник". В то же самое время через тот же
процесс дисциплины любой может сформировать своё трёх-мерное плотное
физическое тело как копию своего Энергетического тела, собственно
говоря
это - эфирный заряд Энергии, невидимый человеку, как и вся Энергия во
Вселенной.
Когда Дон Хуан сказал мне об этом, моя
реакция была спросить его не описывает ли он что-то мифическое. Он
ответил, что ничего мифического в Колдунах нет. Они-практики и всё, что
они описывали, было вполне логичным и жизненным. Согласно Дон Хуану,
трудность в понимании что Колдуны делали, была в том, что они
использовали другой умственный процесс.
217
Сидя
сзади своего
дома в
Центральной Мексике в тот день, Дон Хуан сказал, что Энергетическое
тело было важным ключом во всех событиях моей жизни.
Он
ВИДЕЛ, что это был Энергетический факт: моё Энергетическое тело, вместо
того, чтобы двигаться от меня, как обычно происходит, приближалось ко
мне с огромной скоростью.
"Что это значит, что оно приближается ко мне, Дон Хуан?" спросил я.
"Это
значит, что что-то собирается душу из тебя вытрясти," сказал он,
улыбаясь. "Высокая степень контроля придёт в твою жизнь, но не твоего
контроля,
а контроля твоего Энергетического тела (4го Уровня Сознания! ЛМ)."
"Ты имеешь ввиду, что какая-то внешняя сила возьмёт контроль надо
мной?" спросил я.
"Множество
разных внешних сил контролируют тебя прямо сейчас," ответил Дон Хуан.
"Контроль, о котором я говорю, это что-то вне области языка.
Это - твой
контроль и в то же самое время он не твой. Его нельзя классифицировать,
но его определённо можно испытать. Больше того, контроль определённо
можно манипулировать. Помни: контроль своего Энергетического тела
конечно можно манипулировать для своего же абсолютного приемущества,
что опять же - не твоё достижение, а достижение
твоего Энергетического тела. Не забывай, что Энергетическое
тело
это - ты только выше вибрацией, поэтому можно вечно пытаться описывать
это, и быть похожим на
собаку, бегающей за своим хвостом. Язык - очень беден, весь этот опыт
никаким правилам жизни не поддаётся."
Быстро темнело и листва
деревьев, которая совсем недавно горела зелёным светом, сейчас очень
потемнела и стала тяжёлой. Дон Хуан сказал, что если бы я обращал
больше внимания на тёмную листву деревьев, не фокусироваясь на ней, а
смотря уголком глаза, то я бы увидел Летящие Тени, пересекающие моё
поле
зрения.
"Это подходящее время дня для того, чтобы делать то, что я тебя
попрошу," сказал он. "Это берёт только секунду, чтобы добиться в тебе
необходимого внимания и это сделать. Не останавливайся до тех пор
пока не поймаешь эту летящую чёрную тень."
Я действительно видел
какую-то странную летящую чёрную тень, скользящую по листве деревьев.
Это были или одна тень, двигющаяся туда-сюда, или разные летящие тени,
двигающиеся в воздухе слева-направо или справа-налево или прямо вверх.
Для меня они выглядели как толстая чёрная рыба, огромная рыба.
НЕОРГАНИЧЕСКИЕ
СУЩЕСТВА - ЛЕТУНЫ
218
Как-будто
гигантская рыба-сабля летала в воздухе. Я был поглощён зрелищем пока,
наконец, это не испугало меня. Стало слишком темно чтобы видеть листву,
но я всё же мог видеть Летающие Чёрные Тени.
(Ночь была ими выбрана именно с этой целью: в темноте труднее видеть
Неорганические
Существа, поедающие наше сознание! ЛМ).
"Что это Дон Хуан?" спросил я. "Я вижу везде Летающие Чёрные Тени."
"Ааа, это - Вселенная во всей своей красе," сказал он, "не
пропорциональная, не линейная, вне всяких правил. Колдуны
Древней Мексики были первыми заметить эти Летающие Чёрные Тени, поэтому
они следовали за ними. Они ВИДЕЛИ их также, как и ты видишь их, и они
ВИДЕЛИ их как Энергию, которая течёт во Вселенной. Они открыли что-то
мистическое."
Он остановил разговор и посмотрел на меня. Место для его
паузы всегда было продумано: он всегда останавливался когда я сгорал от
желания узнать дальше.
"Что же они обнаружили Дон Хуан?" спросил я.
"Они
обнаружили, что у нас есть компаньон по жизни," ответил он как можно
яснее. "У нас есть хищник, который пришёл к нам из глубин Космоса и
взял власть над нами. Люди - его пленники. Хищник - наш лорд и хозяин,
он сделал нас вялыми и беспомощными. Если мы хотим протестовать, он
Подавляет Наши Протесты.
Если мы хотим действовать независимо, он требует чтобы мы этого не
делали."
Вокруг
нас было очень темно и это, казалось, увеличивало мои эмоции. Если бы
это было днём, я бы от души посмеялся, но в темноте я чувствовал себя
заторможенным.
"Очень темно вокруг нас, но если ты посмотришь краем глаза, ты всё-таки
увидишь как Летающие Чёрные Тени прыгают вокруг тебя."
Он был прав, я всё-таки мог их видеть и у меня стала кружиться голова
от их движения.
"Я пытался сказать тебе всё это время, что что-то держит нас в плену.
Мы и в самом деле, пленники!"
219
"Но почему этот хищник взял нас в рабство как ты описываешь, Дон Хуан?"
спросил я. "Здесь должно быть логическое объяснение."
"Есть
объяснение," ответил Дон Хуан, "и это самое простое объяснение в мире.
Они поработили нас, потому что мы - пища для них и они нас беспощадно
выжимают, потому что мы - их источник питания. Точно также как мы
выращиваем курей в курятниках, эти хищники выращивают нас в
человеческих курятниках. Поэтому их пища всегда к их услугам."
Я
чувствовал, что моя голова свирепо тряслась из стороны в сторону. Я не
мог даже выразить глубокое чувство неудовлетворённости и тяжести, но
моё тело двигалось, чтобы вынести всё на поверхность. Я трясся
с
головы до ног хотя этого не хотел.
"Нет, нет, нет, нет," я услышал
свои слова. "Это - абсурдно, Дон Хуан, то, что ты говоришь -
чудовищно. Это просто не может быть правдой для Колдунов или для
обычного человека, вообще для любого.
"Почему не может быть?" спокойно спросил Дон Хуан. "Почему не может
быть? Потому что это злит тебя?"
"Да, это злит меня," отрезал я. "Эти заявления - чудовищны!"
"Ну,
ты ещё все заявления не слышал. Подожди немного и посмотрим как ты себя
будешь чувствовать. Я собираюсь подвергнуть тебя воздушной атаке.
Я
имею ввиду, я собираюсь подвергнуть твой разум жутким испытаниям и ты
не сможешь просто так встать и уйти, потому что ты - в ловушке. Не
потому что ты - мой пленник, а потому что что-то в тебе остановит тебя,
тогда когда другая часть тебя начнёт терять разум. Так что приготовься!"
Было
что-то во мне, что я чувствовал как способность выдерживать всякое. Он
был прав: я бы ни за что на свете не покинул его дом. И всё же, мне
нисколько не нравились оскорбления, которыми он меня осыпал.
"Я хочу обратиться к твоему аналитическому уму," сказал Дон Хуан.
220
"Подумай
немного и скажи мне как ты объяснишь несоответствие между
интеллигентностью человека-инженера и тупостью того, во что он верит,
или глупостью его противоречивого поведения? Колдуны знают, что хищники
дали нам искажённую систему верований, наших идей добра и зла, наших
социальных обязательств. Это они, кто влияет на наши надежды и
ожидания, на наши мечты успеха или провала. Они дали нам жадность,
трусость и манию величия. Это - хищники, кто сделал нас покорными,
слабыми и скучными.
"Но как они могут это делать, Дон Хуан?" спросил я,
почему-то более обозлённый тем, что он говорил. "Что! Они шепчут всё
это нам на ухо, пока мы спим?"
(Рептоиды
слушают этот
разговор и негативно действуют на Карлоса! ЛМ).
"Нет,
они так по-идиотски не делают!" воскликнул Дон Хуан, улыбаясь. "Они
намного более эффективны и организованы. Чтобы сделать нас послушными,
слабыми и уязвимыми, хищники втянули себя в невероятный манёвр -
неслыханный, конечно, с точки зрения стратегии борьбы. Жуткий манёвр с
точки зрения тех, кто от этого страдает. Они дали нам свой мозг. Ты
меня слышишь? Хищники дали нам свой разум, который стал нашим разумом.
Мозг хищника - противоречивый, вспыльчивый, мрачный, полон страха быть
обнаруженным в любую минуту. Я знаю, что даже если ты никогда не
страдал от голода," продолжал он, "ты беспокоишься о пище, что не что
иное как беспокойство хищника, который боится, что сейчас, в любой
момент его манёвр откроется и он не получит еду. Через мозг, который
прежде всего их мозг, хищники внедряют в жизнь людей то, что их
устраивает. И они таким образом добавляют вооружённую защиту, чтобы она
спасала их от их страхов."
"Не то, чтобы я тебе не верил, Дон Хуан,"
сказал я. "Я верю, но есть в этом что-то ненавистническое,
предательское,
собственно это и отталкивает меня.
Это заставляет меня взять другую
точку зрения. Если это правда, что хищники едят нас, то как они это
делают?"
Дон Хуан широко улыбнулся, он был несказанно доволен.
221
Я
как-будто был во сне, слушая объяснения Дон Хуана. К его сведению,
человек был единственным из всех остальных форм жизни, кто имел Сияющее
Покрытие Сознания снаружи Светящегося Кокона (Шара). Поэтому он стал
лёгкой добычей для носителей сознания другого рода, как например,
тяжёлое сознание хищника.
Он
объяснил, что Колдуны ВИДЯТ новорождённых в виде странного Светящегося
Шара Энергии, закрытым сверху донизу Сверкающим Чехлом, вроде
пластикого чехла, который плотно прикреплён к этому Кокону Энергии. Он
добавил, что Сияющее Покрытие Сознания это то, что хищники съедают и
когда человек взрослеет, всё, что остаётся от Сияющего Чехла Сознания
это узкая оборка, идущая от земли к кончикам пальцев на ногах. Эта
оборка позволяет Человечеству продолжать жить, но только еле-еле."
Тогда
он сделал самое разрушающее заявление из всех предыдущих. Он сказал,
что эта узкая оборка Сознания и есть центр нашего собственного
отражения, в который человек был безвозвратно захвачен. Играя на нашем
себялюбии, что является единственным местом нашего Сознания,
оставленное нам, хищники позволили появляться только отдельным вспышкам
Сознания, которые они продолжали поедать беспощадно, в типично
хищнической манере. Они создали для нас глупые, пустые проблемы,
которые заставляют эти вспышки Сознания появляться, и таким образом они
не дают нам умирать, чтобы обеспечить себя пищей от вспышек Солнечной
Энергии, возникающих в нас от этих искусственных проблем. Должно быть
было что-то в том, что Дон Хуан говорил, и это полностью опустошило
меня: в эту минуту меня просто вырвало. После минутной паузы,
достаточной для меня чтобы очухаться, я спросил Дон Хуана:
"Но
почему Колдуны Древней Мексики и все современные Колдуны ничего не
делают по этому поводу, если они видят что хищники делают?"
"Ничего
ни ты, ни я не можем сделать," ответил Дон Хуан упавшим голосом. "Всё,
что мы можем сделать, это дисциплинировать себя до такой степени, что
они нас не тронут. Но как ты можешь просить своих друзей пройти через
тяжёлую дисциплину? Они рассмеются и начнут шутить над тобой, а более
агрессивные изобьют тебя до полусмерти. И не потому что они не верят
тебе. В глубинах живота каждого человека живут Древние Знания о
существовании этих хищников."
222
Мой аналитический ум
раскачивался туда-сюда как маятник. Он покидал меня и возвращался
назад, и опять покидал меня и возвращался снова. Всё, что Дон Хуан
высказывал, было невероятным, просто абсурдным! И в то же время это
было наиболее продуманным делом и таким простым. Это объясняло каждую
мыслемую деталь человеческих противоречий, о которых я знал.
Но
как к этому можно подходить серьёзно?
Дон Хуан выталкивал меня на
путь аваланча, и добраться донизу у меня возьмёт вечность. Я
почувствовал ещё одну угрожающую волну. Волна не исходила от меня и
всё-таки она висела на мне. Дон Хуан делал что-то таинственное со
мной, позитивное и в то же время ужасно негативное. Я чувствовал это
как попытку срезать тонкую плёнку, которая, казалось, прилипла ко мне.
Его глаза, фокусируясь, уставились, не моргая, на моих глазах. Потом он
отвёл глаза в сторону и начал говорить, больше не смотря на меня.
"Когда
сомнения одолевают тебя до опасного момента," сказал он, "сделай
что-нибудь практическое. Например, выключи свет и всматривайся в
темноту, выясни что можно увидеть."
Он встал и хотел выключить свет, но я остановил его:"Нет, нет, Дон
Хуан, не выключай свет. Со мной всё в порядке."
Что
я тогда почувствовал было очень необычным для меня: страх темноты. Даже
мысль о темноте заставляла меня пыхтеть. Я явно знал что-то полостью
живота, но я не смел будоражить это или вынести это на поверхность - ни
за что в жизни !
"Ты видел летающие тени на деревьях," сказал Дон
Хуан, усаживаясь обратно в своё кресло. "Это - очень хорошо. Мне бы
хотелось чтобы ты увидел их в этой комнате. Ты ничего не видишь, ты
только улавливаешь летящие образы, для этого у тебя достаточно Энергии.
Я боялся, что Дон Хуан всё равно встанет и потушит свет: он так и
сделал. Через пару секунд я орал как умалишённый! Я не только уловил
Летящие Тени, но я слышал их резкие звуки возле ушей! Дон Хуан согнулся
вдвое от смеха, включая обратно свет.
223
"Ну
и темперамент у тебя!" сказал он. "С одной стороны ты совершенно не
веришь, с другой стороны ты - абсолютный практик. Ты должен делать
что-то с этой внутренней борьбой, иначе ты раздуешься как жаба и
лопнешь."
Дон Хуан продолжал вонзать в меня свои иглы глубже и глубже.
"Колдуны
Древней Мексики," сказал он, "видели хищника. Они называли его ЛЕТУНОМ (бывшие физические
Рептоиды! ЛМ),
потому что он прыгает по воздуху. Это - неприятная картина: это -
огромная тень, непроницаемо тёмная, чёрная Тень, которая прыгает в
воздухе. Потом он плашмя приземляется на землю. Колдуны Древней Мексики
были буквально ошарашены когда эти чудовища появились на нашей Планете.
Они думали, что человек, к тому времени, должен был быть ПОЛНЫМ
СУЩЕСТВОМ ВЫСОКОГО СОЗНАНИЯ, с непревзойдёнными Высшими Знаниями
Вселенной, но это осталось только в мифах и легендах. Всё
казалось,
исчезло и мы получили жалкого человека."
Я
хотел разозлиться, обозвать его маньяком, но каким-то образом правота,
которая обычно была под самой поверхностью моего существа, исчезла.
Что-то во мне останавливало меня задать мой любимый вопрос: "А что если
всё, что он говорит, правда?" В тот момент, когда он разговаривал со
мной, глубоко в сердце я чувствовал, что всё, что он говорил, было
правдой. Но в то же время с одинаковой силой всё, что он говорил было
абсурдно (благодаря рептоидной
вставке в мозгу. ЛМ).
"Что ты говоришь, Дон Хуан?" с трудом спросил я. В моём горле стоял ком
и я с трудом мог дышать.
"Что
я говорю, это, что против нас не простой хищник. Он очень умный и
организованный. Он следует методической системе сделать нас
беспомощными. Человек - МАГИЧЕСКОЕ СУЩЕСТВО, таким должна
была быть
его судьба, но он больше не МАГИЧЕСКОЕ СУЩЕСТВО. Он - обыкновенный
кусок мяса. Никакой мечты для человека не осталось, кроме мечты
животного, которого выращивают для того, чтобы стать едой: обычной,
идиотской, банальной."
Слова Дон Хуана создавали странную реакцию в моём теле, похожую на
тошноту, как-будто меня вот-вот снова стошнит.
224
"Этот
хищник," продолжал Дон Хуан, "кто, конечно, НЕОРГАНИЧЕСКОЕ СУЩЕСТВО,
немного виден нам, как и остальные НЕОРГАНИЧЕСКИЕ СУЩЕСТВА.
Я думаю в детстве мы видим их,
находим что они - ужасны и больше не
хотим думать о них (потому-то
малые дети много плачут от их страшного вида, а непонимающим матерям
приходится их успокаивать! ЛМ).
Конечно, дети могут настаивать на том, чтобы останавливать свой взгляд
на хищниках, правда все вокруг будут отговаривать их от этого.
Единственное, что остаётся Человечеству, это - дисциплина и она
хищников отгонит. Под дисциплиной я не имею ввиду тяжёлые тренировки, я
не имею ввиду вставать в 5 утра и обливаться холодной водой каждый день
пока не посинеешь. Колдуны понимают дисциплину как способность спокойно
и с достоинством встречать лицом к лицу непривычное, что мы не ожидаем.
Для них дисциплина это - ИСКУССТВО : ИСКУССТВО ВСТРЕЧАТЬ БЕСКОНЕЧНОСТЬ
без страха, удивления или боли, не потому что они такие уж
непревзойдённые знатоки военных искусств, а потому что их наполняет
уважение и восхищение.
"Каким образом может
дисциплина Колдунов служить
защитой?" спросил я.
"Колдуны говорят, что
дисциплина делает
Светящееся Покрытие Сознания человека несъедобным для Летунов. В
результате, хищники - в недоумении ! Несъедаемое Светящееся
Покрытие
Сознания человека не является частью того, в чём у них есть опыт, я
полагаю. После того, как они входят в ступор, они больше не пытаются и
не ищут помощи, у них просто пропадает желание продолжать свою гнусную
работу. Если хищники не будут есть наше Светящееся Покрытие Сознания
какое-то время, то оно начнёт расти. Проще говоря, я могу сказать, что
Колдуны, благодаря своей дисциплине, отталкивают хищников вполне
достаточно, чтобы их Светящееся Покрытие Сознания выросло выше пальцев
на ногах. Как только уровень пальцев на ногах пройден, Светящееся
Покрытие Сознания вырастает полностью в свою натуральную величину.
225
Колдуны
Древней Мексики бывало говорили, что Светящееся Покрытие Сознания - как
дерево: если его не подстригают, то оно вырастаёт до своего
натурального размера и объёма. По мере того как Сознание достигает
более высоких уровней, чем уровня пальцев ног (от земли), становится
необходимостью заниматься огромными манёврами в восприятии. Главным
трюком Древних Колдунов было," продолжал Дон Хуан, "нагрузить разум
хищников дисциплиной. Они выяснили, что если они атакуют разум хищника
в своей голове Внутренним Молчанием, то Инородное внедрение (Рептоидный
мозг в человеческом мозгу) сбежит, давая любому практиканту такого
манёвра абсолютную уверенность в том, что у него до этого был
Рептоидный мозг в голове. Инородное внедрение вернётся в мозг, уверяю
тебя, но уже не таким сильным, и этот процесс начнётся снова, при
котором побег Инородного внедрения из мозга человека станет
повторяющейся рутиной, пока не наступит день когда он улетит навсегда.
Печальный день для некоторых! С того дня тебе придётся полагаться на
свои собственные механизмы, которых - кот наплакал. Нет никого, кто
сказал бы тебе что делать. Нет также Рептоидного мозга в голове
диктовать тебе всякую фигню, к которой ты привык. Мой учитель, Нагуал
Джулиан, бывало предупреждал всех своих учеников," продолжал Дон Хуан,
"что это был самый трудный день в жизни Колдуна, так как наш настоящий
Разум, который нам принадлежит, т. е. сумма всего нашего опыта жизни
раба, превратился в застенчивого, неуверенного в себе и колеблюющимся.
Лично я думаю, что настоящая битва начинается с этого момента.
Остальное - это только подготовка."
Меня это искренне
взбудоражило,
я хотел знать больше и всё-таки странное чувство во мне протестовало,
заставляло остановить, наполняло мыслями о плачевных результатах и
наказаниях, что-то вроде "гнева бога, пронзающего меня за попытку
заниматься тем, что сам бог завуалировал". Пришлось сделать громадное
усилие над собой, чтобы моё любопытство выиграло.
"Что, что, что ты имеешь
ввиду," я услышал свои слова, "под атакой
Разума Летуна?"
"Дисциплина
бьёт до смерти Чужой Разум (рептоидную вставку в наш мозг. ЛМ) в нашей
голове," ответил он. "Поэтому,
благодаря своей дисциплине, Колдуны побеждают это Инородное внедрение."
Я
был подавлен его заявлениями, верил, что Дон Хуан был или просто
сумасшедшим, или он говорил мне что-то такое великое, что леденило всё
во мне!
226
Однако я также заметил как
быстро я собрал всю свою
энергию, чтобы отрицать всё, что он сказал. После мгновения паники, я
начал безудержно хохотать, как-будто Дон Хуан сказал мне шутку. Я даже
слышал как говорил:"Дон Хуан, Дон Хуан, ты - неисправим!"
Дон Хуан
казалось понимал всё, что я испытывал. Он стал трясти головой из
стороны в
сторону, поднял глаза к небу в притворном отчаянии:
"Я -
такой неисправимый, что вынужден дать коленом ещё один удар
Рептоидному
мозгу в твоей голове. Я собираюсь открыть тебе один из самых
экстра-ординарных секретов Колдовства. Я расскажу тебе об открытии, на
которое Колдунам ушли тысячи лет, чтобы удостовериться и объединить в
одну систему." Он посмотрел на меня и улыбнулся победоносно :
"Негативный Разум Летуна навсегда покидает, если Колдун сумеет схватить
Вибрирующую Силу, которая держит нас вместе как Скопление
Энергетических Полей. Если Колдун держит эту хватку достаточно долго,
то Разум Летуна испытывает поражение и улетает. И это как раз то, что
ты собираешься сделать: держись за энергию, которая связывает нас
вместе."
Моя реакция была такой
невероятной, я не мог даже это
вообразить. Что-то во мне по настоящему тряхнуло, как-будто я получил
толчок. Я вошёл в состояние смертельного страха, который я сразу отнёс
к своему религиозному воспитанию. Дон Хуан осмотрел меня с ног до
головы.
"Ты боишься гнева бога, не так
ли?" сказал он. "Не
беспокойся, это был не твой страх. Это - страх Летунов, потому что они
знают, что ты точно так и сделаешь, как я тебе говорю."
Его слова
меня совсем не успокоили, я ещё хуже себя почувствовал. Я трясся в
конвульсиях не по своей воле и у меня не было возможности остановить
это.
"Не переживай," сказал
спокойно Дон Хуан. "Я точно знаю, что
эти атаки Летунов очень быстро проходят. Разум Летуна никогда не может
сконцентрироваться."
Через
минуту всё прекратилось как и предсказал
Дон Хуан. Сказать, что я был поражён, будет недооценкой. В первый раз в
своей жизни, с Дон Хуаном или без, я не знал уходить мне или
оставаться.
227
Я хотел вылезти из кресла и
походить вокруг, но меня сковал
смертельный ужас. Меня заполняли рациональные решения и в то же время я
дрожал от детского страха. Я начал глубоко дышать, так как холодный пот
покрыл всё моё тело. Каким-то образом я представил самую ужасную
картину ("с точки зрения бога") : Чёрные Летающие Тени, прыгающие
вокруг меня куда бы я не повернулся. Я закрыл глаза и положил голову на
ручку кресла.
"Я не знаю куда деться, Дон
Хуан," сказал я. "Сегодня вечером ты
действительно добился полного хаоса в моей голове."
"Тебя
разорвала внутренняя борьба," сказал Дон Хуан. "Глубоко внутри ты
знаешь, что ты не способен отказаться от факта, что необходимая часть
тебя, твоя Сияющая Оболочка Сознания, будет служить
источником питания неопределённым существам. А другая часть тебя будет
противиться этой ситуации изо всех сил. Сознание. Мои родители родили
меня в этот мир, чтобы быть пищей, также как и они, и это конец,
"Революция Магов" - это то, что они отказались от договоров, в которых
не
принимали участия." Продолжал он. "Никто никогда не спрашивал меня буду
ли я доволен быть съеденным существами другого вида!"
Дон
Хуан встал из кресла и размял свои конечности:"Мы долго сидели здесь,
время идти в дом, я собираюсь поесть, ты хочешь присоединиться?"
Я отказался: мой желудок
бастовал.
"Я думаю, что тебе лучше
поспать," сказал он. "Такая тяжёлая атака
опустошила тебя."
Я больше не нуждался в
уговорах, свалился в постель и заснул мёртвым
сном.
НЕОРГАНИЧЕСКИЕ
СУЩЕСТВА - ЛЕТУНЫ
Дома, со временем, идея
Летунов
стала самой навязчивой в моей жизни. Я дошёл до того, что понял: Дон
Хуан был абсолютно прав насчёт них. Несмотря на все мои усилия я не мог
отбросить его логику.
228
Чем больше я думал и говорил
об этом, чем
больше я наблюдал за собой и за моими друзьями, тем
сильнее я убеждался, что что-то делает нас неспособными любой
деятельности и в любом общении главным было я (эгоизм), как
центральная мысль! Моей заботой, также как и заботой всех, кого я знал
или с кем разговаривал, была забота о себе. Так как я не мог найти
никакого объяснения для такой всемирной закономерности, я верил, что
толковое оъяснение этого феномена Дон Хуаном было самым подходящим. Я
углубился в изучение мифов и легенд как можно серьёзнее. Читая
материалы, я испытал то, чего никогда до этого не испытывал. Каждая из
прочтённых книг, была интерпретацией мифов и легенд, и в каждой из тех
книг ощущался информационный разум. Стили были разные, но стимул,
скрытый за словами, был похожий. Даже когда тема была абстрактной, как
мифы и легенды, авторам всегда удавалось вставить свои собственные
суждения. Одинаковый мотив в каждой из этих книг явно не подчёркивался,
заставляя читателя самому поразмыслить мозгами.
Я никогда такого
не чувствовал раньше и отнёс свою реакцию за счёт влияния Дон Хуана.
Неизбежный вопрос, который я поставил перед собой, был: это он влияет
на меня чтобы я это увидел или чужой разум действительно нам диктует
всё, что мы делаем. Я долго метался между отрицанием этого факта и
принятием этого факта. Конечным результатом моей внутренней борьбы
явилось чувство чего-то очень опасного, надвигающегося на меня. Я
проделал обширные антропологические исследования о Рептоидных Летунах в
разных культурах, но не нашёл никаких сведений о них. Дон Хуан, похоже,
был единственным источником информации об этом. В следующий раз, когда
я его увидел, я сразу же ухватился за тему о Летунах.
"Я
сделал всё, что в моих силах, чтобы быть объективным в этом вопросе, но
я так больше не могу," сказал я. "Временами я полностью согласен с
тобой насчёт хищников."
229
"Обращай своё внимание на Летающие Тени, которые ты, собственно говоря,
уже видишь," сказал Дон Хуан, улыбаясь.
Я
ответил ему, что эти Летающие Тени - конец моей рациональной жизни: я
видел их везде. С тех пор как я покинул его дом, я не мог уже спать в
темноте и спать со светом ничуть меня не беспокоило. Как только я
выключал свет, всё приходило в движение и начинало прыгать. Я никогда
не видел фигуры полностью или их полные очертания. Всё, что я видел
было Летающие Чёрные Тени.
"Внимание
Летунов тебя не оставляет," сказал Дон Хуан. "Их Разум серьёзно
пострадал. Он делает всё, что в их силах, чтобы пересмотреть свои
отношения с тобой. Но что-то в тебе отрезано безвозвратно и Летуны
знают это. Настоящая опасность в том, что Разум Летунов может выиграть,
сделав тебя уставшим и заставив тебя всё бросить, играя на
противоречиях между тем, что они говорят и что я говорю. Понимаешь,
Разум Летунов не имеет соперников," продолжал он. "Когда он предлагает
что-то, он соглашается с собственным предложением и это заставляет тебя
думать, что ты выиграл. Рептоидный Разум Летунов в твоей голове скажет
тебе, что чтобы Дон Хуан ни говорил тебе это - чистая ложь, и тогда
тот же самый Разум в твоей голове согласится с этим заявлением, "Да,
конечно, это - чепуха," скажешь ты. Вот так они подчиняют нас себе.
Летуны - необходимая часть Вселенной и их надо брать какими они есть:
чудовищными и непревзойдёнными. С их помощью Вселенная проверяет нас,
мы - энергетические образцы, созданные Вселенной," продолжал он,
как-будто забыв о моём присуствии, "и это потому что мы владеем
Солнечной Энергией, с помощью которой Вселенная осознаёт себя. Летуны
- несгибаемые противники, их нельзя рассматривать как что-нибудь иное.
И если мы с этим согласимся, Вселенная разрешит нам продолжать."
Я
хотел чтобы Дон Хуан продолжал, но он только сказал:"Воздушная атака
закончилась прошлый раз когда ты был здесь; не так много можно сказать
о Летунах. Настало время для другого манёвра."
230
В
ту ночь я не мог заснуть и только вздремнул слегка рано утром, пока Дон
Хуан не вытащил меня из кровати и не взял меня в поход в горы. Там, где
он жил контур земли был другой, не как в пустыне Сонора, но он сказал
мне не вдаваться в сравнения и что после одной мили ходьбы, каждое
место в мире будет одинаково.
"Осмотр достопримечательностей для
людей в машинах, это не для пеших," сказал он. "Они двигаются с
огромной скоростью без всякого усилия с ихней стороны. Например, когда
ты ведёшь машину и вдруг увидел огромную гору, чей вид поразил тебя
своей красотой. Вид той же самой горы не произведёт на тебя такое же
впечатление если ты посмотришь на неё когда идёшь пешком; она поразит
тебя по-другому, особенно если тебе придётся взбираться на неё или идти
вокруг неё."
Древние Шаманы
То утро
было очень жарким, мы шли по засохшей реке.
Одна вещь, которая была сродни этой долине с пустыней Сонора, это -
миллионы насекомых. Мухи и слепни вокруг меня напоминали, снижающихся с
воем, бомбардировщиков, кто
целился в мои ноздри, глаза и уши. Дон Хуан сказал мне не обращать
внимание на гул.
"Не пытайся разогнать их рукой," произнёс он твёрдым тоном. "Убери
их с помощью Интэнт. Вообрази Энергетический Барьер вокруг себя:
помолчи и из этого Молчания Барьер будет создан. Никто не знает как это
происходит. Это одна из тех вещей, которые Древние Колдуны называли
Энергетический Факт. Выключи свой Внутренний Диалог и это всё, что
нужно."
"Я
хочу предложить тебе странную идею," продолжал Дон Хуан, шагая впереди
меня. Мне пришлось ускорить шаги и быть ближе к нему, чтобы не
пропустить, что он скажет. "Я должен предупредить, что это - странная
идея, которая заставит тебя постоянно сопротивляться. Скажу заранее,
что ты легко её не примешь и факт, что она странная, не должен быть
препятствием. Ты исследователь социальных наук, поэтому твой Разум
всегда открыт к поискам, не так ли?"
231
Дон Хуан самым
бесстыдным образом смеялся надо мной, я знал, но это меня не
беспокоило. Наверно потому что он шёл так быстро и я должен был вылести
из кожи, чтобы его догнать, его сарказм просто соскользнул с меня, и
вместо того, чтобы разозлиться, я засмеялся. Моё полное внимание
было на том, что он скажет, и насекомые или перестали надоедать мне,
потому что я убрал их с помощью Интэнт, или потому что я был так
поглощён словами Дон Хуана, что не обращал внимания на их гул.
"Странная идея в
том, "
медленно сказал Дон Хуан, оценивая эффект своих слов, "что каждый
человек на Земле похоже имеет одинаковые реакции, одинаковые мысли,
одинаковые чувства. Люди, похоже, реагируют более-менее одинаково на то
же самое событие. Эти проявления, похоже, как бы прикрыты языком, на
котором они разговаривают, но если мы соскребём это, то мы увидим те же
самые реакции, которые захватили каждого человека на Земле. Мне
хочется, чтобы ты, как исследователь социальных наук,
полюбопытствовал по этому поводу; посмотри, если ты смог бы найти такое
сходство."
Дон Хуан собрал разные травы, некоторые из них трудно
было видеть, казалось они больше принадлежали лишайнику и мху. Я держал
его сумку открытой, мы больше не разговаривали. Когда он собрал
достаточно, он прямиком и как можно быстрее направился к себе домой. Он
сказал, что хочет почистить и отделить эти растения, затем положить их
в определённом порядке до того, как они высохнут. Я глубоко задумался
над заданием, которое он мне дал.
Я
начал с попытки проверить свою память, если я знаю какие-нибудь статьи
или книги, написанные на эту тему. Мне придётся сделать изыскания и
я решил начать исследования с чтения всех работ связанных с
"национальным
характером". Тема заразила меня энтузиазмом и я немедленно хотел
двигаться домой в Лос Анжелес, чтобы начать работу, но до того как мы
достигли его дома, Дон Хуан сел на высокий край обрыва, смотрящий в
долину. Какое-то время он ничего не говорил, он не запыхался и я не мог
понять что заставило его остановиться и сесть.
232
"Революция
Колдунов," продолжал Дон Хуан, "это когда они отказались признать
соглашение, в составлении которого они не принимали никакого участия.
Никто меня никогда не спрашивал, буду ли я доволен чтобы меня съели
существа другого типа сознания. Мои родители родили меня в этот мир,
чтобы я был пищей для кого-то, как и они, и это конец истории."
"Твоё
задание на сегодня," вдруг сказал он, предчувствуя что-то, "это - одна
из самых таинственных вещей в Колдовстве, такое, что нельзя выразить
словами, нельзя объяснить. Мы пошли на прогулку сегодня, мы
разговаривали, потому что тайна Колдовства должна смягчиться в
обыденном. Она должна начаться из ничего и возвратиться в ничего. Это -
Искусство Воина-Путешественника: пройти незамеченным через игольное
ушко. Так что мужайся и держись спиной за эту каменную стену и сядь как
можно
дальше от края. Я буду рядом на случай, если ты потеряешь сознание или
упадёшь."
"Что ты затеял, Дон Хуан?"
спросил я и моя тревога была настолько
очевидна, что я заметил её и понизил голос.
"Я
хочу чтобы ты скрестил ноги и вошёл во Внутреннее Молчание," сказал он.
"Скажем, ты хочешь выяснить какие статьи ты мог бы найти чтобы
отвергнуть или поддержать то, что я попросил тебя сделать во время
твоих академических занятий. Войди во Внутреннее Молчание, но не засни,
это не путешествие в Чёрное Море Сознания. Это - научиться
ВИДЕТЬ
из Внутреннего Молчания."
Мне было довольно трудно войти
во
Внутреннее Молчание, не заснув. Я боролся с почти непобедимым желанием
заснуть. Наконец я добился и обнаружил, что смотрю на дно долины из
непроницаемой темноты вокруг себя. И тогда я увидел то, от чего кровь
похолодела до костей. Я увидел Гигантскую Тень, наверно 15 футов в
ширину, прыгающую в воздухе и тяжело приземляющуюся. Костями я
чувствовал удар, но не слышал его.
"Они действительно тяжёлые,"
сказал Дон Хуан в моё ухо, держа меня за левую руку так сильно, как
только мог. Я видел что-то похожее на грязную тень, извивающуюся на
земле, и затем ещё один гигантский прыжок, длиной наверно 50 футов, и
снова приземление с тем же самым зловещим тяжёлым ударом.
Я старался
не потерять концентрацию, хотя был смертельно перепуган. Я сфокусировал
глаза на прыгающей тени на дне долины. Потом я услышал невероятно
странный гул: смесь хлопающих крыльев и звук ревущего радио, не
настроенного ни
на какую волну, и потом тяжёлый удар об землю, который трудно забыть.
233
Это основательно тряхнуло нас
с Дон Хуаном: гигантская чёрная грязная
тень вдруг приземлилась у наших ног.
"Не бойся," властно сказал Дон
Хуан. "Храни своё Внутреннее Молчание и
чудовище уйдёт."
Я
дрожал с головы до пят. У меня было ясное представление, что если я не
буду хранить своё Внутреннее Молчание, то грязная тень накроет меня как
одеялом и задушит. Не теряя темноту вокруг себя, я заорал что есть
мочи. Никогда я не был таким злым, таким полностью на взводе.
Грязная тень сделала ещё один прыжок явно на дно долины. Я продолжал
орать, треся ногами, я хотел сбросить с себя то, что может быть пришло
съесть меня. Моё состояние нервозности было таким сильным, что я не
помнил времени, наверно я потерял сознание. Очнувшись, я увидел, что
лежу на своей кровати в доме Дон Хуана, полотенце, замоченное в ледяную
воду, закручено вокруг моего лба. Я горел от лихорадки и одна женщина,
из друзей Дон Хуана, растирала мою спину, грудь и лоб специальным
алкоголем, но это не помогало. Жар, который я испытывал, шёл изнутри
меня, гнев и беспомощность были его причиной. Дон Хуан смеялся
как-будто то, что произошло со мной, было самым смешным в мире. Взрывы
смеха непрерывно исходили от него.
"Я бы никогда не подумал, что
ты вид Летуна примешь так близко к сердцу," сказал он, взял меня за
руку и повёл в заднюю часть дома, там он бросил меня в огромную бочку с
водой, полностью одетым, в туфлях, с часами и т.д.
"Мои часы, мои
часы!" закричал я, а Дон Хуан извивался от смеха: "Ты не должен
приносить часы когда ты со мной. Сейчас ты обманул свои часы!"
Я снял часы и положил их рядом
с бочкой: потом вспомнил, что часы не
боялись воды и что с ними ничего не случилось.
234
То, что меня окунули в воду,
здорово помогло. Когда Дон Хуан вытащил
меня из ледяной воды, я уже мог контролировать себя. У меня была
злость и
несгибаемый Интэнт
не дать им съесть меня.
"Вид
этих хищников просто ужасен!" повторял я, не способный сказать ничего
больше. Хищник, которого описывал Дон Хуан, не был чем-то благородным,
он был невероятно тяжёлым,
уродливым и
безразличным. Я чувствовал их
пренебрежение к нам. Неудивительно, что такие подавили нас тысячилетия
назад, сделав нас слабыми, уязвимыми и одурманенными, как говорил Дон
Хуан. Я снял свои мокрые одежды, закутался в пончо, сел на кровать и
залился слезами, но не за себя. Я плакал от жалости к своим друзьям и
особенно
к моему отцу. Я никогда не думал до этого момента, что я так его любил.
"У него никогда не было шанса" я слышал как повторял это снова и снова,
как-будто слова были не мои. Мой бедный отец, самое сознательное
существо, которого я знал, такой нежный, такой мягкий и такой
беспомощный.
Начинаю
Окончательное Путешествие - Прыжок в Неизвестность
237
Была
только одна тропинка, ведущая к плоской возвышенности. Когда мы
оказались на возвышенности, я увидел, что она не была такой широкой,
как казалось издали. Растительность здесь была такая же как и внизу:
увядающие зелёные древовидные кусты, имеющие вид деревьев. Сначала я не
заметил расщелину, это только когда Дон Хуан подвёл меня к ней, я
понял, что возвышенность заканчивается обрывом. В действительности это
не было возвышенностью, а просто хорошего размера горой с плоской
вершиной. Гора была округлённой, но обвалилась с восточной и южной
стороны; однако её северная и западная части, казалось были отрезаны
ножом. С края обрыва я мог видеть дно ущелья, наверно 600 фотов ниже.
Она была покрыта теми же кустами, которые росли везде. Целый ряд
небольших гор к югу, а север вершины этой горы производил впечатление,
что они были частью гигантского каньона, вырытого, уже не существующей,
рекой миллионы лет тому назад. Края этого каньона были сточены эрозией,
в определённых местах они были сточены до уровня земли и единственным
нетронутым местом было место, где я стоял.
238
"Это -
сплошной камень," сказал Дон Хуан как-будто он читал мои мысли. Он
указал подбородком на дно ущелья. "Если что-нибудь упадёт с края вниз
на дно, то останется только мокрое место."
Это был первый разговор
между мной и Дон Хуаном на вершине горы в тот день. До того, как идти
тсюда, он сказал мне, что его время на Земле подошлу к концу. Он
собирается в своё Окончательное Путешествие. Его слова меня сразили, я
точно потерял контроль над собой и вошёл в приятное состояние
раздроблённости, напоминающее то, что люди испытывают при
помешательстве. Но там был мой основной фрагмент (основа), который
оставался целым: я в детстве. Остальное было смутно. Я оставался
раздроблённым так долго, что стать раздробленным ещё раз был
единственный путь выскочить из моего опустошения. Вскоре произошла
необычная, даже удивительная игра между разными Уровнями моего
Сознания.
Дон Хуан, его приятель Дон Дженаро, два его ученика -
Паблито и Нестор и я взбирались на вершину горы. Паблито, Нестор и я
были там, чтобы проделать наше последнее задание как учеников: прыгнуть
в неизвестность, что самый таинственный момент, который Дон Хуан
объяснял мне на разных Уровнях Сознания, но что так и осталось загадкой
для меня и по сей день. Дон Хуан шутливо сказал, чтобы я открыл свой
блокнот и стал описывать наши последние минуты вместе. Он мягко ткнул
меня в рёбра и уверил меня, пряча смех, что так надо, если я начал путь
Воина-Первооткрывателя с написания заметок. Дон Дженаро поддержал
сказав, что другие Воины-Путешественники до нас стояли на этой самой
плоской горе, до того как пуститься в Путешествие Неизвестного. Дон
Хуан повернулся ко мне и сказал мягким тоном, что скоро я тоже полечу в
Бесконечность, поможет моё личное могущество, и что он и Дон Дженаро
здесь, чтобы сказать ПРОЩАЙ. Дон Дженаро включился снова сказав, что я
тут для того же самого: попрощаться с ними.
239
"Как только ты
встретишься с Бесконечностью," сказал Дон Хуан, "ты не сможешь
надеяться на нас, чтобы вернуть тебя назад. Тогда нужно твоё решение,
только ты можешь решить вернуться или нет. Я также должен предупредить
тебя, что немногие Воины-Путешественники выживают после такой встречи с
Бесконечностью. Ты не поверишь как неизвестность привлекает.
Воин-Путешественник находит, что вернуться в Мир боли, беспорядка, шума
и запретов - самое неприятное дело. Ты должен знать, что твоё решение
остаться или возвратиться - это делается не логическим выбором, а с
помощью Интэнт.
"Если ты решишь не вернуться," продолжал он, "ты
исчезнешь как-будто Земля проглотила тебя. Но, если ты выберешь
вернуться, то затяни свой ремень и жди как настоящий
Воин-Путешественник, когда твоё задание, каким бы оно не было, не
закончено успехом или провалом."
Едва
заметная перемена начала
происходить в моём Сознании тогда. Я начал вспоминать лица людей, но не
был уверен, что я их встречал; странное чувство привязанности и
ментальной боли начало расти. Голос Дон Хуана больше не был слышен. Я
желал, стремился к этим людям, хотя искренне сомневался, что их
встречал (из его
прошлых жизней. ЛМ).
Вдруг мною овладела невыносимая любовь к этим людям, кто бы они не
были. Невозможно было описать словами мои чувства к ним и всё-таки я не
знал кто они. Я только чувствовал их присуствие, как-будто я прожил
другую жизнь до этого или как-будто я любил этих людей во сне. Я
чувствовал, что их внешняя форма менялась; они начали высокими и
закончили малюсенькими. Что осталось нетронутым было их сущностью, это
как раз то, что создавало во мне невыносимую тягу к ним.
Дон Хуан
подошёл ко мне и сказал:"Договор был, что ты останешься в Сознании
Повседневного Мира." Тон его голоса был суровым и приказывающим.
"Сегодня ты выполнишь конкретное задание," продолжал он, "последнее
звено в длинной цепи; и ты должен это сделать в своём наиболее трезвом
состоянии."
240
Я никогда не слышал, чтобы Дон Хуан говорил со
мной таким тоном. В тот момент это был другой человек и всё-таки он был
так знаком мне. Я покорно подчинился ему и ушёл вниз, на Уровень
Повседневного Мира. Однако тогда я не знал, что это делаю. Для меня это
выглядело в тот день как-будто я подчинился Дон Хуану со страха и из
уважения. Затем Дон Хуан разговаривал со мной тоном, к которому я
привык и то, что он сказал было очень знакомо мне. Он сказал, что
стамина Воина-Путешественника - это скромность и эффективность, это
значит действовать не ожидая ничего и выдерживая всё, что лежит
впереди. В этот момент я перешёл на другую вибрацию (частоту) на моём
Уровне Сознания. Мой мозг сфокусировался на мысли или на ощущении
ментальной боли. Я понял тогда, что заключил договор с теми людьми
умереть вместе с ними, но я так и не вспомнил кто они были. Я без
сомнения чувствовал, что это было неправильно умереть одному. Моя
ментальная боль становилась невыносимой.
Дон Хуан сказал мне:"Мы - одни. Это - наше условие, но умереть одному -
не означает умереть в одиночестве."
Я захватил воздух большими глотками чтобы совладать с напряжением. Как
только я начал глубоко дышать, в голове прояснилось.
"Самая
большая проблема с нами, с мужчинами - это наша слабость," продолжал
он. "Когда наша оборка Сознания начинает расти, она растёт от земли
вверх как Колонна, прямо посредине нашего Свтящегося
Существа.
Эта Колонне приходится достичь значительную высоту, прежле чем мы можем
полагаться на неё. В этот раз в твоей жизни как Мага, ты легко теряешь
свою хватку на новом, для тебя, Уровне Сознания. Когда ты это делаешь,
ты забываешь всё, что ты видел и сделал на тропе Воина-Путешественника
потому, что твоё Сознание падает на Уровень Повседневного Мира. Я
объяснял тебе, что задача каждого Мужчины-Мага забрать всё, что он
видел и сделал на тропе Воина-Путешественника когда он находится на
новых Уровнях Сознания. Проблема каждого Мужчины-Мага в том, что он
легко забывает потому, что его Сознание теряет свой новый Уровень и
падает на землю."
"Я понимаю очень хорошо, что ты говоришь, Дон Хуан," сказал я.
241
"Наверно
это в первый раз я понял почему я забываю всё и почему я вспоминаю всё
позже. Я всегда думал, что мои переходы происходили из-за личного
патологического состояния; сейчас я знаю почему эти перемены
происходят, однако я не могу объяснить что я знаю."
"Пуская
объяснения тебя не беспокоят," сказал Дон Хуан. "Ты объяснишь всё что
хочешь, в положенное время. Сегодня ты должен действовать на своё
Внутреннее Молчание, на то, что ты знаешь, не понимая откуда ты знаешь.
Ты прекрасно знаешь что тебе нужно делать, но это знание ещё не совсем
сформулировалось в твоих мыслях."
На уровне конкретных мыслей или
ощущений, всё что было это - смутные чувства, что я что-то знаю, но не
Разумом. Затем у меня появилось ясное чувство, что я сделал огромный
шаг вниз; казалось что-то свалилось внутри меня. Это был почти рывок. В
тот момент я знал, что я перешёл на другой Уровень Сознания. Дон Хуан
сказал мне тогда, что так положено: Воин-Путешественник говорит прощай
всем людям, которых он оставляет. Он должен сказать это громко и ясно,
чтобы его крик и его чувства остались записанными в этих горах
навсегда. Я долгое время колебался не из скромности, а потому что я не
знал кого благодарить. Я был полностью согласен с тем, что Маги никому
не могут быть должны. Таким образом они избавлялись от груза быть
должным. Я заплатил или я находился в процессе отплатить всем, кто
сделал мне честь своей заботой или доброжеланием. Я просмотрел свою
жизнь до такой степени, что не оставалось больше ничего. В те дни я
действительно верил, что я никому ничего не должен. Я поделился со
своими сомнениями с Дон Хуаном и он сказал, что я и в самом деле
тщательно просмотрел свою жизнь, но добавил, что я был всё ещё был
должен.
242
"А как насчёт твоих привидений, тех кого ты больше не
можешь трогать?" продолжал он. Он знал о чём он говорил. Во время моего
просмотра жизни, я пересказал ему каждую деталь своей жизни. Из сотен
случаев, что я рассказал ему, он выделил 3 как примеры задолжности,
которые произошли очень рано в моей жизни, и к этому добавил
задолжность человеку, который помог мне встретить Дон Хуана. Я от души
поблагодарил моего друга и чувствовал, что что-то там приняло мою
благодарность. Другие три были историями из моей жизни, истории людей,
кто дал мне бесценный подарок и кого я никогда не поблагодарил. Одна из
историй имела отношение к человеку, которго я знал ещё ребёнком. Его
имя было мистер Leandro Acosta. Он был главный враг моего деда, его
настоящий противник. Мой дед обвинял его много раз в воростве кур из
своей куриной фермы. Человек не был бродягой, а человеком без
постоянной работы. Он был опытный игрок и на все руки мастер, а также
знахарь, охотник, снабженец видов растений и насекомых для гербариев и
лекарств, любых птиц и животных для коллекционеров и магазинов. Люди
думали, что он зарабатывает кучу денег, но не умеет хранить их или
вложить во что-то. Его недоброжелатели и даже друзья верили, что он мог
основать самый процветающий бизнес в районе, делая что он лучше всего
знает: разыскивая растения и охотясь на животных, но он страдал от
странной болезни души, что делало его беспокойным, неспособным никогда
ни о чём заботиться. Однажды, когда я прогуливался по краю фермы моего
деда, я заметил, что кто-то следит за мной между густыми кустами на
краю леса. Это был мистер Leandro Acosta. Он сидел на корточках в
глубине кустов джунглей и мог бы остаться незамеченным, если бы не мои
острые глаза 8-летнего мальчика.
243
"Неудивительно,
что мой дед думает, что он приходит сюда воровать курей," подумал я. Я
был уверен, что никто кроме меня не мог заметить его; он был полностью
скрыт своей неподвижностью. Я заметил разницу между кустами и его
силуэтом скорее чувством, чем зрением. Я подошёл к нему. Тот факт, что
люди так жестоко отвергали его или так пылко любили его, здорово
интриговал меня.
"Что вы здесь делаете мистер Acosta?" смело спросил я.
"Я
справляю нужду, наблюдая за фермой твоего деда," сказал он, "поэтому
ты лучше
удались пока я не встал или тебе нравится запах дерьма?"
Я
отошёл, но не так далеко, мне хотелось знать делает ли он то, о чём он
говорит. Таки да, он встал. Я подумал, что он собирался из кустов
отправиться прямо на землю деда и наверно пересечь дорогу, но он этого
не сделал. Он пошёл в джунгли.
"Эй, эй, мистер Acosta!" закричал я. "Могу я пойти с вами?"
Я заметил, что он остановился; и снова это, скорее, было чувство, чем
зрение, потому что кусты были такие густые. "Конечно,
ты можешь
пойти со мной если найдёшь лазейку в кустах," сказал он.
Это
было не трудно для меня: в часы безделья я пометил проход в кусты
большим камнем. Через бесконечный процесс попыток и ошибок я нашёл в
кустах пространство, чтобы вползти 3-4 ярда, которое вело на тропу, на
которой я мог встать и идти. Мистер Acosta подошёл ко мне и сказал:
"Браво, парень, ты сумел, да, идём со мной, если хочешь!"
Это
было началом моей связи с мистером Acosta. Мы ежедневно ходили на
охоту. Наша дружбы стала такой очевидной, так как я исчезал с рассвета
до заката и никто не знал куда я уходил, что наконец мой дед меня
серьёзно отругал.
244
"Ты должен правильно выбирать своих
друзей," сказал он, "иначе ты закончишь тем, что будешь как они. Я не
потерплю, чтобы этот человек влиял на тебя. Конечно он мог передать
тебе свой энтузиазм, да. И он мог подействовать на твой мозг быть точно
как он: бесполезным. Я тебя предупреждаю, если ты не закончишь с ним,
то я закончу. Я пошлю власти на него за то, что он крадёт моих кур,
потому что ты прекрасно знаешь, он приходит каждый день, чтобы красть
их."
Я старался убедить моего деда в абсурдности его обвинений.
Мистеру Acosta не нужно было красть кур: в его распряжении были
огромный джунгли. Он мог взять из них всё, что ему было нужно. Но мои
доказательства только подлили масла в огонь. И тогда я понял, что мой
дед по секрету завидует свободе мистера Acosta. Когда это дошло до меня
мистер Acosta трансформировался для меня из хорошего охотника в
выражение самого стоющего, и запретного и желаемого в то же самое
время. Я попробовал сократить мои встречи с мистером Acosta, но
сооблазн для меня был слишком огромен. И вот однажды, мистер Acosta и
три его друга предложили мне сделать то, что мистер Acosta никогда не
делал: поймать стервятника живым, но не раненным. Он объяснил мне, что
стервятники нашего района были огромны, от 5 до 6 футов - размах
крыльев, имелось семь разных типов мяса в их телах и каждый из этих
семи типов служил для особой лечебной цели. Он сказал, что желаемым
результат - это не раненный стервятник. Стервятник должен быть убит не
жестокостью, а уколами. Конечно легче стрелять в них, но в этом случае
мясо теряет ценность. Искусство было в том, чтобы поймать их живыми,
то, в чём у него нет опыта. Он расчитал, что с моей помощь и с помощью
3х его друзей, проблема будет решена. Он заверил меня, что его выводы
основываются на сотни случаев, когда он наблюдал поведение
стервятников.
"Нам нужен мёртвый осёл, чтобы проделать этот трюк,
и он у нас есть," объявил он победоносно. Посмотрел на меня, ожидая от
меня вопроса "а что будет сделано с мёртвым ослом?" Так как вопрос не
был задан, он продолжал.
245
"Мы из него вытащим внутренности и
вместо них положим палки, чтобы придать округлость животу. Лидер
индюшиных стервятников - их король; он самый большой и самый умный,"
продолжал он. "Более острых глаз не существует. Это и делает его
королём. Он и будет тем, кто заметит мёртвого осла, и первым сядет на
него. Он приземлится в стороне от осла и от ветра, чтобы убедиться что
он мёртв. Кишки и мягкие органы, которые мы вытащим из осла, мы выложим
кучей наруже его заднего прохода. Таким образом это будет выглядеть как
дикий кот уже побывал здесь и кое-что съел. Потом лениво стервятник
подойдёт ближе к ослу, подождёт ещё. Подойдёт летя и прыгая
одновременно, сядет на бок мёртвого осла и начнёт раскачивать его тело.
Он бы перевернул его, если бы не 4 палки, которые мы забьём в землю,
как часть оружия. Какое-то время он постоит на боку; это и будет сигнал
подойти другим стервятникам и сесть вблизи. Только когда возле него 3-4
соратника король начнёт работу."
"А какая моя роль в этом, мистер Acosta?" спросил я.
"Ты
спрячешься внутри осла," сказал он с непроницаемым выражением лица.
"Ничего особенного, я дам тебе пару, специально сшитых, кожанных
перчаток и ты будешь сидеть и ждать когда король-стервятник разорвёт
задний проход осла своим огромным могучим клювом и засунет туда голову,
чтобы начать есть изнутри. Тогда ты хватай его за шею обоими руками и
ни за что не выпускай. Мои 3 друга и я будем прятаться на лошадях в
долине. Я буду наблюдать за операцией в бинокль. Когда я увижу, что ты
схватил короля-стервятника за шею, мы примчимся галопом, бросимся на
стервятника и покорим его."
"А сможете ли вы покорить его, мистер
Acosta?" спросил я, не то, чтобы я сомневался в его способностях, я
просто хотел быть уверен.
"Конечно я могу!" ответил он с полной уверенностью. "Мы собираемся
одеть перчатки и кожанную защиту на ноги."
246
Когти
стервятника
очень сильные, они могут разбить подбородок как прутик."
У
меня не было выбора, я был пойман и сгорал от волнения. В тот момент
моё восхищение мистером Acosta не знало границ. Я рассматривал его как
настоящего охотника: хитрый, изобретательный, смелый и умный.
"Хорошо, тогда давай!" ответил я.
"Молодец,
я так и ожидал" сказал мистер Acosta. Он положил толстое одеяло позади
седла и один из его друзей поднял меня и посадил на лошадь мистера
Acosta, на одеяло позади седла.
"Держись за седло," сказал мистер Acosta, "держась за седло, держи
также одеяло."
Мы
тронулись спокойной рысью и ехали наверно с час пока не доехали до
какого-то плоского, сухого, одичалого места. Мы остановились у палатки,
напоминающей палатку продовца на рынке. У неё была плоская крыша для
тени, под крышей лежал коричневый мёртвый осёл. Он не казался старым,
вроде как в юношеских годах. Ни мистер Acosta, ни его друзья не
объяснили мне: они нашли осла или убили. Я ждал, что они скажут, но сам
не спросил. Пока они приготавливались, мистер Acosta объяснил, что
палатка была здесь, потому что там стервятники осматривали районы на
большие дистанции, кружась очень высоко и естественно были способны
видеть всё, что делалось на земле.
"Эти существа - существа только
с глазами," сказал мистер Acosta. "У них очень плохие уши и ихние носы
тоже негодные. Нам придётся заткнуть каждую дыру в осле. Я не хочу
чтобы ты смотрел из каждой дыры, потому что стервятники увидят твой
глаз и никогда не приземлятся. Они ничего не должны видеть."
Они
положили палки в живот осла и перекрестили их, оставив достаточно места
для меня залезть внутрь. В этот момент я, наконец, отважился задать
вопрос, который мне смертельно хотелось спросить.
"Скажи мне, мистер Acosta, этот осёл случайно не умер от болезни? Ты
думаешь, что эта болезнь может заразить меня?"
247
Мистер
Acosta поднял глаза к небу:"Да ладно, ты не такой глупый. Болезни осла
не передаются людям. Давай начнём это приключение и пускай глупые
детали нас не беспокоят. Если бы я был маленьким, я бы сам залез в
живот осла. Ты знаешь что такое поймать короля стервятников?"
Я
верил ему, его слов было достаточно чтобы внушить во мне полное доверие
к нему. Я не собирался заболеть и пропустить такое грандиозное событие.
Ужасный момент наступил когда мистер Acosta посадил меня внутрь осла,
потом они натянули кожу на палки и начали зашивать намертво. Однако они
оставили большой район в заднице открытым и близко к земле для
циркуляции воздуха. Для меня наступил ужасающий момент когда кожа над
головой наконец закрылась как крышка гроба. Я тяжело дышал, думая
только о том волнени, когда я схвачу стервятника за шею. Мистер Acosta
дал мне последние инструкции. Он сказал, что даст мне знать свистком,
напоминающим звук птицы, когда король стервятников начнёт летать вокруг
и когда он приземлится, таким образом информировать меня и остановить
недовольство и нетерпеливость. Потом я услышал как они сломали палатку
и галопом умчались на лошадях. Хорошо, что они не оставили ни одной
дыры, чтобы посмотреть, потому что я бы не выдержал. Сооблазн
посмотреть и видеть что происходит был огромен. Прошло много времени
когда я совершенно ни о чём не думал. Затем я услышал свист мистера
Acosta и предположил, что король стервятников кружил вокруг. Моё
предположение превратилось в уверенность когда я услышал хлопание
могучих крыльев и вдруг мёртвое тело осла начало раскачиваться как во
время шторма. Потом я почувствовал вес на теле осла, я знал, что король
стервятников сел на осла и больше не двигался. Я услышал хлопание
крыльев других птиц и свист мистера Acosta в отдалении. Тогда я
приготовился к неизбежному. Тело осла стало трястись, так как что-то
начало рвать кожу.
248
Потом вдруг влезла огромная
уродливая
голова с красным гребнём, внушительным клювом и пронизывающим открытым
глазом. Я заорал от испуга и схватил за шею обоими руками. Думаю, я на
момент ошарашил короля стервятников, потому что он ничего не сделал,
что дало мне возможность схватить его за шею даже сильнее и тогда
началось самое страшное! Он опомнился и начал тащить меня с такой
силой, что я разбил вдребезги всю конструкцию, в следующую секунду меня
уже частично вышибло из тела осла и из деревянной конструкции, но я
держался за шею нападающей бестии ради своего спасения. Я слышал как
вдалеке мистер Acosta мчался галопом и кричал:
"Отпусти его, отпусти, он
улетит вместе с тобой!"
Король
стервятников действительно собирался или улететь вместе со мной или
разорвать меня в клочья своими когтями. Причина почему он не мог
достать меня была в том, что его голова наполовину опустилась в кишки и
в палки. Его когти постоянно скользили на куче кишок и даже не
дотронулись до меня. Другая вещь, которая спасла меня, была в том, что
вся сила стервятника была занята тем, чтобы вытянуть свою шею из моих
рук и он не мог двигать свои когти достаточно далеко вперёд чтобы
ранить меня. Следующая вещь, я знал, что мистер Acosta сел на верх
стервятника как раз в тот момент когда у меня с рук соскочили кожанные
перчатки. Мистер Acosta был вне себя от счастья.
"Мы добились этого,
мальчик, нам удалось это!" сказал он. "В следующий раз у нас будут
длиннее палки на земле, так чтобы стервятник не смог выскочить и тебя
мы привяжем к конструкции."
Моя дружба с мистером Acosta
длилась
достаточно долго чтобы поймать стервятника. Затем мой интерес следовать
ему исчез также таинственно как и появился, и у меня действительно
никогда не было возможности поблагодарить его за все вещи, которым он
научил меня. Дон Хуан сказал мне, что он научил меня терпеливости
охотника в самое лучшее время, но самое важное, что он научил меня
использовать комфорт одиночества, который нужен охотнику.
"Ты не должен
путать насильную изоляцию или одиночество с добровольным избеганием
людей," объяснил мне Дон Хуан однажды. "Изоляция - это психологическое,
связано с Разумом, добровольное избегание - это физическое. Первое -
подавляет, второе - приободряет."
249
За
всё это, сказал Дон Хуан, я был пожизненно в долгу у мистера Acosta
неважно понял я или нет значение долгов, как понимают это
Воины-Путешественники. Вторым человеком, думал Дон Хуан, я был должен,
был 10-летний мальчик, которго я знал в детстве. его имя было Армандо
Вэлез. Также как его имя, он был чрезвычайно утончённой натуры,
порядочный маленький "старый" человек. Он мне очень нравился, потому
что он был очень твёрдым и всё же очень дружелюбным. Он был тем, кого
не так легко было запугать. Он мог подраться с любым если нужно, но он
не был задирой. Мы вдвоём бывало ходили вместе на рыбалку и ловили
очень маленькую рыбу, которая обитала под камнями, её нужно было ловить
рукой. Мы клали маленькую рыбу на горячие камни, чтобы высохла на
Солнце, и потом ели её сырой, иногда весь день. Мне нравилось, что он
был очень изобретательным и также умным, он мог делать всё одинаково
хорошо обоими руками. Он мог кидать камни по воде левой, дальше чем
правой рукой. Мы без конца соревновались в играх, в которых он, к моему
сожалению, постоянно выигрывал. Он бывало извинялся за выигрыш, говоря:
"Если я замедлю и дам тебе выиграть, то ты взненавидишь меня.
Это
было бы оскорблением твоему мужскому достоинству. Так что старайся
упорнее."
В силу его слишком формального поведения, мы бывало
называли его "Синьор Вэлез", затем укоротили Синьор до Шо, типичный
обычай района Южной Америки откуда я родом. Однажды Шо Вэлез попросил
меня что-то необычное и, естественно, начал свою просьбу в форме
соревнование для меня.
"Держу пари на что хочешь," сказал он, "что я что-то знаю, что ты не
сможешь сделать."
"О чём ты говоришь, Шо Вэлез?"
"Ты не посмеешь ехать вниз по реке на плоту,"
"О да, я смогу. Я уже делал это при разливе реки. Я застрял на острове
8 дней однажды и им пришлось переправлять пищу для меня."
Это было правдой. Ещё один мой лучший друг был мальчик по прозвищу
Сумасшедший Пастух.
250
Однажды
мы застряли на острове во время наводнения и не было возможности ни для
кого спасти нас. Городской народ ожидал, что наводнение зальёт остров и
убьёт нас обоих. Они клали в реку корзины с едой в надежде, что корзины
попадут на остров и они попадали. Таким образом они не давали нам
умереть до тех пор пока вода не сошла настолько чтобы им достигнуть нас
плотом и подтащить нас с плотом ближе к берегу.
"Нет, это другое
дело," продолжал Шо Вэлез в своей интеллигентной манере. "В этом случае
нужно плыть на плоту по подземной реке."
Он подчеркнул, что огромная
секция местной реки проходила через гору. Эта подземная часть реки
всегда была самой заинтригованной частью для меня. Вход реки в гору
продолжался через мрачную пещеру приличного размера, которая всегда
была заполнена летучими мышами и пахла нашатырным спиртом. Местным
детям говорили, что это был вход в ад: едкие серные пары, вонь и
одуряющая жарища. "Держу пари, Шо Вэлез, что я никогда в своей жизни не
подойду близко к этой реке!" закричал я. "Даже в 10 своих жизней! Ты
должно быть совсем сошёл с ума сделать такое."
Серьёзное лицо Шо Вэлез сделалось ещё более торжественным.
"Оо!
Тогда мне придётся делать это одному," сказал он, "Я на минуту подумал,
что мог убедить тебя пойти со мной. Я ошибся, моя вина."
"Эй, Шо Вэлез, что с тобой? С какой стати ты вдруг решил идти в это
адское место?"
"Мне
придётся," сказал он суровым мальчишеским голосом. "Понимаешь, мой отец
такой же сумасшедший как и ты, но он отец и муж. Шесть человек зависят
от него, иначе он бы совсем свихнулся: мои две сестры, мои два брата,
мать и я. Он для нас - всё."
Я не знал кто был отец Шо Вэлез, я
никогда его не видел, не знал кем он работал. Шо Вэлез открыл мне, что
его отец был бизнесмэн и что всё, чем он владел, висело на волоске так
сказать.
"Мой отец соорудил плот и хочет ехать, он хочет проделать
этот путь. Моя мать говорит, что он просто кипятится, но я не верю
ему," продолжал Шо Вэлез.
251
"Я видел твой сумасшедший взгляд
в его глазах. Скоро он это сделает и я уверен, что он умрёт. Поэтому я
собираюсь взять его плот и пойти на эту реку самому. Я знаю, что умру,
зато мой отец не умрёт."
Я почувствовал что-то вроде электрического
тока через шею и услышал как я говорю самым взволнованным тоном, какой
только можно вообразить:
"Я пойду с тобой Шо Вэлез, я это сделаю, да, да, это будет здорово!"
Шо
Вэлез усмехнулся и я понял, что это - усмешка счастья от того, что я
пойду с ним, не потому что он сумел приманить меня. Он выразил это в
том, что сказал позже.
"Я знаю, что если ты со мной, то я выживу,"
сказал он. Меня не заботило выживет Шо Вэлез или нет, что поразило меня
так это его храбрость. Я знал, что Шо Вэлез был способен сделать что он
говорил. Он и Сумасшедший Пастух были единственными ребятами в городе,
у кого не было страха. У них у обоих было то, что я считаю уникальным и
неслыханным: храбрость. Ни у кого в городе её не было, я их всех
проверил. С моей точки зрения, все они были мертвы, включая моего
любимого деда. В 10 лет я в этом нисколько не сомневался и храбрость Шо
Вэлез для меня была наглядным доказательством этого. Я хотел быть с ним
до горького конца. Мы планировали встретиться на восходе Солнца,
что мы и сделали и мы оба потащили лёгкий плот его отца 3-4 мили от
города в низкие зелёные горы ко входу в пещеру, где река становилась
подземной. Запах дерьма летучих мышей был одуряющим. Мы вползли на плот
и оттолкнули себя в поток. Плот был оснащён фонариками и мы их сразу же
включили. Внутри горы была полнейшая темнота, влажно и жарко. Вода была
достаточно глубока и быстра для плота, так что не нужно было грести.
Фонарики создавали чудовищные тени. Шо Вэлез шепнул мне на ухо, что
может быть лучше не смотреть совсем, так это выглядело больше чем
пугающим.
252
Он был прав; выглядело тошнотворно и неприятно.
Фонари возбудили летучих мышей, так что они начали летать вокруг нас,
бесцельно хлопая своими крыльями. По мере того, как мы углублялись
вглубь пещеры, всё исчезло, даже летучие мыши, только затхлый тяжёлый
воздух, которым трудно было дышать. После того, что мне казалось
часами, мы подплыли к вроде как бассейну, где вода была очень глубокой;
она едва двигалась. Выглядело так как-будто главное течение было
закрыто плотиной.
"Нам не пройти," снова шепнул Шо Вэлез мне в ухо, "Плоту не выбраться
отсюда и нам невозможно вернуться назад."
Течение
было слишком сильным для нас, чтобы пытаться вернуться. Мы решили найти
выход. Тогда я понял, что если мы встанем, мы сможем дотронуться до
потолка пещеры, это означало, что поток перегородили почти на всём пути
к вершине пещеры. При входе потолок выглядел как потолок мечети, может
быть 50 футов высотой. Мой вывод был, что мы находились на вершине
бассейна глубиной около 50 футов. Мы привязали плот к камню и начали
нырять, стараясь почувствовать движение воды, её течение. На
поверхности всё было горячим и влажным, но очень холодным несколько
футов под водой. Моё тело почувствовало перемену в температуре и я
испугался, какой-то странный животный страх, который я никогда не
чувствовал. Я выплыл на поверхность, Шо Вэлез должно быть почувствовал
то же самое и мы натолкнулись друг на друга.
"Я думаю, мы скоро
умрём," сказал он торжественно. Я не разделял его желание умереть и
фанатично искал выхода. Воды наводнения должно быть нанесли камни,
которые создали плотину. В это груде камней мне удалось найти дыру
достаточно большой для моего 10-летнего тела чтобы пролезть. Я потащил
Шо Вэлез вниз и показал ему дыру. Плоту невозможно было бы пройти через
неё. Мы стащили наши одежды с плота, связали их в очень плотный узел и
с ними поплыли вниз пока не нашли дыру опять и не пролезли через неё.
Мы очутились на водяной горке как в парке развлечений.
253
Камни,
покрытые лишайником и мхом, позволили нам скатываться без ранений
большие расстояния. Затем мы попали в пещеру, похожую на храм, где вода
по пояс продолжала течь. Мы увидели свет неба в конце пещеры и вышли
наружу. Не говоря ни слова, мы разложили наши одежды на Солнце чтобы
высушить и затем направились назад в город. Шо Вэлез был безутешен, так
как он потерял плот отца.
"Мой отец там бы умер," заключил он.
"Его тело никогда бы не пролезло через дыру, через которую мы пролезли.
Он слишком большой для этого, мой отец большой и толстый, но достаточно
сильный чтобы пройти свой путь назад ко входу."
Я в этом сомневался,
так как я помнил, что временами, из-за наклона течение становилось
поразительно быстрым. Я полагал, что возможно в отчаянии, крупный
человек мог бы наконец, выйти наружу с помощью верёвок и огромного
усилия. Вопрос, умер бы его отец там или нет, мы так и не решили, но
мне было всё равно. Но что мне было не всё равно это, что первый раз в
жизни я почувствовал укол зависти. Шо Вэлез был единственным существом
в моей жизни, которому я завидовал. У него был кто-то за кого можно
было умереть и он доказал это мне, что он это сделает. У меня никого не
было за кого стоило умереть и я ничего не доказал. Его полный триумф, я
склонялся перед ним. Это был его город, его люди и он был самым лучшим
среди них насколько я знаю. Когда мы расставались в тот день я говорил
что-то банальное, но это оказалось глубокой правдой:"Будь королём среди
них, Шо Вэлез, ты - самый лучший." Больше я с ним никогда не
разговаривал. Я намеренно закончил свою дружбу с ним. Я чувствовал, что
это было единственным жестом, чтобы показать как глубоко он повлиял на
меня.
Дон Хуан верил, что моя задолжность Шо Вэлез была
незабываемой: он был единственный, кто научил меня, что мы должны иметь
что-то, за что можно умереть, прежде чем мы будем иметь что-то для чего
следует жить.
254
"Если у тебя ничего нет, за что стоило
умереть," сказал мне Дон Хуан однажды, "как же ты можешь заявлять, что
у тебя есть что-то, для чего стоит жить? Оба идут рука в руку и смерть
на положении лидера."
Третьим человеком Дон Хуан считал, что я
должен по гроб жизни, была моя бабушка со стороны матери. В своей
слепой любви к моему деду, мужчине, я совершенно забыл о настоящем
источнике силы в этой семье: моей, очень эксентричной, бабушке. Много
лет до того как я пришёл в их семью, она спасла местного индейца от
линчевания. Его обвиняли в колдовстве. Какие-то молодые люди
действительно повесили его на дереве на земле моей бабушки. Она пришла
в этот момент и остановила это. Все участники этого претупления
оказались её крестниками и они не посмели идти против неё. Она
подтянула человека вниз и взяла его к себе домой вылечить. Верёвка уже
надрезала глубокую рану на его шее. Раны зажили, но он так никогда и не
оставил мою бабушку. Он твердил, что его жизнь закончилась в день его
линчевания, и что новая жизнь больше не принадлежит ему, а принадлежит
ей. Он был человек слова и посвятил всю свою жизнь, прислуживая моей
бабушке. Он был главой её слуг и советником. Мои тётки сказали, что это
был он, кто посоветовал моей бабушке усыновить новорождённого ребёнка,
то, от чего они страшно негодовали.
Когда я появился в доме моих
бабушки и дедушки, усыновлённому сыну моей бабушки было уже около 40.
Она послала его учиться в Париж. Как-то одним днём, очень элегантно
одетый сильный мужчина вылез из такси перед домом. Шофёр принёс его
кожанные чемоданы на веранду. Мужчина не скупился на чаевые шофёру. Я
оценил одним взглядом черты его лица, они - поражали. У него были
длинные кудрявые волосы и длинные завивающиеся ресницы. Он был очень
красив и его лучшей чертой была сияющая открытая улыбка, которой он
сразу же наградил меня.
255
"Могу я узнать твоё имя,
молодой
человек?" спросил он самым прекрасным натренерованном голосом, какой я
когда-либо слышал. Сам факт, что он обратился ко мне как к молодому
человеку, тут же выиграл моё расположение.
"Меня зовут Карлос Арана.
сэр," сказал я, "а могу я спросить также ваше
имя?"
Он
притворился удивлённым, широко открыл глаза и отскочил назад, как-будто
его атаковали. Затем он начал громко смеяться и при звуке его смеха моя
бабушка вышла на веранду. Когда она увидела сильного человека, она
вскрикнула как маленькая девочка и обняла его руками с огромной
любовью. Он поднял её как-будто она ничего не весила. Тогда я заметил,
что он был очень высоким, его сильная фигура скрывала его высоту.
Собственно говоря, у него было тело професионального борца. Он заметил,
что я смотрю на него и подёргал своими мускулами:"Когда-то я занимался
боксом, сэр," сказал он, прекрасно зная о чём я думал. Моя бабушка
представила меня ему и сказала, что он был её сыном Антони, её дитём,
её всем; она сказала, что он был драматург, директор театра, писатель и
поэт. Тот факт, что он выглядел атлетом, было выигрышно для меня.
Сначала я не понял, что он был усыновлён, хотя заметил, что он совсем
не был похож остальное семейство. В то время как все члены семейства
выглядели как ходячие трупы, он выглядел живым снаружи и изнутри. Мы
прекрасно с ним сошлись: мне нравилось, что он тренировался боксом и
каждое утро бил рукой в кожанный мешок и ногой тоже удивительным
стилем, вроди смеси бокса и тай чи. Его тело было твёрдым как камень.
Однажды Антони поделился со мной, что его самым заветным желанием было
стать выдающимся писателем.
"Я имел всё," сказал он.
"Жизнь была
очень добра ко мне. Единственно, чего у меня нет так это - таланта,
муза не благоволит мне. Я ценю что читаю, но сам не могу создать
ничего, чтобы мне нравилось читать. Это - моё мучение; у меня не
было дисциплины или очарования привлечь музу, поэтому просто моя жизнь
пуста."
256
Антони
продолжал рассказывать мне, что единственной реальностью была его мать.
Он называл мою бабушку своим бастионом, своей поддержкой, своей
родственной Душой. Он закончил тем, что выразил очень подавляющую
мысль:"Если бы у меня не было моей матери, я бы не захотел жить."
Тогда
я понял насколько глубоко он привязан к моей бабушке. Все ужасные
истории, которые рассказывали мне тётки об испорченном ребёнке Антони,
сразу стали очень живыми для меня. Моя бабушка действительно испортила
его на всю жизнь. И всё-таки они казались такими счастливыми вместе. Я
видел их вместе сидящими часами, его голова на её коленях, как-будто он
был всё ёщё ребёнком. Я никогда не слышал, чтобы моя бабушка
разговаривала с кем-то так долго. Неожиданно, одним днём Антони начал
много писать и репитировать пьесу для местного театра, пьесу, которую
написал сам. Когда всё было готово, пьеса стала молнеиносным успехом.
Его поэмы публиковали в местных газетах. Казалось, у него появилось
творческое вдохновение. Но через несколько месяцев всё закончилось.
Редактор городской газеты публично обвинил Антони в махинациях и
напечатал в газете доказательства вины Антони. Моя бабушка конечно, и
слышать не хотела о её сыне плохом поведении. Она объясняла всё это -
чёрной завистью. Каждый из тех людей в городе завидовал элегантности и
стилю её сына, завидовали его личности, его юмору. И в самом деле он
был эталоном элегантности и вкуса. Но он, я также уверен, был
плагиатором. Антони никогда и никому не объяснял своё поведение. Мне он
слишком нравился, чтобы спрашивать его об этом. Мне было всё равно: его
побуждения были только его личные, насколько я понимал. Но что-то
сломалось; с того момента наши жизни начали двигаться огромными
скачками, так сказать. Ситуации в доме менялись изо дня в день с такой
скоростью и так драматично, что я уже привык ожидать всё, что угодно: и
самое лучшее и самое худшее.
257
Он собирался поймать
итальянский пароход и плыть через Атлантический океан в Европу с
увеселительным крузом. Он был так элегантно одет, как никогда. Таксист
ожидал возле дома и нетерпеливо гудел ему. Я был свидетелем последней
лихорадочной ночи Антони, когда он отчаянно старался, как только мог,
написать поэму своей матери.
"Это - ерунда," сказал он мне. "Всё, что я пишу это - ерунда. Я -
никто!"
Я
уверял его, конечно я мало значил, что то, что он написал было
великолепно. Я так распылился, что в какой-то момент переступил
определённый порог, который мне не следовало переступать.
"Посмотри
на меня, Антони," закричал я. "Я - хуже никто, чем ты. У тебя есть
мать, у меня нет ничего. Чтобы ты не написал - прекрасно."
Очень
вежливо он попросил меня оставить его комнату. Я добился заставить его
почувствовать себя глупцом, слушать совета ничейного ребёнка. Потом я
горько сожалел об этом выпаде. Я очень хотел, чтобы он оставался моим
другом. Элегантное пальто Антони было аккуратно сложено и повешено
через его правое плечо. Одет он был в самый прекрасный зелёный костюм,
английский кашемир. Моя бабушка заговорила:
"Дорогой, тебе нужно торопиться. Время не ждёт, тебе нужно ехать. Если
ты не уедешь, эти люди убьют тебя за деньги."
Она
имела ввиду своих двух дочерей и их мужей, кто будут сгорать от злости
когда узнают, что мать втихую лишила их наследства, и что ловкий
Антони, их главный враг, удрал со всем богатством, что по праву
принадлежило им."
"Прости, что я втянула тебя во всё это," извинилась бабушка. "Но ты
знаешь: время не зависит от наших желаний."
Антони заговорил своим суровым, хорошо модулированным голосом и
напоминал актёра на сцене, как никогда.
259
Однажды
ночью моя бабушка вошла, очень впечатляюще, в комнату Антони. В её
взгляде была твёрдость, которую я никогда раньше не видел. Её губы
дрожали когда она говорила.
"Случилось что-то ужасное, Антону,"
начала она. Антону перебил её, он начал просить её дать ему возможность
объяснить. Она резко оборвала его.
Нет, Антони, нет," твёрдо сказала
она. "Это никакого отношения к тебе не имеет, это касается меня. В это,
трудное для тебя, время случилось что-то очень важное. Антону, мой
дорогой сын, моё время истекло, я хочу, чтобы ты понял, что это -
неизбежно," продолжала на. "Я должна уехать, но ты должен остаться, ты
- всё, что я сделала в жизни, хорошее или плохое. Ты - всё, что я из
себя представляю. Попробуй жить снова, так или иначе в конце мы опять
будем вместе. А сейчас Антони, делай что-нибудь,
неважно что, только делай."
Я видел как тело Антони дрожало от эмоций, они скрутили всё его
существо, все мышцы его тела, всю его силу.
"Обещай
мне, что ты не покончишь с собой до самой своей смерти!" Антони кивал
головой. На следующий день моя бабушка по совету своего колдуна-слуги,
продала всё своё имущество, что было довольно внушительным, и отдала
деньги своему сыну Антони. На слудующее утро произошла самая странная
сцена перед моими глазами 10-летнего мальчика, какую я когда-либе
видел. Это было прощание Антони с его матерью. обстановка была
нереальной, вроде сцены для съёмок фильма. Нереальна в том смысле, что
казалось она была состряпана, написана где-то и кем-то, с множеством
поправок, какие делает писатель, а директор выполняет. Сценой была
веранда дома моей бабушки и дедушки; Антони был лидирующим характером,
а его мать - главной актрисой. Антони уезжал в тот день, он направлялся
в порт.
259
"Мама, это возьмёт только минуту," сказал он. "Мне хочется прочитать
то, что я написал для тебя."
Это
была поэма благодарности. Когда он закончил читать, то остановился: в
воздухе скопилось такое богатство чувств, всё будоражило!
"Это была сама красота, Антони," вздыхая сказала бабушка. "Она выражает
всё, что ты хотел сказать и всё, что я хотела услышать."
Она сделала паузу на момент и потом её губы разошлись в прекрасной
улыбке.
"Антони
- плагиатр (крадёт чужие мысли. ЛМ)?" спросила она. Ответом его матери
была улыбка Антони, такая же сияющая. "Конечно, мама," сказал он.
"Конечно!"
Они обнялись, всхлипывая, гудок таксиста звучал ещё более
нетерпеливо. Антони посмотрел на меня, прячущегося под лестницей. Он
слегка кивнул головой как бы говоря "Досвидания, не тужи!" Потом
повернулся и не оглядываясь побежал к двери. Ему было 37 лет, но он
выглядел на 60, казалось что он нёс такой тяжёлый груз на плечах. Он
остановился перед дверью когда услышал как его мать убеждает его в
последний раз.
"Не поворачивайся и не смотри, Антони," сказала
она. "Никогда не поворачивайся, будь счастлив и работай, в этом всё
дело! Работай!"
Эта сцена наполнила меня странной печалью, которая
продолжается до сегодняшнего дня, какая-то невыразимая меланхолия,
которую Дон Хуан объяснил как моё самое первое открытие: у нас нет
больше времени.
На следующий день моя бабушка уехала со своим
советником/слугой/шофёром в путешествие в мифическое место, под
названием Рондония, где её помощник-Колдун собирался лечить её. Моя
бабушка была смертельно больна, но я этого не знал. Она так и не
вернулась.
Дон Хуан объяснил продажу её имущества и передачу денег
Антони мастерским манёвром Мага, проделанным её советником-индейцем,
чтобы оторвать её от "заботы её семьи". Но они и так, настолько были
злы на мать за её решение, что им было всё равно вернётся она или нет.
У меня было чувство, что они даже не догадывались, что она уехала (они с ней вместе не жили.
ЛМ).
260
На
вершине той плоской горы я вспомнил все три события как-будто это
случилось только секунду назад. Когда я выразил благодарность всем этим
трём людям, мне удалось перенести их назад на вершину этой горы. В
конце моих криков наступило одиночество, которое нельзя было выразить
словами. Я плакал без остановки и Дон Хуан очень терпеливо объяснил
мне, что одиночество не принято у Воина, что Воины-Путешественники
могут рассчитывать только на одно Существо, на котором они могут
фокусировать всю свою любовь, всю свою заботу: эта прекрасная Планета
Земля, Мать, Матрица, Центр всего, что мы есть и всего, что мы создаём;
то самое Существо, к которому все мы вернёмся; то самое Существо,
которое позволяет Воину-Путешественнику улететь в своё Окончательное
Путешествие. Затем Дон Дженаро приступил к исполнению Акта - Магический
Интэнт для моей пользы. Лёжа на животе, он исполнил серию впечатляющих
движений. Он превратился в Светящееся Пятно, которое, казалось, плыло
как-будто земля была бассейном. Дон Хуан сказал, что это был способ
Дженаро обнять Великую Землю и что, несмотря на разницу в размере,
Земля поняла жест Дженаро. Движения Дженаро и их объяснение заменило
моё одиночество внутренней радостью. Я не могу выдержать мысль, что ты
уходишь, Дон Хуан," я услышал свои слова. Звук моего голоса и что я
сказал смутили меня. Когда я начал бесконтрольно всхлиповать из-за
жалости к себе, я ещё больше расстроился. "Что со мной происходит Дон
Хуан?" пробормотал я. "Я обычно не такой."
"Что
происходит, говоришь, это твоё Сознание опять спустилось до уровня
пальцев на ногах," ответил он, смеясь. Тогда я совсем потерял контроль
над собой и предался чувствам отвержения и отчаяния.
"Я останусь один," сказал я визгливым тоном, "Что со мной будет? В кого
я превращусь?"
261
"Давай
подойдём к этому так," сказал Дон Хуан спокойно. "Чтобы мне оставить
этот мир и встретиться с Неизвестным, мне нужна вся моя Сила, вся моя
Удача, вся моя Выдержка; но больше всего мне нужно ЖЕЛЕЗНОЕ УПОРСТВО
ВОИНА-ПУТЕШЕСТВЕННИКА. Чтобы остаться и вести себя как
ВОИН-ПУТЕШЕСТВЕННИК, тебе нужно всё, что нужно мне. Вылететь туда, как
мы это сделаем, не шутка, тем не менее никто из нашей группы здесь не
останется."
У меня произошёл эмоциональный срыв (крыша поехала) и я поцеловал его
руку.
"Ну, ну, ну! Теперь ты возведёшь храм в честь моих сандалей!"
Печаль,
охватившая меня, из жалости к себе превратилась в чувство величайшей
потери. "Ты уходишь!" бормотал я, "Господи, покидаешь меня навсегда!"
В
ту минуту Дон Хуан что-то проделал надо мной, что он делал много раз со
дня нашей первой встречи. Его лицо надулось, как-будто он глубоко
вздохнул, и с силой ударил по моей спине ладонью левой руки, а потом
сказал:"Вставай со своих пальцев! Подними себя!"
В
следующую секунду
я уже опять был в полном порядке и контроле над собой. Я знал что от
меня ожидали. С моей стороны колебаний больше не было и жалости к себе
тоже. Мне было всё равно что со мной будет, когда Дон Хуан уйдёт. Я
знал, что его уход - неизбежен. Он посмотрел на меня и своим взглядом
сказал всё. "Мы уже больше никогда не будем вместе," сказал он мягко.
"Тебе моя помощь больше не нужна; и я не хочу её тебе предлагать,
потому что если ты чего-то стоишь как Воин-Путешественник, ты плюнешь
мне в лицо, если я тебе предложу. После определённой точки,
единственной радостью Воина-Путешественника будет его одиночество. Мне
тоже не хотелось, чтобы ты помогал мне. Если я покидаю, то значит
покидаю, не думая обо мне, я ведь о тебе думать не буду. Если ты что-то
стоишь как Воин, то будь твёрд, честен и неподкупен ни на что ! Следи
за изменениями в мире."
Он
отошёл от меня, в этот момент не было слёз, не было жалости или
радости. Он покачал головой как бы говоря прощай или понимая что я
чувствовал.
262
"Забудь о себе и ты не будешь ничего бояться на
любом Уровне Сознания, где бы ты не находился," продолжал он. Дон Хуана
обуяла лёгкость, озорливость и он начал дразнить меня последний раз на
Земле.
"Я надеюсь ты, наконец, найдёшь любовь!" сказал он,
протянув свои ладони ко мне и вытянув пальцы как ребёнок, затем прижав
их к ладоням опять. "Чао!"
Я знал, что было бесполезно огорчаться и
жалеть о чём-то, и что мне было трудно оставаться на Земле, также как
Дон Хуану покинуть. Мы оба были захвачены в необратимый энергетический
манёвр, который никто из нас не мог остановить. И всё-таки я хотел
присоединиться к Дон Хуану и лететь с ним, куда бы он не направлялся. В
голове промелькнула мысль, что если моё тело умерло, он бы взял меня с
собой. Тогда я увидел как Дон Хуан Матус, Нагуал повёл вверх 15 Магов -
своих товарищей, его гордость, его отряд, и как, один за другим, они
исчезали в тумане возвышенности на севере. Я видел как каждый из них
превратился в яркий Белый Шар и вместе они поднялись и повисли над
вершиной горы как таинственные огни в небе. Они сделали ещё круг над
горой, как говорил Дон Хуан они сделают: это был их последний осмотр
земли и только для их глаз; последний взгляд на нашу удивительную
Планету! И потом они исчезли.
Я
знал, что мне нужно делать, моё время
кончилось. Я побежал из последних сил прямо к обрыву и прыгнул в
пропасть. На момент я почувствовал ветер на лице и потом: спасительная
темнота поглотила меня как спокойная подземная река."
Продолжение перевода следующих страниц
19-20
"Don't
explain
yourself so much," don Juan said with a stern
look in his eyes. "Sorcerers say, that in every
explanation there is a hidden apology. So, when you are explaining, why
you cannot do this or that,
you're really
apologizing for your shortcomings,
hoping, that, whoever is listening to you, will have the kindness to
understand them."
My most useful
maneuver, when I was attacked, had always
been to turn my attackers off by not listening to
them. Don Juan, however, had the disgusting ability to trap every bit
of my attention. No matter
how he attacked me,
no matter what he said, he always
managed to have me riveted to his every word. On this
occasion, what he was saying about me, didn't please me at all, because
it was the naked
truth. I
avoided his eyes. I felt, as usual, defeated, but it was a peculiar
defeat this time. It didn't
bother me, as it would have, if it had happened in the World of
Everyday Life, or right after I had arrived at his house.
After a very long silence, don Juan spoke to me again.
"I'll do better, than give you an example of a memorable event from my
album," he said. "I'll give you a memorable
event from your own life, one, that should go for
sure in your collection. Or, I should say, if I were you, I would
certainly put it in
my
collection of
memorable events."
I thought don Juan
was joking and I laughed
stupidly. "This is not a laughing matter," he said cuttingly. "I
am serious. You once told me a story, that fits the bill."
"What story
is that, don
Juan?"
"The story of
'figures in front of a mirror,'" he said.
"Tell me that story again. But tell it to me in all the detail you can
remember."
I began to retell
the story in a cursory (hasty, superficial) fashion. He stopped
me and demanded a careful, detailed narration,
starting at the beginning. I tried again, but my rendition (пересказ)
didn't
satisfy him. "Let's
go for a
walk," he proposed. "When you walk, you are
much more accurate, than when you're sitting down. It
is not an idle idea, that you should pace back and forth, when you try
to
relate something."
We had been
sitting, as we usually did during the day, under
the house ramada. I had developed a pattern: whenever
I sat there, I always did it on the same spot, with my back against the
wall. Don Juan
sat in various places under the ramada, but never on
the same spot.
We
went for a hike at the worst time of
the day, noon. He outfitted me with an old straw hat, as he always did,
whenever we went out in the heat of the Sun.
We walked for a
long time in complete silence.
I tried to the best of
my ability to force myself to remember all the details of the story. It
was mid afternoon, when we sat down under the shade of some tall
bushes,
and
I retold the full story.
Years
before, while I was
studying sculpture in a fine arts school in Italy, I had a close
friend, a Scotsman, who was studying art, in order to become an art
critic. What
stood out most vividly in my mind about him, and had
to do with the story, I was telling don Juan, was the bombastic idea he
had of himself; he thought, he was the most licentious (lacking moral
discipline), lusty,
all-around
scholar and craftsman, a man of the Renaissance.
Licentious he was, but lustiness (похоть) was something in complete
contradiction to his
bony, dry,
serious person. He was a vicarious (acting in place of someone)
follower
of the English philosopher Bertrand Russell and dreamed of applying the
principles of logical positivism to art
criticism. To be an all-around scholar and craftsman
was perhaps his wildest fantasy, because he was a procrastinator
(puting off doing something until future time); work
was his nemesis (retrebutive justice). His
dubious specialty wasn't art criticism, but his personal
knowledge of all the prostitutes of the local bordellos, of which there
were plenty. The colorful and lengthy accounts
he used to give me, in order to keep me, according to
him, up to date, about all the marvelous things he did in the world of
his specialty, were
delightful. It was not surprising to me, therefore,
that one day he came to my apartment, all excited,
nearly out of breath, and told me, that something extraordinary had
happened to him
and,
that he wanted to share it with
me.
21-22
"I
say, old man,
you must see this for yourself!" he said
excitedly in the Oxford accent, he affected every time
he talked to me. He paced the room nervously. "It's hard to describe,
but I know
it's
something you will appreciate. Something, the
impression, of which will last you for a lifetime. I am going to give
you a marvelous gift for life. Do you
understand?"
I understood, that
he was a hysterical Scotsman. It was
always my pleasure to humor him and tag along. I had
never regretted it.
"Calm down, calm down, Eddie," I said. "What are you trying to tell
me?”
He related to me,
that he had been in a bordello, where he
had found an unbelievable woman, who did an incredible
thing she called "figures in front of a mirror." He assured me
repeatedly, almost stuttering,
that I owed it
to myself to experience this
unbelievable event personally.
"I say, don't worry
about money!" he said, since he knew, I
didn't have any. "I've already paid the price. All
you have to do is go with me. Madame Ludmilla will show you her
'figures in front of a
mirror.' It's a blast!"
In a fit of
uncontrollable glee, Eddie laughed uproariously,
oblivious to his bad teeth, which he normally hid
behind a tight-lipped smile or laugh. "I say, it's absolutely great!"
My curiosity
mounted by the
minute. I was more, than willing
to participate in his new delight. Eddie drove me to
the outskirts of the city. We stopped in front of a dusty, badly kept
building; the paint
was peeling off the walls. It had the air of having
been a hotel at one time, a hotel, that had been turned into an
apartment building. I could see the remnants of a hotel sign, that
seemed to have been ripped to pieces. On the front of
the building there were rows of dirty single balconies filled with
flower pots or draped
with carpets, put out to dry. At the entrance to the building were two
dark, shady-looking men, wearing
pointed black shoes, that seemed too tight on their
feet; they greeted Eddie effusively. They had black, shifty, menacing
eyes. Both of them were wearing shiny light-blue suits, also too tight
for
their bulky bodies. One of them opened the door for
Eddie. They didn't even look at me. We went up two
flights of stairs on a dilapidated staircase, that at one time must
have been luxurious. Eddie
led the way and walked the length of an empty,
hotel like corridor with doors on both sides. All the
doors were painted in the same drab, dark, olive green. Every door had
a brass number,
tarnished with age, barely visible against the
painted wood. Eddie stopped in front of a door. I
noticed the number 112 on it. He rapped repeatedly. The door opened,
and a round, short woman with bleached-blonde hair beckoned us
in without saying a word. She
was wearing a
red silk robe with feathery, flouncy (strip of gathered material)
sleeves and red slippers with furry balls on top. Once we were inside a
small hall and she had closed the door behind us,
she greeted Eddie in terribly accented English. "Hallo, Eddie. You
brought friend, eh?" Eddie shook
her hand, and then kissed it, gallantly. He acted, as if he were most
calm, yet I noticed his unconscious
gestures of
being ill at ease.
"How are you today,
Madame Ludmilla?" he said, trying to
sound like an American and flubbing it. I never
discovered why Eddie always wanted to sound like an American, whenever
he was
transacting
business in those houses of ill
repute. I had the suspicion, that he did it, because Americans were
known to be
wealthy, and he wanted to establish his rich man's bona fides with
them. Eddie turned to me and said in his phony
American accent, "I leave you in good hands, kiddo."
He sounded so awful, so foreign to my ears, that I laughed out loud.
Madame Ludmilla didn't
seem perturbed
at all by my explosion of mirth. Eddie
kissed Madame Ludmilla's hand again and left.
"You speak English,
my boy?" she shouted, as if I were deaf.
"You look Eyipcian, or perhaps Torkish."
23-24
I
assured Madame
Ludmilla, that I was neither, and that I
did speak English. She asked me then, if I fancied her
"figures in front of a mirror." I didn't know what to say. I
just shook my head affirmatively.
"I give you good
show," she assured me. "Figures in front of
a mirror is only foreplay. When you are hot and
ready, tell me to stop."
From the small
hall, where we were standing, we walked into
a dark and eerie room. The windows were heavily
curtained. There were some low-voltage light bulbs on fixtures,
attached
to the wall. The bulbs
were shaped like tubes and protruded straight out at
right angles from the wall. There was a profusion of
objects around the room: pieces of furniture like: small chests of
drawers, antique tables and
chairs; a roll-top desk,
set against the wall and crammed
with papers, pencils, rulers, and at least a dozen
pairs of scissors. Madame Ludmilla made me sit down on an old stuffed
chair. "The
bed is in the
other room, darling," she said, pointing
to the other side of the room. "This is my antisala.
Here I give show to get you hot and ready." She dropped her red
robe, kicked off her slippers, and
opened the double doors of two armoires, standing side
by side against the wall. Attached to the inside of each door was a
full-length
mirror. "And
now the music,
my boy," Madame Ludmilla said, then
cranked (started) a Victrola, that appeared to be in mint (hardly used)
condition, shiny, like new. She put on a record. The music was a
haunting melody, that
reminded me of a circus march.
"And
now my show,"
she said, and
began to twirl around to
the accompaniment of the haunting melody. The skin of
Madame Ludmilla's body was tight, for the most part, and
extraordinarily white, though she was not young. She must have been in
her well-lived late
forties. Her belly sagged, not a great deal, but a
bit, and so did her voluminous breasts. The skin of her face also
sagged into noticeable jowls (flesh under lower jaw). She had a small
nose and heavily painted
red lips. She
wore thick black mascara.
She brought to mind the
prototype of an aging prostitute.
Yet there was something childlike about her, a
girlish abandon and trust, a sweetness, that jolted me.
"And now, figures
in front of a mirror," Madame Ludmilla
announced, while the music continued. "Leg, leg, leg!"
she said, kicking one leg up in the air,
and then the other, in time with the music. She had
her right hand on top of her head, like a little girl, who is not sure,
that she can perform
the movements. "Turn,
turn, turn!"
she said, turning like a
top. "Butt,
butt, butt!"
she said then, showing me her bare
behind like a cancan dancer. She repeated the
sequence over and over, until the music began to fade, when the
Victrola's spring wound
down.
I had the
feeling, that Madame Ludmilla was twirling away
into the distance, becoming smaller
and smaller, as
the music faded. Some despair and loneliness, that I didn't know
existed in me, came to the surface, from the depths of my very being,
and made me get
up and run out of the room, down the stairs like a
madman, out of the building, into the street. Eddie
was standing outside the door, talking to the two men in light-blue
shiny suits. Seeing me running
like that, he began
to laugh
uproariously. "Wasn't
it a
blast?" he said, still trying to sound like an
American. " 'Figures in front of a mirror is only the
foreplay.' What a thing! What a thing!"
The first time I
had mentioned the story to don Juan, I had
told him, that I had been deeply affected by the
haunting melody and the old prostitute, clumsily twirling to the music.
And I had been deeply affected
also by the
realization of how callous (insensitive) my friend
was. When
I had finished retelling my story to don
Juan, as we sat in the hills of a range of mountains in Sonora, I was
shaking, mysteriously affected by something quite
undefined.
25
"That story," don Juan said, "should go in your album of
memorable events. Your friend, without having any
idea, of what he was doing, gave you, as he himself said, something,
that will indeed last you
for a lifetime."
"I see this as a
sad story, don Juan, but that's all," I
declared.
"It's indeed a sad story, just like your other stories," don Juan
replied, "but what makes it different and
memorable to me is, that it touches every one of us -
human beings, not just you, like your other tales. You see, like Madame
Ludmilla, every
one of us, young and old alike, is
making figures in front of a mirror in one way or another. Tally
(reckon) what
you know about people. Think of any Human Being on this Earth, and you
will know,
without the shadow of a
doubt, that no matter, who they are,
or what they think of themselves, or what they do,
the result of their actions is always the same: senseless figures in
front of a
mirror."
A Tremor in the Air
- A Journey of Power
29
At the time I met don Juan, I was a fairly studious anthropology
student, and I wanted to begin my career as a
professional anthropologist by publishing as much, as possible. I was
bent on climbing the academic ladder,
and in my calculations, I had determined, that the first step
was to
collect data on the uses of medicinal plants by the Indians of the
south-western United States. I first asked a professor of anthropology,
who had worked in that area,
for advice about my project.
He was a prominent ethnologist, who had published extensively in the
late thirties and early forties on the
California Indians and the Indians of the South-west and Sonora,
Mexico.
He patiently listened to my
exposition (precise definition). My idea was to write a paper, call it
"Ethnobotanical
Data," and publish it in a journal, that
dealt exclusively with anthropological issues of the south-western
United States. I proposed to collect medicinal plants, take the samples
to the Botanical Garden at UCLA, to be
properly identified, and then describe, why and how the Indians of the
South-west used them. I
envisioned collecting thousands of entries.
30-31
I even envisioned publishing a small encyclopedia on the
subject. The professor smiled forgivingly at me. "I don't want to
dampen your enthusiasm," he said in a tired
voice, "but I can't help commenting negatively on your eagerness.
Eagerness is welcome in
anthropology, but it must be properly channeled. We are still in the
golden age of anthropology. It was
my luck to study with Alfred Krober and Robert Lowie, two pillars of
social science. I haven't
betrayed their trust. Anthropology is still the master discipline.
Every other discipline should stem
from anthropology. The entire field of history, for example, should be
called 'historical anthropology,'
and the field of philosophy should be called 'philosophical
anthropology.' Man should be the measure
of everything. Therefore, anthropology, the study of man, should be the
core of every other discipline.
Someday, it will." I looked at him, bewildered. He was, in my
estimation, a totally
passive, benevolent old professor, who
had recently had a heart attack. I seemed to have struck a chord of
passion in him. "Don't you think that you should pay more attention to
your formal
studies?" he continued. "Rather
than doing fieldwork, wouldn't it be better for you to study
linguistics? We have in the department
here one of the most prominent linguists in the world. If I were you,
I'd be sitting at his feet, catching
any drift emanating from him. We also have a superb authority in
comparative religions. And there
are some exceptionally
competent anthropologists here, who have done work on kinship systems
in
cultures all over the world,
from the point of view of linguistics and from the point of view of
cognition. You need a lot of
preparation. To think, that you could do fieldwork now, is a travesty
(grotesque parody).
Plunge into your books, young
man. That's my advice." Stubbornly, I took my proposition to another
professor, a younger one.
He wasn't in any way more
helpful. He laughed at me openly. He told me, that the paper, I wanted
to
write, was a Mickey Mouse
paper, and that it wasn't anthropology by any stretch of the
imagination. "Anthropologists nowadays," he said professorially, "are
concerned with
issues, that have relevance.
Medical and pharmaceutical scientists have done endless research on
every possible medicinal plant in
the world. There's no longer any bone to chew on there. Your kind of
data collecting belongs to the
turn of the nineteenth century. Now it's nearly two hundred years
later. There is such a thing as
progress, you know." He proceeded to give me, then, a definition and a
justification of
progress and perfectibility, as two
issues of philosophical discourse (conversation), which, he said, were
most relevant
to
anthropology. "Anthropology is the only discipline in existence," he
continued,
"which can clearly substantiate (verify, confirm) the
concept of perfectibility and progress. Thank God, that there's still a
ray of hope in the midst of the
cynicism of our times. Only anthropology can show the actual
development of culture and social
organization. Only anthropologists can prove to mankind beyond the
shadow of a doubt the progress
of human knowledge. Culture evolves, and only anthropologists can
present samples of societies, that
fit definite cubbyholes in a line of progress and perfectibility.
That's anthropology for you! Not some
puny fieldwork, which is not fieldwork at all, but mere masturbation."
It was a blow on the head to me. As a last resort, I went to Arizona to
talk to anthropologists, who were
actually doing field-work there. By then, I was ready to give up on the
whole idea. I understood, what
the two professors were trying to tell me. I couldn't have agreed with
them more. My attempts at doing
fieldwork were definitely simple minded. Yet I wanted to get my feet
wet
in the field; I didn't want to
do only library research. In Arizona, I met with an extremely seasoned
anthropologist, who had
written copiously on the Yaqui
Indians of Arizona as well, as those of Sonora, Mexico. He was
extremely
kind. He didn't run me
down, nor did he give me any advice. He only commented, that the Indian
societies of the South-west
were extremely isolationist, and that foreigners, especially those of
Hispanic origin, were distrusted,
even abhorred (hated), by those Indians.
32-33
A younger colleague of his, however, was more outspoken. He said, that
I
was better off reading
herbalists' books. He was an authority in the field and his opinion
was,
that anything, to be known about
medicinal plants from the Southwest, had already been classified and
talked about in various
publications. He went as far, as to say, that the sources of any Indian
curer of the day were precisely
those publications, rather than any traditional knowledge. He finished
me off with the assertion (positive
declaration, evaluation), that if
there still were any traditional curing practices, the Indians would
not divulge (reveal) them to a stranger. "Do something worthwhile," he
advised me. "Look into urban
anthropology. There's a lot of money
for studies on alcoholism among Indians in the big city, for example.
Now that's something, that any
anthropologist can do easily. Go and get drunk with local Indians in a
bar. Then arrange whatever you
find out about them in terms of statistics. Turn everything into
numbers. Urban anthropology is a real
field."
There was nothing else for me to do except to take the advice of those
experienced social scientists. I
decided to fly back to Los Angeles, but another anthropologist, friend
of mine, let me know then, that he
was going to drive throughout Arizona and New Mexico, visiting all the
places, where he had done
work in the past, renewing in this fashion his relationships with the
people, who had been his
anthropological informants. "You're welcome to come with me," he said.
"I'm not going to do any
work. I'm just going to visit with
them, have a few drinks with them, bullshit with them. I bought gifts
for them: blankets, booze,
jackets, ammunition for twenty-two-caliber rifles. My car is loaded
with goodies. I usually drive alone
whenever I go to see them, but by myself I always run the risk of
falling asleep. You could keep me
company, keep me from dozing off, or drive a little bit, if I'm too
drunk."
I felt so despondent (dishearted, dejected), that I turned him down.
"I'm very sorry, Bill," I said. "The trip won't do for me, I see no
point in pursuing this idea of
fieldwork any longer."
"Don't
give up without a fight," Bill said in a tone of paternal
concern. "Give all you have to the fight,
and if it licks you, then it's okay to give up, but not before. Come
with me and see how you like the
South-west." He put his arm around my shoulders. I couldn't help
noticing how
immensely heavy his arm was. He
was tall and husky, but in recent years his body had acquired a strange
rigidity. He had lost his boyish
quality. His round face was no longer filled, youthful, the way it had
been. Now it was a worried face.
I believed, that he worried because he was losing his hair, but at
times,
it seemed to me, that it was
something more, than that. And it wasn't, that he was fatter; his body
was heavy in ways, that were
impossible to explain. I noticed it in the way, that he walked, and got
up, and sat down. Bill seemed to
me to be fighting gravity with every fiber of his being, in everything
he did. Disregarding my feelings of defeat, I started on a journey with
him. We visited every place in Arizona
and New Mexico, where there were Indians. One, of the end results of
this
trip, was that I found out, that
my anthropologist friend had two definite facets to his person. He
explained to me, that his opinions, as
a professional anthropologist, were very measured, and congruous
(harmonious, appropriate) with
the anthropological thought of
the day, but that as a private person, his anthropological fieldwork
had given him a wealth of experiences,
that he never talked about. These experiences were not congruous
(harmonious,
appropriate) with
the anthropological
thought of the day, because they were events, that were impossible to
catalog. During the course of our trip, he would invariably have some
drinks with his ex-informants, and feel
very relaxed afterward.
I would take the wheel then and drive, as he sat
in the passenger seat taking
sips from his bottle of thirty-year-old Ballantine's. It was then, that
Bill would talk about his
uncataloged experiences. "I have never believed in ghosts," he said
abruptly one day. "I never
went in for apparitions and
floating essences, voices in the dark, you know. I had a very
pragmatic, serious upbringing. Science
had always been my compass.
34-35
But then, working in the field, all kinds of weird crap began to filter
through to me. For instance, I went with some Indians one night on a
vision quest. They were going to
actually initiate me by some painful business of piercing the muscles
of my chest. They were
preparing a sweat lodge in the woods. I had resigned myself to
withstand the pain. I took a couple of
drinks to give me strength. And then the
man, who was going to intercede (mediator in dispute)
for me with the people, who,
actually, performed the ceremony, yelled in horror and pointed at a
dark, shadowy figure walking
toward us. "When the shadowy figure came closer to me," Bill went on,
"I noticed,
that what, I had in front of me,
was an old Indian, dressed in the weirdest getup, you could imagine. He
had the paraphernalia of
shamans. The man, I was with that night, fainted shamelessly at the
sight
of the old man. The old man
came to me and pointed a finger at my chest. His finger was just skin
and bone. He babbled
incomprehensible (unintelligible,
boundless, without limits) things to me. By
then, the rest of the people had seen
the old man, and started to
rush silently toward me. The old man turned to look at them, and every
one of them froze. He
harangued (pompous
speech) them
for a
moment. His voice was something unforgettable. It
was, as if he were talking
from a tube, or as if he had something attached to his mouth, that
carried the words out of him. I swear
to you, that I saw the man, talking inside his body, and his mouth
broadcasting the words, as a
mechanical apparatus. After haranguing the men, the old man continued
walking, past me, past them,
and disappeared, swallowed by the darkness." Bill said, that the plan
to have an initiation ceremony went to pot; it
was never performed; and the
men, including the shamans in charge, were shaking in their boots. He
stated, that they were so
frightened, that they disbanded and left. "People, who had been friends
for years," he went on, "never spoke to
each other again. They claimed,
that, what they had seen, was the apparition of an incredibly old
shaman,
and that it would bring bad
luck to talk about it among themselves. In fact, they said, that the
mere act of setting eyes on one
another, would bring them bad luck. Most of them moved away from the
area."
"Why did they feel that talking to each other or seeing each other
would bring them bad luck?" I asked
him.
"Those are their beliefs," he replied. "A vision of that nature means
to them, that the apparition spoke
to each of them individually. To have a vision of that nature is, for
them, the luck of a lifetime."
"And what was the individual thing, that the vision told each of them?"
I asked.
"Beats me," he replied. "They never explained anything to me. Every
time I asked them, they entered
into a profound state of numbness. They hadn't seen anything, they
hadn't heard anything. Years after
the event, the man, who had fainted next to me, swore to me, that he
had
just faked the faint, because he
was so frightened, that he didn't want to face the old man, and that,
what he had to say, was understood
by everybody at a level other, than language comprehension." Bill said,
that in his case, what, the apparition voiced to him, he
understood, as having to do with his
health and his expectations in life.
"What do you mean by that?" I asked him.
"Things are not that good for
me," he confessed. "My body
doesn't feel well."
"But do you know what is really the matter with you?" I asked. "Oh,
yes," he said nonchalantly (cool, indifferent). "Doctors have told me.
But I'm not gonna worry about it, or even think
about it." Bill's revelations left me feeling thoroughly uneasy. This
was a facet
of his person, that I didn't know. I
had always thought, that he was a tough old cookie. I could never
conceive (form in the mind) of him as vulnerable. I
didn't like our exchange. It was, however, too late for me to retreat.
Our trip continued.
On another occasion, he confided, that the shamans of the South-west
were
capable of transforming
themselves into different entities, and that the categorization schemes
of "bear shaman" or "mountain
lion shaman," etc., should not be taken as euphemisms or metaphors,
because they were not.
36-37
"Would you believe it," he said in a tone of great admiration, "that
there are some shamans, who
actually become bears, or mountain lions, or eagles? I'm not
exaggerating, nor am I fabricating
anything, when I say, that once I witnessed the transformation of a
shaman, who called himself 'River
Man," or 'River Shaman,' or 'Proceeding from River, Returning to
River.' I was out in the mountains of
New Mexico with this shaman. I was driving for him; he trusted me, and
he was going in
search of his
origin, or so he said. We were walking along a river, when he suddenly
got very excited. He told me to
move away from the shore to some high rocks, and hide there, put a
blanket over my head and
shoulders, and peek through it, so I would not miss, what he was about
to
do."
"What was he going to do?" I asked him, incapable of containing myself.
"I didn't know," he said. "Your guess would have been as good, as mine.
I had no way of conceiving, of
what he was going to do. He just walked into the water, fully dressed.
When the water reached him at
mid-calf, because it was a wide, but shallow river, the shaman simply
vanished, disappeared. Prior to
entering the water, he had whispered in my ear that I should go
downstream and wait for him. He told
me the exact spot to wait. I, of course, didn't believe a word, of what
he was saying, so at first I
couldn't remember, where he had said, I had to wait for him, but then I
found the spot and I saw the
shaman coming out of the water. It sounds stupid to say 'coming out of
the water.' I saw the shaman
turning into water and then being remade out of the water. Can you
believe that?"
I had no comments on his stories. It was impossible for me to believe
him, but I could not disbelieve
him either. He was a very serious man. The only possible explanation,
that I could think of, was that, as
we continued our trip, he drank more and more every day. He had in the
trunk of the car a box of
twenty-four bottles of Scotch for only himself. He actually drank like
a fish. "I have always been partial (biased) to the esoteric mutations
of shamans," he
said to me another day. "It's not,
that I can explain the mutations, or even believe, that they take
place,
but, as an intellectual exercise, I
am very interested in considering, that mutations into snakes and
mountain lions are not as difficult, as
what the water shaman did. It is at moments like this, when I engage my
intellect in such a fashion,
that I cease to be an anthropologist and I begin to react, following a
gut feeling. My gut feeling is, that
those shamans certainly do something, that can't be measured
scientifically or even talked about
intelligently. For instance, there are cloud shamans, who turn into
clouds, into mist.
I have never seen this happen,
but I knew a cloud shaman. I never saw him disappearing or turning into
mist in front of my eyes, as I
saw that other shaman, turning into water right in front of me. But I
chased that cloud shaman once,
and he simply vanished in an area, where there was no place for him to
hide. Although I didn't see him
turning into a cloud, he disappeared. I couldn't explain, where he
went.
There were no rocks or
vegetation around the place, where he ended up. I was there half a
minute after he was, but the shaman
was gone. I chased that man all over the place for information," Bill
went on.
"He wouldn't give me the time of
day. He was very friendly to me, but that was all." Bill told me
endless other stories about strife (dispute, conflict) and political
factions
among Indians in different Indian
reservations, or stories about personal vendettas, animosities (active
hostility),
friendships, etc., etc., which did not
interest me in the least. On the other hand, his stories about shamans'
mutations and apparitions had
caused a true emotional upheaval in me. I was at once both fascinated
and appalled by them. However, when I tried to think about, why I was
fascinated or appalled,
I couldn't tell. All, I could
have said, was that his stories about shamans hit me at an unknown,
visceral (derived from intuition) level. Another realization, brought
by this trip, was that
I verified for myself,
that the Indian societies of the
South-west were indeed closed to outsiders.
38-39
I finally came to accept,
that I did need a great
deal of preparation in the science of anthropology, and that it was
more functional to do
anthropological fieldwork in an area, with which I was familiar, or
one,
in which I had an entree.
When the journey ended, Bill drove me to the Greyhound bus depot in
Nogales, Arizona, for my
return trip to Los Angeles. As we were sitting in the waiting area
before the bus came, he consoled (comfort) me
in a paternal manner, reminding me, that failures were a matter of
course in anthropological fieldwork,
and that they meant only the hardening of one's purpose or the coming
to maturity of an
anthropologist. Abruptly, he leaned over and pointed with a slight
movement of his chin
to the other side of the room.
"I think, that old man, sitting on the bench by the corner over there,
is
the man, I told you about," he
whispered in my ear. "I am not quite sure, because I've had him in
front
of me, face-to-face, only
once."
"What man is that? What did you tell me about him?" I asked.
"When we were talking about shamans and shamans' transformations, I
told you, that I had once met a
cloud shaman."
"Yes, yes, I remember that," I said. "Is that man the cloud shaman?"
"No," he said emphatically. "But I think, he is a companion or a
teacher
of the cloud shaman. I saw
both of them together in the distance various times, many years ago."
I did remember Bill mentioning, in a very casual manner, but not in
relation to the cloud shaman, that
he knew about the existence of a mysterious old man, who was a retired
shaman, an old Indian
misanthrope (who hates humans) from Yuma, who had once been a
terrifying sorcerer. The
relationship of the old man to
the cloud shaman was never voiced by my friend, but obviously it was
foremost (paramount) in Bill's mind, to the
point, where he believed, that he had told me about him. A
strange anxiety suddenly possessed me and made me jump out of my
seat. As if I had no volition of
my own, I approached the old man and immediately began a long tirade
on,
how much I knew about
medicinal plants and shamanism among the
American Indians of the plains and their Siberian ancestors. As a
secondary theme, I mentioned to the
old man, that I knew, that he was a shaman. I concluded by assuring
him,
that it would be thoroughly
beneficial for him to talk to me at length. "If nothing else," I said
petulantly (unreasonably irritable), "we could swap stories. You tell
me yours and I'll tell you mine."
The old man kept his eyes lowered, until the last moment. Then he
peered
at me. "I am Juan Matus," he
said, looking me squarely in the eyes. My tirade shouldn't have ended
by any means, but for no reason, that I
could discern, I felt, that there
was nothing more I could have said. I wanted to tell him my name. He
raised his hand to the height of
my lips, as if to prevent me from saying it. At that instant, a bus
pulled up to the bus stop. The old man muttered,
that it was the bus, he had to
take, then he earnestly asked me to look him up, so we could talk with
more ease and swap stories.
There was an ironic smirk on the comer of his mouth, when he said that.
With an incredible agility for
a man his age, I figured he must have been in his eighties, he
covered,
in a few leaps, the fifty yards
between the bench, where he was sitting, and the door of the bus. As if
the bus had stopped just to pick
him up, it moved away as soon, as he had jumped in and the door had
closed. After the old man left, I went back to the bench, where Bill
was sitting.
"What did he say, what did he say?" he asked excitedly.
"He told me to look him up and come to his house to visit," I said. "He
even said, that we could talk
there."
"But what did you say to him, to get him to invite you to his house?"
he
demanded. I told Bill, that I had used my best sales pitch, and that I
had
promised the old man to reveal to him
everything I knew, from the point of view of my reading, about
medicinal plants.
Bill obviously didn't believe me. He accused me of holding out on him.
"I know the people around this
area," he said belligerently (aggressively), "and that old
man is a very strange fart.
He doesn't talk to anybody,
Indians included.
40-41
Why would he talk to you, a perfect stranger? You're
not even cute!" It was obvious, that Bill was annoyed with me.
I couldn't figure out why
though. I didn't dare ask him
for an explanation. He gave me the impression of being a bit jealous.
Perhaps he felt, that I had
succeeded, where he had failed. However, my success had been so
inadvertent (negligent), that it didn't mean
anything to me. Except for Bill's casual remarks, I didn't have any
conception of how difficult it was
to approach that old man, and I couldn't have cared less. At the time,
I found nothing remarkable in the
exchange. It baffled me, that Bill was so upset about it.
"Do you know where his house is?" I asked him.
"I haven't the foggiest idea," he answered curtly. "I have heard people
from this area say, that he
doesn't live anywhere, that he just appears here and there,
unexpectedly, but that's a lot of horse-shit.
He probably lives in some shack in Nogales, Mexico."
"Why is he so important?" I asked him. My question made me gather
enough courage to add, "You
seem to be upset, because he talked to me. Why?"
Without any ado (fuss), he admitted, that he was chagrined, because he
knew, how
useless it was to try to talk
to that man. "That old man is as rude, as anyone can be," he added. "At
best, he stares at you without
saying a word, when you talk to him. At other times, he doesn't even
look at you; he treats you, as if
you didn't exist. The one time I tried to talk to him, he brutally
turned me down. Do you know what he
said to me? He said, 'If I were you, I wouldn't waste my energy opening
my mouth. Save it. You need
it.' If he weren't such an old fart, I would have punched him in the
nose." I pointed out to Bill, that to call him an "old" man was more a
figure
of
speech, than an actual
description. He didn't really appear to be that old, although he was
definitely old. He possessed a
tremendous vigor and agility. I felt, that Bill would have failed
miserably, if he had tried to punch him
in the nose. That old Indian was powerful. In fact, he was downright
scary. I didn't voice my thoughts. I let Bill go on telling me, how
disgusted
he was at the nastiness of that old
man, and how he would have dealt with him, had it not been for the
fact,
that the old man was so
feeble.
"Who do you think could give me some information about where he might
live?" I asked him.
"Perhaps some people in Yuma," he replied, a bit more
relaxed. "Maybe
the people, I introduced you to,
at the beginning of our trip. You wouldn't lose anything by asking
them. Tell them, that I sent you to
them."
I changed my plans right then and, instead of going back to Los
Angeles,
went directly to Yuma,
Arizona. I saw the people, to whom Bill had introduced me. They didn't
know where the old Indian
lived, but their comments about him inflamed my curiosity even more.
They said, that he was not from
Yuma, but from Sonora, Mexico, and that in his youth, he had been a
fearsome sorcerer, who did
incantations and put spells on people, but that he had mellowed with
age, turning into an ascetic
hermit. They remarked, that although he was a Yaqui Indian, he had once
run around with a group of
Mexican men, who seemed to be extremely knowledgeable about bewitching
practices. They all agreed,
that they hadn't seen those men in the area for ages. One of the men
added, that the old man was contemporaneous with his
grandfather, but that while his
grandfather was senile and bedridden, the sorcerer seemed to be more
vigorous, than ever. The same
man referred me to some people in Hermosillo, the capital of Sonora,
who might know the old man
and be able to tell me more about him. The prospect of going to Mexico
was not at all appealing to
me. Sonora was too far away from my area of interest. Besides, I
reasoned, that I was better off doing
urban anthropology after all and I went back to Los Angeles. But before
leaving for Los Angeles, I
canvassed (went through) the area of Yuma, searching tor information
about the old
man. Noone knew anything
about him. As the bus drove to Los Angeles, I experienced a unique
sensation.
42
On
the one hand, I felt totally
cured of my obsession with fieldwork or my interest in the old man. On
the other hand, I felt a strange
nostalgia. It was, truthfully, something I had never felt before. Its
newness struck me profoundly. It
was a mixture of anxiety and longing, as if I were missing something of
tremendous importance. I had
the clear sensation, as I approached Los Angeles, that, whatever had
been
acting on me around Yuma,
had begun to fade with distance; but its fading only increased my
unwarranted (groundless) longing.
The
Intent of Infinity
43
I WANT YOU to think deliberately about every detail of what transpired
between you and those two
men, Jorge Campos and Lucas Coronado," don Juan said to me, "who are
the ones, who really
delivered you to me, and then tell me all about it."
I found his request very difficult to fulfill, and yet I actually
enjoyed remembering everything, those
two had said to me. He wanted every detail possible, something, that
forced me to push my memory to
its limits. The story, don Juan wanted me to recollect, began in the
city of Guaymas,
in Sonora, Mexico. In Yuma,
Arizona, I had been given the names and addresses of some people, who,
I
was told, might be able to
shed light on the mystery of the old man, I had met in the bus depot.
The people, I went to see, not only
didn't know any retired old shaman, they even doubted, that such a man
had ever existed. They were
all filled to the brim, however, with scary stories about Yaqui
shamans, and about the belligerent (aggressive) general
mood of the Yaqui Indians.
44-45
They insinuated, that perhaps in Vicam, a railroad-station
town between the cities of Guaymas and Ciudad
Obregon, I might find
someone, who could perhaps steer me in the proper direction. "Is there
anyone in particular, I could look up?" I asked.
"Your best
bet would be to talk to a field
inspector of the official government bank," one of the men suggested.
"The bank has a lot of field
inspectors. They know all the Indians of the area, because the bank is
the government institution, that
buys their crops, and every Yaqui is a farmer, the proprietor of a
parcel of land, that he can call his own
as long, as he cultivates it."
"Do you know any field inspectors?" I
asked. They looked at each other
and smiled apologetically at me. They didn't know any, but strongly
recommended, that I should
approach one of those men on my own and put my case to him. In Vicam
Station, my attempts at making contact with the field
inspectors of the government bank
were a total disaster. I met three of them, and when I told them, what
I
wanted, every one of them
looked at me with utter distrust. They immediately suspected, that I
was
a spy, sent there by the
Yankees, to cause problems, that they could not clearly define, but
about
which they made wild
speculations, ranging from political agitation to industrial espionage.
It was the unsubstantiated belief
of everyone around, that there were copper deposits in the lands of the
Yaqui Indians and, that the
Yankees coveted (desired) them. After this resounding (reveberated)
failure, I retreated to the
city of Guaymas and stayed at a hotel, that was very
close to a fabulous restaurant. I went there three times a day. The
food was superb. I liked it so much,
that
I stayed in Guaymas for over a week. I practically lived
in the restaurant, and became, in this
manner, acquainted with
the owner, Mr. Reyes. One afternoon, while I was eating, Mr. Reyes came
to my table with
another man, whom he
introduced to me as Jorge Campos, a full-blooded Yaqui Indian
entrepreneur, who had lived in Arizona
in his youth, who spoke English perfectly, and who was more American,
than any American. Mr. Reyes
praised him, as a true example of, how hard work and dedication could
develop a person into an
exceptional man. Mr. Reyes left and Jorge Campos sat down next to me
and immediately
took over. He pretended to be
modest and denied all praise, but it was obvious, that he was as
pleased,
as punch, with what Mr. Reyes
had said about him. At first sight, I had the clear impression, that
Jorge Campos was an entrepreneur of
the particular kind, that one finds in bars or on crowded corners of
main streets, trying to sell an idea or
simply trying to find a way to con people out of their savings. Mr.
Campos was very pleasant looking, around six feet tall and lean,
but with a high pot belly like a
habitual drinker of hard liquor. He had a very dark complexion, with a
touch of green to it, and wore
expensive blue jeans and shiny cowboy boots with pointed toes and
angular heels, as if he needed to
dig them into the ground, to stop being dragged by a lassoed steer. He
was wearing an impeccably ironed gray plaid shirt; in its right
pocket was a plastic pocket guard,
into which he had inserted a row of pens. I had seen the same pocket
guard among office workers, who
didn't want to stain their shirt pockets with ink. His attire also
included an expensive-looking fringed
reddish-brown suede jacket and a tall Texas-style cowboy hat. His round
face was expressionless. He
had no wrinkles, even though he seemed to be in his early fifties. For
some unknown reason, I believed,
that he was dangerous. "Very pleased to meet you, Mr. Campos," I said
in Spanish, extending my hand
to him.
"Let's dispense with the formalities," he responded, also in Spanish,
shaking my hand vigorously. "I
like to treat young people as equals, regardless of age differences.
Call me Jorge."
He was quiet for a moment, no doubt assessing my reaction. I didn't
know, what to say. I certainly
didn't want to humor him, nor did I want to take him seriously. "I'm
curious to know, what you're doing
in Guaymas," he went on
casually. "You don't seem to be a
tourist, nor do you seem to be interested in deep-sea fishing."
46-47
"I am
an anthropology student," I said,
"and I am trying to establish my credentials with the local Indians, in
order to do some field research."
"And I am a businessman," he said. "My business is to supply
information, to be the go-between. You
have the need, I have the commodity. I charge for my services. However,
my services are guaranteed.
If you don't get satisfaction, you don't have to pay
me."
"If your business is to supply information," I said, "I will gladly
pay you, whatever you charge."
"Ah!" he exclaimed. "You certainly need a guide, someone with more
education, than the average
Indian here, to show you around. Do you have a grant from the United
States government or from
another big institution?"
"Yes," I lied. "I have a grant from the Esoterical Foundation of Los
Angeles." When I said that, I actually saw a glint of greed in his
eyes.
"Ah!" he
exclaimed again. "How big is
that institution?"
"Fairly big," I said.
"My goodness! Is that so?" he said, as if my words were an explanation,
that he had wanted to hear.
"And now, may I ask you, if you don't mind, how big is your grant? How
much money did they give
you?"
"A few thousand dollars to do preliminary fieldwork," I lied again, to
see what he would say.
"Ah! I like people, who are direct," he said, relishing his words. "I
am
sure, that you and I are going to
reach an agreement. I offer you my services, as a guide and as a key,
that can open many secret doors
among the Yaquis. As you can see by my general appearance, I am a man
of taste and means."
"Oh, yes, definitely you are a man of good taste," I asserted (positive
declaration, evaluation).
"What I
am saying to you," he said, "is
that for a small fee, which you will find most reasonable, I will steer
you to the right people, people, to
whom you could ask any question you want. And for some very little
more, I will translate their words
to you, verbatim (word for word), into Spanish or English. I can also
speak French and
German, but I have the feeling,
that those languages do not interest you."
"You are right, you are so very right," I said. "Those languages don't
interest me at all. But how much
would your fees be?"
"Ah! My fees!" he said, and took a leather-covered notebook out of his
back pocket and flipped it
open in front of my face; he scribbled quick notes on it, flipped it
closed again, and put it in his pocket
with precision and speed. I was sure, that he wanted to give me the
impression of being efficient and
fast at calculating figures.
"I will charge you fifty dollars a day," he said, "with transportation,
plus my meals. I mean, when you
eat, I eat. What do you say?"
At that moment, he leaned over to me and, almost in a whisper, said,
that we should shift into English,
because he didn't want people to know the nature of our transactions.
He began to speak to me then in
something, that wasn't English at all. I was at a loss. I didn't know
how to respond. I began to fret
nervously, as the man kept on talking gibberish with the most natural
air. He didn't bat an eyelash. He
moved his hands in a very animated fashion and pointed around him, as
if
he were instructing me. I
didn't have the impression, that he was speaking in tongues; I thought,
perhaps he was speaking the
Yaqui language. When people came around our table and looked at us, I
nodded and said
to Jorge Campos, "Yes, yes,
indeed." At one point I said, "You could say that again," and this
sounded so funny to me, that I broke
into a belly laugh. He also laughed heartily, as if I had said the
funniest thing possible. He must have noticed, that I was finally at my
wits' end, and, before I
could get up and tell him to get
lost, he started to speak Spanish again. "I don't want to tire you with
my silly observations," he said. "But if
I'm going to be your guide, as I
think, I am going to be, we will be spending long hours chatting.
48-49
I was
testing you just now, to see, if
you are a good conversationalist. If I'm going to spend time with you
driving, I need someone by me,
who could be a good receptor and initiator. I'm glad to tell you, that
you are both." Then he stood up, shook my hand, and left. As if on cue,
the owner came
to my table, smiling and
shaking his head from side to side like a little bear.
"Isn't he a fabulous guy?" he asked me. I didn't want to commit myself
to a statement, and Mr. Reyes
volunteered, that Jorge Campos was at
that moment a go-between in an extremely delicate and profitable
transaction. He said, that some
mining companies in the United States were interested in the iron and
copper deposits, that belonged to
the Yaqui Indians, and, that Jorge Campos was there, in line to
collect perhaps a five-million-dollar
fee. I knew then, that Jorge Campos was a con man. There were no iron
or
copper deposits on the lands,
owned by the Yaqui Indians. If there had been any, private enterprises
would have already moved the
Yaquis out of those lands and relocated them somewhere else.
"He's fabulous," I said. "Most wonderful guy I ever met. How can I get
in touch with him again?"
"Don't worry about that," Mr. Reyes said. "Jorge asked me all about
you. He has been watching you
since you came. He'll probably come and knock on your door later today
or tomorrow." Mr. Reyes was right. A couple of hours later, somebody
woke me from my
afternoon nap. It was Jorge
Campos. I had intended to leave Guaymas in the early evening and drive,
all night, to California. I
explained to him, that I was leaving, but that I would come back in a
month or so.
"Ah! But you must stay now, that I have decided to be your
guide," he said.
"I'm sorry, but we will have to wait for this, because my time is very
limited now," I replied. I knew, that Jorge Campos was a crook, yet I
decided to reveal to him,
that I already had an informant,
who was waiting to work
with me, and that I had met him in Arizona. I described the old man and
said, that his name was Juan
Matus, and, that other people had characterized him as a shaman. Jorge
Campos smiled at me broadly.
I asked him, if he knew the old man.
"Ah, yes, I know him," he said jovially. "You may say, that we are good
friends." Without being
invited, Jorge Campos came into the room and sat down at the table just
inside the balcony.
"Does he live around here?" I asked.
"He certainly does," he assured me.
"Would you take me to him?"
"I don't see why not," he said. "I would need a couple of days to make
my own inquiries, just to make
sure, that he is there, and then we will go and see him."
I knew, that he was lying, yet I didn't want to believe it. I even
thought, that my initial distrust had
perhaps been ill-founded. He seemed so convincing at that moment.
"However," he continued, "in order to take you to see the man, I will
charge you a flat fee. My
honorarium will be two hundred dollars." That amount was more, than I
had at my disposal. I politely declined and
said, that I didn't have enough
money with me. "I don't want to appear mercenary," he said with his
most winning
smile, "but how much money can
you afford? You must take into consideration, that I have to do a
little
bribing. The Yaqui Indians are
very private, but there are always ways; there are always doors, that
open with a magical key-money." In spite of all my misgivings
(apprehensions), I was convinced, that Jorge Campos was my
entry not only into the
Yaqui world, but to finding the old man, who had intrigued me so much.
I
didn't want to haggle (bargain) over
money. I was almost embarrassed to offer him the fifty dollars, I had
in
my pocket.
"I am at the end of my stay here," I said as a sort of apology, "so I
have nearly run out of money. I
have only fifty dollars left."
Jorge Campos stretched his long legs under the table and crossed his
arms behind his head, tipping his
hat over his face.
50-51
"I'll take your fifty dollars and your watch," he said shamelessly.
"But for that money, I will take you
to meet a minor shaman. Don't get impatient," he warned me, as if I
were going to protest. "We must
step carefully up the ladder, from the lower ranks to the man himself,
who, I assure you, is at the very
top."
"And when could I meet this minor shaman?" I asked, handing him the
money and my watch.
"Right now!" he replied, as he sat up straight and eagerly grabbed the
money and the watch. "Let's go!
There's not a minute to waste!"
We got into my car and he directed me to head off for the town of
Potam, one of the traditional Yaqui
towns along the Yaqui River.
As we drove, he revealed to me, that we
were going to meet Lucas
Coronado, a man, who was known for his sorcery feats, his shamanistic
trances, and for the
magnificent masks, that he made for the Yaqui festivities of Lent. Then
he shifted the conversation to the old man, and, what he said, was
in total contradiction to what
others had said to me about the man. While they had described him as a
hermit and retired shaman,
Jorge Campos portrayed him as the most prominent curer and sorcerer of
the area, a man, whose fame
had turned him into a nearly inaccessible figure. He paused, like an
actor, and then he delivered his
blow: He said, that to talk to the old man on a steady basis, the way
anthropologists like to do, was
going to cost me at least two thousand dollars. I was going to protest
such a drastic hike in price, but he anticipated
me.
"For two hundred dollars, I could take you to him," he said. "Out of
those two hundred dollars, I
would clear about thirty. The rest would go for bribes. But to talk to
him at length will cost more. You
yourself could figure that out. He has actual bodyguards, people, who
protect him. I have to sweet-talk
them and come up with dough for them. In the end," he continued, "I
will give you a total account with
receipts and everything for your taxes. Then you will know,
that my commission for setting it all up, is minimal."
I felt a wave of admiration for him. He was aware of everything, even
receipts for income tax. He was
quiet for a while, as if calculating his minimal profit. I had nothing
to say. I was busy calculating
myself, trying to figure out a way to get two thousand dollars. I even
thought of really applying for a
grant.
"But are you sure, the old man would talk to me?" I asked.
"Of course," he assured me. "Not only would he talk to you, he's going
to perform sorcery for you, for
what you pay him. Then you could work out an agreement with him, as to
how much you could pay
him for further lessons." Jorge Campos kept silent again for a while,
peering into my eyes. "Do you think, that you could pay me the two
thousand dollars?" he asked
in a tone so purposefully
indifferent, that I instantly knew, it was a sham.
"Oh, yes, I can easily afford that," I lied reassuringly.
He could not disguise his glee. "Good boy! Good boy!" he cheered.
"We're going to have a ball!"
I tried to ask him some general questions about the old man; he
forcefully cut me off. "Save all this for
the man himself. He'll be all yours," he said, smiling. He began to
tell me then about his life in the United States and about
his business aspirations, and to
my utter bewilderment, since I had already classified him as a phony,
who didn't speak a word of
English, he shifted into English.
"You do speak English!" I exclaimed without any attempt at hiding my
surprise.
"Of course I do, my boy," he said, affecting a Texan accent, which he
carried on for the duration of
our conversation. "I told you, I wanted to test you, to see, if you are
resourceful. You are. In fact, you
are quite clever, I may say." His command of English was superb, and he
delighted me with jokes and
stories. In no time at all, we
were in Potam.
52-53
He directed me to a house on the outskirts of town. We
got out of the car. He led the
way, calling loudly in Spanish for Lucas Coronado. We heard a voice
from the back of the house, that said, also in Spanish,
"Come over here."
There was a man behind a small shack, sitting on the ground, on a
goatskin. He was holding a piece of
wood with his bare feet, while he worked on it with a chisel (metal
sharpening tool) and a
mallet (short-handed hammer). By holding the piece of
wood in place with the pressure of his feet, he had fashioned a
stupendous potter's turning wheel, so to
speak. His feet turned the piece, as his hands worked the chisel. I had
never seen anything like this in
my life. He was making a mask, hollowing it with a curved chisel. His
control, of his feet in holding
the wood and turning it around, was remarkable. The man was very thin;
he had a thin face with angular features, high
cheekbones, and a dark,
copperish complexion. The skin of his face and neck seemed to be
stretched to the maximum. He
sported a thin, droopy mustache, that gave his angular face a
malevolent
slant. He had an aquiline nose
with a very thin bridge, and fierce black eyes. His extremely black
eyebrows appeared, as if they had
been drawn on with a pencil, and so did his jet black hair, combed
backward on his head. I had never
seen a more hostile face. The image, that came to mind,
looking
at him,
was that of an Italian poisoner
of the era of the Medicis. The words "truculent" and "saturnine" seemed
to be the most apt
descriptions, when I focused my attention on Lucas Coronado's face. I
noticed, that while he was sitting on the ground, holding the piece of
wood with his feet, the bones of
his legs were so long, that his knees came to his shoulders. When we
approached him, he stopped
working and stood up. He was taller, than Jorge Campos, and as thin, as
a rail. As a gesture of
deference (honour) to us, I suppose, he put on his gwraches.
"Come in, come in," he said without smiling. I had a strange feeling
then, that Lucas Coronado didn't know how to
smile.
"To what do I owe the pleasure of this visit?" he asked Jorge Campos.
"I've brought this young man here, because he wants to ask you some
questions about your art," Jorge
Campos said in a most patronizing tone. "I vouched, that you would
answer his questions truthfully."
"Oh, that's no problem, that's no problem," Lucas Coronado assured me,
sizing me up with his cold
stare. He shifted into a different language then, which I presumed to
be
Yaqui. He and Jorge Campos got
into an animated conversation, that lasted for some time. Both of them
acted, as if I did not exist. Then
Jorge Campos turned to me.
"We have a little problem here," he said. "Lucas has just informed me,
that this is a very busy season
for him, since the festivities are approaching, so he won't be able to
answer all the questions, that you
ask him, but he will at another time."
"Yes, yes, most certainly," Lucas Coronado said to me in Spanish. "At
another time, indeed; at another
time."
"We have to cut our visit short," Jorge Campos said, "but I'll bring
you back again." As we were leaving, I felt moved to express to Lucas
Coronado my
admiration for his stupendous
technique of working with his hands and feet. He looked at me, as if I
were mad, his eyes widening
with surprise.
"You've never seen anyone working on a mask?" he hissed through
clenched teeth. "Where are you
from? Mars?"
I felt stupid. I tried to explain, that his technique was quite new to
me. He seemed ready to hit me on
the head. Jorge Campos said to me in English, that I had offended Lucas
Coronado with my comments. He had understood my praise, as a veiled way
of making fun of his
poverty; my words had been to him
an ironic statement of how poor and helpless he was. "But it's the
opposite," I said. "I think he's magnificent!"
"Don't try to tell him anything like that," Jorge Campos retorted.
"These people are trained to receive
and dispense insults in a most covert form.
54-55
He thinks, it's odd, that you
run him down, when you don't
even know him, and make fun of the fact, that he cannot afford a vise
(tool) to
hold his sculpture." I felt totally at a loss. The last thing I wanted
was to foul up my
only possible contact. Jorge Campos
seemed to be utterly aware of my chagrin.
"Buy one of his masks," he advised me. I told him, that I intended to
drive to Los Angeles in one lap, without
stopping, and that I had just
sufficient money to buy gasoline and food. "Well, give him your leather
jacket," he said matter-of-factly, but in a
confidential, helpful tone. "Otherwise, you're going to anger him, and
all, he'll remember about you,
will be your insults. But don't
tell him, that his masks are beautiful. Just buy one."
When I told Lucas Coronado, that I wanted to trade my leather jacket
for
one of his masks, he grinned
with satisfaction. He took the jacket and put it on. He walked to his
house, but before he entered, he
did some strange gyrations (circles). He knelt in front of some sort of
religious
altar and moved his arms, as if
to stretch them, and rubbed his hands on the sides of the jacket. He
went inside the house and brought out a bundle wrapped in
newspapers, which he handed to me. I
wanted to ask him some questions. He excused himself, saying, that he
had to work, but added, that if I
wanted, I could come back at another time. On the way back to the city
of Guaymas, Jorge Campos asked me to open
the bundle. He wanted to
make sure, that Lucas Coronado had not cheated me. I didn't care to
open
the bundle; my only concern
was the possibility, that I could come back by myself to talk to Lucas
Coronado. I was elated.
"I must see, what you have," Jorge Campos insisted. "Stop the car,
please. Not under any conditions or
for any reasons whatsoever would I endanger my clients. You paid me to
render (cause to become) some services to you. That
man is a genuine shaman, therefore very dangerous. Because you
have offended him, he may
have given you a witchcraft bundle. If that's the case, we have to bury
it quickly in this area."
I felt a wave of nausea and stopped the car. With extreme care, I took
out the bundle. Jorge Campos
snatched it out of my hands and opened it. It contained three
beautifully made traditional Yaqui masks.
Jorge Campos mentioned, in a casual, disinterested tone, that it would
be only proper, that I give him
one of them. I reasoned, that since he had not yet taken me to see the
old man, I had to preserve my
connection with him. I gladly gave him one of the masks.
"If you allow me to choose, I would rather take that one," he said,
pointing. I told him to go ahead. The masks didn't mean anything to me;
I had
gotten, what I was after. I would
have given him the other two masks as well, but I wanted to show them
to my anthropologist friends.
"These masks are nothing extraordinary," Jorge Campos declared. "You
can buy them in any store in
town. They sell them to tourists there."
I had seen the Yaqui masks, that were sold in the stores in town. They
were very rude masks in
comparison to the ones I had, and Jorge Campos had indeed picked out
the best. I left him in the city and headed for Los Angeles. Before I
said
good-bye, he reminded me, that I
practically owed him two thousand dollars, because he was going to
start
his bribing and working
toward taking me to meet the big man. "Do you think, that you could
give me my two thousand dollars the next
time you come?" he asked
daringly. His question put me in a terrible position. I believed, that
to tell him
the truth, that I doubted it, would
have made him drop me. I was convinced then, that in spite of his
patent (obvious)
greed, he was my usher (leader).
"I will do my best to have the money," I said in a noncommittal tone.
"You gotta do better, than that, boy," he retorted forcefully, almost
angrily. "I'm going to spend money
on my own, setting up this meeting, and I must have some reassurance on
your part. I know, that you
are a very serious young man.
56-57
How much is your car worth? Do you have
the pink slip?" I told him what my car was worth, and that I did have
the pink slip,
but he seemed satisfied only when I gave him my word, that I would
bring him the money in cash on my next
visit.
Five months later, I went back to Guaymas to see Jorge Campos. Two
thousand dollars at that time
was a considerable amount of money, especially for a student.
I thought,
that if perhaps he were
willing to take partial payments, I would be more, than happy to commit
myself to pay that amount in
installments. I couldn't find Jorge Campos anywhere in Guaymas. I asked
the owner of
the restaurant. He was as
baffled, as I was, about his disappearance. "He has just vanished," he
said.
"I'm sure, he went back to Arizona, or
to Texas, where he has
business."
I took a chance and went to see Lucas Coronado by myself. I arrived at
his house at midday. I couldn't
find him either. I asked his neighbors if they knew, where he might be.
They looked at me belligerently (aggressively)
and didn't dignify me with an answer. I left, but went by his house
again in the late afternoon. I didn't
expect anything at all. In fact, I was prepared to leave for Los
Angeles immediately. To my surprise,
Lucas Coronado was not only there, but was extremely friendly to me. He
frankly expressed his
approval on seeing, that I had come without Jorge Campos, who he said
was an outright pain in the ass. He complained, that Jorge Campos, to
whom he referred as a renegade
Yaqui Indian, took delight in
exploiting his fellow Yaquis. I gave Lucas Coronado some gifts, that I
had brought him and bought from
him three masks, an
exquisitely carved staff, and a pair of rattling leggings, made out of
the cocoons of some insects from
the desert, leggings, which the Yaquis used in their traditional
dances.
Then I took him to Guaymas for
dinner. I saw him every day for the five days, that I remained in the
area, and
he gave me endless amounts of
information about the
Yaquis-their history and social organization, and the meaning and
nature of their festivities. I was
having such fun as a field-worker, that I even felt reluctant to ask
him,
if he knew anything about the
old shaman. Overcoming second thoughts, I finally asked Lucas Coronado,
if he knew the old man,
whom Jorge Campos had assured me, was such a prominent shaman. Lucas
Coronado seemed
perplexed. He assured me, that to his knowledge, no such man had ever
existed in that part of the
country and that Jorge Campos was a crook, who only wanted to cheat me
out of my money. Hearing Lucas Coronado deny the existence of that old
man, had a
terrible, unexpected impact on me. In one instant, it became evident to
me, that I really didn't give a
damn about field-work. I only cared
about finding that old man. I knew then, that meeting the old shaman
had
indeed been the culmination
of something, that had nothing to do with my desires, aspirations, or
even thoughts, as an
anthropologist. I wondered more, than ever, who in the hell that old
man was. Without any
inhibitory checks, I began to
rant and yell in frustration. I stomped on the floor. Lucas Coronado
was quite taken aback by my
display. He looked at me, bewildered, and then started to laugh. I had
no idea, that he could laugh. I
apologized to him for my outburst of anger and frustration. I couldn't
explain, why I was so out of
sorts. Lucas Coronado seemed to understand my quandary (dilemma,
predicament).
"Things like that happen in this area," he said. I had no idea, to what
he was referring, nor did I want to ask him. I
was deadly afraid of the easiness,
with which he took offense. A peculiarity of the Yaquis was the
facility, they had to feel offended. They
seemed to be perennially on their toes, looking out for insults, that
were too subtle to be noticed by
anyone else. "There are magical Beings, living in the mountains around
here," he
continued, "and they can act on
people. They make people go veritably mad.
58-59
People rant and rave under
their influence, and when
they finally calm down, exhausted, they don't have any clue, as to why
they exploded."
"Do you think, that's what happened to me?" I asked.
"Definitely," he replied with total conviction. "You already have a
predisposition to going bonkers at
the drop of a hat, but you are also very contained. Today, you weren't
contained. You went bananas
over nothing."
"It isn't over nothing," I assured him. "I didn't know it, until now,
but to me that old man is the driving
force of all my efforts." Lucas Coronado kept quiet, as if in deep
thought. Then he began to pace
up and down. "Do you know any old man, who lives around here, but is
not quite from
this area?" I asked him. He didn't understand my question. I had to
explain to him, that the old
Indian, I had met, was perhaps
like Jorge Campos, a Yaqui, who had lived somewhere else. Lucas
Coronado
explained, that the
surname "Matus" was quite common in that area, but that he didn't know
any Matus, whose first name
was Juan. He seemed despondent (dishearted, dejected).
Then he had a moment of
insight and
stated, that because the man
was old, he might have another name, and that, perhaps, he had given me
a
working name, not his real
one.
"The only old man I know," he went on, "is Ignacio Flores's father. He
comes to see his son from time
to time, but he comes from Mexico City. Come to think of it,
he's
Ignacio's father, but he doesn't seem
that old. But he's old. Ignacio's old, too. His father seems younger,
though." He laughed heartily at his realization. Apparently,
he had never
thought about the youth of the old man,
until that moment. He kept on shaking his head, as if in disbelief. I,
on the other hand, was elated
beyond measure.
"That's the man!" I yelled without knowing why.
Lucas Coronado didn't know, where Ignacio Flores actually lived, but he
was very accommodating and
directed me to drive to a nearby Yaqui town, where he found the man for
me. Ignacio Flores was a big, corpulent (fat) man, perhaps in his
mid-sixties.
Lucas Coronado had warned me,
that the big man had been a career soldier in his youth, and that he
still had the bearing of a military
man. Ignacio Flores had an enormous mustache; that and the fierceness
of his eyes made him for me
the personification of a ferocious soldier. He had a dark complexion.
His hair was still jet black in
spite of his years. His forceful, gravelly voice seemed to be trained
solely to give commands. I had the
impression, that he had been a cavalry man. He walked, as if he were
still wearing spurs, and for some
strange reason, impossible to fathom, I heard the sound of spurs, when
he walked. Lucas Coronado introduced me to him and said, that I had
come from
Arizona to see his father, whom I
had met in Nogales. Ignacio Flores didn't seem surprised at all. "Oh
yes," he said. "My father travels a great deal." Without any other
preliminaries, he directed us, to
where we could find his father. He didn't come with us, I thought out
of politeness. He excused
himself and marched away, as if he were keeping step in a parade. I
prepared myself to go to the old man's house with Lucas Coronado.
Instead, he politely declined; he
wanted me to drive him back to his house.
"I think you found the man, you were looking for, and I feel, that you
should be alone," he said. I marveled at how extraordinarily polite
these Yaqui Indians were, and
yet, at the same time, so fierce. I had been told, that the Yaquis were
savages, who had no qualms (doubts) about
killing anyone; as far as I was
concerned, though, their most remarkable feature was their politeness
and consideration. I drove to the house of Ignacio Flores's father, and
there I found the
man, I was looking for.
"I wonder, why Jorge Campos lied and told me, that he knew you," I said
at the end of my account.
"He didn't lie to you," don Juan said with the conviction of someone,
who was condoning (forgiving) Jorge
Campos's behavior.
60-61
"He didn't even misrepresent himself. He thought, you
were an easy mark and was
going to cheat you. He couldn't carry out his plan, though, because
Infinity overpowered him. Do you
know, that he disappeared, soon after he met you, never to be found?
Jorge Campos
was a most meaningful personage for you," he continued.
"You will find, in whatever
transpired between the two of you, a sort of guiding blueprint, because
he is the representation of your
life."
"Why? I'm not a crook!" I protested. He laughed, as if he knew
something, that I didn't.
The
next thing I
knew, I found myself in the midst
of an extensive explanation of my actions, my ideals, my expectations.
However, a strange thought
urged me to consider with the same fervor, with which I was explaining
myself, that under certain
circumstances, I might be like Jorge Campos. I found the thought
inadmissible, and I used all my
available energy to try to disprove it. However, down in the depths of
myself, I didn't care to apologize,
if I were like Jorge Campos. When I voiced my dilemma, don Juan laughed
so hard, that he choked, many
times. "If I were you," he commented, "I'd listen to my inner voice.
What
difference would it make, if you
were like Jorge Campos: a crook! He was a cheap crook. You are more
elaborate. This is the power of
the recounting. This is why sorcerers use it. It puts you into contact
with something, that you didn't
even suspect, existed in you." I wanted to leave right then. Don Juan
knew exactly how I felt. "Don't listen to the superficial (false)
voice, that makes you angry," he said
commandingly. "Listen to that
deeper voice, that is going to guide you from now on, the voice, that
is
laughing. Listen to it! And laugh
with it. Laugh! Laugh!" His words were like a hypnotic command to me.
Against my will, I began
to laugh. Never had I been
so happy. I felt free, unmasked. "Recount to yourself the story of
Jorge Campos, over and over,"
don Juan said. "You will find endless wealth in it. Every detail is
part of a map. It is the nature of Infinity, once we cross a certain
threshold, to put a blueprint in
front of us." He peered at me for a long time. He didn't merely glance
as before, but
he gazed intently at me. "One
deed, which Jorge Campos couldn't avoid performing," he finally said,
"was to put you in contact with
the other man: Lucas Coronado, who is as meaningful to you, as Jorge
Campos himself, maybe even
more. In the course of recounting the story of those two men, I had
realized, that I had spent more time with
Lucas Coronado, than with Jorge Campos; however, our exchanges had not
been as intense, and were
marked by enormous lagoons of silence. Lucas Coronado was not
by
nature
a talkative man, and by
some strange twist, whenever he was silent, he managed to drag me with
him into that state. "Lucas Coronado is the other part of your map,"
don Juan said. "Don't
you find it strange, that he is a
sculptor, like yourself, a super-sensitive artist, who was, like
yourself, at one time, in search of a
sponsor for his art? He looked for a sponsor, just like you looked for
a
woman, a lover of the arts, who
would sponsor your creativity."
I entered into another terrifying struggle. This time my struggle was
between my absolute certainty,
that I had not mentioned this aspect of my life to him, the fact, that
all of it was true, and the fact, that I
was unable to find an explanation, for how he could have obtained this
information. Again, I wanted to
leave right away. But once more, the impulse was overpowered by a
voice,
that came from a deep
place. Without any coaxing (persuasion, urge), I began to laugh
heartily. Some part of me,
at a profound level, didn't give
a hoot about finding out how don Juan had gotten that information. The
fact, that he had it, and had
displayed it in such a delicate, but conniving manner, was a delightful
maneuver to witness. It was of
no consequence that the superficial (artificial, foreign) part of me
got angry and wanted to
leave.
62-63
"Very good," don Juan said to me, patting me forcefully on the back,
"very good." He was pensive (deeply thoughtful) for a moment, as if he
were, perhaps, Seeing things,
invisible to the average eye. "Jorge Campos and Lucas Coronado are the
two ends of an axis," he said.
"That axis is you, at one end
a ruthless, shameless, crass (coarse, stupid) mercenary, who takes care
of himself;
hideous, but indestructible. At the
other end - a super-sensitive, tormented artist, weak and vulnerable.
That should have been the map of
your life, were it not for the appearance of another possibility, the
one, that opened up, when you
crossed the threshold of Infinity. You searched for me, and you found
me; and so, you did cross the
threshold. The Intent of Infinity told me to look for someone like you.
I found you, thus crossing the
threshold myself." The conversation ended at that point. Don Juan went
into one of his
habitual long periods of total
silence. It was only at the end of the day, when we had returned to his
house and, while we were sitting
under his ramada, cooling off from the long hike, we had taken, that he
broke his silence. "In your recounting of what happened between you and
Jorge Campos, and
you and Lucas Coronado,"
don Juan went on, "I found, and I hope you did, too, a very disturbing
factor. For me, it's an omen. It
points to the end of an era, meaning, that whatever was standing there,
cannot remain. Very flimsy
elements brought you to me. None of them could stand on their own. This
is what I drew from your
recounting." I remembered, that don Juan had revealed to me one day,
that Lucas
Coronado was terminally ill. He
had some health condition, that was slowly consuming him. "I have sent
word to him through my son Ignacio, about what he should do
to cure himself," don Juan
went on, "but he thinks it's nonsense and doesn't want to hear it. It
isn't Lucas's fault.
The entire human
race doesn't want to hear anything. They hear only, what they want to
hear."
I remembered, that I had prevailed (persuaded) upon don Juan to tell
me,
what I could say to Lucas Coronado, to help him alleviate his physical
pain and mental anguish. Don
Juan not only told me, what to tell him, but asserted (positive
declaration, evaluation), that if Lucas
Coronado wanted to, he could easily
cure himself. Nevertheless, when I delivered don Juan's message, Lucas
Coronado looked at me, as if I
had lost my mind. Then he shifted into a brilliant, and, had I been a
Yaqui, deeply insulting, portrayal
of a man, who is bored to death by someone's unwarranted insistence. I
thought, that only a Yaqui
Indian could be so subtle.
"Those things don't help me," he finally said defiantly, angered by my
lack of sensibility. "It doesn't
really matter. We all have to die. But don't you dare believe, that I
have lost hope. I'm going to get
some money from the government bank. I'll get an advance on my crops,
and then I'll get enough
money to buy something, that will cure me, ipso facto. It's name is
Vi-ta-mi-nol."
"What is Vitaminol?" I had asked.
"It's something, that's advertised on the radio," he said with the
innocence of a child. "It cures
everything. It's recommended for people, who don't eat meat or fish or
fowl every day. It's recommended
for people like myself, who can barely keep body and soul together."
In my eagerness to help Lucas Coronado, I committed right then the
biggest blunder (error) imaginable in a
society of such hypersensitive beings, as the Yaquis: I offered to give
him the money to buy Vitaminol. His cold stare was the measure of how
deeply I had hurt him. My
stupidity was unforgivable. Very
softly, Lucas Coronado said, that he was capable of affording Vitaminol
himself. I went back to don Juan's house. I felt like weeping. My
eagerness had
betrayed me.
"Don't waste your energy worrying about things like that," don Juan
said coldly. "Lucas Coronado is
locked in a vicious cycle, but so are you. So is everyone. He has
Vitaminol, which he trusts will cure
everything, and resolve every one of his problems. At the moment, he
can't afford it, but he has great
hopes, that he eventually will be able to."
64
Don Juan peered at me with
his piercing eyes. "I told you,
that Lucas Coronado's acts are the map of your life," he said. "Believe
you me, they are. Lucas
Coronado pointed out Vitaminol to you, and he did it so powerfully and
painfully, that he hurt you and
made you weep." Don Juan stopped talking then. It was a long and most
effective pause.
"And don't tell me, that you
don't understand, what I mean," he said. "One way or another, we all
have our own version of
Vitaminol."
Who
Was Juan Matus, Really?
65
THE PART OF my account of meeting don Juan, that he didn't want to hear
about, was my feelings
and impressions
on that fateful day, when I walked into
his house: the contradictory clash between my expectations and the
reality of the situation, and the effect, that was
caused in me by a cluster of the most extravagant
ideas I had ever heard.
"That is more in
the line of confession, than in the line of
events," he had said to me once, when I tried to tell
him about all this.
"You couldn't be
more wrong, don Juan," I began, but I
stopped. Something, in the way he looked at me, made me
realize, that he was right. Whatever, I was going to say, could have
sounded only like
lip service,
flattery. What had taken place on our
first real meeting, however, was of transcendental (mystical) importance to me, an
event of ultimate consequence.
66-67
During my first encounter with don Juan, in the bus depot in Nogales,
Arizona, something of
an
unusual
nature had happened to me, but it had come
to me cushioned in my concerns with the presentation
of the self. I had wanted to impress don Juan, and, in attempting to do
so, I had focused all my
attention on the act of
selling my wares, so to speak. It
was only months later, that a strange residue of
forgotten events began to appear. One day, out of
nowhere, and with no coaxing or coaching on my part, I recollected with
extraordinary clarity
something, that had completely bypassed me during my
actual encounter with don Juan. When he had stopped
me from telling him my name, he had peered into my eyes and had numbed
me with his
look. There was infinitely more, that I could have said to him about
myself. I could have expounded
(elucidated, explained, interpreted) on my knowledge
and
worth for hours, if his look hadn't completely cut me off. In light of
this new realization, I reconsidered everything, that had
happened to me on that occasion. My unavoidable
conclusion was, that I had experienced the interruption of some
mysterious flow, that
kept me going, a flow,
that
had never been interrupted
before, at least not in the manner, in which don Juan
had done it. When I tried to describe to any of my friends, what I had
physically experienced,
a strange perspiration began to cover my entire body,
the same perspiration, that I had experienced, when don
Juan had given me that look; I had been, at that moment, not only
incapable of voicing a
single word, but incapable of having a single
thought. For some time after,
I dwelled on the
physical sensation of this interruption, for which I found no rational
explanation. I argued for a while, that don Juan must have
hypnotized me, but then my memory told me, that he
hadn't given any hypnotic commands, nor had he made any movements, that could
have trapped my attention. In fact, he had merely glanced at me.
It was the intensity of that glance, that had made it
appear, as if he had stared at me for a long time. It had obsessed me,
and had rendered (cause to become) me
discombobulated
(confused) at a deep physical level. When I finally had don Juan
in front of me again, the first thing, I
noticed about him, was, that he
didn't look at all, as I had imagined him during all
the time, I had tried to find him. I had fabricated an image of the
man,
I had met at the bus depot, which I perfected every day by
allegedly remembering more details.
In my mind, he was
an old man, still very strong and nimble, yet almost frail. The man,
facing me, was muscular and decisive. He moved with agility, but not
nimbleness.
His steps were firm and, at the same time, light. He
exuded (emitted) vitality and purpose. My composite memory was not at
all in
harmony with the real thing. I thought he had short, white hair and an
extremely
dark complexion. His hair was longer, and not as
white, as I had imagined. His complexion was not that dark either.
I
could have sworn,
that his features were birdlike, because of his age. But that was
not so either. His face was full, almost round. In
one glance, the most outstanding feature of the man, looking at me, was
his dark eyes, which
shone with a peculiar, dancing glow. Something, that had
bypassed me completely in my prior
assessment of him, was the fact, that his total countenance
(appearance) was, that of
an athlete. His shoulders were broad, his
stomach flat; he seemed to be planted firmly on the
ground. There was no feebleness to his knees, no tremor in his upper
limbs. I had imagined
detecting a slight tremor in his head and arms, as
if he were nervous and unsteady. I had also imagined him to be
about five feet six inches tall, three
inches shorter, than his actual height. Don Juan
didn't seem surprised to see me.
I wanted to tell him how difficult it
had been for me to
find him. I would have liked to be congratulated by
him on my titanic efforts, but he just laughed at me, teasingly.
"Your efforts are
not important," he said. "What's important
is, that you found my place. Sit down, sit down," he
said, enticing me, pointing to one of the freight boxes under his
ramada and patting me on my
back; but it wasn't a
friendly pat.
It felt like he had
slapped me on the back, although he never
actually touched me. His quasi-slap
created a strange,
unstable sensation, which appeared abruptly and disappeared, before I
had time to grasp,
what it was.
68-69
What, was left in me instead, was a strange peace. I felt at ease. My
mind was crystal
clear. I had no expectations, no desires. My usual
nervousness and sweaty hands, the marks of my existence, were suddenly
gone. "Now
you will
understand everything, I am going to say to
you," don Juan said to me, looking into my eyes,
as he
had done in the bus depot. Ordinarily, I would have
found his statement perfunctory (superficial, act with little
interest), perhaps rhetorical, but when he said
it, I could only assure him repeatedly and sincerely, that I would
understand
anything, he said to me. He looked me in the eyes again
with a ferocious intensity.
"I am Juan Matus,"
he said, sitting down on another freight
box, a few feet away, facing me. "This is my name,
and I voice it, because with it, I am making a bridge for you to cross
over, to where I am." He
stared at me for an
instant, before he started talking
again.
"I am a sorcerer," he went on. "I belong to a
Lineage of Sorcerers, that has lasted for twenty-seven generations.
I am the
Nagual of my generation." He explained to me,
that the leader of a party of Sorcerers,
like himself, was called the "Nagual," and, that this
was a generic term, applied to a Sorcerer in each generation, who had
some specific
energetic configuration,
that set him apart from the
others. Not in terms of superiority or inferiority, or anything of the
like, but in terms of the capacity to be
responsible. "Only the Nagual,"
he said, "has the energetic capacity to
be responsible for the fate of his cohorts. Every one
of his cohorts knows this, and they accede (agree to become a party). The
Nagual can be a Man or a Woman. In the time of the Sorcerers, who were
the founders
of my Lineage, Women were, by rule, the Naguals. Their natural
pragmatism - the product of their femaleness, led my Lineage
into pits of practicalities, from which they could
barely emerge. Then, the Males took over, and led my Lineage into pits
of
imbecility, from which we are barely
emerging now. Since the time of the Nagual Lujan, who
lived about two hundred years ago," he went on, "there has been a joint
nexus (connected group) of effort, shared by a Man and a Woman (one united
Androgynous Being, LM). The Nagual Man brings sobriety; the
Nagual
Woman brings innovation."
I
wanted to
ask him at this point, if there was a Woman in his life, who was the
Nagual, but the depth of my
concentration didn't
allow me to formulate the question.
Instead, he himself formulated it for me. "Is there a Nagual
Woman in my life?" he asked. "No, there
isn't any. I am a solitary Sorcerer. I have my
cohorts, though. At the moment, they are not around." A thought came with
uncontainable vigor into my mind. At
that instant, I remembered, what some people in Yuma
had told me about don Juan running with a party of Mexican men, who
seemed to be
very versed in sorcery maneuvers. "To be a sorcerer,"
don Juan continued, "doesn't mean to
practice witchcraft, or to work to affect people, or
to be possessed by demons. To be a sorcerer means to reach a level of
Awareness, that makes inconceivable
(unbelievable)
things
available. The
term 'sorcery' is
inadequate to express, what sorcerers do, and so is the term
'shamanism.' The actions of Sorcerers are exclusively in
the
realm of the abstract, the
impersonal.
Sorcerers
struggle to reach a goal, that has nothing to do with the quests of an
average man. Sorcerers' aspirations are to reach Infinity, and to be
conscious
of it."
Don Juan continued,
saying, that the task of sorcerers was
to face Infinity, and that they plunged into it daily, as a fisherman
plunges into the sea. It was such an overwhelming
task, that Sorcerers had to state their names, before
venturing into it. He reminded me that, in Nogales, he had stated his
name, before any
interaction had taken place between us. He had, in this
manner, asserted
(positive
declaration, evaluation) his individuality in front
of the
Infinite. I understood with unequaled clarity, what he
was explaining. I didn't have to ask him for clarifications.
My
keenness of thought should have surprised me, but it didn't at all. I
knew at that moment, that I
had always been crystal clear, merely playing dumb
for someone else's benefit.
70-71
"Without
you,
knowing anything about it," he continued, "I started you on a
traditional quest. You are the man, I was looking for.
My quest ended, when I found you,
and yours, when you found me now."
Don
Juan explained to me
that, as the Nagual of his generation, he was
in search of an individual,
who had a specific energetic configuration, adequate
to ensure the continuity of his Lineage. He said, that at a given
moment, the Nagual of each generation for twenty-seven
successive generations, had entered into the most
nerve-racking experience of their lives: the search for succession.
Looking me straight in the eyes, he stated, that what made human beings
into Sorcerers, was their capacity
to perceive energy
directly, as it flows in the Universe, and that when Sorcerers perceive
a human being in this fashion, they see a Luminous Ball, or
a Luminous
Egg-shaped figure. His contention (verbal struggling) was, that human
beings are not only capable of Seeing
Energy directly, as it flows in
the Universe, but
that they actually do see it, although they are not
deliberately conscious of Seeing
it. He
made right
then the most crucial distinction for Sorcerers, the one between the
general state of being
aware and the particular state of being deliberately
conscious of something. He categorized all human
beings, as possessing Awareness, in a general sense, which permits them
to See Energy
directly, and he categorized Sorcerers as the only
human beings, who were deliberately conscious of Seeing Energy
directly. He then defined "Awareness", as Energy and "Energy" as
constant Flux, a Luminous Vibration,
that was never
stationary, but always moving of its own accord. He asserted
(positive declaration), that when a human
being was Seeng, he was
perceived as a conglomerate of Energy Fields, held together by the most
mysterious Force in the Universe: a binding, agglutinating, Vibratory
Force, that holds Energy Fields together in a
cohesive unit (of AQUAMARINE VIBRATION. LM). He further explained, that
the Nagual was a specific
Sorcerer in
each generation, whom the other Sorcerers were able to
See, not as a single Luminous Ball, but as a set of two Spheres of
Luminosity fused, one over the
other. "This
feature of
Doubleness," he continued,
"permits the Nagual to perform maneuvers, that are rather difficult for
an average Sorcerer. For example, the Nagual is a
connoisseur (знаток) of the Force, that holds us together, as a
cohesive
unit. The Nagual could place his full attention,
for a fraction of a second, on that Force, and numb
the other person. I did that to you at the bus depot, because I wanted
to stop your barrage (bombardment) of
me, me, me, me, me,
me, me. I wanted you to find
me and cut the crap. The Sorcerers of my Lineage
maintained, that the presence of a Double Being - a Nagual, is
sufficient to clarify things for us. What's odd about it is,
that the presence of the Nagual clarifies things in a
veiled fashion. It happened to me, when I met the Nagual Julian, my
teacher. His presence baffled me for years, because every time I was
around him, I
could think clearly, but when he moved away, I became
the same idiot, that I had always been. I had the
privilege of actually meeting and dealing with two Naguals. For six
years, at the request of the Nagual Elias, the Teacher of the Nagual
Julian, I went to live with him. He is the one, who
reared me, so to speak. It was a rare privilege.
I had a ringside seat
for watching, what a Nagual really is. The
Nagual Elias and the Nagual Julian
were two men of tremendously different temperaments.
The Nagual Elias was quieter, and lost in the darkness of his silence.
The Nagual Julian was bombastic, a compulsive
talker. It seemed, that he lived
to dazzle Women. There were more Women in his life,
than one would care to think about. Yet both of them were astoundingly
alike in
that:
there was nothing inside them. They were empty.
The Nagual Elias was a collection of astounding, haunting stories of
regions
unknown. The Nagual Julian was a collection
of stories, that would have anybody
in stitches,
sprawled on the ground laughing. Whenever I tried to pin down the man
in them, the real man, the way I could pinpoint the man in my father,
the man in
everybody, I knew, I found nothing. Instead of a real
person inside them, there was a bunch of stories about persons unknown.
72-73
Each of the two Men had his
own flair, but the end result was just the
same: emptiness, an
emptiness, that
reflected not the
World, but
Infinity." Don Juan went on explaining, that the moment one
crosses a peculiar
Threshold in Infinity,
either deliberately or, as in my case, unwittingly,
everything, that happens to one, from then on, is no longer exclusively
in one's own domain, but enters into the realm of
Infinity. "When we met in Arizona, both of us crossed a
peculiar Threshold," he
continued. "And this
Threshold was not decided by either one of us, but by
Infinity itself. Infinity is everything, that surrounds us." He said
this and made a broad gesture with his arms." The Sorcerers of my
Lineage call it Infinity, the Spirit, the Dark Sea of Awareness, and
say, that it is something, that exists out there and rules our lives."
I was truly capable of comprehending everything he was saying, and yet,
I didn't know what the hell, he
was talking about.
I asked, if crossing the Threshold had been an
accidental event, born of unpredictable
circumstances,
ruled by chance. He answered, that his steps and mine were
guided by Infinity,
and that
circumstances, that seemed to be ruled by chance,
were, in essence, ruled by the Active Side of
Infinity. He called it Intent.
"What
put you and me together," he
went on, "was the Intent of Infinity. It is impossible to
determine, what this
Intent of Infinity is, yet it is there, as
palpable, as you and I are. Sorcerers say, that it is a tremor
in the air. The advantage of sorcerers
is to know, that the tremor in the air exists, and
to acquiesce
(comply passively, assent)
to it without any further ado (fuss). For sorcerers, there's no
pondering, wondering, or speculating. They know, that
all they have, is the possibility
of merging with the intent of
infinity, and they just do it." Nothing could have
been clearer to me, than those
statements. As far, as I was concerned, the truth, of what he was telling me, was
so self-evident, that it didn't permit me to
ponder, how such absurd assertions
(evaluation, positive declaration) could have
sounded
so rational. I knew, that everything, that don Juan was saying, was
not only
a truism, but I could
corroborate (confirm) it by referring to my own
being. I knew about everything, that he was saying. I had
the sensation, that I had lived every twist of his
description. Our
interchange ended then.
Something seemed to deflate inside me. It
was at that instant, that the thought crossed my
mind, that I was losing my marbles. I had been blinded by weird
statements and had
lost every conceivable
sense of objectivity. Accordingly, I left don
Juan's house in a real hurry, feeling threatened to
the core, by an unseen enemy. Don Juan walked me to my car, fully
cognizant (conscious, aware), of what was going on inside
me: "Don't
worry," he said, putting his hand on my shoulder. You're not
going crazy. What you felt, was a gentle tap of
Infinity."
As time went by, I
was able to corroborate (confirm), what don Juan had
said about his two teachers. Don Juan Matus was
exactly, as he had described those two men to be. I would go as far, as
saying, that he was
an extraordinary blend of both of them: on the one
hand, extremely quiet and introspective; on the other, extremely open and funny.
The most accurate statement about, what a
Nagual is, which he voiced the day I found him, was
that a Nagual is empty,
and that that emptiness doesn't reflect the
world, but reflects
Infinity. Nothing could have been more true, than this,
in reference to don Juan Matus. His emptiness reflected Infinity. There was no
boisterousness on his part, or assertions (evaluation, positive declaration) about
the self. There was not a speck of a need to have
either grievances or remorse. His was the
emptiness of a warrior-traveler, seasoned to the
point, where he doesn't take anything for granted. A warrior-traveler,
who doesn't underestimate
or overestimate anything. A quiet, disciplined
fighter, whose elegance is so extreme, that noone, no matter how hard they try to look,
will ever find the seam, where all that
complexity has come together.
The
End of an Era
The Deep Concerns of Everyday Life
77
I went to Sonora to see don Juan. I had to discuss with him the most
serious event of that moment
in my life. I needed his advice. When I arrived at his house, I barely
went through the formality of
greeting him. I sat down and blurted out my turmoil.
"Calm down, calm down," don Juan said. "Nothing can be that bad!"
"What's happening to me, don Juan?" I asked. It was a rhetorical
(showy)
question on my part.
"It is the workings of infinity," he replied. "Something happened to
your way of perceiving, the day
you met me. Your sensation of nervousness is due to the subliminal
realization, that your time is up. You are aware of it, but not
deliberately conscious of it. You feel the
absence of time, and that makes
you impatient. I know this, for it happened to me and to all the
sorcerers of my lineage. At a given
time, a whole era in my life, or their lives, ended. Now it's your
turn. You have simply run out of
time."
78-79
He demanded then a total account of, whatever had happened to me.
He said, that it had to be a
full account, sparing no details. He wasn't after sketchy descriptions.
He wanted me to air the full
impact, of what was troubling me. "Let's have this talk, as they say in
your world, by the book," he
said. "Let us enter into the realm of
formal talks." Don Juan explained, that the shamans of ancient Mexico
had developed the
idea of formal versus
informal talks, and used both of them, as devices for teaching and
guiding their disciples. Formal talks
were, for them, summations, that they made from time to time, of
everything, that they had taught or
said to their disciples. Informal talks were daily elucidations, in
which things were explained without
reference to anything, but the phenomenon itself under scrutiny.
"Sorcerers keep nothing to themselves," he continued. "To empty
themselves in this fashion is a
sorcerers' maneuver. It leads them to abandon the fortress of the self."
I began my story, telling don Juan, that the circumstances of my life
have never permitted me to be
introspective (given to a private thought). As far back in my past, as
I can remember, my daily life
has been filled to the brim with
pragmatic problems, that have clamored (make vigorous
demands/complaints) for immediate resolution. I
remember my favorite uncle
telling me, that he was appalled at having found out, that I had never
received a gift for Christmas or
for my birthday. I had come to live in my father's family's home, not
too long before he made that
statement. He commiserated (sympathised) with me about the unfairness
of my
situation. He even apologized,
although it had nothing to do with him. "It is disgusting, my boy," he
said, shaking with feeling. "I want you
to know, that I am behind you one
hundred percent, whenever the moment comes to redress wrong-doings." He
insisted over and over, that I had to forgive the people, who had
wronged me. From what he said, I
formed the impression, that he wanted me to confront my father with his
finding and accuse him of
indolence (habitully lazy) and neglect, and then, of course, forgive
him. He failed to
see, that I didn't feel wronged at
all. What, he was asking me to do, required an introspective (given to
a
private thought) nature,
that
would make me respond to the
barbs (?) of psychological mistreatment, once they were pointed out to
me. I
assured my uncle, that I was
going to think about it, but not at the moment, because at that very
instant, my girlfriend, from the
living room, where she was waiting for me, was signaling me desperately
to hurry up. I never had the opportunity to think about it, but my
uncle must have
talked to my father, because I
got a gift from him, a package neatly wrapped up, with ribbon and all,
and a little card, that said
"Sorry." I curiously and eagerly ripped the wrappings. There was a
cardboard box, and inside it there
was a beautiful toy, a tiny boat with a winding key, attached to the
steam pipe. It could be used by
children to play with, while they took baths in the bathtub. My father
had thoroughly forgotten, that I
was already fifteen years old and, for all practical purposes, a man.
Since I had reached my adult years, still incapable of serious
introspection, it was quite a novelty when
one day, years later, I found myself in the throes (agonising
pain/struggle) of a strange emotional
agitation, which seemed to
increase, as time went by. I discarded it, attributing it to natural
processes of the mind or the body, that
enter into action periodically, for no reason at all, or are perhaps
triggered by biochemical processes
within the body itself. I thought nothing of it. However, the agitation
increased and its pressure forced
me to believe, that I had arrived at a moment in life, when, what I
needed,
was a drastic change. There
was something in me, that demanded a rearrangement of my life. This
urge,
to rearrange everything, was
familiar. I had felt it in the past, but it had been dormant for a long
time. I was committed to studying anthropology, and this commitment was
so
strong, that, not to study
anthropology, was never part of my proposed drastic change. It didn't
occur to me, to drop out of school
and do something else. The first thing, that came to mind, was that I
needed to change schools and go
somewhere else, far away from Los Angeles. Before I undertook a change
of that magnitude, I wanted to test the
waters, so to speak.
80-81
I
enrolled in a
full summer load of classes at a school in another city. The most
important course, for me, was a class
in anthropology, taught by a foremost authority on the Indians of the
Andean region. It was my belief,
that if I focused my studies on an area, that was emotionally
accessible
to me, I would have a better
opportunity to do anthropological field-work in a serious manner, when
the time came. I conceived (form in the mind, formulate) of my
knowledge of South America, as giving me a better entree into any
given Indian society there. At the same time, that I registered for
school, I got a job as a
research assistant to a psychiatrist, who
was the older brother of one of my friends. He wanted to do a content
analysis of excerpts from some
innocuous (harmless) tapes of question-and-answer sessions with young
men and
women about their problems,
arising from overwork in school, unfulfilled expectations, not being
understood at home, frustrating
love affairs, etc. The tapes were over five years old and were going to
be destroyed, but before they
were, random numbers were allotted (destributed) to each reel,
and, following a table
of random numbers, reels were
picked by the psychiatrist and his research assistants, and scanned for
excerpts, that could be analyzed. On the first day of class in the new
school, the anthropology professor
talked about his academic bona
fides and dazzled his students with the scope of his knowledge and his
publications. He was a tall,
slender man in his mid-forties, with shifty blue eyes. What struck me
the most about his physical
appearance, was, that his eyes were rendered (cause to become) enormous
behind glasses for
correcting far-sightedness,
and each of his eyes gave the impression, that it was rotating in an
opposite direction from the other,
when he moved his head, as he spoke. I knew, that that couldn't be
true;
it was, however, a very
disconcerting image. He was extremely well dressed for an
anthropologist, who, in my day, were
famous for their super-casual attire. Archaeologists, for example, were
described by their students, as
creatures, lost in carbon-14 dating, who never took a bath. However,
for reasons unbeknownst to me, what really set him apart,
wasn't his physical appearance, or
his erudition, but his speech pattern. He pronounced every word as
clearly, as anyone I had ever heard,
and emphasized certain words by elongating (extending) them. He had a
markedly
foreign intonation, but I knew,
that it was an affectation (pretence). He pronounced certain phrases
like an
Englishman and others like a
revivalist- preacher. He fascinated me from the start, despite his
enormous pomposity. His
self-importance was so blatant,
that it ceased to be an issue, after the first five minutes of his
class, which were always bombastic
displays of knowledge, cushioned in wild assertions about himself
(positive
declaration, evaluation). His
command of the audience was
sensational. None, of the students I talked to, felt anything, but
supreme
admiration for this
extraordinary man. I earnestly thought, that everything was moving
along
nicely, and that, this move to
another school in another city, was going to be easy and uneventful,
but
thoroughly positive. I liked my
new surroundings. At my job, I became completely engrossed in listening
to the tapes, to
the point, where I would sneak
into the office and listen not to excerpts, but to entire tapes. What
fascinated me beyond measure, at
first, was the fact, that I heard myself speaking in every one of those
tapes. As the weeks went by and I
heard more tapes, my fascination turned to sheer horror. Every line,
that was spoken, including the
psychiatrist's questions, was mine. Those people were speaking from the
depths of my own being. The
revulsion, that I experienced, was something unique for me. Never had I
dreamed, that I could be
repeated endlessly in every man or woman, I heard speaking on the
tapes.
My sense of individuality,
which had been ingrained in me from birth, tumbled down hopelessly
under the impact of this colossal
discovery. I began then an odious process, of trying to restore myself.
I
unconsciously made a ludicrous (foolish) attempt at
introspection (given
to a
private thought);
I tried to
wriggle out of my predicament by endlessly
talking to myself. I rehashed (repeated) in
my mind all the possible rationales, that would support my sense of
uniqueness, and then talked out
loud to myself about them. I even experienced something quite
revolutionary to me:
82-83
waking
myself up
many times by my loud talking in my sleep, discoursing about my value
and distinctiveness. Then, one horrifying day, I suffered another
deadly blow. In the wee
hours of the night, I was woken
up by an insistent knocking on my door. It wasn't a mild, timid knock,
but what my friends called a
"Gestapo knock." The door was about to come off its hinges. I jumped
out of bed and opened the
peephole. The person, who was knocking on the door, was my boss, the
psychiatrist. My being his
younger brother's friend seemed to have created an avenue of
communication with him. He had
befriended me without any hesitation, and there he was on my doorstep.
I turned on the light and
opened the door. "Please come in," I said. "What happened?" It was
three o'clock in the morning, and by his livid expression, and
his sunken eyes, I knew, that he
was deeply upset. He came in and sat down. His pride and joy, his black
mane of longish hair, was
falling all over his face. He didn't make any effort to comb his hair
back, the way he usually wore it. I
liked him very much, because he was an older version of my friend in
Los
Angeles, with black, heavy
eyebrows, penetrating brown eyes, a square jaw, and thick lips. His
upper lip seemed to have an extra
fold inside, which at times, when he smiled in a certain way, gave the
impression, that he had a double
upper lip. He always talked about the shape of his nose, which he
described, as an impertinent (impudent, presumptious), pushy
nose. I thought, he was extremely sure of himself, and opinionated
beyond belief. He claimed, that in
his profession those qualities were winning cards. "What happened!" he
repeated with a tone of mockery, his double upper
lip trembling uncontrollably." Anyone can tell, that everything has
happened to me tonight." He sat down in a chair. He seemed dizzy,
disoriented, looking for
words. He got up and went to the
couch, slumping down on it. "It's not only, that I have the
responsibility of my patients," he went
on, "but my research grant, my
wife and kids, and now another fucking pressure has been added to it,
and, what burns me
up, is that it was my own fault, my own stupidity for putting my trust
in a stupid cunt! I'll tell you, Carlos," he continued, "there's
nothing more appalling,
disgusting, fucking nauseating,
than the insensitivity of women. I'm not a woman hater, you know that !
But at this moment, it seems to
me, that every single cunt, is just a cunt ! Duplicitous
(double-dealer) and vile (disgusting)!" I didn't know, what to say.
Whatever, he was telling me, didn't need
affirmation or contradiction. I
wouldn't have dared to contradict him anyway. I didn't have the
ammunition for it. I was very tired. I
wanted to go back to sleep, but he kept on talking, as if his life
depended on it. "You know Theresa Manning, don't you?" he asked me in a
forceful,
accusatory manner. For an instant, I believed, that he was accusing me
of having something
to do with his young, beautiful
student-secretary. Without giving me time to respond, he continued
talking." Theresa Manning is an asshole. She's a schnook (stupid dupe)!
A stupid,
inconsiderate woman, who has no
incentive (motivating to action) in life other, than balling
(cooperating with) anyone with a bit of fame and
notoriety. I thought, she was
intelligent and sensitive. I thought, she had something, some
understanding, some empathy, something,
that one would like to share, or hold, as precious, all to oneself. I
don't know, but that's the picture, that
she painted for me, when in reality she's lewd (lustful) and
degenerate, and, I
may add, incurably gross." As he kept on talking, a strange picture
began to emerge. Apparently,
the psychiatrist had just had a
bad experience, involving his secretary. "Since the day she
came to work for me," he went on, "I knew, that she
was attracted to me sexually,
but she never came around to saying it. It was all in the innuendos and
the looks. Well, fuck it! This
afternoon I got sick and tired of pussyfooting around and I came right
to the point. I went up to her
desk and said, 'I know what you want, and you know, what I want.'"
84-85
He went into a great, elaborate rendition (interpretation, пересказ),
of how
forcefully he had told
her, that he expected her in his
apartment across the street from school at 11:30 P.M., and, that he did
not alter his routines for
anybody, that he read and worked and drank wine, until one o'clock, at
which time he retired to the
bedroom. He kept an apartment in town as well, as the house, he and his
wife and children lived in in
the suburbs. "I was so confident, that the affair was going to pan out
(turn
out), turn into
something memorable," he said and
sighed. His voice acquired the mellow tone of someone, confiding
something intimate. "I even gave
her the key to my apartment," he said, and his voice cracked. "Very
dutifully, she came at eleven-thirty," he went on. "She let
herself in with her own key, and
sneaked into the bedroom like a shadow. That excited me terribly. I
knew, that she wasn't going to be
any trouble for me. She knew her role. She probably fell asleep on the
bed. Or maybe she watched TV. I became engrossed in my work, and I
didn't care, what the fuck she did.
I knew, that
I had her in the
bag. But the moment I came into the bedroom," he continued, his voice
tense
and constricted, as if he
were morally offended, "Theresa jumped on me like an animal and went
for my dick. She didn't even
give me time to put down the bottle and the two glasses I was carrying.
I had enough presence of mind
to put my two Baccarat glasses on the floor without breaking them. The
bottle flew across the room,
when she grabbed my balls, as if they were made out of rocks. I wanted
to hit her. I actually yelled in
pain, but that didn't faze (bother) her. She giggled insanely, because
she
thought, I was being cute and sexy. She
said so, as if to placate (pacify) me." Shaking his head with contained
rage, he said, that the woman was so
friggin' eager and utterly selfish,
that she didn't take into account, that a man needs a moment's peace,
he
needs to feel at ease, at home,
in friendly surroundings. Instead of showing consideration and
understanding, as her role demanded,
Theresa Manning pulled his sexual organs out of his pants with the
expertise of someone, who had
done it hundreds of times. "The result of all this shit," he said,
"was, that my sensuality
retreated in horror. I was emotionally
emasculated (deprived of vigour). My body abhorred (reject vehemently),
that fucking woman, instantly. Yet my
lust prevented me from
throwing her out in the street." He said, that he decided then, that
instead of losing face by his
impotence, miserably, the way he was
bound to, he would have oral sex with her, and make her have an
orgasm, put her at his mercy, but his
body had rejected the woman so thoroughly, that he couldn't do it. "The
woman was not even beautiful anymore," he said, "but plain.
Whenever she's dressed up, the
clothes, that she wears, hide the bulges of her hips. She actually
looks
okay. But when she's naked, she's
a sack of bulging white flesh! The slenderness, that she presents, when
she's clothed, is fake. It doesn't
exist." Venom poured out of the psychiatrist in ways, that I would
never have
imagined. He was shaking with
rage. He wanted desperately to appear cool, and kept on smoking
cigarette after cigarette. He said, that the oral sex was even more
maddening and disgusting, and
that he was just about to vomit,
when the friggin' woman actually kicked him in the belly, rolled him
out of his own bed onto the floor,
and called him an impotent faggot (male homosexual). At this point in
his narration, the psychiatrist's eyes were burning
with hatred. His mouth was
quivering. He was pale. "I have to use your bathroom," he said. "I want
to take a bath. I am
reeking (stinking). Believe it or not, I have
pussy breath."
He was actually weeping, and I would have given anything in the world
not to be there. Perhaps, it was
my fatigue, or the mesmeric quality of his voice, or the inanity
(absurd remark/act) of the
situation, that created the illusion,
that I was listening not to the psychiatrist, but to the voice of a
male
supplicant (maker of humble petition) on one of his tapes,
complaining about minor problems, turned into gigantic affairs, by
talking obsessively about them. My
ordeal ended around nine o'clock in the morning. It was time for me to
go to class and time for the
psychiatrist to go and see his own shrink (psychiatrist/psychoanalist).
I went to
class then, highly charged with a burning anxiety and a
tremendous sensation of discomfort
and uselessness.
86-87
There, I received the final blow, the blow, that caused
my attempt, at a drastic change,
to collapse. No volition of my own was involved in its collapse, which
just happened not only, as if it
had been scheduled, but as if its progression had been accelerated by
some unknown hand. The anthropology professor began his lecture about a
group of Indians
from the high plateaus of
Bolivia and Peru, the aymara'. He called them the
"ey-MEH-ra," elongating the name, as if his pronunciation of it was the
only accurate one in existence.
He said, that the making of chicha, which is pronounced "CHEE-cha," but
which he pronounced
"CHAHI-cha," an alcoholic beverage, made from fermented corn, was in
the
realm of a sect of priestesses,
who were considered semidivine by the aymara’. He said, in a
tone of
revelation, that those
women were in charge of making the cooked corn into a mush, ready for
fermentation by chewing and
spitting it, adding in this manner an enzyme found in human saliva. The
whole class shrieked with
contained horror at the mention of human saliva. The professor seemed
to be tickled pink. He laughed in little spurts.
It was the chuckle of a nasty
child. He went on to say, that the women were expert chewers, and he
called them the "chahi-cha
chewers." He looked at the front row of the classroom, where most of
the young women were sitting,
and he delivered his punch line. "I was p-r-r-rivileged," he said with
a strange quasi-foreign
intonation, "to be asked to sleep with one
of the chahi-cha chewers. The art of chewing the chahi-cha mush makes
them develop the muscles
around their throat and cheeks to the point, that they can do wonders
with them." He looked at his bewildered audience and paused for a long
time,
punctuating the pause with his
giggles. "I'm sure you get my drift," he said, and went into fits of
hysterical laughter. The class went wild with the professor's innuendo.
The lecture was
interrupted by at least five minutes
of laughter and a barrage
(bombardment) of questions,
that the professor declined to answer, emitting more silly
giggles. I felt so compressed by the pressure of the tapes, the
psychiatrist's
story, and the professor's "chahi-cha
chewers", that in one instantaneous sweep I quit the job, quit school,
and drove back to L.A.
"Whatever happened to me with the psychiatrist and the professor of
anthropology," I said to don
Juan, "has plunged me into an unknown emotional state. I can only call
it introspection. I've been
talking to myself without stop."
"Your malady is a very simple one," don Juan said, shaking with
laughter. Apparently my situation delighted him. It was a delight, I
could not
share, because I failed to see the
humor in it. "Your world is coming to an end," he said. "It is the end
of an era for
you. Do you think, that the
world, you have known all your life, is going to leave you peacefully,
without any fuss or muss (mess)? No!
It will wriggle underneath you, and hit you with its tail."
The
View I Could Not Stand
88-89
Los Angeles has always been home for me. My choice of Los Angeles had
not been
volitional. To me, staying in Los Angeles, has always been the
equivalent of having been born
there, perhaps even more, than that. My emotional attachment to it has
always been total. My love
for the city of Los Angeles has always been so intense, so much a part
of me, that I have never
had to voice it. I have never had to review it or renew it, ever. I had, in Los
Angeles, my family of friends. They were to me part of my immediate
milieu (surroundings),
meaning, that
I had accepted them totally, the way I had accepted the
city. One of my friends
made the statement once, half in fun, that all of us hated each other
cordially (sincerely, stimulating). Doubtless, they
could afford feelings like that themselves, for they had other
emotional arrangements at their disposal,
like parents and wives and husbands. I had only my friends in Los
Angeles.
For whatever reason, I was each one's confidant. Every one of them
poured out to me their
problems and vicissitudes (alterating changes). My friends were so
close to me, that I had
never acknowledged their
problems or tribulations as anything, but normal. I could talk for
hours
to them about the very
same things, that had horrified me in the psychiatrist and his
tapes.
Furthermore, I had never realized, that every one of my friends was
astoundingly similar to the
psychiatrist and the professor of anthropology. I had never noticed how
tense my friends were.
All of them smoked compulsively, like the psychiatrist, but it had
never been obvious to me,
because I smoked just as much myself and was just as tense. Their
affectation (pretence) in speech was
another thing, that had never been apparent to me, although it was
there. They always affected a
twang (notably nasal tone of voice, a peculiarity of certain regional
accents) of the western United States, but they were very aware, of
what
they were doing. Nor had I
ever noticed their blatant innuendos about a sensuality, that they were
incapable of feeling, except
intellectually.
The real confrontation with myself began, when I was faced with the
dilemma of my friend Pete.
He came to see me, all
battered (beaten up). He had a swollen mouth and a red and
swollen left eye, that had
obviously been hit and was turning blue already. Before I had time to
ask him, what had happened
to him, he blurted out, that his wife, Patricia, had gone to a real
estate brokers' convention over the
weekend, in relation to her job, and that something terrible had
happened to her. The way Pete
looked, I thought, that perhaps Patricia had been injured, or even
killed, in an accident.
"Is she all right?"
I asked, genuinely concerned.
"Of course she's
all right," he barked. "She's a bitch and a whore, and
nothing happens to bitch, whores
except, that they get fucked, and they like it!" Pete was rabid (raging).
He was shaking, nearly convulsing. His bushy, curly
hair was sticking out every
which way. Usually, he combed it carefully and slicked (neat, shrewd) his natural
curls into place. Now, he
looked as wild, as a Tasmanian devil. "Everything was normal
until today," my friend continued.
90-91
"Then, this
morning, after I came out
of the shower, she snapped a towel at my naked butt, and that's what
made me aware of her shit! I
knew instantly, that she'd been fucking someone else." I was puzzled by his line
of reasoning. I questioned him further, I
asked him how snapping a towel
could reveal anything of this sort to anybody. "It wouldn't reveal
anything to assholes!" he said with pure venom in
his voice. "But I know Patricia,
and on Thursday, before she went to the brokers' convention, she could
not snap a towel ! In fact, she
has never been able to snap a towel in all the time we've been married.
Somebody must have taught
her to do it, while they were naked! So I grabbed her by the throat and
choked the truth out of her! Yes! She's fucking her
boss!"
Pete said, that he went to Patricia's office to have it out with her
boss, but the man was heavily
protected by bodyguards. They threw him out into the parking lot. He
wanted to smash the windows
of the office, throw rocks at them, but the bodyguards said, that if he
did that, he'd land in jail, or even
worse, he'd get a bullet in his head.
"Are they the ones,
who beat you up, Pete?" I asked him.
"No," he said,
dejected (dishearted). "I walked down the street and went into the
sales office of a used car lot. I
punched the first salesman, who came to talk to me. The man was
shocked,
but he didn't get angry. He
said, 'Calm down, sir, calm down! There's room for negotiation.' When I
punched him again in the
mouth, he got pissed off. He was a big guy, and he hit me in the mouth
and the eye and knocked me
out. When I came to my senses," Pete continued, "I was lying on the
couch in their office. I heard an
ambulance approaching. I knew they were coming for me, so I got up and
ran out. Then I came to see
you."
He began to weep
uncontrollably. He got sick to his stomach. He was a
mess. I called his wife, and in
less, than ten minutes she was in the apartment. She kneeled in front
of
Pete and swore, that she loved
only him, that everything else she did was pure imbecility, and that
theirs was a love, that was a matter
of life or death: the others were nothing. She didn't even remember
them. Both of them wept to their
hearts' content, and of course they forgave each other. Patricia was
wearing sunglasses to hide the
hematoma by her right eye, where Pete had hit her, Pete was
left-handed.
Both of them were oblivious
to my presence, and when they left, they didn't even know, I was there.
They just walked out, leaving
the door open, hugging each other. Life seemed to continue
for me, as it always had. My friends acted with
me, as they always did. We
were, as usual, involved in going to parties, or the movies, or just
simply "chewing the fat," or looking
for restaurants, where they offered "all you can eat" for the price of
one meal. However, despite this
pseudo-normality, a strange new factor seemed to have entered my life.
As the subject, who was
experiencing it, it appeared to me that, all of a sudden, I had become
extremely narrow-minded. I had
begun to judge my friends in the same way, I had judged the
psychiatrist
and the professor of
anthropology. Who was I, anyway, to set myself up in judgment of anyone
else?
I felt an immense sense of guilt. To judge my friends, created a mood,
previously unknown to me. But
what, I considered to be even worse, was that not only was I judging
them, I was finding their problems
and tribulations astoundingly banal. I was the same man; they were my
same friends. I had heard their
complaints and renditions, interpretation (пересказ) of their situations
hundreds of times, and I
hadn't ever felt anything, except a
deep identification (recognition of oneself in another character), with
whatever I was listening to. My horror, at
discovering this new mood in
myself, was staggering.
The aphorism (saying,
adage), that when it rains, it pours, couldn't have been more true
for me at that moment in my
life. The total disintegration of my way of life came, when my friend
Rodrigo Cummings asked me
to take him to the Burbank airport; from there he was going to fly to
New York. It was a very
dramatic and desperate Maneuver on his part. He considered it his
damnation to be caught in Los
Angeles. For the rest of his friends, it was a big joke, the fact, that
he had tried to drive across
country to New York various times, and every time he had tried to do
it, his car had broken
down.
92-93
Once, he had gone as far, as Salt Lake City, before his car
collapsed; it needed a new motor. He had to junk it there.
Most of the time, his cars petered out (diminished gradually)
in the
suburbs of Los Angeles.
"What happens to
your cars, Rodrigo?" I asked him once, driven by
truthful curiosity.
"I don't know," he
replied with a veiled sense of guilt. And then, in a
voice, worthy of the
professor of anthropology in his role of revivalist preacher, he said,
"Perhaps it is, because when I
hit the road, I accelerate, because I feel free. I usually open all my
windows. I want the wind to
blow on my face. I feel, that I'm a kid in search of something new."
It was obvious to
me, that his cars, which were always jalopies (old, dilapidated), were
no
longer capable of
speeding, and he just simply burned their motors out. From Salt Lake City,
Rodrigo had returned to Los Angeles, hitchhiking.
Of course, he could have
hitchhiked to New York, but it had never occurred to him. Rodrigo
seemed to be afflicted (cause great distress) by the
same condition, that afflicted me: an unconscious passion for Los
Angeles, which he wanted to
refuse at any cost.
Another time, his car was
in excellent mechanical condition. It could
have made the whole trip
with ease, but Rodrigo was apparently not in any condition to leave Los
Angeles. He drove as far,
as San Bernardino, where he went to see a movie - "The Ten
Commandments".
This movie, for
reasons known only to Rodrigo, created in him an unbeatable nostalgia
for L.A. He came back,
and wept, telling me how the fucking city of Los Angeles had built a
fence around him, that didn't
let him go through. His wife was delighted, that he hadn't gone, and
his
girlfriend, Melissa, was
even more delighted, although also chagrined, because she had to give
back the dictionaries, that
he had given her.
His last desperate attempt to reach New York by plane was rendered
(cause to become) even
more dramatic, because
he borrowed money from his friends to pay for the ticket. He said, that
in this fashion, since he
didn't intend to repay them, he was making sure, that he wouldn't come
back.
I put his suitcases in the trunk of my car and headed with him for the
Burbank airport. He
remarked, that the plane didn't leave until seven o'clock. It was early
afternoon, and we had plenty
of time to go and see a movie. Besides, he wanted to take one last look
at
Hollywood Boulevard, the center of our lives and activities. We went to see an epic in
Technicolor and Cinerama. It was a long,
excruciating movie, that
seemed to rivet Rodrigo's attention. When we got out of the movie, it
was already getting dark. I
rushed to Burbank in the midst of heavy traffic. He demanded, that we
go
on surface streets, rather
than the freeway, which was jammed at that hour. The plane was just
leaving, when we reached
the airport. That was the final straw. Meek and defeated, Rodrigo went
to a cashier and presented
his ticket to get his money back. The cashier wrote down his name,
gave him a receipt and
said, that his money would be sent within six to twelve weeks from
Tennessee, where the
accounting offices of the airline were located. We drove back to the
apartment building, where we both lived. Since he
hadn't said good-bye to
anybody this time, for fear of losing face, nobody had ever noticed,
that he had tried to leave one
more time. The only drawback was, that he had sold his car. He asked me
to drive him to his
parents' house, because his dad was going to give him the money, he had
spent on the ticket. His
father had always been, as far back, as I could remember, the man, who
had bailed Rodrigo out of
every problematic situation, that he had ever gotten into. The father's
slogan was "Have no fear,
Rodrigo Senior is here!" After he heard Rodrigo's request for a loan to
pay his other loan, the
father looked at my friend with the saddest expression, that I had ever
seen. He was having
terrible financial difficulties himself. Putting his arm around his
son's shoulders, he said, "I can't help you
this time, my boy. Now you
should have fear, because Rodrigo Senior is no longer here."
I wanted
desperately to identify with my friend, to feel his drama, the
way I always had, but I
couldn't. I only focused on the father's statement.
94
It sounded to me so
final, that it galvanized me. I sought don Juan's
company avidly. I left everything pending in Los
Angeles and made a trip to
Sonora. I told him about the strange mood, that I had entered into with
my friends. Sobbing with
remorse, I said to him, that I had begun to judge them.
"Don't get so
worked up over nothing," don Juan said calmly. "You
already know, that a whole era
in your life is coming to an end, but an era doesn't really come to an
end, until the king dies."
"What do you mean
by that, don Juan?"
"You are the king,
and you are just like your friends. That is the
truth, that makes you shake in
your boots. One thing, you can do, is to accept it at face value,
which,
of course, you can't do. The
other thing, you can do, is to say, 'I am not like that, I am not like
that,' and repeat to yourself,, that
you are not like that. I promise you, however, that a moment will come,
when you will realize, that
you are like that."
The
Unavoidable Appointment
95
THERE WAS SOMETHING, that kept nagging at me in the back of my mind: I
had to answer a
most important letter I'd received, and I had to do it at any cost.
What had prevented me, from
doing it, was a mixture of indolence (habitully lazy) and a deep
desire to please. My
anthropologist friend, who
was responsible for my meeting don Juan Matus, had written me a letter
a
couple of months
earlier. He wanted to know, how I was doing in my studies of
anthropology, and urged me to pay
him a visit. I composed three long letters. On rereading each of them,
I found them
so trite (lacking originality) and
obsequious (obidient, dutiful), that I tore them up. I couldn't express
in them the depth of
my gratitude, the depth of
my feelings for him. I rationalized my delay in answering with a
genuine
resolve to go to see him
and tell him personally, what I was doing with don Juan Matus, but I
kept postponing my
imminent trip, because I wasn't sure, what it was, that I was doing
with
don Juan. I wanted someday
to show my friend real results.
96-97
As
it was, I had only vague sketches of
possibilities, which, in his
demanding eyes, wouldn't have been anthropological fieldwork anyway.
One day I found out, that he had died. His death brought to me one of
those dangerous silent
depressions. I had no way to express, what I felt, because, what I was
feeling, was not fully formulated
in my mind. It was a mixture of dejection (dishearted), despondency
(dispair), and abhorrence (reject
vehemently)
at myself, for not having
answered his letter, for not having gone to see him. I paid a visit to
don Juan Matus soon after that. On arriving at his
house, I sat down on one of the
crates under his ramada and tried to search for words, that would not
sound banal to express my sense
of dejection over the death of my friend. For reasons incomprehensible
(unintelligible, boundless, without limits)
to me, don Juan knew the
origin of my turmoil and the overt reason for my visit to him.
"Yes," don Juan said dryly. "I know, that your friend, the
anthropologist, who guided you to meet me,
has died. For whatever reasons, I knew exactly the moment, he died. I
saw it." His statements jolted me to my foundations. "I saw it coming a
long time ago. I even told you about it, but you
disregarded, what I said. I'm sure,
that you don't even remember it." I remembered every word, he had said,
but it had no meaning for me at
the time, he had said it. Don
Juan had stated, that an event, deeply related to our meeting, but not
part of it, was the fact, that he had
seen my anthropologist friend, as a dying man. "I saw death, as an
outside force, already opening your friend," he had
said to me. "Every one of us has
an energetic fissure, an energetic crack below the navel. That crack,
which sorcerers call the gap, is
closed when a man is in his prime." He had said that, normally, all,
that is discernible to the sorcerer's
eye, is a tenuous (slender form) discoloration in the
otherwise whitish Glow of the Luminous Sphere. But when a man is close
to dying, that gap becomes
quite apparent. He had assured me, that my friend's gap was wide open.
"What is the significance of all this, don Juan?" I had asked
perfunctorily (superficial, little interest or care).
"The significance is a deadly one," he had replied. "The spirit was
signaling to me, that something was
coming to an end. I thought, it was my life, that was coming to an end,
and I accepted it as gracefully, as
I could. It dawned on me much, much later, that
it wasn't my life, that was coming to an end, but my entire lineage."
I didn't know, what he was talking about. But how could I have taken
all
that seriously? As far, as I was
concerned, it was, at the time he said it, like everything else in my
life: just talk. "Your friend himself told you, though, not in so many
words, that he was
dying," don Juan said. "You
acknowledged, what he was saying, the way you acknowledged, what I
said,
but in both cases, you
chose to bypass it." I had no comments to make. I was overwhelmed, by
what he was saying. I
wanted to sink into the crate,
I was sitting on, to disappear, swallowed up by the Earth. "It's not
your fault, that you bypass things like this," he went on.
"It's youth. You have so many things
to do, so many people around you. You are not alert. You never learned
to be alert, anyway." In the vein (tendency, streak) of defending the
last bastion of myself, my idea, that I was
watchful, I pointed out to don
Juan, that I had been in life-and-death situations, that required my
quick wit and vigilance (watchfulness). It wasn't, that
I lacked the capacity to be alert, but that I lacked the orientation
for setting an appropriate list of
priorities; therefore, everything was either important or unimportant
to me.
"To be alert doesn't mean to be watchful," don Juan said. "For
sorcerers, to be alert means: to be aware
of the fabric of the everyday world, that seems extraneous (foreign,
coming from outside) to the
interaction of the moment. On the trip,
that you took with your friend before you met me, you noticed only the
details, that were obvious. You
didn't notice, how his death was absorbing him, and yet, something in
you
knew it." I began to protest, to tell him, that what, he was saying,
wasn't true. "Don't hide yourself behind banalities," he said in an
accusing tone.
98-99
"Stand up. If only for the moment,
you are with me, assume responsibility for what you know. Don't get
lost in the extraneous (foreign, coming
from outside) fabric
of
the world around you, extraneous to what's going on. If you hadn't been
so concerned with yourself
and your problems, you would have known, that that was his last trip.
You would have noticed, that he
was closing his accounts, seeing the people, who helped him, saying
good-bye to them. Your anthropologist friend talked to me
once," don
Juan went on. "I
remembered him so clearly, that I
wasn't surprised at all, when he brought you to me at that bus depot. I
couldn't help him, when he talked
to me. He wasn't the man, I was looking for, but I wished him well from
my sorcerer's emptiness, from
my sorcerer's silence. For this reason, I know, that on his last trip,
he was saying thank you to the
people, who counted in his life." I admitted to don Juan, that he was
so very right, that there had been
so many details, that I had been
aware of, but that they hadn't meant a thing to me at the time, such
as, for instance, my friend's ecstasy
in watching the scenery around us. He would stop the car just to watch,
for hours on end, the
mountains in the distance, or the riverbed, or the desert. I discarded
this as the idiotic sentimentality of
a middle-aged man. I even made vague hints to him, that perhaps he was
drinking too much. He told
me, that in dire (extreme, calamitous) cases a drink would allow a man
a moment of peace and
detachment, a moment long
enough to savor something unrepeatable. "That was, for a fact, the trip
for his eyes only," don Juan said.
"Sorcerers take such a trip and, in it,
nothing counts, except what their eyes can absorb. Your friend was
unburdening himself of everything
superfluous (false)."
I
confessed to don Juan, that I had disregarded, what he had said to me
about my dying friend, because,
at an unknown level, I had known, that it was true.
"Sorcerers
never say things idly," he said. "I am most careful about,
what I say to you or to anybody
else. The difference between you and me is, that I don't have any time
at all, and I act accordingly. You,
on the other hand, believe, that you have all the time in the world,
and
you act accordingly. The end
result of our individual behaviors is, that I measure everything I do
and say, and you don't."
I conceded, that he was right, but I assured
him, that whatever, he was
saying, did not alleviate my
turmoil, or my sadness. I blurted out then, uncontrollably, every
nuance of my confused feelings. I told
him, that I wasn't in search of advice. I wanted him to prescribe a
sorcerer's way to end my anguish. I
believed, I was really interested in getting from him some natural
relaxant, an organic Valium, and
I
said so to him. Don Juan shook his head in bewilderment. "You are too
much," he said. "Next, you're going to ask for a sorcerer's
medication, to remove
everything annoying from you, with no effort at all on your part, just
the effort of swallowing, whatever
is given. The more awful the taste, the better the results. That's your
Western man's motto. You want
results: one potion and you're cured. "Sorcerers face things in a
different way," don Juan continued. "Since
they don't have any time to
spare, they give themselves fully, to what's in front of them. Your
turmoil is the result of your lack of
sobriety. You didn't have the sobriety to thank your friend properly.
That happens to every one of us. We never express, what we feel, and
when we want to, it's too late,
because we have run out of time. It's not only your friend, who ran out
of time. You, too, ran out of it.
You should have thanked him
profusely in Arizona. He took the trouble to take you around, and
whether you understand it or not, in
the bus depot he gave you his best shot. But the moment when you should
have thanked him, you
were angry with him: you were judging him, he was nasty to you,
whatever. And then you postponed
seeing him. In reality, what you did, was to postpone thanking him. Now
you're stuck with a ghost on
your tail. You'll never be able to pay, what you owe him."
I understood the
immensity, of what he was saying. Never had I faced my
actions in such a light. In
fact, I had never thanked anyone, ever. Don Juan pushed his barb even
deeper.
100-101
"Your friend knew, that
he was dying," he said. "He wrote you one final letter, to find out
about your doings. Perhaps unbeknownst
to him, or to you, you were his last thought." The weight of
don Juan's words was too much for my shoulders. I
collapsed. I felt, that I had to lie
down. My head was spinning. Maybe it was the setting. I had made the
terrible mistake of arriving at
don Juan's house in the late afternoon.
The setting Sun seemed
astoundingly golden, and the reflections
on the bare mountains to the east of don Juan's house were gold and
purple. The sky didn't have a
speck of a cloud. Nothing seemed to move. It was, as if the whole world
were hiding, but its presence
was overpowering. The quietness of the Sonoran desert was like a
dagger. It went to the marrow of my
bones. I wanted to leave, to get in my car and drive away. I wanted to
be in the city, get lost in its
noise.
"You are
having a
taste of Infinity," don Juan said with
grave finality. "I know it, because I have been in
your shoes. You want to run away, to plunge into something human, warm,
contradictory,
stupid, who cares? You want to forget the death of
your friend. But Infinity won't let you." His voice mellowed. "It has
gripped
you in its merciless
clutches."
"What can I do now,
don Juan?" I asked.
"The only thing you
can do," don Juan said, "is to keep the
memory of your friend fresh, to keep it alive for the
rest of your life and perhaps even beyond. Sorcerers express, in this
fashion, the
thanks, that
they can no longer voice. You may
think it is a silly way, but that's the best Sorcerers can do." It was my own
sadness, doubtless, which made me believe,
that the ebullient (overflowing with excitement) don Juan was as sad,
as I was. I
discarded the thought immediately.
"That couldn't be possible. Sadness, for
Sorcerers, is not personal," don Juan said,
again erupting into my thoughts. "It is not quite sadness. It's a wave
of energy, that comes from
the depths of the cosmos, and hits sorcerers, when they are receptive,
when they are like radios,
capable of catching radio waves. The Sorcerers of olden times, who gave
us the entire format of
Sorcery, believed, that there is sadness in the Universe, as a Force, a
condition, like light, like
Intent, and that this perennial Force acts especially on Sorcerers,
because they no longer have any
defensive shields. They cannot hide behind their friends or their
studies. They cannot hide behind
love, or hatred, or happiness, or misery. They can't hide behind
anything. The condition of
Sorcerers," don Juan went on, "is that sadness, for them, is abstract.
It doesn't come from
coveting or lacking something, or from self-importance. It doesn't come
from me. It comes from
Infinity. The sadness you feel for not thanking your friend, is already
leaning in that direction.
My teacher, the Nagual
Julian," he went on, "was a fabulous actor. He
actually worked
professionally in the theater. He had a favorite story, that he used to
tell in his theater
sessions. He used to push me into terrible outbursts of anguish with
it. He said, that it was a
story for warriors, who had everything and yet felt the sting of the
Universal Sadness. I always
thought, he was telling it for me, personally." Don Juan then
paraphrased his teacher, telling me, that the story
referred to a man, suffering from
profound melancholy. He went to see the best doctors of his day and
every one of those doctors failed
to help him. He finally came to the office of a leading doctor, a
healer of the soul. The doctor
suggested to his patient, that perhaps, he could find solace, and the
end
of his melancholy, in love. The
man responded, that love was no problem for him, that he was loved
perhaps like no one else in the
world. The doctor's next suggestion was, that maybe the patient should
undertake a voyage and see
other parts of the world. The man responded that, without exaggeration,
he had been in every corner of
the world. The doctor recommended hobbies like the arts, sports, etc.
The man responded to every one
of his recommendations in the same terms: He had done that and had had
no relief. The doctor
suspected, that the man was possibly an incurable liar. He couldn't
have
done all those things, as he
claimed. But being a good healer, the doctor had a final insight.
102
"Ah!"
he exclaimed. "I have the
perfect solution for you, sir. You must attend a performance of the
greatest comedian of our day. He
will delight you to the point, where you will forget every twist of
your
melancholy. You must attend a
performance of the Great Garrick!" Don Juan said, that the man looked
at the doctor with the saddest look,
you can imagine, and said,
"Doctor, if that's your recommendation, I am a lost man. I have no
cure. I am the Great Garrick."
The
Breaking Point
103
Don Juan defined Inner Silence, as a peculiar state of being, in which
thoughts were canceled out
and one could function from a level other, than that of Daily
Awareness.
He stressed, that Inner Silence
meant the suspension of the internal dialogue, the perennial companion
of thoughts, and was therefore
a state of profound quietude. "The old sorcerers," don
Juan said, "called it Inner Silence, because it
is a state, in which perception
doesn't depend on the senses. What is at work, during Inner Silence, is
another faculty, that man has, the
faculty, that makes him a magical being, the very faculty, that has
been
curtailed, not by man himself,
but by some extraneous
(foreign, coming
from outside) influence."
"What is this
extraneous influence, that curtails the magical faculty of
man?" I asked.
"That is the topic for a future explanation," don Juan replied, "not
the subject of our present
discussion, even though it is indeed the most serious aspect of the
sorcery of the shamans of ancient
Mexico. Inner
silence," he continued, "is the stand, from which everything
stems in sorcery.
104-105
In other words,
everything, we do, leads to that stand, which, like everything else in
the world of sorcerers, doesn't
reveal itself unless something gigantic shakes us." Don Juan said, that the
sorcerers of ancient Mexico devised endless ways
to shake themselves or other
sorcery practitioners at their foundations, in order to reach that
coveted state of Inner Silence. They
considered the most far-fetched acts, which may seem totally unrelated
to the pursuit of Inner Silence,
such as, for instance, jumping into waterfalls or spending nights
hanging upside down from the top
branch of a tree, to be the key points, that brought it into being. Following the rationales
of the sorcerers of ancient Mexico, don Juan
stated categorically, that Inner Silence was accrued (accumulate),
accumulated. In my case, he struggled to guide me
to construct a core of Inner Silence in myself, and then add to it,
second by second, on every
occasion I practiced it. He explained,
that the sorcerers of ancient Mexico discovered, that each individual
had a different threshold of Inner Silence in terms of time, meaning,
that Inner Silence must be kept by
each one of us for the length of
time of our specific threshold, before it can work.
"What did those
sorcerers consider the sign, that Inner Silence is
working, don Juan?" I asked.
"Inner
Silence works from the moment you begin to accrue (accumulate)
it," he
replied. "What the old sorcerers
were after was the final, dramatic, end result of reaching that
individual threshold of Silence. Some
very talented practitioners need only a few minutes of Silence to reach
that coveted goal. Others, less
talented, need long periods of Silence, perhaps more, than one hour of
complete quietude, before they
reach the desired result. The desired result is, what the old sorcerers
called Stopping the World, the
moment, when everything around us, ceases to be, what it's always been.
"This is the
moment, when sorcerers return to the true nature of man,"
don Juan went on. "The old
sorcerers also called it total freedom. It is the moment, when man -
the
slave becomes man - the
free being, capable of feats of perception, that defy (challenge) our
linear
imagination."
Don Juan assured me, that Inner
Silence is the avenue, that leads to a
true suspension of judgment, to a
moment, when sensory data, emanating from the universe at large, ceases
to
be interpreted by the
senses; a
moment, when cognition ceases to be the force, which, through
usage and repetition, decides
the nature of the world.
"Sorcerers need a breaking point for the workings of Inner Silence to
set in," don Juan said. "The
breaking point is like the mortar (mixture of cement), that a mason
puts between bricks.
It's only when the mortar hardens,
that the loose bricks become a structure."
From the beginning of our association, don Juan had drilled into me the
value, the necessity, of Inner Silence. I did my
best to follow his suggestions by accumulating Inner Silence second by
second. I had
no means to measure the effect of this accumulation, nor did I have any
means to judge, whether or not
I had reached any threshold. I simply aimed doggedly at accruing it,
not just to please don Juan, but
because the act, of accumulating it, had become a challenge in itself.
One day, don Juan
and I were taking a leisurely stroll in the main
plaza of Hermosillo. It was the early
afternoon of a cloudy day. The heat was dry, and actually very
pleasant. There were lots of people
walking around. There were stores around the plaza. I had been to
Hermosillo many times, and yet I
had never noticed the stores. I knew, that they were there, but their
presence was not something, I had
been consciously aware of. I couldn't have made a map of that plaza, if
my life depended on it. That
day, as I walked with don Juan, I was trying to locate and identify the
stores. I searched for something
to use, as a mnemonic (assisting) device, that would stir my
recollection for later
use.
"As I have told you
before, many times," don Juan said, jolting me out
of my concentration, "every
sorcerer I know, male or female, sooner or later arrives at a breaking
point in their lives."
"Do you mean, that
they have a mental breakdown or something like that?"
I asked.
106-107
"No,
no," he said, laughing. "Mental breakdowns are for persons, who
indulge in themselves. Sorcerers
are not persons. What I mean is, that at a given moment the continuity
of their lives has to break, in
order for Inner Silence to set in and become an active part of their
structures. It's
very, very important, that you yourself
deliberately arrive at that breaking
point, or that you create it artificially, and intelligently."
"What do you mean
by that, don Juan?" I asked, caught in his intriguing
reasoning.
"Your
Breaking Point" he said, "is to discontinue your life, as you know
it. You have done everything, I
told you, dutifully and accurately. If you are talented, you never show
it. That seems to be your style. You're not slow, but you act, as if
you were. You're very sure of
yourself, but you act, as if you were
insecure. You're not timid, and yet you act, as if you were afraid of
people. Everything, you do, points at
one single spot: your need to break all that, ruthlessly."
"But in what way,
don Juan? What do you have in mind?" I asked,
genuinely frantic.
"I think everything
boils down to one act," he said. "You must leave
your friends. You must say goodbye
to them, for good. It's not possible for you to continue on the
warriors' path, carrying your personal
history with you, and unless you discontinue your way of life, I won't
be able to go ahead with my
instruction."
"Now, now, now, don
Juan," I said, "I have to put my foot down. You're
asking too much of me. To be
frank with you, I don't think, I can do it. My friends are my family,
my
points of reference."
"Precisely,
precisely," he remarked. "They are your points of
reference. Therefore, they have to go. Sorcerers have only one
point of reference: Infinity."
"But how do you
want me to proceed, don Juan?" I asked in a plaintive (mournful,
melancholy)
voice. His request was driving
me up the wall.
"You must simply
leave," he said matter-of-factly. "Leave any way you
can."
"But where would I
go?" I asked.
"My recommendation
is, that you rent a room in one of those chintzy (trashy, cheap)
hotels you know," he said. "The
uglier the place, the better. If the room has drab (dull, faded) green
carpet, and
drab green drapes, and drab green
walls, so much the better, a place, comparable to that hotel, I showed
you
once in Los Angeles."
I laughed nervously
at my recollection of a time, when I was driving
with don Juan through the
industrial side of Los Angeles, where there were only warehouses and
dilapidated hotels for transients. One hotel, in particular,
attracted don Juan's attention, because of its
bombastic name: Edward the
Seventh. We stopped across the street from it for a moment, to look at
it. "That
hotel over there," don Juan said, pointing at it, "is to me the
true representation of life on Earth
for the average person. If you are lucky, or ruthless, you will get a
room with a view of the street,
where you will see this endless parade of human misery. If you're not
that lucky, or that ruthless, you
will get a room on the inside, with windows to the wall of the next
building. Think of spending a
lifetime torn between those two views, envying the view of the street,
if you're inside, and envying the
view of the wall, if you're on the outside, tired of looking out." Don Juan's metaphor
bothered me no end, for I had taken it all in. Now, faced with the
possibility of having to rent a room in a hotel
comparable to the Edward the
Seventh, I didn't know, what to say or which way to go.
"What do you want
me to do there, don Juan?" I asked.
"A sorcerer uses a
place, like that, to die," he said, looking at me with
an unblinking stare. "You have
never been alone in your life. This is the time to do it. You will stay
in that room, until you die."
His request scared me, but at the same time, it made me laugh.
"Not that I'm going
to do it, don Juan," I said, "but what would be the
criteria to know, that I'm
dead? - unless you want me to actually die physically."
108-109
"No,"
he said, "I don't want your body to die physically. I want your
person to die. The two are very
different affairs. In essence, your person has very little to do with
your body. Your person is your
mind, and believe you me, your mind is not yours."
"What is this
nonsense, don Juan, that my mind is not mine?" I heard
myself asking with a nervous
twang (nasal sound) in my voice.
"I'll tell you
about that subject someday," he said, "but not while
you're cushioned by your friends. The criteria, that
indicates, that a sorcerer is dead," he went on, "is
when it makes no difference to him,
whether he has company or whether he is alone. The day you don't covet
(crave)
the company of your friends,
whom you use as shields, that's the day, that your person has died.
What
do you say? Are you game?"
"I can't do it, don
Juan," I said. "It's useless that I try to lie to
you. I can't leave my friends."
"It's perfectly all
right," he said, unperturbed. My statement didn't
seem to affect him in the least. "I
won't be able to talk to you anymore, but let's say, that during our
time together, you have learned a
great deal. You have learned things, that will make you very strong,
regardless of whether you come
back or you stray away."
He patted me on the
back and said good-bye to me. He turned around and
simply disappeared among
the people in the plaza, as if he had merged with them. For an instant,
I had the strange sensation, that
the people in the plaza were like a curtain, that he had opened and
then
disappeared behind. The end
had come, as did everything else in don Juan's world: swiftly and
unpredictably. Suddenly, it was on
me,
I was in the throes (agonising pain/struggle) of it, and I
didn't even
know, how I had gotten
into it.
I should have been crushed. Yet I wasn't. I don't know why, I was
elated. I marveled at the facility, with
which everything had ended. Don Juan was indeed an elegant being. There
were no recriminations (mutual accusation) or
anger or anything of that sort, at all. I got in my car and drove, as
happy, as a lark. I was ebullient (overflowing with excitement). How extraordinary, that
everything had ended so swiftly, I thought, so
painlessly.
My trip home was uneventful. In Los Angeles, being in my familiar
surroundings, I noticed, that I had
derived (obtained) an enormous amount of energy from my last exchange
with don
Juan. I was actually very
happy, very relaxed, and I resumed, what I considered to be my
normal life with renewed zest. All my
tribulations with my friends, and my realizations about them,
everything, that I had said to don Juan in
reference to this, were thoroughly forgotten. It was as if something
had erased all that from my mind. I
marveled a couple of times at the facility, I had in forgetting
something, that had been so meaningful,
and in forgetting it so thoroughly. Everything was as
expected. There was one single inconsistency in the
otherwise neat paradigm of my
new old life: I distinctly remembered don Juan saying to me, that my
departing from the sorcerers'
world was purely academic, and that I would be back. I
had remembered and written down every word
of our exchange. According to my normal linear reasoning and memory,
don Juan had never made
those statements. How could I remember things, that had never taken
place? I
pondered
uselessly. My
pseudo-recollection was strange enough to make a case for it, but then
I
decided, that there was no point
to it. As far, as I was concerned, I was out of don Juan's milieu
(surroundings).
Following don Juan's suggestions in reference to my behavior with
those,
who had favored me in any
way, I had come to an earthshaking decision for me: that of honoring
and saying thank you to my
friends, before it was too late. One case in point was my friend
Rodrigo
Cummings. One incident,
involving my friend Rodrigo, however, toppled my new paradigm and sent
it tumbling down to its
total destruction.
My attitude toward him changed radically, when I vanquished (defeat,
subjugate, subdue) my
competitiveness with him. I found
out, that it was the easiest thing in the world for me to project 100
percent into whatever Rodrigo did.
In fact, I was exactly like him, but I didn't know it, until
I stopped
competing with him. Then the truth
emerged for me with maddening vividness.
110-111
One of Rodrigo's foremost
wishes was to finish college.
Every semester, he registered for school and took as many courses, as
was permitted. Then, as the
semester progressed, he dropped them one by one. Sometimes he would
withdraw from school
altogether. At other times he would keep one three-unit course all the
way through to the bitter end. During his last semester,
he kept a course in sociology, because he
liked it. The final exam was
approaching. He told me, that he had three weeks to study, to read the
textbook for the course. He
thought, that that was an exorbitant amount of time to read merely six
hundred pages. He considered
himself something of a speed reader, with a high level of retention; in
his opinion, he had a nearly 100
percent photographic memory. He thought, he had a great deal of
time before the exam, so he asked me,
if I would help him
recondition his car for his paper route. He wanted to take the right
door off, in order to throw the paper
through that opening with his right hand, instead of over the roof with
his left. I pointed out to him, that
he was left-handed, to which he retorted, that among his many
abilities,
which none of his friends
noticed, was that of being ambidextrous (use both hands equally well).
He was right about that; I had
never noticed it myself. After I
helped him to take the door off, he decided to rip out the roof lining,
which was badly torn. He said,
that his car was in optimum mechanical condition, and he would take it
to Tijuana, Mexico, which, as
a good Angeleno of the day, he called "TJ," to have it relined for a
few bucks. "We
could use a trip," he said with glee.
He even selected the friends
he would like to take. "In TJ, I'm
sure, that you'll go to look for used books, because you're an asshole.
The rest of us will go to a
bordello. I know quite a few."
It took us a week
to rip out all the lining and sand the metal surface
to prepare it for its new lining. Rodrigo had two weeks left
to study then, and he still considered, that
to be too much time. He engaged
me then, in helping him paint his apartment and redo the floors. It
took
us over a week to paint it and
sand the hardwood floors. He didn't want to paint over the wallpaper in
one room. We had to rent a
machine, that removed wallpaper by applying steam to it. Naturally,
neither Rodrigo, nor I knew how to
use the machine properly, and we botched (ruin through clumsiness) the
job horrendously. We ended
up having to use Topping, a
very fine mixture of plaster of paris and other substances, that gives
a
wall a smooth surface.
After all these endeavors,
Rodrigo ended up having only two days left
to cram (stuff, prepare hastily) six hundred pages into
his head. He went frantically into an all-day and all-night reading
marathon, with the help of
amphetamines. Rodrigo did go to school the day of the exam, and did sit
down at his desk, and did get
the multiple-choice exam sheet. What he didn't do was stay
awake to take the exam. His body slumped
forward, and his head hit the
desk with a terrifying thud. The exam had to be suspended for a while.
The sociology teacher became
hysterical, and so did the students sitting around Rodrigo. His body
was stiff and icy cold. The whole
class suspected the worst; they thought, he had died of a heart attack.
Paramedics were summoned to
remove him. After a cursory (hasty,
superficial) examination, they
pronounced Rodrigo
profoundly asleep and took him
to a hospital to sleep the effect of the amphetamines off. My projection into Rodrigo
Cummings was so total, that it frightened me.
I was exactly like him. The
similarity became untenable (incapable of being maintained) to me.
In an act of, what I considered to be
total, suicidal nihilism, I rented
a room in a dilapidated hotel in Hollywood. The carpets were green and
had terrible cigarette burns, that had
obviously been snuffed out (extinguished), before
they turned into full-fledged fires. It had green drapes and drab green
walls. The blinking sign of the
hotel shone all night through the window. I ended up doing exactly,
what don Juan had requested, but in a
round-about way. I didn't do it to fulfill
any of don Juan's requirements or with the intention of patching up our
differences. I did stay in that
hotel room for months on end, until my person, like don Juan had
proposed, died.
112-113
Until it truthfully
made no difference to me, whether I had company or I was alone. After leaving the hotel, I
went to live alone, closer to school. I
continued my studies of anthropology,
which had never been interrupted, and I started a very profitable
business with a lady partner. Everything seemed
perfectly in order, until one day, when the realization
hit me like a kick in the head,
that I was going to spend the rest of my life worrying about my
business, or worrying about the
phantom choice between being an academic or a businessman, or worrying
about my partner's foibles (fault, weakness)
and shenanigans (mischief, prankishness, deceit). True desperation
pierced the depths of my being. For
the first time in my life, despite
all the things, that I had done and seen, I had no way out. I was
completely lost. I seriously began to
toy with the idea of the most pragmatic and painless way to end my days. One morning, a loud and
insistent knocking woke me up. I thought, it was
the landlady, and I was sure,
that if I didn't answer, she would enter with her passkey. I opened the
door, and there was don Juan! I
was so surprised, that I was numb. I stammered and stuttered, incapable
of saying a word. I wanted to
kiss his hand, to kneel in front of him. Don Juan came in and sat down
with great ease on the edge of
my bed. "I
made the trip to Los Angeles," he said, "just to see you." I wanted to take him to
breakfast, but he said, that he had other things
to attend to, and that he had only
a moment to talk to me. I hurriedly told him about my experience in the
hotel. His presence had
created such havoc, that not for a second did it occur to me to ask
him,
how he had found out, where I
lived. I told don Juan how intensely I regretted, having said, what I
had,
in Hermosillo. "You
don't have to apologize," he assured me. "Every one of us does the
same thing. Once, I ran away
from the sorcerers' world myself, and I had to nearly die, to realize
my
stupidity. The important issue is
to arrive at a breaking point, in whatever way, and that's exactly,
what
you have done. Inner silence is
becoming real
for you. This is the reason, I am here in front of you, talking to you.
Do you see what I mean?"
I thought I understood,
what he meant. I thought, that he had intuited or
read, the way he read things in
the air, that I was at my wits' end and that he had come to bail me
out. "You
have no time to lose," he said. "You must dissolve your business
enterprise within an hour,
because one hour is all I can afford to wait, not because I don't want
to wait, but because Infinity is
pressing me mercilessly. Let's say, that Infinity is giving you one
hour
to cancel yourself out. For Infinity, the only worthwhile enterprise of
a warrior, is freedom. Any
other enterprise is fraudulent. Can
you dissolve everything in one hour?" I didn't have to assure
him, that I could. I knew, that I had to do it.
Don Juan told me then, that once I
had succeeded in dissolving everything, he was going to wait for me at
the marketplace in a town in
Mexico. In my effort to think about the dissolution of my business, I
overlooked, what he was saying. He repeated it and, of
course, I thought he was joking.
"How can I reach
that town, don Juan? Do you want me to drive, to take
a plane?" I asked.
"Dissolve your business first," he commanded. "Then the solution will
come. But remember, I'll be
waiting for you only for an hour."
He left the
apartment, and I feverishly endeavored to dissolve,
everything I had. Naturally, it took me
more, than an hour, but I didn't stop to consider this, because once I
had set the dissolution of the
business in motion, its momentum carried me. It was only when I was
through, that the real dilemma
faced me. I knew then, that I had failed hopelessly. I was left with no
business, and no possibilities of
ever reaching don Juan. I
went to my bed and sought
the only solace I could think of: quietude,
silence. In order to facilitate
the advent (arriving) of Inner Silence, don Juan had taught me a way to
sit down
on my bed, with the knees bent
and the soles of the feet touching, the hands pushing the feet together
by holding the ankles. He had
given me a thick dowel (round woden pin/rod fits tightly into hole), that I always kept at hand,
wherever I went.
114
It
was cut to a fourteen-inch length
to support the weight of my head, if I leaned over and put the dowel on
the floor between my feet, and
then placed the other end, which was cushioned, on the spot in the
middle of my forehead. Every time
I adopted this position, I fell sound asleep in a matter of seconds. I must have fallen asleep
with my usual facility, for I dreamed, that I
was in the Mexican town, where
don Juan had said, he was going to meet me. I had always been intrigued
by this town.
The
marketplace was open one day a week, and the farmers, who lived in the
area, brought their products
there to be sold.
What fascinated me the most about that town was the
paved road, that led to it. At the
very entrance to the town, it went over a steep hill. I had sat many
times on a bench by a stand, that
sold cheese, and had looked at that hill.
I would see people, who were
coming into town with their
donkeys and their loads, but I would see their heads first; as they
kept approaching, I would see more
of their bodies, until the moment they were on the very top of the
hill, when I would see their entire
bodies. It seemed to me always, that they were emerging from the earth,
either slowly or very fast,
depending on their speed. In my dream, don Juan was waiting for me by
the cheese stand. I
approached him. "You
made it from your Inner Silence," he said, patting me on the back.
"You did reach your Breaking Point. For a moment, I had begun to lose
hope. But I stuck around,
knowing, that you would make it." In that dream, we went for
a stroll. I was happier, than I had ever
been. The dream was so vivid, so
terrifyingly real, that it left me no doubts, that
I had resolved the
problem, even if my resolving it was
only a dream-fantasy. Don
Juan laughed, shaking
his head. He had definitely read my thoughts.
"You're not in a mere
dream," he said, "but who am I to tell you that? You'll know it
yourself someday, that there are no
dreams from Inner Silence, because you'll choose to know it."
The
Measurements of Cognition
115
"The end of an era" was, for don Juan, an accurate
description of a
process, that shamans go
through in dismantling the structure of the world, they know, in order
to
replace it with another way of
understanding the world around them. Don Juan Matus, as a teacher,
endeavored, from the very instant
we met, to introduce me to the cognitive world of the shamans of
ancient Mexico. The term
"cognition" was, for me at that time, a bone of tremendous contention
(controversy).
I understood it, as the process,
by which we recognize the world around us. Certain things fall within
the realm of that process and
are easily recognized by us. Other things don't, and remain, therefore,
as oddities, things for which we
nave no adequate comprehension. Don Juan maintained, from the start of
our association, that the world
of the sorcerers of ancient
Mexico was different from ours, not in a shallow way, but different in
the way, in which the Process of Cognition was arranged.
UNIVERSAL
BALL OF BALANCE AND HUMAN
LUMINOUS BALL
116-117
He maintained, that in
our world our cognition requires the interpretation of sensory data. He
said, that the Universe is composed of an infinite number of energy
fields, that exist in
the Universe at large, as Luminous Filaments. Those Luminous Filaments
act on man as an organism. The
response of the organism is to turn those energy fields into sensory
data. Sensory data is then
interpreted, and that interpretation becomes our cognitive system. My
understanding of cognition
forced me to believe, that it is a universal process, as language is a
universal process. There is a
different syntax for every language, as there must be a slightly
different arrangement for every system
of interpretation in the world. Don Juan's assertion (positive
declaration, evaluation), however,
that the shamans of ancient Mexico had a
different cognitive system,
was, for me, equivalent to saying, that they had a different way of
communicating, that had nothing to
do with language. What, I desperately wanted him to say, was that their
different cognitive system was
the equivalent of having a different language, but that it was a
language nonetheless.
"The end of an
era" meant, to don Juan, that the units of a foreign cognition were
beginning to take hold. The units of
my normal cognition, no matter how pleasant and rewarding they were for
me, were beginning to
fade. A grave moment in the life of a man ! Perhaps my most cherished
unit was my academic life. Anything, that
threatened it, was a threat to the
very core of my being, especially, if the attack was veiled, unnoticed.
It happened with a professor, in
whom I had put all my trust, Professor Lorca. I had enrolled in
Professor Lorca's course on cognition, because he was
recommended to me, as one of
the most brilliant academics in existence. Professor Lorca was rather
handsome, with blond hair, neatly
combed to the side. His forehead was smooth, wrinkle-free, giving the
appearance of someone, who
had never worried in his life. His clothes were extremely well
tailored. He didn't wear a tie, a feature,
that gave him a boyish look. He would put on a tie only to face
important people. On my memorable first class with Professor Lorca, I
was bewildered and
nervous, at seeing how he
paced back and forth for minutes, that stretched themselves into an
eternity for me. Professor Lorca
kept on moving his thin, clenched lips up and down, adding immensities
to the tension, he was
generating in that closed window, stuffy room. Suddenly, he stopped
walking. He stood in the center
of the room, a few feet from where I was sitting, and, banging a
carefully rolled newspaper on the
podium, he began to talk.
"It'll never be known .. ." he began. Everyone in the room at once
started anxiously taking notes. "It'll never be known," he repeated,
" what a toad is feeling, while he
sits at the bottom of a pond and
interprets the toad world around him." His voice carried a tremendous
force and finality. "So, what do
you think this thing is?" He waved the newspaper over his head. He went
on to read to the class
an article in the newspaper, in which
the work of a biologist was
reported. The scientist was quoted, as describing what frogs felt, when
insects swam above their heads.
"This article shows the carelessness of the reporter, who has obviously
misquoted the scientist,"
Professor Lorca asserted (evaluated) with the
authority of a full professor. "A
scientist, no matter how shoddy (cheap) his
work might be, would never allow himself to anthropomorphize (attribute
human features to gods/animals) the
results of his research, unless, of
course, he's a nincompoop." With this, as an introduction, he delivered
a most brilliant lecture on
the insular (prejudiced, detached) quality of our cognitive
system, or the cognitive system of any organism, for that matter. He
brought to me, in his initial
lecture, a barrage (bombardment) of new ideas
and made them extremely simple, ready
for use. The most novel idea to
me was, that every individual of every species on this Earth interprets
the world around it, using data,
reported by its specialized senses. He asserted (positive
declaration, evaluation),
that human beings
cannot even imagine, what it must be
like, for example, to be in a world, ruled by echolocation (ability of
an animal, who emits high-frequency sound like dolphin), as in the
world of bats, where any inferred (conclude, deduce)
point of reference could not even be conceived of by the human mind.
118-119
He
made it quite clear, that
from that point of view, no two cognitive systems could be alike among
species. As I left the auditorium at the end of the hour-and-a-half
lecture, I
felt, that I had been bowled over (knocked over) by
the brilliance of Professor Lorca's mind. From then on, I was his
confirmed admirer. I found his
lectures more, than stimulating and thought provoking. His were the
only
lectures, I had ever looked
forward to attending. All his eccentricities meant nothing to me, in
comparison with his excellence as a
teacher and as an innovative thinker in the realm of psychology. When I
first attended the class of Professor Lorca, I had been working
with don Juan Matus for almost
two years. It was a well-established pattern of behavior with me,
accustomed, as I was to routines, to
tell don Juan everything, that happened to me in my everyday world. On
the first opportunity I had, I
related to him, what was taking place with Professor Lorca. I praised
Professor Lorca to the skies and
told don Juan unabashedly (not embarrassed), that Professor Lorca was
my role model. Don
Juan seemed very impressed
with my display of genuine admiration, yet he gave me a strange
warning.
"Don't admire people from afar," he said. "That is the surest way to
create mythological beings. Get
close to your professor, talk to him, see, what he's like as a man.
Test
him. If your professor's behavior
is the result of his conviction, that he is a being, who is going to
die,
then everything he does, no matter
how strange, must be premeditated (degree of planning) and final. If
what, he says, turns out
to be just words, he's not worth
a hoot."
I was insulted no end, by what I considered to be don Juan's
callousness (unfeeling). I thought, he was a little bit
jealous of my feelings for Professor Lorca. Once that thought was
formulated in my mind, I felt
relieved; I understood everything. "Tell me, don Juan," I said to end
the conversation on a different
note, "what is a being, that is going to
die, really? I have heard you talk about it so many times, but you
haven't actually defined it for me."
"Human beings are beings, that are going to die," he said. "Sorcerers
firmly maintain, that the only way to have a grip on our
world, and on what we do in it, is,
by fully accepting, that we are beings on the way to dying. Without
this
basic acceptance, our lives, our
doings, and the world, in which we live, are unmanageable affairs."
"But is the mere acceptance of this so far-reaching?" I asked in a tone
of quasi-protest.
"You bet your life!" don Juan said, smiling. "However, it's not the
mere acceptance, that does the trick. We have to embody that acceptance
and live it all the way through.
Sorcerers throughout the ages have
said, that the view of our death is the most sobering view, that
exists.
What is wrong with us human
beings, and has been wrong since time immemorial, is that without ever
stating it in so many words,
we believe, that we have entered the realm of immortality. We behave,
as
if we were never going to die an
infantile arrogance. But even more injurious, than this sense of
immortality, is what comes with it:
the sense, that we can engulf (swallow up) this inconceivable
(unbelievable) Universe with our
minds."
A most deadly juxtaposition (place side by side to produce contrasting
effect) of ideas had me mercilessly in its grip:
don Juan's wisdom and Professor
Lorca's knowledge. Both were difficult, obscure, all-encompassing, and
most appealing. There was
nothing for me to do, except follow the course of events and go with
them, wherever they might take
me. I followed to the letter don Juan's suggestion about approaching
Professor Lorca. I tried, for the whole
semester, to get close to him, to talk to him. I went religiously to
his office during his office hours, but
he never seemed to have any time for me. But even though I couldn't
speak to him, I admired him
unbiasedly. I even accepted, that he would never talk to me. It didn't
matter to me; what mattered were
the ideas, that I gathered from his magnificent classes. I reported to
don Juan all my intellectual findings. I had done
extensive reading on cognition. Don
Juan Matus urged me, more than ever, to establish direct contact with
the source of my intellectual
revolution.
120-121
"It is imperative, that you speak to him," he said with a
note of urgency in his voice.
"Sorcerers don't admire people in a vacuum. They talk to them; they get
to know them. They establish
points of reference. They compare. What you are doing is a little bit
infantile. You are admiring from a
distance. It is very much like, what happens to a man, who is afraid of
women. Finally, his gonads (sexual organs in animals)
overrule his fear and compel (force) him to worship the first woman,
who says
'hello' to him."
I tried doubly hard to approach Professor Lorca, but he was like an
impenetrable fortress. When I
talked to don Juan about my difficulties, he explained, that sorcerers
viewed any kind of activity with
people, no matter how minute or unimportant, as a battlefield. In that
battlefield, sorcerers performed
their best magic, their best effort. He assured me, that the trick to
being at ease in such situations, a
thing, that had never been my forte, was to face our opponents openly.
He expressed his abhorrence (reject vehemently) of
timid souls, who shy away from interaction to the point, where even
though they interact, they merely
infer or deduce, in terms of their own psychological states, what is
going on, without actually
perceiving, what is really going on. They interact without ever being
part of the interaction. "Always look at the man, who is involved in a
tug of war with you," he
continued. "Don't just pull the
rope; look up and see his eyes. You'll know then, that he is a man,
just
like you. No matter what he's
saying, no matter what he's doing, he's shaking in his boots, just like
you.
A look, like that, renders (cause to become) the
opponent helpless, if only for an instant; deliver your blow then."
One day, luck was with me: I cornered Professor Lorca in the hall
outside his office. "Professor Lorca," I said, "do you have a free
moment, so I could talk
to you?"
"Who in the hell are you?" he said with the most natural air, as if I
were his best friend and he were
merely asking me how I felt that day. Professor Lorca was as rude, as
anyone could be, but his words
didn't have the effect of rudeness on me. He grinned at me with tight
lips, as if encouraging me to
leave or to say something meaningful.
"I am an anthropology student, Professor Lorca," I said. "I am involved
in a field situation where I
have the opportunity to learn about the cognitive system of sorcerers."
Professor Lorca looked at me with suspicion and annoyance. His eyes
seemed to be two blue points,
filled with spite (urge to hurt/annoy). He combed his hair backward
with his hand, as if it
had fallen on his face.
"I work with a real sorcerer in Mexico," I continued, trying to
encourage a response. "He's a real
sorcerer, mind you. It has taken
me over a year just to warm him up, so he would consent () to talk to
me." Professor Lorca's face relaxed; he opened his mouth and, waving a
most
delicate hand in front of my
eyes, as if he were twirling pizza dough with it, he spoke to me. I
couldn't help noticing his enameled
gold cuff links, which matched his greenish blazer to perfection.
"And what do you want from me?" he said.
"I want you to hear me out for a moment," I said, "and see, if whatever
I'm doing, may interest you." He made a gesture of reluctance and
resignation with his shoulders,
opened the door of his office, and
invited me to come in. I knew, that I had no time at all to waste and I
gave him a very direct
description of my field situation. I told him, that I was being taught
procedures, that had nothing to do,
with what I had found in the anthropological literature about
shamanism. He moved his lips for a moment without saying a word. When
he spoke, he
pointed out, that the flaw,
of anthropologists in general, is that they never allow themselves
sufficient time to become fully
cognizant (conscious,
aware) of all the
nuances of the particular cognitive system, used
by
the people, they are studying. He defined "cognition", as a system of
interpretation, which, through
usage, makes it possible for
individuals to utilize, with the utmost expertise.
122-123
All the nuances of
meaning, that make up the particular
social milieu (surroundings) under
consideration. Professor Lorca's words illuminated the total scope of
my field-work.
Without gaining command of all
the nuances of the cognitive system of the shamans of ancient Mexico,
it would have been thoroughly
superfluous for me to formulate any idea about that world. If Professor
Lorca had not said another
word to me, what he had just voiced, would have been more, than
sufficient. What followed was a
marvelous discourse (conversation) on
cognition.
"Your problem," Professor Lorca said, "is, that the cognitive system of
our everyday world, with which
we are all familiar virtually from the day we are born, is not the
same, as the cognitive system of the
sorcerers' world." This statement created a state of euphoria in me. I
thanked Professor
Lorca profusely and assured him,
that there was only one course of action in my case: to follow his
ideas through hell or high water.
"What I have told you, of course, is general knowledge," he said, as he
ushered me out of his office. "Anyone, who reads, is aware of, what I
have been telling you."
We parted almost friends. My account to don Juan of my success, in
approaching Professor Lorca, was
met with a strange reaction. Don Juan seemed, on the one hand, to be
elated, and on the other,
concerned.
"I have the feeling, that your professor is not quite, what he claims
to
be," he said. "That's, of course,
from a sorcerer's point of view. Perhaps it would be wise to quit now,
before all this becomes too
involved and consuming. One of the high arts of sorcerers is to know
when to stop. It appears to me,
that you've gotten from your professor all you can get from him." I
immediately reacted with a barrage (bombardment) of defenses
on behalf of Professor
Lorca. Don Juan calmed me
down. He said, that it wasn't his intention to criticize or judge
anybody, but that to his knowledge, very
few people knew, when to quit and even fewer knew how to actually
utilize their knowledge. In spite of
don Juan's warnings, I didn't quit; instead, I became
Professor Lorca's faithful
student, follower, admirer. He seemed to take a
genuine interest in my work, although he felt frustrated no
end with
my reluctance and inability to formulate clear-cut concepts about
the cognitive system of the Sorcerers' World. One day,
Professor Lorca
formulated for me the concept of
the scientist-visitor to another cognitive world. He
conceded (admit), that he was willing to be open-minded, and toy, as a
social
scientist, with
the possibility
of a different cognitive system. He
envisioned an actual research, in which protocols would be
gathered and analyzed.
Problems of cognition would be devised (planned) and
given to the shamans I knew, to measure, for
instance, their capacity to focus their cognition on two diverse
aspects of behavior. He thought, that the test
would begin with a simple
paradigm, in which they would try to comprehend and
retain written text, that they read, while they played poker. The test
would escalate, to measure,
for instance, their capacity to focus their cognition
on complex things, that were being said to them while they
slept, and so on.
Professor Lorca wanted a linguistic analysis to
be performed on the shamans' utterances (vocal expressions, power of
speaking). He wanted an
actual measurement of their responses in terms of their speed and
accuracy, and other variables, that
would become prevalent (widely occurring), as the project
progressed. Don Juan veritably (really) laughed his head off,
when I told him about Professor Lorca's proposed measurements of the
cognition of shamans.
"Now,
I
truly like your professor," he said.
"But you can't be serious about this idea of measuring our cognition.
What could your professor get
out of measuring our responses? He'll get the conviction, that we are a
bunch of morons, because
that's, what we are. We cannot possibly be more intelligent, faster,
than
the average man. It's not
his fault, though, to believe he can make measurements of cognition
across Worlds. The fault is
yours. You have failed to express to your professor, that when
Sorcerers talk about the cognitive
World of the shamans of ancient Mexico, they are talking about
things, for which we
have no equivalent in the World of Everyday Life.
124-125
For
instance, perceiving energy
directly, as it flows in the Universe, is a unit of cognition, that
shamans live by. They See how Energy flows, and they follow its Flow.
If its Flow is obstructed, they
move away to do something
entirely different. Shamans See Lines in the Universe. Their art, or
their job, is to choose the
Line, that will take them, perception-wise, to regions, that have no
name. You can say, that
shamans react immediately to the Lines of the Universe. They see Human
Beings as Luminous Balls,
and they search in them for their Flow of Energy. Naturally, they react
instantly to this sight.
It's part of their cognition."
I
told don Juan, that I couldn't possibly talk about all this to
Professor Lorca, because I hadn't
done any of the things, that he was describing. My
cognition remained the same. "Ah!" he
exclaimed.
"It's simply, that you haven't had the
time yet to embody the units of cognition of the
Shamans' World."
I
left don Juan's
house more confused, than ever. There was
a voice inside me, that virtually demanded, that I end all
endeavors
with Professor Lorca. I understood, how right
don Juan was, when he said to me once, that the
practicalities, that scientists were interested in, were conducive
(favourable) to
building more and
more complex machines. They were not the practicalities,
that changed an individual's life course from within.
They were not geared to reaching the vastness of the Universe, as a
personal, experiential
affair. The stupendous machines in existence, or
those in the making, were cultural affairs, the attainment
of which had to be enjoyed
vicariously (acting in place of someone
or something),
even by the creators of those
machines themselves. The only reward for them was
monetary. In pointing out all of that to me, don Juan
had succeeded in placing me in a more inquisitive frame
of mind. I
really began to
question the ideas of Professor Lorca, something
I had never done before. Meanwhile, Professor Lorca
kept spouting (utter pompously and volubly) astounding truths about
cognition. Each declaration
was more
severe, than the preceding one and, therefore, more
incisive (cutting, penetrating). At the end of my second semester with
Professor Lorca, I had reached an
impasse. There was no
way on Earth for me to bridge the two lines of
thought: don Juan's and Professor Lorca's. They were
on parallel
tracks. I
understood Professor Lorca's drive to qualify and
quantify the study of cognition. Cybernetics (theoretical studies of
control processes in electronical/biological/mechanical systems) was
just
around the corner at that time, and the practical aspect of the studies
of cognition was
a reality. But so was don Juan's World, which could not
be measured with the standard tools of cognition. I
had been privileged to witness it, in don Juan's actions, but I hadn't
experienced it
myself. I felt, that that was the drawback, that made
bridging those two Worlds impossible. I told all this
to don Juan on one of my visits to him. He said, that what I considered
to be my drawback,
and therefore the factor, that made bridging these two Worlds
impossible, wasn't accurate. In his opinion, the flaw
was something more encompassing, than one man's individual
circumstances.
"Perhaps
you can
recall, what I said to you about one of our
biggest flaws, as average human beings," he
said. I couldn't recall anything in particular. He
had pointed out so many flaws, that plagued us as
average human beings, that my mind
reeled.
"You
want something
specific," I said, "and I can't think of
it."
"The
big flaw I am
talking about," he said, "is something
you ought to bear in mind every second of your
existence. For me, it's the issue of issues, which I will repeat to you
over and over, until it
comes out of your ears." After a long
moment, I gave up any further attempt to
remember. "We
are beings on
our way to dying," he said. "We are not
immortal, but we behave, as if we were. This is the
flaw, that brings us down as individuals and will bring us down, as a
species
someday."
Don
Juan stated,
that the Sorcerers' advantage over their
average fellow men is, that Sorcerers know, that they
are beings on their way to dying and they don't let themselves deviate
from that
knowledge.
126-127
He emphasized, that an enormous effort must be
employed, in order to elicit (bring, avoke, call forth) and maintain
this knowledge, as a total certainty.
"Why
is it so hard
for us to admit something that is so
truthful?" I asked, bewildered by the magnitude of
our internal contradiction.
"It's
really not
man's fault," he said in a conciliatory (pacify)
tone. "Someday, I'll tell you more about the forces, that
drive a man to act
like an ass."
There
wasn't
anything else to say. The silence, that
followed, was ominous. I didn't even want to know, what the forces
were, that
don Juan was referring to. "It is no
great
feat for me to assess your professor at a
distance," don Juan went on. "He is an immortal scientist. He
is never
going to die. And when it comes to any concerns
about dying, I am sure, that he has taken care of
them already. He has a plot to be buried in, and a hefty life insurance
policy, that will take care of his family.
Having fulfilled those two
mandates, he doesn't think about death anymore. He thinks only
about his
work. Professor
Lorca makes sense when he talks," don Juan continued, "because
he is prepared to use words accurately. But he's not
prepared to take himself seriously, as a man, who is going to die.
Being immortal, he wouldn't know how to do that. It makes no
difference, what
complex machines scientists can build. The machines
can in no way help anyone face the unavoidable appointment: the appointment
with
Infinity. The Nagual Julian used to tell me," he went
on, "about the conquering generals of ancient Rome. When they
would return home
victorious, gigantic parades were staged to
honor them. Displaying the treasures,
that they had
won, and the defeated people, that they had turned into slaves, the
conquerors paraded, riding in their
war chariots. Riding with them was always a
slave, whose job was to whisper in their ear, that
all fame and glory is but transitory. If we are
victorious in any way," don Juan went on,
"we don't have anyone to whisper in our ear, that our
victories are fleeting.
127
Sorcerers, however, do have the upper hand; as
beings on their way to
dying, they have someone whispering in their ear, that
everything is ephemeral (transient, short-lived). The whisperer is
death, the infallible (incapable of error) advisor, the
only one, who won't ever tell you a
lie."
Saying
Thank You
128-129
"WARRIOR-TRAVELERS don't leave any debts unpaid," don Juan
said.
"What are you talking about, don Juan?" I asked.
"It is time, that you square certain indebtedness you have incurred
(affording passage to inflowing current) in
the course of your life," he said. "Not that you will ever pay in full,
mind you, but you must make a
gesture. You must make a token
payment, in order to atone (agree, reconcile), in order to appease
(soothe, make peace) Infinity. You told me
about your two friends, who meant
so much to you, Patricia Turner and Sandra Flanagan. It's time for you
to go and find them and to
make to each of them one gift, in which you spend everything you have.
You have to make two gifts,
that will leave you penniless. That's the gesture."
"I don't know, where they are, don Juan," I said, almost in a mood of
protest.
"To find them is your challenge. In your search for them, you will not
leave any stone unturned. What
you intend to do, is something very simple, and yet nearly impossible.
You want to cross over the
threshold of personal indebtedness and in one sweep be free, in order
to proceed. If you cannot cross
that
threshold, there won't be any point in trying to continue with me."
"But where did you get the idea of this task for me?" I asked. "Did you
invent it yourself, because you
think it is appropriate?"
"I don't invent anything," he said matter-of-factly. "I got this task
from Infinity itself. It's not easy for
me to say all this to you. If you think, that I'm enjoying myself pink
with your tribulations, you're
wrong. The success of your mission means more to me, than it does to
you. If you fail, you have very
little to lose. What? Your visits to me. Big deal. But I would lose
you, and that means to me losing
either the continuity of my lineage or the possibility of your closing
it with a golden key."
Don Juan stopped talking. He always knew when my mind became feverish
with thoughts. "I have told you over and over, that warrior-travelers
are pragmatists,"
he went on. "They are not
involved in sentimentalism, or nostalgia, or melancholy. For
warrior-travelers, there is only struggle,
and it is a struggle with no end. If you think, that you have come here
to find peace, or that this is a lull (calm, cause to rest)
in your life, you're wrong. This task, of paying your debts, is not
guided by any feelings, that you know
about. It is guided by the purest sentiment, the sentiment of a
warrior-traveler, who is about to dive
into Infinity, and just before he does, he turns around to say thank
you to those, who favored him. You must face this task with all the
gravity, it deserves," he
continued. "It is your last stop, before Infinity swallows you. In
fact, unless a warrior-traveler is in a
sublime (inspiring awe) state of being, infinity will not
touch him with a ten-foot pole. So, don't spare yourself; don't spare
any effort. Push it mercilessly, but
elegantly, all the way through." I had met the two people, don Juan had
referred to as my two friends, who
meant so much to me, while
going to junior college. I used to live in the garage apartment of the
house, belonging to Patricia
Turner's parents. In exchange for room and board, I took care of
vacuuming the pool, raking the
leaves, putting the trash out, and making breakfast for Patricia and
myself.
130-131
I was also the handyman in
the house as well, as the family chauffeur; I drove Mrs. Turner to do
her shopping and I bought liquor
for Mr. Turner, which I had to sneak into the house and then into his
studio. He was an insurance executive, who was a solitary drinker. He
had
promised his family, that he was not
going to touch the bottle ever again after some serious family
altercations (heated, noisy quarrel), due to his excessive
drinking. He confessed to me, that he had tapered off (diminish and
stop) enormously, but
that he needed a swig (gulp) from time
to time. His studio was, of course, off limits to everybody, except me.
I was supposed to go in, to clean
it, but what I really did was hide his bottles inside a beam, that
appeared to support an arch in the
ceiling in the studio, but that was actually hollow. I had to sneak the
bottles in and sneak the empties
out and dump them at the market. Patricia was a drama and music major
in college and a fabulous singer.
Her goal was to sing in
musicals on Broadway. It goes without saying, that I fell head over
heels in love with Patricia Turner.
She was very slim and athletic, a brunette with angular features and
about a head taller, than I am, my
ultimate requisite for going bananas over any woman. I seemed to
fulfill a deep need in her, the need to nurture someone,
especially after she realized, that
her daddy trusted me implicitly. She became my little mommy. I couldn't
even open my mouth
without her consent. She watched me like a hawk. She even wrote term
papers for me, read textbooks
and gave me synopses (summary) of them. And I liked it, but not because
I wanted
to be nurtured; I don't think,
that that need was ever part of my cognition. I relished the fact, that
she did it. I relished her company. She used to take me to the movies
daily. She had passes to all the big
movie theaters in Los Angeles,
given to her father courtesy of some movie moguls. Mr. Turner never
used them himself; he felt, that it
was beneath his dignity, to flash movie passes. The movie clerks always
made the recipients of such
passes sign a receipt. Patricia had no qualms (doubts) about
signing
anything,
but sometimes the nasty clerks
wanted Mr. Turner to sign, and when I went to do that, they were not
satisfied with only the signature
of Mr. Turner. They demanded a driver's license. One of them, a sassy
(impudent)
young guy, made a remark, that
cracked him up, and me, too, but which sent Patricia into a fit of
fury.
"I think you're Mr. Turd," he said with the nastiest smile, you could
imagine, "not Mr. Turner."
I could have sloughed off (get rid off) the remark, but then he
subjected us to the
profound humiliation of refusing
us entrance to see Hercules, starring Steve Reeves. Usually, we went
everywhere with Patricia's best friend, Sandra
Flanagan, who lived next door with
her parents. Sandra was quite the opposite of Patricia. She was just as
tall, but her face was round,
with rosy cheeks and a sensuous mouth; she was healthier, than a
raccoon. She had no interest in
singing. She was only interested in the sensual pleasures of the body.
She could eat and drink anything
and digest it, and, the feature, that finished me off about
her, after she
had polished off her own plate,
she managed to do the same with mine, a thing that, being a picky
eater, I had never been able to do in
all my life. She was also extremely athletic, but in a rough, wholesome
way. She could punch like a
man and kick like a mule. As a courtesy to Patricia, I used to do the
same chores for Sandra's
parents, that I did for hers:
vacuuming their pool, raking the leaves from their lawn, taking the
trash out on trash day, and
incinerating papers and flammable trash. That was the time in Los
Angeles, when the air pollution was
increased by the use of backyard incinerators. Perhaps, it was because
of the proximity, or the ease of those young
women, that I ended up madly in
love with both of them. I went to seek advice from a very strange young
man, who was my friend,
Nicholas van Hooten. He
had two girlfriends, and he lived with both of them, apparently in a
state of bliss. He began by giving
me, he said, the simplest advice: how to behave in a movie theater, if
you had two girlfriends.
132-133
He said,
that whenever he went to a movie with his two girlfriends, all his
attention was always centered on,
whoever sat to his left. After a while, the two girls would go to the
bathroom and, on their return, he
would have them change the seating arrangement. Anna would sit, where
Betty had been sitting, and
nobody around them was the wiser. He assured me, that this was the
first
step in a long process of
breaking the girls into a matter-of-fact acceptance of the trio
situation; Nicholas was rather corny, and
he used that trite French expression: menage a trois. I followed his
advice and went to a theater, that showed silent movies
on Fairfax Avenue in Los
Angeles with Patricia and Sandy. I sat Patricia to my left and poured
all my attention on her. They
went to the bathroom, and when they returned I told them to switch
places. I started then to do what
Nicholas van Hooten had advised, but Patricia would not put up with any
nonsense like that. She stood
up and left the theater, offended, humiliated, and raving mad. I wanted
to run after her and apologize,
but Sandra stopped me. "Let her go," she said with a poisonous smile.
"She's a big girl. She
has enough money to get a taxi
and go home." I fell for it and remained in the theater kissing Sandra,
rather
nervously, and filled with guilt. I was in
the middle of a passionate kiss, when I felt someone pulling me
backward
by the hair. It was Patricia. The row of seats was loose and tilted
backward. Athletic Patricia
jumped out of the way, before the
seats, where we were sitting, crashed on the row of seats behind. I
heard
the frightened screams of two
movie watchers, who were sitting at the end of the row, by the aisle.
Nicholas van Hooten's tip was miserable advice. Patricia, Sandra, and I
returned home in absolute
silence. We patched up our differences, in the midst of very weird
promises, tears, the works. The
outcome of our three-sided relationship was that, in the end, we nearly
destroyed ourselves. We were
not prepared for such an endeavor. We didn't know how to resolve the
problems of affection, morality,
duty, and social mores. I couldn't leave one
of them for the other, and they couldn't leave me. One day, at the
climax of a tremendous upheaval,
and out of sheer desperation, all three of us fled in different
directions, never to see one another again. I felt devastated. Nothing,
of what I did, could erase their impact on my
life. I left Los Angeles and got
busy with endless things in an effort to placate (pacify) my
longing.
Without
exaggerating in the least, I can
sincerely say, that I fell into the depths of hell, I believed, never
to
emerge again. If it hadn't been for
the influence, that don Juan had on my life and my person, I would
never
have survived my private
demons. I told don Juan, that I knew, that whatever I had done, was
wrong,
that I had no business
engaging such wonderful people in such sordid (foul, filthy), stupid
shenanigans (mischief, prankishness,
deceit),
that
I had no preparation to face.
"What was wrong," don Juan said, "was, that the three of you were lost
egomaniacs. Your self-importance
nearly destroyed you. If you don't have self-importance, you have only
feelings. Humor me," he went on, "and do the following simple and
direct
exercise, that could mean the world
to you: Remove from your memory of those two girls any statements, that
you make to yourself, such
as 'She said this or that to me, and she yelled, and the other one
yelled, at ME!' and remain at the level
of your feelings. If you hadn't been so self-important, what would you
have had as the irreducible
residue?"
"My unbiased love for them," I said, nearly choking.
"And is it less today, than it was then?" don Juan asked.
"No, it isn't, don Juan," I said in truthfulness, and I felt the same
pang of anguish, that had chased me
for years.
"This time, embrace them from your silence," he said. "Don't be a
meager (scanty, feeble) asshole. Embrace them
totally for the last time. But intend, that this is the last time on
Earth. Intend it from your darkness. If
you are worth your salt," he went on, "when you make your gift to them,
you'll sum up your entire life
twice. Acts of this nature make warriors airborne, almost vaporous."
134-135
Following
don Juan's commands, I took the task to heart. I realized,
that if I didn't emerge victorious,
don Juan was not the only one, who was going to lose out. I
would also
lose something, and whatever, I
was going to lose, was as important to me, as what don Juan had
described,
as being important to him. I
was going to lose my chance to face Infinity and be conscious of it.
The memory of Patricia Turner and Sandra Flanagan put me in a terrible
frame of mind. The
devastating sense of irreparable loss, that had chased me all these
years, was as vivid, as ever. When don
Juan exacerbated (irritate), that feeling,
I knew for a fact, that there are certain
things, that can remain with us, in
don Juan's terms, for life and perhaps beyond. I had to find Patricia
Turner and Sandra Flanagan. Don
Juan's final recommendation was, that if I did find them, I could not
stay with them. I could have time
only to atone (agree,
reconcile), to
envelop
each of them with all the affection I felt,
without the angry voices of
recrimination, self-pity, or egomania. I embarked on the colossal task
of finding out, what had become of them,
where they were. I began by
asking questions of the people, who knew their parents. Their parents
had moved out of Los Angeles,
and nobody could give me a lead, as to where to find them. There was
noone to talk to. I thought of
putting a personal ad in the paper. But then I thought, that perhaps,
they had moved out of California. I
finally had to hire a private investigator. Through his connections
with official offices of records and
what not, he located them within a couple of weeks. They lived in New
York, a short distance from one other, and their
friendship was as close, as it had
ever been. I went to New York and tackled Patricia Turner first. She
hadn't made it to stardom on
Broadway, the way she had wanted to, but she was part of a production.
I
didn't want to know whether
it was in the capacity of a performer or as management. I visited her
in her office. She didn't tell me,
what she did. She was shocked to see me. What we did, was just sit
together and hold hands and weep.
I didn't tell her, what I did either. I said, that I had come to see
her,
because I wanted to give her a gift,
that would express my gratitude, and that I was embarking on a journey,
from which I did not intend to
come back.
"Why such ominous words?" she asked, apparently genuinely alarmed.
"What are you planning to do?
Are you ill? You don't look ill."
"It was a metaphorical statement," I assured her. "I'm going back to
South America, and I intend to
seek my fortune there. The competition is ferocious, and the
circumstances are very harsh, that's all. If
I want to succeed, I will have to give all, I have to it."
She seemed relieved, and hugged me. She looked the same, except much
bigger, much more powerful,
more mature, very elegant. I kissed her hands and the most overwhelming
affection enveloped me. Don Juan was right. Deprived of recriminations,
all I had were feelings.
"I want to make you a gift, Patricia Turner," I said. "Ask me anything
you want, and if it is within my
means, I'll get it for you."
"Did you strike it rich?" she said and laughed. "What's great about you
is, that you never had anything,
and you never will. Sandra and
I talk about you nearly every day. We
imagine you parking cars, living
off women, et cetera, et cetera. I'm sorry, we can't help ourselves,
but we still love you."
I insisted, that she tell me, what she wanted. She began to weep and
laugh at the same time. "Are you going to buy me a mink coat?" she
asked me between sobs. I ruffled her hair and said, that I would.
"If you don't like it, you take it back to the store and get the money
back," I said. She laughed and punched me, the way she used to. She had
to go back to
work, and we parted, after I
promised her, that I would come back again to see her, but that, if I
didn't, I wanted her to understand,
that the force of my life was pulling me every which way, yet I would
keep the memory of her in me
for the rest of my life and perhaps beyond.
136-137
I did return, but only to
see from a distance how they
delivered the mink coat to her. I heard her screams of delight. That
part of my task was finished. I left, but I wasn't vaporous, the
way don Juan had said, I was going
to be. I had opened up an old wound and it had started to bleed. It
wasn't quite raining outside; it was a
fine mist, that seemed to penetrate all the way to the marrow of my
bones. Next, I went to see Sandra Flanagan. She lived in one of the
suburbs of
New York, that is reached by
train. I knocked on her door. Sandra opened it and looked at me, as if
I
were a ghost. All the color
drained out of her face. She was more beautiful, than ever, perhaps
because she had filled out and
looked as big, as a house.
"Why, you, you, you!" she stammered, not quite capable of articulating
my name. She sobbed, and she seemed indignant () and reproachful () for
a moment. I
didn't give her the chance to
continue. My silence was total. In the end, it affected her. She let me
in and we sat down in her living
room.
"What are you doing here?" she said, quite a bit calmer. "You can't
stay! I'm a married woman! I have
three children! And I'm very happy in my marriage."
Shooting her words out rapidly, like a machine gun, she told me, that
her husband was very
dependable, not too imaginative, but a good man, that he was not
sensual, that she had to be very
careful, because he tired very easily, when they made love, that he got
sick easily and sometimes
couldn't go to work, but that he had managed to produce three beautiful
children, and that after her
third child, her husband, whose name seemed to be Herbert, had just
simply quit. He didn't have it
anymore, but it didn't matter to her. I tried to calm her down by
assuring her over and over, that I had come
to visit her only for a moment,
that it was not my intention to alter her life or to bother her in any
way. I described to her how hard it
had been to find her.
"I have come here to say good-bye to you," I said, "and to tell you,
that you are the love of my life. I
want to make you a token gift, a symbol of my gratitude and my undying
affection."
She seemed to be deeply affected. She smiled openly, the way she used
to. The separation between her
teeth made her look childlike.
I commented to her, that she was more
beautiful, than ever, which was
the truth to me. She laughed and said, that she was going on a strict
diet, and if she
had known, that I was coming to see
her, she would have started her diet a long time ago. But she would
start now, and I would find her the
next time as lean, as she had always been. She reiterated (remembered)
the horror of
our life together and how
profoundly affected she had been. She had even thought, in spite of
being a devout Catholic, of
committing suicide, but she had found in her children the solace, that
she needed; whatever we had
done, were quirks (oddity, whim) of youth, that would never be vacuumed
away, but had to
be swept under the rug. When I asked, if there was some gift, that I
could make to her, as a token
of my gratitude and affection
for her, she laughed and said exactly what Patricia Turner had said:
that I didn't have a pot to piss in,
nor would I ever have one, because that's the way I was made. I
insisted, that she name something.
"Can you buy me a station wagon, where all my children could fit?" she
said, laughing. "I want a
Pontiac, or an Oldsmobile, with all the trimmings."
She said that, knowing in her heart of hearts, that I could not
possibly
make her such a gift. But I did. I drove the dealer's car, following
him, as he delivered the station
wagon to her the next day, and from
the parked car, where I was hiding, I heard her surprise; but
congruous (harmonious,
appropriate)
with her sensual being, her
surprise was not an expression of delight. It was a bodily reaction, a
sob of anguish (torment), of bewilderment. She cried, but I knew, that
she was
not crying, because she had received
the gift. She was expressing a
longing, that had echoes in me.
138
I crumpled (collapsed) in the seat of the car. On my
train ride to New York, and my
flight to Los Angeles, the feeling, that persisted, was that my life
was
running out; it was running out of
me like clutched (squeezed) sand. I didn't feel in any way liberated or
changed, by
saying thank you and good-bye. Quite the contrary, I felt the burden of
that weird affection more
deeply, than ever. I felt like weeping. What ran through my mind over
and over, were the titles, that my friend
Rodrigo Cummings had
invented for books, that were never to be written. He specialized in
writing titles. His favorite was
"We'll All Die in Hollywood"; another was "We'll Never Change"; and my
favorite, the one, that I
bought for ten dollars, was "From the Life and Sins of Rodrigo
Cummings." All those titles played in
my mind. I was Rodrigo Cummings, and I was stuck in time and space, and
I did love two women
more, than my life, and that would never change. And like the rest of
my
friends, I would die in
Hollywood. I told don Juan all of this in my report, of what I
considered to be my
pseudo-success. He discarded it
shamelessly. He said, that what I felt, was merely the result of
indulging and self-pity, and that in order
to say good-bye and thank you, and really mean it and sustain it,
sorcerers had to remake themselves.
"Vanquish (defeat, subjugate, subdue) your self-pity
right now," he demanded. "Vanquish (defeat, subjugate, subdue)
the
idea,
that you are hurt and what do
you have, as the irreducible residue?"
What I had, as the irreducible residue, was the feeling, that I had
made
my ultimate gift to both of them. Not in the spirit of renewing
anything, or harming anyone, including
myself, but in the true spirit, that
don Juan had tried to point out to me, in the spirit of a
warrior-traveler, whose only virtue, he had said,
is to keep alive the memory of whatever has affected him, whose only
way, to say thank you and goodbye,
was by this act of magic: of storing in his silence, whatever he has
loved.
Beyond
Syntax
The Usher (official doorkeeper, maintains order)
141
I was
in
don Juan's house in Sonora, sound asleep in my bed, when he woke me up.
I had stayed up practically all
night, mulling over concepts, that
he had explained to me. "You
have rested
enough," he said firmly, almost gruffly (harsh), as
he shook me by the shoulders. "Don't indulge in being
fatigued. Your fatigue is, more than fatigue, a desire not to be
bothered.
Something
in you resents being bothered. But it's most important, that
you exacerbate (irritate) that part of you, until it breaks down.
Let's go for a hike." Don
Juan was right.
There was some part of me, that resented
immensely being bothered. I wanted to sleep for days
and not think about don Juan's sorcery concepts anymore. Thoroughly
against
my
will, I got up and followed him. Don Juan had prepared a meal, which
I devoured, as if I
hadn't
eaten for days, and then we
walked out of the house and headed east, toward the mountains. I had been so
dazed, that I hadn't noticed, that it was early
morning, until I saw the Sun, which was right above
the eastern range of mountains. I wanted to comment to don Juan, that I had slept all night
without
moving, but he hushed me.
142-143
He said, that we were going to go on an expedition to
the mountains to search for specific plants.
"What are you going
to do with the plants, you are going to
collect, don Juan?" I asked him as soon, as we had
started off.
"They are not for
me," he said with a grin. "They are for a
friend of mine, a botanist and pharmacist. He makes
potions with them."
"Is he a Yaqui, don
Juan? Does he live here in Sonora?" I
asked.
"No, he isn't a
Yaqui, and he doesn't live here in Sonora.
You'll meet him someday."
"Is he a sorcerer,
don Juan?"
"Yes, he is," he
replied dryly. I
asked him then, if I
could
take some of the plants to be identified at
the Botanical Garden at UCLA.
"Surely, surely!"
he said. I
had found out in the past, that whenever he said "surely," he didn't
mean it. It was obvious, that he had no intention
whatsoever of giving me any specimens for identification. I became very
curious
about
his
sorcerer friend, and asked him to tell me
more about him, perhaps describe him, telling me, where he lived and how he got to
meet him.
"Whoa, whoa, whoa,
whoa!" don Juan said, as if I were a
horse. "Hold it, hold it! Who are you? Professor
Lorca? Do you want to study his cognitive system?"
We went deep into
the arid foothills. Don Juan walked
steadily for hours. I thought, that the task of the day was going to be just to
walk. He finally stopped and sat down on the
shaded side of the foothills. "It is time,
that
you start on one of the biggest projects of
sorcery," don Juan said.
"What is this
project of sorcery, that you're talking about,
don Juan?" I inquired.
"It's called
the Recapitulation,"
he said. "The old sorcerers used to call it recounting the
events of your life, and for them, it started as a
simple technique, a device to aid them in remembering, what
they were
doing and saying to their disciples. For their disciples, the technique
had the same value: it allowed them to remember,
what their teachers had said and done to them.
It took terrible social
upheavals, like being
conquered and vanquished (defeat, subjugate, subdue) several times, before the
old sorcerers
realized, that their
technique had
far-reaching effects."
"Are you referring,
don Juan, to the Spanish conquest?" I
asked.
"No," he said.
"That was just the icing on the cake. There
were other upheavals before that, more devastating.
When the Spaniards got here, the old sorcerers didn't exist any longer.
The disciples of
those, who had survived other upheavals were very cagey (careful) by
then. They knew, how to take care of themselves. It is
that new crop of sorcerers, who renamed the old sorcerers'
technique Recapitulation.
There's
an
enormous premium on time," he continued. "For
sorcerers in general, time is of the essence. The
challenge, I am faced with, is, that in a very compact unit of time I
must cram into you everything,
there is to
know
about sorcery, as an abstract
proposition, but in order to do that, I have to build
the necessary space in you."
"What space? What
are you talking about, don
Juan?"
"The
premise (task)
of sorcerers is, that in order to bring
something in, there must be a space to put it in," he said.
"If you are filled to
the brim with the items of everyday life,
there's no space for anything new. That space must be
built. Do you see what I mean? The sorcerers of olden times believed,
that the Recapitulation of your life
made
that space. It does, and much more, of course. The
way sorcerers perform the Recapitulation
is very formal," he
went on. "It consists of writing a list
of all
the people
they have met, from the present to the
very beginning of their lives. Once they have that
list, they take the first person on it and recollect everything, they
can, about that person. And
I mean everything, every detail. It's better to
recapitulate from the present to the past, because the memories
of the present are
fresh, and in this manner, the recollection
ability is honed (shapened on).
144-145
What practitioners do is to
recollect and breathe.
They inhale slowly and deliberately, fanning the head from right to left,
in a barely
noticeable swing (with compulsive rhythm in a
curving path), and exhale in the same fashion."
He
said, that the
inhalations and exhalations should be
natural; if they were too rapid, one would enter into
something, that he called tiring breaths: breaths, that required slower
breathing afterward, in
order to calm down the muscles.
"And
what do you
want me to do, don Juan, with all this?" I
asked.
"You
begin making
your list today," he said. "Divide it by
years, by occupations, arrange it in any order you
want to, but make it sequential, with the most recent person first, and
end with Mommy and Daddy. And then,
remember everything about them. No more ado
(fuss, trouble), than that. As you practice, you will realize what
you're doing."
On my next visit to
his house, I told don Juan, that I had
been meticulously going through the events of my
life, and that it was very difficult for me to adhere to his strict
format and follow my list of
persons one by one. Ordinarily, my recapitulation
took me every which way. I let the events decide the direction of my
recollection. What I did, which was volitional, was to
adhere to a general unit of time. For instance, I had
begun with the people in the anthropology department, but I let my
recollection pull me
to anywhere in
time, from the present to the day I started
attending school at UCLA.
I told don Juan, that an
odd
thing I'd found out, which I had completely forgotten, was that I had
no idea,
that UCLA existed, until one night, when my girlfriend's roommate
from college came to Los
Angeles and we picked her
up
at the airport. She was going to study musicology at UCLA. Her
plane arrived
in the early evening, and she asked me, if I could take her to
the campus, so she could take a look at the place,
where she was going to spend the next four years of her
life. I knew where the campus was, for I had driven past
its entrance on Sunset Boulevard endless times on my way to
the beach.
I had never been on the campus, though. It was during the semester
break. The few people, that we found, directed
us to the music department.
The campus was deserted,
but what, I witnessed subjectively, was the most exquisite thing I have
ever
seen.
It was a delight to my eyes. The buildings seemed to be alive with
some energy of their own. What was going to be a very
cursory (hasty,
superficial)
visit to the music
department, turned out to be a gigantic tour
of the
entire campus. I fell in love with UCLA. I mentioned to don Juan,
that the only thing, that marred my ecstasy, was my
girlfriend's annoyance at my insistence on walking through the huge
campus.
"What the hell
could there be in here?" she yelled at me in
protest. "It's, as if you have never seen a university
campus in your life! You've seen one, you've seen them all. I think
you're just trying to impress
my friend with your
sensitivity!"
I wasn't, and I
vehemently (intense, strong, violent) told them, that I was genuinely
impressed by the beauty of my surroundings. I sensed
so much hope in those buildings, so much promise, and yet I couldn't
express my
subjective state.
"I have been in
school nearly all my life," my girlfriend
said through clenched teeth, "and I'm sick and tired
of it! Nobody's going to find shit in here! All you find is guff
(harsh), and
they don't even prepare you
to meet your responsibilities in
life."
When I mentioned,
that I would like to attend school here,
she became even more furious. "Get a job!" she
screamed. "Go and meet life from eight to
five, and cut the crap! That's what life is: a job
from eight to five, forty hours a week! See, what it does to you! Look
at me, I'm
super-educated now, and I'm not fit for a
job."
All I knew was,
that I had never seen a place so beautiful.
I made a promise then, that I would go to school at
UCLA, no matter what, come hell or high water. My desire had everything
to do with
me,
and
yet it was not driven by the need for
immediate gratification. It was more in the realm of awe.
146-147
I told don Juan, that my girlfriend's annoyance had been so jarring
(shiver, conflicting) to
me, that it forced me to look
at her in a different light, and that to my
recollection, that was the first time ever, that a commentary
had aroused
such a deep reaction in me. I saw facets of character in my
girlfriend, that I hadn't seen before, facets, that
scared me stiff. "I
think, I judged
her terribly," I said to don Juan. "After
our visit to the campus, we drifted apart. It was, as
if UCLA had come between us like a wedge. I know, that it's stupid to
think this
way."
"It isn't stupid,"
don Juan said. "It was a perfectly valid
reaction. While you were
walking on the campus,
I am sure, that you had a bout (match) with
Intent. You intended being there, and anything, that
was opposed
to it, you had to let go. But
don't overdo
it," he went on. "The touch of
warrior-travelers is very light, although it is cultivated. The hand of a
warrior-traveler begins as a heavy, gripping,
iron hand, but becomes like the hand of a ghost, a
hand made of gossamer (gauzy fabric). Warrior-travelers leave no marks,
no tracks.
That's the challenge
for
warrior-travelers.'" Don
Juan's comments
made me sink into a deep, morose state
of recriminations (обвинения) against myself, for I knew, from
the little bit of my recounting, that I was extremely heavy-handed,
obsessive, and domineering.
I told don Juan about my
ruminations (meditate at length, muse). "The Power
of the
Recapitulation," don Juan said, "is, that it stirs up all
the garbage of our lives
and brings it to the surface." Then don Juan
delineated (depict, draw an outline of) the intricacies (many elements
in complex arrangement) of Awareness and
Perception, which were the basis of the
Recapitulation.
He began by saying, that he was going to present an
arrangement of concepts, that I should not take as
sorcerers' theories under any conditions, because it was an
arrangement,
formulated by
the shamans of ancient Mexico, as a result of Seeing
Energy directly, as it flows in the Universe. He warned me, that he would
present the units of this arrangement to me
without any attempt, at
classifying them or
ranking
them by any predetermined standard. "I'm not interested
in classifications," he went on. "You
have been classifying everything all your life. Now
you are going to be forced to stay away from
classifications.
The other day, when I asked you, if you knew anything about clouds, you gave me the
names of all the clouds and the percentage of
moisture, that one should expect from each one of
them. You were a veritable (real) weatherman. But when I asked you, if
you knew,
what you could
do with the clouds personally, you had no idea, what I
was talking about. Classifications have a world of
their own," he continued. "After you begin to classify anything,
the classification
becomes alive, and it rules you. But since
classifications never started as energy-giving affairs, they always remain
like dead logs. They are not trees; they are
merely logs." He explained, that the sorcerers of ancient Mexico Saw;
that the Universe at large is composed of Energy
Fields in the form
of Luminous Filaments. They Saw zillions of them, wherever they turned
to See. They also Saw, that
those Energy Fields arrange themselves into Currents of Luminous
Fibers, Streams, that are
constant, perennial forces in the Universe, and that the Current or
Stream of Filaments,
that is related to the Recapitulation,
was named by those Sorcerers the Dark Sea of Awareness, and
also the Eagle. He stated,
that those
Sorcerers also found out, that every creature in
the Universe is attached to the Dark Sea of Awareness
at a round Point of Luminosity,
that was apparent, when those
creatures were
perceived
as Energy. On that Point of Luminosity, which the Sorcerers of
ancient Mexico
called the Assemblage
Point (better the
Perception Point, LM), don Juan said, that Perception was
assembled by a mysterious aspect
of the Dark Sea of Awareness. Don Juan asserted
(evaluated), that on the
Assemblage Point of Human Beings,
zillions of Energy Fields from
the Universe at large, in the form of Luminous Filaments, converge
(cause to meet) and go through it. These Energy
Fields are
converted (turned into) into Sensory Data, and the Sensory Data is then
interpreted and perceived, as the World we know. Don
Juan further explained, that what turns the Luminous Fibers into
Sensory Data is the Dark
Sea of Awareness. Sorcerers See this transformation
and call it the Glow of Awareness, a sheen, that extends like
a Halo around the
Assemblage Point (halos like on the pictures
of Saints, LM).
148-149
He warned me then, that he was going to make a statement, which, in the
understanding of Sorcerers, was central to comprehending
the scope of the Recapitulation.
Putting an enormous
emphasis on his words, he said, that, what we call
the Senses in Organisms, is nothing, but degrees of
Awareness. He maintained, that, if we accept, that the Senses are the
Dark Sea of
Awareness, we have to admit, that the interpretation, that
the Senses make of Sensory Data is also the Dark Sea
of Awareness. He explained at length, that to face the World around us
in the terms, that we
do, is the result of the Interpretation System of
Humankind, with which every Human Being is equipped. He also said, that every
Organism in existence has to have an
Interpretation System, that permits it to function in
its surroundings.
"The Sorcerers, who
came after the Apocalyptic Upheavals, I
told you about, Saw, that at the moment of death, the
Dark Sea of Awareness sucked in, so to speak, through the Assemblage
Point, the
Awareness of living Creatures. They also Saw, that the Dark Sea of
Awareness had a moment's, let's say, hesitation, when
it was faced with Sorcerers, who had done a recounting of their lives.
Unbeknownst to them, some
had done it so thoroughly, that the Dark Sea
of Awareness took their
Awareness in the form of
their life experiences, but didn't
touch their Life Force. Sorcerers had found out a
gigantic truth about the Forces of the Universe: the Dark Sea of
Awareness wants only our
life experiences, not our Life
Force."
The premises of don
Juan's elucidation were incomprehensible
(unintelligible,
boundless, without limits) to
me. Or perhaps
it would be more
accurate to say,
that I was vaguely and yet deeply cognizant (conscious, aware) of how functional the
premises of his explanation
were.
"Walking is always
something, that precipitates memories,"
don Juan went on. "Sorcerers
believe," don Juan went on, "that as we
recapitulate our lives, all the debris, as I told you, comes
to
the
surface. We realize our
inconsistencies, our repetitions, but something in us puts up
a tremendous Resistance to Recapitulating. Sorcerers say, that
the
road is free only
after a
gigantic upheaval, after the appearance on our screen of the
memory of an event, that
shakes our
foundations
with its terrifying clarity of detail.
It's the event, that drags us to the actual moment, that we lived
it. Sorcerers
call that event - the Usher (doorkeeper), because from then on
every event, we touch on, is relived, not merely
remembered."The
sorcerers of ancient Mexico believed, that everything we
live, we store as a sensation on the backs of the legs. They considered
the backs of the legs to be the warehouse of human's personal
history.
So,
let's go for a
walk in the hills now." We walked, until it was almost dark. "I think I
have made you walk long enough," don Juan said, when we were
back at his house, "to have you
ready to begin this sorcerers' maneuver
of finding an Usher: an event in your life, that you will
remember with such clarity, that it will serve, as a spotlight, to
illuminate everything else in your Recapitulation with the same, or
comparable, clarity. Do what sorcerers
call recapitulating pieces of a
puzzle. Something will lead you to remember the event, that
will serve
as your Usher."
He left me
alone, giving me one last warning. "Give it your best shot," he said.
"Do your best." I was extremely
silent for a moment, perhaps due to the silence around me. I
experienced, then, a vibration, a sort of
jolt in my chest. I had difficulty breathing, but suddenly something
opened up in my chest, that
allowed me to take a deep breath, and a total view of a forgotten event
of my childhood burst into my
memory, as if it had been held captive and was suddenly released. I was
at my grandfather's studio, where he had a billiard table, and I
was playing billiards with him. I
was almost nine years old then. My grandfather was quite a skillful
player, and compulsively he had
taught me every play he knew, until I was good enough to have a serious
match with him. We spent
endless hours, playing billiards.
I became so proficient at it, that one
day I defeated him. From that day
on, he was incapable of winning.
150-151
Many a time I
deliberately threw the game, just to be nice to him, but he knew it and
would become furious with me.
Once, he got so upset, that he hit me on the top of the head with the
cue. To my grandfather's chagrin and delight, by the time I was nine
years
old, I could make carom (to cannon) after
carom without stopping. He became so frustrated and impatient in a game
with me once, that he threw
down his cue and told me to play by myself. My compulsive nature made
it possible for me to
compete with myself and work the same play on and on, until I got it
perfectly. One day, a man, notorious in town for his gambling
connections, the
owner of a billiards house, came
to visit my grandfather. They were talking and playing billiards, as I
happened to enter the room. I
instantly tried to retreat, but my grandfather grabbed me and pulled me
in.
"This is my grandson," he said to the man.
"Very pleased to meet you," the man said. He looked at me sternly, and
then extended his hand, which
was the size of the head of a normal person. I was horrified. His
enormous burst of laughter told me, that he was
cognizant (conscious,
aware) of my
discomfort. He
told me, that his name was Falelo Quiroga, and I mumbled my name. He
was very tall, and extremely well dressed. He was wearing a
double-breasted blue pinstriped suit
with beautifully tapered trousers. He must have been in his early
fifties then, but he was trim and fit,
except for a slight bulge in his midsection. He wasn't fat; he seemed
to cultivate the look of a man, who
is well fed and is not in need of anything. Most of the people in my
hometown were gaunt (thin, lean). They were
people, who labored hard, to earn a living, and had no time for
niceties.
Falelo Quiroga appeared to be
the opposite. His whole demeanor was, that of a man, who had time only
for niceties.
He was pleasant-looking. He had a bland (pleasant in
manner, soothing), well-shaven face
with kind blue eyes. He had the air and the
confidence of a doctor. People in my town used to say, that he was
capable of putting anyone at ease,
and that he should have been a priest, a lawyer, or a doctor, instead
of
a gambler. They also used to say,
that he made more money gambling, than all the doctors and lawyers in
town, put together, made by
working. His hair was black, and carefully combed. It was obviously
thinning considerably. He tried to hide his
receding hairline by combing his hair over his forehead. He had a
square jaw and an absolutely
winning smile. He had big, white teeth, which were well cared for, the
ultimate novelty in an area,
where tooth decay was monumental. Two other remarkable features of
Falelo Quiroga, for me, were
his enormous feet and his handmade, black patent-leather shoes. I was
fascinated by the fact, that his
shoes didn't squeak at all, as he walked back and forth in the room. I
was accustomed to hearing my
grandfather's approach by the squeak of the soles of his shoes.
"My grandson plays billiards very well," my grandfather said
nonchalantly (cool,
indifferent)
to Falelo
Quiroga. "Why
don't I give him my cue and let him play with you, while I watch?"
"This child plays billiards?" the big man asked my grandfather with a
laugh.
"Oh, he does," my grandfather assured him. "Of course, not as well, as
you do, Falelo. Why don't you
try him? And to make it interesting for you, so you won't be
patronizing my grandson, let's bet a little
money. What do you say, if we bet this much?" He put a thick wad
(bundle) of crumpled-up bills on the table and smiled at
Falelo Quiroga, shaking his head
from side to side, as if daring the big man to take his bet.
"My oh my, that much, eh?" Falelo Quiroga said, looking at me
questioningly. He opened his wallet
then and pulled out some neatly folded bills. This, for me, was another
surprising detail. My
grandfather's habit was to carry his money in every one of his pockets,
all crumpled up. When he
needed to pay for something, he had to straighten out the bills, in
order to count them. Falelo Quiroga didn't say it, but I knew, that he
felt like a highway
robber. He smiled at my grandfather
and, obviously, out of respect for him, he put his money on the table.
152-153
My grandfather, acting as the
arbiter, set the game at a certain number of caroms and flipped a coin,
to see, who would start first. Falelo Quiroga won.
"You better give it all you have, without holding back," my grandfather
urged him. "Don't have any
qualms (doubts) about
demolishing this twerp (stupid fool) and winning my money!"
Falelo Quiroga, following my grandfather's advice, played as hard, as
he
was able, but at one point he
missed one carom by a hair. I took the cue. I thought, I was going to
faint, but seeing my grandfather's
glee (he was jumping up and down) calmed me, and besides, it irked
(annoy, irritate) me to
see Falelo Quiroga about to
split his sides laughing, when he saw the way I held the cue. I
couldn't
lean over the table, as billiards
is normally played, because of my height. But my grandfather, with
painstaking patience and determination,
had taught me an alternative way of playing. By extending my arm all
the way back, I held
the cue nearly above my shoulders, to the side.
"What does he do, when he has to reach the middle of the table?" Falelo
Quiroga asked, laughing.
"He hangs on the edge of the table," my grandfather said
matter-of-factly. "It's permissible, you
know."
My grandfather came to me and whispered through clenched teeth, that if
I tried to be polite and lose,
he was going to break all the cues on my head. I knew, he didn't mean
it; this was just his way of
expressing his confidence in me. I won easily. My grandfather was
delighted beyond description, but
strangely enough, so was Falelo
Quiroga. He laughed, as he went around the pool table, slapping its
edges. My grandfather praised me
to the skies. He revealed to Quiroga my best score, and joked, that I
had excelled, because he had found
the way to lure me to practice: coffee with Danish pastries.
"You don't say, you don't say!" Quiroga kept repeating. He said
good-bye; my grandfather picked up
the bet money, and the incident was forgotten. My grandfather promised
to take me to a restaurant and
buy me
the best meal in town, but he never did. He was very stingy (mean,
spending reluctantly); he was
known to be a lavish spender only
with women.
Two
days later, two enormous men, affiliated (connected to) with Falelo
Quiroga, came to
me at the time, that I got out
from school and was leaving. "Falelo Quiroga wants to see you," one of
them said in a guttural tone.
"He wants you to go to his
place and have some coffee and Danish pastries with him." If he hadn't
said coffee and Danish pastries, I probably would have run
away from them. I
remembered then, that my grandfather had told Falelo Quiroga, that I
would sell my soul for coffee and
Danish pastries. I gladly went with them. However, I couldn't walk as
fast, as they did, so one of them,
the one, whose name was Guillermo Falcon, picked me up and cradled me
in
his huge arms. He
laughed through crooked teeth. "You better enjoy the ride, kid," he
said. His breath was terrible.
"Have you ever been carried by
anyone? Judging by the way you wriggle (turning/twisting body), never!"
He giggled grotesquely.
Fortunately, Falelo Quiroga's place was not too far from the school.
Mr. Falcon deposited me on a
couch in an office. Falelo Quiroga was there, sitting behind a huge
desk. He stood up and shook hands
with me. He immediately had some coffee and delicious pastries brought
to me, and the two of us sat
there chatting amiably (friendly, cordially) about my grandfather's
chicken farm. He asked
me,
if I would like to have more
pastries, and I said, that I wouldn't mind, if I did. He laughed, and
he
himself brought me a whole tray
of unbelievably delicious pastries from the next room. After I had
veritably gorged myself, he politely asked me, if I would
consider coming to his billiards
place in the wee hours of the night, to play a couple of friendly games
with some people of his choice. He casually mentioned, that a
considerable amount of money was going to
be involved. He openly
expressed his trust in my skill, and added, that he was going to pay
me,
for my time and my effort, a
percentage of the winning money. He further stated, that he knew the
mentality of my family; they
would have found it improper, that he give me money, even though it was
pay.
154-155
So he promised to put
the money in the bank, in a special account for me, or more practical
yet, he would cover any purchase,
that I made in any of the stores in town, or the food I consumed in any
restaurant in town. I didn't believe a word, of what he was saying. I
knew, that Falelo
Quiroga was a crook, a racketeer. I
liked, however, the idea of playing billiards with people, I didn't
know, and I struck a bargain with him.
"Will you give me some coffee and Danish pastries, like the ones you
gave me today?" I said.
"Of course, my boy," he replied. "If you come to play for me, I will
buy you the bakery! I will have
the baker bake them just for you. Take my word." I warned Falelo
Quiroga, that the only drawback was my incapacity to get
out of my house; I had too
many aunts, who watched me like hawks, and besides, my bedroom was on
the second floor. "That's no problem," Falelo Quiroga assured me.
"You're quite small.
Mr. Falcon will catch you, if you
jump from your window into his arms. He's as big, as a house! I
recommend, that you go to bed early
tonight. Mr. Falcon will wake you up, by whistling and throwing rocks
at
your window. You have to
watch out, though! He's an impatient man."
I went home in the midst of the most astounding excitation. I couldn't
go to sleep. I was quite awake,
when I heard Mr. Falcon whistling and throwing small pebbles against
the glass panes of the window. I opened the window. Mr. Falcon was
right below me, on the street. "Jump into my arms, kid," he said to me
in a constricted voice, which
he tried to modulate into a loud
whisper. "If you don't aim at my arms, I'll drop you and you'll die.
Remember that. Don't make me run
around. Just aim at my arms. Jump! Jump!" I did, and he caught me with
the ease of someone, catching a bag of
cotton. He put me down and told
me to run. He said, that I was a child, awakened from a deep sleep, and
that he had to make me run, so I
would be fully awake, by the time I got to the billiards house. I
played
that night with two men, and I won both games. I had the most
delicious coffee and pastries,
that one could imagine. Personally, I was in heaven. It was around
seven in the morning, when I
returned home. Nobody had noticed my absence. It was time to go to
school. For all practical
purposes, everything was normal, except for the fact, that I was so
tired,
that I couldn't keep my eyes
open all day. From that day on, Falelo Quiroga sent Mr. Falcon to pick
me up two or
three times a week, and I won
every game, that he made me play. And faithful to his promise, he paid
for anything, that I bought,
including meals at my favorite Chinese restaurant, where I used to go
daily. Sometimes, I even invited
my friends, whom I mortified (humiliate) no end, by running out of the
restaurant,
screaming, when the waiter
brought the bill. They were amazed at the fact, that they were never
taken to the police, for consuming
food and not paying for it.
What was an ordeal for me was, that I had
never conceived (form in the mind, formulate) of the fact,
that I would have to contend (fight, debate)
with the hopes and expectations of all the people, who bet on me. The
ordeal of ordeals, however, took
place, when a crack player from a nearby city, challenged Falelo
Quiroga
and backed his challenge
with a giant bet. The night of the game was an inauspicious (not
favourable) night. My
grandfather became ill and
couldn't fall asleep. The entire family was in an uproar (noisy
confusion). It appeared,
that nobody went to bed. I doubted,
that I had any possibility of sneaking out of my bedroom, but Mr.
Falcon's whistling and the pebbles
hitting the glass of my window were so insistent, that I took a chance
and jumped from my window
into Mr. Falcon's arms. It seemed, that every male in town had
congregated at the billiards
place. Anguished faces silently
begged me not to lose. Some of the men boldly assured me, that they had
bet their houses and all their
belongings. One man, in a half-joking tone, said, that he had bet his
wife; if I didn't win, he would be a
cuckold (наставила рога, измена жены) that night, or a murderer.
156-157
He didn't specify, whether he meant,
he would kill his wife, in order
not to be a cuckold, or me, for losing the game. Falelo Quiroga paced
back and forth. He had hired a masseur to massage
me. He wanted me relaxed. The masseur put hot towels on my arms and
wrists and cold towels on my
forehead. He put on my feet
the most comfortable, soft shoes, that I had ever worn. They had hard,
military heels and arch supports. Falelo Quiroga even outfitted me with
a beret, to keep my hair from
falling in my face, as well, as a
pair of loose overalls with a belt. Half of the people, around the
billiard table, were strangers from
another town. They glared at me. They
gave me the feeling, that they wanted me dead. Falelo Quiroga flipped a
coin, to decide, who would go first. My opponent
was a Brazilian of Chinese
descent, young, round-faced, very spiffy (excellent) and confident. He
started
first, and he made a staggering
amount of caroms. I knew by the color of his face, that Falelo Quiroga
was about to have a heart
attack, and so were the other people, who had bet everything, they had,
on
me. I played very well that night, and, as I approached the number of
caroms,
that the other man had made,
the nervousness of the ones, who had bet on me, reached its peak.
Falelo
Quiroga was the most
hysterical of them all. He yelled at everybody and demanded, that
someone open the windows, because
the cigarette smoke made the air unbreathable for me. He wanted the
masseur to relax my arms and
shoulders. Finally, I had to stop everyone, and in a real hurry, I made
the eight caroms, that I needed to
win. The euphoria of those, who had bet on me, was indescribable. I was
oblivious to all that, for it was
already morning and they had to take me home in a hurry. My exhaustion
that day knew no limits. Very obligingly (helpful, considerate), Falelo
Quiroga
didn't send for me for a whole
week. However, one afternoon, Mr. Falcon picked me up from school and
took me to the billiards
house. Falelo Quiroga was extremely serious. He didn't even offer me
coffee or Danish pastries. He
sent everybody out of
his office and got directly to the point. He pulled his chair close
to me.
"I have put a lot of money in the bank for you," he said very solemnly.
"I am true, to what I promised
you. I give you my word, that I will always look after you. You know
that! Now, if you do, what I am
going to tell you to do, you will make so much money, that you won't
have to work a day in your life. I
want you to lose your next game by one carom. I know, that you can do
it. But I want you to miss by
only a hair. The more dramatic, the better." I was dumb-founded. All of
this was incomprehensible (unintelligible,
boundless, without limits) to
me.
Falelo
Quiroga repeated his request and
further explained, that he was going to bet anonymously all he had,
against me, and that that was the
nature of our new deal. "Mr. Falcon has been guarding you for months,"
he said. "All I need to
tell you is, that Mr. Falcon uses
all his force to protect you, but he could do the opposite with the
same strength." Falelo Quiroga's threat couldn't have been more
obvious. He must have
seen in my face the horror, that
I felt, for he relaxed and laughed. "Oh, but don't you worry about
things like that," he said reassuringly,
"because we are brothers."
This was the first time in my life, that I had been placed in an
untenable (not defended) position. I wanted with all my
might to run away from Falelo Quiroga, from the fear, that he had
evoked
in me. But at the same time,
and with equal force, I wanted to stay; I wanted the ease of being able
to buy anything, I wanted from
any store, and above all, the ease of being able to eat at any
restaurant of my choice, without paying. I
was never confronted, however, with having to choose one or the other.
Unexpectedly, at least for me, my grandfather moved to another area,
quite distant. It was, as if he
knew, what was going on, and he sent me ahead of everyone else. I
doubted, that he actually knew, what
was taking place. It seemed, that sending me away, was one of his usual
intuitive actions.
158-159
Don Juan's
return brought me out of my recollection. I had lost track of time. I
should have been famished, but I
wasn't hungry at all. I was filled with nervous energy. Don Juan lit a
kerosene lantern and hung it from
a nail on the wall. Its dim light cast strange, dancing shadows in the
room. It took a moment for my
eyes to adjust to the semidarkness. I entered then into a state of
profound sadness. It was a strangely
detached feeling, a far-reaching longing, that came from that
semidarkness, or perhaps from the
sensation of being trapped. I was so tired, that I wanted to leave, but
at the same time, and with the
same force, I wanted to stay. Don Juan's voice brought me a measure of
control. He appeared to know
the reason for and the depth
of my turmoil, and modulated his voice to fit the occasion. The
severity of his tone helped me to gain
control over something, that could easily have turned into a hysterical
reaction to fatigue and mental
stimulation.
"To recount events is magical for sorcerers," he said. "It isn't just
telling stories. It is Seeing
the
underlying fabric of events. This is the reason, recounting is so
important and vast." At his request, I told don Juan the event, I had
recollected. "How appropriate," he said, and chuckled with delight."
The only
commentary I can make is, that
warrior-travelers roll with the punches. They go wherever the impulse
may take them. The power of
warrior-travelers is to be alert, to get maximum effect from minimal
impulse. And, above all, their
power lies in not interfering (intrude, be an obstacle). Events have a
force, a gravity of their
own, and travelers are just
travelers. Everything around them is for their eyes alone. In
this
fashion, travelers construct the
meaning of every situation, without ever asking, how it happened this
way or that way. Today, you remembered an event, that sums up your
total life," he
continued. "You are always faced
with a situation, that is the same, as the one, that you never
resolved.
You never really had to choose,
whether to accept or reject Falelo Quiroga's crooked deal. Infinity
always puts us in this terrible position of having to
choose," he went on. "We want Infinity,
but at the same time, we want to run away from it. You want to tell me
to go and jump in a lake, but at
the same time you are compelled (forced) to stay. It
would be infinitely easier
for you to just be compelled to
stay."
The
Interplay of Energy on the Horizon
160-161
THE CLARITY OF the usher (doorkeeper keeps order) brought a new impetus
(stimulus) to my
Recapitulation. A
new mood replaced the
old one. From then on, I began to recollect events in my life with
maddening clarity. It was exactly, as
if a barrier had been built inside me, that had kept me, holding
rigidly
on to meager (scanty, deficient in
quantity) and
unclear
memories, and the usher had smashed it. My memory faculty had been for
me, prior to that event, a
vague way of referring to things, that had happened, but which I
wanted,
most of the time, to forget. Basically, I had no interest whatsoever in
remembering anything of my
life. Therefore, I honestly saw
absolutely no point in this futile exercise of Recapitulating, which
don Juan had practically imposed (applied as compulsory) on
me. For me, it was a chore, that tired me instantly and did nothing,
but
point out my incapacity for
concentrating. I had dutifully made, nevertheless, lists of people, and
I had engaged
in a haphazard effort of quasi-remembering
my interactions with them. My lack of clarity, in bringing those people
into
focus, didn't dissuade me. I fulfilled, what I considered to be my
duty,
regardless of the way I really
felt. With practice, the clarity of my recollection improved, I thought
remarkably. I was able to
descend, so to speak, on certain choice events with a fair amount of
keenness (enthusiastic, sharp), that was at once scary
and rewarding. After don Juan presented me with the idea of the usher,
however, the power of my
recollection became something, for which I had no name. Following my
list of people, made the Recapitulation extremely formal
and exigent (urgent), the way don Juan
wanted it. But from time to time, something in me got loose, something,
that forced me to focus on
events, unrelated to my list, events, whose clarity was so maddening,
that
I was caught and submerged
in them, perhaps even more intensely, than I had been, when I had lived
the experiences themselves. Every time I recapitulated in such a
fashion, I had a degree of
detachment, which allowed me to see
things, I had disregarded, when I had really been in the
throes (agonising
pain/struggle)
of them.
The first time, in which the recollection of an event shook me to my
foundations, happened, after I had
given a lecture at a college in Oregon. The students, in charge of
organizing the lecture, took me and
another anthropology friend of mine to a house to spend the night. I
was going to go to a motel, but
they insisted, for our comfort, on taking us to this house. They said,
that it was in the country, and there
were no noises, the quietest place in the world, with no telephones, no
interference from the outside
world. I, like the fool, that I was, agreed to go with them. Don Juan
had not only warned me to always
be a solitary bird, he had demanded, that I observe his recommendation,
something, that I did most of
the time, but there were occasions, when the gregarious (sociable, like
to be with group) creature in me
took the upper hand. The committee took us to the house, quite a
distance from Portland, of
a professor, who was on
sabbatical (day of rest). Very swiftly, they turned on the lights
inside and outside
of the house, which was located
on a hill, with spotlights all around it. With the spotlights on, the
house must have been visible from
five miles away.
162-163
After that, the committee took off as fast, as they
could, something, that surprised me,
because I thought, they were going to stay and talk. The house was a
wooden A-frame, small, but very
well constructed. It had an enormous living room and a mezzanine above
it, where the bedroom was. Right above, at the apex of the A-frame,
there was a life-size crucifix,
hanging from a strange rotating
hinge, which was drilled into the head of the figure. The spotlights on
the wall were focused on the
crucifix. It was quite an impressive sight, especially when it rotated,
squeaking, as if the hinge needed
oil. The bathroom of the house was another sight. It had mirrored tiles
on
the ceiling, the walls, and the
floor, and it was illuminated with a reddish light. There was no way to
go to the bathroom without
seeing yourself from every conceivable angle. I enjoyed all those
features of the house, which seemed
to me stupendous. When the time came for me to go to sleep, however, I
encountered a
serious problem, because there
was only one narrow, hard, quite monastic bed and my anthropologist
friend was close to having
pneumonia, wheezing (breathing with difficulty and hoarse whistling
sound) and retching (trying to vomit) phlegm (thick mucus), every time
he coughed. He went
straight for the bed and
passed out. I looked for a place to sleep. I couldn't find one. That
house was barren of comforts. Besides, it was cold. The committee had
turned on the lights, but not
the heater. I looked for the heater. My search was fruitless, as was my
search for the switch to the
spotlights or to any of the lights in the
house, for that matter. The switches were there on the walls, but they
seemed to be overruled by the
effect of some main switch. The lights were on, and I had no way to
turn them off. The only place, I could find to sleep, was on a thin
throw rug, and the
only thing I found, with which I
could cover myself, was the tanned hide of a giant French poodle.
Obviously, it had been the pet of the
house and had been preserved; it had shiny black-marble eyes and an
open mouth with the tongue
hanging out. I put the head of the poodle skin toward my knees. I still
had to cover myself with the
tanned rear end, which was on my neck. Its
preserved head was like a hard object between my knees, quite
unsettling! If it had been dark, it
wouldn't have been as bad. I gathered a bundle of washcloths and used
them as a pillow. I used as
many, as possible, to cover the hide of the French poodle, the best way
I
could. I couldn't sleep all night. It was then, as I lay there cursing
myself silently for being so stupid
and not following don Juan's
recommendation, that I had the first maddeningly clear recollection of
my entire life. I had recollected
the event, that don Juan had called the usher with equal clarity, but
my
tendency had always been to
half-disregard, what happened to me, when I was with don Juan, on the
basis, that in his presence
anything was possible. This time, however, I was alone. Years before I
met don Juan, I had worked, painting signs on buildings.
My boss's name was Luigi
Palma. One day Luigi got a contract to paint a sign, advertising the
sale and rental of bridal gowns and
tuxedos, on the back wall of an old building. The owner, of the store
in
the building, wanted to catch
the eye of possible customers with a large display. Luigi was going to
paint a bride and groom, and I
was going to do the lettering. We went to the flat roof of the building
and set up a scaffold. I was quite apprehensive, although I had no
overt reason to be so. I had
painted dozens of signs on high
buildings. Luigi thought, that I was beginning to be afraid of heights,
but that my fear was going to
pass. When the time came to start working, he lowered the scaffold a
few feet from the roof and
jumped onto its flat boards. He went to one side, while I stood on the
other, in order to be totally out of
his way. He was the artist. Luigi began to show off. His painting
movements were so erratic and
agitated, that the scaffold moved
back and forth. I became dizzy. I wanted to go back to the flat roof,
using the pretext (an excuse), that I needed
more paint and other painters' paraphernalia. I grabbed the edge of the
wall, that fringed the flat roof
and tried to hoist myself up, but the tips of my feet got stuck in the
boards of the scaffold. I tried to
pull my feet and the scaffold toward the
wall.
164-165
The harder I pulled, the farther away I pushed the scaffold from
the wall. Instead of helping me
untangle my feet, Luigi sat down and braced himself with the cords,
that
attached the scaffold to the
flat roof. He crossed himself and looked at me in horror. From his
sitting position, he knelt, weeping
quietly, as he recited the Lord's Prayer. I held on to the edge of the
wall for dear life; what gave me the
desperate strength to endure was the
certainty, that if I was in control, I could keep the scaffold from
moving farther and farther away. I
wasn't going to lose my grip and fall thirteen floors to my death.
Luigi, being a compulsive taskmaster
to the bitter end, yelled to me, in the midst of tears, that I should
pray. He swore, that both of us were
going to fall to our deaths, and that, the least we could do, was to
pray
for the salvation of our souls. For a moment, I deliberated about,
whether it was functional to pray. I
opted to yell for help. People in
the building must have heard my yelling and sent for the firemen. I
sincerely thought, that it had taken
only two or three seconds, after I began to yell for the firemen to
come
onto the roof and grab Luigi
and me, and secure the scaffold. In reality, I had hung on to the side
of the building for at least
twenty minutes. When the firemen
finally pulled me onto the roof, I had lost any vestige of control. I
vomited on the hard floor of the
roof, sick to my stomach from fear and the odious smell of melted tar.
It was a very hot day; the tar,
on the cracks of the scratchy roofing sheets, was melting in the heat.
The ordeal had been so
frightening and embarrassing, that I didn't want to remember it, and I
ended up hallucinating, that the
firemen had pulled me into a warm, yellow room; they had then put me in
a supremely comfortable
bed, and I had fallen peacefully asleep, safe, wearing my pajamas,
delivered from danger. My second recollection was another blast of
incommensurable (non-comparable) force. I
was talking amiably (friendly,
cordially) to
a group
of friends, when, for no apparent reason, I could account for, I
suddenly
lost my breath under the
impact of a thought, a memory, which was vague for an
instant and then became an engrossing (wholly absorbed) experience. Its
force was so
intense, that I had to excuse myself
and retreat for a moment to a corner. My friends seemed to understand
my reaction; they disbanded (dispersed)
without any comments. What, I was remembering, was an incident, that
had
taken place in my last year
of high school. My best friend and I used to walk to school, passing a
big mansion with
a black wrought-iron fence at
least seven feet high and ending in pointed spikes. Behind the fence
was an extensive, well-kept green
lawn, and a huge, ferocious German shepherd dog. Every day, we used to
tease the dog and let him
charge at us. He stopped physically at the wrought-iron fence, but his
rage seemed to cross over to us. My friend delighted, in engaging the
dog every day in a contest of mind
over matter. He used to stand a
few inches from the dog's snout, which protruded between the iron bars
at least six inches into the
street, and bare his teeth, just like the dog did.
"Yield, yield!" my friend shouted every time. "Obey! Obey! I am more
powerful, than you!" His daily displays of mental power, which lasted
at least five minutes,
never affected the dog, outside
of leaving him more furious, than ever. My friend assured me daily, as
part of his ritual, that the dog
was either going to obey him or die in front of us of heart failure,
brought about by rage. His
conviction was so intense, that I believed, that the dog was going to
drop dead any day. One morning, when we came around, the dog wasn't
there. We waited for a
moment, but he didn't
show up; then we saw him, at the end of the extensive lawn. He seemed
to be busy there, so we slowly
began to walk away.
From the corner of my eye, I noticed, that the dog
was running at full speed,
toward us. When he was perhaps six or seven feet from the fence, he
took a gigantic leap over it. I was
sure, that he was going to rip his belly on the spikes. He barely
cleared them and fell onto the street,
like a sack of potatoes. I thought for a moment, that he was dead, but
he was only stunned. Suddenly, he got up, and, instead of
chasing after the one, who had brought about his rage, he ran after me.
I jumped onto the roof of a car,
but the car was nothing for the dog.
166-167
He took a leap and was nearly on
top of me. I scrambled down
and climbed the first tree, that was within reach, a flimsy little
tree,
that could barely support my
weight. I was sure, that it would snap in the middle, sending me right
into the dog's jaws, to be mauled
to death. In the tree, I was nearly out of his reach. But the dog
jumped again,
and snapped his teeth, catching
me by the seat of my pants and ripping them. His teeth actually nicked
(cut a notch in)
my buttocks. The moment I
was safe at the top of the tree, the dog left. He just ran up the
street, perhaps looking for my friend. At the infirmary (изолятор) in
school, the nurse told me, that I had to ask the
owner of the dog for a certificate of
rabies vaccination. "You must look into this," she said severely. "You
may have rabies
already. If the owner refuses to
show you the vaccination certificate, you are within your rights to
call the police."
I talked to the caretaker of the mansionб where the dog lived. He
accused me of luring the owner's most
valuable dog, a pedigreed (recorded ancestry) animal, out into the
street. "You better watch out, boy!" he said in an angry tone. "The dog
got
lost. The owner will send you to
jail, if you keep on bothering us."
"But I may have rabies," I said in a sincerely terrified tone.
"I don't give a shit, if you have the bubonic plague," the man snapped.
"Scram (leave at once)!"
"I'll call the police," I said.
"Call whoever you like," he retorted. "You call the police, we'll turn
them against you. In this house,
we have enough clout (influence, power) to do that!"
I believed him, so I lied to the nurse and said, that the dog could not
be found, and that it had no owner.
"Oh my god!" the woman exclaimed. "Then brace yourself for the worst. I
may have to send you to the doctor." She gave me a long list of
symptoms, that I should look for or wait for,
until they manifested themselves. She said, that the injections for
rabies were extremely painful,
and that they had to be administered subcutaneously (introduced just
beneath the skin) on the area of the
abdomen.
"I wouldn't wish,
that treatment on my worst enemy," she
said, plunging me into a horrid nightmare. What
followed was: my first real depression. I just lay in my bed, feeling
every one of the
symptoms, enumerated by the nurse. I ended up going to
the school infirmary and begging the woman to give me the treatment for rabies,
no matter how painful. I made a huge scene. I
became hysterical. I didn't have rabies, but I had
totally lost my control. I related to don Juan my two
recollections in all their detail, sparing nothing. He didn't make any comments. He nodded a few
times.
"In both
recollections, don Juan," I said, feeling myself
the urgency of my voice, "I was as hysterical, as anyone could be. My body
was trembling. I was sick to my stomach. I
don't want to say it was, as if I were in the
experiences, because that's not the truth. I was in the experiences
themselves both times. And
when I couldn't take them anymore, I jumped into my life
now. For me, that was a jump into the future. I had
the power of going over time. My jump into the past was not abrupt; the
event developed slowly, as memories do. It was at the end, that I did
jump
abruptly into the future: my life now."
"Something
in you has begun to collapse for
sure," he finally said. "It has been collapsing all along, but it
repaired itself very quickly,
every time its supports failed. My feeling is, that it is now
collapsing
totally." After
another long
silence, don Juan explained, that the
Sorcerers of ancient Mexico believed, that, as he had
told me already, we had two Minds, and only one of them was truly ours.
I had
always understood
don Juan, as saying, that
there were two parts to our
minds, and one of them was
always silent,
because expression was denied to it by the force of the other
part. Whatever don Juan
had said, I had taken as a metaphorical way to explain, perhaps, the
apparent dominance of the left
hemisphere of the
brain over the right, or something of the
like. "There
is a secret
option to the Recapitulation" , don Juan
said.
168-169
"Just
like I told you, that there is a secret option to dying, an
option, that only Sorcerers take.
In the case of dying, the secret option is, that
human beings could retain their life force and relinquish only
their Awareness,
the product of their lives. In the case of the Recapitulation,
the secret option, that
only Sorcerers
take, is to choose to enhance their True
Minds.
"The
haunting memory of your recollections," he
went on, "could come only from your True Mind. The other mind,
that we all have and share, is, I would say, a
cheap model: economy strength, one size fits all. But this
is a subject, that we will discuss later. What
is at stake now, is the advent (arrival) of a Disintegrating Force. But not
a Force, that is disintegrating you - I don't
mean it that way. It is disintegrating, what the Sorcerers call
the Foreign Installation, which exists in you
and in every other human being. The effect of the Force,
that is descending on you, which is
disintegrating the Foreign Installation, is, that it pulls Sorcerers out
of their syntax (list
of rules,
LM)."
I had listened
carefully to don Juan, but I couldn't say,
that I had understood, what he had said. For some
strange reason, which was to me as unknown, as the cause of my vivid
recollections, I
couldn't ask him any questions. "I know how
difficult it is for you," don Juan said all of a
sudden, "to deal with this facet of your life. Every
Sorcerer, that I know, has gone through it. The
males, going through it,
suffer infinitely more damage,
than the females. I suppose,
it's
the condition of women, to be more durable.
The Sorcerers of ancient Mexico,
acting as a group, tried their best, to buttress (reinforce) the impact
of this
Disintegrating Force. In our
day, we have no means of acting as a group, so we must brace ourselves,
to face in solitude a Force,
that will sweep us away from language, for there is no way to describe
adequately, what is going
on."
Don Juan was right
in that, I was at a loss for explanations
or ways of describing the effect, that those recollections had had on
me. Don Juan had told me, that Sorcerers face
the Unknown in the most common
incidents, one can
imagine. When they are confronted with it, and cannot
interpret, what they are
perceiving, they have
to rely on an outside source for direction.
Don Juan had called that source Infinity, or the
voice of the Spirit, and had said, that if Sorcerers don't try to be
rational about, what
can't
be
rationalized, the Spirit unerringly () tells
them, what's what. Don Juan had guided me to accept
the idea, that Infinity was a Force, that had a voice and was
conscious of itself.
Consequently, he
had prepared me to be ready to listen to
that voice and act efficiently always, but without
antecedents (precedence), using as little, as possible the railings of
the a priori (preciding).
I waited impatiently
for the voice of the Spirit to tell me the
meaning of my recollections, but nothing happened. I was in a
bookstore one day, when a girl recognized me and
came over to talk to me. She was tall and slim, and
had an insecure, little girl's voice. I was trying to make her feel at
ease, when I was
suddenly accosted (approach and speak boldly) by an instantaneous
energetic
change. It was, as if an alarm had been triggered in me, and,
as it
had happened in the
past, without any volition on my part whatsoever,
I recollected another completely forgotten event in
my life. The memory of my grandparents' house flooded me. It
was a veritable
avalanche, so
intense, that it was devastating, and once more, I
had to retreat to a corner. My body shook, as if I
had taken a chill. I must have been eight years old.
My grandfather was talking to me. He had begun by telling me,
that it
was his utmost duty to set me straight. I had two cousins, who were my
age: Alfredo and Luis. My grandfather demanded
mercilessly, that I admit, that my cousin Alfredo was really beautiful.
In my
vision,
I heard my grandfather's raspy, constricted
voice.
"Alfredo doesn't
need any introductions," he had said to me
on that occasion. "He needs only to be present and
the doors will fly open for him, because everybody practices the cult
of
beauty. Everybody likes
beautiful people.
They envy them, but they certainly
seek their company. Take it from me. I am handsome,
wouldn't you say?"
170-171
I sincerely agreed with my grandfather. He was certainly a
very handsome
man, small-boned, with laughing blue eyes and an exquisitely
chiseled face with beautiful cheekbones. Everything
seemed to be perfectly balanced in his face: his nose, his mouth, his
eyes, his pointed
jaw. He had blond
hair growing on his ears, a feature, that gave
him an elflike appearance. He knew everything about
himself, and he exploited his attributes to the maximum. Women adored
him; first,
according to him, for his beauty, and second, because he posed no
threat to them. He, of course, took full advantage of
all this.
"Your cousin
Alfredo is a winner," my grandfather went on.
"He will never have to crash a party, because he'll
be the first one on the list of guests. Have you ever noticed, how
people stop in the street to
look at him, and how they
want to touch him? He's so
beautiful, that I'm afraid, he's going to turn out to
be an asshole, but that's a different story. Let us say, that he'll be
the most welcome asshole, you
have ever met."
My grandfather
compared my cousin Luis with Alfredo. He
said, that Luis was homely, and a little bit stupid,
but that he had a heart of gold. And then he brought me into the
picture. "If
we are going to
proceed with our explanation,"
he
continued, "you have to admit in sincerity, that Alfredo is beautiful and
Luis is good. Now, let's take you; you are
neither handsome, nor good. You are a veritable son of
a bitch. Nobody's going to invite you to a party. You'll have to get
used to the
idea,
that if you want to be at a party, you will
have to crash it. Doors will never be open for you the way, they will be open for
Alfredo for being beautiful, and for Luis for
being good, so you will have to get in through the
window."
His analysis of his
three grandsons was so accurate, that he
made me weep with the finality, of what he had said.
The more I wept, the happier he became. He finished his case with a
most
deleterious
admonition (warning). "There's
no need to
feel bad," he said, "because there's
nothing more exciting, than getting in through the
window. To do that, you have to be clever and on your toes.
You have to watch everything, and be prepared for endless humiliations. If you have
to go in through the window,"
he went on, "it's because you're
definitely not on the list of guests; therefore, your
presence is not welcome at all, so
you have to work your butt off to stay. The only way
I know is, by possessing everybody. Scream ! Demand ! Advise ! Make
them
feel, that you are in
charge! How could they
throw you out, if you're in
charge?"
Remembering this
scene caused a profound upheaval in me. I
had buried this incident so deeply, that I had
forgotten all about it. What I had remembered all along, however, was
his admonition to be
in
charge,
which he must have repeated to me over and
over throughout the years. I didn't have a chance to
examine this event, or ponder it, because another forgotten memory
surfaced with
the same force. In it, I was with the girl, I had been engaged to.
At that time, both of us were saving money to be
married and have a house of our own. I heard myself demanding, that we
have a joint
checking account; I wouldn't have it any other way. I felt an
imperative need to lecture her on frugality (economising). I heard
myself telling her, where to buy her clothes, and what the top
affordable price should be.
Then
I saw
myself giving driving lessons to her younger sister and going veritably
berserk, when she said,
that she was planning to move out of her parents'
house. Forcefully, I threatened her with canceling my
lessons. She wept, confessing, that she was having an affair with her
boss. I jumped out
of the car and began kicking the door. However, that was not all.
I heard myself telling my fiancee's father
not to move to Oregon, where he planned to go. I shouted
at the top of my voice, that
it was
a stupid move. I really believed, that my reasonings,
against it, were unbeatable. I presented him with budget
figures, in which I had
meticulously calculated his losses. When he didn't
pay any attention to me, I slammed the door and left, shaking with rage. I found my
fiancee in the living room, playing her
guitar.
172-173
I pulled it out of her hands and yelled at her, that
she embraced the guitar, instead of playing it, as if it were more,
than
an object.
My desire, to impose my will, extended all across the board. I
made no distinctions; whoever, was close to me, was
there for me to possess and mold, following my whims. I didn't have to ponder
anymore the significance of my vivid visions.
For an unquestionable certainty invaded me, as
if coming from outside me. It told me, that my weak point was the idea,
that I had to
be the man in the director's chair at all times. It
had been a deeply ingrained concept with me, that I not only had to be in charge,
but I had to be in control of any
situation. The way, in which I had been brought up,
had reinforced this drive, which must have been arbitrary (random) at
its onset (beginning),
but had turned, in
my adulthood, into a deep necessity. I was aware, beyond any
doubt, that, what was at stake, was
Infinity. Don Juan had portrayed it, as a conscious
force, that deliberately intervenes in the lives of Sorcerers. And now
it was intervening in mine.
I knew, that Infinity
was pointing out to me, through
the vivid recollection of those forgotten experiences,
the intensity and the depth of my drive for control, and thus preparing
me for something transcendental
(mystical)
to myself. I knew with frightening certainty,
that something was going to bar (nullify) any possibility of my
being in control, and that I needed, more, than anything else,
sobriety,
fluidity,
and
abandon,
in order to face the things, that I felt,
were coming to me.
Naturally,
I told all this to don
Juan, elaborating to my heart's content on my speculations and inspirational insights
about the possible significance of my
recollections. Don Juan laughed good-humoredly.
"All
this is psychological exaggeration on your part, wishful thinking," he said. "You
are, as usual, seeking explanations
with Linear Cause and
Effect. Each of your recollections becomes more
and more vivid, more and more
maddening to you, because, as I told you already,
you have entered an irreversible
process. Your true mind is emerging,
waking up from a state of
lifelong lethargy. "Infinity
is claiming you," he continued. "Whatever means it uses, to
point that out to you, cannot
have any other reason, any other cause, any other
value, than that. What you should do, however, is to be prepared for the onslaughts
of Infinity. You must
be in a state of continuously bracing yourself for a
Blow of Tremendous Magnitude. That is the sane,
sober way, in which
Sorcerers face
Infinity."
Don Juan's words
left me with a bad taste in my mouth. I
actually sensed the assault coming on me, and feared
it. Since I had spent my entire life, hiding behind some
superfluous activity, I immersed myself in work. I gave
lectures in classes, taught by my
friends in different schools in Southern California.
I wrote copiously.
I could say without exaggeration, that I threw
dozens of manuscripts into the garbage can, because
they didn't fulfill an
indispensable (necessary) requirement, that don Juan had described
to me,
as the mark of
something, that is acceptable by
Infinity.
An act, free from encroach in expectations,
fears of failure, hopes of success. Free from the cult of me;
everything I did, had to be impromptu, a work of Magic,
where I freely opened myself to
the impulses of the Infinite.
One night, I was
sitting at my desk, preparing myself for my
daily activity of writing. I felt a moment of
grogginess. I thought, that I, was feeling dizzy, because I had gotten
up
too quickly from my
mat, where
I had been doing my exercises. My
vision blurred. I saw yellow spots in front of my eyes. I thought, I was going to
faint. The fainting spell got worse. There was an
enormous red spot in front of me. I began to breathe
deeply, trying to quiet, whatever agitation was causing this visual
distortion.
I became
extraordinarily silent, to the
point, where I noticed, that I was surrounded by impenetrable darkness. The thought
crossed my mind, I had fainted. However, I could
feel the chair, my desk; I could feel everything
around me from inside the darkness, that surrounded me. Don Juan had said, that the
sorcerers of his lineage considered that, one of the most
coveted results of Inner Silence was a specific interplay of energy,
which is always heralded (announced) by
a strong emotion.
174-175
He
felt,
that my recollections were the means to agitate
me to the extreme, where I would experience this interplay. Such an
interplay manifested itself in terms of
hues, that were projected on any horizon in the world
of everyday life, be it a mountain, the sky, a wall, or simply the
palms of the hands. He
had explained, that this interplay of hues begins
with the appearance of a tenuous (slender form) brushstroke of
lavender on
the horizon. In time,
this lavender brushstroke starts to expand,
until it covers the visible horizon, like advancing
storm clouds. He assured me, that a dot of a
peculiar, rich, pomegranate red shows up, as if bursting from the lavender clouds. He stated,
that, as sorcerers become more disciplined and
experienced, the dot of
pomegranate expands and
finally explodes into thoughts or visions, or in the case of a literate
man, into
written words; sorcerers either see visions, engendered (produce,
procreate) by energy,
hear thoughts, being voiced as words, or read written
words. That night at my desk, I didn't see any
lavender brushstrokes, nor did I see any advancing clouds. I
was sure, that I didn't have the discipline, that
sorcerers require for such an interplay of energy, but I had an enormous dot of
pomegranate red in front of me. This enormous
dot, without any
preliminaries,
exploded into
disassociated words, that I read, as if they were on a sheet
of
paper, coming out of
a typewriter. The
words moved at such tremendous speed in front
of me, that it was impossible to read anything. Then I
heard a voice, describing something to me. Again, the speed of the
voice
was wrong
for my ears. The words were garbled (distort deliberately or
unintentionally), making it impossible to hear
anything, that would make sense. As if that weren't enough,
I began to see liverish scenes, like one sees
in dreams, after a heavy meal. They were baroque,
dark, ominous. I began to twirl, and I did so, until I got sick to my
stomach.
The whole
event ended there. I felt the effect of, whatever had
happened to me, in every muscle of my body. I
was exhausted. This violent intervention had made me angry and
frustrated.
I rushed to don Juan's house, to tell him about this happening. I
sensed,
that I needed his help more,
than ever.
"There's nothing
gentle about sorcerers or sorcery," don
Juan commented, after he heard my story."This was the
first time, that Infinity descended on you in such a fashion. It was
like a blitz (intense effort). It was a total takeover of your
faculties. Insofar (to such an extent), as the speed of
your visions is concerned, you, yourself, will have to
learn to adjust it. For some sorcerers, that's the job of a lifetime.
But from now on, energy
will appear to you, as if it were being projected onto
a movie screen. Whether or not you understand the
projection," he went on, "is another matter. In order to make an accurate interpretation,
you need experience.
My recommendation is, that
you shouldn't be bashful,
and you should begin now.
Read energy on the wall ! Your
true mind is emerging, and
it has nothing to do with the
mind, that is a Foreign
Installation. Let your True Mind adjust the speed. Be silent, and don't
fret (hole,
worn
spot, worry), no matter
what
happens."
"But, don Juan, is
all this possible? Can one actually read
energy, as if it were a text?" I asked, overwhelmed by
the idea.
"Of course it's
possible!" he retorted. "In your case, it's
not only possible, it's happening to you."
"But why reading
it, as if it were a text?" I insisted, but
it was a rhetorical (showy, insincere) insistence.
"It's an
affectation (pretence) on
your part," he said.
"If you read
the text, you could repeat it verbatim (word for word). However, if
you tried to be a viewer of Infinity, instead of a reader of Infinity,
you would find, that you
could not describe, whatever you were viewing, and you
would end up babbling inanities (nonsense), incapable of verbalizing, what you
witness. The same thing if you tried to hear it.
This is, of course, specific to you. Anyway, Infinity
chooses. The warrior-traveler simply acquiesces (comply passively, assent) to the choice. But above all," he added
after a calculated pause, "don't be overwhelmed
by the event, because you cannot describe it. It is
an event beyond the syntax of our language."
Journeys
Through the Dark Sea of Awareness
Wolflike
aliens - Sirians
176-177
"We can speak a little more clearly now about Inner Silence " don Juan
said. His
statement was such a
non sequitur (?), that it startled me. He had been
talking to me all afternoon about the vicissitudes
(natural change or variation),
that the Yaqui Indians had suffered after the big Yaqui wars of the
twenties, when they
were deported by
the Mexican government from their native
homeland in the state of
Sonora, in northern
Mexico,
to work in sugarcane plantations in central and southern Mexico. The Mexican government had had
problems with endemic wars with the Yaqui
Indians for years. Don Juan
told me some astounding,
poignant (touching, affecting) Yaqui stories of political intrigue and
betrayal, deprivation
and human
misery. I had the
feeling, that don Juan was setting me up for something, because
he knew,
that those stories were
my cup of tea, so to
speak. I had at that time an
exaggerated sense of social justice and fair play.
"Circumstances
around you have made it possible for you to have more
energy," he went on. "You have
started the
Recapitulation of your life; you have looked at your friends for the
first time, as if they were
in a display window;
you arrived at your breaking
point, all by yourself, driven by your own needs; you
canceled your business; and above all, you have accrued (accumulated)
enough Inner Silence. All of
these made it possible for you to make a journey
through the Dark Sea of Awareness. Meeting me, in that
town of our choice, was that journey," he
continued. "I know, that a crucial question
almost
reached the surface in you, and that, for an instant, you wondered, if
I
really came to your house. My coming to see you wasn't a dream for you.
I
was real, wasn't I?"
"You were as real,
as anything could be," I
said.
I had nearly
forgotten about
those events, but I remembered,
that it did seem strange to me, that he had found my
apartment. I had discarded my astonishment by the simple process of
assuming, that he had asked someone for my new address, although, if I
had been
pressed,
I wouldn't have been able to come up with
the identity of anyone, who would have known where I lived.
"Let us clarify
this point," he continued. "In my terms,
which are the terms of the Sorcerers of Ancient Mexico,
I was as real, as I could have been, and as such,
I actually
went to your place from my Inner Silence to tell you
about the requisite of Infinity, and to warn you, that you were about
to run out of time. And you, in turn, from your Inner Silence,
veritably
went to that town of our choice to tell me, that you had succeeded in
fulfilling the requisite of
Infinity.
In your terms, which are the terms of the
average man, it was a dream-fantasy in both instances. You had a dream-fantasy, that I
came to your place without knowing the
address, and then you had a dream-fantasy, that you
went to see me. As far, as I'm concerned, as a Sorcerer, what you
consider your dream-fantasy
of meeting me
in that town, was as real, as the two of us
talking here today."
178-179
I
confessed
to don Juan, that there was no possibility of my framing those events
in a pattern of
thought, proper to Western man. I said, that to think of
them in terms of dream-fantasy, was to create a false
category, that couldn't stand up under scrutiny, and that the only
quasi
(almost)-explanation, that
was vaguely
possible, was another aspect of his
knowledge: Dreaming.
"No, it is not
Dreaming," he said emphatically. "This is
something more direct, and more mysterious. By the
way, I have a new definition of Dreaming for you today, more in
accordance with your state
of being.
Dreaming
is the act of changing the point
of attachment with the Dark Sea of Awareness. If
you view
it in this fashion,
it's a very simple concept, and a very simple
maneuver. It takes all you have to realize it, but
it's not an impossibility, nor is it something, surrounded with
mystical
clouds. Dreaming
is a term, that has always bugged (pestered) the hell out of me," he
continued, "because it weakens a very powerful act.
It makes it sound arbitrary; it gives it
a sense of being a fantasy,
and this is the only thing it is
not. I tried to
change the term myself, but it's
too ingrained. Maybe someday you could change it
yourself, although, as with everything else in sorcery, I am afraid,
that by the time you
could actually do it, you won't give a damn about it,
because it won't make any difference, what it is called anymore."
Don
Juan had
explained at great length, during the entire
time, that I had known him, that Dreaming was an Art, discovered by the
Sorcerers of ancient Mexico, by means of which ordinary dreams were
transformed into bona-fide entrances to Other Worlds of Perception. He
advocated, in any way he could, the advent (arrival) of something, he
called Dreaming Attention, which was the capacity to pay a special kind
of Attention, or to place a special kind of Awareness on the elements
of an ordinary dream. I had followed meticulously all his
recommendations and had succeeded in commanding my The idea, that don
Juan proposed, was not to set Awareness to remain fixed on the elements
of a dream.out deliberately to have a desired dream, but to fix one's
attention on the component elements of whatever dream presented itself.
Then don Juan had showed me energetically, what the Sorcerers of
ancient Mexico considered to be the origin of Dreaming: the
displacement of the assemblage point (Perception Point). He said, that
the assemblage point was displaced very naturally during sleep, but
that to see the displacement was a bit difficult, because it required
an aggressive mood, and, that such an aggressive mood had been the
predilection (preference) of the Sorcerers of ancient Mexico. Those
Sorcerers, according to don Juan, had found all the premises of their
Sorcery by means of this mood.
"It is
a very
predatory mood," don Juan went on. "It's not
difficult at all to enter into it, because man is a
predator by nature. You could see, aggressively, anybody in this little
village, or perhaps someone
far away, while they are asleep; anyone would do for
the purpose at hand. What's important is, that you arrive at a complete sense
of indifference. You are in search of
something, and you are out to get it. You're going to
go out looking for a person, searching like a feline, like an animal of
prey,
for
someone to descend on."
Don Juan had told
me, laughing at my apparent chagrin, that
the difficulty with this technique was the mood, and
that I couldn't be passive in the Act of Seeing, for the sight was not
something to watch,
but to act upon. It might have been the power of his
suggestion, but that day, when he had told me all this, I felt astoundingly
aggressive. Every muscle of my body was filled to
the brim with energy, and in my dreaming practice I
did go after someone. I was not interested in who, that someone might
have been. I needed
someone, who was asleep, and some force I was aware
of, without being fully conscious of it, had guided
me to find that someone. I never knew, who the person
was, but while I was seeing that person, I felt don Juan's presence. It
was a
strange sensation of knowing, that someone was with me by an
undetermined sensation of proximity, that was
happening at a level of Awareness, that wasn't part of
anything, that I had ever experienced.
180-181
I could only focus my attention
on the individual at rest. I
knew, that he was a male, but I don't
know how I knew that. I knew, that he was asleep, because the
Ball of Energy, that human
beings ordinarily are, was a little bit flat; it was expanded laterally.
And then
I saw the assemblage point
(Perception Point is the brightest Point in the Luminous Ball, Point of
Sun Energy, LM) at a position different from the habitual one, which is
right behind the
shoulder blades. In this instance, it had been displaced to the right
of where it should have been,
and a bit lower. I calculated, that in this case it had moved to the
side of the ribs. Another
thing, that I noticed, was, that there was no stability to
it. It
fluctuated erratically and
then abruptly went back to its normal position. I had the clear
sensation that, obviously, my
presence, and don Juan's, had awakened
the individual. I had experienced a profusion of blurred
images right
after that, and then I woke up back in the place,
where I had started. Don
Juan had also told me all along, that
Sorcerers were divided into two groups: one group was Dreamers; the
other was Stalkers. The
Dreamers were those, who had a great facility for displacing the assemblage
point. The Stalkers were
those, who had a great facility for maintaining
the assemblage point fixed on that new position. Dreamers and Stalkers
complemented each other, and
worked in pairs, affecting one another with their given proclivities
(inclination, predesposition).
Don
Juan had assured me, that the displacement
and the fixation of the Assemblage Point could be realized at will by
means of the Sorcerers'
iron-handed discipline. He said, that the Sorcerers of his Lineage
believed, that there were at
least six hundred points (600) within the Luminous Sphere, that we are,
that when reached at will
by the Assemblage Point, can each give us a totally inclusive World;
meaning that, if our
Assemblage Point is displaced to any of those points and remains fixed
on it, we will perceive a
World as inclusive and total, as the World of everyday life, but a
different World
nevertheless. Don
Juan had further explained, that the Art of
Sorcery is to manipulate the Assemblage Point and make it change
positions at will on the Luminous
Spheres, that human beings are. The result of this
manipulation is a shift in the point of contact with
the Dark Sea of Awareness,
which brings as its concomitant (contemporary) a different bundle of
zillions of Energy Fields in the form of
Luminous Filaments, that converge on the Assemblage Point. The
consequence of new energy fields,
converging on the Assemblage Point is, that Awareness of a different
sort, than that, which is
necessary for perceiving the World of everyday life, enters into
action, turning the new Energy Fields into Sensory Data. Sensory data,
that is interpreted and
perceived as a different World,
because the Energy Fields, that engender (produce) it, are different
from the
habitual ones. He had
asserted, that an accurate definition of
Sorcery, as a practice, would be to say, that Sorcery is the
manipulation of the Assemblage Point
for purposes of changing its focal point of contact with the Dark Sea
of Awareness, thus making it
possible to perceive Other Worlds. Don
Juan had said, that the Art of the Stalkers
enters into play after the Assemblage Point has been displaced.
Maintaining the Assemblage Point
fixed in its new position assures Sorcerers, that they will perceive
whatever New World they enter
in its absolute completeness, exactly, as we do in the World of
ordinary
affairs. For the Sorcerers
of don Juan's Lineage, the World of everyday life was, but One Fold of
a
total World, consisting of
at least six hundred Folds (600 Worlds).
Don Juan went back
again to the topic under discussion: my
journeys through the Dark Sea of Awareness, and said,
that what I had done from my Inner Silence, was very similar to what is
done in Dreaming,
when one is asleep. However, when journeying through the Dark
Sea of Awareness, there was
no interruption of any
sort, caused by going to sleep, nor was there any attempt whatsoever at
controlling
one's attention,
while having a dream. The journey through
the Dark Sea of Awareness entailed
an immediate
response. There was an overpowering sensation of the here and now. Don
Juan lamented
(regret deeply)
the fact, that some idiotic sorcerers had given the name
dreaming-awake to this act of reaching the Dark Sea
of Awareness directly, making the term Dreaming
even more ridiculous.
182-183
"When you thought,
that you had the dream-fantasy of going
to that town of our choice," he continued, "you
had actually placed your Assemblage
Point directly on a specific position on the Dark Sea of Awareness, that
allows the journey. Then the Dark Sea of Awareness supplied
you with whatever was necessary,
to carry on that journey.
There's no way whatsoever to choose that place at will. Sorcerers say,
that Inner Silence selects
it unerringly. Simple, isn't it?" He explained to me
then the intricacies of choice. He said,
that choice, for warrior-travelers, was not really
the act of choosing, but rather the act of acquiescing (comply
passively, assent) elegantly to the
solicitations (agitations) of
Infinity. "Infinity
chooses,"
he said. "The art of the
warrior-traveler is to have the ability to move with the slightest insinuation, the
art of acquiescing to every command of
Infinity. For this, a warrior-traveler needs prowess (outstanding
courage, daring),
strength, and above everything else, sobriety (seriousness). All those
three, put
together, give, as a
result, elegance!" After
a moment's
pause, I went back to the subject, that
intrigued me the most.
"But it's
unbelievable, that I actually went to that town,
don Juan, in body and soul," I said.
"It is
unbelievable, but it's not unlivable," he said. "The
Universe has no limits, and the possibilities at play
in the Universe at large are indeed incommensurable (non-comparable). So don't fall prey
to the axiom, 'I
believe only what I see,' because it is the dumbest
stand, one can possibly take." Don Juan's
elucidation had been crystal clear. It made
sense, but I didn't know, where it made sense; certainly not in my daily
World of usual affairs. Don Juan assured me
then, unleashing a great
trepidation (fear) in me,
that
there
was only one way, in which Sorcerers could handle all this information:
to taste
it through experience, because the Mind was incapable of taking in
all that stimulation.
"What do you want
me to do, don Juan?" I asked.
"You
must deliberately journey through the Dark Sea of
Awareness," he replied, "but you'll never know, how this is done. Let's
say, that Inner Silence does
it, following inexplicable ways, ways, that cannot be understood, but
only
practiced."
Don Juan had me sit
down on my bed and adopt the position,
that fostered (nurtured) Inner Silence. I usually fell asleep
instantly, whenever I adopted this position. However, when I was with
don Juan, his
presence
always
made it impossible for me to fall
asleep; instead, I entered into a veritable state of complete quietude. This time, after
an instant of silence, I found myself
walking. Don Juan was guiding me by holding my arm, as
we walked. We were no longer in his house; we were
walking in a Yaqui town, I had never been in before. I knew of the town's existence; I
had been close to it many times, but I had
been made to turn around by the sheer hostility of
the people, who lived around it. It was a town, where it was nearly
impossible for a stranger
to enter. The only
non-Yaquis, who had free access
to that town, were the supervisors from the federal
bank, because of the fact, that the bank bought the crops from the
Yaqui farmers. The
endless negotiations of the Yaqui farmers revolved
around getting cash advances from the bank on the basis of a near-speculation process
about future crops. I
instantly recognized the
town from the descriptions of people, who had
been there. As if to increase my astonishment, don
Juan whispered in my ear, that we were in the Yaqui town in question.
I
wanted
to
ask him, how we had gotten there, but I couldn't articulate my words.
There were a large number of Indians talking in
argumentative tones; tempers seemed to flare. I didn't understand a
word of what,
they were saying, but the moment I conceived of the thought,
that I couldn't understand, something cleared up.
It
was very much, as if more light went into the scene. Things became very
defined and
neat, and I
understood, what the people were saying, although
I didn't know how; I didn't speak their language. The
words were definitely understandable to me, not singularly, but in
clusters, as if my Mind
could pick up whole
patterns of Thought.
184-185
I
could say
in earnest, that I got the shock of a lifetime, not so much, because I
understood, what they were
saying, but because of
the content of, what they were
saying. Those people were indeed warlike.They were
not Western men at all. Their propositions were propositions of strife,
warfare, strategy.
They were measuring their strength, their striking
resources, and lamenting (regreted deeply)
the fact,
that they had
no power
to deliver their
blows. I registered in my body the anguish of
their impotence. All, they had, were sticks and stones
to fight high-technology weapons. They mourned the fact, that they had
no leaders. They
coveted (), more, than anything else one could imagine, the
rise of some charismatic fighter, who could galvanize
them. I
heard then the voice of cynicism; one of them expressed a thought,
that seemed to devastate
everyone equally, including me, for I seemed to be an
indivisible part of them. He said, that they were defeated beyond salvation, because
if at a given moment one of them had the
charisma to rise up and rally them, he would be
betrayed, because of envy and jealousy and hurt feelings.
I wanted to
comment to don Juan, on what was happening to me, but
I couldn't voice a single word. Only don Juan could
talk.
"The Yaquis are not
unique in their pettiness," he said in
my ear. "It is a condition, in which human beings are
trapped, a condition, that is not even human, but imposed from the
outside."
I felt my mouth opening and closing involuntarily, as I tried
desperately to ask a question, that I could not even
conceive of. My mind was blank, void of thoughts. Don Juan and I were
in the middle of a
circle of people, but none of them seemed to have noticed
us. I did not record any movement, reaction, or
furtive glance, that may have indicated, that they were aware of us.
The
next instant, I found myself in a Mexican
town, built around a railroad station, a town located about a
mile and a half east of, where
don Juan lived. Don Juan and
I were in the middle of the street by the
government bank. Immediately
afterward, I saw one of the strangest sights, I had ever been witness
to
in don Juan's World.
I was
Seeing
Energy,
as it flows in the Universe, but I wasn't Seeing
human
beings, as Spherical or oblong
Blobs of Energy. The
people around me
were, in one instant, the normal human beings of
everyday life, and in the
next instant, they were Strange Creatures. It was, as if the
Ball of Energy, that
we are, were transparent; it was like a Halo
around an Insectlike Core. That Core did not
have a
primate's shape. There were no skeletal pieces, so I
wasn't Seeing
people, as if I had X-ray vision, that
went to the bone Core. At the Core of people
there were, rather, geometric shapes, made of, what seemed to
be, hard vibrations of matter. That Core was
like letters of the alphabet - a capital T seemed to be
the main structural support. An inverted thick
L was suspended in front of the T; the Greek letter
for delta, which went almost to the floor, was
at the bottom of the vertical bar of the T, and seemed to
be a support for the whole structure. On top
of the letter T, I saw a ropelike strand, perhaps an inch
in diameter; it went through the top of the Luminous Sphere, as if what
I was Seeing, were
indeed a
gigantic bead, hanging from the top like a
drooping gem. Once,
don Juan had presented to me a metaphor to
describe the energetic union of strands of human beings. He
had
said, that the Sorcerers of ancient Mexico
described those strands, as a curtain, made from beads,
strung on a string. I had taken this description
literally, and thought, that the string went through the
conglomerate of energy fields, that we are from
head to toe. The attaching string, I was Seeing, made
the round shape of the energy fields of human
beings look more like a pendant. I didn't See, however,
any other creature, being strung by the same
string. Every single creature, that I Saw, was a geometrically
patterned Being, that had a sort of string
on the upper part of its Spherical Halo. The string reminded
me immensely of the segmented wormlike
shapes, that some of us see with the eyelids half closed,
when we are in sunlight. Don
Juan and I walked in the town from one end
to the other, and I Saw literally scores of geometrically patterned
creatures. My ability to See
them was unstable in the extreme. I would See them for
an instant, and then I would
lose
sight of them and I would be faced with average people.
186
Soon,
I
became exhausted, and I could see only normal people. Don Juan said,
that it was time to go back
home, and again,
something in me lost my usual sense of
continuity. I found myself in don Juan's house
without having the slightest notion as to, how I had covered the
distance from the town to the
house. I lay down in my
bed and tried desperately to
recollect, to call back my memory, to probe the
depths of my very being for a clue, as to how I had gone to the Yaqui
town, and to the railroad
station town. I didn't believe, that they had been
dream-fantasies, because the scenes were too detailed to be anything, but real,
and yet they couldn't possibly have been
real.
"You're wasting
your time," don Juan said, laughing.
"I guarantee you, that you will
never know, how we got from the
house to the Yaqui town, and from the Yaqui
town to the railroad station, and from the railroad station to the
house. There was a break in the Continuity of Time. That is what Inner
Silence does."
He patiently
explained to me, that the interruption of that
Flow of Continuity, that makes the World understandable to us, is
Sorcery. He remarked, that I had journeyed that
day through the Dark Sea of Awareness, and
that I had Seen people, as they are,
engaged in people's business. And then I had Seen the strand of energy,
that joins specific lines of human beings. Don Juan
reiterated to me over and over, that I had witnessed something specific
and inexplicable. I had
understood, what
people were saying, without knowing
their language, and I had Seen
the strand of energy,
that connected human beings to certain
other beings, and I had selected those aspects
through an Act of Intending it. He
stressed the fact, that this Intending,
I had done, was not
something conscious or volitional;
the Intending
had been done at a deep level, and had been
ruled by necessity. I needed to become cognizant (conscious, aware) of
some of the possibilities of journeying through the Dark Sea of
Awareness, and my Inner Silence had guided Intent, a
perennial Force in the Universe, to fulfill that need.
Inorganic
Awareness
187
At a given moment in my apprenticeship, don Juan revealed to me the
complexity of his
life situation.
He had maintained, to my chagrin and
despondency (despair), that he lived in the shack in the state
of Sonora,
Mexico, because
that shack depicted my state of Awareness. I
didn't quite believe, that he really meant, that I
was so meager (barren, feeble), nor did I believe, that he had other
places to live, as he
was claiming. It turned out, that he was
right on both counts. My state of Awareness
was very meager, and he did
have other places, where
he could live, infinitely more comfortable, than the shack, where I had
first found
him. Nor was he the solitary sorcerer, that I had thought him to
be, but the leader of a group of fifteen other
warrior-travelers: ten women and five men. My surprise was gigantic,
when he took me to
his house in central Mexico, where he and his companion
Sorcerers lived. "Did
you live in
Sonora just because of me, don Juan?" I
asked him, unable to stand the responsibility, which
filled me with guilt and remorse and a sensation of
worthlessness.
188-189
"Well, I didn't actually live there," he said,
laughing. "I just met you there."
"But-but-but you
never knew, when I was coming to see you,
don Juan," I said. "I had no means to let you
know!"
"Well, if you
remember correctly," he said, "there were
many, many times, when you didn't find me. You had to
sit patiently and wait for me, for days sometimes."
"Did you fly from
here to Guaymas, don Juan?" I asked him in
earnest. I thought, that the shortest way would have
been to take a plane.
"No, I didn't fly
to Guaymas," he said with a big smile. "I
flew directly, to the shack, where you were waiting." I knew, that he was
purposefully telling me something, that
my Linear Mind could not understand or accept,
something, that was confusing me to no end. I was at the level of
awareness, in those days,
when
I asked myself incessantly a fatal
question: What if all, that don Juan says, is true? I
didn't want to ask him any more questions, because I was hopelessly
lost, trying to bridge our
two tracks of thought and action. In his new
surroundings, don Juan began painstakingly to instruct me in a more
complex facet (phase) of
his
knowledge, a facet, that required all my
attention, a facet, in which merely suspending judgment was not enough. This was the
time when I had to plummet down into the depths
of his knowledge. I had to cease to be objective, and at the
same
time I had to desist (abstein, cease doing something) from being
subjective.
One day, I was
helping don Juan clean some bamboo poles in
the back of his house. He asked me to put on some
working gloves, because, he said, the splinters of bamboo were very
sharp and
easilycaused
infections. He directed me on how to use
a knife to clean the bamboo. I became immersed in the
work. When don Juan began to talk to me, I had to stop working, in
order
to pay attention. He
told me, that I had worked long enough, and that we
should go into the house.
He asked me to sit down in
a very comfortable armchair in
his spacious, almost empty living room. He gave me some nuts,
dried apricots, and slices of
cheese, neatly arranged on a plate. I protested, that I wanted
to finish cleaning the bamboo. I didn't want to eat. But he
didn't pay attention to me. He recommended, that I
nibble slowly and carefully, for I would need a steady supply of food,
in order to be alert and attentive, to what he was going to tell me.
"You
already know," he began, "that there exists in the
Universe a perennial Force, which the Sorcerers of
ancient Mexico called the Dark Sea of Awareness. While they were at the
maximum of
their perceiving power, they Saw
something, that made
them shake in their pantaloonies, if they were wearing
any. They Saw,
that the Dark Sea of Awareness is responsible not only for the
Awareness
of Organisms, but also for the
Awareness of Entities, that don't have an Organism (means invisible to us,
LM)."
"What
is this, don Juan, Beings without an Organism, that
have Awareness?" I asked, astonished, for he had
never mentioned such an idea before.
"The
old shamans discovered, that the entire
Universe is composed of Twin Forces," he began, "Forces, that
are at the same time opposed
and complementary to each other. It is inescapable, that our World is a
Twin World. Its opposite
and complementary World is one populated by Beings, that have
Awareness, but not an Organism. For
this reason, the old shamans called them Inorganic Beings."
"And where is this World, don
Juan?" I asked, munching unconsciously on a piece of dried
apricot.
"Here, where you and I are
sitting," he replied matter-of-factly, but laughing
outright at my
nervousness. "I told you, that
it's our Twin
World, so it's intimately related to us. The Sorcerers of ancient
Mexico
didn't think, like you do, in terms of Space
and Time. They thought exclusively in terms of Awareness. Two types of
Awareness coexist without
ever impinging (collide, trespass) on each other, because each type is
entirely different
from the other. The old
shamans faced this problem of coexistence without
concerning themselves
with Time and
Space.
190-191
They reasoned, that the degree
of Awareness of Organic Beings and
the degree
of
Awareness of
Inorganic Beings were so different, that both could coexist with the
most minimal
interference."
"Can we perceive those Inorganic
Beings, don Juan?" I asked.
"We certainly can," he replied. "Sorcerers
do
it at will. Average people do it, but they
don't realize, that they're doing it, because they are
not conscious of the existence of a Twin
World. When they think of a Twin World, they enter into
all kinds of mental
masturbation, but it has never occurred to
them, that their fantasies have their origin in a
subliminal knowledge, that all of us have: that we are not alone." I was riveted by don
Juan's words. Suddenly, I had become
voraciously hungry. There was
an
emptiness in the pit of my stomach. All I could do
was to listen as carefully, as I could, and eat. "The
difficulty
with your facing things in terms of Time and
Space," he continued, "is, that you
only notice,
if
something has landed in the space and time at your
disposal, which is very limited. Sorcerers, on the other hand, have a
vast field, on which they can
notice, if something extraneous has landed. Lots of Entities from the
Universe at large, Entities,
that possess Awareness, but not an Organism, land in the Field
of
Awareness of our World, or the Field of Awareness
of its Twin World, without an average human being ever
noticing them. The Entities, that land on our
Field of Awareness, or the Field of Awareness of our Twin
World,
belong to Other Worlds, that exist besides
our World and its Twin. The Universe at large is crammed to
the brim with Worlds of Awareness,
Organic and Inorganic."
Don
Juan continued talking and said, that those
Sorcerers knew, when Inorganic Awareness from Other Worlds, besides our
Twin World, had landed in
their Field of Awareness. He said, that, as every human being on this
Earth would do, those shamans
made endless classifications of different types of this Energy, that
has Awareness. They knew them by the general term - Inorganic Beings.
"Do
those
Inorganic Beings have life like we have life?" I asked.
"If you think, that life is to be aware, then they do
have life," he said. "I suppose, it would be accurate to say, that if
life can be measured by the Intensity, the sharpness, the duration of
that
Awareness, I can sincerely say, that they are more
alive, than you and I."
"Do those Inorganic Beings die, don Juan?" I asked. Don Juan chuckled
for a moment, before he answered. "If you call death the termination of
Awareness, yes,
they die. Their Awareness ends. Their
death is rather like the death of a human being, and at the same time,
it isn't, because the death of human beings has a hidden option. It is
something
like a clause in a legal document, a clause, that is
written in tiny letters, that you can barely see. You have to use a
magnifying glass to read it,
and yet it's the most important clause of the
document."
"What's the hidden option, don Juan?"
"Death's
hidden
option is exclusively for Sorcerers. They
are the only ones, who have, to my knowledge, read the
fine print. For them, the option is pertinent (relevant) and
functional. For
average human beings, death means the termination of their
Awareness, the end of their
Organisms. For the Inorganic Beings, death means the
same: the end of their Awareness. In both cases, the impact of death is
the Act of Being, Sucked into the Dark Sea of
Awareness.
(Individual
Human Awareness and Experiences are also
joining their individual Higher Selves! LM).
Their individual Awareness, loaded with
their
life experiences,
breaks its boundaries, and
Awareness, as Energy, spills out into the Dark Sea of Awareness."
"But
what is death's hidden option, that is picked up only
by Sorcerers, don Juan?" I asked.
"For
a
Sorcerer, death is a unifying factor. Instead of
disintegrating the Organism, as is ordinarily the case,
death unifies it."
"How can death unify anything?" I protested.
"Death for a Sorcerer," he said,
"terminates the
reign of individual moods in the body. The Old Sorcerers believed, it
was the dominion of
the different parts of the body, that ruled the moods and
the actions of the total body; parts, that become
dysfunctional, drag
the rest of the body to chaos,
such as, for instance, when you yourself get sick
from eating junk.
In that case, the mood of your stomach affects everything else. Death
eradicates the
domination of those individual parts. It unifies their
Awareness into One Single Unit."
192-193
"Do you mean, that
after they die, Sorcerers are still
aware?" I asked.
"For
Sorcerers,
death is an Act of Unification, that employs
every bit of their Energy. You are thinking of death,
as a corpse in front of you, a body, on which decay has settled. For
Sorcerers, when the Act
of Unification takes place, there is no corpse. There
is no decay. Their bodies in their entirety have been turned
into
Energy, Energy possessing Awareness, that is not fragmented.
The boundaries, that are set up by the Organism,
boundaries, which are broken down by death, are still
functioning
in the case of Sorcerers, although they are no longer visible to the
naked eye. I know, that you are dying to ask me," he continued with a
broad smile,
"if whatever, I'm describing, is the Soul,
that goes to hell or heaven. No, it is not the Soul. What happens to
Sorcerers, when they
pick up that hidden option of death, is, that THEY TURN INTO
INORGANIC BEINGS, very specialized, high-speed Inorganic
Beings, Beings capable of stupendous maneuvers
of Perception.
Sorcerers enter then into, what the
shamans of ancient Mexico called, their Definitive Journey. Infinity
becomes their Realm of Action."
"Do
you
mean by this, don Juan, that they become
eternal?"
"My
sobriety, as a
Sorcerer, tells me," he said, "that their
Awareness will terminate, the way Inorganic Beings'
Awareness terminates, but I haven't seen this happen. I have no
firsthand knowledge of it.
The Old Sorcerers believed, that the Awareness of
this type of Inorganic Being would last as long, as the
Earth is
alive. The Earth is their Matrix. As long, as this Matrix prevails (be
in force, in use, in effect), their
Awareness continues. To me, this is a most reasonable
statement."
The continuity and order of don Juan's explanation had been,
for me, superb. I had no way whatsoever, in which to
contribute. He left me with a sensation of mystery and unvoiced
expectations to
be fulfilled.
On my next visit to don Juan, I began my conversation by asking him
eagerly a question, that
was foremost in my mind:
"Is there a possibility,
don Juan, that ghosts and apparitions really
exist?"
"Whatever you may
call a ghost or an apparition," he said,
"when it is scrutinized by a Sorcerer, boils down to
one issue. It is possible, that any of those ghostlike Apparitions may
be a conglomeration
of Energy Fields, that have Awareness, and which we
turn into things, we know. If that's the case, then the Apparitions have Energy.
Sorcerers call them energy-generating
configurations. Or, if No Energy emanates from them,
in this case they are Phantasmagorical Creations, usually of a very
strong
person,
strong in terms of Awareness. One story, that intrigued
me immensely," don Juan continued, "was the
story you told me once about your aunt. Do you
remember it?"
I had told don
Juan, that when I was fourteen years old, I
had gone to live in my father's sister's house. She
lived in a gigantic house, that had three patios with living
accommodations in between each
of them: bedrooms, living rooms, etc. The first patio was very austere
(sombre, severe/stern in appearance/disposition),
cobblestoned. They told me, that it was a colonial house and
this first patio was, where horse-drawn
carriages had gone in. The second patio was a
beautiful orchard zigzagged by brick lanes of Moorish design and filled
with fruit trees. The
third patio was covered
with flower pots hanging from the
eaves of the roof, birds in cages, and a colonial-style fountain in
the middle of it with running water, as well,
as a large area, fenced with chicken wire, set aside
for my aunt's prized fighting cocks, her predilection (preference)
in
life. My aunt made
available to
me a whole apartment right in front of the
fruit orchard. I thought, I was going to have the time
of my life there. I could eat all the fruit, that I wanted. Noone else
in the household
touched the fruit of any
of those trees, for reasons, that were never revealed to me.
194-195
The household was composed of my aunt, a tall,
round-faced chubby lady in her fifties, very jovial, a great raconteur (one, who retells
stories/anecdotes with skill and wit), and
full of eccentricities, that she hid behind a formal facade and the
appearance of devout
Catholicism. There was a
butler, a tall, imposing (grand,
impressive) man in his early forties, who had been a
sergeant-major in
the army and had been
lured out of the service to occupy the
better-paid position of butler, bodyguard, and
all-around man in my aunt's house. His wife, a beautiful young woman,
was my
aunt's
companion,
cook, and confidante. The couple
also had a daughter, a chubby little girl, who looked exactly like my aunt. The
likeness was so strong, that my aunt had
adopted her legally.
Those four were the
quietest
people, I had ever met. They lived a very sedate life, punctuated only
by the
eccentricities of my aunt, who, on the spur of the moment, would
decide to take trips,
or buy
promising new
fighting cocks, train them, and actually have
serious contests, in which enormous sums of money
were involved. She tended her fighting cocks with loving care,
sometimes all day long.
She
wore
thick leather gloves and stiff leather
leggings to keep the fighting cocks from spurring her. I spent two
stupendous months, living in my aunt's house. She
taught me music in the afternoons, and told me
endless stories about my family's ancestors. My living situation was
ideal for me, because I
used to go out with my
friends and didn't have to report the
time, I came back, to anybody. Sometimes, I used to
spend hours without falling asleep, lying on my bed. I used to keep my
window open to let
the smell of orange blossoms fill my room. Whenever I
was lying there awake, I would hear someone walking
down a long corridor, that ran the length of the whole property on the
north side, joining
all the patios of the house. This corridor had
beautiful arches and a tiled floor. There were four light
bulbs of
minimal voltage, that dimly illuminated the corridor, lights, that
were turned on at six o'clock every evening and
turned off at six in the morning. I asked my aunt, if anyone walked at
night and stopped at my window, because, whoever was
walking, always stopped by my window, turned
around, and walked back again, toward the main
entrance of the house.
"Don't trouble
yourself with nonsense, dear," my aunt said,
smiling. "It's probably my butler, making his rounds.
Big deal! Were you frightened?"
"No, I was not
frightened," I said, "I just got curious,
because your butler walks up to my room every night.
Sometimes his steps wake me up." She discarded my
inquiry in a matter-of-fact fashion, saying,
that the butler had been a military man and was
habituated to making his rounds, as a sentry (guard) would. I accepted
her
explanation. One
day, I mentioned to the
butler, that his steps were just too loud,
and asked if he would make his rounds by my window
with a little more care, so as to let me sleep.
"I don't know what
you're talking about!" he said in a gruff
(harsh) voice.
"My aunt told me,
that you make your rounds at night," I
said.
"I never do such a
thing!" he said, his eyes flaring with
disgust.
"But who walks by
my window then?"
"Nobody walks by
your window. You're imagining things. Just
go back to sleep. Don't go around, stirring things up.
I'm telling you this for your own good."
Nothing could have
been worse for me in those years, than
someone telling me, that they were doing something
for my own good. That night, as soon, as I began to hear the footsteps,
I got out of my bed and
stood behind the wall,
that led to the entrance of my
apartment. When I calculated, that, whoever was walking,
was by the second bulb, I just stuck my head out to look down the
corridor. The steps
stopped abruptly, but
there was noone in sight. The dimly
illuminated corridor was deserted. If somebody had
been walking there, they wouldn't have had time to hide, because there
was no place to
hide. There were only bare walls. My fright was so immense,
that I woke up the whole household, screaming
my head off.
196-197
My aunt and her butler tried to calm me down by
telling me, that I was imagining all that, but my agitation was so intense, that both of
them sheepishly confessed in the end, that
something, which was unknown to them, walked in that
house every night.
Don Juan had said,
that it was almost surely my aunt, who
walked at night; that is to say, some aspect of her
Awareness, over which she had no volitional control. He believed, that
this phenomenon
obeyed a sense of playfulness or mystery, that she
cultivated. Don Juan was sure, that it was not a
far-fetched idea, that my aunt, at a subliminal level, was not only
making all
those noises
happen, but that she was capable of much
more complex manipulations of Awareness. Don Juan had
also said, that to be completely fair, he had to admit the possibility,
that the steps were
the product of Inorganic Awareness.
The
Return Trip
263
I was vaguly aware of the loud noise of a motor, that seemed to be
racing in a stationary
position. I thought, that the attendants were fixing
a car in the parking lot at the back of the building, where I
had my
office/apartment. The noise became so intense, that it finally caused
me to wake up. I silently
cursed the boys, who ran
the
parking lot for fixing their car right under my bedroom window. I
was hot,
sweaty, and tired.
I sat up on
the edge of my bed, then had the
most painful cramps in my calves. I rubbed them for a
moment. They seemed to have contracted so tightly, that I was
afraid,
that I would
have horrendous bruises (Cramps
are created by the alternate current from Inorganic Beings! LM).
I automatically headed for the
bathroom to look for some liniment (medical fluid for stiffness). I
couldn't walk.
I was dizzy. I fell down, something, that had never happened to me
before. When I had
regained a
minimum of control, I noticed, that I
wasn't worried at all about the cramps in my calves. I had always been a near
hypochondriac. An unusual pain in my calves, such as
the one I was having now, would ordinarily have
thrown me into a chaotic state of anxiety. I went
then to the window to close it, although I couldn't hear the noise
anymore. I realized, that
the window was locked and, that it was dark
outside.
264-265
It was night ! The room was stuffy. I opened the windows. I couldn't
understand, why I had closed them. The night air was
cool and fresh. The parking lot was empty. It occurred
to me, that the noise must have been made by a car, accelerating in the
alley between
the parking lot and my building. I thought nothing of it
anymore, and went to my bed to go back to sleep, I
lay across it with my feet on the floor. I wanted to sleep in this
fashion to help the circulation
in my calves,
which were very sore, but I wasn't
sure, whether it would have been better to keep them
down or perhaps lift them up on a pillow. As I was
beginning to rest comfortably and fall asleep again, a thought came to
my mind with
such ferocious
force, that it made me stand up in one
single reflex. I had jumped into an abyss in Mexico !
The next thought,
that I had, was a quasi-logical deduction.
Since I had jumped into the abyss deliberately, in
order to die, I must now be a ghost. How strange,
I thought, that I
should return, in ghostlike
form, to my
office/apartment on the corner of
Westwood and Wilshire in Los Angeles, after I had
died. No wonder my feelings were not the same. But, if I were a ghost,
I
reasoned, why would
I have felt the blast of fresh air on my face, or the
pain in my calves?
I touched the
sheets of my bed; they felt real to me. So did
its metal frame. I went to the bathroom. I looked at
myself in the mirror. By the looks of me, I could easily have been a
ghost.
I looked like
hell. My eyes were sunken, with huge black circles
under them. I was dehydrated, or dead. In an automatic reaction, I drank water
straight from the tap.
I could actually swallow
it. I drank gulp after gulp, as if I hadn't drunk
water for days. I felt my deep inhalations. I was alive! My god, I was
alive! I knew it beyond the shadow of a doubt, but I wasn't
elated, as I should have been. A most unusual thought
crossed my mind then: I had died and revived before. I was accustomed
to it;
it
meant nothing to me. The vividness of the thought, however, made it
into a quasi-memory. It was a quasi-memory, that didn't stem
from
situations, in which
my life had been
endangered. It was something quite different from that. It was, rather,
a vague
knowledge of something, that had never happened and had no reason
whatsoever to be in my
thoughts. There was
no doubt in my
mind, that I had jumped into an abyss in
Mexico. I was now in my
apartment in Los Angeles,
over
three thousand miles, from where I had jumped, with no
recollection, whatsoever,
of having made
the return trip. In an automatic fashion, I
ran the water in the tub and sat in it. I didn't feel
the warmth of the water; I was chilled to the bone.
Don Juan had taught
me, that at moments
of crisis, such as this one, one must use running water, as a cleansing
factor.
I
remembered this and got under the shower. I let the
warm water run over my body for perhaps over an hour. I wanted to think calmly
and rationally, about what was happening to me,
but I couldn't. Thoughts
seemed to have been erased
from my mind. I was thoughtless, yet I was filled to capacity with sensations, that came to
my
whole body in barrages (bombardment), that I was incapable
of examining. All, I was able to do, was, to feel their
onslaughts and let them go through me. The only conscious choice, I
made,
was to
get dressed and leave. I went to eat breakfast, something I always
did at any time of the day or night, at Ship's
Restaurant on Wilshire, a block away from my office/apartment. I had walked from my office
to Ship's so many times, that I knew every
step of the way. The same walk
this time was a
novelty
for me. I didn't feel my steps. It was, as if I had a cushion under my
feet, or
as if the sidewalk were carpeted. I practically glided. I was
suddenly at the door of the restaurant, after
what I thought might have been only two or three steps. I knew, that I
could swallow
food, because
I had drunk water
in my
apartment.
I also knew, that I could talk, because I had cleared
my throat
and cursed, while the water ran on me. I walked into the
restaurant, as I had always done. I sat at the counter
and a waitress, who knew me came to me.
266
"You don't look too good today, dear," she said. "Do you have the flu?"
"No," I replied,
trying to sound cheerful. "I've been
working too hard. I've been up for twenty-four hours
straight, writing a paper for a class. By the way, what day is today?"
She looked at her
watch and gave me the date, explaining,
that she had a special watch, that was a calendar,
too, a gift from her daughter. She also gave me the time: 3:15
A.M. I
ordered steak and eggs, hash browned potatoes, and buttered white
toast. When she went away to fill my order, another
wave of horror flooded my mind: Had it been only an illusion, that I
had jumped into that
abyss in Mexico, at twilight the previous day? But even
if the jump had been only an illusion, how could I
have returned to L.A. from such a remote place only ten hours later?
Had I slept for ten hours?
Or was it, that it
had taken ten hours for me to fly,
slide, float, or whatever to Los Angeles? To have
traveled by conventional means to Los Angeles from the place, where I
had jumped into the
abyss, was
out of the question,
since it
would have taken two days just to travel to Mexico City from
the place,
where I had jumped. Another
strange thought
emerged in my mind. It had the same clarity of
my quasi-memory of having
died and revived before,
and
the same quality of being totally foreign to me: My continuity was
now broken
beyond repair. I had really died, one way or another, at the
bottom of that gully. It was impossible to comprehend
my being alive, having breakfast at Ship's. It was impossible for me to
look back
into my past and see the uninterrupted line of continuous events,
that all of us see, when we look into the past. The only explanation,
available to me, was, that I had
followed
don Juan's directives; I had moved my Assemblage
Point to a
position, that prevented my death, and from my
Inner Silence I had made the return journey to L.A.
There was no other rationale for me to hold on to. For the
first time ever, this line of thought was
thoroughly acceptable to me, and thoroughly satisfactory.
267
It didn't
really explain anything,
but it certainly pointed out a
pragmatic procedure, that I had tested before in
a mild form, when I met don Juan in that
town of our choice, and this thought seemed to put
all my being at ease.
Vivid thoughts began to
emerge in my mind. They had the
unique quality of clarifying issues. The first one, that
erupted, had to do with
something, that had plagued me all along. Don Juan had described it,
as a
common occurrence among male Sorcerers: my incapacity to remember
events, that had transpired,
while I was in states of
Heightened Awareness. Don Juan had explained
Heightened Awareness, as a minute displacement of my Assemblage Point, which I achieved, every
time I saw him, by actually pushing forcefully
on my back. He helped me,
with such displacements,
to
engage energy fields, that were ordinarily peripheral to my Awareness.
In other
words, the energy fields, that were usually on the edge of my
Assemblage Point, became central to it during that
displacement. A displacement of this nature had two consequences for
me: an
extraordinary
keenness of thought and perception, and the incapacity to
remember, once I was back in my normal state of
Awareness, what had transpired, while I had been in that other state. My relationship
with my cohorts had been an example of both
of these consequences. I had cohorts, don Juan's
other apprentices, companions for my Definitive Journey. I interacted
with them only in Heightened
Awareness. The
clarity and scope of our
interaction was supreme. The drawback for me was,
that in my daily life they were only poignant (touching, affecting) quasi-memories, that
drove me to desperation
with anxiety and expectations. I could say, that I
lived my normal life on the perennial lookout for somebody, who was going to
appear all of a sudden in front of me,
perhaps emerging from an office building, perhaps
turning a corner and bumping into me. Wherever I went, my eyes darted everywhere, ceaselessly and
involuntarily, looking for people, who
didn't exist and yet existed like noone else. While I sat at Ship's that
morning, everything, that had
happened to me in Heightened Awareness, to the most
minute detail, in all the years with don Juan, became again a
continuous memory
without
interruption.
268
Don
Juan had
lamented (regreted deeply), that a male Sorcerer, who is the Nagual,
perforce (by necessity, willy-nilly) had to be fragmented,
because of the bulk of his energetic mass. He
said, that each fragment lived a specific range of a total scope of
activity, and the events, that
he experienced in each fragment, had to be joined someday to give a
complete, conscious picture of
everything, that had taken place in his total life. Looking into my
eyes, he had told me, that that
unification takes years to accomplish, and that he had been told of
cases of Naguals, who never
reached the total scope of their activities in a conscious manner and
lived
fragmented.
What I experienced,
that morning at Ship's, was beyond
anything, I could have imagined in my wildest fantasies. Don Juan had
said to me time after time, that the World of
Sorcerers was not an immutable (not susceptable to changes) World,
where the word
is final, unchanging, but that it's a world of eternal fluctuation,
where nothing
should be taken for granted. The jump into the abyss had
modified my cognition so drastically, that it allowed
now the entrance of possibilities both portentous (ominous, foreboding)
and indescribable.
But anything, that I could
have said about the unification
of my cognitive fragments, would have paled in
comparison to the reality of it. That fateful morning at Ship's I
experienced something
infinitely more potent, than I did the day, that I
saw Energy, as it Flows in the Universe, for the first time, the
day, that
I ended up in the bed
of my office/apartment, after having been on
the campus of UCLA, without
actually going home in the
fashion my cognitive system demanded, in order for the whole event to
be real.
In Ship's, I integrated all the fragments of my Being. I had acted
in each one of them with perfect certainty and
consistency, and yet I had had no idea, that I had done that. I was, in
essence, a gigantic
puzzle, and to fit each
piece of that puzzle into place,
produced an effect, that had no name. I sat at the
counter at Ship's, perspiring profusely, pondering uselessly, and
obsessively asking questions,
that couldn't
be answered.
269
How could all this be possible? How could I have been fragmented in
such a fashion? Who are
we really? Certainly,
not the people, all of us have been
led to believe, we are. I had memories of events, that
had never happened, as far, as some core of myself was concerned. I
couldn't even
weep. "A
Sorcerer weeps,
when he is fragmented," don Juan had said
to me once. "When he's complete, he's taken by a
shiver, that has the potential, because it is so intense, of ending his
life."
I was experiencing
such a shiver! I doubted, that I would
ever meet my cohorts again. It appeared to me, that
all of them had left with don Juan. I was alone. I wanted to think
about it, to mourn my loss,
to plunge into a satisfying sadness, the way I had
always done. I couldn't. There was nothing to mourn, nothing to feel sad about.
Nothing mattered. All of us were
Warrior-Travelers, and all of us had been swallowed
by Infinity. All along, I had listened to don Juan
talk about the Warrior-Traveler.
I had liked the description immensely, and I
had identified with it on a purely emotional basis. Yet I had never
felt, what he really meant
by that, regardless
of how many times he had explained
his meaning to me. That night, at the counter of Ship's, I knew
what don Juan had been talking
about. I was a Warrior-Traveler. Only energetic facts
were meaningful for me. All the rest were trimmings, that had no
importance at all.
That night, while I sat waiting for my food, another vivid
thought erupted in my mind. I felt a wave of empathy,
a wave of identification with don Juan's premises. I had finally
reached the goal of his teachings:
I was one with
him,
as I had never been before.
It had never been the case, that I was just fighting don Juan or his
concepts, which were revolutionary
for me, because they didn't fulfill the linearity of
my thoughts, as a Western man. Rather, it was, that don Juan's
precision,
in presenting his concepts,
had always scared
me half to death. His efficiency
had appeared to be dogmatism. It was that appearance,
that had forced me to seek elucidations, and had made me act, all
along, as if I had been
a reluctant believer.
270
Yes, I had jumped into an abyss, I said to myself, and I didn't die,
because, before I reached the
bottom of that gully, I let the Dark Sea of Awareness
swallow me.
I surrendered to it, without fears or regrets. And that Dark Sea had
supplied me with whatever was necessary for me not
to die, but to end up in my bed in L.A. This
explanation would have explained nothing to me two days before. At
three in the morning,
in Ship's, it
meant everything to me. I banged my hand on the
table, as if
I were alone in the room. People
looked at me and smiled knowingly.
I didn't care.
My
mind was focused on an insoluble dilemma: I was alive despite the fact, that
I had jumped into an
abyss, in order to die ten hours before. I
knew, that such a dilemma could never be resolved. My
normal cognition required a linear explanation, in order to be
satisfied, and linear
explanations were not possible. That was the crux (critical point) of the
interruption of continuity. Don Juan had said, that
that interruption was Sorcery. I knew this now, as clearly, as I was
capable of. How right don
Juan had been, when he
had said, that, in order for me to
stay behind,
I needed all my strength, all my
forbearance, and above all, a Warrior-Traveler's guts of steel. I wanted to think about
don Juan, but I couldn't. Besides, I
didn't care about don Juan. There seemed to be a
giant barrier between us. I truly believed at that moment, that the
foreign thought, that had
been insinuating itself to me, since I had woken up,
was true:
I
was someone else. An exchange had taken place
at the moment of my
jump. Otherwise, I would have relished the
thought of don Juan; I would have longed for him. I
would have even felt a twinge of resentment, because he hadn't taken me
with him.
That would have been my normal self. I truthfully wasn't the same.
This thought gained momentum, until it invaded
all my
Being. Any residue of my old self, that I may have retained,
vanished then. A new
mood took
over. I was alone!
Don Juan had left me inside a dream, as his agent
provocateur (causing curiosity).
I felt
my body begin to lose its rigidity; it became
flexible, by degrees, until I could breathe deeply and freely.
271
I laughed out loud. I didn't care, that people were staring
at me and weren't smiling this
time. I was alone, and there was nothing, I could have
done about it! I
had the physical sensation of
actually entering into a passageway, a passageway, that had a force
of its
own. It pulled me in. It was a silent passageway. Don Juan was that
passageway, quiet and immense.
This was the first
time
ever, that I felt, that don Juan was void of physicality. There was
no room
for sentimentality or longing. I couldn't possibly have
missed him, because he was there, as a depersonalized emotion,
that lured me in. The
passageway challenged
me. I had a sensation of ebullience, ease.
Yes, I could travel that
passageway, alone or in
company, perhaps forever. And to do this was not an imposition for me,
nor was
it a pleasure. It was more, than the beginning of the Definitive
Journey, the unavoidable fate of a Warrior-Traveler,
it was the beginning of a new era. I should have been weeping with the
realization,
that I had found that passageway, but I
wasn't. I was facing Infinity at Ship's! How extraordinary! I
felt a
chill on my back. I heard don Juan's voice saying, that the Universe
was indeed unfathomable.
At that moment, the
back door of the restaurant, the one,
that led to the parking lot, opened and a strange
character entered: a man perhaps in his early forties, disheveled
(untidy, unkempt) and
emaciated (very skinny), but with
rather handsome features. I had seen him for years
roaming around UCLA, mingling (mixing) with the students. Someone had told me, that
he was an outpatient of the nearby Veterans'
Hospital. He seemed to be
mentally unbalanced. I had
seen him time after time at Ship's, huddled over a cup of coffee,
always at the same
end of the
counter. I had also seen, how he waited outside,
looking through the window,
watching for his favorite
stool to become vacant, if someone was sitting there. When he entered the
restaurant, he sat at his usual place, and then he
looked at me. Our eyes met. The next thing I knew, he
had let out a formidable scream, that chilled me, and everyone present,
to the bone.
272
Everyone looked at me, wide-eyed, some of them with unchewed food in
their mouths.
Obviously, they thought, I had screamed. I had set up the
precedents by banging the counter and then laughing
out loud. The man jumped off his stool and ran out of the restaurant,
turning back to stare
at me while, with his hands, he made agitated
gestures over his head. I
succumbed to an
impulsive urge and ran after the man. I
wanted him to tell me, what he had seen in me, that had
made him scream. I overtook him in the parking lot and asked him to
tell me, why he had screamed.
He covered his
eyes and screamed again, even
louder. He was like a child, frightened by a nightmare, screaming at the
top of his lungs. I left him and went back
to the restaurant.
"What happened to
you, dear?" the waitress asked with a
concerned look. "I thought you ran out on me."
"I just went to see
a friend," I said.
The waitress looked
at me and made a gesture of mock
annoyance and surprise. "Is
that guy your
friend?" she asked.
"The only friend I
have in the world," I said, and that was
the truth, if I could define "friend" as someone, who Sees through the
veneer, that covers you and knows, where you really
come from.